гарантирована во всех отношения. Я построю для тебя новый город -
вместо Москвы и Калинова. Но пока мне нужно время, чтобы все
обдумать и взвесить. Время - единственная вещь, которая играет
сейчас на тебя.
Юля. Если ты обманешь и не появишься снова, я больше никому не
буду верить.. Если не останется тебя, для чего мне растить сына?
Чтобы однажды и он оказался в этом мире теней и оборотней?..
Бородач. За сына не бойся. Если он молчит до сих пор, то лишь
потому, что говорить особо не о чем. Может быть, он пришел, чтобы
возвестить людям новую великую истину, мимо которой мы, взрослые
недоумки, проходим, так ничего и не увидев? Может быть, он станет
оправданием нашей бестолково прожитой юности... (После паузы.) Ну,
ладно! Сейчас сойду в Александрове - и до скорой встречи!
Юля. Если до встречи, иди!
Отталкивает его. Бородач идет к выходу, там останавливается,
тихонько машет рукой. Юля молча кусает пальцы, затем порывисто
бросается к нему, целует, кусая губы, и обнимает, впившись
пальцами в спину. Затем, отвернувшись, убегает к себе в купе.
Бородач уходит, потом возвращается и торопливо идет в конец
вагона..
Бородач (вполголоса) . Юля, Юля, а твой адрес! Как я тебя в
Калинове искать буду?
Соседняя дверь отъезжает и лицом к лицу с ним оказываются Кракс и
Левый. Писатель, сделав вид, будто ничего не происходит, проходит
в хвост вагона, Кракс и Левый, словно зачарованные идут за ним.
Уперевшись в дверь тамбура, Писатель поневоле поворачивается.
Кракс (выхватывая пистолет) . Писатель!
Левый (выхватывая пистолет) . Ты!
Бородач, вяло пожав плечами, разворачивается и хочет уйти, но
Кракс и Левый хватают его за плечи.
Кракс. Какая трогательная встреча! Тятя, тятя, наши сети притащили
мертвеца!..
Левый. Дочь Иаира. Матфей. Стих 125. Чудо.
Кракс. Для покойника ты неплохо выглядишь, однако.
Бородач (оборачиваясь к ним) . Здорово, ребята. У меня к вам сразу
же предложение. Тут, совсем рядом младенческим сном спит маленький
ребенок. Отойдемте в сторонку, и там дружески пообщаемся.
Кракс. Только не вздумай сбежать - пристрелим!
Отходят в дальний конец вагона.
Кракс. Славно ты нас подставил, Писатель, мир твоему праху! Мы за
тебя поручились, от приговора тебя отвели, а ты взял, да слинял
вместе с бабками.
Бородач. Я, конечно, на все ваши вопросы отвечу, но не найдется ли
у вас для начала закурить.
Кракс. Только не думай, что открутишься. Как говорит Марат: что
написано на перрон, не вырубишь топором. На!
Бородач (рассматривает пачку) . "Парламент". Символично, однако...
Ну, ребята, как вы жили все это время? За твоей карьерой я по мере
возможности следил. Чем все кончилось?
Кракс. Банкротством, Писатель. Так что прибрал меня Марат, работы
никакой не давал, только возил с собою по казино и на стрелки. Я
поначалу маялся, а потом привык, вошел во вкус. И только я
расслабился, как он говорит: "Хватит тебе, яхонтовый, жизнь свою
за наш счет прожигать, отправляйся, золотой, парламентером в
Калинов, и либо положи этот городишко к моим ногам, либо отомри за
ненадобностью!" Понятное дело, во-первых, я сам калиновский, а
во-вторых, работа расстрельная, никто добровольно не поедет, а я
на счетчике, пришла пора баланс подводить.
Бородач. А что у Левого было?
Левый. Было ли, не было ли. Отмывал деньги. Стал владелец
ломбарда. Большой человек. Пришла баба. Попросила бабки. Под залог
квартиры. Дал бабки. Прошел срок у бабы. Бабки у бабы потрачены.
Квартира у бабы переписана на ребенка. Ребенку пять годиков.
Судиться без толку. Квартира уплыла. Бабки уплыли. Приплыли
братки. Меня отодвинули, чтоб не мешал. Взяли бабу за белы руки.
Взяли лом. Сломали правую руку. Нет у бабы бабок. Сломали левую
ногу. Нет у бабы бабок. Сунули бабу в нужник. По горло в дерьме
сидит баба. День баба сидит. Два баба сидит. Нет у бабы бабок.
Хромай, баба, прочь. Иди-ка сюда, Левый! Гони бабки, а то оторвем
репку!
Кракс. Левого поставили владельцем магазина автозапчастей.. На
новом месте к нему повадились сплошь да рядом свои же, ясеневские,
и всякий раз, когда они доезжали до Левого, у них не было
наличных. Левый завел книгу долгов. Однажды в магазин заглянул
Марат и нечаянно узнал, что магазин больше чем наполовину работает
в кредит. Левого хотели за все прошлые грехи пришить, но
передумали и приставили ко мне в парламентскую делегацию,
уговаривать калиновских штангистов добровольно поделиться рынком.
Бородач. Как Марат?
Левый. Блестяще. Как песня! Не задушишь, не убьешь!
Кракс. В уголовной среде, как на поверхности Солнца, протекают
постоянные пертурбации. Царицынских, микояновских и останкинских
общими усилиями пустили на колбасу. Таганские раскололись пополам
и гасят друг друга, у чеховских нескончаемые разборки с
горьковскими. Все течет, хотя, в сущности, ничего особенно не
меняется. И Марат не меняется. Если услышит, что Писатель жив,
сразу заподозрит нас в сговоре с тобой.
Бородач. То есть, вам остается привезти меня к ним живого или
мертвого.
Кракс. Не дави на чувства, Писатель. Ты - не ребенок. Про твою
слезу Достоевский ни слова не написал..
Бородач. Итак, вы меня привезете к ним. Дальше?
Кракс. Нет, ты нас на понт не бери! Мы, может, с Левым еще не
придумали, как нам решить проблему твоего, писателева,
существования. Ты нас в этот брудершафт, как сказала бы
проводница, втравил, и мы сейчас могли бы стать травой, а ты бы
жил да бороду почесывал... Но мы тебе зла не желаем, сволочь!
(Умоляюще.) Писатель, отдай кредит. Или дай ниточку, чтобы можно
было его перевести в какой-нибудь фонд детей, больных СПИДом, -
туда, где Марат сидит членом правления. В конце концов, это не
твои деньги.
Бородач. Не могу.
Кракс. С каких это пор ты стал жмотом? Зачем тебе мертвому деньги?
Левый издает невнятный звук.
Видишь: ты даже Левого обидел, а это хуже, чем ударить ребенка,
больного СПИДом.
Бородач. Нет денег, мужики. Я их, за вычетом двухсот долларов на
карманные расходы, полгода назад из Красноярска телеграфом перевел
обратно в банк.
Кракс. Нет, ты не юли, Писатель! Еще вчера мы могли с тобой
миндальничать, но за последний час все радикально переменилось.
Левый. Кардинально.
Кракс. Я тебе говорил, Писатель, мы были на нашей малой родине по
поручению Марата. Выполняли роль живца в операции по ликвидации
калиновских боксеров. Но живцы остались живы, а ясеневская братва
и боксеры друг друга взаимно ликвидировали.
Левый издает невнятный звук.
Кракс. И это не все. Сразу после того, как мы это узнали, пришла
весточка от Марата. Си-Эн-Эн готовит репортаж о массовых
беспорядках в центре Москвы у Белого дома и возле Останкино.
Планируется от сотни до тысячи убитых, и даже несколько
иностранных журналистов - для достоверности. Под проект выделены
нешуточные средства, и совет братвы постановил, что мы должны
этиденьги взять. На роль снайперов-террористов, которые будут
обстреливать мирную толпу зрителей, уже наняты сотрудники
президентской охраны - эти вне конкуренции. Зато свободны вакансии
на роль массовки - фашиствующей толпы молодчиков. Кандидатов
много, даже негры-братки из университета Патриса Лумумбы
набивались, но их сразу отсеяли - какие, мол, негры, в стране
белых медведей. А вот с остальными конкурентами у наших забита
стрелка, и тут каждый ствол на счету.
Бородач. Погоди, Кракс. Я похоже отстал от жизни. Выходит все эти
страсти по Белому дому - не более, чем прелюдия к репортажу
Си-Эн-Эн?
Кракс. А разве репортаж Си-Эн-Эн и не есть самая что ни на есть
наиреальнейшая реальность? Мы живем в век глобальных технологий,
Писатель, и этот век принадлежит телевидению. Конечно, я почти
уверен, что наш телевизионный триллер будет отдавать
голливудщиной: миллион статистов, куча пиротехники, монтаж из
марша тяжелой техники на фоне трупов и крупным планом портреты
улыбающихся победителей под рекламу пасты "Блендамед". А года
через два какой-нибудь стопроцентно русский режиссер снимет на
этом материале фильм-оскароносец и название соответствующее
сконструирует: "Унесенные демократией", "Утомленные свободой" или
еще что-нибудь в этом роде.
Левый. Закрой хлебало, Кракс. Будет представление. Нас не будет.
Бородач. Ваши затруднения я понял, ребята. Надо это хорошенько
обдумать.
Кракс. Не надо!
Левый. Избавь!
Кракс. Не надо, Писатель. С братками, по меньше мере, все
расписано наперед, и всегда знаешь, когда тебя спасут от верной
смерти, жертвуя собой, а когда пристрелят в затылок, защищая
интересы дела. А вот с тобой, Писатель, никогда ничего заранее не
угадать. Помнишь, ты цитировал когда-то в этом же самом чертовом
поезде: "Товарищ, верь!.."
Бородач. Какой я тебе, на хрен, товарищ? "Браток, поверь взойдет
она - звезда пленительного счастья".
Кракс. Так вот, звезда вошла - для кого кремлевская, для кого
маршальская, для кого марсова, для кого Давидова, для кого
арабско-палестинская звезда Алголь, для кого сразу пять армянских
с коньячной бутылки, а для иных - все пятьдесят с американского
флага. А что для нас взошло? (Направляет на бородача пистолет) .
Что у нас сейчас? Остановка в Александрове?.. "Тень Грозного меня
усыновила!.." Живо в туалет, Писатель!
Бородач. А если я не хочу. (Пятясь.) Оставьте меня в покое,
опричники проклятые!
Кракс. Никто тебя не спрашивает, чего ты хочешь.
Левый. Лучше пойти. Так разумнее!
Кракс (сует ему пачку сигарет) . Покури, и подумай о своем прошлом
и будущем - вернее, об отсутствии такового. И молчи - ради твоей
же пользы.
Запихивает бородача в туалет.
Перегон шестой. Александров - Москва
Октябрь 1993 года. Те же лица. Поезд останавливается. Голос
диспетчерши сообщает: "Скорый поезд 666 Калинов-Москва прибыл на
первую платформу". Проводница выходит в тамбур, слышно, как
гремит, опускаясь, лестница. Из купе выглядывает интеллигент, но,
увидев в конце вагона толпу, тут же снова задвигает дверь.
Кракс (кровожадно) . Сдадим его тепленького в руки Марату. Пусть
братва порадуется.
Пауза.
Вроде там окно звякнуло, а, Левый?
Пауза
Нет, послышалось.
Поезд трогается. В коридор возвращается проводница с телеграммой в
руке.
Проводница. Придумают тоже, посылать телеграммы бригадиру под
утро. (Заглядывает в купе, берет сумочку с билетами, затем
зажигает в вагоне свет) . Подъезжаем к Москве. Просыпаемся,
собираем белье, умываемся. После Загорска закрываю туалеты.
(Пробует открыть туалет, а когда это не получается, стучит туда и
злорадно говорит.) Эй, ты, русская интеллигенция! Проедем Загорск,
и придется тебе терпеть до вокзала... Белье и одеяла сдаем! Кому
нужны билеты, предупреждайте сразу. (Заглядывает в первое купе.)
Билеты не нужны? Нет, здесь билеты явно без надобности.
(Заглядывает в купе женщины.) Билеты нужны? И не забудьте за
мамашей белье прибрать.
Голос старухи. Господи, совсем измаялась. Дай мне света и покоя,
Боже! Ничего больше не прошу
Кракс. Заговорили сумерки сознания... (Прислушивается.) Нет,
