беспрерывность, которая необычайно расширила мой горизонт видения мира. Но
час откровения приближался - я прозревал, что нуждаюсь в кормчем более, чем
в самом себе. Меня нес какой-то поток, некоторое время, пытаясь преодолеть
тяжелый, настойчивый зуд желания, я упорствовал, а потом вдруг очутился у
комнаты брата и переступил наконец границу, чтобы, затаив дыхание, собраться
с духом и сказать. И я сказал - быстро и радостно,- постепенно мой тон
выравнивался, рассказ становился более существенным. Брат смотрел на меня
взглядом усталой змеи, а вся его поза - на диване, ноги врозь и руки над
головой - была позой падишаха, которому приговоренный принес раньше времени
свою не отрубленную еще голову. Позже, через много лет, я сравнил это
ощущение с другим. Служа в армии, я был в увольнении и увидел комендантский
патруль - до него было метров сто. Я мог бы пройти мимо, но неведомая,
тяжелая, как ртуть, сила понесла меня прямо на майора, у которого было тоже
усталое и немного циничное лицо. Остановившись перед ним и отдавая честь, я
отрапортовал: "Рядовой Ромеев, нахожусь в увольнении, воинская часть
такая-то..."- а майор, безжизненно улыбнувшись, спросил: "А что, рядовой
Ромеев, я разве подзывал вас?"
Вадим, не перебивая, выслушал меня, протянул руку и сказал: "Дай-ка
почитаю..." Мое сочинение всерьез заинтересовало его. Много позже, перед тем
как уехать, брат задумчиво признался мне: "Твой "Материк", Влерик, напомнил
мне, как ни странно, "Илиаду"... Ты еще не читал?" Я сказал, что нет. "Ну
так вот,- продолжал Вадим,- "Илиада"- очень темная книга, она затемнена
временем, и там все обаяние в сражениях, люди воюют друг с другом - вот и
все. Но если представить, что это детство человечества, как твое, то,
выходит, и не могло быть иначе. Чем больше взрослеешь, тем больше чувств.
Отправь твой "Материк" в то время - и, может быть, был бы готов второй
Гомер".
Я пережил немало стыдливых минут, когда брат вслух перечитывал отдельные
фрагменты моего сочинения, насмехаясь над комичностью стиля и
орфографическими ошибками. Он сразу принял игру - ведь он всегда скучал,
несмотря на обилие школьных друзей, из которых я сейчас не помню ни одного
лица, вероятно, брат их не любил, а просто принимал. Он скучал часто,
брезгливо, зло, а сейчас я преподнес ему целый мир, которым он, не
напрягаясь, мог занять себя в свободное время. Вадим принял деятельное
участие во всех придуманных сражениях, заняв позицию уриев, которых
беспрерывно атаковали гипы, терпя поражения. Его подвижный, чуткий ум
занимал сразу обе стороны, он придумывал имена моим солдатам, разрабатывал
тактику их действий. Мгновение - и начал существовать параллельный мир, не
отмеченный ни на одной карте, с городами, войнами, восстаниями и
перемириями, и это волновало только двоих людей на земле - братьев, один из
которых был старше другого на шесть лет. Может быть, он интересовался
"Материком", как взрослый - "Илиадой"Ж
Я составил на листе ватмана карту Урии и Гипии, Вадим раскрасил ее, я
повесил карту над своей кроватью и каждое утро передвигал по ней фишки -
пластилиновые шарики с булавкой,- быстро фиксировал в "Материке" очередное
наступление, а затем, уже на кухне, говорил брату: "Вадик, а гипы окружили
пятнадцатую дивизию уриев у морского берега". На что брат, усмехнувшись,
ровным, уверенным голосом отвечал: "Да, но ты разве забыл, что на помощь
дивизии был послан флот? Так вот, супермощный линкор уриев показался на
горизонте и обстрелял позиции гипов шестидюймовыми снарядами". Потом мы
собирались в школу, я во второй класс, Вадим в восьмой. Я никогда не шел
рядом с ним. Я всегда старался выйти из дома минут на пять позже - такой
распорядок сложился сам по себе, без единого слова с его стороны.
