"Универсум, где образ перестает быть вторичным по отношению к модели, где обман
претендует на истинность, где, наконец, больше нет изначального, а есть лишь
вечное мерцание, в котором отсутствие первоисточника рассеивается блуждающими
бликами" (р. 103).
342
ПРИЛОЖЕНИЯ
Отнюдь не будучи каким-то новым основанием, он поглощает все основания, вызывая
всеобщий крах, -- но крах как радостное и позитивное событие, как некую
без-основностъ: "за каждой пещерой еще более глубокая пещера -- более обширный,
неведомый и богатый мир над каждой поверхностью, пропасть за каждым основанием
под каждым "обоснованием""9. Так как же разыскать Сократа в таких пещерах, столь
не похожих на его собственную? Какая нить тут поможет, когда все нити утеряны?
Как бы он выбрался оттуда и как можно было бы отличить его от софиста?
Возможность симулировать То же Самое и Подобное вовсе не означает, что они суть
видимости или иллюзии. Симуляция обозначает силу, способную производить эффект.
Однако, это следует понимать не только в каузальном смысле, поскольку без
введения каких-то иных значений каузальность остается совершенно гипотетическим
и неопределенным понятием. Скорее, эффект следует понимать в смысле "знака",
возникающего в процессе сигнализации, или в смысле "костюма", точнее, маски,
олицетворяющей сам процесс лицедейства, когда за каждой маской обнаруживается
еще одна... Так понимаемая симуляция неразрывно связана с вечным возвращением,
поскольку именно в вечном возвращении осуществляется низложение икон и
низвержение мира представления. Здесь все происходит так, будто скрытое
содержание противостоит явному. Явное содержание вечного возвращения можно
определить в полном согласии с платонизмом в целом. В этом случае вечное
возвращение представляет способ, каким демиург организует хаос на основе модели
Идеи, которая и навязывает демиургу То же Самое и Подобное. В этом смысле Вечное
возвращение является умопомешательством, [безумным становлением], которое,
однако, укрощено, моноцен-трично и нацелено на копирование вечного.
Действительно, в обосновывающем мифе все так и выглядит. Миф закладывает копию в
образе, а образ подчиняет сходству. Однако это явное содержание далеко от того,
чтобы представить истину вечного возвращения. Оно,
____________
9 По ту сторону добра и зла, 289.
343
ЛОГИКА СМЫСЛА
скорее, указывает на пережитки мифа в идеологии, его утилизацию -- хотя
идеология уже не терпит мифа, тайну которого она утратила. Здесь уместно
напомнить, какое отвращение питала греческая душа вообще, и платонизм в
частности, к вечному возвращению в его скрытом значении10. А значит, Ницше был
прав, считая вечное возвращение своей собственной головокружительной идеей --
идеей, вскормленной исключительно на эзотерических дионисийских источниках,
идеей, проигнорированной или подавленной платонизмом. Правда, немногочисленные
высказывания Ницше на этот счет остаются еще на уровне явного содержания: вечное
возвращение -- То же Самое, которое возвращает к Подобному. Но разве не
бросается в глаза несоответствие между такой плоской и столь естественной
истиной, не идущей дальше банального представления о смене времен года, и
душевным напряжением Заратустры? Больше того, кажется, что явно выраженное
[содержание вечного возвращения] и нужно-то лишь для того, чтобы Зара-тустра его
с презрением отверг. Заратустра сетует сначала на карлика, а затем и на животных
за то, что они превращают глубокое в банальное, новую музыку в "старую песенку",
а извилистое -- в простоту круга. Нужно пройти сквозь явное содержание вечного
возвращения, но только для того, чтобы достичь скрытого содержания, лежащего
гораздо глубже ("за каждой пещерой еще более глубокая пещера..."). Таким
образом, в том, что казалось Платону стерильным эффектом, обнаруживается
непокорность масок и бесстрастие знаков.
Тайна вечного возвращения в том, что оно вовсе не выражает порядка,
противостоящего поглощающему этот порядок хаосу. Напротив, вечное возвращение --
это и есть сам хаос, власть утверждающего хаоса. В одном месте Джойс рассуждает
как ницшеанец -- а именно, когда показывает, что vicus of recirculation не может
заставить вращаться "хаосмос". Вечное возвращение заменяет связность
представления чем-то совершенно иным -- собственной хаодиссеей. Между вечным
возвращением _________________
10 О неприязни греков и, в частности, Платона к вечному возвращению см. Charts
Magler, Deux themes de la cosmologie grecque, ed. Klincksieck, 1953.
344
ПРИЛОЖЕНИЯ
и симулякром столь глубинная связь, что одно не может быть понято без другого.
Возвращаются [друг к другу] только расходящиеся серии -- именно потому, что они
расходящиеся. То есть, каждая серия возвращается именно потому, что перемещает
свое отличие от всех Других серий по всем этим сериям; и все серии возвращаются
[друг к другу], поскольку их различия перемешаны внутри хаоса -- хаоса без
начала и конца. Круг вечного возвращения -- это круг, который всегда
эксцентричен по отношению ко всегда децентрированно-му центру. Клоссовски прав,
говоря, что вечное возвращение есть "симулякр доктрины": вечное возвращение
действительно предстает как Бытие, но лишь тогда, когда "сущее" является
симулякром". Симулякр функционирует так, что явное сходство обязательно
отбрасывается на базовую серию, а явное тождество обязательно проецируется на
форсированное движение. Таким образом, вечное возвращение -- это, фактически, То
же Са-мое или Подобное, но только потому, что последние симулируются или
создаются с помощью симуляции под действием симулякра (воли к власти). Именно в
этом смысле оно упраздняет представление и разрушает иконы. Вечное возвращение
не предполагает Того же Самого и Подобного. Наоборот, единственное То же Самое,
которое оно устанавливает, -- это То же Самое того, что различно; а единственное
сходство -- сходство бесподобного. Вечное возвращение -- это уникальный фантазм
всех симулякров (Бытие всех сущих). Это власть -- власть утверждать дивергенцию
и децентрацию, и оно делает эту власть объектом высшего утверждения. Оно
пребывает под властью ложного претендента, вызывая то, что должно происходить
снова и снова. Но далеко не все возвращается в вечном возвращении. Последнее
по-прежнему избирательно, оно все еще "различает", но вовсе не так, как это
делал Платон. Отбираются только
____________
11 Pierre Klossowski, Un si funeste desir, Gallimard, p.226. А. также, pp.
216-218, где Клоссовски комментирует слова из веселой науки, 361: "Вожделеющее
пристрастие к при-творству, вырывающееся наружу как власть, сдвигающее в сторону
так называемый "характер", затопляющее его, време-нами погашающее... "
345
ЛОГИКА СМЫСЛА
процедуры, противоположные самому отбору, а исключается и не допускается к
возвращению то, что предполагает То же Самое и Подобное, то, что претендует на
коррекцию отклонения, на перецентрирование кругов и упорядочивание хаоса, на
предоставление модели или создание копии. За всю свою долгую историю подлинный
платонизм реализовался лишь однажды, и Сократ принял смерть, ибо как только
прекращается симулирование Того же Самого и Похожего, последние становятся
простыми иллюзиями.
Властью симулякров определяется современность. Но современность обращается к
философии вовсе не для того, чтобы любой ценой быть современной, но и не для
того, чтобы стать вне времени. К философии обращаются, чтобы выделить в
современности нечто такое, что Ницше обозначил как. несвоевременное, которое
хотя и присуще нынешнему времени, но должно также и обернуться против него -- "в
пользу, я надеюсь, грядущих времен". Философия делается не в глухих чащобах и не
на лесных тропах. Она творится на городских улицах -- на самых искусственных из
них. Низвержением платонизма улавливается несвоевременное в самом далеком
прошлом. В отношении настоящего этого достигает симулякр, понятый как передний
край критической современности, а в отношении будущего -- фантазм вечного
возвращения как вера в это будущее. Искусственное и симулякр -- не одно и то же.
Они даже противоположны друг другу. Искусственное -- это всегда копия копии,
которую еще нужно вытолкнуть в ту точку, где оно меняет свою природу и
оборачивается симулякром (момент поп-арта). Искусственное и симулякр
противостоят друг другу в самом сердце современности -- там, где современность
сводит все счеты -- как два вида деструкции: два нигилизма. Ибо велика разница
между разрушением во имя закрепления и увековечивания устоявшегося порядка
представлений, моделей и копий -- и разрушением моделей и копий ради воцарения
созидающего хаоса, приводящего в действие симулякры и порождающего фантазм.
Последнее -- самая невинная из всех деструкции: деструкция платонизма.
II. -- Лукреций и симулякр
Следуя Эпикуру, Лукреций определял спекулятивную и практическую цель философии
как "натурализм". Значимость Эпикура для философии связана с этим двойным
определением.
Произведения природы неотделимы от их существенного разнообразия. Но мыслить
разнообразие как таковое -- довольно трудная задача, на которой, согласно
Лукрецию, споткнулись все предшествующие философии'. В нашем мире естественное
разнообразие проявляется в трМх взаимосвязанных аспектах: разнообразие видов;
разнообразие индивидуумов, относящихся к одному и тому же виду; и разнообразие
частей, которые- вместе составляют индивидуума. Специфичность, индивидуальность
и гетерогенность. Нет такого мира, который не демонстрировал бы многообразия
своих частей, мест-ностей, рек и населяющих их видов. Не существует индивидуума,
абсолютно тождественного другому индивидууму; не бывает телМнка, которого не
узнавала бы собственная мать; нет двух неразличимых между собой устриц или
пшеничных зМрен. Не существует тела, состоящего из однородных частей -- ни
растения, ни потока, которые не несли бы в себе разнообразия материи или
гетерогенности элементов, среди которых каждый животный вид, в свою очередь, не
находил бы подходящего пропитания. На основе этих трМх точек зрения можно
сделать вывод о многообразии самих миров: миры бесчисленны -- часто различны по
виду, иногда похожи, но всегда состоят из гетерогенных элементов.
Но имеем ли мы право на такой вывод? Приро-да должна мыслиться в качестве
принципа разнообразного и его производства. Но принцип производства
разнообразного имеет смысл только тогда,
________
1 На протяжении всей критической части Книги 1 Лукре-ций не перестаМт
доискиваться оснований для разнообразного. Раличные аспекты разнообразия
описываются и в Книге 2, 42 - 376, 581 - 588, 661 - 681 и 1052 - 1066. (Цитаты
из Лукреция приводятся по русскому изданию: Тит Лукреций Кар, О природе вещей,
-- М., Художественная литература, 1983 г. -- Примечание переводчика).
347
ЛОГИКА СМЫСЛА
когда он не собирает свои собственные элементы в некое целое. Не следует
рассматривать подобное требование как круг -- будто Эпикур и Лукреций полагали,
что принцип разнообразного сам должен быть разнообразным. Эпикурейский тезис
совершенно иной: Природа как производство разнообразного может быть только
бесконечной суммой, то есть суммой, которая не объединяет в целое собственные
элементы. Нет такой комбинации, которая могла бы охватить все элементы Природы
сразу, нет одного единственного мира или тотального универсума. Physis -- это не
определение Единого, Бытия или Целого. Природа -- не коллективна, а, скорее,
дистрибутивна; законы Природы (foedera naturae [законы природы -- лат.] в
противоположность так называемым foedera fati [законам судьбы -- лат.])
распределяют части, которые не могут быть соединены в одно целое. Природа не
атрибутивна, а, скорее, конъюнктивна: она выражает себя через "и", а не через
"есть". Это и то: чередования и переплетения, сходства и различия, притяжения и
отталкивания, нюанс и разрыв. Природа -- клоака Арлекина, сделанная всецело из
заполненностей и пустот: она соткана из заполненного и пустого, бытия и небытия
