Тут возможен перекос
Это ж, братцы, радиация,
А не просто купорос.
Пятую неделю я не сплю с женой,
Пятую неделю я больным больной
Тоже и напарник плачется
Дескать, я отравлен начисто.
И лечусь "Столичною" лично я
Чтоб совсем с ума не стронуться
Истопник сказал, что "Столичная"
Очень хороша от стронция.
Мне и верится и не верится,
Что минует та беда
А шарик вертится, все вертится
И все время не туда.
Про Парамонову.
--------------
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать
Вот стою я перед вами, словно голенький
Я с племянницей гулял тети Пашиной
И в "Пекин" ее водил и в Сокольники.
Поясок ей покупал поролоновый
И в палату с ней ходил в Грановитую
А жена моя, товарищ Парамонова
В это время находилась за границею.
А вернулась - ей, привет, анонимочка
На фотоснимочке стою я и Ниночка
Утром встал я - нет моей кысочки,
Ни вещичек ее нет, ни записочки.
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано
Ты прости, что я гулял с этой падлою
Извини меня, товарищ Парамонова.
А она как закричит, вся стала черная,
Я на слезы, говорит, на твои - ноль внимания
Ты мне Лазаря не пой, я ученая,
Ты людям все расскажи на собрании.
И кричит она, кричит, а голос слабенький
А холуи уж тут как тут каплют капельки
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,
И который референт, что из органов.
Ну прям тут как тут.
Ладно, утром прихожу на собрание
Дело, помню, как сейчас, было первого
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова сидит вся в новом шарфике,
Как увидела меня - вся стала красная.
У них первый был вопрос "Свобода Африки",
А потом уж про меня в части "Разное"
Как про Гану - все в буфет за сардельками
Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами
А как вызвали меня, то сник от робости,
А из зала мне кричат: "Давай подробности!"
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Я с племянницей гулял с тети Пашиной
И в "Пекин" ее водил и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада,
Но живем-то, говорю, не на облаке
Это ж просто, говорю, соль без запаха.
Я и жалостью их брал и испытывал,
И бумажку что я псих им зачитывал,
Но поздравили меня с воскресением
Закатили строгача с занесением.
Вот тогда я взял букет покрасивее
И к подъезду номер семь для начальников,
А Парамонова как вышла - стала синяя,
Села в "Волгу" без меня и отчалила.
И тогда прямым путем в раздевалку я
И тете паше говорю, мол, буду вечером.
А она мне говорит: "С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего!
И племянница моя Нина Саввовна
Она думает теперь то же самое.
Она всю свою морковь нынче продала
И домой по месту жительства отбыла".
Вот те на, ну, прям, вот те на!
Вот тогда иду в райком, шлю записочку,
Мол, прошу принять, по личному делу я.
А у Грошевой сидит моя кысочка,
Как увидела меня - вся стала белая.
И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева:
"Схлопотал он строгача, ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему"
И пошли мы с ней вдвоем как по облаку
И пришли мы с ней в "Пекин" рука об руку,
Она скушала "Дюрсо", а я "Перцовую"
За советскую семью овразцовую.
Братские могилы.
---------------
На братских могилах не ставят крестов
И вдовы на них на рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов
И вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы
Все судьбы в единую слиты.
А в вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий Рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
На братских могилах нет плачущих вдов,
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?
***
Ну, вот исчезла дрожь в руках
Теперь - наверх.
Ну, вот сорвался в пропасть страх
Навек навек.
Для остановки нет причин
Иду, скользя,
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.
Среди нехоженных путей
Один пусть мой,
Среди невзятых рубежей
Один за мной.
А имена тех, кто здесь лег,
Снега таят.
Среди нехоженных дорог
Одна - моя.
Здесь голубым сияньем льдов
Весь склон облит
И тайну чьих-нибудь следов
Гранит хранит.
И я гляжу в свою мечту
Поверх голов
И свято верю в чистоту
Снегов и слов.
И пусть пройдет немалый срок
Мне не забыть
Как здесь сомнения я смог
В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
"Удач всегда",
А день, какой был день тогда?
Ах, да. Среда.
Лекция о международных
отношениях для 15-суточников
----------------------------
Я вам, ребяты, на мозги не капаю,
Но, вот он - перегиб и парадокс,
Когой-то выбирают римским папою,
Когой-то запирают в тесный бокс.
Там все места блатные расхватали и
Пришипились, надеясь на авось.
Тем временем во всей честной италии
На папу кандидата не нашлось.
Жаль на меня невовремя накинули аркан.
Я б засосал стакан и в Ватикан.
Церковники хлебальники разинули.
Замешкался маленько ватикан,
А мы (тут) им папу римского подкинули
Из наших, из поляков, из славян.
Сижу на нарах я, в Нарофоминске я.
Когда б ты знала, жизнь мою губя,
Что я бы мог бы выйти в папы римские,
А в мамы взять, естественно, тебя.
Жаль на меня невовремя накинули аркан.
Я б засосал стакан и в Ватикан.
При власти, при деньгах ли, при короне ли
Судьба людей швыряет как котят.
Ну, как мы место шаха проворонили?!
Нам этого потомки не простят!
Шах расписался в полном неумении.
Вот тут его возьми и замени.
Где взять? У нас любой второй в туркмении
Аятолла и даже Хомейни.
Всю жизнь мою в ворота бью рогами как баран,
А мне бы взять Коран и в Тегеран.
В Америке ли, в Азии, в Европе ли
Тот нездоров, а этот вдруг умрет.
Вот место голды меир мы прохлопали,
А там на четверть бывший наш народ.
Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли
Таланты все при шпаге, при плаще.
Руслан Халилов - мой сосед по камере -
Там Мао делать нечего, вообще.
Следите за больными и умершими.
Уйдет вдова Онассиса - Жаклин.
Я буду мил и смел с миллиардершами,
Лишь только дайте волю, мужуки.
Сыновья уходят в бой.
--------------------
Сегодня не слышно биенье сердец,
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:
"На этот раз мне не вернуться,
Я ухожу, придет другой".
Мы не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой.
Вот кто-то решил: "После нас хоть потоп",
Как в пропасть шагнул из окопа
А я для того свой покинул окоп,
Чтоб не было вовсе потопа.
Сейчас глаза мои сомкнутся,
Я крепко обнимусь с землей.
Мы не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой.
Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?
Кто выйдет к заветному мосту?
И мне захотелось пусть будет вон тот,
Одетый во все не по росту.
Я успеваю улыбнуться,
Я видел кто придет за мной.
Мы не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой.
Разрывы глушили биенье сердец,
Мое же негромко стучало,
Что все же конец мой еще не конец,
Конец это чье-то начало.
Сейчас глаза мои сомкнутся,
Я крепко обнимусь с землей.
Мы не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой.
"Як" - Истребитель.
------------------
Я "як" - истребитель, мотор мой звенит
Небо - моя обитель.
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он - истребитель.
В этом бою мною "юнкерс" сбит,
Я сделал с ним что хотел,
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.
Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал.
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет в штопор.
Из бомбардировщика бомба несет
Смерть аэродрому.
А, кажется, стабилизатор поет:
"Мир вашему дому!"
Вот сзади заходит ко мне "мессершмитт",
Уйду, я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, решил на таран.
Что делает он?! Вот сейчас будет взрыв!
Но мне не гореть на песке.
Запреты и скорости все перекрыв
Я выхожу из пике.
Я главный, а сзади, ну, чтоб я сгорел,
Где же он, мой ведомый?
Вот он задымился, кивнул и запел:
"Мир вашему дому!"
И тот, который в моем черепке,
Остался один и влип.
Меня в заблужденье он ввел и в пике
Прямо из мертвой петли.
Он рвет на себя и нагрузки вдвойне,
Эх, тоже мне, летчик-асс!
Но снова приходится слушаться мне
И это в последний раз.
Я больше не буду покорным, клянусь,
Уж лучше лежать на земле.
Но что ж он не слышит как бесится пульс?
Бензин, моя кровь на нуле!
Терпенью машины бывает предел,
И время его истекло.
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит, наконец-то лечу налегке,
Последние силы жгу,
Но что это, что?! Я в глубоком пике
И выйти никак не могу!
Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезет другому.
Выходит, и я напоследок спел:
" Мир вашему дому!
Мир вашему дому!!!"
Еще не вечер.
------------
Четыре года рыскал в море наш корсар,
В боях и штормах не поблекло наше знамя,
Мы научились штопать паруса,
И затыкать пробоины телами.
За нами гонится эскадра по пятам,
На море штиль и не избегнуть встречи,
Но нам сказал спокойно капитан:
"Еще не вечер, еще не вечер."
Вот развернулся боком флагманский фрегат
И левый борт окрасился дымами.
Ответный залп на глаз и наугад -
Вдали пожары, смерть - удача с нами.
Из худших выбирались передряг,
Но с ветром худо и в трюме течи,
А капитан нам шлет привычный знак:
"Еще не вечер, еще не вечер."
На нас глядят в бинокли, в трубы сотни глаз
И видят нас от дыма злых и серых,
Но никогда им не увидеть нас
Прикованными к веслам на галерах.
Неравный бой, корабль кренится наш.
Спасите наши души человечьи,
Но крикнул капитан: "На абордаж!
Еще не вечер, еще не вечер.
Кто хочет жить, кто весел, кто не тля
Готовьте ваши руки к рукопашной!
А крысы пусть уходят с корабля
Они мешают схватке бесшабашной.
И крысы думали: "А чем не шутит черт?"
И в тьму попрыгали, спасаясь от картечи,
А мы с фрегатом становились к борту борт.
Еще не вечер, еще не вечер.
Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза,
Чтоб не достаться спрутам или крабам,
Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах
Мы покидали тонущий корабль.
Но нет! Им не послать его на дно.
Поможет океан, взвалив на плечи,
Ведь океан - он с нами заодно,
И прав был капитан - еще не вечер.
Последнее стихотворение Владимира Высоцкого
-------------------------------------------
И снизу лед, и сверху,
Маюсь между.
Пробить ли верх, иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду,
А там за дело, в ожиданьи виз.
Лед надо мною - надломись и тресни!
Я чист и прост, хоть я не от сохи,
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека, сорок с лишним,
Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.
Мне есть, что спеть, представ перед всевышним,
Мне есть, чем оправдаться перед ним.
***
Последнее стихотворение Владимира
Высоцкого, найденное в бумагах после
его смерти, последовавшей 25 июля,
в 4 часа утра в Москве, в его квар-
