же из них у него сегодня назначено свидание? Чем они были особенно
хороши, так это тем, что удовлетворяли его взгляд на самого себя, а
вообще он считал их очаровательно глупенькими.
Сегодня с утра его, однако, одолевали мрачные мысли. Он вяло
поднялся, скорее по привычке побрился, и вместо того, чтобы пойти
завтракать, уселся за стол, сдвинул в сторону книги и задумался. Ему
необходимо было зарабатывать деньги с помощью того, что он умел
делать. А умел он только драться. Он напряженно размышлял в этом
направлении, и, как ему показалось, впереди забрезжил свет догадки.
Еще немного, и он ухватил бы ее! Но тут за дверью послышались легкие
шаги, дверь распахнулась, и влетел Санди с сияющим лицом.
-- Новость номер один! -- воскликнул он. -- В связи с карнавалом
занятия в Университете прекращаются на три дня, потому что студенты
все равно на лекции не явятся.
-- Не вижу траура по этому поводу, -- поддел его Брик. -- А еще
что?
Санди бросил в него кошельком.
-- Зарплата. Я сегодня угощаю.
-- Да здравствует история архитектуры, -- отозвался Брик.
-- У тебя есть планы на вечер?
-- М-м... Кажется, Ди... А, нет, Ди была позавчера. Черт! Ладно,
придет в следующий раз. Что ты хотел предложить?
-- Ничего особенного. Если у тебя свидание...
-- К черту девок!
-- Так, побродить. Сегодня в полночь фейерверком начнется
праздник, что будет длиться три дня. Да я могу пойти и один...
-- Я сказал -- обойдется! Все равно не могу вспомнить ее имя.
Получится чертовски неловко. И потом, должен же я помочь тебе
потратить денежки!
* * *
День разгорался, и, разумеется, они не стали дожидаться вечера.
Все утро они слонялись по окрестностям, с восторгом рассматривая
наряжающийся город.
К каждому из множества каштанов Главного Проспекта была
приставлена лесенка, и в каждой кроне кто-нибудь да копошился,
развешивая на ветвях бумажные фонарики с укрепленными в них крошечными
свечками для вечерней иллюминации.
На то, чтобы пройти Главный Проспект из конца в конец, достаточно
полутора часов быстрого шага. Но Брик с Санди по Койре быстрым шагом
ходили редко, а тут приятели и вовсе цеплялись за каждый угол.
Постоянные просьбы подержать лесенку, подать коробку с фонариками,
поймать вывалившуюся из своего гнезда и катящуюся по мостовой свечку
-- изрядно удлинили их путь, но они не сожалели о том. Они ведь и
вышли из дома, чтобы насладиться острым, головокружительным чувством
наступающего праздника. А потому Брик, держа лесенку, с удовольствием
разглядывал мелькающие в сетке зеленой листвы стройные девичьи ножки,
и Санди, позабыв на время о профессорском достоинстве, носился за
упущенными свечками с упоением и восторгом сеттера, и оба приятеля
были чрезвычайно щедры на полезные советы. Благодарно перемазанные
помадой, они очень медленно продвигались по Главному Проспекту. За
ухом у Брика торчала белая гвоздика, которую он вместе с поцелуем
слупил с хорошенькой цветочницы -- приятели перетащили ей корзины на
более выгодное место. Она и Санди была бы непрочь поцеловать, но тот
оказался бескорыстен и невероятно застенчив.
Рабочие тянули канаты с крыши на крышу, и на канатах гроздьями, на
радость майскому ветру, повисали яркие знамена и вымпелы, хлопающие
над головами прохожих, как паруса: всех геральдических цветов,
украшенные невероятными фантастическими чудовищами, гербами и
сплетениями трав, в прямую и косую полоску, с кистями и без... Уж
что-что, а праздновать Койра умела.
Когда они наконец добрались до Ратушной площади, где кончался
Главный Проспект, давно минул полдень. Однако Триумфальная Арка из
расписанной под мрамор фанеры, увитая плющом и лаврами, всё еще не
была готова. Она должна была стать венцом карнавального шествия: оно,
сквозь Арку вливаясь на площадь, расплещется и смешается, потеряв
остатки какой бы то ни было организации, и тогда уже начнется полная
вакханалия. Строители Арки находились в совершенно отчаянном
положении. Брик с Санди переглянулись, сняли куртки и присоединились к
ним.
Тут их и застала веселая ватага приятелей Санди -- таких же, как
он, вагантов. Увидев их с вершины Арки, Санди залихватски свистнул и
рекрутировал всю компанию на общественно полезные работы. Брика
поразил авторитет друга у этих развязных весельчаков, каждый из
которых был старше Санди, а добрая треть имела перед ним в возрасте не
менее чем десятилетнее преимущество. И однако его, невозмутимого и
немногословного, они уважительно называли Кэп -- капитан, и его слово
было законом.
А в общем они оказались славными ребятами, и Брик, вгоняя в Арку
очередной гвоздь, с восторгом подтягивал грянувшей над площадью
песенке о славных деяниях короля Георгина, бывшего, видимо, вагантом и
душою, и телом, любившем выпивку и девушек, изрядно на своем веку
набедокурившем и между делом, как утверждалось в песенке, с большого
похмелья основавшем Университет славного града Койры. Песенка
содержала по меньшей мере пятьсот куплетов, и когда Санди, сидевший,
свесив ноги, на самой верхотуре, под торжествующие крики заколотил
последний гвоздь, король все еще пребывал в добром здравии.
Украсив Арку зеленью, ваганты не забыли и о себе. В лавровых
венках набекрень, с плющом на шляпах, у кого они были, компания около
часа шумно отдыхала в уличном кафе, укрывшемся от солнца под полосатой
льняной маркизой. Брик решил, что они -- славные ребята.
У парадных дверей хозяйки мелом начищали медные ручки и входные
колокольчики. Примостившиеся в люльке рабочие домывали стекла Ратуши.
День угасал, но до полуночного фейерверка было еще далеко. Компания
потихоньку распалась, ваганты разбежались по пивным и свиданиям.
Брик и Санди еще немного повалялись на травянистом бережку широкой
дремотной Висы. Брик, лежа на животе, пытался восстановить в памяти
давешнюю песенку, Санди без большой охоты подсказывал ему слова.
Темнело. Мир терял яркие краски, крупные звезды загорались в чистом,
безупречно синем небе.
-- Завтра бы, на карнавале, такой же денек! -- помечтал Брик.
-- Такой и будет, -- отозвался Санди. -- Я чувствую.
Он лежал на спине, закинув руки за голову и глядя в небо. Взгляд
его блуждал по созвездиям, и он вполголоса называл их. Брик поймал
себя на мысли, что совсем не завидует знаниям и спокойной уверенности
друга. Просто Санди совсем другой, особенный. И сам он, Брик, тоже
особенный, только этого пока никто не видит.
-- Не жалеешь, что не пошел на свидание?
Брик помотал головой. Этого добра, как он думал, ждало его в жизни
еще предостаточно.
-- Санди, -- сказал он, -- я знаю, чем хочу заниматься.
И он рассказал другу о том, что забрезжило во мраке сегодня утром,
а сейчас приняло, наконец, определенную форму.
-- Что тебе нужно для этого? -- спросил Санди.
-- Меч, -- вздохнул Брик. -- Хорошее оружие высокого качества,
подходящее по руке и стилю.
-- Если бы мой меч оказался таким, я был бы рад одолжить его тебе.
Видишь сам, мне он не нужен.
-- Спасибо, -- Брик понадеялся, что благодарность прозвучала
достаточно веско. -- Спасибо, Санди, но мне не подойдет твой меч. Я
сильнее тебя, и руки у меня длиннее. Я не говорю, что он плох. Просто
в таком деле, где твоя рука -- лишь рычаг, а тело -- только
противовес, каждая унция имеет значение, несоизмеримое с ее весом. Ты
не можешь изменить свое тело, а стало быть, должен найти свой меч.
-- Я не очень разбираюсь в оружии, -- извиняющимся тоном отозвался
Санди.
-- Для ваганта ты достаточно в нем разбираешься, -- успокоил его
Брик. -- Ну а я только в нем и разбираюсь. Меня всю жизнь учили с ним
обращаться. У каждого хорошего меча -- свой дух. Когда рыцарь выбирает
меч, он не только взвешивает клинок, машет им во все стороны,
проверяет на излом. То есть, все это он обязан сделать, но если он не
полный дурак, то он должен взяться за рукоять и просто, молча, в
тишине, подержать его и послушать. И если меч откликается -- это его
меч. Ведь выбираешь друга, с которым у вас в бою и победе равный
вклад. Говорят... -- тут он пожал плечами, -- меч -- это как женщина.
Какая-то и на дух тебе не нужна. Какую-то ты можешь взять, потому что
никого более подходящего рядом нет, а тебе кто-то нужен. А какая-то
вдруг, непонятно отчего, становится единственной. Легенды говорят, что
из-за хорошего меча убивали, как из-за женской любви. Но, опять же,
если, убив хозяина, ты завладеешь его верным мечом, он отомстит. Он
станет коварен и лжив, он затаится и будет ждать, когда настанет
удобный момент для предательства. Вот такая это штука.
Санди покачал головой. Чего у него было не отнять, так это умения
слушать.
-- Мы всерьез подумаем о том, как добыть тебе достойный меч, --
сказал он. -- Ты настоящий рыцарь, Брик, и меч тебе необходим.
Посвящение, шпоры, герб -- это, знаешь ли, формальности, это всё
придет само. Слава еще будет гоняться за тобой по пятам. Ты храбр и
добр -- настоящий сказочный герой. И если тебе нужен меч, ты его
получишь.
Брик вскинул на Санди изумленные глаза, и тут как будто бы
одновременно ударили десять молний. Юношей словно подбросило в воздух,
а над Висой встали золотые столбы.
-- Началось, бежим! -- заорал Брик, позабыв все важные разговоры,
но Санди стоял, окаменев, как Лотова жена, и изумленными глазами
уставившись в небо, превратившееся в огненный шатер, подпираемый
колоннами из пламени. Они уходили вверх и, отражаясь в черной воде
Висы, вглубь, до самого, казалось, ее илистого дна. А в небе и --
копией -- в воде неслись, крестя огненное небо, пылающие колеса и
кометы, ракеты, петарды, шутихи, хлопушки -- все палили кто во что
горазд.
-- Да что с тобой! -- тормошил Брик приятеля, прижавшего ладони ко
лбу. Санди с усилием поднял на него глаза.
-- Одно воспоминание, -- сказал он. -- Если можно назвать
воспоминанием досознательное впечатление. Вокруг огонь, понимаешь, и
огненные зигзаги, как пляшущие, постоянно меняющие форму молнии. Так
выглядит ореол свечи, если смотреть на него, прищурившись, сквозь
слезы. Это в крови, это очень ярко, хотя ничего другого из того, что
было со мной тогда, я не помню. А помню себя, как нормальный человек,
лет с двух-трех.
-- В младенчестве, наверное, тебя держали на ручках и показывали
такой же карнавал, -- догадался Брик. -- Да пойдем же, было бы о чем
говорить.
Приятели протискивались сквозь праздничную толпу и сквозь метель
конфетти, и Брик тащил Санди за руку, опасаясь, что тот где-нибудь
отстанет и потеряется. Сказать по правде, его обеспокоила эта детская
растерянность от внезапной и буйной красоты. Брик решил выругать друга
за непраздничное поведение завтра, а сегодня, так уж и быть, не
спускать с него бдительных глаз.
Когда фейерверк отгремел, возбужденные толпы горожан еще долго
бродили по городу. Работали все ресторанчики и кафе, и приятели
немного посидели в одном недорогом баре, а потом потихоньку двинулись
в свою гостиницу.
-- Если мы не выспимся, -- рассудил Брик, -- завтра, во время
шествия, будем бродить, как ошалелые лунатики, и не получим никакого
удовольствия. Пошли домой.
* * *
В общем зале гостиницы шел большой покер. По-своему развлекались
гости столицы. За круглым столом под низко спущенной лампой сидели
парочка рыцарей, шулер -- у Брика на эту публику глаз был наметанный
