Джеймс Боллард.
Утонувший великан
Перевод Е. Панаско
Утром, после шторма, в пяти милях к северо-западу от города к берегу
моря прибило тело утонувшего великана. Первая весть о его появлении была
принесена жившим там фермером, впоследствии это подтвердили репортеры
местной газеты и полиция. Впрочем, большинство, к которому отношусь и я,
отнеслось к сообщению скептически. Однако все больше и больше очевидцев,
возвращавшихся с моря, подтверждали громадные размеры утопленника, и это
оказалось, в конце концов, слишком для нашего любопытства. Библиотека, где
мы заканчивали с коллегами свое исследование, почти обезлюдела, когда после
обеда мы отправились на побережье, и до самого вечера люди продолжали
оставлять конторы и магазины, так как рассказы о великане распространились
по всему городу.
Ко времени, когда мы достигли прибрежных дюн, здесь собралась
внушительная толпа. Отсюда мы смогли увидеть тело, лежащее на мелководье
ярдов за двести от берега. Сначала оценки размеров утопленника показались
мне значительно преувеличенными. Стоял отлив и почти все тело великана было
открыто, но он казался немногим больше, чем, скажем, гигантская акула. Лежал
он на спине, с руками вдоль боков, в положении отдыхающего, как бы заснув в
зеркальной глади влажного песка, где отражение его выбеленной, поблекшей
кожи расплывалось, когда вода отступала. В ясном солнечном свете тело
утопленника блестело, как белое оперение морской птицы.
Озадаченные этим зрелищем и неудовлетворенные прозаическими
толкованиями толпы, вдвоем с другом мы спустились с дюн на берег, покрытый
галькой. Никому, видимо, не хотелось приближаться к великану, однако все же
через полчаса два рыбака в болотных сапогах вышли на обнаженный отливом
песок. Когда они приблизились к лежащему телу, среди наблюдателей разразился
внезапный гвалт. Фигуры двух этих мужчин выглядели совершенными карликами по
сравнению с великаном. Хотя пятки утопленника были частично погружены в
песок, пальцы ног возвышались, по меньшей мере, на два роста рыбаков, и мы
немедленно осознали, что этот утонувший левиафан никак не меньше по своим
размерам и массе, чем самые крупные кашалоты.
Три рыбацких суденышка, появившиеся на месте действия, остановились за
четверть мили от берега с поднятыми килями. Экипажи, сгрудившись в носовой
части судов, наблюдали за зрелищем издали. Их осторожность приостановила
наблюдателей на берегу, хотя каждый уже сошел в нетерпении с дюн, желая
взглянуть на великана вблизи, и ждал теперь на галечном склоне. Вокруг
фигуры утопленника песок был размыт, образовав выемку, как если бы великан
свалился с неба. Два рыбака стояли между громадными постаментами его ступней
и махали нам, словно туристы среди колонн какого-нибудь окруженного водой
храма на Ниле. На секунду я испугался, что великан просто уснул и может
внезапно пошевелиться, сдвинуть пятки вместе, но его остекленевшие глаза
пристально смотрели в небо - нет, он не подозревал о своих крохотных
подобиях, копошащихся у него в ногах.
Рыбаки тем временем начали обходить корпус великана, бредя мимо его
длинных белых ног. Остановившись для осмотра пальцев на руке, лежавшей
ладонью вверх, они скрылись из виду между рукой и грудной клеткой, затем
вышли, чтобы осмотреть голову, и прикрывали глаза, когда глядели на его
греческий профиль. Ровный лоб, прямой нос с высокой переносицей и изогнутые
губы великана напомнили мне римские копии Праксителя: изящно вырезанный
орнамент ноздрей подчеркивал сходство со скульптурой.
Неожиданно в толпе раздался крик и взметнулись, указывая, сотни рук.
Вздрогнув, я увидел, что один из рыбаков взобрался на грудь великана и
сейчас прохаживался там, подавая сигналы на берег. Крики удивления и
торжества тотчас же были заглушены стремительной лавиной гальки - каждый
ринулся вперед.
Когда мы достигли фигуры, лежащей в луже воды размером со стадион,
возбужденная болтовня толпы ослабла, подавленная гигантскими размерами
умершего колосса. Он растянулся на песке под небольшим углом, ноги лежали
ближе к берегу, и этот ракурс скрывал его действительную длину. Несмотря на
пример двух рыбаков, уже стоявших на его животе, толпа образовала широкий
круг, из которого только некоторые подходили к рукам и ногам.
Мы обошли с товарищем вокруг обращенного к морю бока великана. Его
бедра и грудная клетка возвышались над нами, подобно корпусу корабля,
севшего на мель. Жемчужно-серого цвета кожа, раздутая от соленой воды,
скрывала контуры чудовищных мускулов и сухожилий. Мы прошли ниже левого
колена великана, которое было слегка согнуто. Нити влажных морских
водорослей прилипли к его бокам. Через живот свободно свисал, сохраняя
тонкую правильность узора, платок из тяжелого материала, обесцвеченного
водой до бледной желтизны. Сильный запах морской воды шел от одежды,
выделявшей испарения под солнцем, и смешивался со сладким запахом кожи
великана.
Мы остановились возле его плеча и поглазели на недвижимый профиль. Губы
слегка были раскрыты, открытый глаз - мутен и непрозрачен, будто в него
впрыснули голубовато-молочную жидкость. Однако изящные дуги ноздрей и бровей
делали лицо изысканно привлекательным, и это противоречило жестокой мощи
грудной клетки и плеч.
Ухо висело в воздушном пространстве над нашими головами, подобно
скульптурному порталу. Когда я поднял руку, чтобы дотянуться до мочки уха,
кто-то с криком высунулся над краем лба и этим остановил меня. Испуганный
его появлением, я отступил и увидел, что несколько молодых людей забрались
на лицо утопленника и толкают друг друга на провалы глазниц.
Люди карабкались теперь на великана, чьи откинутые руки служили двумя
лестницами. Из ладоней люди шли по рукам к локтям и затем ползли через
вздувшиеся бугры бицепсов на ровную площадь грудных мышц. Отсюда, с верхней
половины гладкой безволосой груди, они карабкались на лицо, быстро и легко
поднимаясь по губам к носу, или мчались на живот, чтобы встретить там
других, кто перед этим оседлал щиколотки или прогуливался по колоннам бедер.
Мы с приятелем продолжали свой обход, пробиваясь сквозь толпу, и
остановились осмотреть вытянутую правую руку. Небольшая лужа застыла в
ладони, словно напоминание о другом мире, и сейчас же вода была разбрызгана
теми, кто полез и по этой руке. Я попытался разобрать линии на ладони
великана, прочертившие кожу, ища в них отпечаток характера, но ткани уже
вздулись, стирая рисунок, нивелируя все черты личности великана и
предопределенность его последнего трагического приключения. Громадные мышцы
и запястья рук, казалось, отрицали какую-либо чувствительность в характере
их владельца, однако изящный изгиб пальцев и хорошо ухоженные ногти,
симметрично обрезанные, длиною около шести дюймов, свидетельствовали об
утонченности чувств, и это подтверждалось греческими чертами лица, на
котором сейчас горожане сидели, как мухи.
Один юноша даже стоял, размахивая руками, на самом кончике носа, что-то
крича своим приятелям, но лицо великана по-прежнему сохраняло свое тяжелое
спокойствие.
Вернувшись на берег, мы уселись на гальку, наблюдая за продолжающимся
потоком людей, прибывающих из города. Шесть или семь рыбацких лодок
собрались неподалеку от берега, а их команды шли вброд по мелкой воде, чтобы
взглянуть поближе на этот невиданный улов океана. Позднее появилась группа
полицейских. Они сделали нерешительную попытку блокировать берег, но,
подойдя к лежащей фигуре, были настолько сбиты с толку, что после этого ушли
все вместе, бросая назад ошеломленные взгляды.
Час спустя на берегу находилось до тысячи человек, и по меньшей мере
двести из них стояли или сидели на великане, топтались по его рукам и ногам
или толкались в непрекращающейся свалке на груди и животе. Большая компания
молодежи захватила голову. Опрокидывая друг друга, юноши соскальзывали по
ровной поверхности подбородка. Двое или трое оседлали нос, а еще один вполз
в ноздрю, из которой лаял, словно взбесившаяся собака.
Вскоре полиция возвратилась и расчистила в толпе дорогу для группы
научных экспертов из университета - специалистов по общей анатомии и морской
биологии. Компания молодежи и вообще большинство людей, слезли с великана,
остались только несколько дерзких личностей, взобравшихся на лоб и на
кончики пальцев ног. Эксперты ходили вокруг великана, кивая головами,
энергично совещались, а сопровождающие их полицейские оттесняли напиравших
зрителей. Когда же они достигли вытянутой руки, старший офицер предложил
помочь экспертам взобраться на ладонь, однако те поспешно отказались.
Когда эта группа возвратилась на берег, толпа снова взобралась на
великана и полностью овладела им. Мы ушли в пять часов. Люди покрывали руки
и ноги утопленника, словно густая стая чаек, сидящая на теле большой рыбы.
В следующий раз я посетил побережье тремя днями позже. Мои библиотечные
коллеги поручили мне наблюдать за великаном и подготовить отчет. Они
заметили мой особый интерес к этому случаю - и это было правдой, я хотел
возвратиться на побережье. В сущности, великан был все еще живым для меня, и
даже более живым, чем многие из тех людей, которые теперь разглядывали его.
Что же так очаровывало меня? В какой-то степени - его огромные размеры,
громадный объем пространства, занятый его руками и ногами, которые,
казалось, должны были подчеркнуть тождественность им моих собственных
миниатюрных конечностей. Но сверх того - явный, безусловный факт его
существования. Что бы ни было в нашей жизни открыто для сомнения, великан,
мертвый или живой,- существовал. Он существовал, словно проблеск из мира
сходных абсолютов, относительно которых мы - всего лишь несовершенные и
хилые копии.
Когда я приехал на побережье, толпа была значительно меньше. Около двух
или трех сотен людей расположились на гальке, как на пикнике, наблюдая за
группами визитеров, ходивших по песку. Череда приливов и отливов вынесла
великана ближе к берегу, так развернув голову и плечи, что он казался теперь
вдвое ближе. Величину его огромного тела подчеркивали незначительные размеры
рыбацких лодок, вытащенных на берег около утопленника. Неровная горизонталь
отмели выгнула позвоночник великана легкой аркой, увеличив грудь.
Запрокинутая голова придала ему более выразительную, даже героическую позу.
Совместное действие морской воды и разложение тканей сгладило черты лица,
отчего оно утратило молодой, почти юный вид. Хотя громадные размеры лица
вряд ли делали возможной попытку оценить возраст и характер великана, в
предыдущий приезд мне показалось, по его классически оформленным губам и
носу, что он был молодым человеком сдержанного и скромного характера.
Сейчас, однако, великан выглядел человеком, по меньшей мере, среднего
возраста. Одутловатые щеки, утолстившийся нос и виски, сузившиеся глаза
придавали ему раскормленный вид, свойственный зрелому возрасту.
Ускоренное посмертное раскрытие характера великана, как бы частичное
проявление его скрытой от нас личности продолжало пленять меня. Эти
изменения были началом капитуляции великана той всепоглощающей системе -
времени, которой подчиняется и все остальное человечество и в которой,
подобно миллиону извивающихся струек расчлененного водоворота, наши скудные
жизни являются начинкой. Я занял свою позицию на гальке прямо напротив
головы великана, откуда мог видеть новых прибывающих и детей, карабкающихся
на ноги и руки.
Среди утренних посетителей было несколько человек в кожаных куртках и
парусиновых кепках, которые вглядывались в великана придирчиво и
профессионально, измеряя шагами его размеры. Поднимая палки, прибитые к
берегу, они делали на песке приблизительные расчеты. Я решил, что они из
департамента общественных работ или каких-то других муниципальных отделов,
несомненно желающих знать, как избавиться от этого монстра.
На месте действия появились также еще несколько личностей, одетых,
пожалуй, более изящно - вылитые собственники. Они медленно прогуливались
вокруг великана, держа руки в карманах длинных пальто и не разговаривая друг
с другом. Размеры великана явно были велики даже для их несравненного
предприятия. После того, как они ушли, дети продолжали взбегать и сбегать с
рук и ног утопленника, а молодежь устроила борьбу на опрокинутом навзничь
лице. Мокрый песок, нанесенный ногами, покрывал белую кожу.
На следующий день я намеренно отложил визит на послеобеденное время, и,
когда прибыл, сидящих на гальке зевак было не больше чем 50-60 человек.
Великан был подтащен морем еще ближе и находился сейчас от берега на
расстоянии немногим далее 75 ярдов. Его ступни сокрушали частокол гниющего
волнолома. Уклон плотного песка обращал его тело к морю, посиневшее
распухшее лицо было отведено почти в сознательном жесте. Я присел на большую
металлическую лебедку, прикованную к бетонному кессону над галькой, и
поглядел на лежащую фигуру утопленника.
Его выбеленная кожа сейчас уже потеряла жемчужную полупрозрачность и
была забрызгана грязным песком. Пучки водорослей, нанесенных ночным
приливом, набились между пальцами, целая свалка мусора скопилась под
щиколотками и коленями. Несмотря на продолжающееся распухание, великан все
еще сохранял гомеровское величие. Огромная ширина плеч, гигантские колонны
рук и ног словно переносили эту фигуру в другое измерение, и великан казался
одним из утонувших аргонавтов или героев ИОдиссеиК; он был более реален, чем
его образ в моей памяти.
Я ступил на песок и прошел между лужами к великану. Двое маленьких
мальчиков на ухе и одинокий папаша, стоявший на вершине одного из пальцев,
посмотрели на меня, когда я приблизился. Но как я и надеялся, оттягивая
визит, никто больше не обратил на меня внимания. Люди на берегу ежились под
своими пальто.
Опрокинутая ладонь великана была покрыта обломками ракушек и песком, в
котором видны были отпечатки ног. Округлая масса бедра возвышалась надо
мной, закрывая море. Сладкий острый запах, который я чувствовал и раньше,
был здесь сильнее. Сквозь полупрозрачную кожу я видел змеевидные петли
свернувшихся кровеносных сосудов. Каким бы неприятным это ни казалось - эти
непрекращающиеся изменения, эта мрачная жизнь в смерти - то, что я был один,
одиночество позволило мне поставить ногу на тело.
Воспользовавшись выступающим большим пальцем как ступенькой лестницы, я
взобрался на ладонь и начал восхождение. Кожа была тверже, чем я ожидал, и
едва поддавалась под моим весом. Я быстро прошел по наклонному предплечью и
через вздувшиеся шары бицепсов. Лицо утонувшего великана нависло справа надо
мной, своими пещероподобными ноздрями и склонами щек напоминая конус
причудливого вулкана.
Осторожно обогнув плечо, я ступил на широкий променад груди, поперек
которой, подобно огромным стропилам, выступали гребни реберной клетки. Белая
кожа была испещрена бесчисленными синяками - следами ног, делавшими ее
темной. Были отчетливо различимы рисунки каблуков. Кто-то построил небольшой
песочный замок в центре грудины, и я взобрался на это частично разрушенное
сооружение, чтобы получше разглядеть лицо.
Двое детей, влезших на ухо, теперь втаскивали друг друга на правый
глаз, слепо глядящий мимо их крохотных тел. Голубой шар глазного яблока весь
был заполнен какой-то молочной жидкостью. Лицо, наблюдаемое снизу и под
углом, лишено было всякой привлекательности и спокойствия, вытянувшийся
искаженный рот и задранный подбородок напоминали разрушенный нос корабля,
попавшего в крушение. В первый раз я представил себе, как велики были
последние физические страдания великана. Я ощутил абсолютное одиночество
погибшего, брошенного, как покидают корабль на пустом берегу, оставленного
во власти волн, превративших его лицо в маску изнурения и беспомощности.
Как только я шагнул вперед, нога моя погрузилась куда-то в мягкие ткани
и сильный порыв зловонного газа ударил из отверстия меж ребер. Отшатнувшись
и отступив от гнилого воздуха, который как облако повис над головой, я
повернулся в сторону моря, чтобы прочистить легкие, и с удивлением увидел,
что левая рука великана была ампутирована.
В полном замешательстве я уставился на чернеющий обрубок, в то время
как несколько подростков в 30 футах от меня рассматривали меня кровожадными
глазами.
Это было только начало разорения. Видимо, я был свидетелем
приближающегося конца величественного миража. Два последующих дня я провел в
библиотеке, так как были причины, не позволившие мне поехать на побережье.
Когда же в следующий раз я пересек дюны и ступил на береговую гальку,
великан был немногим далее 20 ярдов. Из-за близости к грубой гальке все
черты его утратили магию, присущую прежде этому телу, обмываемому волнами
вдали от берега. Теперь, несмотря на его величину, покрывающие тело синяки и
грязь приблизили великана к человеческому масштабу. Огромные размеры только
увеличивали его уязвимость.
Правая .рука и нога утопленника были отделены, оттащены по склону и
увезены. Расспросив небольшую группу людей, ежившихся на молу, я заключил,
что сделали это владельцы фабрики удобрений и кормов для скота. Оставшаяся
нога великана возвышалась в воздухе - стальной трос держал ее за большой
палец. Все было в явном приготовлении к следующему дню. Берег вокруг был
беспорядочно истоптан рабочими, глубокие борозды отмечали, где тащили руку и
ногу. Темная жидкость сочилась из обрубков, окрашивая песок и белые шишки
каракатиц. Ступив на гальку, я заметил, что на серой коже было вырезано
множество шутливых лозунгов, свастик и других знаков, как будто калеченье
этого недвижного колосса высвободило внезапный поток подавленной злобы.
Мочка одного уха была проткнута деревянным копьем, в центре груди кто-то
развел небольшой костер. Кожа вокруг костра была обуглена, мелкая древесная
зола все еще развевалась ветром.
Скверный запах окутывал труп - откровенный знак гниения, и это
наконец-то отогнало обычные скопления молодежи. Я возвратился на гальку и
взобрался на лебедку. Распухшие щеки великана почти закрывали глаза,
раздвинули губы в монументальном зевке. Когда-то прямой греческий нос теперь
был искривлен и сплющен, лицо, раздувшееся как шар, истоптано бесчисленными
каблуками.
Когда я приехал на следующий день, то обнаружил, почти с облегчением,
что голова уже увезена.
Прошло несколько недель, прежде чем мне вновь удалось поехать на
побережье. К этому времени сходство великана с человеком исчезло. Если
тщательно приглядеться, лежащие на берегу грудная клетка и живот были
несомненно подобны человеческим, но так как все конечности были обрублены,
вначале по колени и локти, и затем по плечи и бедра, туша напоминала, теперь
любое обезглавленное морское животное - кита или китовую акулу. С утратой
схожести этой фигуры с человеком, с утратой тех индивидуальных черт
личности, которые были присущи великану, интерес у зрителя выдохся. Люди
покинули побережье, если не считать пожилого дворника и ночного сторожа,
сидящих на пороге хибарки, поставленной подрядчиком.
Неряшливые деревянные леса были сооружены вокруг туши, и дюжина лестниц
качалась от ветра. Песок вокруг был замусорен, в беспорядке валялись куски
веревок, длинные ножи с металлическими ручками и крюки, галька была покрыта
жирной масляной кровью, кусками костей и кожи.
Я кивнул сторожу, который строго взглянул на меня поверх жаровни с
горящим коксом. Воздух вокруг был пропитан острым запахом ворвани, кипящей в
чане за лачугой. Небольшой подъемный кран был накрыт тканью, которая
когда-то укрывала чресла великана.
Обе берцовые кости были увезены, и .открытые углубления зияли, подобно
дверям сарая. Предплечья, ключицы также были отправлены. То, что осталось от
груди и живота, было размечено по коже дегтярной кистью параллельными
полосами. Первые пять или шесть секций уже были срезаны с диафрагмы,
открывая огромную емкость грудной клетки.
Когда я уходил, стая чаек скатилась с неба и уселась на берегу, с
дикими криками клюя запачканный песок.
Несколько месяцев спустя, когда это событие в общем уже было забыто,
различные части тела расчлененного великана начали вновь появляться по всему
городу. В основном это были кости, которые фабрикантам удобрений оказалось
не под силу измельчить. Массивные размеры, громадные сухожилия и диски
хрящей, соединенных с суставами, немедленно выдавали происхождение костей.
По каким-то причинам эти расчлененные части, казалось, лучше передают
величие утонувшего колосса, чем когда-то - распухшие придатки, впоследствии
ампутированные.
В магазине китовых торговцев на мясном рынке я увидел и узнал две
огромные берцовые кости. Они возвышались над головами грузчиков, словно
угрожающие мегалиты какой-нибудь примитивной друидской религии. Внезапно я
представил себе великана, встающего на колени на эти голые кости, шагающего
по улицам города и собирающего разрозненные части самого себя в своем
обратном пути в море.
Несколько дней спустя я увидел левую плечевую кость, лежащую у входа на
одну из верфей. На этой же неделе на карнавальном плоту, во время ежегодного
.маскарада, была выставлена мумифицированная правая рука.
Нижняя челюсть, как полагается, нашла себе место в
естественно-историческом музее. Череп исчез. Вероятно, он остается
незамеченным на пустынных необработанных участках частных городских садов.
Совсем недавно, плывя вниз по реке, я заметил два ребра великана, образующих
декоративную арку в саду на береговой полосе. Возможно, их посчитали
челюстными костями кита. Большие куски продубленной и татуированной кожи
размером с индейское одеяло составили задник в витрине магазина кукол и
масок неподалеку от увеселительного парка, и я не сомневаюсь, что где-нибудь
в другом месте города, в отеле или гольф-клубе мумифицированные нос или уши
великана повешены на стену над камином. Что до огромного пениса, тот окончил
свои дни в музее курьезов разъездного цирка, который гастролирует там и сям
по северо-западу. Этот монументальный орган, ошеломляющий своими пропорциями
и былой потенцией, занимает целую палатку. Ирония в том, что его ошибочно
отождествляют с китовым. Большинство людей, даже те, кто первым видел
великана выброшенным на берег после шторма, сейчас вспоминают его, если
вообще вспоминают, как большое морское животное.
Остатки скелета, полностью отскобленные от мяса, все еще покоятся на
берегу, и клетка побелевших ребер подобна балкам брошенного корабля.
Лачуга подрядчика, кран и строительные леса уже убраны. Песок похоронил
таз и позвоночник. Зимой торчащие ввысь, изогнутые кости расколачивают
волны, но летом они представляют собой прекрасный насест для уставших от
моря чаек.
