что делал и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова:
Как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые знаки, Чичиков снял
квартиру на Марьиной Роще и выпустил оттуда фальшивых знаков на 18
миллиардов и при этом на два дня раньше, чем вышли настоящие, а когда туда
нагрянули и опечатали квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивые
знаки с настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие знаки
фальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков обменял свои
миллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу, Ноздрев ответил, что это
правда, и что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, а если бы
не он, ничего бы и не вышло.
После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми. Видят
никакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И неизвестно, чем бы
все это кончилось, если бы не нашелся среди всей компании один. Правда
Гоголя он тоже как и все и в руки не брал, но обладал маленькой дозой
здравого смысла.
Он воскликнул:
- А знаете, кто такой Чичиков?
И когда все хором грянули:
- Кто?
Он произнес гробовым голосом:
- Мошенник.
7
Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету. По
входящему. Нету. В шкапу - нету. К регистраторше. - Откуда я знаю? У Иван
Григорьича.
- Где?
- Не мое дело. Спросите у секретаря и т.д. и т.д.
И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг - она.
Стали читать и обомлели.
Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание? Гоголевский
персонаж. Чем занимался до революции? Скупкой мертвых душ. Отношение к
воинской повинности? Ни то ни се, ни черт знает что. К какой партии
принадлежит? Сочувствующий (а кому - неизвестно). Был ли под судом?
Волнистый зигзаг. Адрес? Поворотя во двор, в третьем этаже направо,
спросить в справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.
Собственноручная подпись? Обмокни!!
Прочитали и окаменели.
Крикнули инструктора Бобчинского:
- Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и во двор,
где его товары, может там что откроется!
Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.
- Чрезвычайное происшествие!
- Ну!
- Никакого предприятия там нету, это он адрес памятника Пушкину
указал. И запасы не его, а "Ара".
Тут все взвыли:
- Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!! Выходит,
теперича, ловить его надо!
И стали ловить.
8
Пальцем в кнопку ткнули:
- Курьера.
Отворилась дверь и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже давно отошел
и поступил курьером в учреждение.
- Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.
Петрушка сказал:
- Слушаю-с.
Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно потерял.
Позвонили Селифану в гараж:
- Машину срочно.
- Чичас.
Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами, натянул на себя
куртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел и полетел.
Какой же русский не любит быстрой езды?!
Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на Лубянку пришлось
ему выбирать между трамваем и зеркальным окном магазина. Селифан в течение
одной терции времени выбрал второе, от трамвая увернулся и, как вихрь, с
воплем: "Спасите! " въехал в магазин через окно.
Тут даже у Тентетникова, который заведовал всеми Селифанами и
Петрушками, лопнуло терпение:
Уволить обоих к свиньям!
Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на место
Петрушки - Плюшкинского Прошку, на место Селифана - Григория
Доезжай-Не-Доедешь.
А дело тем временем кипело дальше!
- Авансовую ведомость!
- Извольте.
- Попросить сюда Неуважая-Корыто.
Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому назад
вычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился сейчас же после
этого, так как делать ему в ней было больше решительно нечего.
- Кувшинное Рыло!
Уехал куда-то на куличку инструктировать губотдел.
Принялись тогда за Елизавета Воробья. Нет такого! Есть правда,
машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник заместителя младшего
делопроизводителя замзавгоротдел Воробей, но он не Елизавета!
Прицепились к машинистке:
- Вы?!
- Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с твердым знаком, а
разве я с твердым? Совсем наоборот...
И в слезы. Оставили в покое.
А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник Самосвистов
дал знать Чичикову стороной, что по делу началась возня и, понятное дело,
Чичикова и след простыл.
И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо, никакого,
конечно, справочного бюро не оказалось, а была там заброшенная и
разрушенная столовая общественного питания. И вышла к приехавшим уборщица
Фетинья и сказала, что никого нетути.
Рядом, правда, поворотя налево, нашли нашли справочное бюро, но
сидела там не штаб-офицерша Подточина, а какая-то Подстега Сидоровна и,
само собой разумеется, не знала не только Чичиковского адреса, но и своего
собственного.
9
Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того, что и черт в
нем никакого вкуса не отыскал. Несуществующая аренда перемешалась с
опилками, брабантские кружева с электрификацией, Коробочкина покупка с
бриллиантами. Влип в дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующий
ротозей Емельян и беспартийный вор Антошка, открылась какая-то панама с
пайками Собакевича. И пошла писать губерния!
Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу и
путешествия по сундукам и дело о подложных счетах за разъезды.
(По одному ему оказалось замешано до 50000 лиц) и проч. и проч.
Словом, началось черт знает что. И те у кого миллиарды из-под носа
выписали и те, кто их должны были отыскать, метались в ужасе и перед
глазами был только один непреложный факт:
- Миллиарды были и исчезли.
Наконец встал какой-то дядя Митяй и сказал:
- Вот что, братцы... Видно, не миновать нам следственную комиссию
назначить.
10
И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий бог на
машине, я и сказал:
- Поручите мне.
Изумились:
- А вы... того... сумеете?
А я:
- Будьте покойны.
Поколебались. Потом красным чернилом:
- Поручить.
- Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!)
Полетели со всех сторон ко мне 35 тысяч мотоциклистов:
- Не угодно ли чего?
А я им:
- Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам справлюсь.
Единолично.
Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:
- Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону подать!
- Так что подать невозможно... телефон сломался.
- А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не мотался,
повесить на нем того, кто докладывает!!
Батюшки! Что тут началось!
- Помилуйте-с... что вы-с... сию... хе-хе... минутку... эй! Мастеров!
Проволоки! Сейчас починят.
В два счета починили и подали.
И я рванул дальше:
- Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать мне списки!
Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы сами очутитесь в списках
покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова - регистраторша? В шею! Улинька
Бетрищева - машинистка? В шею! Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй
Мурзофейкин? Шулер утешительный? Взять!! И того, что их назначил - тоже!
Схватить его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина,
Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал... в минуту! В
секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его каналью!! Со дна моря
достать!!
Гром пошел по пеклу...
- Вот черт налетел! И откуда такого достали?!
А я:
- Чичикова мне сюда!!
- Н... н... невозможно сыскать. Они скрымшись...
- Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.
- Помил...
- Молчать!!
- Сию минуточку... сию... повремените секундочку. Ищут-с.
И через два мгновения нашли!
И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах и рвал на себе волосы и
френч и уверял, что у него нетрудоспособная мать.
- Мать?!. - гремел я, - мать?.. Где миллиарды? Где народные деньги?!
Вор!! Взрезать его мерзавца! У него бриллианты в животе!
Вскрыли его. Тут они.
- Все?
- Все-с.
- Камень на шею и в прорубь!
И стало тихо и чисто.
И я по телефону:
- Чисто.
А мне в ответ:
- Спасибо. Просите, чего хотите.
Так я и взметнулся около телефона. И чуть было не выложил в трубку
все смутные предположения, которые давно уже терзали меня:
"Брюки... фунт сахару... лампу в 25 свечей... "
Но вдруг вспомнил, что порядочный литератор должен быть бескорыстен,
увял и пробормотал в трубку:
- Ничего, кроме сочинений Гоголя в переплете, каковые сочинения мной
недавно проданы на толчке.
И... бац! У меня на столе золотообрезный Гоголь!
Обрадовался я Николаю Васильевичу, который не раз утешал меня в
хмурые бессонные ночи, до того, что рявкнул:
- Ура!
И...
ЭПИЛОГ
...Конечно, проснулся. И ничего: ни Чичикова, ни Ноздрева и, главное
Гоголя...
- Э-хе-хе, - подумал я себе и стал одеваться, и вновь пошла передо
мной по-будничному щеголять жизнь.
