Питнер.- С лягушкой. Ее посадили в трубу и закрыли дверцу. Затем профессор
Гроут включил аппаратуру.
- И что произошло?
- Лягушка начала прыгать. И уменьшилась.
- Правильно, уменьшилась. А потом?
- Потом она исчезла.
Профессор Харди откинулся на спинку кресла.
- И лягушка не достигла противоположного конца трубы?
- Нет.
Аудитория загудела.
- Как видите, лягушка вопреки ожиданиям моего коллеги профессора Гроута
не достигла конца трубы.
Аудитория волновалась, и Харди постучал по крышке стола карандашом, потом
зажег трубку и, снова откинувшись в кресле, выпустил в потолок облако дыма.
- Боюсь, этот эксперимент явился слишком тяжелым ударом для бедняги
Гроута. Как вы, наверно, заметили, он не пришел после обеда на занятия...
Гроут морщился, но продолжал идти.
- Не волноваться,- уговаривал он себя.- Главное - продолжать двигаться
вперед.
Труба снова вздрогнула, и профессор покачнулся. Фонарь, который он не
смог удержать, упал и погас. Гроут остался в огромной темной пещере, у
которой, казалось, нет ни конца, ни края.
Но он продолжал идти. Через какое-то время его одолела усталость.
- Отдых мне не повредит! - Он сел на грубый неровный пол.- Но, судя по
новым вычислениям, мне потребуется около двух дней, чтобы дойти до конца
трубы. Может быть, даже больше...
Гроут немного подремал, потом двинулся дальше. Внезапные увеличения трубы
в размерах перестали его пугать. Рано или поздно он доберется до конца и
пересечет световой луч. Силовое поле выключится, и он снова обретет свои
нормальные размеры... Гроут улыбнулся: то-то Харди будет удивлен.
Он ударился обо что-то большим пальцем ноги и упал. Его охватил страх, он
задрожал и встал, озираясь в окружающей темноте. В какую сторону теперь
идти?
- О, господи,- пробормотал он, наклоняясь и трогая пол: куда же ему
теперь идти? Время тянулось. Он двинулся медленно сначала в одну сторону,
затем в другую, не различая ничего вокруг, совсем ничего. Потом побежал,
бросаясь в темноте то туда, то сюда, спотыкаясь и падая. И вдруг покачнулся
- то самое знакомое ощущение! Снова вздрогнула труба. Гроут облегченно
вздохнул: значит, он движется в нужном направлении! И он снова побежал, но
теперь уже успокоившись и ровно, глубоко дыша открытым ртом.
И по мере того, как он бежал и бежал, пол становился все грубее и грубее.
Ему пришлось перебираться через какие-то камни, и Гроут остановился. Разве
трубу не полировали? Сначала шкуркой, потом...
- Ну конечно же,- пробормотал он.- Даже поверхность лезвия для
бритья может показаться грубой, если ты сам так мал...
Он продолжал двигаться вперед, ощупывая руками преграды. Вскоре ог-
ромные камни вокруг и даже его собственное тело начали слабо светиться.
Что это?.. Гроут взглянул на свои руки: ладони поблескивали в полумраке.
- Тепловое излучение, конечно же! Спасибо, Харди!
Прыгая с камня на камень, Гроут двигался в сумеречном свете по
бесконечной равнине, усеянной валунами, перескакивая через расселины, как
горный козел. "Или как лягушка",- подумалось ему, когда он перепрыгнул
через очередную яму и остановился перевести дух. Как долго еще осталось? Он
оглядел высящиеся вокруг обломки железной руды и внезапно его снова охватил
страх.
- Может быть, об этом лучше даже не думать,- сказал он, взобравшись на
скалу, и прыгнул через трещину. Следующая пропасть оказалась еще шире, и он
едва удержался на краю, задыхаясь от напряжения и цепляясь руками за
неровные уступы.
Он прыгал и прыгал без конца, снова и снова. Он забыл уже, сколько раз
ему приходилось это делать.
Стоя на краю скалы, он решился еще на один прыжок и... Падал он долго,
все глубже и глубже в пропасть, все ближе к неясному свечению. Но дна
пропасти все не было и не было. Он падал и падал...
Профессор закрыл глаза, его охватил покой, усталые мышцы отдыхали.
- Все! - произнес он, опускаясь все ниже и ниже.- Закон природы... Чем
меньше тело в размерах, тем меньше проявляется действие силы тяжести...
Неудивительно, что насекомые падают так безболезненно... Не открывая глаз,
он отдался во власть темноты.
- ...Таким образом,- сказал профессор Харди, - мы вполне можем дать, что
этот эксперимент войдет в историю науки как...
Он замолчал и нахмурился, потому что вся аудитория смотрела не на него, а
в сторону двери. Кое-кто из студентов улыбался, потом один из них
рассмеялся. Харди повернулся посмотреть, в чем дело.
От двери прыгала по полу лягушка.
- Профессор,- возбужденно сказал Питнер, поднимаясь со своего места,- это
подтверждает выработанную мной теорию. Лягушка настолько уменьшилась в
размерах, что провалилась...
- Что? - возмутился Харди.- Это другая лягушка!
- ...Провалилась между атомами кристаллической решетки материала, из
которого изготовлен пол "Лягушачьей камеры". И, покинув пределы силового
поля, вновь обрела свои нормальш е размеры.
Питнер, улыбаясь, поглядел на лягушку. Та продолжала медленно шлепать
через комнату.
- То, что вы говорите...- начал профессор Харди, без сил опускаясь в
кресло, но в этот момент прозвенел звонок, и студенты принялись собирать
книги и тетради. Вскоре профессор Харди остался один. Он поглядел на
лягушку, покачал головой и пробормотал: - Этого не может быть. На свете
полно лягушек. Это какая-то другая лягушка.
К его столу подошел студент.
- Профессор Харди...
Харди поднял голову.
- Да? Что случилось?
- Там в коридоре вас ждет какой-то человек, закутанный в одеяло. Он
чем-то расстроен.
- Ладно,- сказал Харди, вздохнул и встал. У дверей он остановился, снова
глубоко вздохнул, потом сжал губы и вышел в коридор.
За дверями, завернутый в красное шерстяное одеяло, его ждал Гроут. Лицо
его горело от возбуждения. Харди посмотрел на него виноватым взглядом.
- Мы так и не выяснили! - закричал Гроут.
- Что? - пробормотал Харди.- Послушайте, э-э-э, Гроут...
- Мы так и не выяснили, доберется ли лягушка до конца трубы. Мы с ней
провалились между атомами. Нам придется придумать какой-то другой метод
проверки парадокса. "Камера" для этого не годится.
- Да, пожалуй,- произнес Харди.- Но, послушайте, Гроут...
- Об этом позже,- сказал Гроут.- Я найду вас сегодня вечером. А сейчас
мне надо на лекцию.
И он, поддерживая одеяло руками, торопливо зашагал по коридору.
Перевел с английского А. КОРЖЕНЕВСКИЙ
...И о парадоксе Зенона
Дорогие друзья! Только что вы прочитали рассказ о неутомимой лягушке и
необычных экспериментах профессоров Харди и Гроута, цель которых - проверка
парадокса Зенона. Возможно, раз шутливый рассказ оставляет это без ответа,
у вас возник вопрос: кто же все-таки прав? На первый взгляд лягушка
действительно должна добраться до конца, но, следуя логике, и профессор
Харди прав. И в этом стоит разобраться, потому что в основу рассказа в
самом деле положена очень крупная теоретико-познавательная проблема,
выражающая сложность и недостаточную еще изученность движения как способа
существования материи.
Древнегреческий философ Зенон Элейский еще в V веке до н. э. одним из
первых обратил внимание на противоречивость движения. Им были
сформулированы так называемые апории (греч.-затруднение, недоумение). Это,
в частности, "Ахилл и черепаха", "Стрела", "Дихотомия" и "Стадий"; в этих
апориях философ ставил далеко не праздный вопрос: истинно или ложно наше
понимание движения? Общее решение апорий Зеноном отрицательное, Поскольку
наши представления о движении противоречивы, постольку движение, по мнению
мыслителя, неистинно.
В основу настоящего рассказа положена апория "Дихотомия", то есть
рассечение на части. Ее смысл таков. Движущийся к цели, например, вышедший
из пункта А а пункт Б человек сначала должен пройти половину пути к ней, а
от этой половины сначала ее половину и так далее без конца. Словом, как бы
она ни была мала, всегда будет оставаться какая-то величина, половину
которой надо пройти... Из этого Зенон делал вывод, что путник никогда не
доберется до цели своего путешествия, а следовательно, движение как таковое
ложно.
Основываясь на этой апории, автор фантастического рассказа, однако,
усложнил ситуацию, добавив совершенно фантастический элемент, "Особое поле"
уменьшает размеры самого движущегося объекта, таким образом условия опыта
отличаются от классических, описанных Зеноном, но существа дела это не
меняет. Ни лягушка, ни профессор Гроут так и не добираются до цели
путешествия, а "проваливаются" через кристаллическую решетку материала
трубы. Эксперимент, таким образом, не дает ответа на вопрос, насколько же
прав Зенон в своих утверждениях.
Так где же все-таки истина? Ответ на вопрос не так прост. Все дело в том,
что в "Дихотомии", а равно и в других апориях, как в фокусе, отражена вся
сложность, многообразие и противоречивость самого явления движения и как
способа бытия материального мира, и как отражения этого процесса в
мышлении.
Ограниченность понимания Зеноном движения заключается в том, что он
рассматривает его как нахождение тела в данный момент в одном месте, а в
следующий - в другом. Но это характеристика не самого движения, а его
результата. Такой подход весьма упрощен, ибо он изображает движение лишь
как сумму состояний покоя, не более. В действительности же движение есть
любое изменение. Двигаться - означает быть в этом месте и в то же время не
быть в нем. Это непрерывность пространства и времени, и именно она делает
возможным движение.
В апории "Дихотомия" противоречивость движения выражена в логической
форме, то есть в вигпонятий, суждений и умозаклк^ ний. Но ни одно
логическое описание объекта, в нашем случае - движения, не дает
исчерпывающей картины, не воспроизводит и не может с абсолютной
достоверностью воспроизвести ее такой, какая она есть в действительности.
Обращая внимание на это обстоятельство при разборе парадоксов Зенона в
"Философских тетрадях", В. И. Ленин писал; "Мы не можем представить,
выразить, смерить, изобразить движение, не прервав непрерывного, не
упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения
мыслью есть всегда огрубление, омертвление..." Апория "Дихотомия" и есть
такое огрубление; деление, ограничение непреры^юго и бесконечного движения.
Таково наиболее общее материалистическое истолкование апорий Зенона.
Труднее дело обстоит с раскрытием конкретного физического смысла данных
парадокс" По мере все более глубокого п^ никновения в тайны материи наши
представления о движении будут обогащаться и уточняться. Но апории Зенона
навсегда останутся мудрым напоминанием необходимости научного дерзания
всем, кто постигает тайны природы. Кстати, примером этому служат и герои
рассказа: ведь, несмотря на шутливость ситуации, оба предстают подлинными
исследователями...
Федор ДЕМИДОВ,
кандидат философских наук
