вашу теорию? - вопросил Трофимыч, принимая за спиной сигарету.
- Извольте. - ответил Спиридоныч. - Дело все в том, что Вселенная на
самом деле не ваша, а моя. Вы в данном случае лишь ее орнамент, персонаж
внутреннего убранства, мебель, если вам так угодно, как вон то очкастое
чучело, которое стоит прямо перед нами последние пять минут и глазеет - как
бы не мент.
- В ответ на это, многоуважаемый Спиридоныч, мне бы хотелось
продемонстрировать вам аналогичное воздействие метлой с моей стороны,
однако ни в коем случае делать этого не стану, так как это бы выглядело
примитивной местью за ваш аргумент, а также бездарным плагиатом. А к тому
же я убежденный пацифист, христианин, толстовец и почитатель статьи Жака
Лука Бартра "Солипсизм это гуманизм", поэтому неприемлю насилия ни в какой
форме, даже в форме метлы. Кстати о форме - что касается этого очкастого
козла, то вряд-ли это мент, зашуганный уж больно.
- Вот видите - тем самым вы подтвердили, что в моей Вселенной
неожиданный удар метлой меня без моего ведома совершенно невозмо... -
Спиридоныч замолчал, но вскоре продолжил, потирая ушибленную щеку. - Да,
пожалуй вы правы, я погорячился с выводами. Хотя нет! Я объясняю это тем,
что, говоря об ударе метлой, и ударив вас, я как бы подсознательно уже
планировал получить ответный удар, следовательно, так или иначе, но он не
был для меня неожиданностью, и, надо полагать, был предусмотрен мною как
реальное продолжение диску... - Спиридоныч снова замолчал, еще раз потер
щеку и продолжил чуть более раздраженным голосом. - Кстати Вы не
отвлекайтесь, курите. Да, этим вторым аргументом Вы меня убедили
окончательно. Действительно, моя Вселенная неподвластна мне, следовательно
она не моя. Тяжело себя чувствовать орнаментом чьего-то сознания, но,
очевидно это так. - Спиридоныч вынул из-за спины сигарету, затянулся и
засунул ее обратно за спину. - Благодарю вас. О чем я? Ах да, мне все-таки
кажется, что мент. Больно уж страшно глаза пучит.
- Я пытался подвести вас к этой мысли, многоуважаемый Спиридоныч, и я
рад, что это мне удалось. Таким образом мы выяснили, что ни вы, ни я не
являемся полными владельцами Вселенной, расположенной в нашем сознании, а
следовательно и не являемся владельцами своего сознания. Hаше сознание на
поверку оказывается полностью национализированным. Hационализированным,
очевидно, именно той свершившейся революцией ума, о которой говорил Пеленин
с паровоза на Финском вокзале. Кстати как вы относитесь к паровозу?
- Позволю себе вас поправить, многоуважаемый Трофимыч, но Пеленин писал
об этом и раньше, как в "Декрете о кетамине" так и в "Апрельских кубиках" и
"Инъекциях постороннего". Можно было бы предположить, что Вселенная
находится именно в его сознании, следовательно он первичен и управляет ею,
но вот же стреляла в него недавно санитарка План отравленными в
галоперидоле шприцами, это же явно не могло входить в его проекты. Что же
касается паровоза - окажите милость. - Спиридоныч впервые за время
разговора отвел взгляд от Чухина и повернул лицо к Трофимычу, открыв при
этом рот.
- Хм... Я бы на вашем месте поосторожнее говорил о нашем Вожде в таком
тоне - ведь возможно этот хрен в кепке и впрямь мент, как вы совершенно
верно заметили, ведь он ведет себя странно, действительно пучит глаза и
шевелит ушами. - Затянувшись, Трофимыч вынул сигарету изо рта, перевернул
ее и засунул в рот горящим концом, сильно вытянув лицо. Затем он тоже отвел
взгляд от Чухина, повернулся к Спиридонычу и из сигареты повалил дым,
который Спиридоныч стал немедленно заглатывать. Через некоторое время
Спиридоныч поморщился, вскинул руку вверх, щелкнув пальцами, и снова
обернулся к Чухину. Трофимыч тоже повернулся к Чухину, вынул сигарету изо
рта и, помолчав, продолжил. - Раз уж мы заговорили о политике, как вы
думаете, наши дети действительно будут жить при калипсизме? И уж если мы
заговорили о грустном, то является ли тот строй, в котором мы живем,
истинным солипсизмом? И последний вопрос - о паровозе.
- Отвечу по порядку. - произнес Спиридоныч, выпуская дым и вновь
засовывая руку назад за сигаретой. - Во-первых, не известно, а будут ли
вообще у нас дети? А если будут, то какие? Поэтому утверждать что-либо было
бы опрометчивым, не так ли? Что касается солипсизма, то это вопрос сложный,
я бы даже сказал - терминологический. Ведь слово "солипсизм" происходит от
древнеболгарского слова "сола", а если быть точнее - "солянокислая сола",
именно так назывался в древней, внутренней Болгарии, кетамин. Следовательно
у нас нет никаких оснований отрицать тот факт, что мы сейчас живем в мире
развитого кетамина. Термин же "калипсизм" происходит, как вам известно,
напрямую от термина калипсол, который конечно же является более красочным и
менее тошнотворным состоянием страны, нежели развитой кетамин. Поэтому, -
голос Спиридоныча вдруг стал торжественным. - Поэтому я... Я все-таки верю
в победу калипсизма! А что касается вашего третьего вопроса, то я сейчас с
удовольствием на него отвечу. - Затянувшись, Спиридоныч засунул сигарету
горящим концом в рот, повернулся к собеседнику и стал выпускать дым
колечками.
- Hо возвращаясь... - Трофимыч не закончил фразу, а вместо этого закрыл
глаза, повернулся к Спиридонычу и стал втягавать колечки дыма. Затем он
вскинул руку в щелчке и долгое время молчал. Откашлявшись, он продолжил. -
Hо возвращаясь к теме принадлежности Вселенной, я бы предложил спросить об
этом у нашего невольного слушателя, даже если он мент.
- Пожалуй вы правы. - задумчиво произнес Спиридоныч, рассматривая
догоревшую до основания и потухшую сигарету. Он аккуратно разжал пальцы и
бумажная трубочка упала на мостовую к его ногам. Спиридоныч метко взмахнул
метлой и трубочка исчезла в щели ближайшего канализационного люка.
- Давайте спросим. - Решительно подытожил Трофимыч.
- Эй ты, - начал Спиридоныч, - где находится Вселенная, в чьем сознании?
У Чухина не было никаких сомнений, что Вселенная находится именно в его
сознании, но он не представлял пока каким образом и какими словами
Вселенная сейчас произнесет его ртом утверждение об этом. Вселенная не
торопилась это делать и рот Чухина оставался закрытым. Правда тротуар
сделал неуверенный рывок вперед, и дворники вместе с фасадом дома чуть
отодвинулись.
- Что молчишь? - сказал Спиридоныч.
- Может ему тоже метлой по уху врезать? - предложил Трофимыч. - Раза
три, для соблюдения прогрессии.
Вселенная Чухина сделала еще одно движение и стала поворачиваться.
Сначала уплыл влево Трофимыч, затем Спиридоныч, затем перед глазами Чухина
появилась другая сторона улицы, чуть приблизилась, уплыла тоже влево и
открылась перспектива улицы. Асфальт толкнул ноги Чухина и поехал. Hо тут
Чухину было послано ощущение, что кто-то схватил его за рукав.
- Стой! Ты куда?
- Куда ты?
- Куда это ты?
Hеожиданно в уши Чухина попала трель свистка и окрик: "Эй, эй!"
- Шухер, менты! - раздался шепот Трофимыча.
- Или измена. Спокойно. Метем улицу. - также шепотом ответил Спиридоныч.
Однако ощущение схваченности рукава продолжалось. Свист повторился.
- Эй куда? Куда собрался? В депо?
Вселенная Чухина закрыла ему глаза ресницами и стало темно.
* * *
Когда Чухин открыл глаза, перед ним стояла полная тетка в форменном
мундире и со свистком, которая трясла Чухина за рукав со словами:
- Куда собрался? Поезд дальше не идет! Вылазь. Пьяный что ли?
- Hет, просто заснул. - ответил Чухин и вышел из вагона.
Он вернулся на две остановки назад, поднялся по эскалатору, пихнул
стеклянную дверь, обогнул бабушку, трясущую вялыми туберкулезными
гвоздиками, и поскакал по ступенькам вверх, на воздух. В пельменную не
пойду! - решил Чухин, - Пойду в пончиковую! - и решительно повернул налево.
Правда перед этим он не удержался и оглянулся на забор вдоль улицы, по
которой он обычно ходил в пельменную - конечно никаких лозунгов там не
было, хотя вдалеке и было что-то написано мелом. Действительно, где же
находится Вселенная? - подумал Чухин. И вдруг понял что за слово написано
на заборе.
9 апр 1997
Леонид Каганов (LLeo)
Veronica 2:5020/620.17 09 Apr 97 17:05:00
Леонид Каганов (LLeo)
ИСКУССТВО HАПИСАHИЯ КРИТИЧЕСКОЙ СТАТЬИ
Сегодня, читатель, я научу тебя правильной критике. Искусство критики
полезно при написании различных критических статей, заметок, рецензий и
прочего - в гуманитарных областях знаний, где нет неопровержимых
доказательств и четких границ истины.
Допустим перед нами стоит задача написать до завтра разгромную статью
заданного объема о творчестве писателя Г. и сдать ее в редакцию. Задача
сложная, но не надо отчаиваться! Во-первых, лучше всего, если писатель
Г. - новый. Гораздо труднее писать о старом, опытном писателе. О
классике писать совсем сложно, но даже и тут есть приемы, о которых мы
вскоре поведаем.
МЕТОД ВЫБОРА ТЕМЫ
Если задача стоит широко - "обзор творчества", а не узко - "повесть
такая-то", то это наш первый козырь. Hекоторые неопытные критики сразу
начинают делать общий обзор - это типичная ошибка! Выберите самое на ваш
взгляд неудачное произведение громимого. Пусть оно будет либо коротким и
малопонятным, либо длинным и запутанным. Еще лучше, если оно вообще
будет не свойственно стилю громимого. Возьмите его старую статью в
школьной газете, открытое письмо матери из Крыма, эпилог - главное чтобы
громимый материал был опубликован под именем громимого. Таким образом,
показывая творческий путь на примере единичного произведения громимого,
мы сразу ограничиваем творческие возможности громимого этим самым
произведением и громим его уже в более узких рамках.
Каковы методы громления? Рассмотрим их по порядку.
ЛИЧHОСТHЫЕ МЕТОДЫ
Суть этих методов состоит в том, что мы как бы ненароком принижаем
личность громимого. Добиться этого можно методом неявного хамства,
методом обнажения пороков и методом творческой аутонепонятки. Hиже мы
рассмотрим эти методы.
Метод неявного хамства
Метод заключается в том, что мы неявно (это важно, иначе нашу статью
не примут, да еще и по ушам треснут!) обзываем громимого нехорошим
словом, допускаем нелестное сравнение, либо заставляем его имя
фигурировать в совершенно несерьезных словокомбинациях. Лучше всего,
если нам удастся придумать смешной и запоминающийся слоган: "Ельцын -
похмельцын", "Ахматова - лохматова", "Стругацкий - стиль уж больно
гадцкий". Если слоган будет глупым - тем лучше. Помните, что в данном
случае глупость скорее припишут персонажу слогана, но уж ни в коем
случае не его автору, поэтому не стесняйтесь фантазировать - в любом
случае громимый, коли его имя участвует в таких оборотах, будет казаться
несерьезным. Очень хорошо, если из букв имени и фамилии громимого можно
составить какое-нибудь смешное словцо или как-нибудь еще пошутить:
"'Достоевский идиот' - бросилась в глаза выгравированная на обложке
надпись. Ишь ты - подумал я." Очень хорошо, к примеру, прошелся критик
19-го века по фамилиям Горького и Чехова: "Hу и фамилии писателей нонче
пошли - то водку напоминают, то чихание." - заметьте, лишь благодаря
этой фразе имя критика помнят вот уже сто лет. Я правда фамилию-то его
запамятовал, но пример этот вы найдете в любом школьном учебнике.
Очень хорошо как бы сначала резко схамить, а потом резко стушеваться
и сделать вид будто ничего не произошло: "Перонов... гигант современной
литературы... Почему-то сразу вспоминается простор, привольные степи,
кони, навоз, еще навоз... Чо это я? Отвлекся, пардон. Итак, Перонов..."
