Детектив - Мишель Брис

Маньяк

МАНЬЯК 
 
Мишель БРИС 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://russiaonline.da.ru 
 
 
Глава первая 
 
   Жильбер Маринье обнял девушку за талию, и  она  покорно  прильнула  к
нему. Голова ее откинулась назад, словно предлагая для  поцелуя  нежные,
чуть бледноватые губы, за которыми блестели прекрасные  зубки.  Головная
боль, от которой сверлило в висках, как  по  волшебству  улетучилась.  И
было от чего: бретелька сползла с плеча и  правая  грудь  девушки  будто
выпрыгнула из бюстгальтера, юная, упругая, словно  литая,  с  агрессивно
торчащим розовым соском.
   - Ну что, дрянь, - прохрипел он, - тебе нравится это дело?
   Властным движением Жильбер сбросил с ее плеча вторую бретельку,  упал
на солому и прижался к девушке.
   Через несколько минут он приподнялся. Какие-то  странные  чувства  он
испытывает. На грани сумасшествия. Но особенно  его  удивил  собственный
голос - никогда раньше он не говорил  так  хрипло  и  прерывисто.  Да  и
вообще то, что он тут делал, было  просто  чудовищно.  За  все  тридцать
восемь лет своей жизни Жильбер ни разу не изменил жене. Не то чтобы  ему
не хотелось это сделать. Франсуаза уже давно перестала  его  возбуждать.
Любовь для них уже давно превратилась в чисто  супружескую  обязанность.
Да и ее, обязанность эту, они исполняли все реже и реже. Дело в том, что
Франсуаза никак не  могла  побороть  свою  болезненную  стыдливость.  Он
тщетно  пытался  как-то  разрешить  эту  проблему.  Но   как   объяснить
добропорядочной  матери  семейства,  что  есть  кое-какие  вольности,  в
которых так нуждается  в  постели  ее  муж?  Кое-что,  придающее  особую
пикантность любовным утехам и  оживляющее  супружеские  отношения...  Но
Франсуаза Маринье признавала лишь одно: приподнять  одеяло,  чтобы  мужу
легче было забраться в постель, и, благодушно улыбаясь, раздвинуть  ноги
в ожидании добротного и осторожного  совокупления,  с  соблюдением  всех
приличий  и  правил  хорошего  тона.  От  злости  ему  иногда   хотелось
заплакать.
   Жильбер пытался с этим смириться. Готов был согласиться с мыслью, что
все его мечты о  необычных  позах  и  способах  удовлетворения  любовной
страсти - просто извращения, до которых он  частично  додумался  сам,  а
частично почерпнул из специальных книжек и журнальчиков. Попытка  вообще
воздержаться от половой жизни ему не удавалась. Годы шли,  и  похотливые
мысли все больше и больше овладевали его сознанием.  И  никогда  ему  не
довелось удовлетворить свои фантазии: как всякий коренной житель  Нанта,
он получил  пуританское  католическое  воспитание.  Постоянное  ощущение
греховности собственных мыслей изнуряло  его,  он  буквально  усыхал  на
корню, терзаемый жуткой бессонницей.
   Сексуальная дисгармония постепенно  разрушала  их  семью.  Жильбер  и
Франсуаза  Маринье  ссорились  теперь  из-за  любого   пустяка.   Слегка
испачканный в дождливый вечер  паркет  или  пережаренное  жаркое  -  все
служило, поводом для отвратительных сцен, когда они обвиняли Друг  Друга
во  всех  смертных  грехах.  Конечно  же,  ссорились  они  на  глазах  у
перепуганных детей, которые, как это часто бывает  в  подобных  случаях,
все больше и больше замыкались в себе.  Потом  они  мирились.  Но  не  в
постели. В ней супруги встречались то ли  по  необходимости,  то  ли  по
привычке, стремясь не к наслаждению, а к освобождению  от  накопившегося
стресса. Но при посторонних они вели себя так, словно все у них  было  в
полном порядке.
   Девушка так же покорно позволила  ему  спустить  трусики  сначала  на
бедра, затем ниже. Маринье, который еще раньше остервенело сорвал с  нее
свитер и юбку, решил,  что  совсем  раздевать  ее  он  не  будет:  пусть
бюстгальтер из белого нейлона с изящными кружевами остается чуть  пониже
грудей в дополнение к трусикам, завернувшимся вокруг левой  ноги.  Прямо
над белыми теннисными гольфами. Их Маринье тоже снимать не стал.  Просто
так. Такая вот утонченная деталька, на которую ни за что не  согласилась
бы Франсуаза. Смешно, конечно, но тут жена, пожалуй, была бы права:  она
давно уже вышла из того возраста, когда носят гольфы. Но  этой  девчонке
было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Во  всяком  случае,  нежные
светлые волосики между ног, которые он, тяжело  дыша,  раздвинул,  могли
принадлежать только девочке-подростку. С животным стоном он овладел  ею.
В голове у него снова все помутилось.
   Обрывки мыслей проносились как во сне.  Ну  что,  интересно,  он  мог
припомнить? Очередную ссору с Франсуазой из-за какой-нибудь ерунды?.. Он
хотел пригласить в гости друзей, случайно встреченных на пляже.  И,  как
всегда, она принялась ворчать. Он,  впрочем,  и  сам  понимал,  что  вся
работа достанется ей: и покупки сделать, и  на  кухне  торчать,  и  стол
накрывать... У них не было  горничной,  и  об  этом  она  ему  постоянно
напоминала.  Но  если  так  и  дальше  жить,  они  скоро  превратятся  в
отшельников... Вот он и ушел, хлопнув дверью. Прямиком в казино  -  игра
была его единственным пороком и почти единственным развлечением. Правда,
играл он очень осторожно, да и то лишь во время отпуска.
   Лежа  возле  молчаливой   и   по-прежнему   безразличной   ко   всему
происходящему девушки, Жильбер попытался  припомнить,  что  случилось  в
казино. Он крупно  выиграл,  что-то  около  двух  тысяч  франков.  Потом
встретил.., нет, не эту девочку, а эффектную  молодую  даму  в  компании
крепкого парня в бирюзовом блейзере. Тот еще все время жевал резинку,  а
дама  то   и   дело   откидывала,   громко   смеясь,   пряди   волнистых
светло-каштановых волос, которые лезли ей  в  глаза.  Сейчас  уже  и  не
припомнить, как они разговорились и как  он  поперся  с  ними  в  ночное
кабаре, где прежде никогда не был. Все это  Жильбер,  вообще-то  говоря,
помнил довольно  смутно...  Просто  какая-то  каша  в  голове.  Впрочем,
наплевать. Важнее всего - бешеное желание, охватившее все его  существо,
только оно имело значение. Были .
   Тому причиной холодность  Франсуазы,  отпускное  настроение  или  его
вместе со всеми захватила, закружила праздничная кутерьма,  царившая  на
улицах, в казино и в  том  ночном  кабаре  по  случаю  общенационального
торжества - Дня взятия Бастилии? Он и сам не понимал, да и не  стремился
понять. Равно как он, Жильбер Маринье,  тридцати  восьми  лет  от  роду,
жгучий брюнет, главный бухгалтер фирмы "СЕКАМИ" - компании по разработке
карьеров и шахт, добропорядочный муж и отец,  не  понимал  и  того,  как
оказался здесь и почему с прытью незрелого юнца,  вырвавшегося  на  ночь
глядя  из-под  родительской  опеки,  занимается   любовью   с   какой-то
несовершеннолетней  девчонкой,  словно   выплывшей   из   его   бредовых
сновидений.
   На мгновение он даже задумался: странно  все-таки  -  откуда  она  на
самом деле взялась, эта соплячка, позволяющая без единого слова и вздоха
проделывать с ней все, что ему заблагорассудится, да  еще  при  этом  не
открывая глаз. Хоть бы из любопытства взглянула на него!
   Жильбер пожал плечами. К  чему  все  эти  тревоги?  Она  ведь  просто
восхитительна! Такая светленькая, тоненькая, юная,  хотя  и  вполне  уже
оформившаяся как женщина.  Со  светлыми  полосками  на  теле,  там,  где
купальник закрывал кожу от солнца. А все  остальное  не  имеет  никакого
значения. Даже то, что внезапное желание именно в этот вечер во  что  бы
то ни стало изменить Франсуазе возникло, когда юнец в  блейзере  угостил
его жевательной резинкой. Непривычной на вид, да и на вкус  тоже.  Очень
уж резко она отдавала лимоном. Впрочем, довольно  приятная  резинка.  Он
сжевал тогда еще одну, и возбуждение стало просто неистовым.  Но  и  это
тоже он помнил довольно смутно, как и внезапную, словно от укола, легкую
боль в руке, когда они шли к стойке бара.
   А уж когда они выходили из кабаре, он и вовсе погрузился  в  какое-то
вязкое, глухое забытье. Он так и не знал,  как  очутился  в  этом  сарае
позади ангара с тракторами, как набросился на девчонку, едва  только  ее
заметил.
   Она спала в соломе, и юбка ее задралась над раскинутыми ногами.
 
*** 
 
   Что-то отвлекло Жильбера Маринье, когда он пытался  отдышаться  после
того, как вволю поработал над девчонкой. Шея, ее шея... У нее на шее был
галстук. С красивым и туго затянутым узлом. Настолько туго, что на  лице
ее выступил густой румянец, заметный даже  при  слабом  свете  лампочки,
висевшей под самой крышей.
   - Черт побери! - тихо  выругался  Маринье.  Он  вспомнил  эротическую
картинку из запрещенных журнальчиков, которые рассматривал еще в  лицее.
Одно из самых первых и ярчайших впечатлений: полураздетая манекенщица со
спущенными на колени трусиками, с выпирающими из бюстгальтера грудями  и
мужским галстуком на шее. Точно как эта девчонка. Такая же  тоненькая  и
беленькая, как  она.  С  таким  же  детским  видом.  Позже,  разглядывая
порнографические журналы, он всегда испытывал  подобное  чувство,  когда
ему попадались фотографии девушек  с  узлом  на  шее  либо  с  короткими
бусами. Он даже с большим сожалением выбросил один датский журнальчик, в
котором девушка была снята в позе собаки. На шее у  нее  был  ошейник  с
шипами. Ему так хотелось, чтобы мадам Маринье когда-либо согласилась  на
что-нибудь подобное. Но об этом не могло быть и речи...
   - Ничего себе, - пробормотал он, - я даже не заметил, что  у  нее  на
шее.
   Он провел рукой по влажному лбу. Сердце бешено колотилось, бессвязные
мысли неслись в голове в сумбурном хороводе.
   - Маленькая ты дрянь! - приподнявшись на локте, воскликнул  он.  -  Я
все понял! Опыта тебе не занимать.
   Решила поиграть со мной на полную катушку.
   Жильбер снова подполз к девушке  по  шуршащей  соломе.  Удивление  ее
отрешенностью не покидало его, но вожделение затуманило разум.
   - Ладно, посмотрим, - прохрипел он. - Меня такое решение  проблем  на
сегодняшний вечер устраивает. Покажешь мне все, на что  ты  способна.  И
никаких фотоаппаратов и снимков на память... Просто постараемся все  это
как следует запомнить.
   Жильбер похотливо засмеялся и принялся укладывать  девушку,  как  ему
вздумается. Хлопоча над ней, он прикидывал  эффект,  оценивал  позы,  не
переставая судорожно хихикать. Из распахнутых настежь ворот сарая  тянул
ветерок. Он играл легкими белокурыми прядями девушки, словно щекотал ими
ее прикрытые миндалевидные глаза, ласкал  обнаженные  плечи.  Ветер  нес
запах  свежескошенных  лугов,  к  которому   ненавязчиво   примешивалось
йодистое дыхание океана. Но Маринье не чувствовал  ночной  свежести,  он
задыхался. Позы, которые он  заставлял  ее  принимать,  были  откровенно
распутными,  и  это  буквально  выводило  его  из  себя.  Молчаливая   и
податливая, она разбудила в нем самые дикие фантазии, которые раньше  не
приходили ему в голову. Жильбер рычал, как голодный пес. На  девушке  не
осталось уже ничего, кроме гольфов и галстука на шее. Перевернув  ее  на
грудь, он совершил то, чего никогда в жизни себе не позволял, -  овладел
девушкой как "голубой".
 
*** 
 
   Наконец Жильбер пресытился, к нему постепенно вернулось сознание, а с
ним и беспокойство. И вот что его больше всего волновало:  он  буквально
растерзал девушку, словно с цепи сорвавшийся бугай, а она не  только  ни
разу не закричала, даже не застонала.
   Вдруг Жильбер Маринье почувствовал на своем лице освежающее дуновение
морского бриза. Он осторожно перевернул обнаженное тело и.., оцепенел.
   - Нет, н-е-е-т... - простонал он, рывком вскочил и выбежал из  сарая.
Ноги его разъезжались на грязной дороге, разбитой колесами тракторов.
   - Кошмар какой-то! - бормотал он. - Этого не может быть,  я  брежу  и
сейчас проснусь.
   Жильбер машинально бросился бежать прочь от этого места.  Зацепившись
ногой за тягу тракторного  прицепа,  он  растянулся  в  грязи.  Лоб  его
пронизала ужасная боль.
   Камень, должно быть... Он с трудом поднялся на ноги.  На  лбу  начала
вздуваться шишка. Струйка крови сбегала по лицу прямо к уголку  рта.  Он
почувствовал солоноватый  привкус  и  сунул  руку  в  карман  в  поисках
носового плат- ка. С дрожью во всем теле, с замирающим сердцем, которое,
казалось, вот-вот остановится, он медленно  вернулся  к  сараю.  Тут  он
почувствовал тошноту, а когда подошел к лежащей на соломе  девушке,  уже
не смог сдержать рвоту.
   Казалось, его сейчас вывернет наизнанку.
   Теперь ему все стало ясно. Он понял, чем для него обернулся весь этот
вечер, проведенный вне дома, вплоть до провала в памяти, наступившего  в
ночном кабаре. И горькая  правда  открылась  перед  ним  во  всей  своей
наготе.
   Он, Жильбер Маринье, изнасиловал четырнадцатилетнюю девчонку.
   И она была мертва.
   Удушена.
   И то, что он в полузабытьи, полубреду принял  за  розовые  щечки,  на
самом деле было характерной для задушенного человека синевой...
   Жильбер лихорадочно поднес руку к своей собственной шее. Все его тело
окаменело от невыносимого страха, лишь пальцы судорожно  ощупывали  шею.
Наконец он зарыдал, рухнув ничком в солому.
   То,  чего  Жильбер  подсознательно  больше  всего  боялся,  оказалось
правдой: галстука на нем не было и он никуда не  исчез.  Темно-синий,  в
тонкую бордовую полоску, он туго охватывал шею девушки.
   И, значит, именно он задушил ее. Именно он, Жильбер Маринье...
   Когда? Как? Почему?
   Он, конечно, выпил лишнего в баре казино, где познакомился с  молодой
женщиной и парнем в блейзере. Но, проклятие, откуда взялась девчонка?
   Должно быть, он по пьянке "снял" ее в  ночном  кабаре.  И  привез  ее
сюда. Чтобы сделать из нее то, что сейчас видел: изнасилованный труп.
   Жильбер с ужасом подумал о том, что никогда еще,  сколько  бы  он  ни
выпил, ему не приходила в голову безумная мысль кого-нибудь задушить или
изнасиловать. И все-таки он это сделал...
   Пока Жильбер, спотыкаясь, ходил взад и вперед по сараю, он все больше
и больше укреплялся в этой мысли: он убил  несовершеннолетнюю  девчонку.
Как он сюда попал, он не знал. На машине, скорее всего, но на чьей? Одно
ясно, не на своей. Это он точно  помнил,  потому  что  оставил  свою  на
стоянке возле казино. Он уехал оттуда на машине своих новых приятелей...
   Ощупал куртку, пытаясь обнаружить бумажник. Вытащил его из кармана  и
дрожащими руками открыл. От двух тысяч  франков,  выигранных  в  казино,
осталось чуть больше двухсот... Он, выходит, столько потратил? Проиграл?
Да, один раз, это он точно помнил. Но не больше...
   Маринье остановился перед телом  девушки  и  постарался  прикрыть  ее
одеждой,  с  трудом  сложив  ей  руки  на  груди  -  тело  уже  начинало
окостеневать...
   Пятясь, он отошел от нее. Хмель из него будто ветром сдуло. Сам собой
напрашивался чудовищный вывод: выпив, он превратился в чудовище. Жильбер
явственно представил себе все, что его ждет. Полиция. Суд.  Бесчестье...
И тут на глаза ему попалась веревка, свисавшая  с  одной  из  балок  под
крышей сарая. Отличная, прочная веревка, да к тому же и мягкая, судя  по
тому, как она изгибалась от легкого ветерка.
   Жильбер Маринье  методично  исполнил  все,  что  задумал.  Сходил  за
лестницей, стоявшей подле тракторов. С ее помощью завязал на балке  один
конец веревки. Затем отошел назад и, прищурив глаза, оценил свою работу.
Он уже полностью овладел собой и контролировал все,  что  сейчас  делал.
Совсем как на своем рабочем месте, в кабинете  главного  бухгалтера,  во
времена, которые казались ему сейчас такими  же  далекими,  как  история
древнего мира еще до потопа.
   Жильбер занялся расчетами: его рост был чуть больше метра семидесяти.
Балка же темнела на высоте примерно трех - трех с  половиной  метров  от
земли. Нужно было сделать так, чтобы его ноги не могли достать до земли,
когда он откинет лестницу...  Он  снова  взобрался  наверх  и  перевязал
веревку таким образом, чтобы петля находилась повыше. Затем спустился  и
снова отошел, чтобы проверить, как все получилось.
   Взглянув наверх, он вполголоса выругался.
   - Руки! Ведь я же смогу дотянуться руками до балки!
   В очередной раз Жильбер влез на лестницу  и  все  переделал.  К  нему
возвращались все его спокойствие и профессиональная ясность  мысли.  Так
уж был устроен его мозг: ведь и тут следовало все правильно  рассчитать,
не более того. А уж в этом деле он не зря слыл мастаком.
   Решив, что петля находится на  нужной  высоте,  не  позволяя  ему  ни
коснуться ногами  земли,  ни  дотянуться  до  балки  руками,  Жильбер  с
удовлетворением вздохнул. Все готово. Чистая работа, без единой помарки.
Он  мог  умереть,  не  опасаясь  какой-нибудь  технической  накладки.  В
последний раз он обернулся и взглянул на свою  жертву.  Вокруг  нее  уже
начали роиться мухи.
   Чувствуя новый приступ тошноты, он взобрался  на  лестницу,  медленно
накинул петлю себе на шею, вздрагивая от ее шершавого прикосновения.
   - Забудьте обо мне, детки... - пробормотал он, вспомнив  о  Карине  и
Марке, спавших в этот  поздний  час  в  своих  кроватках.  В  мыслях  он
попросил прощения у своей жены,  испытывая  смешанное  чувство  внезапно
нахлынувшей нежности и непреодолимого страха, затем  оттолкнул  лестницу
ногой.
   Хруст  рвущихся  позвонков  растворился  в  крике  птиц,  встречающих
наступающий день.
   Тело Жильбера Маринье быстро перестало раскачиваться. В  уголках  рта
вскипели пузырьки пены,  язык  вывалился.  Лицо  его  приняло  такое  же
застывшее выражение, как и у девушки, лежащей внизу на соломе, в  желтом
свете лампочки, ставшей теперь,  когда  занялся  новый  день,  абсолютно
ненужной.
   15 июля в шесть часов утра Жильбер Маринье, бывший  верный  супруг  и
примерный отец семейства, сам себя осудил и вынес приговор.
   И привел его в исполнение.
 
Глава вторая 
 
   Борис Корантэн полной грудью вдыхал воздух  Парижа.  Западный  ветер,
неистовствовавший ночью, успокоился, но  все-таки  облака  еще  довольно
резво неслись над городом. Этой ночью стекло в окне его комнаты на улице
Турбиго дребезжало под порывами ветра, мешая спать, поэтому он  поставил
будильник на  два  часа  раньше  обычного  и  уже  в  шесть  помчался  в
тренировочный центр полиции. Ему хотелось хорошенько  побегать.  В  июле
время с семи до девяти часов утра просто  идеальное  для  бега  трусцой.
Утренний воздух еще чист и свеж, и удовольствие,  которое  получаешь  от
бега, трудно с чем-либо сравнить. Такое ощущение,  что  организм  словно
промывается изнутри и ты заново рождаешься на свет божий.
   Вдоволь набегавшись, он направился на набережную Орфевр, сделав перед
этим  небольшой  крюк  по  Понт-Неф.  Просто  так,   ради   собственного
удовольствия:  при  западном  ветре   Сена   в   этом   месте   выглядит
величественно.  Особенно  красивы  огромные   деревья   на   набережной,
раскачиваемые ветром, да и на девушек в тесно облегающих платьях приятно
поглазеть...
   Борис Корантэн тут же положил глаз на одну из них, высокую  блондинку
в платье из набивного индийского ситца. По всему  было  видно,  что  она
вышла прогуляться.
   А может,  искала,  кого  бы  подцепить.  Он  издалека  повнимательнее
присмотрелся к ней. Да,  конечно  же,  без  всякого  сомнения,  красотка
подыскивала себе подходящего парня. Уж в чем, в  чем,  а  в  этом  Борис
никогда не ошибался.
   "Ну что же, посмотрим, нравятся ли ей брюнеты", - ухмыльнулся он,  но
все-таки машинально с сожалением взглянул на часы. Было почти десять,  и
он рисковал опоздать на службу. Борис пожал плечами и решил, что  только
попробует к ней подкатиться и назначить встречу. Чарли Бадолини, конечно
же, простит ему маленькое опоздание. Шеф Отдела по борьбе с  наркотиками
ни в чем не мог ему отказать. Но и Борис Корантэн никогда  не  отлынивал
от работы. Правда, требовал, чтобы его  непосредственные  начальники  не
очень-то придирались к нему по мелочам. Ведь не зря же Корантэн  занимал
особое место среди сотни других инспекторов отдела. Он был  своего  рода
звездой. Ему всегда поручали самые  трудные  и  запутанные  дела,  когда
действительно  требовался  выдающийся  талант.   Одни   его   любили   и
восхищались им, другие ненавидели,  как  это  часто  бывает  в  подобных
случаях. Но начальство его очень ценило. Сам Чарли Бадолини признавался,
что Корантэн - его  любимчик.  Впрочем,  о  таких  вещах  коллеги  сразу
догадываются. Борис это тоже сразу понял...
   Он уже совсем было приготовился пойти, как говаривал, на абордаж,  но
вдруг  остановился  словно  вкопанный.  Метрах  в  десяти  впереди  него
какой-то псих с целой охапкой свертков выбежал на проезжую часть в самую
гущу машин, где его в любую минуту могли задавить.
   - Меме!.. - простонал Корантэн. - У тебя что, крыша поехала, что ли?!
   Не обращая внимания на истошные гудки, инспектор Эме Бришо,  помощник
старшего инспектора Корантэна в Отделе по борьбе с наркотиками,  лавируя
среди автомобилей, пересекал  улицу,  рискуя  не  только  расстаться  со
своими свертками, но и с жизнью в придачу.
   - Прощай, блондинка, - проворчал Корантэн.  -  Ну  да  Бог  с  тобой.
Найдем еще. Бришо для меня дороже любой блондинки.
   Он прибавил шагу и  догнал  Бришо,  когда  того  задел-таки  какой-то
"мерседес". От удара Бришо  даже  развернуло  на  месте.  Самый  большой
сверток, который он держал под мышкой,  запрыгал  по  мостовой.  Бечевка
лопнула.  Корантэн  подоспел  как  раз  вовремя,  чтобы  в  полной  мере
насладиться зрелищем: полдюжины длинных разноцветных  шерстяных  носков,
два толстых свитера, голубая куртка и альпинистские ботинки с  шипами...
Все это валялось теперь посреди мостовой.
   -  Тебя  что,  берут  на  роль  альпийского  стрелка  в  оперетту?  -
осклабился Корантэн.
   Эме Бришо близоруко  уставился  на  него  сквозь  стекла  очков.  Его
тонкие, щеточкой подстриженные усы нервно шевелились,  по  лбу  пролегли
две глубокие морщины. Он покраснел и яростно задвигал челюстями.
   - Лучше бы ты мне помог, чем скалить зубы! - взревел он.
   Корантэн принялся собирать разбросанные вещи  и  даже  подрядился  их
снова запаковать.
   - Я чуть было не лишился тебя, идиот, - подытожил он  с  расстроенным
видом. - У тебя  что,  не  все  дома?  Переходить  улицу,  не  глядя  по
сторонам! Ты что, хочешь оставить дочек сиротами, а Жаннетт вдовой?
   Бришо пожал плечами то ли с расстроенным, то ли с виноватым видом.
   - Я и так опаздываю, - объяснил он. - Знаешь, у  меня  всегда  уходит
столько времени на все эти идиотские покупки.
   Корантэн не очень вежливо оттолкнул его подальше от края тротуара.
   - Можно узнать, для кого все это предназначено?
   - Черт подери, ведь я же уезжаю в отпуск! - Бришо шмыгнул носом. -  В
этом году я еду в горы, - напыщенно добавил он. - В Шамони.
   - О-ля-ля, - прокомментировал Корантэн, - ты еще больший псих, чем  я
думал.
   Бришо остановился как вкопанный.
   - Что вы сказали? - натянуто спросил он; обижаясь, Бришо  даже  самым
близким друзьям говорил "вы".
   Корантэн не выдержал и расхохотался.
   - Ясное дело,  ты  решил,  что  простой  майки,  шерстяного  трико  и
комнатных тапочек маловато, чтобы  принарядиться  для  отдыха.  Впрочем,
стоп! - Он хлопнул  себя  по  лбу  и,  чтобы  загладить  свою  резкость,
воскликнул: - Извини, я как-то упустил, что ты едешь в горы. Конечно же,
майки и трико для гор маловато.
   Бришо с достоинством прошествовал мимо него  во  двор  дома,  который
занимал Отдел по борьбе с наркотиками.  Из-за  всех  своих  свертков  он
занимал добрый метр в ширину. На лестнице Корантэн великодушно предложил
ему помочь. Помощь была  принята  со  снисходительной  улыбкой  -  явный
признак того, что примирение близко.
 
*** 
 
   Дежурный по отделу на секунду перестал чистить ногти скрепкой.
   - Шеф уже спрашивал вас, - произнес он, невнятно поздоровавшись.
   - Сам приходил или Дюмона прислал? - полюбопытствовал Корантэн.
   - Сам.
   Меме скорчил рожу, раскладывая свои свертки на столе.
   - Плохо дело, - проворчал он.  -  За  версту  чую,  что  задание  нас
ожидает непробиваемое.
   Корантэн рассмеялся.
   - Ну что за пораженческие настроения?
   Эме  Бришо  поправил  узел  галстука  из   какого-то   синтетического
материала бутылочного  цвета.  Он  замечательно  подходил  к  рубашке  в
розовую клетку и пиджаку из английского твида светлого,  почти  бежевого
цвета.
   - Поверь мне, - вздохнул он, - я  давно  это  подметил.  Каждый  раз,
когда Баба сам берется за дело, значит, оно страшно запутанное.
   Корантэн снял трубку, чтобы связаться с секретарем своего шефа.
   - Ладно тебе! Как-нибудь разберемся, не впервой ведь!
   В дни, когда он с утра успевал сходить на стадион,  Борис  чувствовал
себя непоколебимым оптимистом.
 
*** 
 
   Чарли Бадолини устало  потер  глаза.  Ночью  у  жены  опять  случился
приступ астмы. Так, ничего страшного, но о сне не  было  и  речи.  Нужно
было ее утешать, а так как, несмотря на свой угрюмый вид, Чарли Бадолини
обожал  жену,  он  утешал  ее  до  самого  рассвета,  пока  не  зазвонил
будильник.
   - Наконец-то вы пришли! - сказал он без тени упрека,  хотя  обычно  в
таких случаях им от него порядком доставалось.
   Корантэн  и  Бришо  с  достоинством  сели  перед  огромным   казенным
письменным столом в стиле ампир.
   - Месье, - начал Чарли Бадолини, почесывая затылок,  -  мне,  как  вы
знаете,  приходилось  иметь  дело  с  грязью,   но   такого...   Такого,
признаться, еще не было.
   Бришо искоса  взглянул  на  Корантэна.  Взгляд  этот  был  достаточно
красноречив: "Говорил я тебе, что дело совсем  дрянное.  Вот  так-то..."
Все время, пока  шеф  Отдела  по  борьбе  с  наркотиками  рассказывал  о
происшествии, лицо Эме  Бришо  не  выражало  ничего,  кроме  смертельной
скуки. Но в конце он не мог скрыть отвращения.
   -  Сволочь,  -  дрожащим  голосом  произнес  он,  услышав   некоторые
подробности изнасилования.
   Вероника Довилье, которой всего месяц  назад  исполнилось  пятнадцать
лет, до того, как над ней так зверски надругались, была девственницей.
   Чарли Бадолини щелчком выбил из пачки сигарету.
   - Единственное для нее утешение: бедняжка была уже мертва, когда этот
Маринье изнасиловал ее.
   - Сумасшедший, - сказал Корантэн; его уже  мутило  от  отвратительных
подробностей. - А как он ее убил?
   - Вот тут не все ясно, - сказал Чарли Бадолини. -  Поэтому-то  нас  и
просят заняться этим делом.
   Корантэн замер, уставившись в черные глаза шефа.
   - Маринье задушил ее с помощью своего галстука,  но  у  нас  еще  нет
окончательного заключения. Правда, мы почти полностью  в  этом  уверены.
Так, обычный галстук для людей его положения и достатка...
   Бришо нарочито небрежно потрогал узел своего галстука под  выпиравшим
на худой шее кадыком.
   - К тому же на нем его не было. Значит... -  Чарли  Бадолини  чиркнул
зажигалкой. - Впрочем, это не так и важно. Медики установили, что смерть
девушки наступила  не  в  результате  удушения,  а  от  чрезмерной  дозы
наркотика. Конкретнее, морфия.
   - И это в пятнадцать-то лет, - покачал  головой  Корантэн.  -  Ошибки
быть не может?
   -  Ни  в  коем  случае.  Я  прочел  протокол  вскрытия,  составленный
экспертами. На теле Вероники  Довилье  обнаружен  след  укола  на  сгибе
левого локтя. Врачи считают, что доза морфия, повлекшая  смерть,  должна
быть где-то около двух кубиков.
   Шеф подвинул Корантэну сигареты и зажигалку. По комнате,  пронизанной
солнечным светом, пополз голубоватый дымок.
   - Судя по всему, и это удивляет больше всего, -  принялся  размышлять
вслух Корантэн, - Маринье, видимо, не заметил, что она мертва. Иначе  он
бы ее не душил. Она что, наелась наркотиков перед самым  изнасилованием?
В сарае, на ферме, в двух километрах к северу от Ла-Боли? Или она все же
сделала это раньше? Но тогда все равно незадолго до смерти - и где? - Он
подвинул к себе пепельницу. - А  что  показало  вскрытие  Маринье?  Тоже
морфий в крови? Тогда все это еще можно как-то объяснить: девушка просто
умерла у  него  на  руках.  И  тогда  он  имитировал  "удушение",  чтобы
заставить полицию принять версию убийства... Но зачем? Он ведь  покончил
жизнь самоубийством. Ему, значит, не было никакой  нужды  затевать  весь
этот цирк.
   - Поди теперь узнай, - уклончиво ответил  Бадолини.  -  Каких  только
психов на свете не бывает. Но я могу ответить  на  ваш  главный  вопрос.
Анализ на морфий в крови Маринье отрицательный. Зато  он  крепко  выпил,
где-то около 12 граммов  спирта  на  литр  крови.  К  тому  же  в  крови
обнаружены остатки снотворного типа оксазепама и, что уж  вовсе  странно
для провинциального бухгалтера,  изрядная  доза  модного  сейчас  в  США
возбуждающего средства "секс-лакт". Это специальная жевательная резинка,
о ней рассказывал на последнем симпозиуме Интерпола в Лондоне американец
Джеймс Брински.
   - Час от часу не легче, - пробормотал Корантэн. - Ох  и  не  нравится
мне все это.
   Чарли Бадолини с удрученным видом пожал плечами.
   - Такая уж наша  работа.  Итак,  подведем  итоги.  Раз  речь  идет  о
наркотиках и об этом  возбуждающем  средстве,  то  вполне  логично,  что
полиция обратилась к нам за помощью.
   Но, я думаю, вы должны догадываться, что есть еще  одна  причина,  по
которой они это сделали.
   Корантэн раздавил окурок в латунной пепельнице.
   - Можете не объяснять, шеф. Вам позвонили сверху?
   Чарли Бадолини утвердительно кивнул.
   - Вам должно быть известно, кто является мэром  Ла-Боли.  Там  сейчас
самый разгар пляжного сезона. А тут такая грязная  история,  подрывающая
репутацию курорта, и все такое. Можно понять местную верхушку, они очень
озабочены  всем  этим.  Преступление  на  почве  применения   наркотиков
пятнадцатилетней  девчонкой,  которую  к  тому  же  изнасиловал  и  убил
примерный семьянин, сам напичканный какими-то возбуждающими  средствами,
еще не известными во Франции, - тут есть от чего  прийти  в  отчаяние  и
мэру, и владельцам гостиниц с торговцами в придачу.  Представляете,  как
они должны себя чувствовать после того, как  у  них  обнаружилась  целая
сеть торговцев наркотиками для малолетних? Этого более  чем  достаточно,
чтобы подорвать репутацию серьезного  и  благопристойного  курорта.  Они
рискуют остаться без клиентов через неделю. Уж газеты-то  не  поскупятся
на аршинные заголовки!
   Корантэн похлопал сидевшего рядом с ним Бришо по коленке.
   - Ты все понял, Меме? Роль спасателей выпадает нам с тобой.
   Но и без этих слов Эме Бришо уже понял, что расследование  лично  ему
грозит  катастрофой.  Быстренько  все  прикинув  в  уме,  он  пришел   к
неутешительному для себя выводу: до отъезда в  отпуск  оставалось  всего
десять дней - вряд ли им с Борисом удастся за это время распутать  тугой
узел, в котором переплелись две смерти. А он уже забронировал домик  для
семьи,  внес  задаток,  и  все  это,  похоже,  пойдет  псу  под   хвост.
Хорошенькое дело...
   - Понял, - простонал он. - Вместо того чтобы  лазить  по  горам,  мне
придется купаться в Атлантике. Брр! Там же вода  холодная,  я  этого  не
перенесу.
   Чарли Бадолини натянуто улыбнулся. Он положил  перед  собой  папку  с
документами. Она была розового цвета, так как речь шла о девушке,  да  к
тому же еще несовершеннолетней.
   - Вы найдете здесь все подробности. По крайней мере все, что касается
осмотра места происшествия. Не  очень  густо,  конечно,  но  полицейские
Ла-Боли сделали все, что смогли. Им там особо не  развернуться:  все  их
слишком хорошо знают.  Конечно,  вы  можете  рассчитывать  на  поддержку
представителя прокурора республики.
   Он улыбнулся, зная как не  любит  команда  Корантэн  -  Бришо,  чтобы
местные полицейские  оказывали  им  помощь  в  расследовании,  хотя  это
предписывается законом.
   - На месте вам никто не будет докучать, это я гарантирую. Если только
не возникнет крайняя необходимость. Единственное, чего они от вас хотят,
- действовать как можно незаметнее и не поднимать большого шума.
   Бришо встал.
   - Если позволите, господин дивизионный комиссар, я бы хотел высказать
одно соображение.
   - Я весь внимание. - Бадолини подался вперед.
   - Я имею  в  виду  розовые  купоны  (специальные  денежные  средства,
которыми распоряжается лично глава Отдела по борьбе  с  наркотиками).  -
Бришо простодушно улыбнулся. - У меня такое чувство, что на этот раз нам
их понадобится много.
   Бадолини ответил такой же улыбкой.
   - Ну разве я когда-нибудь вам в этом отказывал, инспектор?
   Пришлось Бришо согласиться, что такого еще не  было.  Чарли  Бадолини
никогда не скупился, когда речь шла об их команде.
   - Я уже предупредил канцелярию уголовной полиции, - добавил Бадолини.
- Так что постарайтесь выехать как можно  скорее.  -  Он  встал,  но  не
удержался от последнего совета: - И не забывайте об осторожности.  А  то
вы вечно налетаете, как Зорро, и устраиваете  страшную  заваруху  всюду,
где появляетесь.
   Корантэн достал из пачки еще одну сигарету.
   - Как славно, шеф, чувствовать вашу поддержку, - добродушно проворчал
он.
   Бадолини улыбнулся. Он готов был простить Корантэну все,  даже  когда
тот слегка переступал границы дозволенного в отношениях с начальством. В
глубине души ему очень хотелось бы поменяться с Борисом местами.  Иногда
он  огорчался,  что  теперь   не   может   сам   заниматься   конкретной
следовательской работой, особенно в таких вот случаях, как  этот,  когда
дело явно запутанное, трудное и деликатное.
   Оставшись один, он тяжело опустился в кресло и  набрал  номер  своего
домашнего телефона. Давно пора было поинтересоваться, как там  чувствует
себя жена.
 
*** 
 
   Вернувшись в Отдел по особо тяжким преступлениям, Эме Бришо удрученно
посмотрел на свои покупки.
   - Вот увидишь, что мой отпуск накроется, - заныл  он.  -  Стоило  мне
впервые собраться в горы, и черт принес этого психа!
   Он неприязненно посмотрел на Корантэна.
   - Тебе, конечно, на это наплевать. Ты всегда живешь сегодняшним  днем
и не строишь никаких планов.
   Не обращая на его слова внимания, Корантэн набрал номер канцелярии.
   - Я займусь сочинением планов в  Ла-Боли,  -  сказал  он.  -  Странно
будет, если там мне не представится подходящий случай.
   В отчаянии Бришо втянул голову  в  плечи.  Он  отлично  понял,  какой
подходящий случай имел в виду его непосредственный  шеф.  Речь,  конечно
же, не шла о том, чтобы снять маленький  уютный  домик,  где  они  будут
жить. Борису Корантэну никогда не приходилось ломать  голову  по  поводу
жилья. Он был просто убежден, что повсюду в  мире  полным  полно  уютных
постелек, в которых лежат пышнотелые дамочки  и  только  и  ждут,  чтобы
некий Борис Корантэн пришел и самодовольно развалился рядом с ними.
 
Глава третья 
 
   Модный курорт Ла-Боль, расположенный  в  западной  части  Сен-Назера,
вдоль  самого  прекрасного  пляжа  в   Европе   (протяженностью   девять
километров), у входа в устье Луары, считался последним  пристанищем  для
добропорядочной буржуазии в период отпусков. Город честно  заслужил  эту
репутацию. Он полностью соответствовал странным и  незыблемым  правилам,
по которым спроектировано большинство европейских столиц: западную часть
занимали богатые  кварталы  -  район  Пулигена,  кварталы  простолюдинов
находились в восточной части - район  Порнише.  В  соответствии  с  этой
топографией  казино  размещалось  в  западной  части  города,  в  районе
аристократических кварталов. По этим улицам нередко бесшумно  проплывают
"роллс-ройсы" в окружении "ягуаров". Административные здания и  аэропорт
- как любят писать газеты,  источник  звукового  загрязнения  окружающей
среды - находятся в восточной части города. Граница между обеими частями
условно  проходит  неподалеку  от  железнодорожного  вокзала   Эскуолак,
соседствующего с бойнями на улице Жана Мермоза. А второй вокзал и  вовсе
находится в восточной части города и называется Ла- Боль-ле-Пин.
   Как опытный бретонец, который все-таки  успел  в  юности  прокатиться
пару раз от Одьерна до "Берега любви" (так туристы  называют  прибрежные
кварталы Ла-Боли), Борис Корантэн  сразу  же  разобрался  с  адресом.  И
сделал надлежащий вывод: люди, снимающие на июль виллу на улице  Гномов,
в непосредственной близости  от  парка  Дриад,  вряд  ли  принадлежат  к
высшему свету. Вывод тем более интересный, что виллу снял именно Жильбер
Маринье, бывший главный бухгалтер "СЕКАМИ", то бишь фирмы, расположенной
в пригороде Сен-Себастьян-сюр-Луар. Отнюдь не аристократ, в  ночь  своей
смерти  он  принял  самое  модное  на  нынешний  день  в   Лос-Анджелесе
возбуждающее средство, о  существовании  которого  едва  ли  подозревало
большинство шалопаев из богатых кварталов Ла-Боли.
   Вилла называлась "Ла  Розетт"  и  имела  форму  мельничного  жернова,
накрытого  баскской  крышей.  Стены  кирпично-красного  цвета,  окна   с
ярко-зелеными ставнями.
   Перед  домом  разбит  чахлый  садик,  обнесенный  типично  бретонской
оградкой, выкрашенной в кричащий синий цвет. Несколько кустов  тамариска
и жимолости, обвивающей беседку, в которой семья,  должно  быть,  жарила
мясо на мангале. Еще до смерти Маринье...  По  краям  росли  кусты  роз,
изрядно побитые мучнистой росой. В глубине сада, ближе к  сарайчику  для
всякого  хлама,  за  которым  виднелся  дом  в  чисто  испанском  стиле,
раскачивались на ветру несколько худосочных приморских сосен.  Сразу  ?6
видно было, что улица эта оживает лишь в период отпусков, когда  на  ней
появляется толпа ребятишек, раскатывающих на роликовых досках, что зимой
здесь должны царить тоска и уныние, усугубляемые  солеными  декабрьскими
штормами. Такова извечная реальность курортных  городков,  наполняющихся
жизнью лишь два-три месяца в году и почти вымирающих  на  все  остальное
время.
   Корантэн  подергал  за  цепочку  возле  почтового  ящика  и   услышал
серебряный звон колокольчика.  Он  был  приятно  изумлен,  увидев  мадам
Маринье: вдова негодяя была просто красавица.
 
*** 
 
   Усталым жестом Франсуаза Маринье подтолкнула  к  дверям  шестилетнего
Марка, младшего из двух ее детей.
   - Иди поиграй в песочнице с Карин, - печально сказала она. - И  прошу
тебя, не балуйся.
   Черноволосый мальчуган, похожий как две капли воды на отца  (Корантэн
не поленился хорошенько изучить фотографии  в  деле),  нехотя  вышел  из
комнаты. Оставшись наедине с  полицейским,  Франсуаза  Маринье  положила
ногу на ногу и прикрыла колени плиссированной цветной юбкой. Гардероб ее
довершала простенькая  белая  блузка.  На  лице  не  было  и  намека  на
косметику:  застывшая  маска  безразличия  и  непричастности  ко   всему
происходящему.  Светлые  с  рыжинкой  волосы  едва  причесаны:   впустив
Корантэна, Франсуаза извинилась, что не успела привести себя в порядок.
   Хотя разговаривала она подчеркнуто вежливо, Корантэн мог  поклясться,
что Франсуаза испытала ужасный шок, который еще  далеко  не  прошел.  Он
подумал об унизительной пытке, которой она подвергалась  последние  трое
суток. Бесконечные  допросы  полицейских  из  Сен-Назера,  затем  своих,
местных, из Ла-Боли, беседы с жандармами, да и журналисты, должно  быть,
уже начинают на нее наседать...
   Незадолго до того, как он пришел сюда, в  комиссариате  ему  показали
несколько вырезок из местных газет. Конечно, журналисты занимаются своим
делом, их задача, как известно, информировать людей. Но что  может  быть
ужаснее, чем рубрика "Происшествия" в любой газете. Жизнь человеческая в
ней выставляется на всеобщее обозрение. Зачастую в грязь втаптываются ни
в чем не повинные люди -  целые  семьи,  вдовы,  родственники.  Извечная
проблема информации. Извечная и неразрешимая...
   - Но что же Маринье, каким он был мужем?
   - Почему вы меня об  этом  спрашиваете?  -  чуть  слышно  проговорила
Франсуаза, в глазах у нее заблестели слезы.
   Корантэн прикусил губу. За короткое время, проведенное  здесь,  он  и
так уже почти все понял. Эти двое, должно  быть,  вначале  очень  любили
друг друга. Пылкость свойственна всем молодым и не позволяет  им  трезво
оценить ожидающее их будущее. А тут еще  не  сошлись  характерами.  Годы
идут, и с ними  накапливается  груз  гнетущей  обыденности  повседневной
жизни. Чувства улетучиваются как дым. На смену  им  приходит  неприязнь,
иногда даже ненависть, ссоры по пустякам. И в основе этого, как правило,
сексуальная  несовместимость.  Это  видно  было  невооруженным   глазом:
пышнотелая, словно налитая соком Франсуаза Маринье, с чувственным ртом и
напичканной гормонами плотью, была из тех сильных телом и духом  женщин,
которые предпочитают заниматься  любовью  без  всяких  выкрутасов,  что,
видимо, совершенно не устраивало ее умершего мужа.
   Да и что тут удивительного? Не зря же Маринье обнаружили повесившимся
рядом   с   пятнадцатилетней   девчонкой,   которая,   как    об    этом
свидетельствовали все  анализы,  была  изнасилована  именно  им.  Причем
изнасилована уже мертвой...
   -  Прошу  меня  извинить,  -  как  можно  мягче  сказал  он,  -   ной
полицейскому не всегда легко приходится. Мне нужно знать -  в  интересах
следствия, да и в ваших собственных тоже, - всю правду о вашем муже.
   Франсуаза отвела взгляд в сторону и долго смотрела на раскачивающуюся
за окном сосну.
   - Инспектор, - наконец произнесла она, не отрывая взгляда от окна,  -
мы с мужем давно уже не были супружеской парой в  полном  смысле  слова,
если именно это вас интересует.
   Он молчал, пораженный несуразностью только что услышанного. В глубине
души он не понимал, как этот осел  Маринье  мог  пренебрегать  женщиной,
которая, по всей видимости, желала  лишь  одного:  чтобы  муж  помог  ей
раскрыться во всей красе, но чего она так от него и не дождалась.
   - Спасибо, - сказал он,  и  во  взгляде  его  промелькнуло  дружеское
расположение, не укрывшееся от Франсуазы Маринье. - Мне необходимо  было
знать наверняка.
   Он провел рукой по глазам.
   - Мне придется еще  помучить  вас,  но  без  этого  не  обойтись.  Вы
допускали мысль, что ваш муж способен совершить.., что-то подобное?
   Франсуаза перестала рассматривать свой сад.
   - Видите ли, инспектор, - начала она монотонным голосом, -  в  народе
говорят, что те, кого такие дела больше  всего  касаются,  как  правило,
узнают об этом в последнюю очередь. Так, наверное, и со мной  произошло.
Но где-то в глубине души я чувствую, что все-таки он  на  такое  не  был
способен. - Она робко улыбнулась. - Не знаю почему, но  я  уверена,  что
Жильбер мне ни разу не изменил. По крайней мере, до этого вечера...
   Ее глаза цвета серого морского неба словно застыли.
   - И еще. Я, может, и сумасшедшая, но я все равно  не  могу  заставить
себя во все это поверить. Тут есть какая-то тайна. Не мог  он  совершить
все эти ужасные вещи. Возможно, я не удовлетворяла Жильбера как женщина,
но он все-таки не  был  человеком  с  больной  психикой.  Уж  я  бы  это
заметила, клянусь вам. У него были какие-то комплексы,  но  я  убеждена,
что все это было гораздо проще...
   Она замолчала, словно спохватившись, что  раскрывает  самые  интимные
стороны своей жизни перед незнакомым ей человеком. Но понимая  все-таки,
почему она это делает. Вовсе не потому, что этот  приехавший  из  Парижа
полицейский был хорош собой и излучал какую-то  спокойную  силу.  Просто
она сердцем почувствовала, что от него не приходится ждать подвоха.
   - Может, и мне следовало быть более покладистой в отношениях с ним, -
прошептала она и снова уставилась на сосны за окном. -  Но  я  не  могла
себя превозмочь, - выдохнула Франсуаза. - Не такая я женщина, и все  эти
штучки не по мне. Тут уж мне ничего с собой не поделать.
   Корантэн внимательно рассматривал ее  профиль.  Сидит  прямо,  высоко
подняв грудь. Просто прекрасна.  И  вот  такая  женщина  уже  много  лет
обделена любовью. Непостижима тайна супружеской верности.  Он  испытывал
противоречивые чувства.
   С одной стороны, было очевидно, что страдавший  разными  сексуальными
комплексами Маринье не находил удовлетворения в  семье  и  пытался  хоть
как-то компенсировать их на стороне. Интересно, первая  ли  его  попытка
закончилась так печально? С  другой  стороны,  и  Франсуаза  Маринье  не
казалась ему такой уж наивной. А может быть, она лгала? Но и в это  тоже
трудно было поверить. С какой целью? Она овдовела, ей  нужно  всю  жизнь
начинать заново. Впрочем, похоже, это ей удастся сделать без труда.  Так
что почему бы Франсуазе не попытаться помочь полиции пролить свет на всю
эту запутанную историю?.. Он же сам достаточно ясно дал ей  понять,  что
ему нужна вся правда, чтобы помочь  ей  как  можно  скорее  вернуться  к
спокойной жизни.
   - Расскажите мне еще раз об этом вечере, - мягко попросил он.
   Франсуаза Маринье, казалось,  с  трудом  вернулась  к  окружавшей  ее
действительности.
   - Мы поссорились, -  тихо  сказала  она.  -  В  последнее  время  это
случалось  все  чаще  и  чаще.  -  Она  махнула  рукой,  словно  отгоняя
воспоминания. - Впрочем, это не представляет никакого интереса.
   - Вы уверены?
   - Нет, конечно. В известной мере в наших ссорах есть и моя доля вины.
   Она принялась объяснять, что муж хотел пригласить друзей  и  что  она
отказалась их принимать. Она любила принимать гостей, но не тех, которых
обычно приглашал Жильбер. Ей становилось невмоготу,  когда  она  видела,
чем заканчиваются эти  сборища,  стоившие  ей  немалых  трудов:  глупыми
разговорами о политике, зарплате и безудержными возлияниями  до  поздней
ночи. А ей приходилось лишь мыть посуду после обеда, над  приготовлением
которого она так уставало и за который  ее  никто  даже  не  додумывался
похвалить или поблагодарить.
   - Короче говоря, - заключила она с удивившей Корантэна  обреченностью
в голосе, - Жильбер решил пойти развеяться. Ему это легко было  сделать,
ему же не приходилось сидеть с детьми. Это было,  как  он  сам  говорил,
полночное увольнение в город.
   Во взгляде ее на секунду промелькнуло отчаяние.
   - Мне-то он ни разу не предложил прогуляться с ним.  Женщине  вечером
не дозволено даже сходить полюбоваться витринами на проспекте Де  Голля,
не то еще люди подумают Бог знает что.
   Корантэн потупился. "Меме, - подумал он, - не веди себя никогда так с
Жаннетт, не то я сверну тебе шею".
   - Он мне даже не сказал, куда идет, - словно  заведенная,  продолжала
она. - Но я и сама догадалась, чего уж тут.  Его  любимым  коньком  была
игра. Но учтите, он никогда не тратил на это деньги, предназначенные для
семьи. Никогда  не  пытался  припрятать  хоть  сколько-нибудь  из  своей
зарплаты. Для него казино было тем же, что для других бега или  лотерея.
Расслабиться во время отпуска!  Он  верил,  что  ему  удалось  придумать
идеальную комбинацию для выигрыша.
   Она вздохнула.
   - Можно подумать, что  это  реально.  Люди  бы  об  этом  моментально
пронюхали... Но сами понимаете, в цифрах он был особенно силен. Вот он и
доверялся им без оглядки.
   Она разгладила юбку на коленях.
   - В полночь он должен был вернуться домой. В час я заснула.  Накануне
ночью у Марка резался зуб, он капризничал, и я не  выспалась.  Но  около
четырех часов утра, я вдруг проснулась вся в поту.
   Франсуаза резко повернулась к нему, у Корантэна промелькнула  шальная
мысль, что он с удовольствием переспал бы с ней.
   - Мне приснилось, что он мне изменяет. - Она задрожала. - С  какой-то
совсем еще молоденькой девчонкой. Беленькой,  хрупкой,  позволяющей  ему
делать с ней все, что он пожелает.
   Борис Корантэн почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки.
   - Мне бы хотелось узнать всего  одну  вещь,  -  продолжала  Франсуаза
Маринье. - Вы не должны от меня это скрывать. Я  вам  доверяю.  Ведь  вы
совсем не такой, как ваши  коллеги,  которые  меня  раньше  допрашивали.
Как.., как она выглядела, эта девочка?
   Она отвернулась, не в силах продолжать.
   Корантэн не ответил. Он чувствовал, что у него язык  прилип  к  небу.
Бежали секунды, а он не мог вымолвить ни слова.
   - Спасибо, - сказала она, и глаза ее блеснули. -  Это  все,  что  мне
хотелось узнать. Я ведь всегда верила в вещие сны.
   Корантэну показалось, что она сейчас  расплачется.  Но  вместо  этого
Франсуаза улыбнулась ему все той же печальной улыбкой.
   - Что вас еще интересует? - спросила она.
   Рассыпаясь в извинениях, он спросил, нельзя ли ему осмотреть вещи  ее
мужа. Чистая  формальность,  пояснил  он,  но,  кто  знает,  может,  это
что-нибудь  и  даст.  Впрочем,  и  для  него  самого  это  было   пустой
формальностью. Он полностью доверял Франсуазе Маринье: конечно  же,  муж
никогда ей не изменял до той самой ночи. Он не курил. Не  был  пьяницей.
Не употреблял наркотиков. Играл по мелочи и никогда зря не рисковал.
   И тем не менее его нашли повешенным, с запрещенными  стимуляторами  в
крови, рядом со зверски убитой им девчушкой. Которая, к тому же,  умерла
до того, как он надругался над ней, от чрезмерной дозы наркотиков. А  на
шее у нее был затянут его собственный галстук. И все это на удаленной от
всякого жилья ферме. А  собственная  машина  Жильбера  Маринье,  зеленая
"Симка-1300", была найдена на обочине проселочной  дороги,  меж  высоких
изгородей, в двухстах метрах от фермы.
   Почему именно в двухстах метрах?..
 
*** 
 
   Борис Корантэн подбросил золотую монету  на  ладони.  Наполеондор.  В
отличном состоянии. Даже не поцарапанный по  краям,  как  обычно  делают
перекупщики, чтобы собрать немного золотой пыли.
   Франсуаза Маринье вдруг сбросила строгую маску овдовевшей женщины и с
почти детской радостью пояснила:
   - Его самое первое приобретение. С первой зарплаты. Он  говорил,  что
это его талисман. - Лицо ее помрачнело. - В тот вечер он не взял  его  с
собой...
   Но  Корантэн  уже  положил  монету  на  место  и   принялся   листать
ученическую записную книжку в  черной  обложке.  Все  страницы  ее  были
испещрены цифрами и  буквами  Казалось,  что  это  какое-то  абстрактное
нагромождение лишенное всякого смысла.
   - Цифры всегда были любимым конском Жильбера, - пробормотала вдова. -
Я ведь вам уже об этом говорила.
   Она дотронулась пальцем до записной книжки.
   -  Он  частенько  повторял  такие  странные  слова:  этот  блокнот  -
настоящее сокровище для того, кто сумеет узнать, что в нем зашифровано.
   Франсуаза помассировала  себе  левое  плечо  правой  рукой,  как  это
частенько машинально делают женщины, даже если им совершенно не холодно.
   - Не спрашивайте меня, что бы это могло означать. Мне об этом  ничего
не известно.
   Вдруг Франсуаза рассмеялась. Этот глубокий грудной смех,  неожиданный
и неуместный, буквально парализовал Корантэна.
   - Инспектор, - сказала она, глядя  ему  прямо  в  глаза,  -  вы  меня
посчитаете сумасшедшей, но я вам скажу: все секреты моего  мужа  следует
искать только в этой записной книжке. Все остальное - полная ерунда.
   Он еще раз взглянул на цифры и закрыл книжку.
   - Если это так, то позвольте мне забрать  ее  с  собой.  В  ближайшее
время я ее верну.
   Она кивнула.
   - Само собой разумеется.
   Уже у двери она вдруг протянула к нему руку, словно хотела удержать.
   - Поверьте мне, месье, - быстро произнесла она, - наши отношения были
не такими уж плохими. Мне бы хотелось, чтобы вы об этом знали.  Хотя  бы
из-за детей. Помогите мне.
   Она не сводила глаз со своих резвящихся  в  песочнице  детей.  А  те,
похоже, и не догадывались о произошедшей трагедии.  Они  еще  не  знали,
почему их папочка до  сих  пор  не  вернулся  домой.  Наверно,  мама  им
сказала, что он уехал в командировку.
   - Как это принято говорить у вас, полицейских?.. А,  вот!  Я  глубоко
убеждена, что мой муж  не  совершал  всех  этих  мерзостей,  хотя  факты
свидетельствуют против него.
   Оторопевший Корантэн попятился. Ну что ты ответишь этой  женщине,  не
желающей примириться с более чем очевидными вещами.
   И все-таки что-то его смущало.
   - Вы можете на меня рассчитывать, мадам, - с трудом выговорил  он.  -
Единственное, что я пытаюсь обнаружить, - это правду.
 
Глава четвертая 
 
   Возбужденный, как ребенок, Эме  Бришо  с  удовольствием  рассматривал
огромное  блюдо  с  дарами  моря,  которое  водрузил  на  стол  официант
ресторана "Ла Пуасонри".
   - Ты заметил? - прошептал он.
   Корантэн изучающим взглядом прошелся по моллюском, ракушкам, белым  и
коричневым устрицам, уложенным брюшком вверх среди водорослей,  которыми
было устлано все блюдо.
   - А что? - спросил он. - Тебе что-то кажется подозрительным?
   Бришо  одернул  манжеты  своей  блекло-голубой  куртки,  купленной  в
Сен-Тропезе, когда они расследовали там одно запутанное дело.
   - Да нет балда ты, мы же в Ла-Боли. Так что тут все в порядке.  Я  не
это имею в виду. Но ты обратил внимание на официанта?.. Он явно из этих,
я уверен.
   Корантэн выдохнул с шумом, как паровоз.
   - Меме, - простонал он, - ты плохо кончишь.
   Его помощник откинулся на спинку стула.
   - Ну нет, давай не  будем,  Борис!  Я  просто  не  доверяю  им  всем.
Заметил, какая здесь царит  атмосфера  в  каникулы  все  сходят  с  ума,
поэтому все может быть. Люди как с цепи срываются.  Долой  предрассудки,
да здравствует сексуальная свобода.  Пьянящее  воздействие  океана  плюс
оплачиваемый отпуск - сам понимаешь, чем это все может  кончиться.  Есть
от чего не очень-то им всем доверять.
   Корантэн нахмурился.
   - Что касается тебя, дяденька, то ты просто перебрал нантского  вина,
пока меня тут ждал.
   Эме Бришо скромно склонил голову набок, подобно  святому  Себастьяну,
которому стрела вонзилась прямо в левую сонную артерию. Но  в  глазах  у
него не было ничего  страдальческого.  Наоборот,  они  выдавали  веселое
настроение.
   - Ровненько полбутылочки, - внес он ясность в этот вопрос.
   - Так я тебе и поверил! - Корантэн щедро плеснул себе в стакан, чтобы
не отставать от Бришо.
   Он залпом осушил свой стакан и поцокал языком.
   - Прекрасная вещь все-таки вино, сделанное там, откуда  ты  родом,  -
пробормотал он словно для себя самого.
   Бришо пригладил усы.
   - Эй! Ведь ты же не из Нанта родом, насколько  мне  известно!  Одьерн
находится гораздо севернее.
   - Ну и что! - воскликнул Корантэн. - Когда я пью это вино, то в  душе
становлюсь стопроцентным нантцем. Ведь родство душ существует,  или  для
тебя это вовсе пустой звук?
   Он закурил, любуясь мясистыми  и  в  меру  жирными  устрицами.  Такое
счастье может выпасть человеку лишь на берегу Атлантики в один из летних
месяцев.
   - Видишь ли, Меме, - продолжал он, - хоть ты,  возможно,  и  в  доску
пьян, но ты абсолютно прав: в отпуске люди действительно  будто  с  цепи
срываются. Тот же Маринье.., это  же  целая  проблема.  Нормальный  отец
семейства, муж, солидный человек - и вдруг этот приступ сумасшествия.
   Корантэн задумался, скользя взглядом по столикам, уставленным блюдами
с моллюсками, рыбными закусками, которыми славился этот расположенный  в
полуподвальном помещении ресторан, почти примыкающий  к  казино.  Вокруг
них сновали  официанты  в  костюмах  моряков.  За  столиками  безудержно
веселились люди, не желающие ни в чем себе отказывать. Да и зачем,  если
только раз в году можно вот так веселиться, развлекаться,  есть  вкусные
вещи...
   - Странная она все-таки вдова,  -  добавил  он,  вновь  наливая  себе
белого вина. - Редко попадаются люди, которые так четко и ясно  излагают
свои мысли. Тут одно из двух: либо этот Маринье был вовсе отвратительный
тип, скрытный и расчетливый, постоянно ее обманывавший,  либо  его  жена
права, утверждая, что он просто по глупости влип в  грязную  историю.  И
струсил.
   Бришо решительно взялся за блюдо с дарами моря.
   - А это что такое? - спросил он, так старательно разжевывая  устрицу,
что у него даже зашевелились кончики усов.
   - Луковый соус. Им здесь принято поливать устрицы.
   Попробуй!
   Бришо попробовал и поморщился.
   - Он же полностью перебивает вкус устриц!
   Корантэн улыбнулся. .
   - Ты типичный француз, месье Берриискии. Попробуй еще раз, и,  может,
до тебя дойдет, что  луковый  соус  с  устрицей  -  это  новое  слово  в
гастрономии.
   Бришо, оскорбленно фыркнув, предпринял еще одну попытку  распробовать
соус.
   - Может, это и новое слово, - сказал он, причмокивая губами, - но оно
не по мне.
   И как  в  воду  глядел:  попытавшись  проглотить  лакомство,  надолго
закашлялся.
   Корантэн подождал, пока он откашляется, успев  прихватить  под  шумок
три устрицы из порции Бришо.
   - Ты встретился  со  следователем  из  прокуратуры  и  с  парнями  из
комиссариата?
   Бришо высморкался в салфетку.
   - Ответ утвердительный. Его зовут Ле Коат, точнее, Иван Ле Коат, и он
насквозь пропитался виски. Готов  сотрудничать.  Причем  настолько,  что
желает только одного - чтобы его оставили в покое.
   Корантэн удовлетворенно хмыкнул.
   - Мы его потом за это поблагодарим, от нас  не  убудет.  Может  быть,
даже пригласим позавтракать в этот ресторан. Хоть раз  попался  человек,
который не станет путаться у нас под ногами. - Корантэн  спохватился:  -
Но он хотя бы допускает мысль, что нам может понадобиться его помощь?
   Бришо тем временем успел прихватить у Корантэна  три  ракушки,  чтобы
компенсировать потерю трех устриц.
   - Я думаю, он свечки ставит, чтобы ему не пришлось этого делать. Ведь
это помешало бы ему накачиваться виски. - Бришо помрачнел.  -  Ясно  как
божий день, что и он, и все остальные здесь и на  более  высоком  уровне
страстно желают  одного:  чтобы  мы  как  можно  скорее  превратились  в
людей-невидимок.
   - Но все-таки молятся, чтобы мы раскрутили это дело,  потому  что  им
оно не по зубам.
   - Ты прав, Борис, они ждут  от  нас  чуда.  Но  тихого,  незаметного,
бесшумного.
   Последние слова Бришо произнес  по-английски,  и  Корантэн  про  себя
отметил:  "Ну  все,  готов.  От  нантского  вина  его  уже  потянуло  на
английский язык".
   А Бришо тем временем во  все  глаза  изучал  бифштекс  с  картофелем,
который официант поставил перед ним на стол.
   - Какой ужас, - схватился за голову Корантэн, - заказать мясо,  когда
здесь просто изумительно умеют жарить корюшку. Вот она, Франция!
   Не обращая внимания на его слова, Бришо вооружился ножом и вилкой.
   - Совсем было забыл тебе сказать. В  бумажнике  Маринье  было  двести
франков.
   - Странно! Считай, пустой. И это после казино.
   Корантэн прищурился.
   - Нужно будет туда наведаться... Н-да, это не подарок. Представляешь,
сколько  там  народу  перебывало  вечером   14   июля?!   Придется   нам
восстановить весь этот time-table, прохронометрировать...
   - Ты что, тоже заговорил по-английски? - весело спросил Бришо.
   Корантэн отрезал кусочек сочного мяса.
   - У меня такое впечатление, что тебе здесь, в Ла-Бо-ли,  понравилось,
господин будущий альпинист. Чего это ты так развеселился?
   Бришо нарочито стыдливо потупился.
   - Ты будешь надо мной смеяться, но одна мелочь в гостинице меня очень
обрадовала. Тебе-то я могу сказать что.
   Корантэн облокотился на стол. Сегодня утром они не  без  труда  сняли
номер в "Отель дю Парк". Не обошлось  без  неброского,  но  эффективного
вмешательства Ивана Ле Коата. Так что хоть на что-то он  сгодился,  этот
любитель виски. Но Эме Бришо  не  скрывал  своего  разочарования  -  ему
непременно хотелось остановиться в "Эрмитаже".
   "Эрмитаж",  конечно,  настоящий  дворец.  Одни  из  лучших  в  Европе
гостиниц. Все это так. Да и Чарли  Бадолини  не  поскупился  на  розовые
купоны, но все равно полиция не так богата, как, скажем, Марсель Дассо.
   -  Ну-ну,  продолжай,  -  попросил  Корантэн,  внутренне  готовый   к
очередной выходке Бришо.
   Его помощник проглотил внушительный кусок бифштекса и выпалил:
   - Горничная на нашем этаже - англичанка.
   Корантэн провел языком по губам.
   - Понятно, - сказал он, - и ты надеешься половым путем углубить  свои
познания альковного английского языка.
   Он ткнул обвиняющим перстом в Бришо.
   - Нет!
   Бришо сунул в рот сразу три ломтика жареного картофеля.  И  Корантэну
показалось, что все время, пока он жевал, в  зале  витал  образ  смуглой
черноглазой горничной с которой Эме  спутался  как-то  в  Бангкоке  и  о
которой с удовольствием  вспоминал  бы  до  нынешнего  дня,  если  бы  в
наказание за супружескую измену не подхватил от нее потрясающую гонорею.
   - Дженни - студентка,  -  дрожащим  от  возмущения  голосом  произнес
Бришо, - и я собираюсь платить ей за уроки языка.
   Корантэн подал официанту знак принести еще нантского.
   - Ну и чем ты собираешься платить? - заржал он. -  Розовыми  купонами
или натурой?
   Бришо насупился и уткнулся в свои стакан.
   - Пойми меня правильно, Борис, но я ничего не могу с собой  поделать.
Просто Дженни абсолютно в моем вкусе.
   - А какой он, этот твой  вкус?  -  с  трудом  подавив  смех,  спросил
Корантэн.
   Эме Бришо заерзал на стуле с таким ханжеским выражением на лице,  что
стал похож на Чарли Чаплина  из  фильма  "Новые  времена",  предающегося
мечтам о полете Годдар.
   - У нее груди как груши, - сознался он, - я это сразу заметил.
   Корантэн даже рот разинул от удивления.
   - Ну, старик, - сказал он, - ты меня озадачил. Если уж и  у  тебя  от
местной обстановки крыша поехала, то вполне можно допустить, что это  же
произошло и с Маринье. И по той же причине: отпускная пора. Он, конечно,
не был лысым, как ты, но чем-то он на тебя походил.
   И даже, если хочешь знать, полностью.
   Задетый за живое, Бришо взвился над столом.
   - Всему есть предел, Борис, прошу тебя: веди себя прилично, - трепеща
от оскорбления, заявил он.
   - Ты, как всегда, излишне чувствителен к моим сравнениям,  -  заметил
Корантэн. - Попытайся понять, я лишь подумал, что напрасно  так  поверил
словам Франсуазы Маринье.  Просто  ее  муж  не  устоял  перед  одуряющим
воздействием Ла-Боли. Если только.., вот именно..,  если  только  именно
так все и случилось.
   Корантэн пристально уставился на Бришо.
   - У меня начинают появляться кое-какие мысли, - пробормотал он. - Чем
больше я на тебя смотрю, Меме, тем четче у меня в голове  вырисовывается
возможный план наших действий.
   Эме Бришо откашлялся.
   - Может быть, ты соизволишь мне объяснить?
   - Не волнуйся. Для начала мы вот  что  сделаем.  Сегодня  вечером  мы
пойдем в казино.
   Эме Бришо чуть со стула не свалился, пытаясь припомнить, взял ли он с
собой соответствующий  такому  случаю  костюм.  Наконец,  удовлетворенно
вздохнул: конечно же, взял. Уф!..
   - А как же семья Вероники Довилье? - на всякий случай спросил он.
   - Мы что же, к ним не сходим?
   Корантэн заказал два кофе.
   - Давай разложим все по полочкам. Сначала  разберемся  с  Маринье,  а
потом посмотрим, что мы сможем сделать для семьи девчонки. Поверь мне, я
прав. Ты представляешь, как мы заявимся к ее родителям,  если  нам  даже
нечего им сообщить?
   Он посмотрел сквозь окна ресторана на голубое небо.
   - После обеда пойдем на пляж. На горячем песочке хорошо  думается.  Я
всегда считал, что работа должна приносить радость.
   Эме Бришо стукнул кулаком по столу.
   - Готов поспорить, что ты забыл плавки, - воскликнул он.
   Корантэн с состраданием посмотрел на него.
   - Напрягись и подумай хорошенько, Меме, что есть на пляже?
   Бришо нахмурил брови в мучительных раздумьях.
   - Песок? - наконец спросил он.
   - Верно. А на песке?
   - Не понимаю, - сознался Бришо.
   Корантэн перегнулся над столом и дернул его за усы.
   - Девочки, мешок ты с костями, на пляже полно девочек! Так неужели ты
всерьез думаешь, что я могу отправиться на самый лучший пляж в Европе  и
не взять с собой плавки?
   Эме Бришо снял очки,  чтобы  протереть  стекла  уголком  скатерти.  В
качестве отвлекающего маневра.
   Корантэн заплатил по счету и протянул бумажку Бришо.
   - Возьми - для финансового отчета. - Затем почесал нос и добавил:
   - Скажу тебе всю правду. Да, я не взял с собой плавки.
   - Борис, - взвизгнул Бришо, - но в Ла-Боли нет пляжей для нудистов.
   Корантэн встал и сладко потянулся.
   - Просто мои были уже староваты, и я куплю себе более модные. Ну  так
ты идешь?
   Бришо заколебался, не зная, что выбрать.
   - Видишь ли, Дженни свободна с трех до пяти, - наконец признался  он.
- Я лучше займусь с ней английским, если ты не возражаешь.
   Корантэн покачал головой.
   - Меме, если ты хочешь кончить свои дни на веревке, как  Маринье,  то
знай, что ты на верном пути.
   Брито сделал вид, что не расслышал.
   Эй! - ни с того ни с сего  воскликнул  он  и  расплылся  в  довольной
пьяной улыбке. - А ведь мне впервые удалось снять девочку раньше тебя.
   Корантэн молча смотрел ему вслед и думал: "Вот так дела! Он и  впрямь
на этот раз меня обскакал".
 
Глава пятая 
 
   Не то чтобы  Шейле  как-то  особенно  нравился  этот  участок  пляжа,
завсегдатаем которого она, впрочем, стала,  даже  несмотря  на  то,  что
название соседствующего с ним водноспортивного клуба всегда казалось  ей
дурацким: "Клуб Утят". Ничего себе названьице! Но именно в  этом  месте,
где улица Конкорд, находящаяся, само собой разумеется, в западной  части
Ла-Боли, выходила к морю, на пляже бывало много народу. И причем  именно
того народу, который больше всего интересовал Шейлу.
   Здесь всегда можно было  кого-нибудь  подцепить.  А  это  и  было  ее
основным занятием. Шейла не могла обходиться  без  мужчин.  И  здесь,  в
Ла-Боли, ее "охота" была особенно удачливой. Она сама не могла понять  -
почему, да и не стремилась понять. С нее достаточно было того,  что  это
именно так, а не иначе. Подобно игрокам  в  рулетку,  которым  везет  по
определенным дням и при только им известной комбинации  цифр,  ей  легче
всего было "снять" клиента в районе "Клуба Утят".
   Шейла  вытянулась  на  песке  во  всю  длину  своего  тренированного,
несмотря на пышные формы, тела. Длинные  и  волнистые  светло-каштановые
волосы обрамляли красивое лицо, на котором тонкий нос и надбровные  дуги
в сочетании  с  изящным  подбородком  резко  контрастировали  с  пухлыми
губами. Глядя на них, можно было подумать, что она постоянно  занимается
искусственным дыханием рот в рот. Впрочем, частенько  ее  губам  хватало
работы и без этого. Ее высокая  грудь,  тонкая  талия  и  пышные  бедра,
длинные мускулистые ноги - память  о  пяти  годах  занятий  классическим
танцем - будоражили воображение отдыхающих мужского пола всякий раз, как
она вставала со своего матраца, чтобы немного поплавать. К тому же Шейла
мастерски умела подобрать себе купальники. Очень  приличные.  Всегда.  А
когда она выходила из воды, нейлон облегал  ее  формы  так  плотно,  что
только  слепой  не  смог  бы  оценить  упругих  сосков  груди  и  пышной
растительности пониже живота.
   Именно выходя из воды, Шейла заметила прямо перед собой  лежащего  на
песке  мужчину  атлетического  сложения.  Довольно  редкое  для  Ла-Боли
зрелище.
   Мужчина был от природы смуглым. Сразу бросалось в глаза, что цвет его
кожи ничем не обязан солнечным лучам. Кожа его имела как раз тот матовый
оттенок, который Шейле больше всего нравился. И служила она,  эта  кожа,
оболочкой для прекрасно развитых тренированных мышц  мускулистых  ног  с
четко  очерченными  сухожилиями,  плоского  живота  с  мощными   мышцами
брюшного пресса, рельефных мышц на груди и широченных плеч.
   Обладатель всех этих сокровищ  лежал  небрежно  опершись  на  локоть,
похожий на отдыхающую статую. Над лицом его  тоже,  казалось,  поработал
талантливый  скульптор.  Прямой  нос,  высокий  открытый   лоб,   жестко
очерченный подбородок... Черная кудрявая шевелюра - расческу не вогнать.
Никаких признаков слащавости, вырождения...
   Шейла  перевела  взгляд  чуть  пониже  брюшного  пресса.  Плавки   по
последней  моде,  цвета  морской  волны,  туго  обтягивали  его  мужское
богатство, которое было вполне под стать всему остальному.
   "Я его хочу, -  подумала  Шейла.  -  Такой  редкий  экземпляр  нельзя
упустить, даже если ради этого придется пострадать".
   Она долго обтиралась полотенцем,  прежде  чем  снова  растянуться  на
своем матраце. Она старалась не переиграть, так  как  знала,  что  самое
страшное в ее  деле  -  произвести  впечатление  проститутки.  Приличия,
прежде всего  приличия  -  незыблемое  правило  выходящей  на  охоту  за
мужчинами женщины. Если, конечно, речь не идет о том,  чтобы  вызвать  у
мужчины непреодолимое желание излечить ее от этого недостатка.
 
*** 
 
   Борис Корантэн тоже засек девицу. Он оценил ее с первого взгляда. И в
главном, и в частностях. Безусловно,  красива.  Абсолютно  и  совершенно
красива. И, видимо, умна. Все ее повадки подтверждали это.
   "Уж кто-кто, а она досконально знает ночную жизнь Ла-Боли",  -  решил
Борис, прикидывая,  как  бы  взглянуть  поближе,  не  скрывает  ли  этот
красивый загар круги под глазами от слишком частых бессонных ночей.
   Ему понадобилось всего пять минут, чтобы выработать план действий,  в
успехе которого он был полностью уверен. К тому же ему  было  ясно,  что
она только и ждет, чтобы он пошел "на абордаж".
   А поскольку она сидела в гордом одиночестве, то  и  мудрить  особенно
было нечего.  Он  встал,  взял  свое  полотенце,  сигареты  и  одежду  и
устроился на песке в двух метрах от девушки.
   - Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, - как  можно  непринужденнее
сказал он, - но мне кажется, что солнышко сегодня не так припекает,  как
вчера.
   Шейла взглянула на него с неподдельной настороженностью и удивлением:
она не ожидала такого необычного начала.
   - Не понимаю, в чем дело, месье, - на всякий  случай  произнесла  она
таким тоном, словно ее оскорбили.
   Борис улыбнулся.
   - Мне ужасно не хватает человеческого тепла, - задумчиво произнес он.
   Она покачала головой.
   - Идите тогда в "Клуб Утят", там людей - не протолкнуться.
   Он посмотрел в сторону клуба.
   - Брр! От этого скопища веет холодом на сто метров.
   Корантэн еще на метр придвинул свое полотенце.
   - Вот так мне уже теплее, - сказал он и рассмеялся. - Прошу прощения,
но я действительно забыл поинтересоваться, одна ли вы здесь?
   Она  попыталась  напустить  на  себя  рассерженный  вид.  Он  скорчил
гримасу.
   - Вам это не к лицу, - сказал  Борис.  -  Я,  конечно,  не  такой  уж
выдающийся психолог, но, по-моему, на этом  солнечном  пляже  вам  лучше
всего подходит улыбка.
   Он пригладил волосы.
   - Ну попробуйте хотя бы, чтобы я убедился, что не прав.
   Шейла засмеялась.
   - Меня всегда  поражает,  -  пробормотала  она,  -  на  какие  только
ухищрения вы, мужчины, готовы пойти, когда  вам  нужно  познакомиться  с
девушкой!
   Он изобразил смущение.
   - Что, у меня так плохо получилось?
   Она пожала плечами.
   - Вот чего не скажешь, того не скажешь.  Я  еще  никогда  не  слышала
байку о нехватке человеческого тепла на залитом солнцем пляже.
   Борис нахмурил брови с обиженным видом.
   - Вы хотите сказать, что у меня были предшественники? Мне этого ни за
что не пережить.
   Шейла взглядом показала на пачку сигарет.
   - Дайте мне лучше сигарету, а то мои уже кончились.
   Он протянул ей пачку.
   Десять минут спустя они уже загорали на одном матраце, лежа рядышком,
как давние знакомые.
 
*** 
 
   Великолепным  вольным  стилем  Шейла  уплыла  немного  вперед.  Борис
позволил ей себя обогнать, отметив,  что  она  взяла  курс  на  один  из
ограничивающих зону пляжа буйков. Он  подплыл  к  ней  медленным  мощным
брассом. Он блаженствовал: вода была необычайно  теплой  для  Атлантики,
впереди его ждала красивая, лишенная комплексов девушка. Ну что из того,
что дело подвернулось такое запутанное? Успеет он еще снова заняться  им
сегодня же вечером.
   Подплывая к буйку, Борис нисколько  не  удивился,  заметив,  что  обе
части ее купальника привязаны к кольцу,  за  которое  держалась  якорная
цепь. Без тени смущения он добавил к ним свои плавки.
   - Мне это  нравится,  -  вкрадчивым  голосом  произнес  он,  вплотную
подплывая к ней.
   Шейла покачивалась на волнах, лежа на спине и держась  обеими  руками
за буй. Как только он коснулся своим животом ее живота, она  раскрылась.
Борис ухватился одной рукой за буй, а другой обхватил ее.
   Теперь только их лица выступали над поверхностью воды.  Но  они  были
уже далеко от всего, что их окружало. Метрах в двадцати от  них  проплыл
катер с подвесным мотором. Но они  не  обратили  на  него  ни  малейшего
внимания.
   Под натиском его губ Шейла приоткрыла рот и выставила вперед язык. Он
лихорадочно шарил свободной рукой по всему ее телу. Всякий раз,  как  он
немного глубже проникал в нее, она сладострастно стонала. Они  настолько
слились друг с другом, что забыли обо всем и всплыли на поверхность  как
одно тело. Шейла вскрикнула чуть-чуть  раньше  его,  испытав  сладостное
наслаждение любви.
   Они разъединились и принялись плавать вокруг буйка.
   Борис ощутил во рту привкус океанской  воды  с  запахом  йода.  Вдали
виднелся пляж, на котором  вопили  дети,  чуть  поодаль  торчали  навесы
разных клубов, виднелись дома и гостиницы. А  они  плавали  в  чем  мать
родила, только что насладившись любовью, и  смотрели  друг  на  друга  с
удивлением, всегда охватывающим людей после этого занятия.
   - Ты была просто изумительна, - сказал он.
   Шейла засмеялась.
   - Почему?
   Он заколебался.
   - Как будто ты сама не знаешь?
   - Но все-таки?
   Борис не стал скрывать своих мыслей. Было в этой девушке, которую  он
еще двадцать минут назад  даже  не  знал,  что-то  замечательное.  Шейла
обладала одним уникальным качеством: мощные  мышцы  ее  живота  были  на
редкость тренированы.
   Некое невероятное сочетание нежной  плоти  и  тисков,  которые  могли
раскрываться и сжиматься в полном соответствии с его  движениями.  А  на
это способны не многие женщины...
   Она подплыла к нему и обвила его плечи своими руками.
   - Но  и  ты  тоже  был  вовсе  неплох,  негодяй  ты  мой  дорогой,  -
проворковала она.
   Он нашел своими губами ее рот.
   - Объясни, - выдохнул он.
   Шейла принялась медленно тереться о него бедрами, то приближаясь,  то
удаляясь от него.
   - Ты думаешь, мне действительно нужно что-то объяснять тебе?
   Широко взмахнув  руками,  она  откинулась  от  него  так  резко,  что
выпрыгнула из воды едва не по пояс.
   - Я отлично ныряю, - объявила она с изменившимся выражением лица, - и
могу продержаться под водой полторы минуты.
   Он протер залитые водой глаза.
   - Ничего удивительного, женщины всегда превосходили в этом мужчин.
   Она тряхнула головой.
   - Как ты думаешь, это может пригодиться?
   - Думаю, может, - медленно ответил он, не зная, что она затеяла.
   Она нырнула, и он внутренне весь напрягся. Там,  под  водой,  ее  рот
жадно овладел самой интимной частью его тела.  Как  раз  в  тот  момент,
когда Борис готов был потерять над собой контроль, не  в  силах  устоять
перед этой лаской, Шейла оторвалась от него и всплыла на поверхность,  с
ликованием глядя своими черными глазами в его черные глаза.
   Она  несколько  раз  глубоко  вдохнула,  как   это   делают   опытные
ныряльщики, чтобы восстановить дыхание, и вновь скрылась  под  водой.  И
вновь она ласкала его. Он видел искаженное водой, будто приклеившееся  к
нему лицо. Оно то приближалось, то отодвигалось, и  это  заставляло  его
трепетать от наслаждения, несмотря на солнце, припекавшее голову.
   Он сдался во время ее пятого  погружения.  Потом  они  снова  плавали
кругами, довольные друг другом.
   - Тебя в заурядности не упрекнешь, - признал он.
   - Тебя тоже, - весело засмеялась она.
   - Это почему же?
   Она потянулась в воде, словно в мягкой постели.
   - Обычно мужчины ведут себя так, словно их парализует.
   Борис подплыл и ласково потрепал ее мокрые волосы.
   - Идиоты, - сказал он, - они и не  подозревают,  какого  удовольствия
сами себя лишают.
   - Идиоты, - в тон ему повторила она.
   Она ухватилась за буй, отвязала и натянула на себя свой купальник. Он
поддерживал ее на поверхности, а затем и сам надел плавки.
   Неторопливо плывя рядышком, они направились к берегу. Глядя  на  них,
можно было подумать, что парочка спортсменов  проплывает  положенную  им
норму, чтобы не потерять надлежащую форму.
 
*** 
 
   Шейла пальцем вытерла блестевшие на носу Бориса капельки пота.
   - Ты сегодня вечером что делаешь? Мне бы хотелось снова встретиться с
тобой.
   Он посмотрел на ее рот, который совсем  недавно  доставил  ему  такое
наслаждение.
   - Пойду в казино.
   Шейла подскочила.
   - Ты что, играешь?
   Он с сомнением пожал плечами.
   - Возможно. Это зависит...
   - От чего?
   - От желания.
   Она прижалась к нему в песке.
   - А если обратить твое желание на меня?
   Борис положил руку ей на бедро.
   - Ты что, тоже могла бы пойти в казино?
   Шейла приподнялась на локтях.
   - Я туда хожу каждый вечер.
   - Ты играешь?
   Она рассмеялась.
   - Да, но только в другие игры.
   Борис принялся рисовать на песке.
   - Понимаю...
   Она поспешно его перебила:
   - Сегодня вечером мы идем туда вдвоем,  так  что  это  совсем  другое
дело. - Шейла потупилась. - К тому же я ведь уже нашла.
   - Кого нашла? Простофилю? - рассмеялся он.
   Шейла так резко села, что у нее едва не выскочила из лифчика грудь.
   - По-моему, ты похож на кого  угодно,  только  не  на  простофилю,  -
возразила она.
   - Пустые слова, - сказал Борис с видом человека, не питающего никаких
иллюзий.
   Шейла обиженно отодвинулась от него.
   - Послушай, давай не будем переходить к оскорблениям!
   Он протянул ей сигарет.
   - Вот видишь, я даже не знаю твоего имени,  а  ты  моего,  а  мы  уже
готовы начать первую семейную ссору.
   Она натянуто улыбнулась. Тем не менее они представились  друг  другу.
Коротко, без излишних комментариев. Для них важнее было нечто иное -  то
физическое согласие, которое они испытали.
   Солнце садилось, поднимающийся к вечеру ветерок начал  задирать  углы
полотенец и хлопать тентами стоявших на пляже зонтов. Шейла поежилась  и
набросила на плечи  белую  просторную  блузку  с  каемками  из  плетеной
тесьмы.
   - Ну что, встретимся в одиннадцать у входа? - спросила она, вставая с
песка.
   Борис утвердительно кивнул и в свою очередь вскочил на ноги.
   -  Спасибо,  -  сказал  он,  когда  они  закончили  одеваться.  -  Ты
действительно потрясающе сильна в любви.
   Она осмотрела его с головы до пят.
   - Думаю, этот комплимент многого стоит. На мой взгляд, ты тоже далеко
не новичок в этом деле.
   Борис обнял ее за талию, и они пошли к приморскому бульвару.
   - Ты действительно классная любовница, это все, что я могу сказать, -
повторил он. - То есть я хочу сказать, что с удовольствием все  повторил
бы сначала.
   Шейла поправила просохшие волосы.
   - Пусть последнее слово останется за тобой.
   Она заколебалась.
   - А, да ладно, без толку все это.
   - Что ты хотела сказать?
   Она прильнула к нему.
   -  Просто  женская  глупость.  Захотелось   узнать,   кто   ты,   чем
занимаешься. Я ведь знаю лишь, как тебя зовут.
   - А ты мне разве сказала, чем занимаешься?
   Шейла остановилась, пристально посмотрела на него.
   - Ты прав. Когда ты в отпуске, все эти подробности ни к чему.
   Она пошла по песку, словно приплясывая в своих веревочных .
   Сандалиях.
 
Глава шестая 
 
   Борис Корантэн не мог оторвать глаз  от  ловко  снующих  рук.  Вечный
танец рук в игорных залах. Зрелище это очаровывало его всякий раз, когда
он приходил в казино.
   Правда, случалось это крайне редко. По натуре  он  не  принадлежал  к
игрокам. Жизнь сама по  себе  настолько  захватывающая  штука,  что  нет
никакого смысла изыскивать дополнительные способы пощекотать  нервы.  Но
для  изучения  человеческой  натуры  не  было   лучшего   способа,   чем
разглядывать все эти руки:  женские  и  мужские,  юные  и  старческие  в
коричневых пигментных пятнышках, сухие и влажные, нервные и вялые -  они
с головой выдавали их обладателей. Жажда наживы.  Блаженное  пощупывание
банкнот выигрывающими, нервные подрагивания проигравших.
   Едва он поднялся по широкой лестнице под просторный бетонный свод, по
периметру  которого  шли  высокие  сводчатые  окна,  освещенные  мощными
прожекторами, как сразу же окунулся в наэлектризованную атмосферу  храма
денег. В казино Ла-Боли клиент может выбирать между  рулеткой,  игрой  в
будь и баккарой. Справа находились залы, где играли в рулетку и  оаккару
только те, кто был по-настоящему богат.  Входной  билет  на  один  вечер
стоил тридцать франков, а на весь сезон  -  двести.  Вход  без  галстука
запрещен. Кроме того, требовалось заполнить специальную карточку, указав
в ней свое имя, профессию и номер удостоверения личности. С той стороны,
где шла игра в будь, все было  гораздо  проще:  два  франка  за  вход  и
никаких  сезонных  абонементов.  Строгий  вечерний   костюм   вовсе   не
обязателен. Да и ставки не превышали восьмидесяти франков  на  номера  и
четырехсот - на цвет.  Игра  в  будь  -  это  своего  рода  рулетка  для
бедняков.
   Еще у входа Корантэн сразу  определил,  кто  шел  направо,  а  кто  -
налево.  По  лестнице  вперемешку  поднимались   обладатели   смокингов,
костюмов от знаменитых портных, дамы в шикарных вечерних туалетах и люди
победнее - в потерявших форму брюках, расхристанных теннисках,  а  то  и
просто в майках. Он тоже свернул в ту сторону, куда направлялся народ  в
майках: ведь и Жильбер Маринье играл только в будь.
   Администратор  зада  Хосе  Таро,  бывший  спортсмен,  несколько   раз
выигрывавший целое состояние, чтобы затем  проиграться  в  пух  и  прах,
дружелюбно улыбнулся, когда Борис предъявил ему свой полицейский  жетон.
Не зря все-таки Ле Коат сказал, что на него можно рассчитывать.
   Хосе Таро прекрасно разобрался в случае Маринье.
   - Я его несколько раз видел здесь с начала июля. Это именно тот,  чье
фото  вы  мне  показали,  -  произнес  он  хриплым   голосом   человека,
злоупотребляющего  алкоголем  и  табаком.  -   Таких   клиентов   быстро
замечаешь. Они всегда постепенно увеличивают ставки в  игре.  Чем-то  он
даже интересен в своей заурядности. Я имею в виду,  что  он  никогда  не
играл наобум, как это делает большинство игроков в будь.
   - Я  так  и  думал,  -  произнес  Корантэн,  с  трудом  отрываясь  от
созерцания танца рук. - Не зря он был главным бухгалтером.
   Хосе Таро согласно кивнул.
   - Конечно, когда люди все время  занимаются  цифрами,  они  неминуемо
начинают считать себя умнее других.
   Он профессиональным взглядом проводил шар, катающийся взад  и  вперед
после автоматически точных бросков крупье.
   - Этот человек, - продолжал он, - слепо верил в  закон  повторяющихся
серий цифр. Я именно поэтому  и  обратил  на  него  внимание.  Он  часто
приходил сразу после обеда или вечером. В зависимости от дня  он  ставил
то на красное, то на черное. Иногда до четырехсот франков, но никогда не
больше этой суммы.
   Хосе Таро кашлянул.
   - В принципе это не так и глупо. В казино, кстати,  не  жалуют  таких
вот слишком методичных  игроков.  Они  представляют  определенный  риск.
Знаете, когда какой-то игрок ставит пять-шесть раз подряд на одно  и  то
же и все время выигрывает (что тоже иногда  случается),  дело  принимает
плохой оборот.  Особенно,  когда  таких  игроков  несколько  и  все  они
применяют такую тактику.  К  счастью  для  нас,  Маринье  был  человеком
благоразумным. Он всегда умел вовремя остановиться. И в результате часто
выигрывал. Один раз - до пяти тысяч франков за вечер.  Меня  тогда  даже
пот прошиб. Если бы он продолжал играть, он быстро утроил бы эту  сумму.
Его соседи и так уже начали поговаривать, что ему  чертовски  везет.  Он
мог им подать плохой пример.
   Корантэн улыбнулся.
   - Это как посмотреть...
   - Нас тоже можно понять, - пожал плечами Таро.
   Корантэн вытащил из кармана пачку своих любимых сигарет.
   - Вечером 14 июля он ведь тоже был здесь? Что-нибудь выиграл?
   Таро взял сигарету, которую ему протягивал полицейский.
   - Да, что-то около двух тысяч франков к одиннадцати  часам.  Странно,
но он без всякой причины прекратил играть раньше, чем  обычно.  Хотя  по
всему было видно, что ему в этот вечер капитально везет. После его ухода
красное, на которое он все время ставил, выпало три раза подряд.
   - Две тысячи франков? Вы ничего не путаете? - переспросил Корантэн, и
в глазах его зажегся охотничий огонек.
   - Ну что вы! Я за ним специально наблюдал. Я же вам уже говорил, что,
хотя мы опасаемся методичных игроков, они нам все-таки  нравятся.  Я  бы
даже добавил, что не часто попадаются  такие  вдумчивые,  уравновешенные
игроки, как этот ваш главный бухгалтер.
   Корантэн искоса взглянул на Таро.
   - Он что, всегда был такой уж уравновешенный? В тот вечер, 14 июля, в
его поведении  не  было  ничего  необычного?  Ну  там,  скажем,  пьяный,
взволнованный, чем-то озабоченный?
   - Да нет, как всегда. Как бы это  вам  сказать...  Для  меня  он  был
обычным отпускником, приходящим сюда в  надежде  выиграть  на  плату  за
аренду  домика  и  на  другие  расходы.   Человек,   который   аккуратно
пересчитывает и складывает свой выигрыш, возвращаясь домой. Не  кутит  и
не транжирит... Просто для него это способ слегка подзаработать,  будучи
в отпуске. Довольно опасный для казино клиент уже в силу того, повторяю,
что он очень собран и организован.
   Но Корантэн больше не слушал администратора. Мысли его были поглощены
другим: содержимым бумажника, найденного в карманах Маринье. Ведь в  нем
было всего двести франков, едва ли десятая часть того, что он выиграл  в
этот вечер. Куда же могли подеваться остальные деньги? Ведь домой он  не
заходил. Значит, не мог  он  оставить  дома  тысячу  восемьсот  франков,
прежде чем отправиться куда-нибудь.  Следовательно,  должно  быть  такое
место, где он их спустил. Где же? Он поссорился с  женой,  и,  хотя  был
серьезным мужчиной, надо сделать поправку на  отпускное  настроение.  На
отдыхе даже самые  серьезные  мужчины  могут  быть  соблазнены  сатаной.
Хрестоматийный случай.
   Так куда же сатана мог увлечь благоразумного мужа тридцати восьми лет
от роду, выигравшего к тому же две тысячи франков, после ссоры с  женой?
Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой, особенно если учесть, как и
при каких обстоятельствах обнаружили Маринье. Конечно же, он  отправился
кутить. И кутеж этот очень плохо закончился.
   Осталось лишь узнать, какого все-таки дьявола он повстречал. И узнать
это надо было во что бы то ни стало. После этого  все  встанет  на  свои
места.
   Корантэн обернулся к Хосе Таро.
   - Мне остается лишь поблагодарить вас. Вы мне очень помогли.
   Хосе с поклоном ответил:
   - Я всегда в вашем распоряжении. Вы ведь знаете, где меня найти.
   Администратор отошел к игровым столам, и  Корантэн  заметил,  что  он
слегка прихрамывает.
 
*** 
 
   Знакомый теплый  грудной  голос  заставил  Бориса  обернуться.  Шейла
стояла у него за  спиной.  Она  выглядела  просто  великолепно  в  своем
шелковом костюме, пышные брюки которого были туго стянуты на щиколотках,
а длинная, с глубоким вырезом блуза развевалась, словно русская  рубаха.
Талию ее охватывал ярко-красный шерстяной пояс, подобранный в тон туфлям
на высоком каблуке. Волосы туго связаны в пучок на затылке, на лице едва
угадывается присутствие косметики. Такое могут себе позволить лишь очень
красивые девушки.
   - Добрый вечер, мой прекрасный пловец, - повторила Шейла.
   Он обнял ее за талию.
   - Знаешь, ты способна возбудить даже игрока, проигравшегося в  пух  и
прах и готового пустить себе пулю в лоб.
   Она улыбнулась, прижалась к нему и принялась тереться  своей  упругой
грудью, прикрытой только блузкой. Борис  провел  рукой  по  ее  спине  и
ничего не нащупал между ее теплой кожей и тканью.
   - Рука может убедиться и ниже в том, о чем правильно думает голова, -
выдохнула ему в лицо Шейла.
   Он послушно опустил руку: на бедрах и ягодицах не было  и  намека  на
трусики.
   -  Ты  хоть  иногда  надеваешь  что-нибудь  под  верхнюю  одежду?   -
невозмутимо спросил Борис.
   Она наивно захлопала ресницами.
   - Открытый купальник. Для меня это и так слишком  большая  жертва  на
алтарь общественных нравов.
   Шейла, как большая кошка, выгнула спину.
   - Если  бы  ты  смог,  ты  бы  узнал  еще  кое-что,  очень  для  тебя
интересное.
   Борис с трудом оторвался от ее  волос,  пахнущих  популярными  духами
"Мицуко".
   - Но раз уж я не могу... - с обреченным видом произнес он.
   Она взяла его за руку.
   - Пошли.
   Шейла увлекла его в  темный  коридор,  который,  по-видимому,  вел  к
служебным помещениям. В одном месте  коридор  круто  сворачивал,  и  она
остановилась в полумраке сразу за этим поворотом.
   - Секундочку, - в ее голосе сквозило предвкушение наслаждения.
   Правой рукой Шейла приподняла сзади свою русскую  рубаху.  Послышался
звук, характерный для  резко  раскрываемой  застежки-"молнии".  Впрочем,
именно так оно и было. Впереди она проделала то же  самое,  и  брюки  ее
распахнулись.
   - А теперь действуй, - похотливо прошептала Шейла, схватила Бориса за
руку и прижала ее к своему животу, раздвигая ноги.
   Рука Бориса непроизвольно скользнула в  теплые  завитушки  приветливо
распахнутого ему навстречу лона.
   - Ласкай меня, - промурлыкала Шейла, вздрагивая под  его  рукой.  Она
обняла его за шею и  увлекла  в  угол.  Там,  прижавшись  к  стене,  она
приложила все свое умение, чтобы раздразнить, возбудить его.
   Борис  подумал,  что  сходит  с  ума,  что  сейчас  кто-нибудь  может
появиться здесь, тот же Хосе Таро например. А ведь он полицейский. И при
исполнении служебных обязанностей. Да  еще  с  девицей,  у  которой  все
прелести нараспашку.
   "Ну да ладно, - решил он, - будь что будет".
   Его ласки стали энергичнее. Шейла протяжно  и  томно  застонала.  Она
развязала стягивавший  блузку  пояс  и  так  же  властно  притянула  его
свободную руку к своей груди.
   - Кончики сосков, - со стоном  попросила  она.  Он  покорно  выполнил
просьбу.
   - Крепче, - шептала она.  -  Не  стесняйся.  Они  ведь  для  этого  и
созданы.
   Недалеко   от   них   послышались   шаги.   Человек   приостановился,
поравнявшись с ними, затем пошел дальше.
   - Ты что, испугался? - спросила она, не отрываясь от его губ.
   Вместо ответа он легонько укусил ее за язык. Почти  тотчас  же  Шейла
сдавленно закричала, извиваясь всем телом, как угорь.
   - Я слишком быстро кончать, - пожаловалась она, судорожно хватая ртом
воздух. Потом улыбнулась.
   - Теперь пора приниматься за тебя.
   Борис убрал руки и отстранился.
   - Нет, - собрав всю свою волю в кулак, ответил он. - Не здесь.
   Шейла пожала плечами.
   - Так и есть, ты испугался, - с присвистом произнесла она.
   Он отрицательно покачал головой.
   - Думай, что хочешь, но я не могу вот так выставляться перед людьми.
   Она рассмеялась сквозь зубы.
   - Скажи лучше, что не можешь избавиться от комплексов!
   Борис отвернулся. В глубине души он был зол на самого себя.,  За  то,
что находился сейчас на службе и не мог заставить себя об  этом  забыть.
Он испытывал такое жгучее желание немедленно, не сходя с места, овладеть
Шейлой, что у него все плыло перед глазами. И она это прекрасно  видела:
недаром же так расшалились ее руки.
   - Могу предложить тебе кое-что другое, - хрипло сказал Борис.
   Шейла с любопытством уставилась на него.
   - Ну, говори!
   Он склонился к ее уху, и она прыснула со смеху.
   - Годится, но только не здесь. Я отвезу тебя в "Лорд".
   Шейла вошла  в  игорный  зал  на  несколько  мгновений  раньше  него,
застегнув пояс на блузке, но  даже  на  соизволив  закрыть  "молнию"  на
брюках.
   Когда они проходили  вдоль  стойки  бара  в  игорном  зале,  Корантэн
обратил внимание на молодого человека в блейзере цвета морской волны. Он
лениво потягивал виски.
   Человек этот удивительно походил на Жерара Депардье: такой же высокий
блондин атлетического сложения. Он улыбнулся Шейле, и она улыбнулась ему
в ответ.
   - А это кто такой? - рассеянно спросил Корантэн, когда они  вышли  из
казино.
   Она пренебрежительно ухмыльнулась.
   -  Бывший  любовник.  Очень  хороший  любовник,  кстати.  Но   слегка
грубоват, - и тесно прижалась к нему. - Вот ты - совсем другое дело.
   Они спустились по лестнице.
   - У тебя есть машина? - спросила Шейла. - Не то мы можем  поехать  на
такси.
   Корантэн   показал   ей   на   "Рено-16"   серого   цвета,    любезно
предоставленный ему полицейским комиссариатом Ла-Боли.
   - Мрачноватый у нее вид, - воскликнула Шейла, садясь рядом с  ним.  -
Ты, случайно, не похоронный агент?
   Борис не смог сдержать смех.
   - В некотором роде.
   Она даже присвистнула.
   - Ты что, серьезно?
   Борис завел двигатель.
   - Совершенно серьезно. Я торгую  досками  для  гробов.  У  меня  есть
небольшая семейная лесопилка в Вогезах.
   Шейла немного помолчала.
   - Это что, выгодное дело?
   - Довольно-таки, - уклончиво ответил он.
   Борис вздрогнул: Шейла снова принялась гладить рукой по  его  брюкам.
Не очень настойчиво, просто чтобы поддерживать его в форме. - А где этот
"Лорд" находится? Должен же я знать, куда ехать!
   Она объяснила ему дорогу, и он тронулся с места, хотя  думал  в  этот
момент совершенно о другом. Ферма, на которой нашли мертвого  Маринье  и
ту девчонку, находилась как раз в том же направлении. Борис был  в  этом
абсолютно уверен, так как тщательно изучил карту местности еще во  время
первого визита в полицейский комиссариат.
   - Я что, тебе разонравилась? - обиженно  спросила  Шейла,  похлопывая
его по бедру.
   Борис выехал на авеню Де-Латр-де-Тассиньи.
   - Я ни с того ни с сего вспомнил о работе, - сказал он. - Извини.
   Она заерзала на сиденье и прильнула к нему.
   - Да плюнь ты на свою работу, - пробормотала она ему в  плечо.  -  Мы
сейчас будем танцевать и делать все, что ты пожелаешь.  Это  же  гораздо
приятнее.
   Он улыбнулся в темноте.
   - А почему именно это заведение, а  не  какое-нибудь  другое?  Их  же
полно в Ла-Боли.
   - Но это же самое шикарное, самое изысканное, - Шейла вздохнула. -  А
главное, это самый модный ресторан в нынешнем сезоне.
   Она принялась почесывать ему затылок ногтями.
   - Кстати, кафе "Ла Гранж" тоже очень в  моде  в  этом  году.  И  тоже
находится по дороге в Геранд. Но оно не такое шикарное. - Шейла опустила
стекло. - Ты что, действительно всего этого  не  знаешь?  Ты,  наверное,
впервые приехал в Ла-Боль?
   - Я тут последний раз бывал в ранней юности.
   Она снова прильнула щекой к его плечу.
   - Ты не хотел бы использовать меня в качестве местного гида?
   Борис запустил руку ей в волосы.
   - - Вообрази себе, что именно этого я хочу больше всего.
   Задумчиво глядя на проплывающие в свете фар  живые  изгороди  по  обе
стороны дороги, Шейла произнесла томным голосом:
   - Тогда, я думаю, мы поладим. Я очень люблю быть рыбкой-лоцманом.
 
Глава седьмая 
 
   Раскрыв от удивления глаза, Борис  Корантэн  пытался  заставить  себя
поверить, что не спит. Ему казалось, что он видит это во  сне.  Вышедшая
из туалета - она скрылась там, едва  они  приехали  в  "Лорд",  -  Шейла
выглядела так,  словно  ее  только  что  изнасиловали.  Русская  рубаха,
которая с самого начала показалась ему чересчур открытой,  должно  быть,
тоже застегивалась  на  "молнию".  По  крайней  мере,  сейчас  она  была
нараспашку. Единственное, что ее еще придерживало, - пояс на талии. Язык
бы не повернулся сказать, что у Шейлы была  приоткрыта  грудь,  так  как
рубаха теперь открывала куда больше, чем прикрывала.
   Ловко лавируя среди словно слипшихся парочек, Шейла наконец добралась
до него и буквально рухнула на банкетку.
   - Мне тоже виски, - приказала она официанту, который, стоя  над  ней,
казалось, прикидывал примерный объем ее грудей и даже не скрывал  этого.
- Два виски и простую воду для меня, а тебе?
   - Тоже не газированную.
   Она сидела, эффектно изогнувшись, соски ее агрессивно рвались  наружу
через тонкий шелк рубахи.
   Корантэн переглянулся с  официантом.  Пока  Шейла  приводила  себя  в
порядок в туалетной комнате, он успел переговорить с официантом и  двумя
вышибалами у входа насчет Маринье. Даже показал его фото. Нет,  они  его
не видели. Зато девица, которая с ним пришла, им  хорошо  известна,  она
часто здесь бывает. Типичная охотница за мужчинами. Но все это он и  без
них знал.
   А вокруг творилось  настоящее  столпотворение.  Невообразимый  грохот
рвал  ушные  перепонки.  Ночью  в  этом  насквозь   прокуренном   кабаре
сумасшедшая атмосфера каникул и отпусков была еще более ощутимой. Все  -
и молодые, и  не  очень  молодые  -  не  скрывали,  что  пришли  сюда  с
единственной целью: как следует  развлечься.  Девицы  открыто  позволяли
себя щупать, развалившись на мягких диванчиках. Танцующие  парочки  лихо
виляли бедрами.
   Диск-жокей сменил пластинку. Шум в зале  перекрыл  хрипловатый  голос
Патрика  Жюве.  Зазвучал  его  знаменитый  шлягер  "Где  же   женщины?".
Танцующая публика начала извиваться пуще прежнего.
   - Пошли, ты же мне обещал! - крикнула Шейла  в  самое  ухо  Бориса  и
потащила его к танцующим. Он тут же  сообразил,  что  она  просто  хочет
увести его в другое место. Расталкивая парочки, она мало-помалу достигла
противоположного края танцевальной площадки.
   - Пошли, там нам будет гораздо  спокойнее.  -  Шейла  увлекла  его  в
соседний зал, где было еще темнее. Зал этот был поменьше, но в нем  тоже
толпились  танцующие.  Шейла  тотчас  прилипла  к  Борису,  и  ее   рука
скользнула пониже его живота.
   - Иди сюда, - сказала она и потащила Бориса в самый темный угол.  Там
она обхватила его руками за шею, а ногами - за бедра и повисла на нем.
   - Танцуй, - простонала Шейла.
   Она двигалась в такт музыке, откинув плечи назад и обвивая ногами его
бедра. Никто не обращал на них внимания. Да и какое это имело  значение.
Ведь они находились не в пансионе благородных девиц, а в ночном кабаре в
период отпусков. Корантэн на мгновение припомнил, какими  словами  Шейла
описывала ему "Лорд": здесь лучше всего умеют  развлекаться.  Ничего  не
скажешь: умеют...
   Он задыхался в объятиях мускулистой пиявки, которую никак нельзя было
упрекнуть в нерадивом отношении к своим обязанностям. Теперь Шейла почти
не двигала бедрами, ей достаточно было ритмично сокращать свои мышцы.
   Борису казалось, что его то сжимают в  тисках,  то  отпускают,  затем
снова сжимают, без передышки.
   Шейла впилась губами в его рот. Язык ее был  так  же  искусен.  Жрица
любви...
   Покрываясь потом, они топтались среди танцующих. Было так темно,  что
даже при желании никто не смог бы рассмотреть,  чем  они  занимаются.  В
крайнем случае можно было подумать, что уж  слишком  плотно  прижимаются
друг к другу. Судороги горячей плоти начали ускоряться по мере того, как
убыстрялся ритм музыки. Борис понял, что долго ему не продержаться.
   - Да, когда только ты захочешь,  -  прошептала  Шейла,  на  мгновение
оторвавшись от его губ.
   Они одновременно испытали такое  пронзительное  наслаждение,  что  не
смогли сдержать стон.
   Когда  они  возвращались  к  своему   столику,   вокруг   них   вдруг
образовалась какая-то давка.  Тут  Борис  Корантэн  ощутил,  как  что-то
странно кольнуло его в руку. Как будто ужалила пчела. Почти тотчас же он
почувствовал какое-то непонятное головокружение, стены словно  заплясали
вокруг него. К горлу подкатывала  тошнота.  Его  последней  мыслью  было
безрадостное: "Старею, сердце уже не тянет..." Прежде чем вырубиться, он
успел машинально посмотреть на часы. Был час ночи.
   Борис не слышал и не видел того, что происходило дальше. Ни как Шейла
волокла его с помощью здоровяка в блейзере к выходу, ни как она  кричала
вышибалам: "Не надо, спасибо, мы сами разберемся. Он просто перепил".
   К нему на мгновение вернулось сознание, когда его  вывели  на  свежий
ночной воздух. Его сажали в машину. В чью? Его собственную? Этого он  не
знал. Попытался открыть глаза, чтобы посмотреть, но чья-то огромная рука
закрыла ему лицо. Он снова начал задыхаться.  Сил,  чтобы  бороться,  не
было. Несколько секунд спустя он рухнул на  заднее  сиденье,  белый  как
полотно, с зажатыми ноздрями.
   Машина вихрем сорвалась с места.
   Все дальнейшее было мешаниной кошмаров и  сновидений.  Кошмаром  была
непреодолимая рвота, время от времени  накатывавшая  на  него,  особенно
когда машина, не снижая скорости, вписывалась в слишком крутой  поворот.
В проблесках сознания было ощущение вины, что вся его желчь останется на
сиденье чужого автомобиля. Затем без всякого перехода начинался  сон.  В
нем Шейла дотрагивалась рукой до его лба, гладила виски, массировала уши
и затылок. Покачивание машины напоминало ему детскую колыбельку.  В  эти
мгновения Борис чувствовал  себя  просто  отлично  и  готов  был  дорого
заплатить, лишь бы этот странный, дивный сон  никогда  не  кончался.  Но
затем снова подкатывала тошнота. Ее вновь сменило чувство блаженства  от
прикосновения  словно   наэлектризованных   пальцев   Шейлы.   Тут   ему
показалось, что машина начала сбавлять скорость. Послышался смех. Кто-то
в упор рассматривал его,  кто-то  оживленно  переговаривался.  Но  Борис
ничего не понял из этих разговоров, хотя чувствовал,  что  речь  идет  о
нем. - После нежной ласки Шейлы он уснул,  не  обращая  внимания  ни  на
вспышку блица в каком-то полуметре  от  его  расплывшегося  в  блаженной
улыбке лица, ни на то, что кто-то роется у него в карманах.
 
Глава восьмая 
 
   Эме Бришо нервно потрясал кулаками.
   - Ну прошу тебя отстань! Ты что, не видишь, что у меня  и  так  полно
проблем?
   Не обращая внимания на его вопли, Дженни уселась  возле  подноса,  на
котором принесла завтрак.
   - Послушай меня, - начала она, - какие тут могут быть проблемы?
   Бришо пожал плечами.
   - Какие?! Разве ты не понимаешь, что уже десять часов,  а  Бориса  до
сих пор нет. Это на него абсолютно не похоже.
   Дженни придвинулась к нему еще ближе.
   - Не будь идиотом, - сказала она  со  своим  ни  на  что  не  похожим
английским акцентом. - Просто твой приятель хорошенько развлекся сегодня
ночью. Be  sure  -  будь  уверен,  что  он  спит  как  baby  в  объятиях
какой-нибудь красотки.
   Бришо изучающе взглянул на надвигающийся на него бюст.
   - Ты серьезно так думаешь?
   -  Уверена,  -  категорично  заявила  Дженни.  -   Ты   можешь   себе
представить, что он в состоянии провести  ночь  один?  -  Она  прыснула,
глядя на все еще незастеленную кровать. - Или с тобой?
   Бришо   попытался   трезво    оценить    ситуацию,    но    с    этой
англичанкой-горничной просто невозможно было собраться с мыслями.  Какие
уж тут мысли, когда перед  тобой  сидит  этакая  рыжеволосая  бестия  со
вздернутым носом, усыпанным веснушками, и грудью, так  плотно  обтянутой
блузкой, что кажется, из нее сейчас повылетают все пуговицы.
   - Хватит, - приказала Дженни, - я буду ждать с тобой, ладно?
   Он согласно кивнул. Она рассмеялась.
   - У тебя типично французский вид в этой пижаме со складочками.
   Бришо покраснел, ругая в душе Жаннетт,  которой  вздумалось  подарить
ему эту пижаму на день рождения.  Она  сунула  ее  в  чемодан,  даже  не
спрашивая, хочет ли он взять ее с собой. А ведь он изощрялся, как индеец
из племени сиу, пытаясь спрятать ее в недрах шкафа.
   Бришо решил сделать вид, что обиделся. Потом вздохнул. Ну что ж,  тем
хуже для Жаннетт. Не надо было делать ему гадостей. Вот так,  низа  что,
она сама толкнула его на сладостный путь супружеской измены.
   Но пока он еще только собирался на него ступить.
   Эме Бришо покосился на грудь Дженни. Теперь его занимал вопрос: носит
она лифчик или нет? Он даже наморщил  лоб,  погрузившись  в  мучительные
раздумья. Поди узнай! Груди торчали очень высоко, что наводило на  мысль
о лифчике. Однако сегодня, как никогда, они были похожи на груши. А ведь
лифчик неминуемо сдавил бы их. Так, по крайней  мере,  обстояло  дело  с
Жаннетт, единственной женщиной, у которой, он знал,  грудь  была  именно
такой формы. Если не считать,  конечно,  той  горничной,  с  которой  он
когда-то познакомился в Бангкоке. Бришо тяжело вздохнул: о н ей лучше не
вспоминать.
   Дженни захихикала.
   - Я знаю, над чем ты ломаешь голову...
   - Ну скажи, - он посмотрел на нее снизу вверх.
   Оказывается, она абсолютно точно прочла его мысли.
   - Эй! - воскликнула она, видя, что он покраснел, как вареный  рак.  -
Тут нет ничего зазорного.
   Дженни встала. Бюст ее заколыхался прямо у него перед носом.
   - Хочешь, заключим пари? Я сейчас  выйду  в  ванную,  но  ты  сначала
загадай.
   Эме улыбнулся сквозь подрагивающие, как у кота, усы.
   - Ты его носишь, - наконец решился он.
   Она подмигнула.
   - Сейчас посмотрим. Чего ты хочешь, если выиграешь?
   Чтобы я его сняла?
   Он молчал, не в силах вымолвить ни слова.
   - Ясно, -  сказала  она.  -  Но  в  любом  случае,  даже  если  ты  и
проиграешь, результат будет таким же.
   Покачивая бедрами, она направилась в  ванную  комнату.  На  несколько
секунд в комнате стало тихо. Затем послышалось:
   - Ну что, ты не передумал, что загадывать?
   - No, - пробормотал он по-английски.
   Дженни появилась в комнате, держа руки над головой. На ней были  юбка
и бюстик. Когда Бришо  его  увидел,  он  сразу  все  понял.  Бюстик  был
настолько открытым, что  оставлял  на  свободе  почти  всю  грудь,  лишь
поддерживая  ее  снизу  и  не  сжимая  при  этом.  А  форма!  Безупречно
грушевидная!
   Дженни исполнила некое подобие танца  живота,  стоя  к  нему  сначала
лицом, затем боком, нагибаясь и извиваясь всем телом.
   - Я других и не ношу, - пояснила она. - Я думаю,  мне  этот  фасончик
лучше всего подходит.
   Эме кивнул в знак согласия.
   - Ну что, я его снимаю, ведь ты выиграл пари!
   Он глупо рассмеялся.
   - Не надо. Тебе так здорово идет.
   - Что, спорим дальше?
   - А что ты имеешь в виду?
   Она передернула плечами, и бюст ее вновь мягко заколыхался.
   - Кто знает... Может, у меня и трусиков нет?
   - У тебя их нет! - Бришо весь покрылся испариной.
   Дженни вновь исчезла в ванной. Вернувшись, весело хлопнула в ладоши.
   - Проиграл! Они у меня есть.
   Эме Бришо уставился на крохотный треугольник, удерживаемый на  бедрах
розовыми нейлоновыми  шнурочками.  Сквозь  кружево  пробивались  завитки
рыжеватых волос.
   - Похоже, что я и впрямь проиграл, - пробормотал он.
   Она победно подбоченилась.
   - Вот видишь,  я  не  какая-нибудь  дрянь,  согласен?  -  И,  не  дав
ответить, бросилась к нему.
   Она уселась рядышком. Эме прикрыл глаза: соски ее грудей вздымались и
опускались, как две спелые малинины.
   - Приступим к  уроку  английского,  -  приказала  Дженни  и,  сбросив
тапочки, юркнула в постель.
   - Hard petting. Переведи.
   Он округлил губы и произнес:
   - Ques асо?
   - What  is  that?  -  вскричала  она.  -  Что  это  значит?  Ты  меня
оскорбляешь?
   Он объяснил ей, что никакое это не оскорбление. Дженни вздохнула:
   - Ладно, я вижу, что ученик из тебя никудышный. Hard  petting  -  ну,
как это получше сказать... Это значит  -  щупать...  -  Дженни  покусала
губы. - Ну, когда действуют без колебаний, черт возьми! Понимаешь?
   Эме понимал. Да так хорошо, что у  него  от  возбуждения  словно  ток
пробегал по телу.
   Она ногами отбросила одеяло.
   - Обычно перед тем, как заняться "хард петтингом", начинают  с  того,
что снимают трусы. Иначе это будет "софт петтинг". Ну так что, ты  готов
или я пошла? Решайся, черт побери!
   Он вздрогнул и перешел в наступление.
 
*** 
 
   Где-то около  половины  двенадцатого  Эме  Бришо  выбрался  из  своей
истерзанной постели. У Дженни оказались блестящие способности не  только
в английском...
   Одетая, чистенькая, нарядненькая, разве что с едва заметными  кругами
под глазами, она вышла из ванной комнаты.
   - Боже мой! - воскликнула она.  -  Ох  и  достанется  мне  сейчас  от
хозяина. - И загадочно улыбнулась. - А впрочем, ничего страшного. Я  ему
тоже предложу брать уроки английского. - Она прыснула в кулачок. - Ну  и
выражение лица у тебя. Как у обманутого мужа.
   Эме  отвернулся.  Дженни  сказала  правду.  Ему  было  неприятно  это
слышать. Он махнул рукой.
   - Ты вольна делать, что захочешь.
   - Вот тут ты прав, - согласилась она.
   Она немного разрядила обстановку, послав ему воздушный поцелуй.
   - Но ты останешься моим любимчиком, дорогой. Чао!
   Дверь мягко закрылась. Эме Бришо встал. У него подкашивались ноги.
   - Какой же я мерзавец, - простонал он. -  Я  уверен,  что  с  Борисом
что-то случилось. А я в это время изменяю Жаннетт.
   Он бросился к телефону. Когда он клал трубку на рычаг, его  буквально
трясло.  Нет,  в  комиссариате  никто  не  видел  Бориса.  Он  попытался
собраться с мыслями. Итак, вчера вечером Борис  отправился  погулять.  С
девушкой. С какой? Бришо, как всегда, этого не знал. Все, что  ему  было
известно, так это то, что Борис собирался присмотреться к  ночной  жизни
Ла-Боли.  Где?  В  бюллетене  с  перечнем  разного  рода  увеселительных
заведений значилось около двадцати ночных ресторанов... Да, что-то здесь
было не так. Борис давно бы уже позвонил.
   Телефон зазвонил. Бришо  с  такой  скоростью  метнулся  к  нему,  что
подвернул большой палец на ноге, зацепившись за ковер.
   - Да-а! - крикнул он в трубку.
   - О! Извините! - послышался мужской голос на другом конце провода.  И
там повесили трубку.
   Бришо вновь снял трубку.
   - Скорее! - задыхаясь, крикнул он. - Соедините меня  с  комиссариатом
полиции.
   - С чем, с чем?
   - С центральным комиссариатом, и поживее!
   Он сразу же узнал бретонский говор Ивана Ле  Коата.  Тот  звонил  ему
сам, опередив телефонистку, не успевшую набрать его номер.
   -  Приезжайте  скорее.  Ваш  коллега   у   нас.   Ничего   страшного,
успокойтесь! Но он страшно набрался и разбил мою машину.
 
*** 
 
   Было  видно,  что  Иван  Ле  Коат  нисколько  не  верил   тому,   что
рассказывает Борис Корантэн. Для него все  было  ясно.  Этот  парень  из
Отдела по борьбе с наркотиками просто-напросто загулял. Выпил лишнего  -
и  вот  оно,  дорожное  происшествие.  Его  обнаружил  патруль  дорожной
жандармерии. Машина стояла недалеко от вокзала  Эскублак  в  запрещенном
месте. Весь левый бок ее был помят. Корантэн спал, уткнувшись в баранку,
с выражением блаженства на лице. Классический образ пьяницы.
   Поблагодарив Ле Коата, Корантэн обернулся к Бришо.
   - Отвези меня, пожалуйста,  в  гостиницу.  Я  себя  не  очень  хорошо
чувствую.
   Бришо ухватил друга под руку и потащил на улицу, где его ждало такси.
   - Клянусь тебе, Меме, - пробормотал Корантэн, падая на сиденье, -  со
мной приключились странные вещи.
   Бришо заботливо усадил его поудобнее.
   - Ты мне все расскажешь потом, когда немножко оклемаешься.
 
*** 
 
   Дженни  поставила  поднос  на  стол,  краешком   глаза   рассматривая
Корантэна.
   - Похоже, с вами не все в порядке! - воскликнула она. - Вот, выпейте!
Это очень крепкий кофе.
   Корантэн протянул руку, и Бришо бросился ему на помощь.
   - Дай я тебе помогу, не то ты опрокинешь чашку.
   Он повернулся к стоявшей у кровати Корантэна Дженни.
   - Будь добра, вызови врача.
 
*** 
 
   Старый врач, всю  жизнь  протрубивший  на  флоте  и  заделавшийся  на
старости лет терапевтом, чтобы заработать  на  маслице  к  своей  булке,
уложил стетоскоп в сумку ловкими, годами отработанными движениями.
   - Все будет в порядке. Ему просто нужно хорошенько выспаться.
   Он повернулся к Бришо.
   - Ваш друг не пил. Ему ввели наркотик.
   Корантэн с трудом оторвал голову от подушки.
   - Вот видишь, Меме, я не соврал, - он поморщился. - Да,  похоже,  мне
надо отоспаться.
   После ухода врача Бришо принялся обхаживать Бориса, словно заботливая
нянька. Дженни с удовольствием помогала ему.
   - Меме, - позвал Корантэн, - взгляни-ка на мой бумажник.
   Бришо побледнел.
   - Деньги, которые мы получили по розовым купонам, были у тебя? Это же
четыре тысячи франков!
   Он  бросился  за  бумажником.  В  нем  не  было   больше   ни   одной
десятифранковой банкноты.
   - А мой полицейский жетон? А удостоверение? - простонал  Корантэн.  -
Обыщи меня.
   Бришо отрицательно покачал головой.
   - Ни фига нет, - произнес он со средиземноморским акцентом.
   Корантэн вздохнул.
   - Хорошо еще,  что  у  меня  не  было  при  себе  ни  револьвера,  ни
наручников.
   - Тебя и так облапошили, как последнего  фраера,  -  угрюмо  протянул
Бришо. - Подумать только, что скажет Баба.
   Корантэн вяло отмахнулся.
   - Будет видно. Я ему скоро позвоню, - он приподнялся. -  Сходи-ка  ты
лучше к Довилье, чтобы немного развеяться.
   Бришо побледнел.
   - Спасибо за заботу.
   Корантэн поудобнее устроился на подушке.
   - Ничего не попишешь.
   С меня хватит и ночных похождений, - он потер виски. - Знать бы  еще,
что это были за похождения.
   Дженни на цыпочках вышла из комнаты: Борис Корантэн заснул.
 
Глава девятая 
 
   На авеню Трамбль, недалеко от теннисных кортов и тира  для  стендовой
стрельбы., бросалась в глаза богатая вилла семейства Довилье.
   Огромный  дом  в  английском  стиле,  окруженный  земельным  участком
площадью ну никак не меньше трех тысяч квадратных метров, с лужайками  и
кустами камелий, рододендронов и гортензий. Отпуск, проведенный на такой
вилле, можно сравнить лишь с пребыванием в раю.
   По лицам метра Довилье, нотариуса из Нанта, и его супруги легко  было
догадаться, что они в последние дни совсем не спали от горя.
   Эме Бришо чувствовал себя отвратительно. Он понимал, что мешает  этим
людям, которые тем не менее держались крайне учтиво, и от этого  у  него
на душе было еще  хуже.  Он  предпочел  бы,  чтобы  его  просто-напросто
выставили за дверь. Но, увы, этого не  принято  делать  по  отношению  к
полицейским.
   Он заерзал в честерфильдском кресле, обитом рыжеватой  кожей.  Кресло
это было просто чудом, при других обстоятельствах Бришо с  удовольствием
погладил бы его рукой.
   Сидевшие перед ним родители погибшей говорили по  очереди.  Время  от
времени мадам Довилье принималась потихоньку плакать.  Вероника  была  у
них поздним и, конечно, долгожданным ребенком. Когда она родилась, метру
Довилье было уже  сорок  пять,  а  его  жене  сорок  лет.  Она  была  их
единственной дочерью. Прекрасный ребенок, послушная девочка, отличница в
школе. С ней никогда не было никаких  проблем.  Ну  разве  что  Веронике
иногда бывало скучно с пожилыми родителями. Поэтому нынешним  летом  они
разрешили ей проводить время с группой сверстников  на  пляже.  Это  все
больше мальчики и девочки из хороших семей. Они все  вместе  ходили  под
парусом на яхтах типа "470" клуба "Пингвины". В этом месяце  она  дважды
отправлялась потанцевать: один раз в воскресенье вечером к Борегардам  -
это семья судовладельцев из Сен-Назера, ну а затем, 14 июля, - к  дочери
одного парижанина. Приезжие - очень пристойные люди, настаивали родители
Вероники, и поэтому они разрешили дочери задержаться до  полуночи.  Метр
Довилье сам должен был отправиться за ней на машине в назначенное время.
Но когда он приехал к  ее  приятелям,  Вероники  там  не  было.  Она  не
приходила. На это никто не  обратил  внимания,  ведь  там  было  столько
гостей. Парижане пышно отмечали  восемнадцатилетие  их  старшей  дочери.
Даже устроили небольшой фейерверк.
   Эме Бришо терпеливо выслушал все, что ему  рассказали.  Он  очень  им
сочувствовал, ведь вся жизнь этой супружеской пары была поломана.
   Раз двадцать инспектор порывался задать один и тот же вопрос,  но  он
все время застревал у него в горле. В конце концов вопрос этот вырвался,
да так прямолинейно, что Эме тут же об этом пожалел.
   - Прошу меня извинить, - сказал он,  -  но  вы  никогда  не  замечали
чего-нибудь связанного с наркотиками?
   Мадам Довилье разразилась рыданиями.
   - Господин инспектор, - с болью в голосе  произнес  нотариус,  -  это
просто невозможно.
   Он провел рукой по глазам.
   - Невозможно, повторяю я вам...
   Выходя от них, Эме Бришо сам себя обзывал негодяем. Он лишь  причинил
боль людям, которые и так уже достаточно настрадались. И все ради  чего?
Ведь ничего нового он так и не узнал.
 
*** 
 
   Когда Бришо вернулся в гостиничный номер, его встретил шум душа.
   - Ага, ну хоть тут дело пошло на лад. - Он подошел  к  порогу  ванной
комнаты  и  залюбовался  смуглым  атлетом,  усердно   растиравшим   себя
мочалкой.
   Корантэн ему подмигнул.
   - Снова готов к бою! - воскликнул он, но тут же нахмурился. - Шакалы.
   Они меня полностью обчистили. Ты был прав: мое удостоверение, жетон и
в придачу часы и зажигалку - настоящий "Дюпон" и к тому же подарок.  Они
все заорали. - Корантэн завинтил краны. - Дело ясное,  мне  подвернулась
матерая "съемщица". Она меня здорово купила на сексе.  Но,  поверь,  эта
стерва мне еще попадется!
   - Почему ты говоришь "мне"? - удивленно переспросил Бришо.
   - Потому что, я далеко не  первая  ее  жертва.  Просто  обычно  люди,
которые на ней обжигались, предпочитали не предавать дело огласке. Ясно,
что им не хотелось лишних разговоров.
   - Но в любом случае у тебя ведь нет никаких  доказательств.  Ты  даже
толком не знаешь, ее ли рук это дело.
   - Конечно, но мне на это наплевать, как-нибудь разберусь.
   Бришо подал ему банный халат.
   - Ты ей сказал, что ты из полиции?
   Корантэн перешагнул через край ванны.
   - За кого, ты меня принимаешь? Но вообще-то ты прав. Когда  тебя  вот
так обводят вокруг  пальца,  нечего  становиться  в  позу  героя.  -  Он
улыбнулся.  -  Скажи-ка  мне  лучше,  чего  это  на  тебя  так   странно
поглядывает твоя училка английского?
   Бришо скромно потупился.
   - Дженни мне не подложила свинью, как некоторые...
   - Окей, Меме, - вынужден был признать Корантэн, как человек,  умеющий
проигрывать, - первый раунд за тобой.
   Он пошел к  комоду,  чтобы  достать  чистую  рубашку,  но  по  дороге
остановился, словно что-то припомнив:
   - Меме, в принципе вопрос о твоей победе в этом  раунде  жюри  должно
рассмотреть еще раз.
   - Давай болтай, - отозвался  Бришо,  продолжая  обкусывать  щипчиками
ногти.
   Корантэн потер затылок.
   - В прошлый раз, когда ты прошелся по горничным,  ты,  если  помнишь,
подцепил капитальную гонорею. А может, я ошибаюсь?
   - Замолчи! Не то накаркаешь! - взвизгнул Эме, отшвырнув свои щипчики.
   Корантэн пожал плечами.
   - Посмотрим через девять дней. К  той  поре  ты  ведь  уже  будешь  в
Шамони?
   Бришо подскочил к нему и вывернул руки. Они сцепились.  Так,  слегка,
по-приятельски.
   - Гляди-ка, - заметил  Бришо,  -  что  это  у  тебя  на  руке?  Такое
впечатление, что тебя укололи в трицепс.
   Корантэн словно окаменел.
   - Меме, ты помнишь результаты вскрытия  Маринье?  У  него  тоже  были
следы укола на руке, - он прищурился. - Где у нас номер  телефона  этого
лекаря? Нужно ему сказать, чтобы он поскорее сделал  мне  анализ  крови.
Лишь бы не было слишком поздно. Чувствуешь, что я имею в виду?
   Эме Бришо с ошарашенным видом присел на краешек постели.
   - Я еще в состоянии что-нибудь соображать.
 
*** 
 
   Борис Корантэн положил трубку на рычаг телефона, стоявшего на  ночном
столике.
   - Вдова Маринье находится сейчас внизу, в холле. Ты же знаешь, что  я
попросил ее задержаться на несколько дней в Ла-Боли. Вот она и пришла.
   Несмотря на траур,  мадам  Маринье  выглядела  просто  восхитительно.
Черная блузка очень гармонировала с ее светлыми волосами.
   Корантэн смутился и постарался прогнать из головы невольно  пришедшие
фривольные мысли.
   Они  обменялись  несколькими  банальными  фразами.  Затем   Франсуаза
Маринье открыла сумочку.
   - Вот что я обнаружила сегодня утром в почтовом  ящике,  -  объяснила
она  и  протянула  ему  письмо.  Письмо  извещало  Жильбера  Маринье  об
увольнении  по  экономическим  причинам  с  выплатой  солидной  денежной
компенсации. Оно  было  датировано  тринадцатым  июля  и  подписано  его
начальником. Тринадцатое июля - канун смерти Жильбера.  Но  штемпель  на
конверте почему-то был проставлен лишь шестнадцатого.
   Корантэн постарался, чтобы Франсуаза не  заметила  блеснувший  в  его
глазах огонек.
   - Благодарю вас, - сказал он, - это  может  оказаться  крайне  важным
звеном нашего расследования. - Он прошелся по комнате.  -  Ответьте  мне
прямо. У вас не возникало ощущения, будто муж в последнее  время  что-то
скрывает от вас, что у него неприятности на работе?
   Франсуаза Маринье невидящим взглядом  уставилась  на  противоположную
стену.
   - Жильбер был таким скрытным, - пробормотала она. - Даже если у  него
что-то не клеилось, он ни за что не сказал бы мне.
   Корантэн сел рядом с ней.
   - Но бывают  такие  вещи,  по  которым  можно  о  многом  догадаться.
Изменение поведения, задумчивость, молчаливость...
   Она грустно улыбнулась.
   - Он и так не очень-то часто со мной разговаривал. Нет, уверяю вас, я
ни о чем таком не догадывалась. - Она недоуменно вздернула брови. -  Или
же я такая идиотка, каких мало. Что, впрочем, тоже весьма вероятно.
 
*** 
 
   Борис Корантэн долго провожал  взглядом  стройную  фигуру  Франсуазы,
которая уходила от него по улице среди горластых детишек с разноцветными
надувными кругами на шее, которых за руку тащили с пляжа родители.
   - Знаешь что, Меме? - пробормотал он.  -  Чем  больше  я  узнаю,  тем
меньше понимаю этого Маринье. - Вздохнул,  рассеянно  похлопал  себя  по
карманам. - Ладно. Звоню Баба. Вот уж не хочется этого делать! Ну что  я
ему скажу? Разве только попросить выделить нам еще розовых купонов? Ох и
задаст же он мне сейчас взбучку! - И вернулся в гостиницу.
   Бришо услышал, как у него за спиной сняли трубку.
   - Брось. - Он забрал у Бориса аппарат  и  назвал  телефонистке  номер
шефа Отдела по борьбе с наркотиками. -  Я  сам  это  сделаю,  так  будет
лучше. Я из него слезу выжму, расписывая твои злоключения.
   Корантэн прочувствованно затряс головой.
   - Ты настоящий друг, Меме, - сказал он, доставая из кармана сигареты.
Глава десятая
 
   Администратор "Лорда" не смог скрыть изумления при виде  полицейского
удостоверения, которое Эме Бришо вытащил из кармана.
   - А! - произнес он, поворачиваясь к Корантэну. - Вот оно что...  А  я
вчера даже и не догадался.
   В  голосе  его  слышалось  уважение,  правда,  с  некоторым  оттенком
язвительности.
   - Спасибо и на этом, - сквозь зубы ответил Корантэн.
   Громила пожал плечами.
   - Вы  уж  меня  извините,  но  вы  вчера  здорово  перебрали,  как  я
припоминаю.
   Они стояли в коридоре у самого входа. Там было  не  очень  шумно,  но
мимо них толпой шли клиенты, которым не терпелось поскорее дорваться  до
бара.
   -  Очень  может  быть,  -  прошипел  Корантэн.  -  Но  вы  мне  лучше
расскажите, как я ушел.
   Тут уж администратор не смог сдержать смеха.
   - Вы что, даже не помните?
   - Увы, нет! - воскликнул Корантэн,  притворяясь  смущенным.  -  Иначе
разве я вас спрашивал бы?
   Но по тому, как блеснули его глаза, администратор понял,  что  слегка
переборщил со своими шуточками.
   - Они вас втроем поддерживали, - пояснил он. - Эта девица, с  которой
вы  пришли,  и  двое  мужчин.  Один  высокий,  здоровый  такой  блондин,
непричесанный,  и  еще  один  верзила,  еще   более   светлый,   коротко
постриженный.
   - Они здесь часто бывают?
   - Девушка и блондин - да. Но тот, второй, нет. Как когда. И потом,  я
ведь тоже не каждый вечер дежурю.
   - Не представляете, кто бы это мог быть?
   Администратор едва сдержал улыбку.
   - Вы что же, не были знакомы с  этой  девицей  до  того,  как  пришли
сюда?
   - Вам-то что? - огрызнулся Корантэн. - Расскажите мне лучше подробнее
о блондине.
   Администратор наморщил лоб.
   - Представляете себе Жерара Депардье? Что-то в этом роде.
   Корантэн замер. Этого блондина он заметил в  баре  казино...  Он  еще
обменялся какими-то знаками с Шейлой.
   - Представляю, - пробормотал он. - А сегодня вы их здесь не видели?
   Администратор покачал головой.
   - Нет. Но я никуда не отлучался. Значит, их не было.
 
*** 
 
   На стенах вокруг всего зала были  развешены  шесть  слоновьих  голов,
периодически освещаемых то зеленым, то красным светом. На каждом столике
для украшения стояла голова Будды, подсвечиваемая изнутри. И почему  это
заведение называлось "Ла Гранж"?  Корантэн  на  мгновение  задумаются  о
таинствах ночного бизнеса. Шум здесь стоял децибелов на  тридцать  выше,
чем в "Лорде". Публика помоложе и раскованнее. Центр  зала  отведен  под
танцевальную площадку. Динамики бушевали во всю  мощь,  оглушая  публику
песнями модной в этом сезоне группы "Бони М".
   Корантэн прошел в более затемненную часть зала.
   - Сядь за столик, Меме. Вовсе незачем,  чтобы  они  засекли,  что  мы
пришли вместе, если они, конечно, здесь. Все-таки кто  его  знает?  А  я
пройдусь в сторону бара.
   Меме пошел через толпящихся  на  площадке  танцоров,  держа  руку  на
правом бедре, как раз там, где у него  в  кобуре  висел  специально  для
полиции выпускаемый "смит-вессон". Другую руку он не вынимал из кармана,
в котором лежали предусмотренные правилами наручники. Прежде  чем  выйти
из гостиницы, они как следует экипировались. Ведь они расследовали дело,
в котором фигурировало двое убитых. Тут уж следовало держать ухо востро.
***
 
   Борис Корантэн танцевал с первой подвернувшейся ему в баре  девушкой:
что ни говори, а на танцевальной площадке было темнее всего. Отсюда  ему
хорошо были видны все столики, освещенные Буддами.
   - Вы что, решили устроить тут скачки? -  спросила  его  разозлившаяся
партнерша. С начала танца ее партнер даже не заговорил с ней. Он  только
глупо улыбался, глядя по сторонам, но ни разу не взглянул на нее.
   Корантэн, казалось, только теперь  вспомнило  ее  существовании.  Она
насмешливо смотрела на него снизу вверх.  Ему  показалось,  что  девушка
очень злая, и он решил с ней не церемониться.
   - Привет и тысяча извинений, - сказал он, выпуская ее.
   Она ему больше была не нужна. Он уже успел увидеть то, что хотел.
   Расталкивая толпу локтями, Борис  пробрался  к  столику,  за  которым
расположился Бришо, и сел спиной к танцевальной площадке.
   - Она здесь, - сказал он, - и "Депардье" с нею. Иди посмотри на  них.
Они ведь тебя не знают,  но  ты  должен  их  знать  в  лицо,  это  может
пригодиться позже. Она сидит за столиком у самого края  танцплощадки,  а
он подпирает стену неподалеку. Сразу у нее за спиной.  Он  действительно
вылитый Депардье. Ты не можешь ошибиться. Потом переведешь взгляд метров
на семь-восемь вперед. Она светлая шатенка с пышной гривой.  В  вечернем
платье из зеленой парчи. На  ней  одной  из  всей  этой  толпы  вечернее
платье. К ней  пристает  какой-то  болван,  похожий  на  меня,  -  Борис
поморщился. - Только не такой симпатичный. К тому же толстый и потный.
   Тут он постучал указательным пальцем по своему лбу.
   - Чуть не забыл. Рядом с "Депардье" стоит еще один блондин, еще  выше
и здоровее. Похож на шведа. Во всяком случае явно нордического типа.
   Когда Бришо ушел, Борис плеснул  себе  солидную  дозу  виски  и  стал
ждать, потягивая из стакана.
 
*** 
 
   Они  уже  добрых  полтора  часа  сидели  в  ресторане,  когда  Бришо,
периодически ходивший на разведку, вернулся взволнованный.
   - Пошевеливайся, - крикнул он  сквозь  рев  динамиков.  -  Они  снова
зацепили "клиента".
   Корантэн с кошачьей грацией вскочил на ноги.
   Мгновение спустя он увидел, как сам должен был выглядеть вчера, когда
шел от бара к выходу из ресторана. С той только разницей, что с ним  это
произошло в другом месте.
   "Клиент"  с   позеленевшим   лицом,   спотыкаясь,   шел   к   выходу,
поддерживаемый с обеих сторон "Депардье" и "Викингом",  -  так  окрестил
второго блондина Корантэн. Позади них шла Шейла. Столпотворение там было
такое, что на них никто не обращал внимания. Минут за  десять  до  этого
один из посетителей свалился под стол, как это часто бывает  в  подобных
заведениях к концу вечера.
   "Они все-таки борзые ребята, - подумал Корантэн. - Ведь повторяя свой
номер, они рано или поздно попадутся. Даже если  и  будут  проворачивать
свои делишки в разных ресторанах".
   На улице все  происходило  по  отработанному  сценарию,  с  той  лишь
разницей, что на этот раз  они  решили  воспользоваться  "Фольксвагеном"
"клиента". Было видно, что они роются в его карманах в поисках ключей.
   Корантэн подбежал к взятому ими напрокат "Рено-5". Бришо уже сидел за
рулем.
   Обе машины выехали на шоссе. Первая  сразу  же  свернула  направо,  в
сторону Геранда. Бришо немного пропустил ее вперед и пристроился  сзади.
Следить за ними было легко: машина ехала довольно медленно.
   Километра через два она остановилась на обочине. Бришо затормозил  и,
погасив все огни,  спрятал  машину  в  углублении  живой  изгороди.  Они
выскочили как раз вовремя, чтобы заметить, как из первой машины на траву
вывалилось тело.
   "Фольксваген" же поехал дальше.
   Поравнявшись с ограбленным "клиентом", Бришо хотел остановиться.
   - Черт с ним! - крикнул Корантэн. - Ничего с ним не сделается. Поверь
мне, он просто спит. Потом с ним разберемся.
   Они ехали еще минут десять. Затем "фольксваген" притормозил и свернул
на грунтовую дорожку, уходившую направо, в довольно густой лесок.
   - Дело осложняется, - пробормотал Корантэн. -  Пропустим  их  немного
вперед, а затем последуем за ними.
 
*** 
 
   Борис Корантэн насупился:
   - Я же тебе говорил не заезжать колесами в колею, так или нет?
   Бришо расстегнул ворот рубахи и распустил узел галстука.  Говорил  не
говорил, а  дело  сделано:  он  забуксовал.  Севернее  Ла-Боли  как  раз
начинались  соленые  болота  Бриера.  Зыбкие  почвы,  подмываемые  снизу
грунтовыми водами.  Передние  ведущие  колеса  "Рено-5"  зарывались  все
глубже и глубже в грязь.
   - Дело дрянь, - прошептал Бришо.
   Корантэн крутил указательными пальцами, жест этот всегда помогал  ему
успокоиться.
   - Правильно понимаешь.
   Бришо принялся нервно молотить кулаками по рулю.
   - Ладно.  Совершенных  людей  не  бывает,  -  почему-то  по-английски
проговорил он.
   Корантэн даже улыбнулся.
   - Гляди-ка! Дженни действительно натаскивает тебя в английском.
   Он открыл дверцу.
   - Ладно, попробую подтолкнуть.
   Каждый раз, когда Бришо поддавал газу, на Бориса летела грязь  из-под
все глубже зарывавшихся колес. Он упирался  изо  всех  сил  без  всякого
толку. Вдруг за поворотом дороги блеснул луч фар.
   Скользя в грязи, Корантэн бросился к дверце машины.
   - Гаси все! - крикнул он. - Выключи мотор. Надо спрятаться.
   Бришо выругался, падая в кусты живой изгороди, куда увлек его  Борис.
Самшит довольно приятно пахнет, но у него предательски острые листья.
   - Будешь оплакивать свою судьбу позже,  -  прошипел  Корантэн  сквозь
зубы. - Прошу тебя, будь умницей и заткнись.
   Эме Бришо принялся яростно покусывать усы - листья  самшита  порезали
ему лицо.
   Они одновременно затаили дыхание: из "фольксвагена", который Корантэн
узнал по  шуму  мотора,  вылез  здоровенный  детина.  Силуэт  его  четко
просматривался в свете фар на фоне изгороди. Походкой и шириной плеч  он
напоминал того, кого они прозвали "Депардье".
   "Депардье" подошел к "Рено-5"- - Вот дерьмо, - выругался он. -  Капот
еще горячий. Что бы это значило?
   Он попятился назад. Тут в свете фар появился второй парень, "Викинг".
Похоже, выругался и он, но на каком языке,  ни  Корантэн,  ни  Бришо  не
поняли. По крайней мере, это не был ни английский, ни  немецкий.  Что-то
более гортанное и напевное.
   - Не нравится мне все это, - прохрипел "Депардье". - Отваливаем.
   Они пошли назад к своей машине.
   - У нас нет иного выбора, - прошептал Корантэн на ухо Эме Бришо.
   Бришо  согласно  кивнул  и  потянулся  к   поясу,   где   висел   его
"смит-вессон". Достал оружие и Корантэн. Перед ними  пятились  к  машине
призрачные фигуры двух негодяев, которые должны были хорошо  знать,  как
провел  свою  последнюю  ночь  Жильбер  Маринье   и   как   провела   ее
пятнадцатилетняя девчушка, избалованная родителями,  отличница,  умница,
умершая от избыточной дозы морфия в ночь на  14  июля  и  изнасилованная
после смерти.
   Корантэн осторожно встал на ноги.
   - Подождем, пока они сядут в машину, - сказал он, - а не то они  еще,
чего доброго, удерут.
   До "фольксвагена" было метров пятнадцать. В слепящем свете  его  фар,
скользя  по  грязи,  все  еще  перемещались  призрачные   силуэты   двух
грабителей.
   - Зайдешь справа, - приказал Корантэн, - со стороны  "Викинга".  А  я
займусь фарами.
   Они подождали еще пять  секунд,  не  выпуская  из  рук  оружия.  Едва
"Депардье" и "Викинг" успели  сесть  в  машину,  как  перед  ними  вдруг
вспыхнули фары "Рено-5". Яркий свет буквально  ослепил  их.  Прежде  чем
парни успели хоть как-то отреагировать, грохнули два  выстрела,  и  фары
"фольксвагена" разлетелись вдребезги.
   - Сыщики имеют фору, - осклабился Корантэн,  стремительно  выскакивая
из "Рено-5".
   - Полиция, - крикнул он. - Не двигаться!
   "Депардье" яростно распахнул дверцу. Но едва поставил ногу на  землю,
как рядом просвистела пуля. Он предпочел сесть обратно на свое место.
   "Мы тоже хороши, открыли пальбу, - успел  подумать  Бришо  и  тут  же
утешился: - Впрочем, на войне, как на войне".
   Он знал, что в тире  на  бульваре  Мак-Дональд,  у  ворот  Ла  Вийет,
Корантэн всегда слыл одним из самых лучших  стрелков.  Так  что  бояться
промаха не приходилось.
   Корантэн  подошел  к  "Фольксвагену",  держа  машину  на  мушке.   Он
поравнялся с "Депардье". Бришо сделал то же самое со стороны "Викинга".
   - Оба из машины! - приказал Корантэн. - И одновременно!
   Позеленевший от страха "Депардье" вылез наружу.
   - у вас что, крыша поехала? - закричал он. - Что это за игры? Что  мы
такого сделали?
   Корантэн жестом велел ему подойти к стоявшему в свете фар "Викингу".
   - Мы тебе все объясним, и, я думаю, ты все отлично поймешь.
   Он кивнул Бришо.
   - Спиной к спине, Меме!
   Проходя мимо него, Бришо взял наручники, которые  были  у  Корантэна.
Послышалось несколько металлических щелчков, и оба  грабителя  оказались
скованы  друг  с  другом  спиной  к  спине.   Корантэн   поставил   свой
"смит-вессон" на  предохранитель  и  сунул  в  кобуру  на  поясе.  Бришо
проделал то же самое. Оба громилы стыли теперь полностью нейтрализованы.
   - Где Шейла? - резко спросил Корантэн.
   "Депардье" отвернулся, презрительно поджав губы. Видно было,  что  он
еле  сдерживается,  чтобы  не  укусить  инспектора.  Грудь  его   нервно
вздымалась под модным блейзером цвета морской волны.
   - Я понимаю, что можно выпендриваться, когда есть на что надеяться, -
прошипел Корантэн. - Но ты-то спекся. Мы вас выследили, и Шейла  была  с
вами.
   Он ткнул рукой в темноту за "Фольксвагеном".
   - Там что? Небось, какая-нибудь ферма?
   "Депардье" по-прежнему молчал. Он лишь яростно двигал плечами.  Бришо
обыскивал его, проделав предварительно то  же  самое  с  "Викингом".  Он
извлек  из  кармана  "Депардье"  маленький   "стар"   калибра   6,35   с
перламутровой рукояткой, вытащил обойму.  Все  патроны  были  на  месте.
Бришо передернул затвор. В стволе тоже был патрон.
   Корантэн покачал головой.
   -  Ты  не  представляешь,  малыш,  как  правильно  ты  поступил,   не
воспользовавшись им!
   - Уж поверьте, что я пытался это сделать, - словно плюнул "Депардье".
   Бришо  нажал  на  спуск.  Раздался  сухой  щелчок,  но  выстрела   не
последовало.
   - Борис, - сказал он нарочито трагическим голосом,  -  этот  пистолет
заело.
   - Ну и черт с ним. Где Шейла? И поживее!  -  Корантэн  снова  вытащил
свой пистолет и взял его за ствол. - Я тебе сейчас  рукояткой  повышибаю
все зубы, подонок.
   За спиной у "Депардье" послышался голос "Викинга".
   - Не будь идиотом. Ты же видишь, что  он  готов  разделать  тебя  под
орех. Это же полицейская сволочь.
   "Викинг" вдруг задышал так, словно его достали из  петли:  это  Бришо
всадил ему в солнечное сплетение ствол своего пистолета. Явно  не  очень
ласково.
   - Микроавтобус, -  мучительно  выдохнул  "Викинг",  -  там,  в  конце
дорожки.
   Он  снова  задохнулся:  "Депардье",   словно   хорошо   тренированный
борец-дзюдоист, саданул ему обоими локтями под ребра.
   Корантэн подскочил к ним, поняв, что сейчас произойдет.
   - Первый, кто закричит, получит рукояткой в зубы.
   Оба грабителя отрывисто задышали. Судя по всему, в глазах атлетически
сложенного  полицейского  они  ясно  прочитали,  что  он  без  колебаний
выполнит свое обещание.
   - Меме, - сказал Корантэн, - прикуй-ка их к бамперу.
   Один наручник  щелкнул,  и  верзилы  оказались  сидящими  в  колее  у
переднего бампера "фольксвагена". Теперь, чтобы удрать, им  пришлось  бы
тащить за собой тысячу двести килограммов железа.
   Корантэн сунул пистолет обратно в кобуру.
   - Пойду прогуляюсь. А ты с них глаз не своди.
   Бришо наклонился, не выпуская из рук пистолета.
   - Мне, конечно, будет очень жалко испортить рукоятку, - сказал он,  -
но приказ есть приказ.
   "Депардье" с отсутствующим  видом  принялся  разглядывать  измазанную
грязью  складку  на  своих  брюках.  "Викинг"  сделал  вид,  что   решил
вздремнуть, опершись головой о бампер.
 
*** 
 
   Сразу за каменной оградкой в  ночи  что-то  тускло  светилось.  Борис
Корантэн замедлил шаг. Он достиг угла оградки. По другую сторону от  нее
на раскладном столике стояла керосиновая лампа, бросавшая  тусклый  свет
на пестро раскрашенный микроавтобус. Одна из машин,  на  которых  кочуют
хиппи и которые их Хозяева размалевывают  как  им  заблагорассудится.  В
темневшем за микроавтобусом лесу ухали совы. Раздвижная дверца с  правой
стороны была приоткрыта, внутри автобуса горел неяркий свет.  Луч  света
выхватывал из темноты оранжевую палатку,  стоявшую  на  лугу  по  другую
сторону от складного стола.
   Дикий кемпинг...
   Борис Корантэн, осторожно ступая по влажной траве,  подошел  поближе.
Для Атлантического побережья ночь была удивительно теплой. Да и  вообще,
лето в этом году стояло просто исключительное. Ничего общего  с  мерзкой
погодой, которой отличался июль в Одьерне в его детство.
   Подойдя вплотную к микроавтобусу, он заглянул  в  приоткрытую  дверь.
Его взгляду открылось именно то/ что  он  и  ожидал.  Сваленные  в  кучу
клетчатые  спальные  мешки,  одеяла  на  полу,  крохотная   кухонька   с
кастрюлями, тарелками, чашками, вилками, ножами и  ложками,  валяющимися
вперемежку  в  пластмассовом  бачке.  Полотенца,   тряпки,   полочки   с
пряностями, банками консервов, а с противоположной стороны на всю  длину
машины - металлическая рейка с  плечиками,  на  которых  висели  джинсы,
майки, мужские куртки и женские платья,  блузки  и  юбки.  На  полу  под
одеждой валялась груда обуви, бутылки  с  фруктовым  соком,  кока-колой,
пивом, вином и крепкими  напитками.  Там  были  и  стоптанные  кроссовки
"Адидас", и шикарные лакированные вечерние туфельки.
   Шейла сидела на корточках среди всего этого хозяйства. Перед  ней  на
перевернутой вверх дном кастрюле дымилась чашка  чая.  На  девушке  была
розовая майка и ничего больше. Сидела она  к  нему  спиной,  и  Корантэн
обратил  внимание  на  ложбинку  между  ее  ягодицами,  слегка  скрытыми
лежавшим  на  полу  одеялом.  В  правой  руке  Шейла  держала  крохотную
кисточку, а в левой - флакончик с лаком.  Корантэн  догадался,  что  она
красит ногти на ногах.
   Она даже не обернулась, когда Корантэн отодвинул в сторону  дверь  на
подшипниках.
   - Быстро вы управились, - заметила она. - Вас что,  назад  кто-нибудь
подвез?
   Он понял, что грабители по окончании "работы"  должны  были  отогнать
куда-нибудь "фольксваген".
   Не отвечая,  Корантэн  присел  на  корточки  позади  нее.  Она  снова
вернулась к действительности  секунд  через  двадцать  после  того,  как
закончила наносить лак на ноготь большого пальца  левой  ноги.  Корантэн
позволил ей это сделать: ноги у нее были действительно восхитительные.
   - Я ведь задала вопрос, - беззлобно сказала она.
   Он дотронулся рукой до ее плеча. Запрокинув  голову,  Шейла  медленно
повернулась и словно окаменела. И онемела.
   - Эй, послушай, - сказал он. - Это я, вчерашняя ваша добыча.
   Шейла выпучила от изумления  глаза  и  выронила  из  рук  кисточку  и
флакончик с лаком, который он успел подхватить на лету. Сжав колени, она
пыталась натянуть майку на бедра.
   - Как ты здесь оказался? - пробормотала она. - Что тебе надо?
   Он не отвечал. Она внимательно посмотрела на  него,  и  выражение  ее
лица вдруг изменилось.
   - Тебе лучше уйти отсюда! -  взвизгнула  она.  -  Мои  друзья  сейчас
вернутся.
   Он улыбнулся.
   - Нет, вряд ли.
   У Шейлы задрожали губы.
   - Это почему же?
   Он внимательно к ней пригляделся: от страха она стала  еще  красивее,
чем обычно. А может, просто в нем заговорил самец?.. Но  как  бы  то  ни
было, перед ним теперь была настоящая Шейла.
   Жестокая, бесчувственная, с циничным взглядом. Он  вновь  вспомнил  о
Маринье и Веронике, девочке, о которой ему по-прежнему почти  ничего  не
было известно, кроме того, как она умерла.
   - Оба твоих друга, - наконец сказал Корантэн, - валяются на  брюхе  в
сотне метров отсюда. Как и твоя сегодняшняя жертва. Только тот  валяется
в канаве у дороги. Ты должна понимать, кого я  имею  в  виду.  Толстяка,
который вспотел, обхаживая тебя в "Ла Гранже".
   Карие глаза Шейлы подернулись серой пеленой.
   - Так ты, значит, там тоже был... - пробормотала она.
   Она выпрямилась и протянула руку к планке с одеждой. Он  позволил  ей
снять оттуда халат, и она, не вставая с места, закуталась в него.
   - Чего тебе надо? Хочешь забрать свои деньги?  -  Она  скривила  рот,
пытаясь изобразить улыбку. Как этот рот был не  похож  на  тот,  который
ласкал его вчера в море у буйка...
   Борис кивнул.
   Шейла на четвереньках  подползла  к  небольшому  чемодану  из  желтой
свиной кожи. Щелкнули замки, и взгляду Корантэна открылась невообразимая
мешанина самых разных  вещей:  зажигалки,  авторучки,  часы,  бумажники,
удостоверения личности, карточка избирателя, членские билеты  спортивных
клубов, денежные купюры самых разных стран: французские,  швейцарские  и
бельгийские  франки,  немецкие   марки,   фунты   стерлингов,   доллары,
итальянские лиры.
   - Сколько у тебя при себе было? - безразличным тоном спросила она.
   Он вздохнул.
   - Четыре тысячи пятьсот.
   - Точно, -  сказала  Шейла  и  принялась  рыться  в  чемодане.  Затем
протянула пачку денег, по-прежнему сидя к нему спиной. Он взял.
   - Остальное!
   На свет появилась зажигалка "Дюпон".
   - И это еще не все.
   Шейла с удивлением посмотрела на него.
   - Что еще?
   Борис показал на удостоверение и жетон полицейского.
   Оторопев от неожиданности, Шейла уставилась на него.
   - Яне знала, - пролепетала она, - это  ведь  Эрик...  Так  это  ты  -
сыщик?
   - Я, конечно. А ты думала кто?
   Она откинулась к стенке автобуса. Ее била мелкая дрожь.
   - Не знаю... Кто угодно, только не  ты.  Ты  меня  обманул.  -  Шейла
нервно засмеялась. - Очень забавно придумано насчет торговца досками для
гробов. Даже у полицейских, оказывается, с юмором бывает все в порядке.
   Борис позволил себе улыбнуться.
   - У тебя что, так много жертв, что ты даже не знаешь, кто из них  мог
оказаться полицейским?
   - А твое какое дело? - огрызнулась она.
   - Так, просто интересно узнать, кто же в глазах  такой  сволочи,  как
ты, может считаться похожим на полицейского.
   Она покраснела.
   - Я думала, что это сегодняшний болван. Он был такой несимпатичный.
   Он расхохотался.
   - Эрику следовало тебя предупредить. Тупой у тебя сообщник.
   Ограбить полицейского и преспокойно  выйти  на  дело  уже  на  другой
день... Вот уж действительно надо иметь в башке опилки вместо мозгов! Он
на что надеялся? Что полицейский предпочтет не возникать?
   Она встрепенулась.
   - Но остальные-то не возникали. Ведь...
   - Что "ведь"?.. - Он не стал дожидаться ответа. - А, понимаю. Все это
тянется уже давно. И ни разу не было ни малейшей осечки.  Все,  кого  вы
грабили, не хотели поднимать шума, опасаясь скандала.
   Он подмигнул ей.
   - Конечно же, это ты додумалась до всего. Потому что те двое  годятся
только на то, чтобы  выносить  усыпленных  вами  простофиль.  Она  гордо
выпрямила спину.
   - Ладно, я тебе скажу. Я этим делом занимаюсь уже  три  года.  Каждое
лето. И по  всей  Франции.  Эрик  работает  со  мной  с  самого  начала.
Голландец примкнул к нам только  в  этом  году.  Это  его  микроавтобус.
Раньше у нас был фургончик "эстафетт". - Она засмеялась.  -  У  нас  его
украли в Круазике.
   Корантэн  понимающе  кивнул,   неторопливо   прошелся   взглядом   по
микроавтобусу.
   - Небогато, - с неодобрением произнес он. -  У  меня,  однако,  такое
впечатление, что дела у вас шли совсем неплохо.
   Она посмотрела на чашку с остывающим чаем.
   -  Я  тебе  скажу  вот  что,  -  встрепенулась  она.  -  Я   работала
секретаршей, и мне это надоело. Я  решила  скопить  денег.  Я,  конечно,
плачу Эрику и второму тоже. Но основная часть денег достается мне.
   - Доставалась, - поправил он ее. - Ты же прекрасно понимаешь, что все
кончено.
   Шейла, не мигая, посмотрела на него.
   - Да, - сказала она, - если только...
   Борис терпеливо ждал.
   - Я ведь могу быть очень приятной, - нежно прошептала она, распахивая
халат.
   Он жестом остановил ее.
   - Я это знаю. Это невозможно забыть. Но стоп! Мне не до шуток.
   Она заглянула в самую глубину его черных глаз и все поняла.
   - Жалко. Я думала, мы сможем договориться.
   - Нет, - отрезал он, - и тебе это прекрасно известно.
   Он показал на плитку.
   - Подогреть тебе чай?
   Она вскинула на него удивленные глаза.
   - Зачем? Ведь ты же меня заберешь.
   Он не стал этого отрицать, только спросил:
   - Но прежде мне бы хотелось кое-что узнать. Что вы  потом  сделали  с
высоким худым брюнетом, которому твой подельщик тоже впрыснул оксазепам,
прежде чем забрать у него тысячу  восемьсот  франков,  выигранных  им  в
казино? Это было вечером 14 июля.
   Она недоуменно посмотрела на него.
   - Как обычно, выбросили за городом.
   Он строго посмотрел на нее.
   - Ты уверена?
   Она растерялась.
   - Объясни мне, в чем дело?
   Он объяснил. Про сарай, изнасилование, смерть обоих.
   - Нет, клянусь тебе! - завопила она  и  на  четвереньках  поползла  к
двери. - Я здесь ни при чем!
   Он схватил ее за руку.
   - Не делай глупостей! Садись рядом со мной. Мы возвращаемся в город и
по дороге прихватим твоих приятелей.
   Микроавтобус тронулся  в  путь,  подпрыгивая  на  ухабах.  Когда  они
подъехали к "Фольксвагену", Корантэн велел Бришо отогнать его в сторону,
а сам тем временем загнал Эрика и голландца в микроавтобус и  пристегнул
их наручниками к кольцу на боковой стенке. Затем по дороге они подобрали
толстяка, который так и валялся там, где его выбросили из машины.
   Была половина третьего ночи, когда вся компания прибыла в полицейский
комиссариат Ла-Боли, и около трех часов, когда разбуженный  по  телефону
Иван Ле Коат приехал туда же.
   Как  только  он  увидел  эту  троицу,  его  недовольное  лицо   сразу
просветлело.
   - Ну что, негодяи, опять взялись за старое?
   Корантэн уставился на него, не веря своим ушам.
   - За что они опять взялись? Извольте объяснить!
   Бретонский полицейский пожал плечами.
   - Я этих троих отлично знаю. Ночью 14 июля они занимались любовью  на
стоянке у ресторана "Лорд". Прямо на клумбе, как в собственной  спальне,
- он игриво засмеялся. - Думаю, нет смысла вам объяснять, что я  тут  же
забрал их в кутузку. Просто для острастки. Остаток ночи  они  провели  в
участке.
   Корантэн искоса взглянул на Брито.
   - А в котором часу это было?
   Ле Коат, почти не думая, ответил:
   - Где-то около половины второго.
   Корантэн почувствовал, как на него навалилась усталость.
   Администратор из "Лорда" совершенно уверенно заявил, что  вся  троица
покинула ресторан вместе  с  потерявшим  сознание  посетителем  до  часу
ночи...
   - Ну что, я ведь сказала тебе правду! - завопила Шейла.
   Корантэн отвернулся.
   - Ладно! Займемся сегодняшним случаем. -  Он  печально  посмотрел  на
Бришо и пробормотал: - Да, старик, думаю, что след теряется в песках.
   Дежурный вытащил на  середину  комиссариата  большущий  стол,  принес
пишущую машинку. Ле Коат взял журнал задержаний  и  принялся  вносить  в
него под соответствующим порядковым номером сведения о трех задержанных:
время, место и причину  ареста.  Далее,  как  и  надлежит,  он  составил
протокол задержания и дал по очереди Шейле, "Депардье" и  голландцу  его
подписать. Затем сверился с висевшими на стене часами и проставил  время
начала допроса. Когда все формальности были исполнены, он  повернулся  к
Корантэну.
   - Начнете допрос сами? - любезно предложил Ле Коат.
 
Глава одиннадцатая 
 
   Дверь 203-го номера, как раз перед их комнатой, была открыта настежь.
Эме Бришо прошел мимо, не повернув даже головы. Он так зевал,  что  едва
не вывихнул челюсть. Было семь часов утра. Всю  ночь  они  проторчали  в
комиссариате. Теперь он валился с ног от усталости и единственное, о чем
сейчас думал,  -  поскорее  завалиться  в  постель.  Зарыться  в  свежие
простыни, накрыться пушистым одеялом.  И  не  забыть  закрыть  ставни  и
задернуть поплотнее шторы.
   Хотя Борис Корантэн тоже  чувствовал  себя  не  лучше,  чем  Эме,  он
все-таки заглянул  в  распахнутую  дверь.  Из  чистого  любопытства.  Он
остановился в коридоре, дав время Бришо зайти в  номер.  Прямо  напротив
него, в конце узкого коридорчика перед ванной комнатой, девушка в  белых
шерстяных гольфах с красной и синей полосками, в белых теннисных  туфлях
и коротеньких шортах, с ракеткой в руках  отрабатывала  теннисные  удары
перед зеркалом своего шкафа.
   Борис осторожно отступил назад, стараясь  казаться  как  можно  менее
заметным: до пояса девушка была обнажена. Небольшие, но упругие, налитые
груди подпрыгивали в такт каждому взмаху ракетки.
   "Ни фига себе, - подумал он и почувствовал,  что  ему  совершенно  не
хочется спать. - Рай, оказывается, находится совсем  рядом,  в  соседней
комнате..." Увлеченная своим отражением в зеркале, девушка и  не  думала
смотреть по сторонам. Должно  быть,  дверь  была  плохо  закрыта,  и  ее
распахнуло сквозняком, который, наверное, послал сам Господь Бог,  чтобы
вознаградить Корантэна за ночные  неприятности  и  вернуть  ему  вкус  к
жизни. Скорее всего, девушка совсем недавно поселилась в гостинице: ведь
еще накануне комната казалась необитаемой.
   - Клодин, - произнесла девушка, - сколько ты еще будешь пришивать эту
чертову пуговицу? Мы же опоздаем на урок к половине восьмого.
   У нее был звонкий и чистый голос, но и тот, который ответил, тоже был
молод и задорен.
   - Скажи лучше спасибо, что я согласилась помочь тебе.
   "Как хорошо,  что  у  человека  есть  глаза",  -  подумал  счастливый
Корантэн.
   Девушка засекла его, когда завершала  великолепный  удар  слева.  Она
застыла  как  вкопанная,   скрестив   ноги,   запыхавшаяся,   с   высоко
вздымающейся грудью и округлившимися от изумления глазами.  У  нее  были
белокурые, коротко постриженные волосы,  розовые  губки  и  ослепительно
белые, безупречно ровные зубы.
   Он заморгал, как будто его покрасневшие от бессонницы глаза  ослепило
солнце, и мягко улыбнулся.
   - Какая жалость...
   Она резко закрыла руками грудь, отшвырнув ракетку, которая покатилась
по ковру.
   - О нем вы жалеете? - в звенящем голосе был вызов.
   Борис оперся плечом о дверной косяк, положив правую  руку  на  бедро,
где у него висел пистолет. Не хватало еще неловко дернуться  и  выронить
его на пол. Это всегда производит плохое впечатление.
   - ..
   Что красивым девушкам не  разрешают  играть  в  теннис  с  обнаженным
бюстом.
   Девушка осмотрела его с головы до ног, должно быть, осталась довольна
тем, что увидела, и в глазах у нее загорелся лукавый огонек.
   - Иди-ка взгляни, Клодин, - позвала она. -  В  коридоре  стоит  плохо
выбритый мужчина и пялится на меня.
   Корантэн машинально дотронулся до щеки. Что правда, то правда: он  за
ночь покрылся колючей щетиной.
   В конце коридорчика появилось создание, как две капли воды похожее на
первую девушку. Те же гольфы, те же туфли и  шорты.  Такая  же  молодая,
только длинноволосая и не блондинка, а шатенка. Несмотря на то, что  она
была в рубашке, Корантэн опытным взглядом заметил, что у  нее  такая  же
молодая упругая грудь, как и у ее подружки.
   Клодин схватилась обеими руками за голову.
   - Боже мой! - воскликнула она. - "Черный  человек"!  Ты  что,  с  ума
сошла?
   У Корантэна от удивления отвисла челюсть.
   - "Черный человек"? - удивленно переспросил он. - Это еще что такое?
   Клодин схватила подружку за руку.
   - Жинетт, я боюсь!
   - Клодин повсюду мерещится "черный человек",- - объяснила  Жинетт.  -
Она вообще ужасная трусиха.  Согласна.  Вы,  конечно,  брюнет...  -  она
плотнее прижала руки к груди, - но вид у вас вовсе не злой.
   Он чуть не сел на пол. Удивительное дело! Они  не  были  знакомы.  Он
увидел ее с обнаженной грудью, и вот она  уже  заигрывает  с  ним.  Нет,
положительно, все барьеры рушатся в  период  отпусков.  Полное  забвение
всяких запретов!  Полная  вседозволенность.  Перед  ним  явно  были  две
секретарши лет двадцати двух -  двадцати  пяти.  Две  подружки,  которым
пришлось целый год отказывать  себе  во  всем,  чтобы  поехать  на  две,
максимум на три недели в Ла-Боль. И  похоже,  что  они  настроены  были,
Жинетт по крайней мере, использовать эту поездку на всю катушку.
   Клодин протянула Жинетт рубашку, и та на мгновение  исчезла  из  поля
зрения Корантэна. Но очень скоро появилась вновь. Вид у нее  теперь  был
вполне приличный.
   - Меня зовут Борис и у меня номер 204, - объяснил он.
   Клодин улыбнулась. Объяснение вполне успокоило ее: все-таки сосед.
   Борис произнес несколько банальных фраз о том, как ему приятно с ними
познакомиться, затем провел рукой по подбородку.
   - Извините меня за мой вид, но я только возвращаюсь домой, - смущенно
добавил он.
   - Ага! Понятно!  -  По  тону  Жинетт  чувствовалось,  что  ее  вполне
устраивает такое объяснение.
   Клодин тряхнула головой, рассыпав по плечам волосы.
   - Тем хуже для вас. После веселья всегда наступает  похмелье!  -  Она
строго погрозила ему пальцем, как учительница  в  школе  набедокурившему
ученику, чем окончательно смутила Бориса.
   - Скажите, пожалуйста, - он нахмурился, - "черный человек" - это что,
пугало?
   Клодин звонко рассмеялась.
   - Мы приехали  вчера  в  полдень.  Солнышко  светит,  печет,  ну  мы,
конечно, сразу рванули на пляж. Туда, вниз. "Пингвины", если вы  знаете,
о чем речь. Клуб любителей походить под парусом. Там яхты "470".  Вокруг
было полно подростков лет  пятнадцати-шестнадцати.  Они  рассказали  нам
страшную  историю.  Одна  их  подружка  умерла...  Похоже,  ее  убили...
Насколько я поняла, за ней часто следовал какой-то "черный  человек".  -
Она хлопнула себя по лбу. - Забыла, как ее звали. Ты не помнишь, Жинетт?
   Жинетт поспешила ей на помощь.
   - Вероника, - сказала она. - Я  так  поняла,  что  это  действительно
ужасная история.
   Память Корантэна заработала  с  лихорадочной  быстротой.  "Пингвины".
Клуб "Пингвины"... Эме Бришо говорил о нем после визита к Довилье...
   - И это все? - спросил он, не в силах сдержать возбуждение. -  А  что
же это такое - "черный человек"? Негр? Белый, но черноволосый и  дочерна
загоревший?
   Смутившись, он замолчал; обе девушки с удивлением уставились на него.
   - Эге! - воскликнула Жинетт. - Вы что, из полиции?
   Он почесал затылок и с виноватым видом признался:
   - Что-то в этом роде.
   Жинетт рассмеялась.
   - По крайней мере, хоть в гостинице мы будем под защитой.
   Она наклонилась, чтобы поднять ракетку.  Через  разрез  шортов  стала
видна аккуратная  впадинка,  с  которой  начиналась  ее  круглая  попка.
Корантэн напустил на себя целомудренный вид.
   - Вы здесь новички, - сказал он. - А я все знаю. Не  позавтракать  ли
нам вместе?
   Жинетт снова оценивающе посмотрела на него.
   - Что до меня, то я за, - весело согласилась она. - А ты, Клодин?
   - Вы хотя бы побрейтесь. - Клодин взяла свою спортивную  сумку.  -  И
постарайтесь немного поспать.
   Они, приплясывая, направились к лестнице.
   - Девушки, - крикнул им вслед Корантэн, - а где мы будем завтракать?
   Жинетт повернулась к нему, выставив вперед грудь.
   - Рядом  с  "Пингвинами"  есть  закусочная.  Подходите  к  часу.  Вас
устраивает это место?
   Корантэн помахал им рукой и бросился в свой номер.
   - Меме, - крикнул он, - я узнал что-то такое, что все меняет.
   Он остановился на пороге.
   Эме Бришо храпел, лежа в солнечных  лучах.  Прежде  чем  рухнуть,  не
раздеваясь, на постель, он успел  только  расшнуровать  и  снять  туфли.
Корантэн заботливо раздел его до майки и трусов  и  уложил  под  одеяло,
подоткнув плотно со всех сторон, как это любил делать сам Бришо.
   Затем закрыл ставни, задернул шторы. Проделав все  это,  он  позвонил
телефонистке отеля и попросил разбудить  его  в  двенадцать  часов  дня.
Затем лег и немедленно уснул.
 
Глава двенадцатая 
 
   Борис Корантэн на секунду отвел взгляд в сторону. Клодин шла  к  морю
на фон.
   В развевающихся по ветру разноцветных флажков  и  яхт,  вытянутых  на
песок неутомимыми спортсменами. На ней был красивый  розовый  купальник,
который занятно будет  рассмотреть  поближе,  когда  его  обладательница
выйдет из воды.
   Клодин скрылась в брызгах пены. Он вздохнул.  Полчаса  тому  назад  в
закусочной Борис понял, что у него с  ней  может  получиться.  Это  было
нечто большее, чем простое предчувствие,  -  уверенность.  Если  девушка
вдруг ни с того ни с сего говорит  грудным  голосом:  "Впервые  в  жизни
вижу, что полицейский может походить на олимпийского чемпиона,  прокутив
всю ночь напролет!" - значит, эта девушка заранее на  все  готова.  Пока
они завтракали, Клодин сквозь полуприкрытые веки не переставала  изучать
внушительную мускулатуру  Корантэна.  Впрочем,  то  же  самое  делала  и
Жинетт, только немного сдержаннее. Он готов был поспорить,  что  из  них
двоих Клодин была большей любительницей порезвиться в постели. К тому же
она чертовски хороша в этом купальнике.
   Он перевел  взгляд  на  Жерара,  подростка,  с  которым  ему  удалось
завязать разговор по довольно пустяковому поводу. Группе ребят никак  не
удавалось справиться с вантами одной из яхт. Корантэн любезно  предложил
им свою помощь. И его ловкость сотворила чудо. Сгрудившись  вокруг  него
на песке, дюжина мальчишек и девчонок засыпали "старика" с мощными,  как
у преподавателя гимнастики, мышцами техническими вопросами. В отличие от
большинства  взрослых,  он  не  напускал  на  себя   снисходительный   и
насмешливый вид, держался с ребятами на равных.
   Очень быстро Борис остановил свой выбор на Жераре. На его взгляд,  он
лучше других мог ему помочь в намеченном деле. Лет шестнадцати  на  вид,
Жерар выглядел более зрелым и вдумчивым, чем его сверстники. С ним можно
было говорить обо всем напрямую. Борис дождался момента, когда подростки
перестали  наседать  на  него,  как  на  музейный  экспонат,  и   начали
разбредаться по сторонам. Кто-то отправился поплавать  на  яхте,  кто-то
разлегся на песке, чтобы позагорать на жарком солнышке.
   Еще нежное, но уже мужающее лицо Жерара, который  мечтательно  глазел
на пляжников и на лодки, ласкал ветерок.
   "Пожалуй, его нелегко будет вызвать на  откровенность..."  -  подумал
Корантэн и решил говорить без обиняков.
   - Теперь моя очередь попросить вас о помощи, - он обратился к  Жерару
как ко взрослому, и тот оценил это.
   - Меня? - переспросил он. - Хотел бы я знать, чем это я  мог  бы  вам
помочь!
   Его реакция на, слова Корантэна  была  вполне  естественной.  Что  ж,
хороший знак.  И  вообще,  здесь,  на  пляже,  где  никто  не  выделялся
костюмом, а на всех  были  одинаковые  плавки  и  купальники,  разговоры
завязывались гораздо легче и проще.
   - Речь идет о чем-то очень и очень важном, - сказал Корантэн.
   Подросток нахмурил слипшиеся от морской соли брови.
   - Ты очень быстро все раскусишь, - сказал Корантэн. - Я - полицейский
и пытаюсь понять, отчего все-таки умерла Вероника Довилье. Вы ведь с ней
были знакомы.
   Казалось, что вся зелень моря отразилась  в  светлых  глазах  Жерара.
Словно на  них  набежала  волна.  Он  набрал  пригоршню  песка  и  начал
просеивать его сквозь пальцы.
   - Думаю, что не смогу вам ничем помочь, - пробормотал он, - хотя  мне
очень хотелось бы это сделать.
   Корантэн понял, что настало время объясниться. Подросток замкнулся  в
себе. Случай, в общем-то, классический:  ему  достаточно  было  услышать
слово "полицейский"...
   - Нужно, чтобы  о  Веронике  осталась  светлая  память,  -  продолжал
Корантэн. - Ты хороший парень, Жерар. Ты знаешь, что случилось.  Она  же
была в  вашей  компании...  А  теперь  ее  родителям  необходимо,  чтобы
восторжествовала правда. Вероника стала жертвой  сумасшедшего.  Если  не
принять меры, могут появиться новые жертвы. Дело очень важное.  И  нужно
во что бы то ни стало узнать всю правду. - Он прикусил губу.
   - Мы должны, мы обязаны защитить вас всех. Во что  бы  то  ни  стало.
Иначе наша жизнь ни черта не стоит. Но без вашей помощи сделать это  нам
не удастся.
   Жерар рассеянно смотрел вдаль, но чувствовалось, что он  неравнодушен
к теме разговора.
   - Сами понимаете, месье, мы только об этом и говорим... От нас многое
скрывают, ссылаясь на наш возраст, - сказал он и печально рассмеялся.  -
Но у нас тоже есть глаза и уши.
   Жерар повернулся к Корантэну.
   - Вот уж во что я не  могу  никак  поверить,  так  это  в  историю  с
наркотиками. Вероника - и наркотики. Полная чушь! Зато человек,  который
повсюду следовал за ней...
   Корантэн с трудом сдержался.
   - Интересно, - спокойно произнес он, - а мне никто никогда об этом не
говорил.
   Жерар зачерпнул еще пригоршню песка.
   - Это все началось дней восемь назад, - начал он. -  Какой-то  тип  с
черными волосами и очень пристальным, прямо-таки  суровым  взглядом.  Он
все время вертелся возле нас. Однажды после обеда мы отправились в город
побаловаться мороженым и поглазеть на витрины. Так вот, он отправился  с
нами. Мы зашли в книжный магазин.
   Вероника принялась листать книжку, я еще  запомнил  название,  потому
что  стоял  рядом  с  ней:  "Большой  Мольн"  Алена  Фурнье.  Этот   тип
пристроился у  нее  за  спиной.  Он  так  терся  о  нее,  что  она  даже
отшатнулась. Он стал что-то ей нашептывать на ухо, я  не  расслышал,  но
скорее всего,  какую-то  мерзость.  Вероника  прогнала  его  прочь.  Она
покраснела как рак и ни за что на свете не  соглашалась  повторить  мне,
что он ей такого сказал.
   Корантэн уже все понял.
   Жерар был влюблен в Веронику первой любовью, нежной и  романтической,
и ее смерть потрясла его.
   - А потом... Потом он снова стал к ней приставать? -  поинтересовался
Борис.
   - Ода! - Ноздри Жерара раздувались от  гнева.  -  Но  теперь  уже  не
подходя близко. Он все время маячил в стороне, не сводя с Вероники глаз.
Когда мне это надоело, я сказал: "Пойду разобью ему морду".  Но  она  не
дала мне этого сделать. Он, наверное,  все  понял,  потому  что  тут  же
смылся. Но, уходя, он все равно смотрел в нашу сторону своими противными
масляными глазками.
   - Когда это было?
   Жерар задумался.
   - Накануне, - пробормотал он.
   - А 14 июля вы его видели?
   - Нет. Хотя, конечно, ждали, что он вот-вот появится. Я даже попросил
Марка, это руководитель клуба, вышвырнуть его вон, если он появится.  Но
он так и не пришел.
   Корантэн тоже принялся просеивать сквозь пальцы песок.
   - Как ты думаешь, сколько ему приблизительно лет?
   Паренек с удивлением посмотрел на него.
   - Не знаю. Ну так.., старик вообще-то. Волосы  явно  крашеные.  -  Он
едва заметно покраснел: у Корантэна в волосах поблескивала седина.
   - Я имею в виду - настоящий старик, - поправился Жерар. - Лет сорок -
пятьдесят, точнее не могу сказать. Может, и моложе.
   Корантэн едва удержался,  чтобы  не  улыбнуться...  Естественно,  для
Жерара после двадцати пяти все старики.
   - Почему же вы об этом никому не рассказали?
   Жерар возмутился.
   - Но, черт побери, - воскликнул он, как и подобает истинному  нантцу,
- нас об этом никто не спрашивал!
   Корантэн пообещал  себе  в  дальнейшем  не  щадить  профессионального
самолюбия Ле Коата и его людей. Так халтурно работать...
 
*** 
 
   Тренер парусного клуба ни разу не видел "черного человека".  Корантэн
пожалел, что не прихватил с собой фотографию Маринье, чтобы показать  ее
Жерару. По крайней мере, теперь он бы знал,  не  бухгалтер  ли  был  тем
"стариком", который так интересовался Вероникой...
   Он заколебался, не  зная,  что  предпринять,  и  вернулся  к  Жерару.
Поделился с ним своими сомнениями. Спросил, когда  можно  прийти,  чтобы
показать ему это фото. Может быть, к нему домой сегодня вечером?
   Жерар дал ему свой  адрес.  Они  назначили  встречу  на  девятнадцать
часов, как раз перед обедом.
   На Корантэна обрушился холодный душ. Он завопил. Стоя позади,  Клодин
и Жинетт вытряхивали на него свои мокрые полотенца. У него даже  мурашки
побежали по спине, когда  он  убедился,  что  их  купальники,  намекнув,
весьма условно  прикрывали  то,  что  должны  были  надежно  прятать  от
посторонних глаз.
   - Итак, господин гуляка, -  воскликнула  Клодин,  -  вы  что,  решили
вздремнуть?
   Корантэн отчаянно замотал головой.
   - Быстренько в воду, там вы непременно проснетесь!
   Он схватил девушек за руки и потащил за собой в воду.
   Они тут же перестали вопить и, словно две наяды,  стали  резвиться  и
плескаться вокруг него.
 
*** 
 
   Эме Бришо с  недовольным  видом  остановился  перед  Корантэном.  Тот
отложил в сторону ложечку, которой ел ванильное мороженое.
   - Меме - мой помощник, - представил он, - а это - Клодин и Жинетт.
   Обе девушки заерзали на своих местах.
   Бришо пробормотал что-то банально вежливое и наклонился к Корантэну.
   - Пока ты любезничаешь на пляже, я вкалываю, как сумасшедший.
   - Ну да! - Корантэн снова зачерпнул ложечкой мороженое. - Это с тобой
случилось впервые в жизни.
   Бришо придвинул к себе металлический стул. Ножки его заскрежетали  по
бетонному полу. Клодин заткнула руками уши.
   -  Извините,  -  смутившись,  произнес  Бришо  и  вновь  склонился  к
Корантэну. - Сто шестьдесят  километров  -  и  все  зря.  Капелло,  шефа
Маринье по "СЕКАМИ", сейчас в Сен-Себастьян-сюр-Луар нет. У него отпуск.
И он проводит его в Ла-Боли.
   Корантэн понял, что  он  что-то  недоговаривает  из-за  девушек.  Все
замолчали. Наконец Жинетт кашлянула в кулачок.
   - Мы не обидимся. Работа есть работа.
   Корантэн по-приятельски улыбнулся ей.
   - Спасибо, - сказал он. - Но, я думаю, еще успеется.
   Жинетт покачала головой.
   - Давайте без церемоний! Мы пойдем попялимся на витрины, Окей?
   - Спасибо, - не сдержался Бришо, - вы - просто умницы!
   - А кто тебе сказал, что я  мог  связаться  с  дурочками?  -  деланно
возмутился Корантэн. - Ну давай, что у тебя там за секрет такой?
   Бришо потер подбородок.
   - Не очень-то у  него  любезная  секретарша.  Страшная  стерва,  если
сказать по правде. Но все-таки мне удалось узнать пару-тройку любопытных
вещей. Она подтвердила,  что  застенографировала  письмо  об  увольнении
Маринье утром 13 июля, отпечатала в тот же  день,  но  отправила  только
шестнадцатого, потому что потеряла адрес, по которому  Маринье  уехал  в
отпуск. Я у нее, конечно,  поинтересовался,  какова  причина  увольнения
Маринье. Она долго лепетала об упадке экономики, о том,  что  сокращения
сейчас частое явление в их районе, но все-таки я из нее вытянул истинную
причину.
   - Выходит, не такая уж она и стерва, - вставил Корантэн.
   - Не обольщайся, - ответил Бришо. - Просто она из тех, кто  не  может
хранить секретов. Шеф "СЕКАМИ" хотел  произвести  уплотнение  персонала,
поэтому передал весь бухгалтерский учет в ведение  специального  центра.
Это позволило ему сэкономить двадцать процентов на налогах  и  сократить
общие расходы.
   Корантэн положил ложку.
   - Что ж, это теперь не редкость. - Он проверил принесенный официантом
счет. - Я так понимаю, что  ты  уже  разузнал  адрес  Капелло  здесь,  в
Ла-Боли.
   Бришо вместо ответа вытащил из кармана листок бумаги.
   - Эспланада Венуа, 27, - прочел Корантэн. - На самом берегу моря и  в
шикарном квартале. Неплохо, похоже, идут дела у месье Капелло. Нужно это
проверить - и немедленно.
   Клодин и Жинетт под ручку возвращались назад.
   Корантэн встал.
   - Вы меня, конечно, убьете, - притворился он  расстроенным,  -  но  я
вынужден вас покинуть.
   Девушки огорченно пожали плечами.
   - Но прошу не забыть, - добавил Корантэн, - что мы обедаем вместе.
   Они снова повеселели.
   - В восемь вечера в  "Ла  Пуасонри",  годится?  Я  закажу  столик  на
четверых.
   - На пятерых, - поправил его Бришо с гордым видом. - У Дженни сегодня
свободный вечер.
 
*** 
 
   Когда незадолго до обеда Корантэн пришел к  Жерару  домой  и  показал
фотографию Маринье, его ждало разочарование. Подросток не опознал в  нем
человека, который преследовал Веронику.
 
Глава тринадцатая 
 
   Луис Капелло плавно вытащил правый  ящик  своего  письменного  стола,
инкрустированного рогом буйвола. Эту замечательную вещь  по  его  заказу
сделал один декоратор, голландец по матери, с которым он познакомился во
время поездки в район месторождения олова, недалеко от Семаранга.  Нужно
было изучить возможность его дальнейшей разработки. Вообще, шеф "СЕКАМИ"
много путешествовал. Ведь повсюду в мире требуется взрывчатка не  только
для военных, но и для промышленных целей. Торговля  взрывчаткой  -  дело
верное. Спрос на нее всегда обеспечен, а всякие формальности и  контроль
так легко обойти...
   - Сигарету, сигару? - предложил он Корантэну приятным баритоном. -  А
может, жевательную резинку?
   Капелло держал в руках новый пакетик жевательной резинки; сигареты  и
сигары, видимо, лежали в ящике стола.
   Корантэн вежливо отказался.
   - Спасибо, мне ничего не надо.
   Он не ожидал, что  окажется  в  обстановке,  довольно  необычной  для
старого промышленника, хотя тот был еще поджар  и  мускулист,  с  гривой
черных, не по годам, волос. На вид ему было лет пятьдесят пять, а может,
и больше, и, скорее всего, волосы у  него  были  крашеные.  Но  выглядел
Капелло очень молодо. Должно быть, он занимался спортом, а  уж  утреннюю
зарядку точно делал. Черные полосы на одной стене, ткань синевато-серого
цвета на других, мягкие диванчики, утопающие в белых, красных  и  черных
подушках,  массивные  серебряные  бра,  освещающие  белый   лакированный
потолок, низенький, покрытый ярко-красным лаком столик, инкрустированный
поделочными камнями, - словом, салон  летнего  дома  Капелло  производил
впечатление  чего-то  изысканного  и  анахроничного   одновременно:   на
инкрустированном венецианском комоде плавилась пахучая  свеча,  а  прямо
над ней висела картина Леонора Фини  с  изображением  некоей  призрачной
купальщицы.
   Конечно,  прежде  чем  попасть  сюда,  Бришо  и  Корантэну   пришлось
преодолеть такое препятствие, как метрдотель, да и хозяин дома  заставил
их подождать. Причем долго, больше двадцати минут. Появившись,  наконец,
он одарил инспекторов той снисходительной  и  презрительной  учтивостью,
какую сильные мира сего всегда выказывают по отношению к своим слугам, к
каковым они, собственно, относят и полицейских.
   Луис Капелло развернул сразу две пластинки жевательной резинки и взял
их в рот с ладони. Этот  далеко  не  изысканный  жест  плохо  вязался  с
утонченной обстановкой салона. Но так уж всегда бываете  нуворишами:  их
прошлое нет-нет да и выглянет из-под внешнего лоска.
   - Мы переживаем период кризиса, как вам  известно,  -  не  переставая
чавкать,  произнес  он.  -  Вот  мне  и  пришлось  пойти  на  сокращение
персонала...
   Корантэн подумал про  себя,  не  приходила  ли  ему  мысль  сократить
расходы за счет серебряных бра и заказных инкрустированных столов.
   Чавканье стало просто невыносимым.
   - И все-таки мне не хотелось бы думать, что  бедняга  Маринье  совсем
потерял голову, получив письмо о сокращении штата.
   - Об увольнении, - внес поправку Корантэн.
   Капелло не стал возражать.
   - Тут я могу вас успокоить, - разозлился Корантэн.  -  Письмо  пришло
только 16 июля. Через два дня после его смерти.
   Лицо прожженного дельца просветлело.
   - Уф! Это мне больше нравится, - пробормотал он.
   "Что кому нравится", - подумал Бришо, потея. Он  всегда  потел,  если
чувствовал себя не в своей тарелке. А в этом деле он себя именно  так  и
чувствовал. Странная особенность: когда он видел, как люди кичатся своим
богатством, его бросало в пот. Это было сильнее  его.  Он  повернулся  к
широченному окну, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, созерцая солнечный
закат на фоне  розовых  и  зеленых  облаков,  сгрудившихся  вдалеке  над
золотисто-желтым океаном. После обеда задул ветер,  и  завтра,  конечно,
погода будет хуже, чем сегодня.  Даже  сейчас  можно  предположить,  что
ночью будет довольно свежо. Не  то  что  эта  противная  и  душная,  как
парилка, комната, в которой он сейчас вынужден сидеть  и  контролировать
каждое свое слово и жест.
   Луис Капелло переложил свою жвачку за правую щеку.
   - Я узнал о смерти бедняги Маринье из газет, - произнес он,  сглотнув
слюну. - Какой ужас! Он так давно работал у меня. Он  всегда  был  такой
пунктуальный, работящий, честный малый. Как мне было догадаться,  что  у
меня под боком скрывается настоящий доктор Джекилл или мистер Гайд?..
   Корантэн отвел  взгляд  в  сторону.  Сегодня  с  самого  утра  газеты
навесили на Маринье этот ярлык. Они все словно  с  цепи  сорвались,  как
будто  местные  группировки,  оказывавшие  давление  на  газеты,   вдруг
отменили обет молчания. Даже в Париже пресса начинала поднимать страшный
шум.  Когда  он  докладывал  Чарли   Бадолини   по   телефону   о   ходе
расследования,  не  забыв  сказать  о  находке  розовых  купонов,  чтобы
подсластить пилюлю, шеф  зачитал  ему  несколько  заголовков.  "Паризьен
либере" дала такой: "Разгул нравов в Ла-Боли. Наркотики и разврат".
   "Им недостаточно уже развращать нашу молодежь. Теперь они ее  убивают
после жестоких истязаний". Дальше шел такой  полный  негодования  текст,
бичующий нравы, что он  пришелся  бы  по  вкусу  даже  покойному  Амари,
бывшему директору этой газеты. Остальные не уступали ей в язвительности.
Так, например, "Либерасьон", газета левых сил, озаглавила  свою  статью:
"Веронику ударили ниже пояса". Да и в верхах разыгрался ужасный скандал.
Бадолини не стал скрывать от  Корантэна,  что  к  нему  уже  пристают  с
вопросами о том, чем это там занимается его команда. Кроме  того,  пошли
угрозы. Бертье, шеф уголовной полиции, сказал, что пара  парней  из  его
ведомства давно бы разобралась с этим делом, если  бы  их  послали  туда
вместо Бришо и Корантэна.  А  так  как  Бертье  был  главным  соперником
Бадолини в борьбе за кресло  заместителя  директора  уголовной  полиции,
которое должно было освободиться через два года, то...
   Корантэн, превозмогая себя, вновь посмотрел на главу "СЕКАМИ".
   Капелло как раз что-то сказал, но слова его утонули в слюне.
   - Не понял, - отрезал Корантэн.
   - Я сказал,  что  постараюсь  кое-что  сделать,  чтобы  помочь  вдове
Маринье. У нее ведь осталось двое детишек на руках... Я  прибавлю  энную
сумму к компенсации за увольнение.
   "И на том спасибо", - подумал Бришо, прикидывая, на сколько же  нулей
увеличится сумма выплаты.
   Луис Капелло увлеченно разглядывал свои ногти.
   - Поверьте, я искренне сожалею, что ничем больше не могу вам  помочь.
Но я действительно не представляю, что еще  добавить  к  тому,  что  уже
рассказал вам.
   А наговорил он перед этим целую кучу банальных и неинтересных вещей.
   С видом человека, который все понимает, Корантэн сказал:
   - Ну что вы, вы нам подтвердили очень важные  подробности.  Например,
что Маринье не пил и, по всей видимости, не принимал наркотиков. Что  он
был работящим человеком и многое  другое.  Для  нас  было  крайне  важно
услышать это именно от вас.
   Жвачка заметалась по рту Капелло,  между  правой  и  левой  щекой,  и
наконец пристроилась слева.
   - Я бы тоже хотел задать вам один вопрос,  -  не  переставая  жевать,
сказал Капелло. - Если вдруг в ходе расследования вы  найдете,  а  может
быть, уже нашли какие-нибудь документы или досье,  которые  Маринье  мог
унести с работы домой, я буду вам очень признателен, если вы мне об этом
сообщит?. Там могут быть очень важные для меня вещи. Маринье ведь был  в
курсе всех наших дел, - его сухие губы растянулись в улыбке. Впервые  за
все время их встречи. - Вовсе незачем, чтобы бумаги,  не  представляющие
интереса для посторонних, валялись где попало,  -  добавил  он  с  таким
видом, что стал вдруг похож на отца Горио, только с крашеными  волосами.
А в том, что они крашеные, Корантэн был теперь абсолютно уверен.
   - Постараемся что-нибудь сделать, - рассеянно бросил он,  вставая  из
своего чересчур мягкого кресла.
   Едва они вышли на улицу, Бришо вздрогнул под  порывом  разгулявшегося
ветра. Наступала ночь, и он озяб в своей легкой  полотняной  курточке  и
тонкой рубашке.
   - Маринье, должно быть,  знал  много  интересного  о  делишках  этого
проходимца, - сказал он, догоняя  Бориса,  который  размашисто  шагал  к
машине.
   - Полностью с тобой согласен, - пробормотал Корантэн, садясь за руль,
- Этот Капелло настоящий жулик.
   Их теперь слишком много развелось...
   Эме Бришо закрыл окошко  со  своей  стороны,  сожалея,  что  пришлось
покинуть душный салон, в котором  только  что  он  чувствовал  себя  так
неуютно.
   - Мы здорово продвинулись, ничего не скажешь, - заныл он. -  Накрылся
мой отпуск в Шамони. Я теперь в этом абсолютно уверен.
   Корантэн тронулся с места.
   - Попроси, чтобы Баба отстранил нас от расследования.  Учитывая,  что
мы топчемся на месте,  я  не  удивлюсь,  если  он  уже  и  так  об  этом
подумывает.
   - Это ты серьезно? - не то огорчился, не то обрадовался Бришо.
   Корантэн включил вторую передачу.
   - Что касается меня, скажу тебе одно: я это дело не брошу.  Меня  уже
начинает раздражать болото, в котором мы увязли. - Он закурил. - Не знаю
почему, но мне кажется, что разгадка где-то рядышком. Как муха,  которая
вертится перед глазами и действует на нервы. И чтобы ее  поймать,  нужна
самая малость: терпение.
   Потерявший всякую надежду, Бришо вздохнул.
   - Только этого не хватало. Месье увлекся.  Прощайте,  мои  альпийские
луга.
   Но Корантэн его больше не слушал. Он  вел  машину,  сосредоточив  все
свои мысли на том, как решить терзавшую его проблему.
   - А! Совсем было забыл, - сказал Бришо. - Мне звонил  Ле  Коат  сразу
после того, как ты ушел на пляж. Он даже меня разбудил. Он только  хотел
сказать, что в микроавтобусе Шейлы они обнаружили  тайник,  а  в  нем  -
фотографии жертв. В том числе и твою. Ну и, конечно, Маринье.
   Интересно что все фотографии были сняты "Полароидом" и только Маринье
- "Кодаком". Всего там было тридцать шесть фотографий,  снятых  повсюду,
от Булони до Ла-Боли. Похоже, что они предприняли своеобразный  "Тур  де
Франс" по пляжам, начиная с Севера. На обороте каждой фотографии описаны
подробности преступления и личные впечатления.
   Корантэн вопросительно поднял брови.
   - Впечатления?
   - Да, - вкрадчиво произнес Бришо. - Впечатления Шейлы. - Он  выдержал
паузу настолько,  чтобы  дать  Борису  заглотить  наживку.  -  На  твоей
фотографии, похоже, написано: "Лучший в постели".
   Машину занесло. Корантэн резко крутанул руль.
   - Ну, она дает! - весело сказал он. - Мы с ней никогда вместе не были
в постели.
   Бришо искоса взглянул на него.
   - И все-таки лестный отзыв, негодяй ты этакий!
   Корантэн притормозил, они подъехали к ресторану "Ла Пуасонри".
   - Об этом станет известно и в Париже, я в этом не  сомневаюсь.  Ох  и
зададут они мне перцу по возвращении...
   Бришо вылез из машины.
   "Хотел бы я, чтобы и мне за такое задали перцу", - подумал он, но тут
же лицо его просветлело, и Эме машинально поправил очки: на  ступеньках,
прямо перед ним, Дженни весело болтала с Клодин и Жинетт. Все трое  были
разодеты в пух и прах: в вечерних платьях, в лакированных туфельках.
   "Они нас доконают", - приуныл Бришо, вспомнив, что и так уже недоспал
добрых пять часов по сравнению со своей обычной нормой.
   Дженни сбежала по ступенькам ему навстречу.
   - Меме, my  dear  Meme!  -  воскликнула  она.  -  Я  уж  совсем  тебя
заждалась.
   Польщенный, Меме гордо выпрямил спину и с достоинством прошествовал в
ресторан. Совсем как истинный английский джентльмен.
   Едва войдя в зал,  он  близоруко  ткнулся  в  спину  спокойно  шедшей
впереди него посетительницы. Чтобы  устоять  на  ногах,  Бришо  пришлось
исполнить замысловатый пируэт в  духе  неповторимого  Нуриева  в  балете
"Валентине". Перед глазами у него встал образ жены с  двумя  малолетними
двойняшками, вцепившимися в ее подол.  Казалось,  она,  словно  карающий
ангел, сделала ему подножку, чтобы напомнить о своем существовании.
   "Только сегодня, - умоляюще попросил ее  Бришо,  массируя  ушибленную
лодыжку. - А потом я буду паинька, клянусь  тебе!"  Дженни  помогла  ему
выпрямиться.
   -  Бедненький  французский  котик,  -  по-английски  произнесла  она,
обнимая его, и тихий  ангел  по  имени  Жаннетт  скромно  растворился  в
ароматном облаке "Шанель №19". Дженни, хотя и была  скромной  горничной,
знала толк в духах.
   Выходя из ресторана незадолго до одиннадцати часов, времени, когда  в
казино, расположенном  по  соседству,  начинался  самый  большой  приток
посетителей, Корантэн буквально подскочил, хотя на руках у него  висели,
словно два телохранителя, слегка захмелевшие от крепкого нантского  вина
Клодин и Жинетт...По лестнице,  ведущей  в  казино,  поднималась  хорошо
знакомая ему личность с очень темными волосами и пружинистой походкой.
   - Секундочку, - высвобождаясь, сказал Корантэн, - я сейчас вернусь.
   Он бросился вдогонку за темноволосым, но минут через  пять  отказался
от этой затеи. Народу у входа в казино, как назло, столпилось уж слишком
много.  А  как  известно,  на  земле  гораздо  больше  брюнетов,  нежели
блондинов. Даже в Ла-Боли. Так что отыскать Капелло было бы трудновато.
   - У меня уже крыша едет, - сказал он себе.
   Подойдя к машине, Корантэн испугался: на Бришо лица не было.
   - Ты что, заболел? - спросил он.
   Его соратник с трудом поднял голову.
   - Мы едем танцевать, - отважно произнес он. - И знаешь куда?
   Корантэн обнажил в улыбке два ряда великолепных зубов.
   - В "Лорд", - изрек он. - Я там словно у себя дома.
 
*** 
 
   Администратор "Лорда" посмотрел ему вслед, не скрывая восхищения.
   - Ни фига себе, - громко сказал он, поглаживая  лацканы  фрака.  -  У
него  сегодня  уже  две  девочки  на  одного,  да  еще  какие!  Вот   уж
действительно, нужно идти в полицию, если хочешь, чтобы тебя любили...
 
Глава четырнадцатая 
 
   Клодин приподнялась на локтях. На носу у нее блестели капельки  пота.
Она с трудом подвигала челюстью.
   - Неужели все полицейские такие здоровенные, как ты? -  с  притворным
отчаянием спросила она.
   Борис на мгновение перестал гладить  по  головке  Жинетт.  Она  спала
рядом с ними,  раскинувшись  на  животе  поперек  кровати,  которую  они
придвинули к своей, вернувшись в  номер.  Сон  сморил  ее  минут  десять
назад.  Она,  что  называется,  устала   до   смерти,   успев,   правда,
поучаствовать в баталии.
   Он прикинулся дурачком.
   - Нас не заставляют сдавать таких экзаменов.
   Клодин снова взялась за него. Неопытность и  стремление  сделать  все
как можно лучше придавали ей особую прелесть. И, кстати, она была  очень
способной ученицей с огромной тягой к  знаниям.  Всякий  раз,  когда  ее
влажные губы впивались в него, у нее  даже  плечи  начинали  дрожать  от
удовольствия. А  затем  дрожь  охватывала  спину,  талию  и  бедра.  Она
сообразила, что ее бюст не должен его касаться. Лучше, чтобы  Борис  сам
дотягивался до ее сосков. Не столько  от  природной  девичьей  щедрости,
сколько из корыстного расчета. Никогда до этого ей не доводилось  бывать
с мужчиной, который бы так искусно ласкал ей груди:  нежно  и  в  то  же
время властно, словно инстинктивно угадывая, когда ей хочется, чтобы  он
просто потрогал грудь, а когда - соски, не очень их щадя, но никогда  не
переходя допустимого предела.
   Клодин приподнялась еще выше.
   - А-а, - простонала она, - если бы Жинетт не спала!
   Низ живота у нее просто горел.
   Он улыбнулся.
   - Это что-то новое...
   Она покраснела и закрыла глаза.
   - Хочешь, я... - начал он, выбираясь из-под нее.
   Рядом с ними послышался голос Жинетт:
   - Ладно! Я чувствую, что должна заслужить право на сон.
   - Притворщица, - заворчала Клодин. - Ты за нами подсматривала.
   Жинетт  молча  пристраивалась  сбоку.  Она  протянула  руку,   Клодин
прерывисто задышала и снова нагнулась над  Борисом,  словно  лунатик,  а
Жинетт подобралась к нему и впилась в губы.
   "- Ты не мог бы рукой...  -  попросила  она,  и  он  с  удовольствием
исполнил ее просьбу.
   Когда наконец они все трое в изнеможении рухнули на  постель,  где-то
вдали раздался звон церковного колокола.
   Он заглушал шум моря, доносившийся сквозь отворенное окно.
   -  Ого!  Уже  три  часа,  -  воскликнула  Жинетт,  приподнимаясь,   и
схватилась за голову. - А нам еще утром на теннис. Ох и свеженький у нас
будет вид!..
   Клодин поудобнее устроилась на плече Бориса.
   - На меня можешь не рассчитывать. - Она нащупала выключатель ночника.
   Обе тотчас же уснули. Борис немножечко  подождал  и  выбрался  из  их
номера.
   Эме Бришо спал, свернувшись калачиком, в своей постели, высунув  ноги
из-под одеяла. В лицо ему бил луч света из ванной комнаты.  Все  лицо  и
лысина были в следах губной помады.
   "Вот они, курорты. Сплошная погибель для порядочных  людей.  Если  бы
тебя сейчас видела Жаннетт!" - посмеиваясь, подумал Борис.
   На ночном столике валялась черная  записная  книжка  Маринье.  Бришо,
должно быть, листал ее, прежде чем уснуть после ухода Дженни.
   Кстати, тот факт, что книжка  эта  была  у  них,  являлся  нарушением
существующих правил. Она должна была бы храниться под  семью  замками  в
комиссариате полиции Ла-Боли. Но они сознательно об этом "забыли"...
   Корантэн машинально взял книжку и раскрыл ее.
   Что,  интересно,  могли  означать  все  эти  буквы  и  цифры?  Фраза,
произнесенная мадам Маринье, пришла ему на ум. В, тот раз он не  обратил
на нее внимания. Незадолго до смерти бухгалтер сказал  своей  жене,  что
скоро у  них  кончатся  проблемы  с  деньгами,  и  они  разбогатеют.  Но
отказался что-либо объяснить.
   Корантэн присел на краешек ванны с блокнотом в руках.
   - Странно, - повторил он, - а что, если секрет действительно  кроется
в этом блокноте?
   Ему вспомнилась и другая фраза: Капелло просил  вернуть  все  бумаги,
которые полиция обнаружила у Маринье: "Вовсе незачем, чтобы  бумаги,  не
представляющие интереса для посторонних, валялись где попало".
   Корантэн принялся внимательно изучать первую страницу. Цифры, буквы в
непонятном порядке. Вверху последовательность из пяти цифр:
   18806 За ними дата: 10 января.
   Затем: 20 д.
   Эти "18806" частенько встречались на следующих страницах. Только даты
были разные. Затем: 10 д, или 5 н...
   В одном месте было вообще написано:
   3XP7921V3 "Нужно во что бы то ни стало разобраться с этим. Но как?  Я
ведь китайский не учил..." Ему  припомнилась  еще  одна  деталь:  снимок
Маринье был сделан не "Полароидом", а "Кодаком". Единственный из всех  в
"коллекции" Шейлы. Почему?
   - Черт побери, - повторил он про себя. - Я должен обязательно с  этим
разобраться. Завтра же утром.
   Борис встал и со вздохом положил  блокнот  на  ночной  столик,  затем
выключил в ванной свет и рухнул в постель.
 
*** 
 
   "Депардье" ерзал на стуле, искоса глядя на Шейлу. А та  была  так  же
ослепительно красива, как  и  при  первой  встрече  с  Корантэном.  Даже
содержание под стражей на нее не влияло. На лице ее  не  было  и  следов
косметики, но оно еще не приобрело тот сероватый оттенок, который быстро
появляется у людей, сидящих за решеткой.
   - Шейла в этом деле не участвовала, - произнес наконец ""Депардье".
   Корантэн посмотрел на Ле Коата, словно хотел сказать: "Видите, как  я
был прав, что пришел сюда, чтобы их допросить".  Он  перевел  взгляд  на
грабителя.
   - Начнем все сначала, чтобы внести ясность. Фотографом  в  банде  был
ты. Снимок "Полароидом" в машине после укола  толстяку  -  твоя  работа.
Поэтому и вид у него такой помятый... Заметь, что на других  фотографиях
ваши "клиенты" выглядят  посвежее.  У  многих  даже  солнышко  на  лице.
Объясни, почему?
   "Депардье" почесал затылок. .
   - Мы их снимали на пляже. Наугад. Чтобы оценить их прикид.
   Корантэн заморгал.
   - Не усек.
   "Депардье" деланно улыбнулся.
   -  Мы  выслеживали  богатых.  У  которых  солидные   фотоаппараты   с
телеобъективом или красивые машины и  все  такое.  В  общем,  это  сразу
видно. Даже по купальному костюму. Мы не любили нарываться на бедняков.
   - Понятно, - ледяным тоном сказал Корантэн.
   "Депардье" откинул со лба волосы.
   - Поймите, мы всячески избегали,  чтобы  Шейла  часто  попадалась  на
глаза. Вот и фотографировали. Чтобы она могла хорошенько запомнить  лицо
очередного "клиента". А потом она начинала действовать.
   - За исключением одного случая, - вставил Корантэн сквозь зубы.  -  Я
имею в виду Маринье. Он ведь снят на фоне шкафа с документами.
   Улыбается, жив-здоров. Смотрит в объектив. Да и аппарат  другой.  Это
не моментальный снимок. Снимок сделан на обычной пленке,  которую  затем
пришлось проявлять. Где ты это сделал?
   Сидя на своем месте,  Шейла  пристально  смотрела  на  Корантэна.  Он
старался не обращать на нее внимания, хотя  ему  хотелось  крикнуть  ей:
"Идиотка, какого черта ты, с твоей красотой, влезла в это грязное дело?"
"Депардье" вздохнул.
   - Я этот снимок не делал.
   - Не делал? - изумился Корантэн, и  в  его  черных  глазах  загорелся
охотничий огонек.
   "Депардье" потупился.
   - Мне его дали, - выдавил он из себя.
   Иван Ле Коат перестал играть с ножом для разрезания бумаги. Он  подал
знак Бришо, который печатал протокол допроса, быть еще внимательнее.
   - А мне зачтется, что я все вам рассказываю?  -  с  надеждой  спросил
"Депардье".
   Корантэн утвердительно кивнул.
   - Так вот, этот тип сам подошел ко мне в "Лорде" 10 или 11 июля. Я уж
точно не припомню.
   - Что за тип?
   - Не знаю. Он не представился. Старик. Не  здоровяк.  Очень  смуглый,
черноволосый.
   Корантэн замер.
   - Похоже, что волосы у него крашеные?
   - Да, похоже, что крашеные. Он меня  отвел  в  сторонку  и  заговорил
напрямую. Он усек, чем мы  тут  занимались.  Я  сначала  принял  его  за
фараона. О, прошу прощения... Но потом разобрался, что это  не  так.  Он
вовсе не собирался нас сдавать. - "Депардье" облизнул пересохшие губы. -
Он мне предложил сделку. Но сначала показал  фотографию  этого  Маринье.
Вот эту, что у вас. Затем предложил: "Вы его  обработаете,  как  и  всех
остальных". Честно говоря, я буквально обалдел от его слов, но он  хотел
именно этого. И ничего  при  этом  не  требовал  взамен.  Есть  от  чего
обалдеть, а?
   Он заколебался.
   - Я ведь вам все рассказываю? Так вот, он мне еще и денег  предложил.
Наличными. Этак запросто., две с половиной тысячи, чтобы я крепче сел на
крючок. Остальное после "работы".
   - Ну, и заплатил он остальное? - поинтересовался Корантэн.
   - Да, 14 июля в баре "Дю Солей", - он помрачнел. - Если  бы  я  знал,
что Маринье умер! Да еще вот так, с этой малышкой... Я бы ни за  что  не
взял остальные деньги и даже вернул поганый аванс.
   Корантэн с трудом отогнал от себя воспоминания о том,  что  прочел  в
протоколе вскрытия. .
   - Он вам и адрес Маринье дал, ну и все остальное, что нужно?..
   - Нет, он мне только сказал, что тот  частенько  бывает  в  казино  и
играет в будь. Я его там и засек вечером 14 июля.
   Он слегка сгорбился.
   - Шейла сразу приступила к  делу.  С  ним  не  было  никаких  хлопот.
Типичный провинциал.
   "Депардье" недобро ухмыльнулся.
   - Он, похоже, только и ждал, чтобы его подцепили. Скотина  полнейшая.
Шейла его закадрила за пять минут, и он, задрав  хвост,  пошел  за  ней.
Тогда она ему дала "секс-лакта". Чтобы понадежнее его прихватить.  Но  в
общем-то мы вполне были довольны, когда вышвырнули его из машины: у него
в бумажнике мы взяли тысячу восемьсот франков да плюс  еще  пять  тысяч,
которые нам откололись от заказчика.  Что  и  говорить,  отличный  улов.
Лучшее дельце из всех, что мы провернули за сезон. Нам было указано, где
его нужно выбросить: возле фермы недалеко от "Лорда". Машину было ведено
оставить неподалеку. Хочу заметить, что мы себя по-свински не  вели.  Мы
ему оставили двести франков. Чтобы он, по крайней мере,  смог  добраться
домой.
   Корантэн заскрипел Зубами.
   - Спасибо вам от его имени, - он повернулся  к  Шейле.  -  Правду  он
говорит?
   Она понурилась.
   - Клянусь вам, что это правда. Это все, что мы знаем.
   Теперь она обращалась к нему на "вы". И  это  после  всего,  что  они
вместе вытворяли...
   Он вздохнул.
   - Я вам обоим  верю.  Ладно,  на  сегодня  хватит  с  вас.  Подпишите
протокол допроса - и до встречи.
 
*** 
 
   Когда Иван Ле Коат повернул свое красное лицо  к  Корантэну,  на  нем
читалось страшное удивление.
   - Не может быть! - сказал он. - Ведь он такая шишка!
   Корантэн пожал плечами.
   - Я привык иметь дело с шишками. Сожалею,  приятель,  но  помочь  нам
сможете только вы. Мне нужно его фото.  Я  должен  предъявить  его  этой
троице для опознания.
   - Вы просто сумасшедший, - не желая сдаваться, произнес Ле Коат.
   - Нет, полицейский, - поправил его Корантэн.
   Вернувшись в "Отель дю Парк", он долго  разговаривал  с  Бадолини  по
телефону. Впервые после приезда  в  Ла-Боль  инспектор  улыбался,  вешая
трубку после разговора со своим  шефом.  Эта  улыбка  скорее  напоминала
оскал. Так Борис улыбался всякий раз,  когда  в  охоте  за  преступником
выходил на правильный след.
   Да и Эме Бришо воспрял духом. У него появилась кое-какая надежда, что
отпуск все-таки начнется вовремя.
 
Глава пятнадцатая 
 
   Ребенок вдруг бросил  на  песок  свой  бутерброд,  посыпанный  тертым
шоколадом, и на четвереньках  подполз  к  группе  подростков.  Там  было
что-то  очень  интересное.  Игрушка  на  первый  взгляд  гораздо   более
забавная, чем надоевшие ему  ведерко  и  совочек,  с  которыми  родители
заставляли его все время играть. Они утверждали, что  лучшее  занятие  в
его возрасте - лепить бабки из песка.
   Толстая мордашка, измазанная маслом и шоколадом,  вынырнула  в  самой
середине группы.
   - Поглядите-ка на этого молодого да  раннего,  -  насмешливо  сказала
Валериана, но тем не менее подвинулась,  освобождая  малышу  место.  Тот
уселся на корточках и требовательно протянул руку.
   - Эй, это что, твой полдник, что ли? - воскликнул Жерар, поднимая над
головой карманный калькулятор.  Сюзон  по-матерински  прижала  малыша  к
себе. Затылок его утонул между не по годам развитыми грудями.  Мальчуган
успокоился. Он  едва  не  замурлыкал,  как  котенок,  не  сводя  глаз  с
калькулятора. Вот это игрушка так  игрушка.  С  кнопочками,  светящимися
штучками, которые загораются, когда на них нажимаешь.
   Стараясь, чтобы на калькулятор не попал песок, Жерар  пригладил  чуть
пробивающиеся усики.
   - Третья задача, - назидательно начал он.  -  Возвращаясь  из  Китая,
Марко Поло потратил  сорок  два  дня,  чтобы  пересечь  самую  безводную
пустыню Азии. А ведь он проходил по сорок три километра в день! -  Жерар
выдержал паузу. - Как называлась эта пустыня?
   Позади него раздался низкий и сочный мужской голос:
   - А я знаю.
   Жерар обернулся.
   - А! Здравствуйте, господин инспектор. Прошу вас, ничего не говорите.
Это ведь игра, и ответ нужно найти по-другому.
   - А что это за игра? - спросил Корантэн, присаживаясь рядом. - Я могу
принять в ней участие?
   - Конечно, - сказал Жерар, покрутив у него перед носом калькулятором.
- Нам теперь разрешили ими пользоваться в школе. Ну мы и поняли, что это
может пригодиться не только на уроках математики. Смотрите!
   Он показал калькулятор лицевой стороной. Малыш жадно протянул к  нему
обе ручонки.
   - Не лапай! - крикнул Жерар. - Вот мучение с ним.
   Сюзон обняла ребенка.
   - Не смей его трогать. Он же ничего не понимает.
   Жерар вздохнул.
   - Да, у него действительно такой вид, словно он с  луны  свалился.  -
Парнишка провел указательным пальцем по верхнему  краю  аппарата.  -  Ну
вот, а теперь присмотритесь хорошенько.
   Он нажал на цифру 1. Затем перевернул калькулятор вверх ногами.
   - Что читается теперь?
   - По-прежнему 1, но вверх ногами.
   Жерар снисходительно улыбнулся.
   - Конечно, но это также и заглавное i. Итак,  внимание!  Я  продолжаю
урок орфографии. - Он нажал на цифру 3. В перевернутом виде  она  давала
букву Е. Затем 4 превратилась в Н, 5 дало S, из 6 получилось G, из  7  -
L, из 8 - В и из нуля - заглавное О.
   - Конечно, - продолжал Жерар,  -  вы  уже  заметили,  что  ничего  не
получается из 2 и 9. Похожих букв нет.  Единственная  трудность  в  этой
игре заключается в том, чтобы разгадать код. Как только разгадаешь,  все
страшно упрощается: готовый ответ можно прочитать прямо на клавишах.
   Жерар нажал на кнопку стирания.
   - Когда хорошо поймешь принцип решения, можно играть, - заключил  он.
- Вы сейчас сами убедитесь, так как вы знаете правильный ответ.
   Он повернулся к своим приятелям.
   - Повторяю условия задачи...
   Сюзон отгадала первая.
   - Умножь 42 на 43, - попросила она, - посмотрим, что получится.
   - Ну нет, посчитай в уме, - возразил Жерар, - а  иначе,  что  это  за
игра?
   Сюзон сосредоточилась,  теребя  белокурые  кудряшки  малыша,  который
начал уже слаженно посапывать у нее на груди.
   - 1806, - в конце концов вычислила она.
   Корантэн присвистнул.
   - Браво! Ответ правильный.
   Жерар удивленно посмотрел на него..
   - Вам тоже браво. Вы что, здорово разбирались в математике?
   Корантэн рассмеялся.
   - Нет, я просто схитрил,  -  и  показал  на  песок  перед  собой:  он
произвел все расчеты, водя пальцем по песку.
   Жерар пожал плечами в знак того, что простил его.
   - Но это еще не все,  Сюзон.  Как  можно  прочесть  1806,  начиная  с
конца?
   Сюзон тряхнула головой, отбросив со лба непокорную прядь.
   - GOBI.
   Выходит, это пустыня Гоби, так, что ли?
   Жерар пробежал пальцами по клавишам и  показал  Корантэну  результат:
1806. Затем медленно перевернул калькулятор. Появились четыре буквы:  G,
О, В и 1.
   - Потрясающе, - изменившимся голосом прошептал  Корантэн  и  протянул
руку  к  калькулятору.  -  Очень  интересно.  Мне  бы  хотелось  кое-что
проверить, - пояснил он, сосредоточиваясь. -  Сейчас,  нужно  вспомнить.
Ага.., вот.
   Он разровнял ладонью песок и пальцем написал на нем: ЗХ P792V 3.
   - Как это переводится с помощью калькулятора?
   - А это что, какой-то ребус?
   - Да, в некотором роде, - вздохнул Корантэн. - И мне никак не удается
его разгадать.
   Жерар сосредоточенно взялся за дело. Девушки столпились вокруг  него.
Сюзон оставила малыша, и тот спал на солнышке, раскинув руки и ноги.
   - Итак, - сказал Жерар, опершись подбородком на  руки.  -  Нам  нужно
узнать, все ли мы будем читать задом наперед, справа налево, как если бы
развернули экран калькулятора, или достаточно просто  перевернуть  вверх
ногами все цифры по одной. Потому что совершенно ясно: с буквами  ничего
делать не надо.
   Он прикусил нижнюю губу.
   - В принципе, если ребус решается с помощью калькулятора,  нужно  все
перевернуть. Всю запись справа налево.
   - Окей, - согласился Корантэн. - Давай так и сделаем!
   Жерар привычно и быстро набросал на песке буквы и цифры. Видно  было,
что он здорово наловчился пользоваться калькулятором.
   - Хм! - только и выдохнул  он.  -  Это  ничего  не  дает.  Мы  где-то
допустили ошибку.
   Корантэн вздохнул. На песке читалось следующее: Е V ISOLPXE.
   Он почесал лоб.
   - А что, если теперь все прочитать наоборот?
   - Почему бы нет? - согласился Жерар. - Может, что-нибудь и получится.
В ребусе, как правило, всегда двойная шифровка.
   Он вновь начал писать пальцем на песке.
   - Вот это да! - протянул он. - Смотрите, что получается...
   У всех на глазах на песке появилось слово: EXPLOS 1 V Е - ВЗРЫВЧАТКА.
   Жерар пристально взглянул на Корантэна.
   - Вам это что-нибудь говорит?
   Корантэн медленно встал.
   - Еще как! Мне кажется, я нашел разгадку...
   Жерар тоже встал.
   - Скажите, - в  голосе  его  звучало  волнение,  -  можно  спро...  А
впрочем, я, кажется, и сам понял. Это связано с вашим расследованием.
   У Жерара был такой вид, словно он вот-вот заплачет.
   - Вероника... - прошептал он. - Вы найдете того, кто это сделал?
   Корантэн мягко коснулся его плеча.
   - Думаю, да, старик. Во всяком  случае,  спасибо  тебе  огромное.  Ты
помог мне сделать настоящий прыжок вперед. Я тебе потом все объясню.
   Жерар протянул ему калькулятор.
   - Держите! Мне кажется, он вам здорово  пригодится.  Отдадите,  когда
сможете.
 
*** 
 
   У мадемуазель Симоны Фюрэ было лицо старой ханжи, которая  произносит
про себя скороговоркой молитву, чтобы Господь Бог побыстрее  прислал  за
ней самый лучший вертолет в мире.  Так  ей  хотелось,  чтобы  ее  отсюда
забрали. Куда угодно! Пусть даже пилот  окажется  сексуальным  маньяком.
Лишь бы не видеть этого черноглазого кудрявого полицейского,  который  в
ее глазах все больше и больше становился воплощением сатаны.
   Эме Бришо подмигнул Корантэну и придвинул стул  к  письменному  столу
секретарши Луиса Капелло.
   - Постарайтесь не нервничать, - посоветовал он, добродушно улыбаясь в
усы. - Для вас же лучше будет.
   Симона Фюрэ подумала:  хоть  этот  производит  впечатление  приятного
человека. Уж если и этот начнет разговаривать с ней, как тот, второй,  с
замашками плейбоя, Мужчины с большой буквы, что ее,  собственно  говоря,
больше всего пугало, значит, дело и  впрямь  принимает  для  нее  плохой
оборот.
   - Да, - в конце концов признала она, - месье Маринье частенько  играл
со своим калькулятором, когда у него  выдавалась  свободная  минутка.  У
него это было страстным увлечением.
   Складки на ее тощей шее задрожали.
   - Он даже меня пытался приобщить к этим играм,  -  она  заморгала  со
скромным видом. - Но у меня нет никакой тяги к цифрам.
   Корантэн подумал, что у этой вяленой воблы  вообще,  наверное,  ни  к
чему тяги быть не может. Разве что принять участие и выиграть  кубок  на
международном чемпионате сволочей. Ему вспомнилось выражение,  частенько
слышанное им в детстве. Про ужасно склочную и  неуживчивую  соседку  его
мать говорила: "От одного ее взгляда молоко скисает", - и  прозвала  эту
соседку "Творожная рожа".
   И вот тут перед ним сидела  точная  копия  этой  соседки.  Словно  ее
сестра-близнец.
   - GOBBI - ГОББИ, через два Б, это вам что-нибудь говорит? - небрежным
тоном спросил Корантэн.
   Число  18806,  прочитанное  наоборот.  Цифра,   которая   все   время
встречалась в записной книжке  Маринье.  Корантэн  просидел  над  ней  в
гостинице с калькулятором в руках битых два часа,  пока  не  расшифровал
все записи. И только после этого приехал сюда, в Сен-Себастьян-сюр-Луар.
Любопытная деталь: если  бы  не  одна  лишняя  буква,  получилось  бы  в
точности географическое название из  игры  Жерара.  Что,  собственно,  и
натолкнуло Корантэна на мысль о...
   Маленькие мутные глазки Симоны  Фюрэ  и  вовсе  сделались  похожи  на
простоквашу.
   - Это название карьера по добыче фосфатов. Между  Нантом  и  Фуасьер.
"СЕКАМИ"  получает  оттуда  сырье.  Фосфат  необходим  для  производства
взрывчатых веществ.
   "Таких, как нитрин, динамит и пластик",  -  подумал  Бришо.  Вот  они
загадочные буквы: Н, Д, П из блокнота Маринье. Начальные буквы этих трех
слов.
   - Очень интересно, - пробормотал себе под нос Корантэн. Он пододвинул
поближе свой стул. Глаза его заблестели, и "Творожная рожа"  отшатнулась
от него, словно ее коснулись  языки  адского  пламени.  -  Если  мне  не
изменяет память, - продолжал  он,  -  месье  Капелло,  как  и  все,  кто
отвечает за  производство  взрывчатых  веществ,  должен  в  обязательном
порядке вести журнал учета. Туда вносится количество фосфатов,  нитрина,
динамита, пластика  и  прочих  использованных  и  хранящихся  на  складе
веществ. Я правильно говорю?
   Симона Фюрэ утвердительно кивнула.
   -  И  в  любой  момент   министерство   горнорудной   промышленности,
жандармерия и полиция могут проверить производство? И журнал?
   - Естественно, - проскрипела "Творожная рожа". - Таков закон.
   Чтобы немного снять напряжение старой  девы,  Корантэн  откинулся  на
спинку стула.
   - Покажите мне, пожалуйста, журнал, - ласково попросил он.
   Лицо Симоны Фюрэ стало белым как мел.
   - Но я не могу, - залепетала она. - Только месье Капелло...
   Корантэн наградил ее своей самой обворожительной улыбкой.
   - Я ведь представитель полиции, - заметил он.  -  Разве  я  непонятно
выразился?
   Симона Фюрэ наградила его испепеляющим взглядом.
   - Ну, если вы настаиваете... - проворчала она, нехотя  поднимаясь  со
своего стула.
   Ее черные с пряжками ботинки процокали по паркету.  Она  вернулась  с
толстенным журналом в черной обложке и протянула его Корантэну.
   - Спасибо. Вы очень любезны, - язвительно сказал Корантэн.
   Бришо встал и пристроился у него за спиной.
   Они  долго  изучали  журнал.  Корантэн  подолгу  разглядывал   каждую
страницу.
   Время от времени, и притом  частенько,  в  журнале  попадались  почти
незаметные подчистки, выполненные искусной рукой. Все они касались  цифр
по учету динамита, пластиковой взрывчатки, фосфата и нитрина.
   - Кто заполняет журнал? - спросил он, захлопывая черную обложку.
   - Я, - отрывисто сказала старая  дева.  -  Но  месье  Капелло  всегда
проверяет мои записи.
   Она подняла к нему свое морщинистое лицо.
   - Конечно, раньше его проверял и месье Маринье. Я делала  записи  под
его диктовку.
   Корантэн вернул ей журнал.
   - Вы мне  сказали,  что  месье  Капелло  продиктовал  вам  письмо  об
увольнении месье Маринье 13 июля?
   Она утвердительно кивнула.
   - Да, по телефону. Утром 13 июля.
   - Вы в этом уверены? Это крайне важно.
   Поблекшие глаза секретарши выплеснули  на  него  всю  скрывавшуюся  в
глубине ее души ненависть.
   - Я в этом абсолютно уверена!
   Корантэн встал.
   - Отлично, - вздохнул он. -  Надеюсь,  что  вы  сказали  правду.  Для
своего собственного блага...
 
*** 
 
   Едва они  ушли,  Симона  Фюрэ  бросилась  к  телефону  и  лихорадочно
принялась накручивать диск, набирая номер своего шефа Луиса Капелло.
 
*** 
 
   Корантэн смотрел на проносящиеся по обе стороны дороги деревья  и  не
замечал их, так далеко были  его  мысли.  Они  возвращались  в  Ла-Боль.
Конечная цель - вилла Луиса Капелло. Эме Брйшо  переключился  на  третью
передачу, ожидая подходящего момента, чтобы обойти чадящий  впереди  них
автобус, битком набитый туристами из Германии.
   - Закрой подачу воздуха, Меме, - посоветовал Корантэн, -  иначе  твоя
красивая рубашка вся будет в масле.
   Эме Бришо повернул ручку подачи воздуха и спросил:
   - Ты мог бы мне объяснить, что все это значит?
   - Конечно! А что?
   Бришо погрыз свой ус.
   - Ну что ты вообще задумал? Согласен, некоторые цифры исправлены.  Но
что из этого? Незаконная продажа взрывчатки?
   Корантэн потрепал его по затылку.
   - Подключи вторую половинку твоих мозгов, Меме,  я  тебе  сейчас  все
объясню. Если ты помнишь, перед отъездом я хорошенько изучил Положение о
гражданских объектах по производству взрывчатых веществ - только потому,
что "СЕКАМИ", в которой работал Маринье, занимается именно этим.  Ладно!
Слушай дальше. Все цифры за 1975 год у  меня  в  голове.  Это  последние
опубликованные данные. В тот год Франция произвела пятьдесят тысяч  тонн
взрывчатых веществ. Три тонны из этого количества были украдены. Ты ведь
слышал о покушениях, взрывах пластиковых мин террористами? Ну и  как  ты
думаешь, где они для этого берут взрывчатку? Не  говоря  уже  о  товаре,
который уплывает за границу. Это целый подпольный рынок.
   Бришо прибавил газу. Автобус мчался  вниз  по  спуску  и  чадил  пуще
прежнего.
   - Понятно: "СЕКАМИ" незаконно приторговывает взрывчаткой.
   Наконец он обошел автобус. Корантэн приоткрыл заслонку подачи свежего
воздуха в салон.
   - Капелло незаконно приторговывает, - поправил он Бришо.
   - А почему не предположить, что Маринье? Сказал же он жене  незадолго
до своей смерти, что скоро они разбогатеют.
   Корантэн покрутил ручку радиоприемника, пытаясь найти музыку.
   - И тут Шейла! - раздраженно сказал он и перешел на другую станцию. -
Это наводит меня на неприятные размышления.
   Машину заполнил золотой голос Далиды. Борис приглушил звук.
   -  Отлично  подмечено,  Меме.  Я  уверен,  что  Маринье  заметил  все
подчистки и  исправления  своего  шефа.  Согласись,  что  записи  в  его
блокноте красноречиво об этом свидетельствуют.
   Бришо изобразил на своем лице сомнение.
   - Китайская грамота, вот что это.
   - А вот и нет! Д-12 означает 12 килограммов динамита,  Гобби  Ф-ЗО  -
это 30 кило фосфатов, похищенных из общего  количества,  закупленного  в
этот  день  в  карьере  Гобби.  Согласись,   что   моя   версия   вполне
правдоподобна. Капелло, должно быть,  пронюхал,  что  Маринье  обо  всем
догадался. Не знаю только, как ему это  удалось.  Вот  он  и  решил  его
уволить.
   - Что не могло помешать Маринье шантажировать его или даже выдать!
   - Не перебивай,  дай  договорить.  Выставив  его  за  дверь,  Капелло
превращал его в безработного. То есть в человека, потерявшего  голову  и
готового на любую глупость. Даже на самоубийство. Все логично.  Возможен
и второй вариант. Может быть, Капелло ни о чем не знал.  Тогда,  значит,
Маринье сам пришел к нему в Ла-Боли и начал его шантажировать.  И  тогда
Капелло решил его убрать. Тот  факт,  что  письмо  было  продиктовано  и
отпечатано 13 июля, имеет значение только для  "Творожной  рожи".  Если,
как она утверждает, письмо напечатано 13-го числа, значит, секретарша не
является соучастницей, потому что Маринье в это время еще  был  жив.  Но
если она сделала это позже, однако проставила другую дату,  значит,  она
соучастница.  Так,  Капелло,  убрав  Маринье,   решил   подстраховаться.
Избежать и тени подозрения. Чтобы  его  не  допрашивали  и  не  задавали
вопросов  по  поводу  якобы  самоубийства  его  служащего.  И  чтобы  не
обнаружился заодно его фокус с подделанным журналом.
   Бришо притормозил на перекрестке.
   - Ты сказал: якобы самоубийство. Но  ведь  Маринье  и  в  самом  деле
повесился! Разве не так?
   Корантэн вздохнул.
   - Поди теперь узнай... Во всяком случае, его, как  минимум,  вынудили
это сделать. В этом я уверен на все сто.
   - Но каким образом?
   Корантэн постучал по приборной доске.
   - Я же тебя просил подключить вторую половину мозгов. Ты когда-нибудь
это сделаешь? Подумай сам! Ему  подсунули  Веронику.  Специально.  А  до
этого он крепко выпил и вдобавок нажрался этого  "секс-лакта".  Хватило,
чтобы снять у него в сознании все табу и запреты и придать ему храбрости
полезть на эту потаскуху Шейлу. Он уже дошел до кондиции, когда на глаза
ему  попалась  Вероника.  Смесь  оксазепама,  алкоголя  и   "секс-лакта"
подорвала его сознание почище динамита. Я не намекаю на его работу.  Тут
уж не до шуток. Но воображение явно разыгралось.
   Бришо сбросил скорость, нажал на тормоза и выключил зажигание.
   - Прибыли.
   Перед ними возвышались массивные, украшенные желтыми вьющимися розами
ворота виллы Луиса Капелло.
   Метрдотель с подозрением осмотрел их через чуть приоткрытую дверь.
   - Месье Капелло нет дома. Он только что вышел.
   Корантэн притворно удивился.
   - А! Понимаю! И когда же он вернется?
   Но тот лишь пожал плечами.
   - Мне ничего не известно. В этот день месье обычно  ходит  на  могилу
мадам, больше я ничего не могу сказать.  Иногда  он  возвращается  после
полуночи.
   Корантэн сходил к машине и вернулся с картой-схемой.
   - Вот, - показал он, пошарив с минуту глазами по  карте.  -  Кладбище
находится за вокзалом Эскублак.  Поехали  туда.  Хранитель  нам  покажет
могилу.
   Он вновь повернулся к метрдотелю.
   - Дело срочное, и нам некогда церемониться.
 
Глава шестнадцатая 
 
   Луис Капелло выплюнул обычную жевательную  резинку  и  выдвинул  ящик
письменного стола, в котором хранились  запасы  другой  -  "секс-лакта".
Отличная штука для здоровья, особенно в таком возрасте.  Как  жаль,  что
такое замечательное возбуждающее потенцию средство не попало ему в  руки
гораздо раньше.
   Шарик из двух пластинок "секс-лакта" долго метался  у  него  во  рту,
прежде чем окончательно не осел на последний зуб справа. Луис Капелло  с
придыханием сказал:
   - Спасибо,  Виктор.  Ты  правильно  сделал,  выпроводив  этих  месье.
Хулиганы, выдающие себя за полицейских, - вот кто они такие. И нечего  с
ними церемониться.
   Виктор Керверн учтиво поклонился. Это был  старый  бретонский  моряк,
который изрядно побороздил  моря  (хаживал  в  Мерс-эль-Кебир  на  судне
"Командан Тест", в Дакар  на  "Глорьез",  в  Алжир  вместе  с  Дарланом,
который фактически умер у него на руках).  Ему  было  в  высшей  степени
наплевать на то, что могло случиться  с  его  хозяином.  Он  был  твердо
уверен, что от судьбы не уйдешь. Единственное, что его  интересовало,  -
ежедневная порция опиума. Лично он был уверен, что полицейские,  которые
уже второй раз за день приходили на виллу, были самыми что  ни  на  есть
настоящими. Но разве курильщик опиума может доверять даже  самому  себе?
Если Капелло считает их  подозрительными,  значит,  тем  хуже  для  него
самого.
   Виктор Керверн умудрился  прослужить  метрдотелем  на  всех  морях  и
океанах земного шара и досконально знал свою работу. Если  предположить,
что полицейские-все-таки настоящие и его хозяин загремит в  тюрягу,  что
тогда? Все равно  ему,  Виктору,  нечего  отчаиваться.  Он  сможет  дать
объявление в газете.  И  не  в  какой-то  там  местной  газетенке,  а  в
парижском "Монд". Это обойдется в семьсот - семьсот  пятьдесят  франков,
зато формулировку текста он себе представлял заранее:  "Сын  обнищавшего
адмирала (крупным шрифтом - бывший  курсант  военного  училища  Притане)
ищет место метрдотеля в благородном  семействе.  Рекомендации:  тридцать
пять лет службы в военно-морских силах". С перечнем кораблей. А в конце:
"Рассматриваются только достойные внимания предложения..." Он уже  давал
такое объявление семь лет назад. И из-за какой-то нелепой  автомобильной
аварии Виктор Керверн лишился  прекрасных  хозяев,  которые  наняли  его
благодаря  объявлению  в  "Монд".  Они  прочли  это  объявление,   когда
подыскивали прислугу для своего дурака сына. Потеряв место, он  случайно
разговорился с Капелло в одном из бистро в Сен-Назере, и тот нанял его к
себе. Бистро это было довольно специфичное, оба забрели туда  в  поисках
малолетних девочек.
   Луис Капелло заерзал в своем кресле.
   - Малышка готова? - спросил он.
   Виктор поклонился.
   - Все как вы приказали, месье.
   Старый спекулянт взрывчаткой просиял.
   - Приведи ее. Кажется, я готов.
   Виктор проворно поднялся вверх по лестнице. Луис Капелло сунул в  рот
еще одну пластинку жвачки и принялся  разглядывать  свой  кабинет-салон.
Кончилось  беззаботное  житье.  Близится   момент   расплаты.   Он   это
почувствовал еще  до  утреннего  звонка  Симоны  Фюрэ.  Есть  такой  тип
полицейских, на  которых  достаточно  лишь  один  раз  взглянуть,  чтобы
понять, что тягаться с ними бессмысленно, что они  все  равно  заполучат
твою шкуру. Таков был и этот мощно  сложенный  черноглазый  бретонец  по
фамилии Корантэн, с каким-то странным славянским именем.
   Луис Капелло некоторым образом был даже доволен собой: он не ошибся в
оценке черноглазого сыщика, что подтвердилось, когда утром ему позвонила
эта засушенная жаба, его секретарша. Подчистки в журнале не укрылись  от
глаз инспектора.  Более  того,  у  него  хватило  ума  заранее  об  этом
догадаться. По сути дела он и поехал-то  в  Сен-Себастьян-сюр-Луар  лишь
затем, чтобы убедиться, что все именно так  и  состоит.  Остается  снять
перед ним шляпу: у него отличный для полицейской ищейки нюх.
   И вот теперь в запасе у Капелло было каких-то два  часа.  Не  больше.
Сыщик с глазами цвета горячего угля скоро вернется.  Он  снова  пробежал
взглядом по комнате и остановился  на  окне,  через  которое  открывался
замечательный вид на океан. Один из лучших в Ла-Боли. Роскошный  особняк
принадлежал  ему,  итальяшке,  эмигрировавшему  сюда  в  1945  году.  Он
появился во Франции без единой  лиры  в  кармане  и  не  зная  ни  слова
по-французски... Год за годом он вкалывал  ради  Софии.  Так  звали  его
жену. Прекрасная, романтическая история чистой любви. Когда  в  тридцать
пять лет ее жизнь оборвалась из-за рака матки, у них  все  еще  не  было
детей.  Он  замкнулся  в  своем  горе.  Затем,  лет  через  пять,  вновь
почувствовал вкус к жизни. Но  стал  совершенно  другим  человеком:  раз
жизнь так мерзко с ним обошлась, он за все отыграется на других.
   Овдовев, Луис Капелло обнаружил за собой одну страстишку,  о  которой
раньше  и  не  подозревал:  девочки-малолетки,  не  старше  шестнадцати.
Возраст, когда они начинают становиться женщинами.  Такой  порок  дорого
стоит. Нужно, как  правило,  щедро  платить  мамашам-сводницам.  И  Луис
Капелло принялся подделывать записи в журнале учета взрывчатых веществ.
   Он почувствовал, как у него скрутило в  паху  от  одного  лишь  звука
шагов на лестнице. Так  отрывисто  и  неуверенно  стучат  очень  высокие
каблучки туфелек-лодочек.
   Девчонка шла следом за Виктором, который  тут  же  удалился  с  видом
вышколенного слуги.
   - Подойди ко мне, не бойся, - прошептал, вставая, Капелло.
   Она подошла, неловко ступая на своих высоченных каблуках.
   -  Пройдись-ка  немного,  -  прерывисто  прохрипел  он,  не  в  силах
совладать с собственным голосом. - Пройдись до камина, затем  вернись  к
противоположной стене и снова к камину. Пока я не скажу "достаточно".
   Он "снял" ее на пляже, как это обычно случалось  в  период  отпусков.
Нюх у него был безошибочный.  Сначала  он  ее  хорошенько  рассмотрел  в
купальнике в воде  и  после  купания.  Когда  она  вышла  на  берег,  он
заговорил с ее матерью. Просто ужас, сколько красивых девчонок болтается
на пляже в сопровождении одних лишь матерей.  И  эти  мамочки  частенько
торгуют ими, как селедкой...
   Чтобы заполучить Дельфину на один только вечер, Капелло заплатил  две
с половиной тысячи франков задатка.  Еще  две  с  половиной  нужно  было
отдать мамаше сегодня. Сразу после  свидания.  Она  была  здесь  же,  на
первом этаже виллы. Виктор угощал  ее  шампанским.  Мамаша  была  вполне
довольна. Все ее расходы на отпуск с лихвой покрыты.  И  всего  за  один
вечер.
   Дельфина  мужественно  выполняла  все,  что  от  нее  требовалось.  С
практической точки зрения это было  не  очень  сложно.  В  конце  концов
ходьба на высоких каблуках - не более чем  один  из  элементов,  которым
следует обучиться,  если  принадлежишь  к  женскому  полу.  Похуже  дело
обстояло только с нарядом.
   Дельфина была одета как проститутка из итальянского борделя сороковых
годов.  Именно  в  это  время  сформировались  сексуальные  вкусы  Луиса
Капелло. Густая челка, падающая на лоб; накрученные  на  щипцах  волосы,
открывающие уши и ниспадающие волнами на плечи. На ногах  фильдеперсовые
чулки - настоящая антикварная вещь, - купленные буквально на вес  золота
в какой-то подозрительной бельевой лавке на  площади  Пигаль  в  Париже;
черный в мелкий цветочек пояс с резинками и отсутствие трусиков.  Вокруг
небольших грудей, розовые  соски  которых  подрагивали  с  каждым  шагом
высоких каблуков по  паркету,  гирлянда  чахлых  матерчатых  маргариток,
напоминающая  венки,  которые  надевали  на  праздник  Тела  Господня  в
Равелло, родной деревушке Луиджи-Луиса Капелло.
   Размалеванная, как кукла из мультфильмов Уолта Диснея,  с  накладными
искусственными  ресницами,  обильно  намазанными  ярко-красной   помадой
губами и кружочками румян на скулах, Дельфина чувствовала себя не  очень
уверенно. И в довершение ко всему  эти  дурацкие  шелковые  перчатки  до
самых подмышек и нестерпимый запах духов,  от  которого  бедную  девочку
подташнивало.
   - Отлично, - пробормотал Капелло, закуривая, -  а  сейчас  ты  будешь
паинькой. Ты ведь будешь паинькой?
   Дельфина чуть было не посмотрела на него, но вовремя удержалась. Мать
не раз повторила перед тем, как привести ее сюда: "Месье  желает,  чтобы
ты не поднимала на него глаз".
   - Да, месье, - дрожащим голоском произнесла она.
   Капелло указал ей на низенький пуфик.
   - Стань на него, - велел он. - Попкой ко мне и раздвинь ноги. Я  хочу
видеть лишь твою красивую попку.
   Мать провела с Дельфиной не  одну  репетицию,  и  она  легко  приняла
необходимую позу. Кстати, не без некоторого удовольствия.  Наверное,  на
нее действовало  средство,  которым  мать  пичкала  ее  перед  подобными
визитами, становившимися в последнее время все более  и  более  частыми.
Дельфина и сама не знала почему, но  после  приема  таблеток  у  нее  не
возникало никаких проблем: ни стыда, ни смущения. Этот, как его называла
мать, "клиент" был уже  седьмым  с  начала  месяца.  И  ей  хорошо  было
известно, чего они все хотели... Им нужен был ее рот. И чтобы она стояла
на коленях. Почти всегда  дело  кончалось  именно  этой  позой.  Иногда,
правда, встречались и другие чудаки: этим обязательно надо было дать  ей
шлепка по попке...
   Маленькая пятнадцатилетняя  проститутка  Дельфина  была  до  сих  пор
девственницей. Старые негодяи, покупавшие ее, предпочитали совсем иное.
   Скрестив руки и уткнувшись лицом в  ковер,  она  искоса  смотрела  на
простиравшийся за огромным окном океан, который неутомимо накатывал свои
волны на пляж Ла-Боли. Яхты спешили к причалам своих  клубов.  Подростки
ее возраста романтически флиртовали  под  зонтиками,  которые  кланялись
каждому порыву ветра.
   Она вздрогнула: твердая и горячая рука зашарила между ее ног. На  нее
накатил смешанный запах жвачки, английских сигарет и старческой кожи.
   - А-а! Нет! - закричала она, выпрямляясь.
   Луис Капелло попятился.
   - Эй ты, маленькая мразь, - скрипнул он  зубами.  -  Ты  что,  с  ума
сошла?
   Дельфина села верхом на стул и сгорбилась.
   - Извините, - пролепетала она, - вы мне сделали больно.
   Он задрожал. Малышка была просто восхитительна. И  отлично  исполняла
свою партию. Опытная тварь, несмотря на свой возраст.
   - Я тебя сейчас накажу, - проворчал  он,  пятясь  мелкими  шажками  к
своему бретонскому буфету.
   Когда он вернулся с хлыстом в руке, Дельфина снова  стояла  в  нужной
позе.
   Приподняв  для  удобства  попку,  она  спрятала  лицо  в  шелк  своих
длиннющих перчаток.
   Хлыст не понадобился, но заниматься любовью было уже поздно:  Капелло
увидел возвращающихся на виллу полицейских. Спотыкаясь, он попятился.
   -  Ну  хоть  маленькую  отсрочку,  господин  палач...  -  пробормотал
Капелло. - Отсрочку...
   Пронзительный звук звонка заполнил собой весь холл  и  через  двойную
дверь достиг кабинета.
   Капелло отбросил в сторону хлыст и, задыхаясь, прохрипел:
   - Вставай, малышка, мы закончили.
   Дельфина приподнялась на локтях.
   - Ну прошу вас, а не то меня мать накажет.
   Потрясенный, он посмотрел на нее.
   - Нет, не накажет, я тебе.
   Обещаю. Быстренько иди наверх! Там тебя ждет конверт. - Капелло нажал
кнопку звонка. Виктор встретил Дельфину на пороге.
   - Заставь обоих полицейских ждать в малом салоне как можно дольше,  -
попросил Капелло и после некоторого колебания добавил: - Виктор.
   - Слушаю, месье.
   - За Дельфину заплачено. Ее матери это известно. Так что, если она  в
твоем вкусе...
   Виктор поклонился. Луис Капелло вышел через столовую.
 
*** 
 
   Сухой  стук  восьмицилиндрового  двигателя   оторвал   Корантэна   от
созерцания морского сражения на картине XVIII века, украшавшей салон. Он
бросился  к  окну.  "Мерседес"  Капелло  летел  к  воротам,   оставшимся
открытыми.
   - Меме, - рявкнул он, - у тебя что, ног нет?
   Бришо подскочил.
   - Ни черта не будет, Борис. Ты же видел его тачку!
 
*** 
 
   Борис Корантэн, не веря своим глазам, наблюдал, как совершается чудо:
там, вдалеке, створки ворот вдруг стали сами по себе закрываться.  Перед
самым капотом "мерседеса" они сомкнулись.
   В дверях гостиной появился Виктор Керверн. Он выглянул  в  окно  и  с
некоторым удивлением воскликнул:
   - Вот это да! Оказывается, я нажал на кнопку закрывания ворот.
   Борис пристально посмотрел на него.
   - Это вам зачтется. Но при одном  условии:  не  вздумайте  нажать  на
кнопку открывания ворот!
   Он снова посмотрел на резко затормозивший "мерседес".
   - Меме, - сквозь зубы пробормотал Борис, - кажется, тут сейчас  будет
небольшой шухер.
   Тем временем Луис Капелло выскочил из "мерседеса" и помчался к  вилле
с пистолетом в руке.
   - Парабеллум, - прокомментировал Бришо в усы. -  Сразу  видна  старая
школа. - Он вздохнул. - Похоже, мы слегка перемудрили.
   Луис Капелло, с белыми  от  бешенства  глазами,  влетел  в  гостиную.
"Черный человек" с пляжа, человек, который  "снял"  и,  похоже,  погубил
Веронику. Он на мгновение задержал взгляд на Корантэне и бросился  вверх
по лестнице.
   Наверху почти одновременно послышались крики  женщины  и  ее  дочери.
Капелло вновь показался на лестнице, толкая перед собой Дельфину.  Ствол
своего "парабеллума" он уткнул в ее обнаженный бок.
   - Виктор, - прерывающимся голосом сказал он, - ты оказался  сволочью,
но мне нужна  твой  помощь.  Если  ты  не  откроешь  ворота,  я  укокошу
девчонку.
   Корантэн хотел было выхватить висевший на поясе "смит-вессон", но  со
вздохом опустил руку. Попробуй выстрели в таких условиях. Капелло успеет
разнести эту девчонку вдребезги...
   Виктор обернулся к ним, и  на  него  упали  лучи  заходящего  солнца,
подчеркнувшие красноту лица старого пьяницы.
   - Прошу меня извинить, - сказал он, - но я не смог ему помешать.
   Корантэн смерил его уничтожающим взглядом.
   - Вы ответите за это как за сообщничество. Это я вам точно обещаю!
   Он сорвался с места.
   - Где здесь телефон? И поживей!
   Виктор указал на дверь маленького салона. Корантэн метнулся туда.  По
дороге на него едва не рухнула истерично вопящая мать Дельфины.
   - Меме, - взревел он, - заткни ей пасть, или я ее вырублю!
 
*** 
 
   Сгорбив плечи, Корантэн вернулся в гостиную.
   - Я переговорил с комиссариатом. Они перекроют все дороги.
   Он вздохнул и вытащил сигареты.
   - Ни фига это не даст. Он успеет смыться. Но все равно в конце концов
мы его прихватим.
   - Скотина, захватил девчонку. Так нас одурачить!
   Мать Дельфины начала подвывать.
   - А вам лучше заткнуться! - крикнул Корантэн. -  То,  что  произошло,
входит в перечень  профессиональных  рисков  матери-сутенерши.  Вы  что,
этого не знали?
   Она съежилась в своем кресле.  От  страха  ее  прошиб  пот.  Корантэн
подошел к низенькому бару в  испанском  стиле  с  изогнутыми  ножками  и
открыл дверцу.
   - Смотри-ка, Меме, -  сказал  он,  -  тут  столько  выпивки,  что,  я
надеюсь, мы сумеем придумать что-нибудь стоящее. Тебе чего налить?
   За спиной у него послышался слегка надтреснутый голос метрдотеля.
   - Я вам налью, чего вы только пожелаете, господин  инспектор.  Ну,  а
что касается идей, мне кажется, я смогу вам помочь.
   Корантэн повернулся на каблуках в его сторону.
   - Выкладывайте!
   - Волки всегда возвращаются в свое логово, - заговорил  старый  моряк
угодливым голосом.
   - И где же это логово?
   - В Геранде. Улица Жюиф, дом №3. Это сразу за монастырской церковью.
   Корантэн плюхнулся на диванчик.
   - Вам это дорого обойдется, - глухо сказал он. - Я имею  в  виду  то,
что вы позволили ему уехать с малышкой.
   Виктор Керверн не торопясь налил стакан "Ливас  Регаль"  и  церемонно
подал Корантэну.
   - Я знаю, - невозмутимо ответил он и подвинул поднос со льдом. - Но я
неисправим. Мне всегда нравились эффектные зрелища. Можно мне поехать  с
вами? Я хорошо знаю повадки старика, а это наверняка пригодится.
   Корантэн молча кивнул головой в знак согласия.
   Минут через десять после звонка из жандармерии, которая сообщила, что
у них нет ничего нового, телефон зазвонил  снова.  На  этот  раз  звонил
Капелло.
   - Геранд отсюда всего в восьми километрах, - объяснил Виктор.
   Корантэн взял трубку.
   Старик выдвигал свои требования: если ему не дадут уехать,  он  убьет
Дельфину. Больше ему нечего добавить. Пусть теперь полиция  выпутывается
сама. Он им дает один час, чтобы снять все посты на дорогах, которые, он
уверен, они уже успели наставить по всему району.
   Корантэн положил трубку и пересказал все, что услышал.
   -  Не  понимаю,  -  сказал  Виктор.  -  Ведь  в   Геранде   запрещено
автомобильное движение. Вы обнаружите его  "мерседес"  где-нибудь  перед
крепостной стеной. Как Луис собирается удрать, если он  сейчас  сидит  в
своем доме? Он просто сошел с ума.
   Корантэн искоса взглянул на Бришо.
   - Вот это-то меня больше всего и беспокоит, - пробормотал он.
 
Глава семнадцатая 
 
   С овеем рядом с монастырской церковью Геранда, некогда  возвышавшейся
над соляными разработками Ла-Бриера, расположен тихий, сырой  и  мрачный
переулок, по обе стороны которого стоят глухие стены с  нависающими  над
ними крышами соседних домов. Полусвод на двух гранитных опорах обрамляет
растрескавшуюся за века дубовую дверь  с  массой  огромных  гвоздей;  их
шляпки образовали геометрические узоры.  В  углублении  полуарки  изваян
герб очень древнего и могущественного рода дю Геников, некогда правивших
в Геранде. Их девизом служило всего одно слово: "Efad", что в переводе с
латыни означает: "Действуй!" Вокруг герба - завитушки баронского  венка.
На  щите  изображены  звериные  пасти,  словно  на  кол,  нанизанные  на
серебряный меч, зажатый в  обнаженной  руке,  через  которую  переброшен
горностай. Так его описывали  хранившиеся  в  соседней  церкви  регистры
аббатства.
   Двусторонняя  лестница  вела  на  крыльцо  с  остатками   разрушенных
временем скульптур. Прямо с крыльца можно было попасть на  второй  этаж.
Сквозь трещины лестницы пробивались мох, трава и даже цветы. За дверью -
огромный, как стадион, зал с потолком из крашеных  дощечек.  Два  старых
дубовых серванта, деревянные стулья ручной работы, круглый стол на одной
ножке, имитирующей виноградную лозу. На стенах - лампы,  подвешенные  за
стеклянные ушки к канделябрам. Камин из  резного  камня  в  стиле  эпохи
Людовика  XV,  украшенный  зеркалом  в  деревянной  позолоченной   раме.
Единственная дань XX веку: два диванчика,  обитых  бледно-желтой  кожей,
низенький столик из кованого железа и  между  двумя  окнами  с  тяжелыми
красными шторами панцирь морской черепахи, превращенный в лампу.
   Луис Капелло подошел к Дельфине, сжавшейся  в  комок  на  диване  под
клетчатым пледом, извлеченным из глубин багажника "мерседеса". Этот плед
и позволил ей пройти через весь городок до дома  Капелло,  не  привлекая
излишнего внимания.
   - Сбрось его, - ласково попросил  он,  -  эта  тряпка  не  вяжется  с
остальной обстановкой.
   Охваченная  ужасом  Дельфина  подчинилась  и  вновь  предстала  перед
глазами старика в той одежде, в которой была  на  его  вилле.  Он  долго
пожирал глазами юное вздрагивающее от холодай испуга тело.
   - Хочешь жевательной резинки?
   Дельфина кивнула. Глаза ее снова наполнились слезами.
   - Пожалуйста, отпустите меня.
   Капелло засмеялся.
   - Ты что, так ничего и не поняла?
   Она съежилась. В этот момент зазвонил  телефон.  Капелло  подбежал  и
снял трубку.
   - А! Инспектор Корантэн? - нервно спросил он. - Ну что, я могу уехать
отсюда?
   - ...
   - Не будьте идиотами. Вы же знаете, что мне нечего терять.
   - ...
   - Что? Где я?
   Он осклабился.
   - Слушайте, я вам сейчас кое-что расскажу, и это вам  поможет  понять
кучу вещей... Здесь мой первый дом. Когда мы с женой его  купили,  здесь
все было разрушено, а на том самом месте, где я сейчас стою, рос вяз.  Я
все реставрировал, ничего не переделывая, не изменяя, так как  я  уважал
историю этого дома.  В  нем  ведь  жило  семейство  дю  Геников,  первый
баронский род Бретани. Почитайте роман Бальзака "Беатриса", это  поможет
вам многое понять. А ваши соотечественники спокойно  смотрели,  как  это
все гибнет под открытым небом. И вот я, жалкий итальянский эмигрантишка,
все это спас. Так что, вы думаете, я буду с вами торговаться?!
   Он захохотал.
   - Если я подожгу этот дом, сгорит весь  Геранд.  Церковь,  все  дома,
весь  город.  Памятник  французской  истории  превратится  в  гигантское
пожарище! Вам будет что написать в отчете о проделанной работе.
   - ...
   - Чего я хочу? Да я только и делаю, что повторяю вам битый час: дайте
мне отсюда уехать. С малышкой! Мне больше нечего добавить.
   Он положил трубку. Дельфина смотрела на него, стуча зубами.
   - Не волнуйся, - прохрипел Капелло" - он перезвонит.
   И действительно, телефон снова зазвонил.
   - Вот видишь? - его лицо искривила недобрая усмешка. - Никуда они  не
денутся. Алло?.. Нет, я не передумал.
   - ...
   - Отлично, это меняет дело.
   Он медленно положил трубку на аппарат.
   У Дельфины от страха полезли на лоб глаза: Капелло направлялся к ней.
   - Тебе не желают помогать, - выговорил он. - Помнишь, на арке входной
двери? Я тебе показал, когда мы приехали: серебряный  меч,  используемый
вместо кола... - Его рот искривился в гадкой ухмылке.
   - У меня есть серебро... - Она с ужасом смотрела, как  он  срывает  с
себя одежду, не в силах произнести ни звука. - И кол у меня  тоже  есть,
можешь себе представить!
   Он ткнул ее лицом в кожаные подушки, чтобы  не  дать  ей  кричать,  и
пристроился сзади.
 
*** 
 
   Борис Корантэн так швырнул  трубку  на  аппарат,  что  хозяин  бистро
завопил от возмущения.
   -  Вам  возместят  ущерб!  -  ответил  Корантэн,  которому  все   это
смертельно надоело. - Поймете вы или нет, что совсем  рядом  молоденькая
девчонка попала в лапы старого мерзавца?  -  Он  подскочил  к  Ивану  Ле
Коату. - Сколько здесь выходов из города?
   Бретонец, не думая, выпалил цитату  из  туристического  путеводителя:
Геранд - старый средневековый городок, окруженный  крепостными  стенами,
не позволяющими проникнуть в него, а следовательно, и выйти кому  бы  то
ни было. Есть семь городских ворот, все они блокированы. Капелло  сидит,
как крыса в западне. -  Может,  это  и  так,  -  сквозь  зубы  выругался
Корантэн. - Но эта скотина сидит в западне не один, а с пятнадцатилетней
девчонкой-заложницей.
   Он вышел из бистро.
   Прямо перед ним начинался переулок, который вел к "особняку семейства
дю  Геник".  Тут  же  аббатская  церковь.  Он  пошел   вдоль   переулка,
освещаемого восстановленными под старину фонарями. Бришо  молча  шел  за
ним следом.
   - Меме, - вдруг сказал Корантэн, -  я,  наверное,  сошел  с  ума.  Но
все-таки можно же как-то проникнуть в этот дом.  Сам  посмотри.  Они  же
стоят тут вплотную один к другому.
   Бришо показал на гранитную стену, украшенную солнечными часами.
   - Там должен быть сад, это очевидно. А иначе  зачем  солнечные  часы?
Место не в тени, а в старину это было  очень  важно.  Конечно,  там,  за
стеной, сад.
   - Давай взглянем, - согласился  Корантэн.  -  Терять  нам  все  равно
нечего.
 
*** 
 
   Перемахнув через стену,  они  упали  на  песчаную  аллею,  обсаженную
приятно пахнувшим в ночи самшитом. По мере  того  как  они  продвигались
вперед, наплывали другие запахи: жимолости, полигонуса, вьющихся роз.
   - Я уверен, здесь есть приходский священник, - пробормотал  Корантэн.
- Мы попали в его двор.
   Они пошли дальше наугад; впереди, слева от них, в  той  стороне,  где
проходила стена с  коньком  и  двумя  башенками,  соединенными  каменной
галереей, светились два окна.
   - Помоги-ка мне.
   Бришо, задыхаясь, попытался его  приподнять.  Борис  весил  никак  не
меньше восьмидесяти пяти килограммов, это была явно непосильная нагрузка
для мышц Эме, хотя он  уцепился  руками  за  узловатый  ствол  столетней
виноградной лозы.
   - Поднатужься! - Корантэн прижался лицом к вставленному  в  свинцовую
раму стеклу.
   Там, за окном, в каких-то пяти метрах от него, Луис Капелло насиловал
на диване пятнадцатилетнюю девчонку, завернув ей руки за спину и  связав
их веревкой.
   - Меме, - едва слышно  выдохнул  Корантэн,  -  умоляю,  подними  меня
повыше.
   Бришо напрягся и замычал, как беррийский бык. Корантэн подтянулся  и,
прикрыв лицо локтями, нырнул сквозь оконную раму в комнату.
   Когда  он  вскочил  на  ноги,  Дельфина  всем  телом  извивалась   на
диванчике, пытаясь высвободить связанные руки.  Все  ее  худенькое  тело
сотрясали конвульсии.
   Капелло выпрямился. В руке он держал "парабеллум", ствол  упирался  в
затылок девочки.
   - Выйдите тем же путем, что и вошли, - приказал он, - а не то...
   Корантэн попятился.
   Когда, полный бессильной ярости, он снова оказался в саду под  окном,
послышались поспешные  тяжелые  шаги  мужчины  и  стук  женских  высоких
каблуков  по  каменной  мостовой  переулка.  Озаренный  догадкой,  Борис
побежал к выходу из сада. Бришо кинулся за ним. Наконец они выскочили на
площадь перед монастырской церковью. Ее дверь медленно закрывалась у них
на глазах. Борис успел-таки броситься всем телом на  толстенные  дубовые
доски, прибитые огромными гвоздями, но старинный замок сухо защелкнулся.
Он опять опоздал...
   Наступила тишина. Затем послышался цокот каблуков по плитам пола.
   - Право убежища! - закричал Капелло, и безумный  хохот  загремел  под
сводами церкви.
   Корантэн отошел от запертой двери. Прямо перед  ним  в  слабом  свете
уличного фонаря висела табличка,  на  которой  было  написано:  "В  этом
святом месте просим вас не раздеваться, ничего не выносить из церкви, не
принимать пищу и не справлять свои естественные надобности".
 
Глава восемнадцатая 
 
   Луис Капелло уселся на скамью на хорах церкви.
   - Иди сюда, - приказал он, положив пистолет на соседнюю скамью.  -  Я
же не чудовище. И не веди себя словно запуганная Красная Шапочка.
   Дельфина стояла внизу, у лестницы, которая вела на хоры. На  ней  был
тот же наряд, что  и  в  Ла-Боли.  Ее  прическа  от  бега  растрепалась,
потерялась одна из заколок, отчего спадавшая на лоб челка сделалась  еще
длиннее. Лицо страшно побледнело, и от этого несуразнее выглядели  яркие
румяна на щеках.
   - Мне холодно, - шептала она, приподнимая  плечи  и  втягивая  в  них
голову.
   Капелло передернуло.
   - Иди сюда, - позвал он, - я дам тебе кое-что  такое,  от  чего  тебе
станет теплее.
   Он протянул ей пластинку "секс-лакта".
   - Пожуй и проглоти слюну, а через пять минут я дам еще.
   Она послушно сунула жвачку в рот.
   Вскоре он подозвал ее к себе и дал новую порцию возбуждающей резинки.
   - От нее действительно становится теплее,  -  прошептала  Дельфина  с
блаженной улыбкой.
   Капелло не спускал с нее голодных глаз.
   - Я же тебе говорил. Жуй хорошенько.
   Минут через десять Дельфина танцевала перед  ним  в  крайней  степени
возбуждения. Капелло включил запасной стереомагнитофон рядом  с  органом
на балконе. Он хорошо знал  церковную  жизнь  и  без  труда  нашел,  где
детишки из хора прячут кассеты вовсе не церковного содержания.
   Танцевальная музыка гремела на всю церковь.
   Старый Луиджи  Капелло,  который  мальчишкой  пел  в  церковном  хоре
деревушки Равелло в Италии, не думал о том, что совершает  святотатство"
Где оно исчезло, время, когда он был верующим?!. Давно, слишком давно он
превратился в мерзкую  тварь,  получающую  удовольствие  от  осквернения
церкви. И осквернял он ее самым отвратительным  способом:  заставляя  до
смерти перепуганную, накачанную возбудителями пятнадцатилетнюю  девчонку
плясать голой перед алтарем...
   Капелло откинулся на спинку скамьи. Он был счастлив.
   "Черт побери, - подумал он, - какая жалость, что я не успел  затащить
сюда маленькую Веронику".
   Дельфина ему, конечно, тоже нравилась. Но в ней  не  было  того,  что
больше всего возбуждало старого развратника. Она была слишком податлива.
Понятное дело, мать-сутенерша испортила девочку. Но и  девочка  тоже  не
ангел. Всего пятнадцать лет, а уже отпетая  шлюха.  А  впрочем,  кто  ее
сделал шлюхой? Не такие ли подонки, как он сам...
   Пробавляясь "живым товаром", который ему поставляли продажные матери,
Луис Капелло страстно мечтал о девочке из хорошей семьи: чистой, нежной,
свежей... Чтобы с помощью наркотиков довести ее до  беспамятства,  когда
она  будет  готова  на  любые  мерзости.  Сладостной  мечтой  его  стала
Вероника. Но с  нею  номер  не  прошел:  жевательной  резинки  оказалось
недостаточно, пришлось ввести морфий. Увы, все получилось совсем не так,
как он хотел. А жалко. Впрочем, хоть на что-то  Вероника  да  сгодилась:
она позволила ему свести счеты с Маринье.
   Капелло щелкнул пальцами, чтобы остановить танцующую Дельфину.
   - На колени! - приказал он.
   Девочка опустилась на пол. Немного погодя он заставил ее снять лифчик
и пояс.
   - Придерживай чулки руками, - приказал он. - Если ты их отпустишь,  я
тебя побью.
   Капелло нашел в ризнице пояс от белого стихаря.  Один  его  конец  он
завязал  на  несколько  узлов.  Помахивая  этой  плеткой,  он   заставил
Дельфину, лежавшую на гранитных плитах  пола,  раскинуть  руки  и  ноги,
двигая  только  бедрами.  Когда  она  обессилела  настолько,  что  почти
перестала дышать, он сунул ей в зубы очередную пластинку жвачки, как это
делают с собаками, которым дают кусочек сахара. Затем поднял ее, взял за
руку и подвел  к  тому  месту  справа  от  хоров,  где  висела  картина,
изображавшая начало пути Спасителя на Голгофу.
   - Смотри, - сказал он, - ты тоже прочтешь  четырнадцать  молитв,  как
Он. Следуй за мной, мы рассмотрим все  четырнадцать  картин,  чтобы  все
хорошенько отрепетировать.
   Она покорно последовала за ним, бормоча молитву. Время от времени  на
нее  нападал  истерический  смех  -  сказывалось  влияние   возбуждающей
резинки.
   Когда они вернулись на середину церкви,  вдруг  погас  свет.  Капелло
выругался и схватил Дельфину за запястье.
   В здание церкви проник голос  Бориса  Корантэна,  доносящийся  сквозь
отверстие в одном из витражей:
   - Хватит глупостей, Капелло! Церковь окружена, вам отсюда не уйти.
   - Я ее убью, - завопил Капелло. - Вы же знаете, что я это сделаю. Так
что убирайтесь вон!
   Стоящий на приставленной к витражу лестнице Корантэн провел рукой  по
лбу, словно стремясь снять наваждение.
   - Зажгите свет, - не оборачиваясь, приказал он и  содрогнулся:  внизу
обезумевший маньяк с  горящими  глазами  прижимал  к  себе  одурманенную
наркотиками девчонку, приставив к ее голове пистолет.
   И все это происходило в церкви!..
   Беспредел какой-то!
   Борису нестерпимо захотелось  выхватить  "смит-вессон"  и  прикончить
Капелло. Хотя опасность задеть девочку велика, он  был  уверен,  что  не
промахнется. Ярость не позволит дрогнуть его руке.
   Сумасшедший старик, должно быть, обо всем догадался.  Он  еще  крепче
прижал Дельфину, прикрывшись, ею словно щитом.
   Корантэн от бессилия заскрипел зубами.
   - Прекратите, Капелло! Откройте дверь, отпустите ребенка.  Вы  и  так
уже достаточно натворили.
   Капелло попятился, затащил Дельфину  в  ризницу  и  закрыл  дверь  на
металлические задвижки. Точно так же он поступил и с дверью,  ведущей  в
дом священника. Затем зажег три свечи, которые прихватил с алтаря.
   - Их свет будет тебе очень к лицу, если им вздумается снова отключить
электричество.
   Поясом от стихаря он снова связал Дельфине руки и грозно рявкнул:
   - На колени! Сейчас ты предстанешь перед калифом!
   Воспаленное воображение подсказало ему новую забаву.
   Дельфина с ужасом смотрела на своего мучителя. Несмотря на наркотики,
она вновь начала сознавать, что с нею происходит что-то страшное.
   - Мама! - сквозь слезы  застонала  она;  бедняжка  не  понимала,  что
очутилась здесь из-за алчности своей матери, и звала ее, как  все  дети,
попав в беду, зовут мать.
   А Капелло уже разыгрывал сцену суда. Обвинитель и судья одновременно,
став  в  позу,  он  произнес  громовую  речь   в   защиту   общественной
нравственности, а затем  объявил  приговор:  "Потаскушка  и  развратница
Дельфина Шене приговаривается к смерти на дыбе. Но прежде  чем  умереть,
она будет отдана на забаву солдатам".
   Вместо тернового венца Капелло водрузил девочке на голову найденную в
ризнице митру. Затем подвесил ее на огромном, вбитом в балку  гвозде  за
вывернутые и связанные руки. Дельфина закричала от  боли  и,  дернувшись
всем телом, сорвалась с гвоздя. Сумасшедший старик принялся хлестать  ее
ремнем...
 
*** 
 
   Борис  Корантэн  с  недоумением  посмотрел  на  молодого  священника,
которого подвел к нему Эме Бришо.
   - Меня зовут отец Озан, - священник  перебирал  четки,  руки  у  него
вздрагивали. - Я работаю в этом приходе в период отпусков. Я  постараюсь
вам помочь.
   - Чем, святой отец?
   Священник печально улыбнулся.
   - Этот человек осквернил монастырскую церковь. Я хочу войти  туда.  Я
предложу себя в качестве заложника вместо этой несчастной девочки.
   Корантэн покачал головой.
   - Он сошел с ума. Это  маньяк,  понимаете?  Сексуальный  маньяк.  Ему
нечего делать с другим заложником. Все, что ему надо, - это девчонка,  а
вовсе не вы.
   - И все-таки я хотел бы попробовать, - священник стоял на своем.
   - Как угодно, - сдался Корантэн. - Я не могу вам этого запретить.
   Священник окинул его благодарным взглядом и подошел к двери  ризницы.
Корантэн, Бришо и остальные полицейские издали наблюдали за ним.
   Он принялся говорить тихим голосом. О милосердии,  о  сострадании,  о
разуме. Слова были простые, понятные и убедительные.
   В  какой-то  момент  Корантэну  даже  показалось,  что  ему   удастся
уговорить  Капелло:  безумный  хохот  и  вопли  по  ту   сторону   двери
прекратились. Но затем, словно удар грома, грохнул  выстрел.  Отец  Озан
рухнул навзничь. Корантэн оросился к нему.
   - Боже мой! - пробормотал он, приподнимая священника. - Вам  повезло,
что вы во второй раз родились на белый свет.
   Прошив дверь, пуля прошла рядышком с виском пастора,  оставив  в  его
белокурых волосах подпаленный след.
   Отец Озан ничего не отвечал. Он был без сознания.
   - Ну все, с меня хватит, - прорычал Корантэн. -  Если  мы  ничего  не
предпримем, он прикончит девчонку.
 
*** 
 
   Замок на дверях ризницы разлетелся  вдребезги.  Сквозь  неестественно
вывернутые руки  Дельфины  Луис  Капелло  успел  заметить,  что  к  нему
огромными прыжками несется полицейский. Капелло ткнул  пистолет  девочке
под лопатку.
   В полицейском тире Корантэн снискал славу снайпера. И сейчас  он  был
почти  уверен,  что  успеет  выстрелить  первым  и   попасть   точно   в
"парабеллум" - выбить его из руки старого психа.  Но,  выбитый  страшным
ударом, не убьет, не искалечит ли он девочку?..
   Корантэн посмотрел в искаженное от страха  лицо  Дельфины  и  опустил
свой револьвер. Он мог сколько угодно  рисковать  своей  жизнью,  но  не
жизнью ребенка.
   - Вы снова одержали победу.
   - Я всегда побеждаю! - захохотал Капелло. - Прочь с дороги! Я ухожу.
   Он взмахнул пистолетом, приказывая Корантэну посторониться.
   "Ладно, - решил Борис, - попробуем поймать тебя на трюк. Он стар  как
мир, но, видно, поэтому и удается..." Сделав шаг в сторону, он  прикинул
расстояние, отделявшее  его  от  обезумевшего  старика.  Метров  пять...
Хороший прыжок - и все... Корантэн застыл,  вытянув  шею  и  не  отрывая
взгляда от двери, ведущей из ризницы в церковь, как будто оттуда к  нему
должна была прийти помощь.
   Он успел услышать, как  в  груди  бешено  колотится  сердце.  Ну  же,
кретин, оглянись...
   Капелло наконец обратил внимание на странное поведение  инспектора  и
резко повернулся к двери, к которой стоял спиной. И в это  мгновение  со
звериным ревом, призванным парализовать противника, Корантэн бросился на
него.
   Грохнул выстрел, но пуля пробила лишь бочонок с вином для  причастия;
пистолет Капелло тут же сменил хозяина. Капелло согнулся и  пронзительно
взвизгнул от боли: схватив на лету за правое запястье, Корантэн  заломил
ему руку за спину почти до самых лопаток.
   - Не всегда  же  тебе,  сукин  сын,  побеждать,  -  прерывисто  дыша,
прохрипел он. - Теперь моя очередь.
   Капелло, словно подрубленный, рухнул на пол.
   - Не велика заслуга, - выдавил он. - Я ведь старше. И намного.
   В церкви появился Эме Бришо с револьвером в руке  и  сбившимся  набок
галстуком. Остановился, опустил руку. Разочарованно произнес:
   - Снова ты сыграл в одиночку.
   Корантэн надел на Капелло наручники, затем поднял  с  пола  Дельфину.
Сквозь  вульгарный  запах  духов,   которыми   пользуются   проститутки,
пробивался  природный  запах  ее  волос,  запах  детского  пота,  слегка
горьковатый и кислый.
   - Как можно сотворить такое с ребенком, - пробормотал он сквозь зубы.
***
 
   Корантэн отнес укутанную с головой в  одеяло  девочку  в  полицейский
фургон, стоявший на площади среди домов с замшелыми гранитными  стенами.
Туда же полицейские отволокли и Луиса Капелло.
   Фургон тронулся в путь при слабом свете начинающегося дня. Он проехал
по аллее столетних вязов, пересек городскую крепостную стену и взял курс
на Ла-Боль по шоссе между дамбами, по которым шли  к  своим  разработкам
рабочие соляных приисков в коротких серых  шортах.  Ноги  их  утопали  в
тумане, поднимающемся над соляными болотами, и казалось, что они  плывут
по воздуху.
   Борис погладил Дельфину по взмокшему лбу - по всему было  видно,  что
ее и во сне продолжают мучить кошмары.
   - Все кончено, - прошептал он. - За тобой теперь присмотрят.  Ты  еще
забудешь об этом ужасе, я тебе обещаю.
 
*** 
 
   Луис  Капелло  с  достоинством  вздернул   заросший   серой   щетиной
подбородок.
   - Не утруждайтесь, инспектор, - сказал он, - я вам все сам расскажу.
   На часах было двенадцать. Они сидели в комиссариате Ла-Боли. Действие
наркотиков прошло, протрезвевший "черный человек" собирался начать  свой
путь на Голгофу. Ему еще только предстояло осознать всю глубину  бездны,
куда его столкнули порок и необузданное сладострастие.
   - Маринье пришел ко мне,  на  мою  летнюю  виллу,  -  начал  он  свой
рассказ, - 13 июля рано утром. Из разговора я понял, что  он  собирается
меня шантажировать. Он уже давно обнаружил, что я  подделываю  записи  в
журнале учета взрывчатых веществ, так что у него было время  все  оттуда
выписать и разработать план действий. Капелло  сцепил  короткие  толстые
пальцы: спокойный и здравомыслящий человек,  совершенно  не  похожий  на
того безумца, за которым Корантэн охотился сегодня ночью, как  за  диким
зверем.
   - Он требовал триста тысяч франков, тридцать  миллионов  сантимов  за
свое  молчание.  В  случае  отказа  грозился  выдать  меня  полиции.  Я,
естественно, попросил у него время,  чтобы  подумать.  Я  и  не  пытался
что-либо отрицать, тем более что он сунул мне под нос маленькую записную
книжку, в которой  все  было  отмечено.  Абсолютно  все.  Мы  условились
встретиться 15 июля утром, и он ушел...
   - А вы позвонили своей  секретарше,  -  перебил  его  Корантэн,  -  и
продиктовали письмо о его увольнении.
   Вы  уже  тогда  решили  ликвидировать  Маринье,  и  вам  нужно   было
обеспечить себе прикрытие.
   Капелло удивленно посмотрел на него.
   - Вовсе нет. В тот момент я даже еще не решил, уступить ему или  нет.
Что до письма, то я его продиктовал лишь 15 июля, то есть на другой день
после смерти Маринье.
   - Кое-кто об этом еще пожалеет, - пробормотал Корантэн.  -  Зачем  вы
сказали мадемуазель Фюрэ, чтобы она нам солгала?
   Капелло осклабился.
   - Но так ведь было гораздо логичнее: письмо  об  увольнении  получено
накануне смерти. Вот он - повод для нервного потрясения.  Но  вы  и  так
вышли на меня. Зачем же мне теперь рассказывать вам байки. Так  ведь?  В
любом случае, я влип.
   - Вся беда в том, что у вашей секретарши не было адреса Маринье.  Она
его раскопала только 16 июля.
   - Вот этого я как раз и не знал. Теперь я понимаю,  как  вам  удалось
все это раскрутить.
   Корантэн улыбнулся.
   - Иногда случай бывает благосклонен и к нашему брату. Продолжайте!
   Вошел  полицейский.  Иван  Ле  Коат  внимательно  выслушал,  что  тот
прошептал ему на ухо, и довольно усмехнулся.
   - Прошу извинить, -  обратился  он  к  Корантэну.  -  У  нас  хорошая
новость: удалось  разыскать  мать  Дельфины.  Мои  ребята  взяли  ее  на
вокзале, она пыталась уехать. Ее доставили сюда.
   - Спасибо, - ответил Корантэн. - Сейчас все встанет на свои места.
   Он вновь обратился к Капелло:
   - Итак, мы вас слушаем.
   Глядя на сбитые костяшки своих пальцев, старик собирался с мыслями.
   -  Сначала  я  хотел  лишь  проучить  этого  Маринье.  Все  произошло
случайно. Я играю в рулетку. В тот вечер, то бишь  13  июля,  приехав  в
казино, я заметил Маринье. В залы для игры в рулетку и в  будь  попадают
через общий вход.
   - Знаю, - кивнул Корантэн.
   - Я прошел за ним в зал, где играют в буль.  Там  я  увидел,  что  он
играет осторожно, с умом. Он выиграют две тысячи франков,  если  мне  не
изменяет память. Вот тогда  я  и  подумал,  что  подловить  его  -  пара
пустяков.
   Он искоса взглянул на Корантэна.
   - Рассказывать вам о Шейле, мне кажется, нет надобности.  Я  заметил,
чем они занимаются, в одном заведении, оно  называется  "Лорд".  Однажды
вечером я пошел туда, чтобы встретиться с ними и...
   - Что было дальше, мне известно. Можете  опустить  этот  эпизод.  Что
произошло назавтра?  Итак,  Шейла,  Эрик  и  этот  их  чертов  голландец
согласились поработать  на  вас.  Они  выследили  Маринье,  укололи  ему
наркотик, ограбили и сбросили в канаву.  Почему  же  его  обнаружили  на
рассвете  повешенным  в  сарае,  рядом  с   мертвой   и   изнасилованной
девчонкой?
   Эме Бришо проверил, успевает ли полицейский-стенографист все  вносить
в протокол. В принципе, ему самому следовало  бы  печатать  протокол  на
машинке (три экземпляра на обычной и три на папиросной бумаге,  один  из
которых обязательно желтого цвета -  для  архивов  Отдела  по  борьбе  с
наркотиками).  Но  он  предпочел  свалить   эту   работу   на   местного
полицейского, а сам лишь делал пометки, чтобы потом доработать протокол,
который ему все равно придется печатать для своего начальства.
   Луис Капелло помолчал.
   - Несколько дней назад я положил глаз на эту девчонку, Веронику.  Она
действовала на меня крайне возбуждающе, но в то же время  и  раздражала.
Сразу было видно, что в деньгах она не нуждается, а чем  еще  я  мог  ее
соблазнить? Мне ведь не девятнадцать.., к сожалению.
   Он медленно пригладил свои  крашеные  волосы,  и  Корантэна  поразили
сдержанность и спокойствие человека, который  так  бесновался  прошедшей
ночью.  Неужели  ему  не  знакомо  чувство  вины,  чувство   раскаяния?!
Монстр...
   - Клянусь вам, что в тот вечер меня сопровождал злой  рок.  14  июля,
когда кругом начинались гулянья, фейерверки, на бульваре Дарлю, у  моря,
я увидел Веронику.
   Она была так нарядна, что я сразу понял: собралась куда- то на танцы.
Только на ногах у нее были  гольфы  и  теннисные  туфли.  Совсем  как  у
ребенка. Она стояла на краешке тротуара и, по всей видимости, ждала, что
за ней приедут друзья: наверно, назначила  им  тут  встречу.  Я  был  на
машине и остановился рядом. Открыл правую дверцу  и  наклонился  к  ней,
словно собирался что-то спросить.  Она  подошла  ближе.  Кругом  бурлила
толпа, была ужасная толчея, и никто  не  заметил,  как  я  втащил  ее  в
машину.
   В комнате воцарилась гнетущая тишина, затем снова  затрещала  пишущая
машинка.
   - Сначала я отвез ее  на  пляж,  отхлестав  по  щекам  так,  что  она
потеряла сознание, - ровным голосом продолжал Капелло. -  У  "мерседеса"
единый привод запирания дверей, выскочить она не могла. Я  врубил  радио
на всю мощь и, когда она пришла  в  себя,  хотел  ею  овладеть.  Но  она
отбивалась с неожиданной силой, и я снова ее оглушил.
   Он посмотрел на свои руки.
   - У меня старая невралгия. После дорожного происшествия, в которое  я
попал еще двадцать лет назад, меня  часто  мучают  боли.  На  всю  жизнь
остался  ущемленным  лицевой  нерв.  Приступы  боли  случаются  в  самые
неожиданные моменты, и у меня всегда при себе  наготове  шприц.  Даже  в
перчаточном ящике машины. Мне разрешено пользоваться морфием.
   Каждые две недели врач выписывает очередной рецепт.
   - Как это? - спросил изумленный Корантэн. - У вас что,  есть  лечащий
врач, который регулярно выдает вам талоны на яд?
   - Совершенно верно. Доктор Понселе.  Он  выдает  мне  пронумерованные
рецепты из своей рецептурной книжки.  Талоны  на  яд,  как  вы  изволили
выразиться. Так что с этой стороны у меня все  в  порядке.  Я  вам  даже
признаюсь,  что  мне  удалось  накопить  некоторое  количество  ампул  с
морфием, так как я колюсь, только когда боли становятся невыносимыми.
   Полицейский поставил перед ним стакан воды. Капелло с жадностью выпил
- у него пересохло во рту.
   - Я направился за город по дороге  на  Геранд.  Вероника  лежала  без
сознания рядом. Я остановился на боковой  дорожке  и,  когда  она  снова
пришла в себя, сделал ей укол  морфия.  Чтобы  она  была  покладистее  и
ласковее.
   Он тяжело помотал головой.
   - Клянусь,, я не хотел ее убивать. Я был  не  в  своем  уме.  Доза  в
шприце - два кубика, она рассчитана на мой вес. Я не собирался  нажимать
на поршень шприца до конца, но Вероника дернулась, и весь  морфий  попал
ей в вену. Вскоре она умерла от передозировки.
   -  А  потом?  -  едва  сдерживаясь,  спросил   Корантэн:   спокойный,
размеренный голос убийцы приводил его в ярость.  -  Вы  все  обдумали  и
начали действовать?
   - Точно, я все обдумал. Я знал, где  должны  были  сбросить  Маринье.
Была полночь. Я подъехал поближе к намеченному  месту.  Вскоре  туда  же
подкатили Шейла с Эриком. Они вышвырнули Маринье из машины и оставили ее
метрах в двухстах, как и было договорено. Я дождался, пока они уехали, и
принялся за работу. Я отлично знаю местность.  Там  есть  ферма,  совсем
недалеко. Сараи и ангар для тракторов удалены от жилых  построек.  -  Он
слабо улыбнулся. - Я даже знаком с владельцами фермы.
   Они никогда не держали собак. Это тоже было мне на  руку.  Я  затащил
Маринье в "мерседес", отвез к ангару и выгрузил там вместе с  Вероникой.
Потом снял с Маринье галстук и нацепил его Веронике на  шею.  Но  я  вам
клянусь, его смерти я тоже не хотел. Достаточно, если бы его обвинили  в
смерти девчонки.  А  то,  что  произошло  дальше,  -  только  его  вина.
Полностью. Он же нажрался наркотиков. "Секс-лакт" -  это  жуткая  штука,
она выворачивает мозги наизнанку...
   - Знаю, - перебил его Корантэн, вспомнив,  как  ужасно  выглядел  сам
Капелло минувшей ночью.
   - Прежде чем уехать, я взвалил Маринье на Веронику и по всему ее телу
наставил его отпечатки пальцев.  Он  пошевелился  и  обнял  ее.  Что  вы
хотите? Ведь он же был в беспамятстве. - Безумие снова вернулось к нему,
он скорчился от приступа смеха.  -  У  него  хрен  стоял  как  у  оленя.
Потрясающее зрелище. Я посмеялся и уехал оттуда.
   - Только сначала подвесили на балку веревку.  -  Корантэн  достал  из
пачки мятую сигарету. - Чтобы навести его на мысль  о  самоубийстве,  не
так ли?
   Старый безумец кивнул.
   Корантэн щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.  Во  что  бы  то  ни
стало нужно хоть немного отвлечься. Уж слишком отвратительно все, о  чем
с таким олимпийским спокойствием рассказывает Луис Капелло.
   - На сегодня хватит, - сказал он. -  Мы  снова  допросим  вас,  когда
понадобится.
   Погруженный в раздумье, Капелло не шелохнулся.
   Эме Бришо взял со стола  фотоаппарат  "Кодак",  найденный  Иваном  Ле
Коатом при обыске у Луиса Капелло часом раньше.
   - С помощью этого аппарата вы сфотографировали Маринье?
   - Вы и его нашли? Молодцы...
   Ле Коат сделал знак, и двое полицейских увели хозяина "СЕКАМИ".
   Оставшись в кругу коллег, Корантэн обратился к Ле Коату:
   - Как нам поступить с секретаршей Симоной  Фюрэ?  Разберетесь  с  ней
сами? Меня она больше не интересует.
   Ле Коат грузно пошевелился в своем кресле.
   - Но, дорогой друг, она ведь сообщница? Так или нет?
   - Сообщница, - вздохнул Корантэн. -  Но  она  всего  лишь  запуганная
старая дева, которая дрожала за  свое  место.  Увы,  закон  есть  закон,
поступайте как знаете.
   На улице Корантэн  подставил  лицо  ветру,  и  ему  сразу  полегчало.
Упругий ветер нес  запах  моря  и,  казалось,  смывал  с  его  души  всю
мерзость, в которой он так долго барахтался.
   - Пошли, - позвал он Бришо, -  нужно  позвонить  Баба.  А  потом  мне
предстоит еще кое к кому зайти.
   В  комиссариате  Ле  Коат  составлял  отчет  для  своего  начальника,
который, как обычно, не преминет приписать себе все заслуги в  раскрытии
этого запутанного дела...
 
Глава девятнадцатая 
 
   Ни в чем не уступающее средиземноморскому, солнце нещадно  пекло  над
пляжем Ла-Боли, по которому прогуливался легкий западный ветерок, весело
наполнявший  паруса  яхт.  Зазывая  покупателей,  по  пляжу  расхаживали
продавцы  вафель;  детишки  самозабвенно  рылись  в  песке.   Влюбленные
парочки, взявшись за руки, потихоньку забредали  в  теплую  воду,  чтобы
пофлиртовать, отплыв подальше от берега. Ла-Боль являла собой именно то,
чего от нее ожидали: обитель спокойной  и  счастливой  отпускной  жизни.
Место, где приятно остановиться на две-три недели, чтобы забыть о  серой
повседневности. Там-сям были отдыхающие,  погруженные  в  чтение  газет.
Многие только сейчас узнавали о  чудовищном  преступлении,  совершенном,
можно сказать, у всех  на  глазах.  Слава  Богу,  что  полиция  уже  его
раскрыла.
   Корантэн отложил кипу газет без горечи, хотя, как всегда, ни в  одной
из них  не  было  и  полслова  об  участии  в  расследовании  специально
присланной из Парижа группы. Зато чуть не с  каждой  счастливо  улыбался
Иван Ле Коат, с удовольствием демонстрируя вещественные  доказательства:
"Кодак", пакетики "секс-лакта", шприц, с  помощью  которого  была  убита
Вероника.
   Незадолго до этого Корантэн, как  и  собирался,  посетил  всех,  кого
наметил. Месье и мадам Довилье, мадам Маринье, а  также  Шейлу,  которая
сквозь слезы спросила у него, на сколько ее могут  упечь.  "Минимум  два
года строгого режима", - жестко ответил он.
   Жерар - последний, кого он хотел увидеть, был на пляже.  Борис  отдал
ему калькулятор.
   - Спасибо, старик. Только благодаря этой штучке я смог докопаться  до
истины.
   Он рассказал Жерару,  как  погибла  Вероника,  как  был  арестован  и
изобличен "черный человек", преследовавший подростков.
   Жерар  молча  выслушал,  затем  нажал  несколько  клавиш   на   своем
калькуляторе и протянул его Корантэну. Тот прочел: 13.5.18.3.9.
   - Переворачивать нужно?
   Жерар отрицательно покачал головой.
   - Нет, бесполезно, это слово из  пяти  букв.  Вовсе  не  то,  которое
обычно приходит на ум.
   Корантэн сосредоточился.
   - Ага! Я все понял: 13 - это тринадцатая буква алфавита, то есть М, 5
- пятая, значит, Е.., и так далее. МЕРСИ. -  Он  изучающе  посмотрел  на
подростка. - Ведь она умерла. За что же меня благодарить?
   Жерар притворился, что его страшно интересует неуверенное лавирование
яхты, ведомой неопытной рукой новичка.
   - Спасибо за всех остальных. Тех,  кого  этот  Капелло  мог  бы  тоже
погубить, если бы не вы.
 
*** 
 
   Дженни прощалась с Эме Бришо.
   -  Ты  меня  бросаешь,  вероломный  ты  человек!  -  говорила  она  с
неподражаемым английским акцентом.
   Бришо закончил укладывать чемодан.
   - Ничего не поделаешь. - Вид у него  был  глупый  и  несчастный.  Она
красноречиво вздохнула.
   - Да, конечно. Ведь ты женат.
   Бришо подскочил, словно его ужалил тарантул.
   - А какая она из себя, твоя жена? - Дженни пригладила ему  усы.  -  У
нее красивая грудь?
   У Эме Бришо даже уши покраснели.
   - Замолчи! - взвился он. - Не говори так о Жаннетт!
   Дженни обиженно отошла.
   - А что тут такого?  -  воскликнула  она  по-английски.  -  Она  ведь
женщина? А что для женщины может  быть  важнее  красивой  груди?  -  Она
задрала майку. - У нее такие же большие груди, как у меня?
   Бришо закатил глаза и принялся читать про себя "Отче наш".
 
*** 
 
   В номере напротив Борис Корантэн прощался с  Клодин  и  Жинетт.  Его,
правда, несколько смутило, как они предложили это сделать. Уж,  кажется,
что могло смутить такого закаленного  в  любовных  баталиях  бойца,  как
Борис, однако и он растерялся, когда подружки предложили ему переспать с
ними обеими одновременно. Всего-то...
   По тому, с  каким  жаром  Клодин  и  Жинетт  обсуждали  "технические"
подробности осуществления своей идеи, Борис понял, что любовного опыта и
сноровки им не занимать.
   Лежа на кровати, Клодин подняла и раздвинула ноги, положив  пятки  на
спинки двух широко расставленных  стульев.  Жинетт,  стала  над  нею  на
колени, приподняв зад, и прильнула своими губами к ее губам.
   - Чего же ты ждешь? - приказала Клодин.
   Борису ничего не оставалось, как подчиниться. Он прошел к  ним  между
стульями и долго ублажал по очереди каждую.  Клодин  и  Жинетт  все  это
время страстно целовались и ласкали друг друга. Похоже, у подружек  были
близкие отношения не только по работе...
   Когда напряжение достигло предела, послышался голос Клодин:
   - Назови число. Один или два?
   - Зачем? - с недоумением спросил Борис: меньше всего он думал  сейчас
о числах.
   - Потом объясню. Сначала скажи.
   - Ну, пусть будет два.
   Клодин отбросила со лба прилипшие кудряшки.
   - Два у меня. Сеанс завершается со мной. Уяснил?
   Ее изобретательность сразила Бориса. Оставалось  лишь  приложить  все
усилия, чтобы и Жинетт не осталась обиженной.
   Обессиленный, задыхающийся, он рухнул на свободную постель. Кружилась
голова, мышцы ног сводила судорога.
   "Боже мой, - подумал Борис, - если так провести весь  отпуск,  вполне
можно  рехнуться..."  Он  повернулся  к  подружкам,   которые   медленно
забирались под одеяло.
   - Ну, девочки, с вами не соскучишься. И где  вы  только  всему  этому
научились?!
   Клодин лукаво вздернула бровь, на которой блестела капелька пота.
   - А ты, господин  инспектор,  наверно,  считал,  что  женщины  лишены
воображения?
   Как бы не так... Впрочем, насколько я понимаю,  ты  не  считаешь  нас
чудовищами? Вот и отлично. Нам ты тоже понравился. А посему...
   Она грациозно  потянулась  к  ночному  столику  и  достала  из  ящика
записную книжку и карандаш.
   - Твой парижский адрес! - сказала Клодин. - Это приказ.
 
*** 
 
   Стоя  на  перроне,  три  фигурки   в   джинсах,   подчеркивающих   их
привлекательные округлости, дружно махали руками.  Они  становились  все
меньше и меньше и наконец скрылись за поворотом. Эме Бришо закрыл окошко
купе, в котором, кроме них, никого больше не было.
   - Ну вот, - сказал он, укладываясь на полке, - еще один эпизод  нашей
жизни уходит в прошлое.
 
*** 
 
15 августа около половины первого ночи Борис Корантэн с трудом вырвался из объятий двух загорелых девиц, которые, казалось, задались целью довести его до полного изнеможения. Клодин и Жинетт позавчера вернулись из Ла-Боли и нагрянули к нему, как они выразились, "просто на уик-энд". 
   Телефон заливался на столе посреди рюмок с водкой:  Клодин  и  Жинетт
решили организовать русский ужин и принесли  все  необходимое  с  собой.
Борису осталось только купить икры.
   Он снял трубку, дав в душе клятву, что, если это Чарли Бадолини,  тут
же подаст в отставку.
   - Алло, Борис? - Корантэн едва узнал голос Эме Бришо.
   - Меме, - обреченно спросил он. - Что случилось? Ты, наверное, сломал
ногу, спускаясь с Монблана?
   Эме Бришо кашлянул.
   - Борис, ты был прав. Дженни...
   Ему не удалось закончить фразу. Да это  вовсе  незачем  было  делать.
Корантэн и так все понял.
   - Не везет тебе с горничными, Меме. Я тебе это всегда говорил. Откуда
ты звонишь?
   - Из табачного магазинчика. Борис, это  же  просто  трагедия!  Дженни
меня наградила триппером.
   Корантэн так и шлепнулся на стул.
   - Слушай, - воскликнул он, - а я-то чем тебе  могу  помочь?  Сходи  к
врачу.
   В трубке раздался треск.
   - Уже сходил. - Казалось, Бришо вот-вот заплачет. - Но если принимать
лекарства, нельзя ничего пить, даже пива.
   Корантэн прикусил губу, чтобы не расхохотаться.
   - Я понял, Меме. Скажи Жаннетт, что ты решил  похудеть,  чтобы  лучше
выглядеть. А при диете нужно воздерживаться от алкоголя.
   - Но я же и так худой! - в отчаянии завопил Бришо.
   - Мужчина никогда не бывает достаточно худым,  -  назидательно  изрек
Борис, чтобы подбодрить Бришо, и повесил трубку.
   - Скажите-ка, девушки, - Корантэн строго поглядел на подружек  своими
черными глазами, - я надеюсь, после моего отъезда вы общались  только  с
приличными людьми?
   Клодин поморгала, словно Белоснежка перед своим Принцем.
   - Мы порядочные девушки, - сказала она грудным  голосом,  потягиваясь
всем телом. - Иди ко мне, мой красавец полицейский. Теперь  моя  очередь
лишить тебя сил. 52
 
 
51 
 
 

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: