- Идет последняя минута..
Он начал отсчитывать секунды, вместе с ним отсчитывал их
старик. Они подняли бокалы с шампанским.
- Девять, восемь, семь...
Безмолствовали людские толпы внизу. Шептало полное
ожидания небо. По нему рыскали глаза телекамер.
- Шесть, пять...
Они чокнулись.
- Четыре, три, два...
Они начали пить.
- Один!
Смеясь они допили бокалы. Посмотрели на небо. Золотой
воздух над береговой линией Ла Холье ждал. Время великого
события наступило.
- Ну же, скорее! - как отдающий приказы фокусник,
выкрикнул молодой репортер.
- Ну, скорее, - сказал серьезно и спокойно Стайлс.
Ничего.
Прошло пять секунд.
Небо было прежним.
Прошло десять секунд.
Небеса ждали.
Прошло двадцать секунд.
Ничего.
Наконец, Шамуэй повернулся к старику и посмотрел на него
пристально и удивленно.
Стайлс пожал плечами и сказал:
- Я солгал.
- Что?! - закричал Шамуэй.
- Я солгал. - повторил Стайлс.
- Не может быть!
- Еще как может, - сказал человек, совершивший путешествие
во времени. - Никуда я не отправлялся. Я остался на месте и
только притворился, что отправился. Машины времени не
существует. То, что вы видели, я просто за нее выдал.
- Но зачем? - воскликнул ошеломленный молодой человек,
вцепившись в барьер на краю крыши. - Зачем?
- Я вижу у вас на лацкане звукозаписывающюю пуговицу. Включите
ее. так. Готово. Я хочу, чтобы то, что я скажу, потом
услышали все. Начинаю...
Стайлс допил остатки своего шампанского и сказал:
- Я сделал это потому, что родился и вырос в такое время,
в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы двадцатого
века, когда люди перестали в себя верить. Я видел это
неверие, видел разум, больше не находивший разумных оснований
жить, и это взволновало меня, повергло в уныние, а потом
вывело из себя. Кругом сомнения. Кругом распад. Кругом
профессиональное отчаяние, интеллектуальная апатия,
политический цинизм. А где не было апатии и цинизма, там
свирепствовал скепсис и нигилизм.
Что-то вспомнив, он замолчал. Потом наклонился и вытащил
из под стола заветную бутылку красного бургундского с
этикеткой, на которой стоял год: 1984. Он начал ее открывать,
осторожно вытаскивая старинную пробку, и заговорил снова:
- Какую болезнь ни назовите, любая у нас была. Хозяйство
почти не развивалось. Планета стала выгребной ямой. Экономика
загадывала неразрешимые загадки. Преобладающим настроением
было уныние. Самой модной темой - невозможность перемен.
Лозунгом - конец света. Делать ничего не хотелось. В одиннадцать
вечера, до отказа наполненный дурными новостями,
ложись спать, в семь утра проснись, чтобы услышать новости
еще худшие. Как в воду опущеный проживи день. Ночью
захлебнись в волнах бед и напастей. Есть!
Негромко хлопнула пробка. Теперь вину 1984 нужно было
"подышать". Человек, совершивший путешествие во времени,
понюхал вино и кивнул.
- Не только четыре всадника Апокалипсиса показались на
горизонте, готовые ринутся на наши города, но появился пятый,
еще худший - Отчаянье, закутавшее себя в черный саван гибели,
возглашающее лишь повторения прошлых катастроф, нынешних
провалов, будущих неудач. Осыпаемый не светлым семенем, а
черной мякиной, на какой урожай мог надеяться человек к концу
немыслимого двадцатого века? Забыта была Луна, забыты красные
ландшафты Марса, огромное око Юпитера, ошеломляющее кольцо
Сатурна. Мы решили быть безутешными. Мы плакали на могиле
нашего ребенка, и этот ребенок были мы сами.
- Значит, именно так было сто лет назад? - тихо спросил
Шамуэй.
- Да. - Человек, совершивший путешествие во времени, поднял
бутылку с таким видом, будто в ней содержится доказательство
истинности сказанного им. Он наполнил бокал, поднял к глазам,
полюбовался цветом, вдохнул аромат вина и заговорил снова: - Вы
читали книги и видели документальные фильмы того времени.
Вы все это знаете. О, конечно, просветы были. Например, когда
Солк вернул детей мира в обьятия жизни. Или в ночь, когда
человечество, сделав гигантский шаг, ступило на Луну. Но уста
многих людей мрачно призывали пятого всадника. Призывали,
исполненные, казалось, уверенности, что всадник этот победит.
Чтобы все могли испытать удовлетворение от того, что их
предсказания конца света сбылись. Вот и звучали громогласно
эти самоисполняющиеся пророчества; мы рыли себе могилы и
готовились в них лечь.
- И вы не могли допустить, чтобы это произошло?
- Вы понимаете это сами.
- И соорудили "тойнбиевский конвектор"...
- Не сразу. Эту идею я обдумывал годы.
Стайлс замолчал, покрутил бокал; пристально посмотрел на
темное вино и, закрыв глаза сделал глоток.
- В эти годы я тонул, захлебывался отчаяньем, плакал
беззвучно по ночам, думая: "Что я могу сделать, чтобы спасти
нас от самих себя?" Как мне спасти своих друзей, свой город,
свой штат, свою страну, весь мир от одержимости идеей
неминуемой погибели? И однажды ночью я сидел у себя в
библиотеке и рука моя, шаря по полкам, наткнулась наконец на
старую и дорогую моему сердцу книгу Герберта Уэллса. Как
призрак, его машина времени звала сквозь годы. Я услышал!
Понял. Внимательно вслушался. Стал проектировать. Потом
построил. Отправился в путешевствие - во всяком случае, все в
это поверили. Остальное уже история.
Человек, совершивший путешествие во времени, допил вино,
открыл глаза.
- Боже! - прошептал молодой репортер, качая головой. - о
бог мой! Подумать, подумать только...
Что-то сгущалось в садах внизу, на полях за ними, на
дорогах и в воздухе. Миллионы людей по-прежнему ждали. Где
великое событие?
- Так, теперь... - сказал Стайлс и наполнил стакан Шамуэя.
- А вообще я молодец, правда? Сделал макеты невиданных
машин, соорудил миниатюрные города, озера, пруды, моря.
Воздвиг огромные здания на фоне неба из прозрачной воды,
разговаривал с дельфинами, играл с китами, подделывал магнитофонные
записи, снимал на кинопленку мифы. О, прошли годы,
годы непосильной работы и тайной подготовки, прежде чем я
обьявил об отплытии, отправился в путешествие и вернулся с
благой вестью.
Они допили драгоценное вино. Снизу донесся гул голосов.
Все внизу смотрели на крышу.
Человек, совершивший путешествие во времени, помахал рукой
и повернулся к Шамуэлю.
- Теперь быстро! С этой минуты все будете решать вы. У вас
магнитофонная лента, мой, только что записанный на ней голос.
Вот еще три магнитофонные ленты, с более подробными данными.
Вот в этой видеокассете история всей фальсификации. Вот
окончательный вариант моей рукописи. Забирайте, забирайте
все, передавайте дальше. Назначаю вас своим сыном и даю право
обьяснять поступок отца. Быстро!
Затолкнутый снова в лифт, Шамуэй почувствовал, как мир
уходит у него из под ног. Не зная, смеяться ему или плакать,
он оглушительно завопил.
Удивленный Стайлс завопил тоже, и тут они вышли из лифта и
двинулись к "тойнбиевскому конвектору".
- Ты ведь понял суть, сынок, да? Жизнь всегда нам лжет!
Через мальчиков, юношей, стариков. Через девочек, девушек,
женщин - они ласково лгут, и ложь становится правдой. Мы
прячем мечты и подводим под эти мечты фундамент из мозга,
плоти и реальности. В конечном счете все в мире обещание. То,
что нам кажется ложью - лишь потребность, скрытая до поры до
времени. Сюда. Так... и так.
Он нажал кнопку - и пластиковый колпак поднялся, нажал
другую - и машина времени зажужжала; шаркая, но проворно он
залез в нее и плюхнулся на сиденье "конвектора".
- Поднимите рубильник, молодой человек!
- Но...
- Вы, наверно, думаете, - и старик рассмеялся, - зачем
поворачивать рубильник, раз машина времени не настоящая, раз
она не работает, да? Поднимите рубильник все равно. На этот
раз машина будет работать!
Шамуэй повернулся, нашел рычаг рубильника, ухватился за
него крепко, потом поднял глаза на Крейга Беннета Стайлса.
- Не понимаю. Куда вы решили отправиться?
- Куда? В века, чтобы с ними слиться, разумеется.
Существовать теперь. Но в глубоком прошлом.
- Как такое возможно?
- Поверьте мне, на этот раз так и будет. Прощайте,
прекрасный, милый, дорогой молодой человек.
- Прощайте.
- А теперь... Скажите, кто я.
- Что?
- Скажите, кто я, и поднимите рубильник.
- Человек, совершивший путешествие во времени!
- Да! Ну же!
Молодой человек налег на рычаг. Машина загудела, взвыла,
переполнилась сверканием и мощью.
- О-о, - сказал старик и закрыл глаза. Его рот мягко
улыбнулся. - Да.
Голова упала на грудь.
Шамуэй закричал, рванул рубильник назад и бросился срывать
ремни, которыми старик пристегнул себя к креслу машины.
Не докончив, Шамуэй стал нащупывать пульс на запястье
человека, и у него вырвался стон. Потом он заплакал.
Стайлс и вправду отправился назад во времени, и имя тому
времени было смерть. Теперь он путешествовал в прошлом и в
нем останется навсегда.
Шамуэй шагнул к рубильнику и снова включил машину. Раз уж
Стайлсу не вернуться из путешествия, пусть машина, хотя бы
символически, отправится вместе с ним. Машина одобрительно
загудела. Огонь, яркий, солнечный, зажег всю паутину ее
проводов и освещал теперь щеки и огромный лоб
стотридцатилетнего путешественника, чья голова, казалось,
кивала в такт вибрации, а улыбка, между тем как он
растворялся во мраке, была улыбкой довольного ребенка.
Репортер не уходил и все тер щеки тыльной стороной ладони.
Потом, не выключая машины времени, он повернулся, пересек
комнату, вызвал лифт, и, пока тот спускался, достал из своих
карманов магнитофонные и видеокассеты и одну за другой сунул
в печь для сжигания мусора. Миг - и все стало пеплом.
Двери лифта раздвинулись. Шамуэй вошел, двери закрылись.
Тихо гудя, будто он тоже машина времени, лифт нес его вверх,
в ошеломленный, полный ожидания мир, поднимал его на светлый
континент, на землю будущего, на сказочно прекрасную,
уцелевшую от гибели планету, которую создал, солгав однажды,
один человек.
Пер. с англ. Ростислава Рыбкина.
Набор выполнен по публикации:
"Литературная газета", 23 января 1985 г.
Рэй Бредбери. Путешествие во времени.
перевод с англ. - Р. Рыбкин.
("Литературная газета", 23 янв. 1985)
Ray Bradbury. ?
