- Не-ет!..
"Не надо, прошу тебя..."
- Исполняй приказание: сейчас я имею право приказать и делать выбор за тебя!
- За что, зачем ты гонишь меня?! Если мы победим, то победим вместе...
"Ты и сам знаешь, что этого не будет..."
- ...если же нет...
- Возьми меч. Возьми Книгу. Иди.
"Ученик мой!"
"Учитель мой!"
Гортхауэр закрыл лицо руками.
И тогда Мелькор рывком поднялся с трона и заговорил - холодно и уверенно.
Он не слышал, что говорит. Собственный, словно издалека идущий голос казался чужим. Ненавистным. Он перестал ощущать себя, он был болью, комком обожженных нервов, он ненавидел себя - люто, страшно.
...Слова - как иглы, как вбитые гвозди... Гортхауэр не мог потом вспомнить, что говорил Учитель. Помнил только одно: каждое слово Мелькора пронзало, как ледяной клинок, и он корчился от невыносимой боли, обезумев от муки, и только шептал непослушными губами: "За что, за что..."
Мелькор склонился над распростертым у его ног Майя. Опустился на одно колено, осторожно разжал побелевшие руки Ученика, судорожно стискивающие голову.
Широко распахнутые страданием невидящие глаза смотрели прямо в лицо Мелькору. Вала стиснул зубы, стараясь отогнать воспоминание. Нельзя об этом сейчас.
Он наклонился к самому лицу Гортхауэра.
- Ученик мой, Хранитель Арты... Прости меня, прости, если сможешь, прости за эту боль... Арта не должна остаться беззащитной, понимаешь? Только ты можешь сделать это, только ты - Ученик мой, единственный... Возьми меч. Возьми Книгу. Это сила и память. Иди. Ты вспомнишь это, когда все будет кончено. Я виноват перед тобой - я оставляю тебя одного... Прости меня, Ученик, у меня больше нет сил... Прощай.
А потом поднял Майя за плечи и, глядя в глаза, жестко проговорил:
- Уходи.
- Да, Властелин,- бесстрастно ответил Майя.
Он вышел, не оглянувшись. Твердо и прямо.
И не видел, как за его спиной, неловко, словно раненый, опустился на колени Мелькор.
Не видел, как мучительно исказилось его лицо.
Не видел обреченных горячечных сухих глаз, утонувших в темных полукружьях.
Не видел беспомощно протянутой к нему руки - то ли благословение, то ли мольба.
Не слышал глухого стона: "Ученик мой..."
Мелькор поднялся и медленно, вслепую побрел к трону.
"За что, зачем ты гонишь меня, Учитель?.."
Больше никогда не увидеть. Никогда.
"За что, за что..."
А тем четверым - не приказать, не заставить их уйти. Они выбрали. Но смерть не вернет их в Валинор.
И только одному карой станет жизнь.
Мысли о неизбежном приговоре - равнодушно-усталые, тяжелые, безразличные, как холодный серый камень.
"Я заслужил вечную пытку. Проклят. И нет прощения. Никогда".
Он стиснул седую голову. Он все еще смотрел вслед Гортхауэру, словно надеясь, что Ученик вернется. А сердце сжало словно раскаленными тисками...
"Что я сделал?!"
Он рванулся - догнать, остановить...
"Я не могу так, не могу, пусть остается... Останься!!"
Нет.
Рухнул в черное кресло.
Ничего не изменить.
Все кончено.
Он шел на Восток, унося Книгу и меч.
Он что-то говорил, не слыша себя, не помня своих слов. Ему повиновались. Он вел людей - ничего не видя вокруг, он шел вперед.
Беспамятство.
Только - надо всем этим - приказ-мольба: "Уходите. Уходите!.."
Больше ничего.
Как черная стена.
А потом, когда прошло оцепенение, и память с неумолимой жестокостью вернулась к нему, он продолжал идти вперед, стискивая зубы и повторяя, повторяя, повторяя про себя с решимостью обреченного: "Я вернусь. Я исполню и вернусь. Я успею - должен успеть".
А потом началось страшное.
Боль раскаленным обручем сжала виски, боль вгрызалась в запястья, боль была везде - он стал болью, и перехватывало горло - он не мог кричать, только глухо стонал, метался, как раненый зверь, он задыхался,- откуда это, что это, что?!
"Учитель!.."
Листы Книги кажутся - черными, и огнем проступают на них - слова, от которых кровью наполняется рот...
"Зачем, за что..."
Боль петлей захлестывает горло, цепями стягивает грудь - не вздохнуть, не вырваться...
"Я должен быть с ним..."
Он приказал...
"Пусть - приказывал. Пусть проклянет. Зачем я ушел, как я мог оставить тебя, Учитель..."
Один. Теперь - один.
Слово - черно-фиолетовое, пронизанное иссиня-белыми молниями.
Один.
"Будь я проклят, предатель, тварь, как я посмел..."
Как тянут жилы из тела...
"Берите меня вместо него! За что..."
Распятый в алмазной пыли - черным крестом.
"Свет в ладонях твоих... Изломанные крылья... Глаза твои... Глаза твои!.."
Отчаянье - слово пронизывающе-прозрачное, ледяное.
Поздно.
Не успеть - даже быть рядом.
Один.
"Трус. Трус, подлец. Трусливая тварь. Оставил его - одного, спрятался от судьбы за его спиной, позволил ему заплатить этим за меня, труса и ничтожество..."
Он глухо застонал. Поднялся.
"Я должен..."
Плащ за спиной - огромным крылом.
"Крылатая Тьма..."
Больной черный ветер, горечь полыни на губах.
"Прости меня..."
Глаза - пустые от отчаяния.
"Пусть я умру..."
Лицо - застывшая маска боли.
"Я бессилен - один... зачем ты, зачем..."
Ветви деревьев хлестали его по лицу, как плети, но он не чувствовал этого.
"За что?.."
Шипы терновника впивались в кожу, но он не ощущал этого.
"Всесильный, почему, почему - так?.."
Звезда горела нестерпимо ярко, и разрывалось, не выдерживало сердце.
"Пусть казнят, пусть - вечная пытка... Я должен, должен был принять это вместо тебя. Что сделали с тобой..."
Не было слез.
"Учитель!.."
Эонве предстал перед троном Манве, не глядя ему в лицо, склонив голову. Тронный зал Короля Мира поражает великолепием и роскошью убранства, удивительной даже здесь, в Валимаре, и невольно благоговейный трепет наполняет душу. Привыкнуть к этому невозможно.
По правую руку Короля Мира восседает Тулкас Непобедимый, Гнев Эру, в парадном золоченом доспехе и пурпурно-золотой мантии, по левую - Великий Охотник Ороме в темно-зеленых с золотом одеждах и золотом шлеме, украшенном рогами дикого быка. Здесь держали военный совет, потому единственная женщина в чертогах - звездноликая Варда, суровая и величественная - ибо ныне настал один из тех часов, что решают судьбы Арды.
- О Эонве, воитель Валар! Ныне призвали мы тебя, дабы возвестить: приблизилось предсказанное Отцом время великой битвы сил Света и Тьмы. Да станешь ты Словом Валар в Арде, а если таково будет веление судьбы и не смирится непокорный, да будешь наречен ты Мечом Валинора. Принеси же клятву.
Голос Короля Мира торжественен и исполнен величия, и сияющий меч в руках - Меч-Справедливость.
Опустившись на колени, Эонве принял его, и коснулся губами отполированного до зеркального блеска сверкающего клинка:
- Я клянусь, что не отступлю от пути, указанного Великим Творцом Всего Сущего. Клянусь вершить волю Твою, о мудрый и справедливый, в мире, подвластном Тебе. Но достоин ли я великой чести быть орудием замысла Твоего, о Манве, Повелитель Небесных Сфер?
- Совет Великих счел тебя достойным. Потому - прими меч Наш в знак того, что будешь ты рукой Нашей в смертных землях, и призван вершить справедливость в них. Но да будет чист и не запятнан кровью этот клинок, когда вновь предстанешь ты перед Великими, ибо справедливость требует суда, но не кары. Собери же войско...
Эонве осмелился, наконец, поднять глаза на Манве.
- Я уже сделал это, о господин и Владыка мой! Мы готовы и ждем лишь повеления Твоего.
Манве милостиво кивнул. Нетерпение Эонве и его готовность исполнить приказ были приятны Королю Мира.
- Но запомни: с миром должны прийти вы в Смертные Земли. Однако если Отступник вышлет против вас войско и прольется хоть капля крови - да будет истреблено зло, а он силой доставлен на суд Великих. Только тогда; понял ли ты меня, воитель? Только тогда!
- Да, о Великий,- Эонве вновь поклонился и впервые позволил себе незаметно улыбнуться. Он понял главное: то, что стояло за словами Короля Мира.
И Манве протянул своему Майя белую красивую руку, унизанную драгоценными перстнями. Благоговейно припал Эонве к этой надушенной холеной руке, и, подняв глаза, преданно взглянул в лазурные очи Манве.
Тогда, восстав с трона, заговорила до сих пор молчавшая Королева Мира:
- Прими знамя Валмара, воитель - да узрят в Смертных Землях славу и величие Бессмертных.
Нежный мягкий голос Варды прозвучал в ушах Эонве колдовской музыкой. Сами Владыки Арды напутствуют его - есть ли счастье выше, чем исполнить их волю!
На лазурном полотнище искусные руки Вайре-Ткачихи вышили золотом сияющее Око - знак всевиденья Единого. Королева Мира коснулась холодными губами лба Эонве, он же, объятый трепетом и смущением, поцеловал край ее бело-золотой мантии.
Голос Ороме прозвучал, словно зов боевых труб, и Эонве вскинул голову, раздувая ноздри, словно пес, предчувствующий славную охоту:
- И от меня прими дар, Глашатай Короля Мира! Пусть звук этого рога огласит просторы Смертных Земель, вселяя ужас в сердца врагов и заставляя трепетать души покорных!
И белый, окованный золотом, украшенный изумрудами и бриллиантами боевой рог лег в руки Эонве. Глашатай Манве поклонился.
Последним заговорил Тулкас, и мрачная радость была в его глазах:
- Подними эту чашу - да исполнится воля Владык Мира! Во славу Отца - да сгинет Враг!
Эонве выпил густо-золотое вино. Слегка кружилась голова - то ли от сладкого крепкого напитка, то ли от того, что его удостоили столь великой чести. Один из Майяр Манве, рангом пониже, молчаливо поклонившись, принял пустой кубок и почти мгновенно исчез, робея перед Великими.
- Теперь иди,- повелительно сказал Манве.- Часом торжества Справедливости станет тот час, когда вернешься ты.
Поклонившись почти до земли, Эонве вышел, бряцая оружием.
...Лучше, чем кто бы то ни было, он понимал: Люди выстоят против Эльфов даже сейчас, когда земля эта обескровлена войнами. Но воинство Бессмертных им не победить.
Он знал, чем может защитить себя. Но и сама мысль о том, чтобы ранить сердце Эа, была невероятной, кощунственной. Преступной.
И тогда он приказал уходить всем.
Можно ли не исполнить приказ Властелина? И - как подчиниться такому приказу? Воины Востока и Севера готовы были сражаться до конца: пусть уходят женщины и дети, они - останутся. Они еще надеялись, что Властелин вступит в бой сам, безоглядно веря в его силу.
А у него больше не было сил.
И воины Аст Ахэ, его ученики, видевшие и понимавшие все, сказали только: "Среди нас нет предателей. Мы не оставим тебя". И кто-то глухо добавил: "Учитель".
Им он не смог приказать.
А потом пришли Четверо. И Золотоокий, спокойно и печально взглянув ему в глаза, промолвил: "Мы на твоей стороне, Великий Вала. Мы остаемся". Это - мы остаемся - как клятву, повторили остальные.
Они сделали выбор. И он не смог сказать - нет.
Таково было великое, бесчисленное войско Ангбанда. Да еще полсотни Демонов Темного Пламени, Валарауркар.
И Орки, в ужасе бежавшие перед войском Бессмертных.
Последний день. Последняя ночь. Краткие часы, дарованные им - перед смертью, ему - перед вечной мукой.
- Учитель!
Он поднял голову. Все-таки остался. Зачем? Он не может не понимать, что это - неизбежная смерть...
- Учитель, мы решили - пусть будет сегодня пир. Я пришел пригласить тебя...
Острой болью пронзило сердце. Голос - ровный и спокойный:
- Благодарю. Я приду.
Он вошел в зал, и замерли воины в благоговейном молчании - словно видели его в первый раз. И, показалось, вслед за ним ворвался в зал горький холодный ветер - хотя шел он медленно, впервые - не скрывая хромоты, впервые - не пряча в складках тяжелой мантии искалеченных рук. И не было короны на нем, как не было ее никогда, если приходил он говорить со своими учениками: только седые волосы волной лунного света спадали на плечи, но показалось почему-то - звезда на челе его.
...Сегодня место и честь - младшему, самому юному из воинов Аст Ахэ, для которого завтрашний бой станет первым. И - последним. Сегодня ему выпало - поднести первую чашу Учителю, и мальчишка старается справиться с волнением. Чаша из мориона, окованная железом, в его руках. Одно - прийти к Учителю, позвать его на пир; но совсем другое - перед всеми подать ему чашу. И голос юноши чуть дрожит, когда он произносит: