"Романа не обижай!" Директора, говоришь, нет? Ну, пусть заместитель.- И он,
тяжело дыша, пошел дальше по коридору.
Вскоре я вспомнил эту встречу.
- Романа, вахтера нашего, знаешь?- спросил меня маленький лысоватый водитель
во время очередной поездки в аэропорт за животными.
- Знаю, видел недавно.
- Ну удивил он меня! Встречает у проходной и просит: "Можно я у тебя дома
двадцать третьего февраля посижу?" Я сначала подумал: отметить со мной
хочет? Так он непьющий. Ни капли. Стал спрашивать: что такое? Роман сначала
отмалчивался, а потом рассказал, что на днях он в дирекцию ходил...
- В воскресенье,- подсказал я.
- Наверно. И там заместитель директора предупредил его: "Двадцать третьего
февраля будьте, Роман, осторожней - в Москву приезжают семьсот тысяч
боевиков "Памяти". Будут устраивать еврейские погромы". Роман-то у нас
еврей. Вот он у меня и решил спасаться. "Я тебе совсем не помешаю,- просит,-
посижу где-нибудь в уголке, книжку почитаю". "Приходи,- говорю,- только зря
опасаешься, вздор тебе какой-то сказали, никто вас, евреев, бить не
собирается". Уж у меня какие только знакомые ни есть, ну ни от кого я этого
не слышал, чтобы идти и громить! А тот все свое: "Ну, можно я у тебя
посижу?" "Приходи, сиди, я же не отказываю. Только, если так боишься,
уезжать тебе надо. Родственники-то, наверно, есть за границей?" Головой
кивает: брат у него в Америке. "Вот и езжай к нему". "Не могу,- отвечает,- я
слово директору дал. Он меня похоронить обещал". "Не понял?!" Оказывается,
когда Роман пришел на работу устраиваться, директор его спросил: "Уезжать из
страны не собираешься?" Это еще до перестройки было. "Да нет, пока не
собираюсь". "Пока - не годится,- говорит директор.- За тебя с меня спросят.
Или обещаешь, что не уедешь, или не работаешь. Или слово, или работа".
Роман: "Но я же здесь совсем один остаюсь. Похоронить некому будет!"
Директор ему и говорит: "Не бойся. Умрешь - похороню". Тогда Роман и
пообещал: "Не уеду". Слово дал. "Чудак ты,- говорю Роману,- это же когда
было? При советской власти. Сейчас директора твое слово не колышет. Да если
бы у меня брат в Америке был - я бы и секунды не думал. Езжай!" А Роман все
свое: "Нет-нет, я слово дал!"
- Ну и что, приходил он к тебе на двадцать третье?- спросил я.
- Пришел. Действительно, с книжкой. "Я посижу?" "Сиди сколько хочешь".
"Нет-нет, я до вечера только". "Чай попьешь?" Отказывается: "Зачем на меня
тратиться?" Да чем тратиться? Чаем? Еле заставил стакан чая выпить. А пока
он у меня был, я его спросил: "Имя-то у тебя почему такое? Вроде у евреев
Романов не бывает". Оказывается, и не Роман он вовсе, а Абрам. По-новому его
на работе называть стали: "Давай мы тебя Романом звать будем! Нам
привычнее..." Он и не отказался: Роман - безопаснее.
Так весь день у меня и просидел. С книжкой. А вечером поднялся и уходить
собирается. "Странный ты,- говорю,- вечером же еще опасней ходить. Оставайся
ночевать, раз уж так". Отказался: "Я боюсь надолго квартиру одну оставлять".
И ушел. Ой, чудной!
В последний раз я услышал о Романе через полгода. Водитель автобуса, на
котором мы везли в зоопарк снежных барсов, сказал:
- А я вчера ездил Романа хоронить, вахтером у нас работал.
- Его убили?!- вырвалось у меня.
- Романа? Что ты! Своей смертью умер. С сердцем у него плохо было. Директор
похороны оплатил. И мой автобус дал, на кладбище отвезти. "Я обещал",-
говорит.
- Так, значит, своей смертью умер?- переспросил я водителя.
- Ну да, конечно.
Но я только покачал головой. Я-то знал, что Романа убили. Его убили
приехавшие в Москву семьсот тысяч боевиков.
О любви к животным
За стеклом террариума, свернувшись кольцами, спит гигантская змея. Анаконда.
Возле нее сидит кролик. Он дрожит. Бежать ему некуда, вокруг стекло. В
террариуме жарко, очень жарко, а кролик дрожит.
Я видел этого кролика своими глазами, когда зашел в герпетологию (змеюшник).
Вот кольца начинают шевелиться. Скоро змея проснется. Она обовьется вокруг
кролика и медленно его задушит. Медленно - чтобы не поломать кролику кости,
их острые края могут поранить змее кишечник. Задушит и заглотнет.
Время от времени снаружи к стеклу приближались внимательные глаза
зоопарковцев-герпетологов: как там дела?
Кролик все так же сидел спиной к змее, не поворачивался. (Если не ви-
дишь - ее нет?) И дрожал.
Герпетологи бросили кролика живым на съедение анаконде вовсе не потому, что
они садисты. Просто ни у кого из них не поднялась рука убить живое существо.
После герпетологии я пошел к себе. Длинная кишка коридора, по бокам комнаты
сотрудников. В одной из них собрался народ: пьют чай и слушают рассказы
Сашки-сторожила. Его в этот день потянуло на воспоминания. Я налил себе чая
и присоединился к слушателям.
- Вон баба Даша идет,- говорил Сашка, кивая на улицу. Снаружи мимо нашего
окна прошла седая женщина с крупной фигурой и по-мужски широкими плечами.-
Если она какое животное невзлюбила - ему не жить,- продолжал Сашка.- Это
всем известно. Помню, в зоопарке чернобурых лисиц разводили, и одна лисица
бабе Даше руку прокусила, когда та корма раздавала. Ругаться не стала, даже
посмеялась: сама, мол, виновата - руку ей подставила. А через неделю после
того случая, смотрю (я тогда в секции задержался), баба Даша тихо так по
проходу между клеток крадется. А клетки тесные, узкие были, и у животных
хвосты наружу высовывались. Подкралась она к той самой лисице и сзади изо
всех сил ее за хвост дергает. Та визжать, на прутья кидаться... А баба Даша
ветеринаров вызывает: "Видите? Взбесилась". Ну, лисицу тут же и усыпили.
С бабой Дашей не связывайся - ее с маслом не съешь. Раз проверку затеяли -
как она птиц кормит, не таскает ли себе корма? В ее отсутствие в клетки с
птицами зашли: сколько там кормов?
Баба Даша, как узнала, в тот же вечер в зоопарк пришла и двум птицам,
редким, ноги переломала. И тут же директору домой звонит: "У меня птиц
покалечили!" "Кто?!" "А те, кто проверял". Так ту женщину, что проверять
ходила, из зоопарка уволили: животных покалечила!
Еще случай был,- вспоминал Сашка,- оленя бухарского кормили... Только спал
он все. Корма принесут, а он спит. Три дня корма носили и воду меняли, а он
спит себе и спит. Крепко так. Так он и лежал, пока посетители в дирекцию не
пришли: что это у вас так от бухарского оленя воняет? "Так он спит!"
А еще помню,- продолжал наш рассказчик,- северных оленей в зоопарк привезли.
С ними все в порядке было, никто не болеет, не дохнет - только вот не
размножаются. Их и кормили усиленно, и витамины с микроэлементами в рацион
добавляли - не размножаются никак! Четыре года в зоопарке, а приплода нет. В
дирекции головы ломают: может, еще какие витамины им добавить? Оказалось,
все олени - самки. Четыре года размножали.
После чаепития я зашел в орнитологию: нужно было увидеть зоотехника. В
кормовой молоденькая девушка убивала крыс. Брала их за длинный розовый хвост
и с размаху била головой о цементный пол. Одну за другой. "Хрясь. Хрясь",-
раздавалось после ее ударов. Если после первого удара крыса еще жила,
шевелилась, девушка еще раз с силой била ее головой об пол. Крысе нельзя
было оставаться живой - орлы пугались. (Крысы шли им на корм.) При виде
живой крысы орлы шарахались от нее, испуганно хлопая крыльями, разлетались в
разные стороны, натыкались на решетку или верхнюю сетку вольеры. Бились в
истерике. И наносили себе серьезные повреждения: ломали крылья, разбивали
клювы. Орлы родились и выросли в неволе, в зоопарке. В зоопарке и умрут.
Инкубаторские они. И очень боятся живых крыс.
Так уж случилось, что в этот день мне пришлось услышать еще одну историю. От
знакомой, которую я встретил в дирекции.
"Я в карантине зоопарка тогда работала. Там каких только животных не было.
Многие совсем больные. Таких усыпляли. А мне их так жалко было! Я всегда
врачей просила: "Ну давайте пока не будем, давайте подождем!" Ну у нас-то
врагов животных нет, всем жалко. А тут еще я... Шприц откладывают: "Ладно,
подождем". До моих выходных. Я после выходных приду, а половины животных уже
нет.
А еще у нас был врач - решил животных током убивать. Чтобы на инъекциях
сэкономить. На морской свинке испытывал: прикрутил ее за две лапки к
электродам и пустил ток. А она живая. Он напряжение увеличил - все равно.
Еще увеличил - живая! Вертится, визжит, одну лапку вырвала... Никак у него
не получалось. Я не выдержала, убежала, чтобы не смотреть. Уж и не знаю, как
он ее убил".
Встречи
- Пока не опохмелюсь - не поеду. Башка раскалывается,- сказал водитель. И
лицо у него было все в царапинах: он вчера жену скалкой избил (валиком для
белья), а она ему лицо исцарапала.
- Что, совсем ехать не можешь?- спросил я.
- Не-а. Видишь, руки дрожат? Не знаю, как сюда и доехал.
Мы стояли на платформе Ленинградского вокзала. Встречали занненских коз из
Финляндии.
- Что ж,- сказал я,- пошли искать.
И мы двинулись вдоль длинного хельсинкского состава. Может, у проводников
что осталось? У проводников мы ничего не нашли, только зря время потеряли.
Пришлось возвращаться в здание вокзала, и там, возле коммерческого киоска,
водитель похмелился стаканом водки. После этого мы вернулись к ожидавшим нас
на платформе козам. Животные с очень красивой белоснежной шерстью были
упакованы в двух ящиках-клетках. Погрузили их в машину и поехали в зоопарк.
Я поначалу с тревогой поглядывал на водителя, но тот после выпитого стакана
чувствовал себя превосходно, глаза заблестели, на исцарапанном лице
появилась улыбка, и руки уверенно лежали на баранке. Видно, дрожь прошла.
Начисто.
На въезде в зоопарк, у комендатуры, нас встретил директор.
- Почему так долго задержались? Я уже волноваться начал.
- Поезд опоздал,- соврал я.
Водитель подогнал грузовик к ветпункту и ушел, сказав мне:
- Знакомая у меня здесь. Пойду ее за сиськи подергаю.
После разгрузки коз я пошел в дирекцию. Около вольер с журавлями встретил
высокую худую женщину с узким, длинным лицом. На ней - черный рабочий халат.
За его подол держались двое ребятишек. "Здравствуй, Элла!" "Здравствуй!" -
откликнулась она. Элла - умственно отсталая.
Зоопарк - ее опекун. Были в зоопарке и другие опекаемые, но они куда-то
исчезли, а Элла осталась. Вспомогательную школу она закончить не смогла. На
зоопарковских собраниях забивалась под сиденья. "Ты что, Элла?"
"Я боюсь".
В зоопарке она кормила птиц, убирала вольеры для журавлей. Путь ее к этим
вольерам шел через помойку, мимо проломов в бетонном заборе, отделявшем
зоопарк от заброшенной стройки. На стройке собирались бомжи, пили, через
проломы они пробирались в зоопарк, рылись на помойке. Повстречали Эллу,
затащили через пролом к себе на стройку, дали выпить... "Ты попроси у своих
опекунов денег,- учили ее бомжи,- еще выпьем". "Я боюсь",- отвечала Элла.
Через год она родила мальчика. Опекать ребенка пришлось тоже зоопарку. Куда
денешься! Еще через год родила второго. "Ну все, если откупорили, теперь не
закупоришь",- говорили зоопарковцы. Нужно было срочно принимать меры. Меры
приняли - заделали проломы в заборе, мимо которого ходила Элла. Забор стал
сплошным. И Элла перестала рожать.
Я подошел к желтому двухэтажному домику. На первом этаже жили антилопы, на
втором - дирекция. Я поднялся на второй этаж, зашел в приемную - там сидел,
печально опустив голову, один из зоопарковских художников. Как всегда, в
пиджаке. Он никогда его не снимал. Даже в самую жару. В кармане пиджака
художник носил тяжелый гаечный ключ. Чтобы убивать тех, кто насилует
мальчиков.
Художник постоянно слышал крики мальчиков, зовущих на помощь. Совсем рядом,
за стеной! Сжимая в руке гаечный ключ, он бросался в соседнюю комнату,
врывался в чужие квартиры - помочь им! - однако каждый раз насильники
успевали скрыться и утащить свои жертвы. Крики умолкали. Но лишь на короткое
время. Вскоре он опять слышал стоны истязаемых мальчиков.
Еще художник рисовал животных. Хорошо рисовал. На его картинах они выглядели
сильными, благородными. Не то что люди...
Животные не насиловали мальчиков.
