вопрос таким тоном - и он бросится с вершины скалы на не в меру
подозрительного французского дракона.
Однако, похоже, вопросов больше не было.
- Ты еще пожалеешь, что был невежлив и не ответил нам на вопрос! Вот
увидишь! - подвел итог французский дракон. Раздалось хлопанье крыльев, и
он, оторвавшись от скалы, растворился во тьме.
Джиму понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться. Встревоженного
дракона успокоить не так легко, как человека. Он снова повернулся к
Амбуазу, чтобы отвлечься от неприятного разговора, но адреналин, бурливший
в крови, направил его мысли в новое русло.
Он вдруг представил себе, что угнездился здесь не столько для отдыха,
сколько ради удобной позиции для атаки. С этой площадки он бы мог
устремиться вниз, налететь на город и утащить какого-нибудь маленького
пухленького джорджа. Он бы принес его назад на скалу и попировал без
помех.
Идея была настолько шокирующей, что Джим очнулся. Раньше он никогда
не рассматривал джорджей как драконью пищу. На самом деле он был уверен,
что никогда не смог бы съесть человека. Однако, будучи драконом, он
охотно, со всем потрохами ел свежезабитых, абсолютно сырых животных,
оставляя только копыта и кости, и находил их очень вкусными. Мысль о том,
что для нормального дракона человечина не менее съедобна, чем говядина,
была какой-то неуютной. Единственная причина, по которой драконы исключили
из своего меню джорджей, думал Джим, это хлопоты, связанные с добыванием
оного деликатеса.
Драконы ведь не любят хлопот и стараются жить как можно спокойнее.
Хотя дракон и наслаждается доброй битвой, случайно оказавшись втянутым в
нее, все же специально искать приключений он не будет - слишком
утомительно. И вдобавок, большинство из них на протяжении веков научились
уважать способности джорджей еще до того дня, когда появились конные
рыцари с пиками. Ведь даже в ту пору джорджей было слишком много.
Джима снова одолела дремота. Это совершенно естественно для дракона.
Дракон любит поесть, выпить и поспать. Если есть и пить нечего, то сон
приходит сам собой. Постепенно мысли Джима смешались, глаза закрылись, и
он заснул.
Он проснулся, когда небо едва начало светлеть, и не удивительно: со
скалы была видна линия горизонта на востоке, за городом, где уже
разгорелся восход. Опять же, как и у всех здоровых драконов, пробуждение
его было мгновенным и полным: он моментально стряхнул с себя все остатки
сна, и к тому же, несмотря на то что спал Джим на скале, свернувшись
клубочком, ни один член драконьего тела не затек.
Джиму одновременно хотелось и есть, и пить. Но драконы легко
переносят голод и при необходимости могут поститься весьма долго,
дожидаясь, пока им не подвернется что-нибудь съестное.
Он опустился к подножью скалы, превратился там в человека, оделся и
направился в Амбуаз. Минут через двадцать Джим уже стоял на опушке леса, в
двух шагах от обочины дороги, и разглядывал городские ворота. Перед ним
толпилось человек тридцать-сорок, да еще по крайней мере десятка два телег
и навьюченных лошадей и мулов.
Солнце встало. Оно поднималось все выше, но ворота так и не
открывались. В этом, по мнению Джима, не было ничего удивительного. С
одной стороны, привратники не откроют ворота раньше, чем им захочется, с
другой - городские власти и купцы не потерпят, чтобы вероятные покупатели
и продавцы слишком долго промешкали у ворот из-за нерадивости стражников.
Стало быть, когда боязнь заслужить недовольство властей перевесит
природную лень привратников, ворота откроются.
Одна из чаш весов перевесила только тогда, когда уже порядочно
поднявшееся над горизонтом солнце осветило все городские стены. С момента
рассвета протекло уже добрых полтора часа.
Как только одна из створок приотворилась, Джим вышел из-за деревьев и
решительно направился к воротам. Торопиться, в общем, было ни к чему. Обе
створки распахнулись настежь, и люди, минуя стражников, начали втягиваться
в город прежде, чем Джим подошел к краю толпы...
По пути он успел поразмыслить, как ему пройти через ворота. Вопрос,
решил Джим, в том, как прикинуться самым что ни на есть настоящим рыцарем.
Как Брайен или Жиль повели бы себя в подобной ситуации? Впрочем, вряд ли
по ним можно составить представление о типичном, среднем рыцаре. Они были
достаточно вспыльчивы, но не слишком злобны. А в свою трактовку образа
рыцаря, стершего ноги, потерявшего лошадь, да к тому же со вчерашнего дня
лишившегося крова, Джим решил добавить толику злобы и раздраженности.
Толпа вокруг ворот оказалась довольно плотной. Вежливое мурлыканье
типа "Извините, пожалуйста" или "Не были бы вы столь любезны
подвинуться?", вкупе с осторожным лавированием между тесно сжатыми телами,
бывшее в ходу в двадцатом веке, в средние века было не в моде.
Соответственно, Джим воспользовался своими габаритами и, подобно
футбольному защитнику, пробивающему массой своего тела стену обороны
противника, вломился в толпу там, где, как ему показалось, она была чуть
пореже.
- Прочь с дороги, олухи! - рычал он, разрезая ее плечом.
Мужчин, способных равняться с Джимом в росте, вокруг не было, но иные
казались довольно коренастыми, а кое-кто весом, пожалуй, превзошел бы и
Джима. А в данных обстоятельствах вес был существенным фактором.
- Эй, вы там, приятели! Послушайте!
Те, сквозь которых он лез, быстро обернулись, чтобы взглянуть на
него. Но сам стиль его обращения - людей у ворот он величал "олухами", а
стражников "приятелями" - заставил толпу расступиться. Стражник как раз
собирался взять не то пошлину, не то обычную мзду с мужчины в
перепачканной мукой одежде, за которым ехала телега, запряженная мулом. Он
возмущенно обернулся, но, увидев одежду Джима, его меч и кинжал, изменил
свои намерения.
- Сейчас же пропустите меня! - выпалил Джим, стремительно
направившись к стражнику, который подобострастно отступил в сторону.
- Эти ваши чертовы дороги и поля... Моя лучшая лошадь, черт бы ее
побрал, сломала ногу. Мне пришлось бродить в этих дьявольских лесах всю
ночь, черт ее дери! А ну, ты! Пропусти меня!
Со словами "ну, ты" он сунул стражнику серебряный экю, что было
слишком щедро для взятки в подобных обстоятельствах, но монеты поменьше у
Джима не нашлось. Джим понадеялся, что такая щедрость будет воспринята
привратником как свидетельство того, что этот джентльмен, потерявший
лошадь и проведший ночь в лесу, был сильно не в себе.
- Спасибо, милорд, премного благодарен! - стражник торопливо зажал
монету в кулаке, и она мгновенно исчезла из виду. Он понятия не имел, был
ли Джим лордом, но в титуле "милорд" не было никакого вреда. Гораздо хуже
было бы не обратиться к Джиму соответственно его положению. Джим
протолкнулся мимо него и вошел в город.
Спустя полминуты он свернул за угол и совершенно скрылся с глаз
стражников.
Улочка, на которой оказался Джим, была столь узка, что, разведя руки,
он бы мог коснуться весьма грязных стен вполне тошнотворного вида. По обе
стороны громоздились высокие стены домов и мощные глухие, почти столь же
высокие, как дома, ограды, а земля под ногами была густо усеяна всеми
видами нечистот и отбросов. Джим дошел до перекрестка. Перпендикулярный
переулок оказался, на его взгляд, почище. Он свернул налево, полагая, что
так выйдет со временем к центру города.
Однако переулок петлял так, что, когда Джим снова повернул налево, он
обнаружил еще одну длинную улицу. Прошло довольно много времени, прежде
чем ему удалось выйти на достаточно широкую, чистую и ровную улицу,
которая была, несомненно, главной магистралью города, тянущейся от ворот.
Однако оттуда Джима, к счастью, было уже не разглядеть.
Больше всего Джима интересовало, как найти сэра Жиля, Проще всего
зайти в первую попавшуюся лавку и попросить у хозяина проводника, который
может провести его, Джима, по всем постоялым дворам города. Из опыта
прогулок по Уорчестеру и прочим английским городам, в которых ему уже
довелось побывать, Джим знал, что если хозяин лавки просто объяснит на
словах, как добраться до постоялого двора, то не успеет Джим пройти и
пятидесяти шагов, как снова заблудится.
Стало быть, Джим шагал по улице, пока не наткнулся на обувную лавку.
Там он заключил сделку с сапожником, наняв одного из подмастерьев. Опыт
подсказывал Джиму, что лучше будет нанять одного из работников, чем
пользоваться услугами того, кого свистнул с улицы. Очень часто якобы
случайный прохожий оказывался сообщником хозяина лавки, который давал ему
знак завести Джима в ловушку, где его могли ограбить, а то и убить. Но
подмастерье, как правило, кое-какую ценность для хозяина представлял, и
вероятность того, что он приведет Джима в засаду, была меньше.
Опять же, при заключении сделки нужно было проявить властность. Джим
мрачно бранился, колотил кулаком по прилавку, изрыгал все ругательства,
которые только приходили ему в голову, и наконец почувствовал, что в общем
и целом ему удалось произвести впечатление джентльмена отнюдь не доброго
нрава.
Он знал, что в глазах его собеседников подобные манеры говорят сразу
о двух вещах. Во-первых, даже при намеке на опасность он пустит в ход меч,
болтающийся у него на боку. Во-вторых, Джим вполне мог иметь в городе
могущественных друзей, которые куда лучше, чем сам Джим, смогли бы
устроить его обидчикам веселую жизнь.
Джим разгадал свой ребус. Похоже, каждая собака в городе уже знала,
что на днях в Амбуаз приехали двое англичан, причем один из них -
коротышка с роскошными развесистыми усами. В ту эпоху почти все рыцари
имели обыкновение сбривать всю растительность на лице, так что подобное
украшение на верхней губе само по себе оказывалось особой и основной
приметой.
Похоже, что сэр Жиль и прочие англичане появились в городе совсем
недавно. Они остановились в самом большом трактире, но им все равно не
хватило места, поскольку с собой они привели свирепых, по мнению
сапожника, на вид слуг. Их было так много, что их пришлось даже размещать
в находящихся поблизости амбарах и даже расквартировать по домам. Их имен
сапожник не знал, но он знал, что один из них прибыл вместе с очень
большой и свирепой собакой, которую он, наверное, захватил с собой, чтобы
охранять комнату и вещи.
Однако в Амбуазе в такой охране нет никакой необходимости, уверял
сапожник. На самом деле, наличие такого зверя у англичан - чуть ли не
оскорбление для города. С другой стороны, что можно поделать с таким
важным лордом. Особенно если это - важный лорд из... э-э-э...
Здесь сапожник, по-видимому, наконец вспомнил, что перед ним стоит не
француз, а такой же англичанин. Он прервал фразу на полуслове и принялся
бранить подмастерье за то, что тот до сих пор околачивается в лавке,
вместо того чтобы уже отвести джентльмена на постоялый двор.
Мальчик поспешил вывести Джима прочь из лавки. Джим последовал за
юнцом, недоумевая: неужели сапожник может серьезно думать, что он, Джим,
поверит в безопасность пребывания в Амбуазе, пусть даже в самой лучшей
таверне. В этом веке и на суше, и на море миром правили два закона. Первый
- закон личного выживания, а второй - закон, гласивший: "Урви как можно
больше", - хотя различные классы распоряжались тем, что получали,
по-разному.
Крестьяне, беднейшие из бедных, нуждались в доходах единственно,
чтобы выжить. Люди вроде сапожника хотели зарабатывать, чтобы получить
