Документ: В погоне за "львом Панджера" ... Автор: (10.04.2014 7:41)
Я на втором году службы любил ходить впереди роты метров на 300 -700 разведдозором. Обычно в такой дозор высылали 1 . 2 бойцов, чтобы в случае засады они принимали бой на себя и этим спасали роту. Опасно, конечно очень, зато сам себе голова. Захотел быстрее пошёл, захотел . медленнее, захотел, присел и отдохнул. Когда шёл сильно быстро, командиры злились, рота отставала и растягивалась. Старался идти нормально. Бывало, сапёрам помогал обнаруживать мины Лепестки. Сапёр по любому сзади меня шёл.
По горам, ледникам и скалам мы шарахались без альпинистского снаряжения. Как мы умудрялись часто не срываться в пропасть. Такие чудеса акробатики выделывали. Иногда срывались.
Помню только вышли в новые горы, полдня не прошли, один солдат в пропасть слетел. Вытащили, стонет. Старшина взял меня и ещё трёх солдат, и мы его к броне понесли. Пять человек и один полутруп, сладкий деликатес для любой банды. Дошли, смотрим танки возле речки. А они по нам прямой наводкой. Пока дым зажгли, пока по рации связались. Косые танкисты, никого из нас не убили. Отдали им сорвавшегося чела и обратно пошли. Наши, уже возле кладбища афганского расположились, костёр разожгли. Днём костёр не страшен, главное, чтобы дыма особо не было. По кладбищам своим духи тоже редко стреляли, религия. Мы их могилы тоже не разрушали. Мертвяки нам ничего плохого не сделали. Поели, фляжки в угли поставили, с последней заваркой, а по костру пулемётная очередь. Мы в стороны. Все целы, а чаю кирдык, пробиты фляги. Окопались поближе к могилам. Ночь в жажде. Пить Охота. Утром с прапором во главе уже впятером пошли вниз искать воду. Нашли, набрали, а тут духи. Много. Мы от них, к своим. Бежим, гора лысая пули свистят. Добежали, залегли, ждём. Духи в атаку не идут, затаились. Мы по рации запрашиваем разрешения уничтожить банду. Нельзя, говорят, это н....нда, это народная милиция, они, мол, вас самих за банду приняли. Глянули мы друг на друга и впрямь, банда, кто во что одеты и рожи небритые.
Я в этой книге шибко о боях не пишу. В боях ничего интересного нет. Мы стреляем, в нас стреляют. Мертвые падают, раненые орут. Все как обычно.
Однажды на горку вышли, видим внизу дом большой одинокий, люди ящики зелёные несут. Вызвали артиллерию. Первый снаряд перед духами, второй позади. Третий в них, ещё два в дом. Спустились впятером, все мёртвые в доме. Моджахеды с ящиками разбитыми валяются. Документы там были духовские. Что . то взяли, остальное сожгли. Вдруг видим, из одной разрушенной стены тягучая желтая жидкость течёт. Мёд. Пчёл взрывной волной выбило, а мёд с сотами остался. Вкусно было. В каски набрали, несём наверх роте. Смотрим ещё один дом. Маленький, как конура собачья. Вошли. Там старик плачет, девочку к себе прижимает. Прошарили весь дом, нашли патроны. Старшина говорит, пусть живёт, не трогайте. В сундуке нашли монеты старинные и штук двадцать гранаты (фрукты такие). Старик на колени упал, бормочет, руки тянет. Переводчик наш (в каждой роте были солдаты, знающие их язык из нашей Советской средней Азии) ему говорит, мол, не ссы старый, не тронем, а старик не унимается, говорит так быстро и много. Оказалось, что это особые гранаты, на семена оставленные, уникальный сорт, таких больше в мире нет нигде. Внучку заберите, дом сожгите, только фрукты не трогайте. Есть мы хотели очень. Не оставили ему фруктов. Разделили между собой и ночью съели. И вправду, вкусные очень были. Глупые мы были, да и не поверили ему особо. Может и зря.
По приходу с боевых, на следующий день мыли Бронетехнику. Каждый взвод свою. Дембеля свер...сидят, курят, молодые моют. С мылом мыли, каждую щель, каждый каток, каждый трак, каждое колесо. Себя так в бане не мыли, как броню. Зимой холодно мыть было и не высушишься нигде. Так мокрые и ходили. На себе сохли. Броня иногда подводила и ломалась. Однажды мы два часа толкали свой БТР. Большой и шумной толпой. Было весело.
В магазине полка все продукты были дорогие. Даже здесь государство умудрялось на нас наживаться. С тоской вспоминал лимонад по 12 копеек полулитровая бутылка, дешёвое печенье по 11 копеек пачка и соевый Шоколад по 10 копеек большая плитка, в моём маленьком городке в СССР. Как их здесь не хватало. В афгане цены на подобные и иные продуктовые товары, были запредельными Конечно, эти магазины были рассчитаны, в основном на офицеров, но и они были бы рады более дешёвым продуктам. Это дорогое изобилие немудрёных вкусностей при наших в основном 7 ру...х солдатской получки, выглядело полным издевательством.
По молодухе дембеля прочухали, что я очень начитанный. Заставили писать всем характеристики на дембель. Типа ты книг много читал, опиши наши героические подвиги во всей красе. Дали кусок торта вафельного, две сигареты с фильтром и ушли на стрельбище всей ротой. Писать характеристики явно было лучше, чем месить пузом и сапогами грязь и мокрый снег на окраинах Кабула. Беда в том, что дописав половину очередной характеристики, я начисто засыпал. И ручка выводила на готовом героическом листе сплошные кругаля. Некоторые характеристики я умудрялся писать частично во сне. Какая в мою сонную голову пурга лезла, ту и писал машинально. Еле успел к приходу роты всё написать. Пурговые характеристики я не заметил. Ротный прочитав, две нормальные первые характеристики, не глядя поставил печати и подпись на все остальные. Дембеля гордо, на следующий день начали прозревать на мои сочинения, предвкушая описания подвигов, которы....дут восхищать друзей и девушек на гражданке. Подвигов не было. Вернее они были, но вперемешку с моими сонными мыслями. Что за мысли, уточнять н....ду. Мысли были о ед.....бах, гр...ном афгане и всё в основном на матах. Огрёб я за эпистолярность по полной, и всю ночь переделывал свои бредовые романы. Спасло меня от выбитой челюсти только, то, что самым грозным дембелям по счастливой случайности я всё написал правильно. Часто мы по молодухе как зомби были. Не высыпались.
Электричества в полку всегда было мало, хотя недалеко от туалета стоял большущий ангар с дизелями и генераторами. Вечно там, что то ломалось. .....была, когда в столовой свет отключали. Жрачка не готовая, всё холодное, темно. Открывали ворота столовой, столовая тоже была просто ангаром, подгоняли грузовик и он светил фарами. Полутемно, зимой ледяной ветер свищет, летом пылюка летит. Берёшь открывалку от цинка с патронами, банку рыбы в томате хрясь. От неё потом изжога на полночи, она старая, противная, её мало, на всех не хватает, и тогда кашки парашки холодной свер....А то и просто голос из темноты, что жратвы нет.
В комендантском взводе деды даже эти поганые рыбные консервы отбирали у молодых. Афганцам продавали.
20 рыл в маленькой палатке с табуретами, столом и кроватями. Развернуться было негде. Часто палатки рушились под тяжестью снега, ломалась верхняя балка. Всю ночь, матерясь, восстанавливали их. По утрам могли выгнать на плац на зарядку. Стояли полчаса на ветру, тряслись от холода. Летом просто ёжились и ждали солнышка. Часто на зарядке убирали плац от крупных камней. Плац вообще весь был из камней разной величины. Всегда убирали более крупные камни. Оставались самые мелкие. В конце моей службы плац покрыли асфальтом.
Умывались либо натаянным на буржуйке в котелках снегом, либо тем, что успевали набрать в котелок в ледяном умывальнике, когда в нём была вода. С одного котелка умудрялись помыть и шею и торс и голову и зубы почистить. Сапоги тоже чистили. Большие железны....нки, как говорили еще с Маргеловским кремом стояли в каждом взводе. Сапоги были просто пропитаны им. Ноги наши в мокрых от снега и пота сапогах тоже были синие от крема. Ещё у молодых солдат сзади от крема были чёрные штаны. Молодёжь не успевала начищать сапоги до блеска, так чтобы крема на сапогах не было. Садились на корточки и хлоп, штаны сзади чёрные. Сразу такой боец с грязными штанами определялся как чмошное чадо . Умная молодёжь мыла от грязи сапоги перед отбоем и чистила их кремом на ночь. Утром невпитавшийся крем очищался. Проблема была в том, что мыли сапоги в грязных ледяных лужа....палатки в темноте. Ничего не видно. Вроде помыл. Утром бац, а сапоги не чистые, а в грязи высохшей и размазанной вместе с кремом по ним. Короче, чтобы держать сапоги в чистоте, и не пачкать ими задницы, надо было уделить этому чуть больше времени. У молодых солдат этого чуть не было. Вечером гоняют, утром гоняют. Каждый дембель барин , его обслужить нуна. Их тоже в своё время гоняли. Они нас гоняли. Потом гоняли мы. Круговерть гоняния в природе.
Штаны были разные. У кого галифе, у кого летние штаны. Механики водители ходили в чёрных комбезах и чёрных куртках. Курки, кто в зелёных солдатских бушлатах, кто в офицерских, кто в телогреечных курточках. Обувь тоже была разная. У кого просто сапоги, у кого ботинки, у кого сапоги со шнурками, у кого полусапожки десантного образца. Молодые солдаты были затянуты ремнём так, что и дышать было трудно. Если у молодого солдата ремень был ослаблен, его били в область живота. Так иногда калечили.
Когда я отслужил полтора года, меня возили на показательный суд над одним старослужащим, старшим сержантом. Чтобы я смотрел и проникался. Нас троих из полка на этот суд возили. Мы считались самыми ярыми дембелями издевающимися над молодыми солдатами больше всех. На самом деле мы просто были в списках полит отдела как ярые дедушки . Никогда я сильно не страдал неуставными взаимоотношениями и почему попал в этот список, до сих пор удивляюсь. Взяли мы с собой оружие, гранаты, запасные магазины, сели в грузовик и повезли нас в какую . то часть в огромный клуб. Там сидело видимо, не видимо таких же гадов дембельских . Вывели на сцену старшего сержанта. Зачитали приговор: 7 лет . Ударил молодого солдата, у того лопнула селезёнка. Потом вывели ещё одного старослужащего, 11 лет за избиение двух молодых. Посидели, послушали, поохали наигранно. Приехали, рассказали остальным. Не трогало нас это тогда никак.
Усы молодые солдаты тоже отращивать не могли, как и чубы. Стрижка молодых солдат должна была быть почти под ноль.
Некоторые дембеля, когда оставалось сто дней до дембельского приказа, тоже стриглись наголо. Но уже по своему желанию. Такая была дембельская традиция. Я не стригся назло уставу. У меня под дембель волосы уже закрывали уши. Дембеля и Годки ремень носили вольготно, ...хи у некоторых свисали чуть не до яиц. Усы были почти обязательным атрибутом дембеля. Конечно, у кого росли. Чубы носили многие старослужащие. Зимние квадратно фасонные шапки (их специально набивали квадратно и расчёсывали для пушистости) дембеля носили на затылке. Молодые солдаты шапки имели захезаные и носили их обязательно не выше двух пальцев от брови. Развязывать уши шапок в полку было за падло. На боевых, кто хотел, развязывал. Мороз в горах не шутка. Полк дислоцировался под Кабулом. Зима первая была очень снежная. Вторая не такая снежная, но сильно холодная.
Курившим солдатам полагалось 20 пачек в месяц сигарет без фильтра. Отвратительные сигареты. Курить их можно было только от безысходности на войне. Их даже дембеля не отбирали. А меня табачные бесплатки устраивали. Мы с батей сибиряки, часто на охоте и не такую махру смолили.
Не курившим полагалась большая пачка сахара рафинада. Сахар в полку был дефицитом. Так просто солдатам его было не достать. Жратвы всегда не хватало, нагрузки большие. Короче подустал я, мягко говоря, на первом году службы. Ротный мне и посоветовал: ты, мол, сынок, не куревом, бери паёк, а сахаром. Сахар он глюкоза, организму пригодится. Первый ротный у нас человеком был. Нам он казался очень старым и мудрым, а ему всего 36 лет было. Для ротного он был очень старым, по возрасту ровней с командиром полка. Говорили, что у него какой . то залёт был роковой. А так, по человечности, храбрости и уму он бы любого офицера полка обошёл на сто очков.
Я не дурак был, послушался ротного, дал заявку на сахар. Ага. Сейчас. Не учёл я алчности дембелей. Короче сахар проплыл мимо моего носа как дымок от сигары на экране кинофильма. Спрятали дедушки ВДВ моё сахарное богатство возле стола дежурного по роте между стенками взводной палатки. Ночью, пока это дежурное тело носом в стол упёрлось, я справедливость восстановил. Мыкали меня по поводу внезапно исчезнувшего сахара старослужащие братья по оружию долго. Я не признался. Сахар был уже мною спрятан далеко и надёжно. Мне он действительно помог окрепнуть. Но такую дурную ошибку обмена сигаретного пайка на сахарный по молодухе я уже не совершал.
Солдат косили пули, мины, дембелизм, бытовуха, наркотики, дизентерия, дистрофия, желтуха, малярия, тиф и другие болезни. Нас постоянно кололи различными прививками. Приведут в клуб полка и одновременно с нескольких прививочных пистолетов в обе ляжки, в обе ягодицы, в обе руки и под лопатку, каак засандалят по уколу. Прививки не помогали. Думаю, на нас просто испытывали всякую медицинскую военную дрянь. Иногда одновременно ставили до 10 прививок.
Некоторые солдаты пили мочу желтушников, чтобы заболеть самому и не ходить в горы. Боялись часто не пуль. Боялись бесславно сдохнуть от физических нагрузок. В Союз можно было уехать самому придя в штаб полка, и сказать, что не хочешь больше служить в Афгане. Стрелялись и вешались от голода, издевательств и безысходности, искренне веря, что даже самоубийцам домой напишут, что погиб в бою и посмертно всё равно дадут орден Красной Звезды . Иногда это было правдой. Командирам мылили шею за большой процент самоубийств, поэтому большую часть из них, при удобном случае, списывали на боевые потери. Глупо предполагать, что солдат становился самоубийцей из за того, что боялся ходить на боевые. Типа боюсь, что убьют, убьюся сам.
Так же бредом сивой кобылы можно назвать объяснения некоторых, что дембелизма на самом деле не было, потому, что у каждого солдата было на руках боевое оружие. Мол, если обидят, можно и пулю получить. Во первы....нас основным оружием были автоматы калибра 5,45. У моджахедов был калибр 7,62. Во вторых все знали, что наше оружие отстреляно и все пули промаркированы. Особисты в два счёта могли по пуле определить из какого оружия и какой части она выпущена. Пули, выпущенные из огнестрельного оружия, все имеют особые индивидуальности, как отпечаток пальца. И это нам в полку тоже объяснили сразу. Так, что идиотов, убить сослуживца, и тут же подписать себе смертный приговор было немного. Хотя, идиоты случались. Лично я терпел дембелизм, как неизбежное, вынужденное и как мне казалось тогда, нужное и необходимое зло. Шесть месяцев издевательств можно было и потерпеть.
Самые глубокие психологические травмы наступали у солдат потом, когда ты становился взрослым уважаемым и состоявшимся человеком, увидевшим, что можно было служить и жить по другому, более порядочно. Тогда мы были просто детьми, которые не знали, как можно правильно противостоять обрушивающемуся на нас злу. Порой мне хочется найти всех обидчиков и просто завалить их. Я даже как . то выяснил, где живут некоторые из них. Будет ли только от этого успокоения душе. Наверное, нет. А кто . то также готов пристрелить меня, за моё зло. Хотя, не удивлюсь, что есть немало бывших солдат, вспоминающих полученные оплеухи с благодарностью к их наносившим. У каждого свои понятия о побоях. Сейчас, поднявших на меня руку, я просто пристрелю. Без сожаления, уговоров и раздумий. Закон и правила ношения и владения оружием, это позволяет. Потом буду замаливать грехи в церкви. Но потом.
После войны, через год, поступив в высшее специальное подразделение, проучившись в нём несколько лет и благополучно закончив его, я с удивлением увидел, что можно жить и без дембелизма.
Мы так же были в погонах, шинелях, бушлатах, также постоянно и почти ежедневно, выполняли служебные и боевые задачи и задания, связанные с реальным риском для жизни, в том числе, и на Кавказе. Но жили без унижений друг другом, руководствуясь здравым смыслом, приказами и уставом. У нас не было даже малейшего намёка на дембелизм. Первый курс, старший курс, последний курс. Все были равны. Если бы кто . то начал качать права по поводу того, что он старше курсом или больше служит, на него бы смотрели, как на идиота. Ни у кого даже мысли не возникало кичиться своим сроком службы.
Отличными отметками гордились. Спортивными достижениями гордились. Меткой стрельбой, опрятным внешним видом, красивой строевой выучкой гордились. Всё было как в армии, но только в два раза дольше, и качественнее, и без рукоприкладства. Были и залёты и нарушения дисциплины. Я однажды двадцать нарядов вне очереди отхватил дежурным по столовой за самоволку и все двадцать отработал, бегая ночами всё в те же самоволки. Вместе со мной мыл посуду и полы пацан с боевой медалью и старшинскими погонами. Не за падло было посуду и полы мыть, столы накрывать. Это называлось дежурство по столовой. И казармы, и туалеты, и писсуары мыли сами.
Мы всё мыли сами и туалеты и полы и посуду, мели плац, наглаживались. И орденоносцы, и старшины, и сержанты, и рядовые. Все мыли и убирались по очереди. Я был и курсантом и командиром отделения и командиром взвода и старшиной курса. За время учёбы получил почётную грамоту ЦК ВЛКСМ. Обо мне написали книгу.
Было у нас всякое, но обычное, то, что может случится в любом нормальном обществе. Не было унижения, не было заставляния другого делать за тебя свою работу, заставляния обслуживать тебя кого то только потому, что он младше годом службы.
Я был поражён, что может быть по другому.
Та же страна, тот же СССР. Разница между одним и другим подразделением в один год. Можем, же когда хотим.
При этом на курсе в сто с лишним человек было всего два офицера. Начальник курса и замполит курса. И они не всегда были нам приятны и уважаемы.
Все остальные командирские посты мы, курсанты занимали сами. Была самодисциплина, самоуважение и понимание ответственности.
Были и самоволки и залёты и нарушения, всякое было и хорошее и очень плохое. Дембелизма не было. Каждый отвечал за свои промахи перед уставом, как и положено по закону. Вышли все грамотными и хорошими офицерами.
Стать предателями сослуживцев, а именно так называли отказников, желающих среди солдат, было мало. Ещё распространялись слухи о том, что отказников отправляют не просто в обычную часть, а в часть, где командирами являются отслужившие в Афганистане раненые и вылечившиеся дембеля десантники, которые не могут из за тяжёлых ранений вернуться воевать в Афган. Мол, такие отказники не спят сутками, их до смерти бьют и расстреливают за любую провинность. Сейчас понимаешь, что это была обычная лживая пропаганда. Но многие ей верили. Короче три причины заставляли нас служить и умирать именно в Афгане. Кто . то понимал, что предателям н....дет жизни в Союзе, кто . то готов был сжать зубы и тянуть лямку до конца, кто .то готов был покончить с собой и получить возможность хоть частично остаться героем.
Солдат курков не хватало на любой войне, не хватало их и в Афгане. Ни разу в нашей роте не было полного состава.
Полк был интернациональным. Народ был со всех городов и республик союза. Больше всего было ребят с Украины и с города Курган. Курганских .....ах любили, эти парни всегда были крепкими солдатами.
С питьевой водой всегда была напряжёнка. На боевых спасались вонючими таблетками пантацид , кидали их во фляжки с водой. Считалось, что эта гадость обеззараживает воду из любой лужи. То, что она убивала наши почки и печени, как всегда всем было по хоботу. В полку стояли большие полковые кухни, на которых постоянно варили верблюжью колючку. Этот отвар мы разливали по своим фляжкам, и пили этот компотик находясь в полку. Говорили, что колючка обеззараживает воду. Каждый солдат в полку обязан был таскать такую фляжку с отваром. Без неё не пускали в столовую и за её отсутствие могли сильно наказать. Я с удовольствием пил это пойло, мне оно было по вкусу. Большинство солдат этот отвар пили с отвращением. Запах верблюжей колючки и Афган . это было неотделимо. Её было много везде и в любое время года. Ещё при входе в столовую проверяли чистоту рук. У многих молодых солдат руки были в гнойных язвах и еле чистые. У некоторых руки от въевшейся грязи походили на головёшки. Работали молодые солдаты много и всегда голыми руками. Грязь не то, чтобы не смывалась, она въедалась. Ну и тем более такая роскошь, как крем для смягчения рук использовалась только штабными. У курка в креме не было смысла. То в земле на плацу ковыряешься, то оружие чистишь, то боевую машину от грязи и глины моешь, то ещё чего. На боевых, мыть руки доводилось редко, когда рядом были водопады или ручей. В горах вода была не всегда и для питья. Часто её таяли в касках или фляжках на кострах. Пить такую талую воду не хотелось. Она не утоляла жажды. Часто в ледниках в горах и мылись снегом, не тая его.
Очень мучительно было на боевых идти в горах мимо чистейших горных ручьёв и горных водопадов. Пить было нельзя. Мы просто набирали чистую воду и шли дальше. Некоторые солдаты, обезумев, кидались к воде и жадно начинали пить, их силой оттаскивали. Такой солдат сам уже дальше идти не мог. За них несли их вещи и оружие, их тащили самих. На хвосте часто были моджахеды, да и срывалось задание занять ту или иную высоту для обеспечения прохождения брони внизу. Короче с такими жаждующими роте наступал писец. Если пить воду в длинных горных переходах, то идти не сможешь. Сдыхаешь физически.
Мы терпели и не пили. Тело шло и высасывало всю влагу из себя. Время от времени солдат разворачивал сахар от сухпайка и отправлял .......Сахар помогал идти и давал немного силы. Он рассыпался в сухом рту как пыль, слюны просто не было вообще. Вода, даже 2 . 3 глотка, убивала силы напрочь. Пили воду в основном, только ночью на привалах.
А иногда воды не было совсем. Терпели. Иногда если был снег, таяли его в касках и пили. Снимали с каски ремни и ставили их на костерок. Топливом служили травинки с горной земли или взятые в очередном прочёсанном кишлаке деревянные щепки. Деревьев в горах не было. Вода была после каски чуть горьковатая.
Вру, иногда в горах попадались странные деревья. Они походили на большие кусты с листьями все в иглах. Сломать с такого куста ветку было невозможно. В Афганистане всё было в колючках, любая зелень. Эвкалипты только мне нравились. Большие, высокие, вечные, сильные.
С сексом у солдат было никак. С одной стороны, говорили, что в чай нам подливают бром, чтобы стояка не было. С другой стороны его, стояка особо не было из . за огромных физических нагрузок. Женщины в полку и в частях рядом были, но они на нас как на женихов не смотрели. Да и зачем, чеков у нас не было, свободного времени не было. Рядом были красавцы обеспеченные офицеры, им женщины и доставались. Некоторые женщины отдавались за чеки, сумма начиналась от 25 чеков, может, и были солдаты их покупавшие, не слышал.
На афганок не зарились. Они все были очень грязные и страшные. Руки попрысканные, зубов нет, кожа сухая, шелудивая. Как у нас говорили: за таз пельменей в голодный год не полезу. Услышав от замполитов очередную байку, что какой . то солдат изнасиловал афганку, мы не верили. С таким же удовольствием можно было изнасиловать дырку в грязном туалете.
В кабуле я видел красивых девушек и часто без паранджи. Это были либо студентки, либо школьницы старших классов. Но то Кабул. Туда мог бегать только смертник. Зарезали бы на первой улице.
На боевых, в любом месте, где мы находились более 3 часов мы постоянно рыли окопы. Если почва была очень каменистая, мы окопы строили из горных камней. Строили кое - как, плюнь рассыпятся. Но строили. Однажды, смотрю, уютный душманский окоп. Я в него прыг, и первый занял. Сижу, плющусь, копать не надо, душки всё за меня откопали. Рядом сапёр ковыряется. Ковырялся, ковырялся и говорит, чтобы я не шевелился. На мину я уселся. Такой моджахеды сюрприз оставили. Часа два сапёр с под меня мину выкапывал. Причём, падлы, мину не простую оставили, в деревянном футляре, чтобы на миноискатель не звенела. Откопали меня благополучно, не взорвался. Для сапёра такие сюрпризы снимать обычным делом было. Они много жизней спасали.
У нашего полка и у дивизии были свои гимны. Написал их командир нашего оркестра. Хорошие гимны, душевные. Поручили этому оркестру Гим Советского Союза к смотру дивизионному подготовить. Не знаю, чего у них не так пошло. Тянули они с генеральной репетицией дней десять. Мы всё тренировались, строились без музыки. Дотянули до самого смотра. Мы стоим на плацу, проверяющий из Москвы, пузо выпятил на трибуне, а гимна нет. Какафония сплошная. Говорят, назло комдиву начальник оркестра это сделал. Обидел комдив его сильно.
Смотры нас задолбывали. Были они часто, по поводу и без. Нам бы отдохнуть в перерывах между войной, а нас по плацу гоняют. А вояки из Москвы любили к нам ездить и смотры устраивать. Туда, сюда прокатился. День в полку провёл. Водки жранул. Над нами поизмывался. И бегом в Москву обратно, орден получать за мужество и героизм . Обычное генеральское скотство.
Помню, идём по горам, устали как собаки ездовые, еле тащимся. Сядем, минуту посидим, метров 50 пройдём, опять сядем. А духи нас с миномёта обстреливают. Мы сидим и смотрим как туда, где только перед этим сидели мины ложаться. Одна, вторая, третья. Опять идём метров 50 опять сядем. Мины взрываются, осколки летят, сил прятаться, ни у кого нет. Одна, вторая, третья. Как никого не зацепило, чудо. Несколько километров так шли. Духи нам пятки отстреливали, мы спешили высоту занять. А если бы кого зацепило, мы бы так как часики идти не могли. Хронометр шага бы нарушили и кирдык роте. Вс. В клочья покрошили бы нас мины. А приказ есть приказ. В бой не вступать, занять высоту любой ценой. На иных боевых вышло три взвода роты, вернулось неполных два. Арифметика войны, мать её.
А солдат молодой упадёт и орёт, не могу, пристрелите, не могу идти. Сил не было с голодухи и от усталости. Ротный или взводный для острастки очередь поверх его головы даст. Если реально и это не помогает, тащат его другие на себе, а ведь они тоже еле держаться. Война. В некоторых частях, говорили и расстреливали таки....ставших . Труп легче нести, он не брыкается. А домой похоронка, мол, смертью героя. И орден.
На последних боевых нас так вымотали, что никогда такого не было. Шёл и думал, вот бы на мину лягушку наступить. Зелёная такая мина, а донышко серебряное. В этот раз мин много накидали против нас. Никогда так не думал, а тут жуть как от усталости охренел. Пальцы, мечтаю, оторвёт и всего . то. Зато понесут. Но видел мину и обходил. Инстинкт жизни верх брал. А мысль опять лезет и лезет. Так я уже сильный был, впереди роты шёл боевым дозором. Эти самые мины вместе с сапёром обозначал. Я ору: мина, а он вешки с красными тряпочками ставит. А как там молодые шли вообще сказка. Но ведь все пришли, ни один не сдох. Нельзя тогда было уставать, убили бы нас всех и операцию бы завалили. На любви шли. К родине и к друг другу.
Другой раз, на Джелалабаде всей ротой на красивой полянке расположились. Валуны кругом, трава нежная, ручьи хрусталиками между старинными валунами. Сапёр ходил, ходил и всех на эти валуны погнал. Сидим, смотрим, а он растяжки и мины обнаруживает. Штук двадцать поснимал с махонькой полянки. А ведь мы там до этого с полчаса располагались и ходили, и водичку в ручейках набирали. Никто не взорвался. Чудо.
Такие чудеса случались вдоль и поперёк. О Боге не задумывались. Не модно тогда было. Почти все комсомольцы или коммунисты. Мать его.
Теперь я крещёный, без Бога никуда. Молитва всегда помогает. А тогда о Боге только один раз вспомнил. Зажали нас крепко. Я уже раненый, в автомате от силы десяток патронов осталось. Гранату держу и шепчу: до свидания мама, до свидания папа, до свидания сестрёнка. Ну и просто так, для очистки совести Бога попросил простить меня за всё. Даже спасти не просил. Тогда уже чётко знал, что хана, погибну. Просто ждал, когда вражины поближе подойдут, чтобы последние патроны по ним выпустить и гранату взорвать возле них и головы своей.
Выжил я тогда и домой живым вернулся. Сейчас думаю, что это Бог спас. Кто ещё кроме него в этом аду обо мне мог позаботиться.
Едем мы как . то на броне. Впереди грузовичок тащится. Вдруг, бах, подрыв. Водилу убило, борта отлетели, ящики вывалились. А в ящиках помидоры спелые. Мы к ним. Жрём в три горла, нам бы наесться. Рядом тутовник с ягодами. Мы к нему. Помидоры лопаем, ягодами закусываем. Плевать на мины, живот бы набить. Старшина прапорщик ругался, ругался, плюнул, тоже в каску помидор набрал. Все голодали. И солдаты, и прапорщики, и взводные, и замполит роты, и ротный. Голодали, и воевали. Офицеры и прапорщики нашей роты почти все на боевых с солдатами своим сухим пайком делились. Почти все. Были такие, что и не делились. Были такие офицеры в курковых ротах, что и за скотов нас держали. Прапор у нас боевой был. Настоящий старшина. А ведь мог официально совсем на боевые не ходить. Сиди в каптёрке, считай портянки. Ему на них ходить личная совесть приказывала. Боевые прапорщики огромная редкость в Афгане были. Рэкс ВДВ.
Спали в горах на боевых по 3 . 4 часа в сутки. Час, два спишь, потом охраняешь сон других, и наоборот. Пока сидишь и охраняешь, иногда галлюцинации были. То крысы лезут, то духи идут. Сам себе по морде дашь, очнёшься и дальше сослуживцев охраняешь, чтобы ночью и тебя и их не вырезали.
Курили ночью редко и всё или в кулак или под плащ палаткой. Даже в палку курили в кулак ночью. Снайпера били точно. Окурки всегда закапывали. Говорили так надо. Я потом на гражданке долго окурки в землю ногой закапывал по привычке.
Примеры посылания солдатами советской власти и командиров, куда подальше вместе с Афганской войной были. Я видел бастующие роты и батальоны, тр...ющие нормального питания, человеческого отношения и элементарных бытовы...добств. Расправа была жёсткой.
На боевых, было тяжело физически, но можно было добыть и поесть помидоры, сахарного тростника, апельсинов, мёда, барана, курицу, шоколада из тутовника и запить всё это настоящим чёрным или зелёным чаем (такого чая я до сих пор нигде не встретил, а по разным странам я помотался вдоволь). Конечно, такую еду мы добывали далеко не каждый день и голодали на боевых, бывало, гораздо дольше и ..же чем в части, но всё таки был шанс полакомиться трофеями и поесть человеческой, не казарменной пищи. Опять же не было тупого изнуряющего полкового быта. О пулях, минах и смерти особенно не думали, это были неизбежные побочные явления любых боевых, и для большинства курков это было не самое страшное. Апельсины афганские были кислючие, гибридные с лимоном. Я потом, после них, дома в Союзе лет пять вообще цитрусовые не ел, лицо оскоминой сводило пи одном слове апельсин. Сахарный тростник пока наломаешь весь умаешься и соком сладким перепачкаешься. Потом ходишь весь липкий и сладкий. Жуёшь его, жуёшь, сладость выжуешь и жмых выплёвываешь. Шоколад из тутовника только назывался шоколадом. Пресованый тутовник и всё. Но сытный, зараза. Моджахеды так в горы и ходили. Фляга воды, килограмм такого шоколада и винтовка с прицелом. Пойди догони такого боевика с нашим грузом за плечами. У него всё рядом, в любом кишлаке. В горах как дома. А мы для всего чужие и чего с собой не несёшь, нигде больше не достанешь.
В палатках полы были из досок. Наступаешь на них, а оттуда, из под пола, между щелей, грязь фонтанчиком. Дневальные мыли эти доски до блеска и скоблили штык ножами каждый час, всё без толку. В двойных стенках палаток жили мыши. Они бегали как слоны и мешали спать.
Дембеля иногда развлекались тем, что ловили молодых солдат на кусок вафельного торта. Оставляли его на видном месте. Дневальный, голодный молодой солдат, моет пол в пустой палатке, видит, торт. Думает, отщипну кусочек, не заметят же. Только ......эти крошки тянет, а тат как тут дембеля. Ага, крыса , у своих тащишь. Хорошо, если просто день на избиении пройдёт. Могли и зачморить за такое до самого дембеля. Как желание издеваться пойдёт. Мы тогда не соображали, что не у всех голодных психика такой прессинг тортиком могла выдержать. Многие и сейчас не соображают. Не по христиански это. Батюшек тогда в войсках не было, а замполитам штабным было плевать на нашу психику.
Был у нас один молодой. Рыжий такой, как огненный. Не то, чтобы зачморёный, но нагленький и пакостливый. Проверял я как . то посты на броне. Мы тогда надвое суток к броне спустились. Рядом афганская армия стояла. Я к ним в гости сходил, они пончики пекли, целый пакет мне дали. Я и сам поел и караульны...гостил. Нельзя конечно, но я же не офицер, чего мне устав блюдить по полной. С рыжим разговорился, пончиками его накормил, приободрил, что скоро годком станет, служба легче пойдёт. Вроде проникся солдат.
Прошло время, этот хорёк бушлат мой с сержантскими лычками с вешалки взял и на работы в парк боевой техники упёр. Извазял, весь. Свой, он где . то потерял до этого. Я, говорит нечаянно, утром темно было. А, что полдня с сержантскими лычками проходил, спрашиваю, тоже темно было. Стирай, говорю, сволочь. Он н....ду, я уже говорит годок. Я ему в глаз, а он в политотдел дивизии жалобу накатал. Ах, думаю поганка, зачем я тебе пончики приносил. Жалеешь такого, жалеешь, а он на шею садиться. И дембелизм плохо и наглость некоторых поражала. А через два месяца ему в караулке кто- то из сержантов тоже в морду дал. Схватил, через десять минут, рыжий автомат, и по дембелям, сидевшим в курилке, очередь прострочил. Чудом никого не задел. Потом его в другую часть перевели, да так, чтобы мы никогда не узнали в какую.
Первый мой наряд по части в Афганистане был в столовую. Поставили меня к большой бочке с водой, находящейся на улице. Под бочкой был лоток с форсункой. Туда надо было подливать солярку, вода нагревалась и поступала в цех мойки офицерской посуды. Ещё дембеля в этой ванне для посуды свою форму стирали.
Сначала я обрадовался. Дембелей рядом нет, командиры далеко, кухня рядом. Пожрать можно стырить. День солнечный, снег хрустящий, от форсунки тепло идёт. Потом очень поплохело мне. Форсунка гаснет, соляру жрёт, каждые пять минут подливай, не отойти. Похавать в столовую отлучиться не могу, огонь погаснет. Попросил дежурного по столовой, принести мне поесть к бочке, никто ничего не принёс. Кого молодой хрящ заботит. Прибежал корефан из столовой с нашей роты, притаранил два куска хл....и то от себя оторвал. На них сутки и держался. Весь соляркой провонял. Снег вокруг бочки от тепла растаял, грязи по колено. Дым, гарь, лицу жарко, в спину вечерний ледяной ветер дует. Ад и я в аду кочегаром.
За столовой были печки, обогревающие остальные службы. Там служили солдаты кочегары. Чёрные и грязные они вызывали отвращение у остальных солдат. Мне их было жалко. Я в их шкуре был одни сутки и мне хватило по полной. Они стояли у этих печек по полтора года.
О некоторых своих однополчанах, служивших со мной в Афгане, я вспоминаю с теплотой и радостью. Где . то они сейчас. С некоторыми часто вижусь и приезжаю в гости. К некоторым хожу только на могилы.
В полку с завидной регулярностью совершались различные преступления. Большие и маленькие. Абсолютно каждый солдат всегда ходил под тремя статьями. Две уголовного кодекса, одна устава. Одна статья касалась неуставной формы одежды, две других: порчи и хищения военного имущества, а именно хищения и порчи боеприпасов и государственного имущества (медицинского оборудования), которого так не хватало даже для раненых.
Причём принуждали солдата к этому все командиры, от прапорщика до генерала. Объединял эти три статьи маленький похоронный браслет, который заставляли иметь в нашем полку каждого солдата. Штука очень необходимая для опознания солдатского трупа, учитывая, как солдат разрывало минами в клочья. Браслет одевался, как правило, на правое запястье. Делался он из куска провода капельницы, концы которого соединяла пуля от автоматного патрона. Внутрь вкладывалась бумажка с данными солдата: ФИО и номер части. Иногда для красоты использовалась пуля от трассера и ещё для красоты, с обеих сторон насыпали порох. Почему Государственный механизм не снабжал солдат нормальной похоронкой оставалось только догадываться. У офицеров был офицерский жетон.
Однажды, отслужив год с хвостиком, я нашёл подобный жетон. Висел он на связке ключей и ещё там была маленькая печать. Это был ключ ко всем дорогам . Полк располагался под Кабулом. Впритык стояло огромное количество других частей и пересылка. В каждой части должны были быть земляки и магазины. Посетить их было просто моим долгом . Свободного времени под дембель у меня было немного побольше (почему, объясню ниже). Я брал автомат, одевал офицерское ПШ, накидывал свер...офицерский бушлат без погон, и отправлялся в путешествие часа на 2 . 3. Проходя КПП и посты я демонстративно вертел на указательном пальце эту связку, чтобы все видели и печать и жетон офицера. Гулеванил я так недели две, потом сдал всё богатство своему ротному. Он разыскал несчастного офицера потеряшку и отдал мою находку ему. В вид....агодарности мне досталось 5 банок сгущёнки и большая плитка шоколада.
Почему у меня под дембель было немного больше времени. Выше я обещал об этом рассказать. Когда я отслужил полтора года, в полк приехала какая . то комиссия из Москвы, которой надо было показать отдельно стоящи....ок посты. Меня уже несколько раз, как носителя сержантских погон и опытного солдата, использовали для охраны в поездках замполита полка, поэтому на несколько дней и в этот раз, по протекции замполита, с другими бойцами отправили охранять эту комиссию. Считай, повезло. Катайся за генералами в БТР, жри сухпайки, смотри, чтобы снайпера их не сняли. По приезду из командировки нас объединили в некую сборную команду, с каждой курковой роты 1 . 2 бойца, которая в случае необходимости выезжала в подобные командировки. Однажды я даже 10 дней был старшим по охране палатки командующего всей армией. Самого командующего в ней не было, но палатку мы охраняли исправно и постоянно много спали рядом, возле неё. За все 10 дней нас так никто и не посетил, зато отоспались вдоволь. Ротный был в курсе моей приписки к таким временным командировкам и относился с пониманием. Куда против замполита полка попрёшь. Единственное его условие было, чтобы я все эти командировки делал пока полк в части, а на боевые ходил как все. Я был радёхонек и иногда мутил воду , говорил ротному, что срочно вызывают на командировку на 3 . 4 часа, сопровождать очередного проверяющего. Ротный не перепроверял, лезть к командиру полка с вопросами ему тоже не хотелось, я решал свои вопросы или просто навещал земляков. Крутились, как могли.
Голод преследовал нас по пятам всегда и везде. В полку поешь только то, что в столовой дали. Причём в столовой половина нашей и так скудной еды уже до готовки её в котлах, была разворована поварами и прапорами. В полковом магазине тоже особо на наши копейки не отоваришься. Сок в банке, печенье, сгущёнка, вафельный тортик. Всё дорогое. Посмотришь, повздыхаешь и свалишь. В основном лакомились в складчину, после года службы, когда деньги уже не отбирали. На двоих, троих покупали по банке сока, тортик или пачку печенья и банку сгущёнки. Или иногда, по молодухе службы, наплевав на дедов и их колотушки, если удавалось сразу после получки сбегать в магазин. Благо он от нашей роты в пятидесяти метрах был. Воровали так же еду в столовой. Меня посылали по первому году службы воровать в дивизионную столовую. Я считался удачливым добытчиком. На самом деле я не воровал. Я приходил в эту самую дивизионную столовую, где питались офицеры штаба дивизии, подходил к тамошним поварам таким же бедолагам молодым солдатам, как я сам и они мне давали и хл......солёные помидоры и картошки. Немного, правда, но хватало и от дембелей откупиться и мне с товарищем перепадало. Подкармливались где и как могли.
В горы особым шиком второго года службы было брать булку белого свежего хл.....Добывал я её себе сам, никого не посылая у всё тех . же друзей из дивизионной столовой. Хорошие отношения были лучше кражи. И ребята никогда не жмотились для курков.
У некоторых может сложиться впечатление, что мы могли брать еду в любое время. Нет. Дай Бог, .....е было 2 . 3 булки свежего хл....на всю роту на все боевые. И подкормиться в полку со стороны мы могли от силы раз в 2 . 3 недели . И картошку подворовывали в столовой, жарили и хлеб.
В горах можно было воевать и две недели, и три, и месяц, но с собой курок мог унести только четырёхдневный, скудный запас продуктов: 6 банок каши, 4 банки мясных консервов, пару . тройку пачек сухарей, пачки 4 галет, немного сахара и заварки. За новой едой или надо было к броне идти или иногда с вертолётов скидывали. Но к броне спускались редко, вертушки с едой были ещё реже.
Остальным на каждом солдате курке были: автомат, патроны, гранаты РГД и Ф-1, мины для миномёта, пулемётные ленты, ленты для АГС, бронежилет, сапёрная лопата, ракетницы, тротил, аптечка и бинты, две фляжки, каска, одеяло, плащ палатка, подствольный гранатомёт, одноразовый гранатомёт Муха , теплый бушлат, ватные трёхпалые рукавицы, часто валенки (в горах и ледниках было очень холодно) и многочисленная прочая военная тр...ха. Гранатомётчики ещё носили трубу гранатомёта и минимум по три выстрела к нему. Это ещё 15 килограмм плюсом. Пулемётчики носили тяжёлый ротный пулемёт и большой запас лент к нему. У нас .....е был даже пулемёт Дягтерёва. Говорили, что его добыли в первые месяцы Афганских боёв. Так он и прижился.
На боевых всегда, что то терялось. То фляжка, то сапёрная лопатка, то каска, то ещё какая шняга. Нам говорили, что за каждую утерянную или сломанную дребедень будут вычитать с наших родителей. Стоимость некоторых вещей была немаленькая. За потери рядовых отвечал, в том числе и сержант. Поэтому, после каждых боевых я писал всякие рапорта, кто чего в моём взводе утерял и каким образом. Основным искусством было написать это так, чтобы выглядело правдоподобно и ни с кого денег не содрали, или не посадили.
Первые четыре месяца войны курком я дополнительно таскал с собой НСПУ (прицел ночного видения) с запасными батареями к нему. Это была сержантская прерогатива. Доверялась только сержантам. Штука довольно тяжёлая, громоздкая, в чехле на большом ремне через плечо. В добавок, очень хрупкая и очень дорогая. Если бы я её разбил, или потерял, и мне и ротному было бы кирдык. Меня могли и под трибунал отдать. Однажды при ночном лазанье по горам, камень под моей ногой сбился, и я метров пять пролетел вниз в расщелину. Воткнулся головой, голова была в каске. Первый вопрос ротного. Цел? Я ответил, что цел, только шее очень больно. На что ротный сказал, что интересуется не моим самочувствием, а судьбой НСПУ. Услышав, что прибор цел, он успокоился. Я его уже не интересовал. Еще в НСПУ типа нельзя было смотреть на огонь, или смотреть вообще в него долго, сказали он мог посадить зрение. Но ночью эта дорогая фигня реально помогала следить за тем, чтобы душманы не подобрались к нам. Потом мне удалось откосить от него, и это чудо советской военной техники уже таскал другой сержант.
Ещё я постоянно таскал все шнуры и запалы к тротиловым шашкам. Тротил особо не использовали, на нём было класно жарить кашу с сухпайков. Поэтому тротил брали с собой без пререканий.
Каждый курок имел свой штык нож. Как нож он был дерьмом. Годился он только для вскрывания сухпайковых консервов и как прихватка для трассерной пули при прикуривании. Спичек на боевых не хватало, они и отсыревали в дождливых горах, и намокали в снегу, и при переправах в горных речках. Такую пулю вытаскивали из гильзы, зажимали штыкножовыми кусачками и били по ней камнем. Трассер воспламенялся, от него прикуривали, это было шиком солдатской жизни. В полку так не прикуривали, могли и статью навесить. На боевых же командиры просто матерились.
Консервны....нки также вскрывали крышкой ствольной коробки от автомата и ...хами от ремня. Жрать захочешь, зубами откроешь.
Автоматы были старые и часто перевязаны изолентой. Рожки от автомата мы попарно, как в кино не перевязывали. С такими рожками и автомат криво стреляет и неудобно. Вот пулемётные магазины в автоматы вставляли. Я после года службы только с такими магазинами пулемётными и ходил. В них патронов в полтора раза больше. Гранаты, патроны лежали в каждой тумбочке, ружейный парк закрывался на палочку. Оружие брали сами, кому какое надо и когда надо. Бронежилеты, зачастую только назывались бронежилетами. Многие из них были старые и изношенные до нельзя. Все пластины в ни...же давно ссыпались в район живота. Поэтому самым защищённым местом в таком изношенном бронежилете был мочевой пузырь солдата. Новых бронежилетов нам не привозили в полк никогда. Бронежилет очень выручал в ледниках. Ни один боец, спавший на бронежилете, на моей памяти не отморозил себе почки. Бронежилет трясли как перину, пластины распределялись ровно. Курок заворачивался в солдатское одеяло, накрывался плащ палаткой и засыпал. Сон в снегу или в луже от непрерывного горного дождя - это тоже обычная повседневность.
Постелил я мечту на луну и уснул,
Завернувшись в бушлатик и броник,
Запорошенный снегом во сне утонул,
Снился мне покосившийся домик.
Были в домике том, три кровати и стол,
Занавески, сервант и посуда.
Разделённый окошком и солнышком пол,
Дед с отцом, мать в платке и разлука.
И висел мой портрет, при медали и в рост,
И стоял почтальон за порогом.
С хрустом лаяла печь на сибирский мороз,
Что ещё Вам во сне том убогом?
Заберите войну и отдайте меня,
Обменяйте на крылья погоны.
Отпустите, взлетим мы, тоскою звеня,
Перекрыв журавлиные стоны.
Я, за ротным курлыча, на волю иду,
Босиком в облака...топая.
По небесному, в звёздах и солнце мосту,
Не по детски вздыхая и тая.
...
Просмотр всех комментариев к документу |
|
Самые
