АЛЕКСАНДР ВЕЛЬТМАН
ИОЛАНДА
I
В один из прекрасных июльских вечеров 1315 года Гюи
Бертран, славный церопластик, недавно приехавший в
Тулузу, сидел задумчиво подле открытого окна в своей
рабочей (комнате). Он жил против самого портала церкви
св. Доминика. Заходящее солнце освещало еще вершину
башни. Гюи Бертран смотрел на эту вершину. Тень
поднималась выше и выше по туреллам, лицо его более и
более омрачалось, и казалось, что все надежды его
уносились вместе с исчезающими лучами солнца на башне.
Он имел все право предаваться отчаянию: кроме тайного
горя, которое отражалось во всех чертах его, искусство,
доставлявшее ему пропитание, было запрещено под смертною
казнию после суда над шамбеланом Франции Энгерраном
Мариньи, его женою и сестрою, обвиненных в чаровании
короля Людовика X.
-- Вот последнее достояние! -- проговорил Гюи Бертран,
вынув из кармана серебряную монету и хлопнув ею по косяку
окошка.-- Жена придет за деньгами на расход... я отдам ей
все, что имею, а она скажет: этого мало!.. Завтра
голодная жена и дети будут просить милостыню, а я буду
пропитаться на счет моих заимодавцев в тюрьме Капитула!
И с этими словами Гюи Бертран схватил лежавший на окне
резец и вонзил его глубоко в дерево. В эту самую минуту
кто-то постучал у дверей.
-- Вот она! -- произнес Гюи Бертран, вставая с места и
отдергивая задвижку.
Но вместо жены вошел неизвестный человек в широком
плаще, бледный, худощавый, высокий, с впалыми глазами.
- Гюи Бертран?
- Так точно. Неизвестный, входя в рабочую, припер за
собою дверь.
-- Угодно вам принять на себя работу?
-- Очень охотно приму... разумеется, скульптурную
-- Нет, работа будет относиться собственно до вашего
искусства...-- сказал неизвестный, вынимая из-под плаща
небольшой портрет.- По этому портрету вы должны сделать
восковую фигуру.
-- Восковую? Не могу! -- и Гюи Бертран, осмотрев с ног
до головы неизвестного, невольно содрогнулся.
- Вы. может быть, думаете. что я фискал инквизиции, ищу
вашей погибели? Нет! Впрочем, я найду другого
церопластика, который будет снисходительнее...
Неизвестный взял под плащ портрет и хотел идти.
-- Позвольте... Если вы мне скажете, для какого
употребления заказываете...
- Вот прекрасный вопрос!
-- Но... вы знаете, что можно сделать злое
употребление...
- О конечно, из всего можно сделать злое употребление;
однако же, покупая железо, не давать же клятвы, что оно
не будет употреблено на кинжал. Впрочем, будьте покойны:
это для коллекции фамильной. Угодно взять? Гюи Бертран
думал.
-- Извольте отвечать скорее!
-- Берусь... но... мне не дешево станет эта работа... и
вам также.
-- Насчет этого не беспокойтесь: вот вам в задаток...
здесь в кошельке двадцать луидоров. Через неделю должно
быть готово... только сходство разительное...
-- Можете положиться... Неизвестный удалился.
Гюи Бертран запер двери, спрятал портрет в шкаф. бросил
кошелек на стол и сел снова подле окна в раздумье. Вскоре
вошла жена его.
-- У тебя, Гюи, кто-то был? Не для заказов ли?
-- Да! -- ответил Бертран.
- Слава Богу!
- Да!- отвечал Бертран.
-- Это что такое?
-- Деньги.
- Слава Богу. - повторила жена.- двадцать луидоров!..
Это все твои?
-- Да! - отвечал Бертран.
-- Я возьму на расход?.
-- Возьми.
-- Ты, верно, обдумываешь заказанную работу?.. Я не
буду тебе мешать.
Она вышла, а Гюи Бертран просидел до полуночи перед
окном.
II
На другой день рано утром Гюи Бертран вошел в свою
рабочую, вынул портрет, поставил его на станок и, заложив
руки назад, стал ходить из угла в угол.
- Какое очаровательное существо! -- сказал он, смотря
на портрет.- Так же хороша была и дочь моя! Где ты
теперь, неблагодарная Вероника!
У него хлынули из глаз слезы. Он закрыл лицо руками и
отошел от портрета, сел подле окна в безмолвии...
Когда в нем утихло горькое воспоминание, он подошел
снова к портрету.
-- Чувствую, что не на добро заказано это!..-- повторял
он, говоря сам с собою и посматривая на портрет.-- Бедная
девушка! Может быть, и тебя преследует соблазн или
мщенье? Если я буду средством к твоему истязанию? Этот
человек в оборванном плаще так похож на чернокнижника!..
Нет сил приниматься за работу...
Долго ходил Гюн Бертран по рабочей, то посматривал на
портрет, то на распятие, которое стояло на столе в углу
комнаты.
-- Нужда, нужда! - вскричал он, наконец, и, запоров
двери, принялся за работу.
Через неделю, поздно вечером, незнакомец явился;
восковая фигура была уже готова и уложена в ящик.
-- Вы ручаетесь за сходство?
-- Ручаюсь.
-- Вот еще тридцать луидоров: помогите вынести. Гюи
Бертран с трепетом помогал выносить ящик на улицу, где
стояла уже готовая фура.
- Прощайте,-- сказал неизвестный; и фура и он исчезли в
темноте.
------------------------------
Солнце склонилось уже на запад, и тени как будто
украдкой приподнялись из земли, из-под гор, холмов и
зданий, построенных на кладбищах давних поколений, и
потянулись к западу. Медленно сливались они друг с другом
и застилали мрачной одеждой своей вечерний свет на
красотах природы. Вдоль Пиринеев, по обе стороны пролома
Роландова, казалось, что гиганты стали на стражу вокруг
своих старшин с белоснежными главами, озаряемых
последними лучами утопающего света в океане.
В это время в комнате со сводами и окном с узорчатой
решеткой, сквозь которое перед потемневшим небом видны
были за шумным порогом Гаронны влево Тулузский замок под
горою, а вправо -- пространные луга, предметы потухли,
все тут было черно и казалось пусто, безмолвно.
В углу только светилось еще распятие над Адамовой
головой, но против него, в боку комнаты, мрак, казалось,
шевелился. С трудом можно было рассмотреть, что подле
ниши, задернутой черной занавеской, сидела женщина.
- Теперь... ты готова, Санция! -- раздался ее голос.--
Недостает только Раймонда, чтобы полюбоваться в последний
раз на красоту твою!.. Но кто знает!.. Может быть...
он... О! если б он обнимал тебя в эту минуту!.. нежил,
клялся в любви, осыпал поцелуями... и вдруг невидимая
рука...
В руке женщины что-то блеснуло. Кто-то постучался в
двери.
Женщина вздрогнула, на второй стук она подошла к дверям
и отперла. Вошел монах.
-- Мир ищущим утешения в завете Христа! - произнес он.
-- Отец! - сказала женщина.-- Я призвала тебя про
читать отходную над умирающей.
-- Кто она такая?
-- Моя ближняя...
-- Как ее имя?
-- Санция.
Монах подошел к ложу с молитвой; женщина припала подле
на колени. Монах стал произносить исповедь.
- Отец, она не может отвечать, но я за нее порука.. Она
безгрешна!..
Монах читал отпущение грехов и отходную и поте,
прикоснулся распятием к челу лежащей на постеле, покрытой
белым покрывалом.
Женщина встала, положила деньги в руку монаха, он тихо
вышел.
Женщина заперла за ним двери, подошла снова клоку.
Потухавшая лампада перед распятием ожила и мгновенно
бросила томный свет на бледное, но прекрасное лицо
женщины; она была в черной одежде. Взглянув с содроганием
на отпускаемую с миром в мир горний, она откинула назад
свое покрывало и бросилась в кресла подле ложа.
-- Теперь ты готова, Санция!.. возлюбленная моего
Раймонда! -- сказала она дрожащим, но твердым голосом.--
Выслушай же Иоланду... Она хочет оправдать сердце свое...
Ты можешь играть любовью Раймонда... ты дитя... ты дочь
высокородного капитула... А я, я не могла играть его
любовью... Для меня любовь его была священна!.. Я дочь
бедняка, но я боролась с будущим своим несчастием еще в
то время, когда на этом несчастий была маска земного
блаженства... Я говорила Раймонду Толозcкому, когда он
обольщал чувства мои: Оставь меня у отца и матери! не
увози в Тулузу, где есть Санция, которую будут венчать в
образе Изауры Толозекой... Вот невеста тебе... Ей
предайся... Представительница Изауры бросит на тебя взор
любви с золотого престола!.. -- Нет! -- сказал мне
Раймонд.-- Санция -- восковая фигура, я тебя люблю,
Иоланда!.. Он заглушил слова мои клятвами, пресмыкался
змеей... целовал колени мои... а я верила, пригрела его
на груди!.. Но и в минуту безумия собственного я еще
говорила: Оставь, не срывай бедную фиалку, возвратись к
розе!.. А он оковал меня!.. Я говорю правду... Верь мне,
дочь высокородного капитула!.. Вот свидетель мой!..
Видишь, Санция? Я хочу воротить Раймонда не к сердцу
своему, а к собственной его крови!.. Хочу разлучить его с
тобою; но кто может разлучить два сердца, кроме смерти!..
Да, только смерть... Смерть тебе, Санция!..
И с этими словами она бросилась к ложу. Три раза,
посреди окружавшего ложе мрака, блеснули струи молнии.
Она остановилась, зашаталась на месте и с диким криком
упала без памяти подле ложа. Из рук ее выпал кинжал и
зазвенел.
IV
В зале аббатства св. Доминика, за длинным столом,
накрытым сукном, сидел главный инквизитор, сидели и члены
инквизиции толозской. Окна были задернуты зелеными
занавесками, от которых все лица казались помертвевшими.
В простенке задней стены, между впадинами, возвышалось до
самого свода распятие.
Стол судилища стоял на некотором возвышении. Дьяк
судилища сидел в конце стола, на табурете с непокрытой
головой; члены же и инквизитор сидели в креслах, на
спинках которых было красное изображение креста.
Все они были в черных с белыми полосками мантиях,
застегнутых спереди и покрывавших только грудь, в шапках
четвероугольных, расходящихся кверху.
После тихих совещаний главный инквизитор стукнул
молотком по столу.
Вошел сбирро в красной мантии и в красной высокой
шапке, с булавой в руках.
Вслед за ним вошли несколько стражей в подобной же
одежде, но с секирами в руках; они выстроились по обе
стороны двери.
За ними ввели под руки женщину в черной одежде; лицо ее
было завешено покрывалом. Ее подвели к самому столу и
посадили на табурет. Инквизитор подал знак, стражи вышли.
-- Сбрось покрывало! -- сказал ей инквизитор. Женщина
откинула покрывало.
-- Кто ты такая?
-- Иоланда! -- ответила она тихим голосом.
-- Откуда ты родом? Женщина молчала.
-- Кто твой отец? Женщина молчала.
-- Зачем ты здесь?
-- Я призвана инквизицией.
-- Что имеешь ты сказать?
-- Ничего.
-- Читайте показание. Дьяк читал:
Показание хозяина Иегана Реми. Иоланда, не объявляющая
ни места своего рождения, ни роду, ни племени, по
показанию жителя Толозы Иегана Реми, ремеслом мельника,
проживает у него реченного в доме более года в тишине и
неизвестности, платя исправно за постой; посещал ее
реченную Ноланду по вечерам неизвестный молодой мужчина и
неизвестные люди, приносившие ей съестные припасы, а с
недавнего времени посещал ее другой неизвестный человек
подозрительной наружности. Третьего же сентября 1315
года, в ночь, услышав вопли в ее половине, реченный Иеган
Реми пошел к ней, но двери были заперты изнутри, почему и
поторопился дать знать о сем городской страже, которая,
прибыв в дом во время ночи, разломала запертые двери и
взяла с собой реченную Ноланду, после чего реченный Иеган
Реми и не видел уже сию женщину .
-- Кто такие люди, посещавшие тебя? -- спросил снова
инквизитор. Женщина молчала. Инквизитор подал знак.
Из другой комнаты внесли носилки, накрытые черным
покрывалом.
-- Это чьих рук дело? - спросил инквизитор, показывая
на носилки и приказав сдернуть покрывало.
