вывернул тяжелый "манлихер", у второго - наган.
"Старик", которому даже при свете керосинки Шульгин дал бы не больше
пятидесяти, просто борода его старила, взял пистолет.
- Только я стреляю... не очень. Из дробовика разве... - Да хоть в
воздух, лишь бы шум был. Когда я скажу... - он приоткрыл дверь.
- Вы там, мудаки! Кончай базар. Не успокоитесь, сейчас гранату
брошу... И вашего начальника шлепну...
В ответ часто загремели выстрелы, откалывая пулями щепки от потолка и
стен.
- Вот кретины, - обернулся Шульгин к своему теперь уже напарнику. - Я
сейчас их немного попугаю, а вы бейте окно и, хоть вон табуреткой,
вышибайте решетку...
- А как же... - профессор указал на дырку в стене. - Я что сказал? -
Сашка выскочил на лестничную площадку, навскидку разрядил вниз половину
обоймы, потом приподнял за поясной ремень тело лежавшего поперек порога
чекиста и столкнул по крутым ступенькам.
Навстречу ударил недружный залп из полудесятка стволов.
- А до хрена их там, - удивился Шульгин. Включил рацию, сообщил,
словно Новиков сам не слышал поднявшейся пальбы:
- Андрей, тут заварушка-таки началась. Попытаюсь прорваться с грузом
к реке. Минуты через две-три дай огоньку по фасаду. Если сумеешь,
подберись поближе. Гранату в окно невредно. Буду отходить через дворы. В
задах последнего дома выход на набережную... Прикрывай... Сбор под мостом.
Снова сунул рацию в карман, пару раз выстрелил для порядка и
перевалил через перила вниз еще одно тело. Смысл в этих странных действиях
был.
Падающие сверху трупы, во-первых, отвлекали судорожный огонь еще не
успевших прийти в себя чекистов, а во-вторых, создавали у входа на
лестницу баррикаду, которую не так просто будет преодолеть при попытке
новой атаки. - Что смотришь, папаша? Бей. Удолин размахнулся и швырнул
табуретку в окно. Звон бьющегося стекла слышен был и в доме, и на улице. -
А ну еще!
Вошедший во вкус профессор с натугой поднял дубовый стол и изо всех
сил шарахнул по решетке. Вздрогнул весь мезонин.
- Молодец! Еще! А теперь... - Шульгин обмотал запястья Агранова
ремешком маузерной коробки. - Тащи его туда... - он показал на пролом в
стене.
Огневой мощи у него хватало. Маузер, "манлихер" и два нагана чекистов
с двумя боекомплектами каждый, еще и своя "беретта". Он не видел, в кого
стрелять, но по направлению полета вражеских пуль ответил полным
барабаном.
Швырнул револьвер вниз, надеясь, что хоть на секунду его примут за
обещанную гранату. И нырнул вслед за профессором в пролом стены. Приладил
на место сорванные доски. В первое мгновение в глаза не бросится, тем
более что налицо разбитое окно и вывернутая наружу решетка.
Вместе с Удолиным подтащили Агранова к отверстию в крыше.
Шульгин потрогал у чекиста пульс. Живой, как он и рассчитывал,
соразмеряя силу удара.
- Вы скажете, наконец, кто вы и зачем все это? - прошипел
освобожденный узник на ухо Сашке. - Наш человек, - неопределенно, но
убедительно ответил Шульгин. - Сейчас те ворвутся в комнату, нас там не
обнаружат, на улице начнется еще одна стрельба, они кинутся обратно, и мы
аккуратно спустим вашего приятеля во двор. Понятно? - Понятно. Вы мне
нравитесь... - Комплименты потом. Внимание... Все вышло точно так, как
Шульгин и спланировал. Топот ног и матерная ругань за стеной, и через пару
секунд - короткие прицельные очереди новиковского "ППС". Под его пулями
зазвенели стекла выходящих на улицу окон.
- Ну все, дед. У нас теперь от силы минут десять осталось, а потом
такое начнется...
Он вылез наружу. Надвинул на лоб ноктовизор. Увидел, как три фигуры,
выскочившие было во двор, очевидно, на поиски выпрыгнувших в окно пленника
и налетчика, метнулись обратно. Опасность с улицы показалась им более
серьезной. По неопытности они приняли "ППС" за настоящий пулемет. А хоть в
малой степени знакомый с тактикой человек соображает, что пулемет - оружие
групповое, самостоятельно обычно не употребляется и, значит, поддерживает
действия как минимум отделения, а то и взвода.
О вчерашних событиях наслышаны были все, и предположение, что
действующие в городе белобандиты всей силой навалились на секретную точку,
абсурдным не казалось.
Из распахнувшейся парадной двери в ответ на выстрелы Новикова гулко
загремел "льюис". Агранов солидно подготовился к делу. И умный же, гад,
оказался! Да не умнее нас. Пулемет чекистов бил вдоль переулка, кроша
пулями заборы, стены, окна обывательских домишек.
А Новиков уже переместился в мертвое пространство, залег в
водосточной канаве между булыжной мостовой и тротуаром в десяти метрах от
аграновского дома. Шульгин спрыгнул на землю. - Подавай...
Удолин ногами вперед просунул вниз длинное тело Агранова.
Сашка принял его, уложил на траву. - Прыгай... Профессор замешкался.
- Быстрее, мать... Придержу!
Прыгнул и даже удержался на ногах. Да и всей-то высоты едва три
метра.
- Сумеешь через двор пронести? Или мне взять? - Донесу. В нем и пяти
пудов не будет. Удолин с Аграновым на спине, Шульгин с маузером и
"манлихером" в руках побежали к забору. За спиной полыхнуло оранжевым,
грохнул взрыв гранаты. За ним другой.
Профессор уперся в забор, оглянулся растерянно. - А, что теперь
чикаться... - Шульгин ударом ноги свалил целиком секцию ограды. Отбросил с
дороги кинувшегося навстречу пса. - Вперед, не зевай, если жизнь дорога! В
доме рванула еще одна граната и пулемет, подавившись очередным патроном,
смолк. Только трещали револьверные выстрелы.
Интересно, о чем будут говорить завтра окрестные жители?
Добрались до последнего перед спуском к набережной двора. Шульгину
показалось, что за спиной у него происходит какое-то движение.
Развернулся, толкнул к проходу в заборе тяжело, с хрипом дышащего
профессора, упал на одно колено. Сначала он подумал, что их догоняет
Новиков, но нет, в окулярах мелькнули совсем другие фигуры.
"Даже неинтересно, - подумал Шульгин, - как в тире". И выстрелил
ровно два раза. Сколько и оставалось патронов в маузеровской обойме.
Чекисты, один навзничь, другой боком, повалились в бурьян.
"Но до чего настырные, бегут в темноту и думают, что им ничего не
будет! А куда деваться, с другой стороны? Пленника упустили, да еще и
начальник украден. Забегаешь тут..."
Спустились по мокрому глинистому откосу к самому берегу Москвы-реки.
В сотне метров ниже по течению темнели опоры Бородинского моста. Того еще,
старого. Между урезом воды и настилом моста обнаружился глубокий
треугольный карман. Там и устроились.
Еще несколько раз коротко протрещал автомат, грохнула четвертая
граната. И потом уже хлопали только разрозненные револьверные выстрелы.
Удолин никак не мог успокоить дыхание, в груди у него свистело и
хлюпало.
- Отвык бегать и курю много, - словно извиняясь, сказал он. - Так кто
же вы все-таки?
- Друзья, если так можно выразиться. Давайте отсюда живыми выберемся,
потом и поговорим. Застонал, заворочался, приходя в себя, Агранов. - Еще и
этот... - выругался Сашка. - Чем бы тебя успокоить? Да хоть бы так... -
отхватил ножом кусок сукна от полы аграновского френча, затолкал ему в рот
вместо кляпа.
- И не дергайся, а то сразу замочу... Шульгину хотелось курить после
эмоционального взрыва, но сигарет с собой не было.
Прошло не больше трех минут, и снаружи послышался тихий свист.
Сашка ответил. С автоматом в руке в щель просунулся Новиков. - Вы
здесь? Живы? Все в порядке? - Более чем. Начальничек с нами. Все
рассчитал, курва, кроме этого...
Новиков уважительно прищелкнул языком. - Здорово. Теперь бы
сообразить, как отсюда выбираться. Как говорится - не пройдет и часа... А
у меня только два рожка осталось.
- Да уж. С боем не прорваться, тем более с таким грузом. У тебя
курить есть? - Есть, а стоит ли? Заметить могут... - Я аккуратно. Никто
нас здесь не заметит, а уши пухнут. Придется Ястребова вызывать. Риск, а
куда деваться? Без него не уйдем.
- Оно конечно. По большому кругу, через Новослободскую и Пресню
должен проскочить. Весь шмон опять в пределах Кольца будет...
- Тогда вызывай. Я сейчас докурю и двинем по бережку в сторону
Калининского...
Они так и не привыкли к новой (старой) топографии Москвы и здешним
названиям, говорили, как раньше, и прекрасно понимали друг друга.
Глава 29
Профессор Удолин, в своем засаленном, бурого оттенка халате, похожем
на тюремный, возбужденно и беспорядочно перемещался по тридцатиметровому
холлу. Как будто в заточении у Агранова ему не хватало пространства, и
теперь он наверстывал накопившуюся потребность в движении. От ужина он
отказался, зато с жадностью выпил две большие чашки крепчайшего кофе,
причмокивая от удовольствия, словно извозчик за чаем.
- Три года настоящего кофе не пил, это надо же! Уф-ф, какое
блаженство. Выходит, жизнь не кончена, нет-нет, не кончена... И папиросы,
чудесные папиросы! Что, фабрики Асмолова? Странно, "Ява", никогда не
слышал. Да неважно, зато какой аромат... Нет, господа, вы это прекрасно
задумали, мне там у Якова чертовски надоело. Главное, он мне совершенно не
позволял выходить в город. Как будто я собирался сбежать. А куда мне было
бежать, скажите на милость? Чтобы с голоду подохнуть? Благодарю покорно. И
он еще мне трибуналом угрожал...
Видно было, что этот человек поговорить очень любит и, похоже, не
особенно важно, о чем именно. Просто время от времени в нем накапливалась
критическая словесная масса, и требовалось немедленно ее сбросить, как пар
через предохранительный клапан.
Когда давление приходило в норму, профессор начинал говорить по делу
и вполне здраво.
- Давайте же наконец познакомимся, господа. Удолин, Константин
Васильевич, экстраординарный профессор по кафедре всеобщей истории.
Друзья тоже представились, причем Шульгин назвался доктором медицины,
что было почти правдой, поскольку советский кандидат наук этому званию
соответствовал, а Новиков сообщил, что он полковник и журналист.
- Весьма, весьма рад. Правда, для врача вы, уважаемый коллега,
слишком хорошо владеете навыками э-э... противоположного рода. Однако...
время такое, да. Я, кстати, успел заметить, что в нынешних условиях люди
образованные, аристократы крови и духа, приспосабливаются к жизни куда
лучше этих... пролетариев. Те и характером пожиже, и от голода мрут чаще.
Статистикой я располагаю. Потому, кстати, белая армия в состоянии
сражаться при таком огромном перевесе красных. Они в своих газетках пишут,
белоручки, мол, эксплуататоры, выродившееся сословие. Вот уж вздор!
Дворяне - военное сословие, и война их естественное состояние. Другое
дело, что бывают исторические закономерности, когда дворянство проигрывает
плебсу. Битва при Азенкуре, например.
- А с чего вы взяли, профессор, что белые проиграли?
- Ну как же? У Врангеля остался только Крым, на Дальнем Востоке тоже
лишь полоска Приморья. Эта война проиграна, увы. Но не все так просто. В
XIII веке Русь пала под натиском татаро-монголов, но в тех боях ударная
сила азиатских орд, предназначенная для захвата Европы, была сломлена.
Точно так же белые армии потерпели поражение в России - но, не сумев
отстоять Россию, они все же остановили ударный отряд революционного
Интернационала, нацеленный на Европу. Белое движение не пустило большевизм
распространиться далее границ бывшей Российской Империи. Щит под ударом
