хана осталось, и они сразу же приступили к осаде. Подтянули к стенам
камнеметы, защитив их земляными насыпями. Глыбы камня загрохотали,
ударяясь о стену, сшибая зубцы. Следом летели зажигательные стрелы.
Вспыхивали крыши домов, вздымался густо-черный дым. В нем задыхались
воины. Чихая, кашляя, сбивали огонь войлоками, засыпали песком. Гайир-хан
в прожженном чекмене, с черным от копоти лицом носился по всему городу,
подбадривая воинов, успокаивал жителей.
- Держитесь, правоверные, скоро придет с великим войском шах.
Следом за ним таскался Караджи-хан. Его душа стала прибежищем уныния и
печали.
- Мы пропали. Не придет шах. Что будет с моей бедной дочерью? Тебе
надо было бы поговорить с Данишменд-хаджибом.
- О чем?- Гайир-хан начинал злиться.
Караджи-хан благоразумно умолкал.
Монголы вцепились в город мертвой хваткой. Ни днем, ни ночью не умолкал
грохот камней, раздалбливающих стены. От этого грохота, от дыма и пыли
негде было укрыться. И невозможно было помешать врагам... Гайир-хан с
тысячью храбрецов решил сделать вылазку. Со звоном и ржавым визгом
распахнулись городские ворота. Гулко прогрохотали копыта коней под сводом
надвратной башни. Подняв над головой кривую саблю, Гайир-хан бросился к
камнеметам. Рубанул по голове монгола в косматой лисьей шапке. Воины секли
убегающих, спрыгивали с коней, ломали камнеметы. Но от стана врагов уже
мчались всадники, грозным рыком раскатывался их боевой клич.
Гайир-хан поскакал навстречу, увлекая своих воинов. Сшиблись.
Всхрапывали кони, взблескивали мечи и сабли, сверкали смертной ненавистью
глаза. Гайир-хан вертелся в седле, как обезумелый, рубил, отбивал удары.
Монголов становилось все больше. Воины Гайир-хана начали откатываться к
воротам. Смешавшись с врагами, втянулись в город. Упала железная решетка,
отсекая монголов, захлопнулись ворота. Врагов, проникших в город,
стаскивали с коней, рубили саблями, топорами, резали ножами - ни одного не
оставили в живых.
В этой вылазке Гайир-хан потерял около пяти сотен воинов. Враги стали
осторожнее. Теперь они днем и ночью держали у всех ворот конных.
Проходила неделя за неделей. Надвинулась зима. Снег лег на землю. Дали
манили белизной. А в городе все было черным от дыма и копоти. Враги без
передышки долбили стены. Во многих местах стены стали обваливаться.
Гайир-хан приказал заделывать проломы под тучами стрел. Число убитых все
увеличивалось. Караджи-хан твердил:
- Не придет шах. Бросил нас. Может быть, нам снестись с неверными?
Если мы сдадим город...
- Мы не сдадим город!- оборвал его Гайир-хан.- Даже думать об этом не
смей! Голову сниму!
Караджи-хан испуганно глянул на него, замолчал. И больше уже не
таскался следом за Гайир-ханом.
Сдерживать неслабнущий напор врагов становилось все труднее. Во дворец
Гайир-хан возвращался поздно ночью, торопливо ел и не раздеваясь падал в
постель.
Его разбудили среди ночи:
- Караджи-хан предал нас. Враги в городе.
Он выскочил из дворца. На площади толпились воины. Ворота внутреннего
укрепления были закрыты. За ними, в городе, гудели голоса. Гайир-хан
поднялся на минарет мечети. Внизу пылали сотни огней. Горели дома. Среди
них метались жители, скакали вражеские воины, оттесняя людей от стен
укрепления.
- Будь ты проклят, Караджи-хан!
Гайир-хан стиснул зубы. Надо было убить этого морщинистого труса. Видел
же, что трус.
Сбежал вниз, к воинам. Они разожгли посредине площади огонь. Стояли
вокруг него, мрачно смотрели себе под ноги.
- Воины, теперь у нас почти нет надежды на спасение. Ваша жизнь
принадлежит не мне - аллаху. Кто не хочет умереть вместе со мной, пусть
отойдет в сторону. Мы откроем ворота и выпустим...
Никто не тронулся с места, не проронил ни слова. Он сказал еще:
- Клянусь всемогущим, я никого не стану удерживать.
- Мы будем драться,- сказал пожилой воин, одетый в полосатый халат.-
Враг идет, чтобы вытоптать наши поля, вырубить сады. Он будет насиловать
наших женщин. Допустив такое, сможем ли смотреть в глаза наших детей?
Воины одобрительно зашумели.
- Спасибо вам,- тихо сказал Гайир-хан.- Враг может убить нас, но не
лишить достоинства. Мы умрем, и наши имена будут вечным укором черной
совести тех, кто купил свою жизнь предательством.
Сами монголы не стали брать укрепление, бросили на его стены воинов
Караджи-хана и горожан. Они лезли по крутым лестницам, зажав в зубах
кинжалы. Воины Гайир-хана с яростью обрушивали на них камни, бревна,
кирпичи, били стрелами, сбрасывали вниз копьями. Под стеной росла гора
трупов. Враги толпились на безопасном расстоянии, подбадривали нападающих
глумливыми выкриками. Не помогало это - пускали в ход плети.
На место павших пригоняли толпы новых. Воины Гайир-хана изнемогали от
усталости, истекали кровью.
Враги подобрались к воротам. Поставили перед ними пороки, оградив их от
стрел и камней досками, войлоками. Через три дня ворота были разбиты. В
укрепление ворвались сами монголы. Гайир-хан бился у ворот, потом на
ступеньках дворца. Все меньше и меньше оставалось возле него воинов.
Теснимый врагами, он поднялся на дворцовую крышу. Отбивался обломками
кирпичей и черепичных плит. Стрелы повалили всех воинов. Он остался один.
Враги перестали метать стрелы, и он догадался, что его хотят взять живым.
Побежал к краю крыши, хотел броситься вниз. Не успел. На шее захлестнулся
аркан. Враги навалились, завернули за спину руки... Сволокли вниз,
положили поперек седла и повезли в свой стан. Перед большой белой юртой
сбросили на землю. В рот, в нос набился песок. Он встал на ноги, чихая и
отплевываясь. К нему подошли два молодых монгола в золоченых доспехах и
раболепно сгорбленный переводчик-мусульманин.
- С тобой будут говорить Угэдэй и Чагадай, сыновья великого хана,
победившие тебя.
- Благодари аллаха, что я связан,- процедил он сквозь зубы
переводчику.- Не они меня повергли на землю - предательство,
- Они хотят удостовериться, ты ли Гайир-хан.
- Закрой свой поганый рот!
Откуда-то прибежал Караджи-хан, распростерся у ног сыновей монгольского
владыки.
- Это он и есть, Гайир-хан. Я помог вам, доблестные, схватить...
Ноги у Гайир-хана были свободны, и он с силой пнул в тощий зад
предателя.
- У-у, старая вонючка! Что скажешь ты шаху, когда он вернется сюда?
Сыновья хана монголов не заступились за своего пособника. Молча
смотрели на эмиров: один - надменно-брезгливо, второй - с благодушной
улыбкой. Гайир-хан занес ногу второй раз, но молчание врагов образумило
его. Нет, он не станет устраивать для них потеху.
- Твой шах отдал Бухару!- злобно огрызнулся Караджи-хан.
- Не верю тебе, вместилище лжи!
- Не верь...- Караджи-хан начал кланяться врагам, плаксиво затянул:- Я
помог вам, великие и могучие миродержцы...
- Мы у тебя помощи не просили,- передал переводчик слова того из
сыновей, что смотрел на них надменно-брезгливо.- Нам предатели не нужны.
Ты умрешь на глазах тех, кого предал.
Два воина схватили Караджи-хана за ноги, отволокли в сторону и
обезглавили. Гайир-хан развернул плечи, сам шагнул к воинам-палачам. Но
его остановил переводчик:
- Ты сперва предстанешь перед лицом повелителя вселенной.
Его повезли по дороге в Бухару. Но он не верил, что древняя прекрасная
Бухара стала добычей монгольского хана. У шаха столько храбрых воинов. И
сражаются они за родную землю, за покой своих матерей, жен, детей. Кто
сможет одолеть, если станут плечом к плечу?
Под Бухарой встретились толпы пленных. По дороге брели молодые
горожане, понуро опустив головы. Монголы, сопровождающие Гайир-хана,
охотно пояснили: молодых бухарцев гонят осаждать Самарканд. И все равно
Гайир-хан не верил...
Не верил, пока не увидел город. Вернее, то, что от него осталось. Над
дымящимся пепелищем возвышались полуразрушенные каменные мечети и дворцы с
закопченными стенами. Ветер раздувал горячие угли, разносил искры,
развевал хлопья сажи. Гайир-хан отвернулся. Он не мог видеть этого. И не
хотел больше думать о шахе...
V
Вниз по Сейхуну, в двадцати четырех фарсахах от Отрара, находился город
Сыгнак. Войско Джучи стремительно прошло это расстояние и облегло стены
крепости. В юрте Джучи собрались на совет его ближние нукеры и нойоны
тысяч. Джэбэ сидел рядом с Джучи, и нойоны, входя в юрту, кланялись,
получалось - тому и другому одинаково. Все это не по душе Судую. Конечно,
Джэбэ прославленный воин. Но как он может равняться с Джучи? Судую было
обидно за Джучи и непонятно, почему великий хан жалует своего старшего
сына меньше других сыновей. Он не сделал его своим наследником, хотя, по
разумению Судуя, Джучи был бы угоден народу больше, чем любой из его
братьев. Хан удалил от Джучи его сыновей. Хан приставил к нему Джэбэ...
Будто без него Джучи не сможет ничего сделать...
Когда нойоны собрались, Джучи спросил:
- Что считаете разумным - бросить воинов на стены или предложить
сартаулам сдаться по доброй воле?
В таких случаях по обычаю высказывались сперва младшие. Но тут первым
заговорил Джэбэ:
- Мы упускаем время. Враг не ожидал нас здесь, он растерян. Надо не
советоваться, а лезть на стены.
После Джэбэ никто из нойонов говорить не решился. <Да, да, надо
сражаться...> Судуй видел, что Джучи недоволен этим, и не удержался,
сунулся не в свое дело:
- Обложенный город не заоблавленный зверь. Не убежит, Если сартаулы
откроют ворота, сотни воинов останутся жить.
Джэбэ вперил в него тяжелый взгляд - будто груз на плечи навалил, Судуй
отвернулся, стал смотреть в сторону.
- Наши воины утомлены дорогой,- сказал Джучи.- Я намерен дать им
отдых. А тем временем сартаул Хасан-ходжа отправится в город и попробует
склонить своих соплеменников к сдаче.
- У тебя мудрые советчики, Джучи,- сумрачно проговорил Джэбэ. Спросил
у Судуя:- Эй, молодец, как тебя зовут? Я хочу, чтобы твое имя стало
известно великому хану.
Имя Судуя нойон знал. Сказал это для того, чтобы пригрозить не Судую, а
Джучи: смотри, за ослушание с тебя спросит твой отец. Джучи понял это, но
не испугался.
- Нойонов и нукеров дал мне мой отец. Совет любого, если он полезен, я
принимаю, равно как и твой, великий нойон Джэбэ.
В голосе Джучи было спокойное достоинство, и Судуй подумал: <Молодец,
вот какой молодец!>
Сопровождать Хасан-ходжу к воротам Сыгнака Джучи направил Судуя и
десять воинов из своего караула. Был среди воинов и Захарий. Судуй,
вскочив на коня, подмигнул кудрявому урусуту.
- Сейчас мы с тобой возьмем город. Джучи сделает тебя правителем. И ты
забудешь твой Кивамень, свою Фатиму. У тебя будет жен, как у хана...
- За такое дело меня, христианина, черти на том свете на углях
поджарят!- весело тряхнул головой Захарий.
- Э-э, Захарий, кто хочет рая на этом свете, тот не думает, что будет
с ним на том...
Судуй показал плетью на Хасан-ходжу. Дородный, в богатом халате из
китайского шелка, в огромной белой чалме, он гордо восседал в золоченом
седле, толстые, мягкие пальцы рук были унизаны кольцами и перстнями,
крашеная борода огнем пламенела на груди. Судуй почувствовал к этому
человеку непонятное отвращение. Наклонился к Захарию, шепотом спросил:
- Ты бы поехал в свой Кивамень, как этот?..
- Как?- не понял его Захарий.
- Просить своих, чтобы они покорились.
- Да ты что!- Глаза у Захария стали совсем большими, совсем круглыми.
- Я бы тоже не поехал.
Они приближались к стенам города. На них было много народу. Стояли во
