девушка со взглядом яснозвездным,
день настанет и в твоей судьбе.
Где-то, как-то, рано или поздно
подойдет мужчина и к тебе.
Вздрогнет сердце сладко и тревожно.
Так чудесны девичьи мечты!
Восемь дней гуляйте с ним - и можно
на девятый перейти на "ты".
Можно день, допустим, на тридцатый
за руку себя позволить взять.
И примерно на шестидесятый
в щеку разрешить поцеловать.
После этого не увлекаться,
не сводить с мужчины строгих глаз.
В губы - не взасос!- Поцеловаться
в день подачи заявленья в загс.
Дальше важно жарких слов не слыщать,
мол, да ладно...Ну теперь чего ж...
Ты скажи:- Покеда не запишуть,
и не думай! Погоди...Не трожь!...
Лишь потом, отметив это дело,
весело, с родными, вот теперь
пусть доходит очередь до тела.
Все законно. Закрывайте дверь.
Бес соблазна.
Посмотрите,как красиво эта женщина идет!
Как косынка эта синяя этой женщине идет!
Посмотрите, как прекрасно с нею рядом я ид
как и бережно и страстно под руку ее веду!
Евгений храмов
посмотрите! Не напрасно вы оглянитесь, друзья!
Эта женщина прекрасна, но еще прекрасней я!
Эта женщина со мною! Это я ее веду!
И с улыбкой неземною это с нею я иду!
Посмотрите, как сияют чудных глаз ее зрачки!
Посмотрите, как сверкают на моем носу очки!
Как зеленое в полоску этой женщине идет!
Как курю я папироску, от которой дым идет!
Я не зря рожден поэтом, я уже едва дышу,
я об этом, я об этом непременно напишу!
Я веду ее под ручку из музея в ресторан.
Авторучка, авторучка мне буквально жжет карман!
Я иду и сочиняю, строчки прыгают, звеня,
как прекрасно оттеняю я ее, она - меня!
Мы - само очарованье! И поэзия сама -
способ самолюбованья, плод игривого ума...
Компромисс
...Когда б любовь мне солнце с неба стерла,
чтоб стали дни туманней и мрачней,
хватило б силы взять ее за горло
и задушить. И не писать о ней!
Владимир солоухин
итак, любовь. Восторг души и тела.
Источник вдохновенья, наконец!
И все ж был прав неистовый отелло:
"Молилась ли ты на ночь?...И - конец.
И у меня случилось так. Подперло.
Она сильна как смерть. Но я сильней.
Хватило б силы взять ее за горло
и задушить. И не писать о ней!
Но, полиставши уголовный кодекс,
сообразил, что и любовь права.
И плюнул я тогда на этот комплекс.
И я свободен. И любовь жива.
Божественная комедия
а потом - ногами и руками
оттолкнусь -
и в небо улечу!...
А я кусаю воздух вешний,
я в небо лезу,
как в окно!...
Глеб горбовский
когда меня враги распяли,
от дикой зависти дрожа,
вы, паразиты,
крепко спали,
как спят
ночные сторожа.
А я висел,
кусая воздух
и поминая божью мать...
Потом
бракованные гвозди
стал потихоньку вынимать.
Прыжок мой был весьма удачен,
я понял:
Больше не хочу!
А ну вас всех к чертям собачьим!.
Все надоело -
улечу!
Теперь
я высоко чертовски!
Глотаю воздух как насос.
...Зови меня иисус горбовский,
а если хочешь - глеб христос.
Глоток
( белла ахмадулина )
проснуться утром, грешной и святой,
вникать в значенье зябкою гортанью
того, что обретает очертанья
сифона с газированной водой.
Витал в несоразмерности мытарств
невнятный знак, что все это неправда,
что ночью в зоосаде два гепарда
дрались, как одеяло и матрац.
Литературовед по мне скулит,
шурша во тьме убогостью бумаги,
не устоять перед соблазном влаги
зрачком чернейшим скорбно мне велит.
Серебряный стучался молоток
по лбу того, кто обречен, как зебра
тщетою лба, несовершенством зева
престранный гость скребется у дверей,
блестя зрачком, светлей аквамарина.
О мой булат! О анна! О марина!
О бедный женя, боря и андрей!
Из полумрака выступил босой
мой странный гость, чья нищая бездомность
чрезмерно отражала несьедобность
вчерашних бутербродов с колбасой.
Он вырос передо мной, как вырастают за ночь
грибы в убогой подмосковной роще, его ослепительно
белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила.
Он горестно спросил: "Еще стаканчик?" Ошеломленная,
плача от нежности к себе и от гордости за себя, я
хотела упасть на колени, но вместо этого запроки-
нула голову и ответила надменно: "Благодарю вас,
я уже..."
Спросила я:- Вы любите театр?-
Но сирый гость не возжелал блаженства,
в изгибах своего несовершенства
он мне сказал:-Накиньте смерть ондатр!
Вскричала я:- Вы, сударь, не антей!
Поскольку пьете воду без сиропа,
не то что я. Я от углов сиротства
оберегаю острие локтей.
Высокопарности был чужд мой дух,
я потянулась к зябкости сифона,
а рядом с ним четыре граммофона
звучанием мой услаждали слух.
Вздох утоленья мне грозил бедой
за чернокнижья вдохновенный выпорх!
О чем писать теперь, когда он выпит,
сосудик с газированной водой?!..
Крик рака
я ли не мудр: Знаю язык -
карк врапа,
я ли не храбр: Перебегу
ход рака...
Виктор соснора
я начинаю. Не чих (чу?):
Чин чином.
То торс перса (аттила, лей!)
Грех греки?
Не гамаюна потомок юн:
Крем в реку,
как козлоногу в узде узд?-
Злоб зуды.
Ироник муки, кумиров кум -
крик рака.
Не свист стыдобы, не трут утр,
карк крика.
Не кукареку в реке (кровь!),
Корм греке...
Неси к носу, а вы - косой,
вам -кваса.
Добряк в дебри - бродягам бедр -
суть всуе,
и драдобрею гибрид бедр -
бром с бренди.
У вас зразы ( и я созрел!)
Псом в сопот.
А языкается заплетык -
нак тадо.
К портрету г.
( Татьяна глушкова )
по мотивам книги стихов "белая улица"
...Ты хочешь поэтессой стать? Так стань!
Куда как легче! Проще нет занятья,
ты изучи, что создали собратья,
усердно наклонив над книгой стан.
У одного возьми размер и ритм,
а у другой - стиха закаменелость,
у третьего возьми метафор смелость,
а у четвертой - необычность рифм.
Возьми лучину, канделябр, свечу,
добавь сердечных мук, усталость, горечь,
истории (одобрит пал григорьич!),
Пегаса, кваса, спаса и парчу.
Смешай все это, не сочти за труд,
пиши смелей, учтя мои советы,
не так уж он и сложен, путь в поэты...
Сдавай в печать. Не бойся! Издадут!
Бедный безлошадник
шли валуны
под изволок...
Как петушиный хохолок,
пырей от солнца красноватый
качался в балке...
Пахло мятой...
Холмов
косматая гряда
тянулась к западу, туда,
где пруд,
задумчивый, печальный,
лежал...
................................
- Отсель,- сказал геодезист,-
грозить мы будем бездорожью!
Лев кондырев
на берегу пустынных волн
стоял я,
тоже чем-то полн...
И вдаль глядел.
Стояло лето.
Происходило что-то где-то.
Я в суть вникать не успевал,
поскольку мыслил. Не зевал,
как петр первый. Отовсюду
шли валуны.
Качалась ель.
И мне подумалось: Я буду
грозить издателям отсель!
Закончил мыслить.
Прочь усталость!
Сел на валун.
Мне так писалось,
как никогда! Смешать скорей
курей, пырей и сельдерей.
Все, что мелькает, проплывает,
сидит, лежит и навевает
реминисценции. Увы,
не избежать, как видно, снова
ни в критике разгона злого,
ни унизительной молвы.
Меня ли
тем они обидят?!
Да я чихал! Пускай увидят,
как, глядя в синюю волну,
я сочинял
пять тысяч строк!
Таких пять тысяч
за одну
я променял бы.
Если б мог...
Хлопцы и шекспиры
не надо, хлопцы, ждать шекспиров,
шекспиры больше не придут.
Берите циркули, секиры,
чините перья - и за труд.
...Про дездемону и отелло
с фуфайкой ватной на плече.
Михаил годенко
не надо, хлопцы, нам шекспиров,
они мой вызывают гнев.
Не надо гениев, кумиров,
ни просто "гениев", ни "евг".
Неужто не найдем поэта,
не воспитаем молодца,
чтоб сочинил он про гамлета
и тень евонного отца!
Да мы, уж коль такое дело,
не хуже тех, что в старину...
И мы напишем, как отелло
зазря прихлопнуло жену.
Все эти творческие муки
в двадцатом веке не с руки.
Все пишут нынче! Ноги в руки,
точи секиру и секи!
Вот так навалимся всем миром,
нам одиночки не нужны!
И станем все одним шекспиром,
не зря у нас усе равны!
После сладкого сна
непрерывно,
с детства,
изначально
душу непутевую мою
