Обэстониться
Овоениться
Опять спятить
Открыть дверь босиком
Отрывать от рубашек рукава и воротнички
Очень литературничать в описаниях своей жизни
Переплевываться через стеклянную дверь
Пить чай из банки с остатками варенья на стенках
Плавать в ведре
Побежать под дождем
Повторять: "Страшная тайна!"
Подглядывать в душе
Подставлять профиль
Познакомиться в автобусе
Показывать насос
Покачиваться по пирсу
Полусидеть, наклонившись вперед и ковырять в положенной
на колено левой ноги запрокинутой правой ступне
Помахивать
Попасть под запорожец в зеленых очках
- самосвал, выходя из бани
- троллейбус на велосипеде
Попытаться вынести телевизор
Поставить проблему
Потерять роман
Потирать ладони
Потрескивать, а то и постреливать
Правильно приготовить завтрак
Придумывать
Прикрываться от солнца резиновым шлепанцем
Приподнимать головы
Присниться
Прихрамывать по Крыму
Продолжать упорно дружить
Проносить какую-то женщину на руках по направлению к
озеру
Просушивать сигареты на батарее перед курением
Прыгать на одной ноге как кенгуру
Прятать лимоны в тапках
Разбивать очки и позвонки
Раздеться и подлечь
Размазывать по воздуху последние брызги холодных струй
Размахивать исколотыми руками
Размахивать пистолетом на похоронах
Разрисовывать стены семяизвержением
Раскачиваться в кресле, пожирая глазами
Рассказывать ужасы
Резать людей на улицах
Смотреть на все с вертолета
Спать без трусов
Спрыгивать с волосатой груди
Стать мужчиной на столе
Строить в коридоре баррикады из кроватей
Съезжаться на дачу
То ложиться на кровать, то падать с нее
То учиться, то лечиться
Трахнуть утюгом по телевизору
Треснуться башкой
Убивать своей бледностью
Ударить палкой по спине какого-то бомжа
Уехать в Крым
Украсть зеркала и фары
Услыхать звон бьющегося стекла
Хихикать, прикрывая рот ладошкой
Ходить из комнаты в комнату по разложенным на полу
бумагам.
Хотеть провалиться сквозь надвигающиеся сумерки от
подступающего тягостного чувства
XV
Дашка-зверушка
Руки, ноги, голова - все у нее крупное. И вся она
крупная и белозолотистая. Кожа у нее белая, и вся
покрыта золотистыми волосками. Волосы, брови, ресницы -
все у нее золотистое. И вся она как растение.
Внутренние часы идут очень медленно. Внутренняя жизнь
так ее захватывает, что она не может следить за
внешней. И даже не хочет. Может долго сидеть
неподвижно, и даже любит, уставив глаза в одну точку. И
все движения у нее плавные, в них есть что-то
материнское. И даже ощущение, что она все время
беременна. И на губах ее все время расслабленная
улыбка.
XVI
Фидельбойм
Когда Бо был в армии, на Пяльсони был такой Фидельбойм,
который писал стихи, которые нравились самому
Самойлову, который жил в Пярну у самого моря и каждый
день выпивал по бутылке коньяку.
А когда Бо вернулся из армии, Фидельбойма забрали в
армию.
А когда вернулся из армии Фидельбойм, он стал ходить в
415 и вести себя там как-то странно, как-то
неопределенно влюбляясь непонятно в кого. Чтобы
отвадить Фидельбойма, Силь-Бухра всклокачивала волосы,
усаживалась на пол по-турецки и засыпала в себя пакеты
с сухими супами, вытаращив один глаз на Фидельбойма, а
другой на висевшие над ее кроватью часы с торчащей из
них в разные стороны пружиной. Но когда и это не
помогло, она просто поговорила с Фидельбоймом, что у
нее роман с Парниковым, полный завал с курсачом, и
вообще ей нужно заниматься, и это помогло.
И Фидельбойм так как-то и канул, и все забыли о нем, и
один только Бо еще долго помнил, что когда-то на
Пяльсони был такой Фидельбойм, и писал стихи, и они
нравились самому Самойлову.
XVII
Бабушка Бо умела издавать особый китайский
звук-причмокиванье самыми уголками губ.
Бо изучил науку обольщенья: усесться перед ними на
корточки, ковыряясь в разобранном дверном замке, утюге
или будильнике; или не помещаясь за столом, пить чай из
банки с остатками варенья на стенках.
В первый раз Бо увидел Дашку в 107 в одно прекрасное
утро, когда мама привезла ее на Пяльсони из Киева под
опеку благородного Грегуара, пока не проснулся Плуцер,
и сразу стал приставать.
В первый раз Бо увидел Какую-то женщину, когда она
ходила с вороной на голове по какой-то комнате, читая
всем вслух на ходу какую-то, вроде бы детскую, книгу,
назидательно грозя всем указательным пальцем.
А Маска с Танькой сидели рядом на кровати, влюбленно
глядя на Сержа, сидевшего за столом, вернувшегося из
армии и расположившегося здесь распоряжаться женскими
сердцами. Усатый Серж представляется здесь в военной
форме, каким на самом деле Бо видел его только на
фотографиях.
Перед последним вступительным экзаменом по истории
нахмуренная Каубамая ходила по коридору на Тяхе, громко
разговаривая с огромным папой.
XVIII
Шарик и Жмурик
(эпилог для Килрака)
Килрак с сынишкой пошли в кукольный театр. По пути
Килрак купил сынишке воздушный шарик. В театре шарик
улетел и прилип к люстре. И все дети в театре смотрели
на люстру с шариком, а куклы плясали сами по себе.
Килрак лечился от какой-то болезни желудка подсолнечным
маслом (очень сильным слабительным). Масло
подействовало в метро очень рано утром между
"Петроградской" и "Черной речкой". Порозовев от
напряжения, Килрак кинулся в открывшиеся двери к
эскалатору, взбежал по нему, выскочил из метро и с
визгом на лице бросился в кусты. В кустах стояли
милиционеры и переворачивали труп.
XIX
Неотъемлемая жизнь. Гениальная мысль.
Мы начинаем жить сразу, Оглядываясь на свою жизнь, мы
без предисловий, без выбираем в ней самое ценное,
промедления, но со самое-самое, и видим свою жизнь
временем все же такой, оправданной этим. Но
приписываем к себе проходит какое-то время, и этого
предисловие, чтобы жить становится мало, и снова мы
дальше уже в оглядываемся, не пропустили ли
соответствии с чем-то. чего-нибудь? И видим, что да,
пропустили, и отбираем свою вторую
Оглядываясь на самих жизнь из пропущенного при первой
себя, на свою жизнь, мы оглядке. И с удивлением видим, что
выбираем в ней получилось даже более ценно, что
самое-самое, что отобранное даже превзошло то первое
послужило бы ее самое-самое.
осмыслению и оправданию.
И так, в зависимости от судьбы, мы
Но этого сразу оглядываемся и отбираем снова не
становится мало, а с раз и не два, чтобы когда-нибудь
каждым новым прожитым убедиться, что главное в нашей
днем все меньше и жизни как раз то самое, чего мы так
меньше, понуждая нас никогда и не отобрали у нее. Эта
снова задумываться, что какая-то неотъемлемая жизнь - мы,
же упущено в первой мы сами.
отобранной жизни?
И так начинаешь
оглядываться снова и
снова, не раз и не два,
и каждая новая жизнь
оказывается все
превосходнее, что
удивляет, потому что она
отбиралась из уже не
один раз отброшенного,
все меньше и меньше
стесняясь.
И так происходит, пока
когда-нибудь не
убеждаешься, что все
равно самое главное в
жизни и есть то самое,
чего нам никогда не
отобрать у нее, эта
какая-то неотъемлемая
жизнь - мы, мы сами.
ХХ
Временение
Настоящее время - это некое неотъемлемое время жизни,
через которое жизнь и не течет и не стоит, а как бы
временеет, складываясь и вычитаясь, умножаясь и делясь
из всех возможных времен; это время, через которое
жизнь становится настоящей.
XXI
Пропавший ребенок
Бо приснился сон, а может это на самом деле, в парке на
горе Тооме пропал ребенок. И его бледная мать носится
всюду совсем убитая. И мы все, Бо, Килрак, Тарелка, Бер
бегаем по Тооме, его холмам и впадинам, то спускаясь по
Вали Краави (кровавой), то поднимаясь к библиотеке и
обходя ее вокруг, то проходя под двумя певческими
мостами, и нигде не находим потерянного ребенка, пока
не теряем из виду и мать.
XXII
Карлик умер
Карлик умер, обнимая красную занавеску, за которой он
столько раз прятался, научившись находиться за ней
почти неподвижно.
Бедный маленький карлик! никто так и не накормил тебя
пловом и не позволил просто поподглядывать за собой.
Напротив, у всех ты вызывал отвращение, граничащее с
омерзением. Чем, чем же он его заслужил? Где
демонстрации солидарности с умирающим? Где же, где вы,
кролики, кидающие булыжники в душ? Одна Полковая Лошадь
бьет себя палкой в грудь. Один Ядерный Немирдан дрыхнет
на лестничном подоконнике, подложив под голову пустую
кобуру от маузера. Один Кенгуаркан ест сосиски сырыми
прямо из морозилки, бесплодно подпрыгивая на одной
ноге. Один лишь Слайк с брошкой из кожи кенгуру в ухе
выходит из комнаты покурить в коридор, держа за ногу
вниз головой грудного младенца.
Что чувствуешь приэтом, маленький пеленашка? Воскресное
чувство праздничности? Грядущий смысл всего
происходящего? Возможность продолжить систему? Не знаю,
не знаю...
XXIII
Между душем и Плуцером
Беременная Полковая Лошадь моется в душе, а
костюмированный Плуцер пасет ее в коридоре. Бо идет в
туалет между душем и Плуцером, его тошнит от ее писем
ему в армию.
Дорогая Каубамая!
Мне противно читать твои старые письма и нелепый роман.
XXIV
Шмель
Килрак обиделся на Бо за розового поросенка. И Линь Шин
говорит Бо, по-птичьи быстро двигая головой: "Бо-о! вы
написали прекра-асный роман! Всем он ужасно понравился!
Вся кафедра читала!"
Кьюрмих кружится над Бо на вертолете как шмель.
XXV
Дерево
В романе Бо, может быть, нет действия, здесь как бы
ничего не происходит, но разве есть действие у дерева,
которое растет всем деревом сразу, стволом, корой,
корнями, каждым отростком.
Посмотрите сами - и вы увидите севшую птицу, отломанную
ветром ветку, лопнувшую почку, падающий лист.
Оп°здыш
Роман получил телеграмму: "Никаких романов тчк Кьюрмих". Пьяненькая
Раам-Равец какая-то поддатенькая, как Дашка сумасшедшенькая. Тарелка
зевала, жевала, чесалась и хрюкала. Таким как Плуцер всегда неймется
ухаживать сразу за разными женщинами. И кого не затрахал Дорцев, тех Плуцер
закормил пловом. В фигуре Пловцера и выражении его лица, но особенно в
фигуре всегда угадывалось немедленное совершение чего-нибудь во что бы то
ни стало, чего-нибудь немедленного. Но чаще всего эта плуцеровская
немедленность выливалась в "и немедленно выпил".
Ночью после одного из дней рождений Бо выметает стекла из-под кроватей со
свешивающимися с них полублюющими женщинами. Летом на полупустом Пяльсони
Килрак играл на гитаре и пел разные песни, а Бо в рубашке с оторванными
воротничками сидит рядом с Какой-то женщиной, и ему кажется, что она
специально касается волосами его голой руки. Осенью Бо приехал на Пяльсони
последним, выздоравливая после троллейбуса, и она сразу пришла в стотретью
поздороваться и села с ним рядом. Бер что-то шутит, Бо краснеет, и вдруг
ему кажется, что эту длинную узкую синюю юбку она надела специально для
него.
Бо жил на Каре и каждый вечер приходит на Пяльсони и поднимается в
тристатринадцатую. Зимой Бо с Какой-то женщиной в черных вельветовых
стареньких брюках остаются одни в какой-то комнате, и Бо полночи укачивает
ее в каком-то кресле. Когда Бо обнимает ее, ее кожа кажется ему как рыбья
чешуя. На следующий вечер Бо приходит на Пяльсони с каменным сердцем, и
