злых. Дьявол искони мешал богу.
Префект затаился в старом доме, который был некогда подарен его
прадеду базилевсом Феодосием. Обветшавшее и тесное здание. Во внутреннем
дворике-атриуме, в скудости облупленного портика, статуя Аполлона с
благочестиво прилепленными крылышками изображала серафима, амуры,
подправленные штукатуркой, - ангелов, переделанный Морфей - апостола. В
центре дворика зелено-ржавый тритон разевал бесполезную пасть над обросшей
мохом пустой чашей бассейна.
Дом казался задавленным громадой храма Христа, который надвинул на
него свою глухую ограду. По обеим сторонам улицы были возведены
многоэтажные дома-ульи, где сдавались в аренду комнатки, вытянутые вдоль
длинных и узких щелей-коридоров. Для экономии места этажи доходных домов
соединялись наружными лестницами. Иной раз хилые перила поддавались под
напором пьяного или неловкого жильца. Улица называлась Шерстяной, или,
попросту, Шерсть, по массе обитавших здесь ткачей.
Овцу прячут в стаде, человека - в толпе. В улице Шерсти люди кишели,
как вши в войлоке. Тут префект и его контуберналии-сотрудники встречались
с ищейками. Притон шпионов имел несколько выходов и скрытых лазеек. Сидя
здесь, Евдемоний, по истасканному в дальнейшем выражению, уподоблял себя
пауку в сети.
Сегодня усердие ищеек само по себе говорило о незаурядности событий.
Многие ремесленники прекратили работу. Юстиниана, Феодору, сановников
позорили и проклинали на каждом перекрестке. Замечали рабов, открыто
бривших себе головы у уличных брадобреев. Раб, избавленный от клочьев,
оставленных на его голове господином, делался похожим на свободного. А!
Непокорность рабов заставит призадуматься бунтующих хозяев...
Худшее Евдемоний видел в продолжающихся совещаниях венетов и
прасинов. Согласие врагов грозило настоящей опасностью. Люди решительного
вида открыто вынуждали кузнецов, работавших на рынках, ковать наконечники
пик, ножи и даже мечи.
Префект слал частых гонцов в Палатий к Иоанну Каппадокийцу.
Разделенные ревностью к милости базилевса, сановники не были друзьями. Но
Евдемоний доверял уму Носорога и его преданности Юстиниану.
Еретики подняли головы. Монофизитствующий отшельник по имени Василиск
неистово исповедовал схизму, привлекая слушателей смелостью разоблачений
базилиссы. А ведь некогда случился день, когда лишь счастливая судьба
спасла самого Евдемония от близости со знаменитой своим искусством
гетерой. Базилисса мстительно уничтожала сколько-нибудь заметных людей,
попользовавшихся "дружбой" с дочерью ипподромного подметалы Акакия. Былые
любовники изобличались пытками в чем угодно: в замыслах на жизнь
базилевса, в заговорах, в сношениях с врагами империи, в содомском грехе,
за который закон карал изувечиванием.
Сегодня писцы заполняли папирусы сотнями имен, сообщенных ищейками.
Префект рассылал городских вестовщиков-глашатаев объявлять приказы. Всем
подданным следовало разойтись по домам и заняться своим делом. Застигнутые
на улице рабы будут подвергнуты бичеванию и переданы хозяевам, которые
заплатят пеню. Верноподданные приглашались оказывать содействие Власти.
На улицах расклеивались листы пергамента с буквами величиной в палец.
Префект предупреждал о готовности войска расправиться со смутьянами,
объявлялись номера легионов и имена полководцев.
Как бывает всегда в подобных случаях, префект обманывал и запугивал.
Он отлично знал меру трусливости золоченой гвардии Палатия, необходимая
реформа которой не была закончена. Надежнейшие три сотни спафариев, эти
отборные силачи - личная охрана базилевса, его доспех, который не
расстанется с телом. Славянская схола-отряд надежна отчуждением от
Византии, но этих пришельцев с Дальнего Севера даже меньше, чем спафариев.
Велизарию было разрешено ввести в Палатий лишь часть из нескольких тысяч
его ипаспистов. Правда, не так далеко от городской стены сидят испытанные
наемники - готы и герулы - во временных лагерях. Но Евдемоний более не
дерзнет подсказывать Божественному: не из страха не угадать Его волю. Нет,
легче будет положиться на провидение Обожаемого. Он знает Сам.
Сам префект города имел легион полного состава. В каждой центурии
числилось шестьдесят легионеров, две центурии составляли манипулу, три
манипулы - когорту. Десять когорт - три тысячи шестьсот мечей. Как всегда,
в строю не хватало десятой части отпускных и больных. В обычное время
одиннадцатый легион справлялся с охраной порядка в Византии. Сегодня
Евдемонию хотелось бы иметь девятый и четырнадцатый легионы, которые
прежде стояли в городе. И военных домов в самом Палатии было куда больше в
дни правления предшественника Юстина и Юстиниана. Ныне большая часть схол
в Палатии пустовала, окна и двери заложили камнем, чтобы никто не грязнил
помещения.
Сегодня Евдемоний впервые задумался, вспоминая, сравнивал. В Риме
италийском многочисленные войска, собранные в городе, привыкли играть с
Властью. Не так давно старый Юстин купил войска в свою пользу золотом,
полученным от евнуха Амантия. Мудр, поистине божествен базилевс
Юстиниан...
Послышался странный звук, будто крыса скребет стол. Евдемоний
очнулся. Перед префектом склонился агент, одетый уличным продавцом лепешек
и в самом деле очень похожий на крысу. Это он, соскучившись, посмел
напомнить о себе Евдемонию.
- Говори! - приказал префект.
- Великолепный светлейший, - начал шпион с обязательного титулования
сановника, - во-первых, я насчитал за время достаточное, чтобы два раза
шагом обойти ипподром, пять сотен людей, вооруженных ножами. Во-вторых, я
попал на след. Кто-то собирается предложить золото палатийским войскам и
твоим легионерам. Мне тоже нужно золото, чтобы пойти по следу. Чуть-чуть.
Евдемоний ободрился. Все узнается. И никто не избегнет кары, никто!
Сановнику вспомнилась строфа, сочиненная одним желторотым ритором:
Хитроумно лишив Полифема единого ока,
спас Одиссей себя и своих. Чтоб ослепить
империю, зрящую тысячеглазьем ищеек,
нет Одиссеев...
Конечно, нет. Какие там Одиссеи! Имя сочинителя стало известно
префекту прежде, чем на ситовнике высохла сепия. Писатель выразил истину.
Но избрал неподходящие слова, злонамеренно сравнивая святую империю с
диким циклопом, а ее слуг - с собаками.
Есть общее между книжниками и предсказателями Судьбы. Их мудрость
полезная для других, но бесцельна и опасна для обладателей. Такова воля
бога, который любит людей, смиреннопослушных умом. Поэтому префект
раздавил писателя походя, как муравья.
На площади Быка, забравшись на спину медного страшилища, отшельник
Василиск обращался к толпе:
- Братья, родные во Христе, не верьте и рясе и ризе. Единственно
верьте слову, ибо бог есть слово. Не Христос ли сказал, что легче верблюду
войти в игольное ушко, чем богатому в царство небесное! Не он ли завещал
чтить бедность превыше всего! У кого есть два хитона, один отдай ближнему.
Отшельник успел собрать около себя несколько десятков последователей.
Подражая признанному ими вождю, они вооружились дубинами с крестообразными
перекладинами. Это они подсадили Василиска на Быка.
К вечеру с юга дохнуло влажным теплом, удивительным для северян,
обычным для византийцев, привыкших к резким переменам. Но багровый закат,
напоминающий цветом кровянистый желток насиженного яйца, предвещал мало
доброго на завтрашний день.
Отшельнику помешали - свертывалась манипула, которая охраняла храм
святого Конона. Иоанн Каппадокиец дал знать префекту, что об осужденных
"можно забыть". Народ уже успел привыкнуть к тому, что легионеры стоят у
храма, и не замечал их. Сейчас раздались свистки, улюлюканье. Отступление
войска пробудило смелость, толпа сплотилась. Многие вытаскивали пращи,
доставали из сумок, подвешенных под хитоном, гладкие, обкатанные морем
камни.
Окруженная манипула остановилась. Двумя выкриками центурион заставил
легионеров принять строй квадрата. Образовались четыре стенки длинных
щитов. Византийцы оценили красоту маневра. Иные аплодировали как мимам.
Один из случайных вожаков, которые появляются и исчезают, подобно щепкам
на гребнях волн, обратился к византийцам:
- Назад! Положите камни в сумки! Берегите их, нам еще пригодятся
пращи. В легионе - наши братья. Поговорим с ними.
Отшельник терпеливо стоял на спине Быка. Толпа слушала вожака,
соблазнявшего легионеров.
- Единоверцы, римляне! Что вам в этом базилевсе! - Он делал жесты
привычного оратора. - Что в священных телах Юстиниана и Феодоры, в их
головах и других частях, которые непристойно назвать. Что вы скажете
насчет списков старшинства, которые прежде обеспечивали ваше будущее?
Разве не этот базилевс - какой позор! - приказал не вычеркивать умерших.
Ныне ваши мертвые товарищи стоят на вашей же дороге, мешая живым
приближаться к выслуге. Когда вы стареете, у вас отнимают пояс воина.
Казначей говорит: "Я не знаю тебя", и вы лишаетесь жалованья, заслуженного
вами по закону. Что вам в этом базилевсе! Ведь вы не гепиды, не герулы, не
варвары, которые обожрались золотом Второго Рима. Может быть, вы сумели
сделаться гуннами или массагетами? Нет, золото, которое Юстиниан давит из
нас, как масло из оливок, идет не вам. Вы - римляне. Варваров кормит этот
базилевс, вы же тощаете.
Разоренный ритор или опальный легист сыпал соль с перцем на открытые
раны. Все знали, что Анастасий Молчаливый оставил казну в триста тысяч
фунтов золота, а Юстиниан за несколько лет все истратил на роскошь
Палатия, на безумные постройки. Подумайте, ему мало места на твердой
земле. Чтобы отнять место у Пропонтиды, Юстиниан наращивал берега. Золото,
исчерпанное на такие бессмысленные работы, все же оставалось в империи. Но
Юстиниан превратил казну в дырявый сосуд. Золото уходило варварам, от
которых базилевс откупался, варварам, которых он нанимал. Недавно Юстиниан
заплатил Хозрою золотом за перемирие и обязался ежегодной данью.
Оратора слушали с интересом. В легионах и без того порхала злая
шутка: "Почему не родился я персом?.."
Манипула ушла благополучно, и отшельник своей дубиной ударил по
звучному брюху Быка, призывая внимание. Ему помешал человек в чистом
шерстяном хитоне, с бобровой шапкой на голове.
- Ты был прав, монах, говоря о распутстве Феодоры гнусной. И Юстиниан
не человек, а владыка демонов. Но к чему ты возмущаешь бедных против
богатых? Бог всевышний устроил все. Если не будет богатых, кто подаст
бедному милостыню? Кто даст хлеб и работу? Ответь мне.
Василиск принял диспут:
- Я понимаю тебя, ты есть голос церкви высокой. Демон искушал Христа
в пустыне, предлагая ему богатства вселенной. Христос отверг демона, твоя
церковь - соблазнилась!
- Богохульствуешь!
-- Молчи, - послышались голоса, - дай ему говорить!
- Братья, - взывал отшельник, - апостолы дали обет бедности,
бессеребрия. Христиане апостольские жили в чистой общности, деля хлеб и
одежды. Послушная базилевсам высокая церковь предала верующих.
Базилевсы-язычники губили лишь тело, нынешние душу губят на вечные
страдания. Взгляните на патриархов, епископов, пресвитеров, дьяконов. Кто
кадит демону Юстиниану? Они! Кто не заступается за угнетенного, не отводит
руку сильного, не обличает виновного? Они, они, они! Да обнажу я блуд
высокой церкви, капища идольского, опору греха базилевсов! Да укажу я...
Рукоплескания смешались с проклятиями.
