птичка страсти.
Котенок ласки не поет.
И щепочка
былого счастья
в корыте памяти
плывет.
Давай погасим
пламя муки
обиды тряпочку порви.
Меж нами дырочка
разлуки,
и нет ни корочки
любви.
Ты не смотри на это
косо.
Как ясный полдень
на грозу.
Ведь я нашла
отличный способ
немножко выжимать
слезу...
Современная английская
новелла
милому,хрупкому крошке
не посчастливилось тут -
эрос на тоненькой ножке,
в эроса вечно плюют...
Милый танцующий
мальчик,
сызнова ты не у дел.
Лариса васильева
в лондоне на пикадилли
я испытала экстаз.
Если вы там не ходили -
я побывала за вас.
Эрос на тоненькой ножке
вечно стоит не у дел.
Милому, хрупкому крошке
выпал печальный удел.
Мальчик мечтает о чуде,
мальчику холодно тут...
Мимо надменные люди
веры британской идут.
Каждый безжалостно брошен
в свой разлагающий быт...
В лондоне эрос заброшен,
в англии эрос забыт.
Тщетно взывает к участью,
слабых надежд не тая...
Все бесполезно! Но, к счастью,
в лондон приехала я.
Вся потрясенная, боком
к эросу я подалась,
словно пронзенная током,
в эроса взглядом впилась.
И поубавилась серость
сирых британских небес...
Мертвый, заплеванный эрос
мне подмигнул
и воскрес!
Слава
как ни суди и ни ряди,
мой друг,
боюсь эстрадной славы -
модной, спорой...
Сергей поделков
я как-то выступал с поэтом е.
Сначала я читал спокойно, веско.
Зал скорбно слушал. Муха на
стекле
жужжала. И шуршала занавеска.
Я кончил. Поклонился. В тишине
звук трех хлопков, как
выстрелы, раздался.
Но вот на авансцену вышел е.
И зал аплодисментами
взорвался.
Овация текла лавиной с гор.
Служа ему поддержкой и
опорой...
Я очень был расстроен. И с тех
пор
боюсь эстрадной славы - модной,
спорой...
Свое и мое
и вот я иду дорогой,
не чьей-нибудь, а своею.
К друзьям захожу под
вечер,
не к чьим-нибудь,
а своим.
Диомид костюрин
я меряю путь шагами,
не чьими-то, а моими,
ношу я с рожденья имя,
не чье-нибудь, а свое.
На мир я смотрю глазами,
не чьими-то, а своими,
и все, как поется в песне,
не чье-нибудь, а мое.
Вожу я знакомство с музой,
не с чьей-нибудь, а моею,
бывает, стихи слагаю,
не чьи-нибудь, а свои.
Иду в ресторан с женою,
не с чьей-нибудь, а своею,
друзья меня ждут под вечер,
не чьи-нибудь, а мои.
Я потчую их стихами,
не чьими-то, а своими,
я им открываю душу,
не чью-нибудь, а свою.
Стихами по горло сыты,
не чьими-то, а моими,
они вспоминают маму,
не чью-нибудь, а мою...
Камские страдания
не пойму, куда мне
деться!
У реки, как дивный дар,
ты в траве сидишь
с младенцем,
лена лишина, маляр.
И простит буонаротти
эту вольность или нет -
я тайком пишу напротив
твой задумчивый
портрет.
Николай зиновьев
становлюсь я, видно, старше,
налит силою мужской.
Вот уж прелести малярши
мой нарушили покой.
Увидал ее босую,
начал голову кружить.
Я тайком ее рисую,
нарисую - буду жить.
Мы с ней встретились на
каме,
с дамой сердца моего;
обращаюсь к ней стихами -
этот путь верней всего.
Это дело упрощает,
только вот душа грустит:
Микеланджело прощает,
муж малярши не простит...
Но поэту риск не страшен,
поздно пятиться назад.
Будет славно разукрашен
мой задумчивый фасад.
Впрочем, муж - такая туша...
Вновь тревожится душа,
потому что штукатурша
тоже дивно хороша!...
В плену ассоциаций.
Я видел раз в простом
кафе нарпита,
как человек корпел
над холодцом,
трагическую маску
эврипида
напоминая сумрачным
лицом.
Евгений винокуров
я видел, как под ливнем
кошка мокла
хотел поймать ее, но
не поймал...
Она напоминала мне
софокла ,
но почему его - не понимал.
И видел, как из зарослей
укропа
навстречу мне однажды
вылез крот,
разительно напомнивший
эзопа
и древний, как гомер и
геродот.
А раз видал, как с кружкою
эсмарха
старушка из аптеки шла
к метро.
Она напоминала мне
плутарха,
вольтера, острового и дидро.
Я мог бы продолжать. Но
почему-то
не захотел...Я шницель
уминал,
сообразив - но поздно!-
Что кому-то
кого-то же и я напоминал!
Каков вопрос...
И все же я спросил урода,
который сам себе не мил:
"Ты был ли счастлив,
квазимодо?
Хотя б однажды
счастлив был?"
Диомид костюрин
хотя и вежливо, но твердо
я собеседника спросил:
"Ты был ли счастлив, держиморда?
Хотя б однажды счастлив был?"
Ответил держиморда гордо:
"Я так тебе, сынок, скажу:
Я счастлив, только если морду
хоть чью-нибудь в руке держу!"
Оно б и дальше продолжалось,
свидание на коротке...
Но вдруг расплющилось и смялось
мое лицо в его руке...
Тост
белла ахмадулина
не повинуясь жалкому
капризу,
как жертвой моды
гибнущий моллюск,
я медлю, тщась
произнести репризу
в сиротском свете
стосвечовых люстр.
Судьба, я твоему
покорна знаку,
как вьюга, что угодна
декабрю,
я говорю - о чем?
- Сама не знаю,
я счастлива уж тем,
что говорю.
Теперь,
когда меж днем
и ночью резче
открылась грань
и сведена гортань,
сумятицей своей
невнятной речи
я, как дитя
младенчеством,
горда.
Озябшая
в хрустальном горле
фраза,
мечтающая,
с кем ей быть
вдвоем,
как дивный блеск
убогого алмаза
на безымянном
пальчике моем.
О, снизойди и окажи
мне милость,