Вчера они выходили в эфир из этого леса, неделю назад - под Столбцами, а завтра могут появиться в любом месте: за Гродно, под Брестом или где-нибудь в Прибалтике. Кочующая рация - Фигаро здесь, Фигаро там... Обнаружить в таком лесу место выхода - все равно что отыскать иголку в стоге сена. Это тебе не мамочкина бахча, где каждый кавун знаком и лично симпатичен. И весь расчет, что будут следы, будет зацепка. Черта лысого - почему они должны наследить?.. Под Столбцами мы что, не старались?.. Землю носом рыли! Впятером, шестеро суток!.-А толку?.. Как говорится, две консервные банки плюс дыра от баранки! А этот массивчик побольше, поглуше и засорен изрядно.
Сюда бы приехать с толковой псиной вроде Тигра, что был у меня перед войной. Но это тебе не на границе. При виде служебной собаки каждому становится ясно, что кого-то разыскивают, и начальство собак не жалует. Начальство, как и все мы, озабочено конспирацией.
К концу дня я опять подумал: нужен текст! В нем почти всегда можно уловить хоть какие-то сведения о районе нахождения разыскиваемых и о том, что их интересует. От текста и следует танцевать.
Я знал, что с дешифровкой не ладилось и перехват сообщили в Москву. А у них двенадцать фронтов, военные округа и своих дел под завязку. Москве не укажешь, они сами себе начальники. А из нас душу вынут. Это уж как пить дать. Старая песенка - умри, но сделай!..
4. В ШИЛОВИЧАХ
Оставив Хижняка с машиной в густом подлеске близ деревни, Алехин заброшенным, заросшим травой огородом вышел на улицу. Первый встречный - конопатый мальчишка, спозаранок гонявший гуся у колодца, - показал ему хату "старшины" сельсовета. От соседних таких же невзрачных, с замшелыми крышами хат ее можно было от-
[17]
личить лишь по тому, что вместо калитки в изгороди была подвешена дверца от немецкого автомобиля. Назвал мальчишка и фамилию председателя - Васюков.
Не обращая внимания на тощую собаку, хватавшую его за сапоги, Алехин прошел к хате - дверь была закрыта и заперта изнутри. Он постучал.
Было слышно, как в хате кто-то ходил. Прошло с полминуты - в сенях послышался шум, медленные тяжелые шаги, и тут же все замерло. Алехин почувствовал, что его рассматривают, и, чтобы стоящий за дверью понял, что он не переодетый аковец и не "зеленый", а русский, вполголоса запел:
Вспомню я пехоту, и родную роту,
И тебя, того, кто дал мне закурить...
Наконец дверь отворилась. Перед Алехиным, глядя пристально и настороженно, опираясь на костыли и болезненно морщась, стоял невысокий, лет тридцати пяти мужчина с бледным худым лицом, покрытым рыжеватой щетиной, в польском защитном френче и поношенных шароварах. Левой ноги у него не было, и штанина, криво ушитая на уровне колена, болталась свободно. В правой полусогнутой руке он держал наган.
Это и был председатель сельсовета Васюков.
Пустыми грязными сенцами они прошли в хату, обставленную совсем бедно: старая деревянная кровать, ветхий тонконогий стол и скамья. Потемнелые бревенчатые стены, совершенно голые, на печи - рваный тюфяк и ворох тряпья. На дощатом столе - крынка, тарелка с остатками хлеба и стакан из-под молока. Тут же, уставясь стволом в окно, стоял немецкий ручной пулемет. В изголовье кровати, закинутой порыжевшей солдатской шинелью, висел трофейный автомат. Воздух в хате был кислый, спертый.
Васюков ухватил старое вышитое полотенце и вытер скамью; Алехин сел. Не оставляя костылей, Васюков опустился на кровать и посмотрел выжидающе.
Алехин начал издалека: поинтересовался, какие вески* и хутора входят в сельсовет, как убираются хлеба, много ли мужиков, как с тяглом, и задал еще несколько вопросов общего характера.
Васюков отвечал обстоятельно, неторопливо, придерживая левой рукой культю и время от времени болезненно морщась. Он знал хорошо и местность, и людей, в разго-
----------------------------------------
* Вески - деревни (белорус.).
[18]
воре его проскальзывали польские и белорусские слова; однако по говору Алехин сразу определил: "Не местный".
- Вы что, нездешний? - улучив момент, спросил капитан.
- Смоленский я. А здесь попал в сорок первом в окруженье и партизанил три года. Так и остался. А вы по каким делам? - в свою очередь поинтересовался Васюков.
Алехин поднялся, достал командировочное предписание и, развернув, предъявил его.
- "... для вы...пол...нения за...дания коман...дования", - медленно прочел председатель. - Ясен вопрос! - осмотрев печать, немного погодя сказал он, возвращая документ и ничуть, однако, не представляя, какое задание может выполнять этот пехотный капитан с полевыми погонами на выгоревшей гимнастерке в Шиловичах, более чем в ста километрах от передовой.
И Алехин, наблюдавший за выражением лица Васюкова, понял это.
Он оглянулся на перегородку и, услышав от Васюкова: "Там нет никого", посмотрел инвалиду-председателю в глаза и тихим голосом доверительно сообщил:
- Я по части постоя... расквартирования... Возможно, и у вас будут стоять... Не сейчас, а ближе к зиме... месяца через полтора-два, не раньше. Только об этом пока никому!
- Ну что вы, - понимающе сказал Васюков, явно польщенный доверием. - Разве я без понятия? И много поставят?
- Да, думаю, в Шиловичах примерно роту. Это уже как командование решит. Мое дело ознакомиться с обстановкой, посмотреть местность и доложить.
- Роту - это можно. А больше не разместить, - сказал Васюков озабоченно. - Вы так и доложите - больше роты нельзя. Ведь их обиходить надо. Я сам три года служил, командиром отделения был, понимаю. Солдату в бою достается, а уж на постое условия нужны. А где их взять? - вздохнул он.
- С водой как у вас?
- Вода что - ее на всех хватит. И дров в достатке. А вот с жильем кепско*. Полы-то все больше земляные, холодные.
- А дрова где берете? - спросил Алехин, стараясь направить разговор в нужное русло.
- Там вот, за шоссе. - Васюков кивнул влево, в сторону печки.
- А у вас же лес рядом, - удивился Алехин, указывая
----------------------------------------
* Кепско - скверно (польск.).
[19]
в противоположном направлении: его интересовал прежде всего этот лес и то, что с ним было связано.
- Там, за шоссе, швырок еще немцами заготовлен. Сухой, как лучина, и пилить не надо. Его и возят, - объяснил Васюков. - А в этот лес не ходят - запрещено!
- Почему?
- Тут немцы, как отступали, оборону, должно, держать думали. Или преследование задержать хотели. Словом, мин понаставили.
- Поня-ятно...
- Мусить*, и немного, но где и сколько - никто не знает. В день, как меня назначили, мальчишки туда полезли. За трофеями. И двух у самого края - на куски! Мы по опушке сразу знаки расставили. Мол, проход запрещен, мины! Так что наши, шиловичские, в. этот лес - ни шагу! А с военными случай был.
- С какими военными?
- Тут связистки у нас с неделю стояли. Молоденькие, веселые - известно дело, на отдыхе. А в лесу грибов, ягод полно. И вот пошли двое, да не вернулись...
- Давно это?
- Дней десять уже. Стали искать их - метров за триста от опушки нашли, вот там. - Васюков взглядом указал на стену, где висел автомат. - Снасиловали их и убили. Обмундирование забрали и документы.
- Кто же убил?
- А кто знает... После приехали энкэвэдэ с Лиды. Пограничники. На трех машинах, с собаками. Осматривали лес, перестрелка была - будто нашли кого-то и побили. Опять же, говорят, кто-то на мине подорвался. Но точно не знаю: проческу, значит, от нас начали, а больше не приходили. Должно, так лесом на Каменку и вышли.
- Это было, говорите, с неделю назад. А вот в последние дни, вчера или позавчера, вы здесь незнакомых людей не встречали?.. Военнослужащих... не видели? Я почему спрашиваю, - пояснил капитан, - кроме меня, посланы еще три группы квартирьеров. Так если мы для постоя одни и те же деревни присмотрим или хутора, ерунда ведь получится.
- Понятно... Нет, насчет квартир последние дни не обращались... А видеть двух командиров вчера видел. Мусить, и с вашей части, - неуверенно заметил Васюков. - Но ко мне они не приходили.
- А где вы их видели, в деревне?
- Нет. Я вчера тут спор улаживал. Тесинского и Се-
----------------------------------------
* Мусить - должно, должно быть (польск.). В Западной Белоруссии употреблялось и в значении - может, возможно.
[20]
машко. Из-за межи разодрались. Пошли, значит, на поле, вот сюда. - Васюков рукой показал за спину. - Обмерили все, столб зарыли. Ну, и после дела, как водится, хлеб-соль:
бимбера бутылку распили. Сидим у копешек, закусываем. И вижу, от леса идут двое. Командиры. Мусить, и с вашей части.
- Когда это было, в котором часу?
- Вечером. Перед заходом. Часов в восемь, должно...
- А какие они из себя? Как выглядят?
- Обыкновенно. Один постарше вроде и поплотнее. Он, впереди шел. А другой - худой, моложе, видать, этот подлиньше.
- Тот, что постарше, смуглый такой, носастый?! Это же Лещенко! - обрадованно сказал Алехин, называя первую пришедшую на ум фамилию. - Капитан! В хромовых сапогах и в кителе. У него еще фуражка с матерчатым козырьком.
- Там метров двести, ежли не больше. Разве звание разберешь? Но только в пилотках они оба и в гимнастерках. Это точно.
- Может, Ткачев и Журба? - словно размышляя вслух, проговорил Алехин. - Они что же, из леса вышли? А вещи у них с собой какие-нибудь были?
- Когда я увидел, они шли от леса. А были они там или нет - не знаю. И вещей не видел. У одного, должно, плащ-палатка в руке, а у другого... вроде совсем ничего.. - А эти, Тесинский и Семашко, их видели? Может, они лучше разглядели?
- Нет. У меня глаз дальний. Ежли я не увидел, а те-то и подавно. Это точно.
Они поговорили еще минут десять; Алехин понемногу уяснил большинство интересовавших его вопросов и соображал: ехать ли отсюда прямо в Каменку или заглянуть по дороге на хутора, расположенные вдоль леса.
Васюков, под конец разговорясь, доверительно рассказал о знакомом мужике, имеющем "аппарат", и, озорновато улыбаясь, предложил:
- Ежли придется вам здесь стоять - съездим к нему обязательно! У него первачок - дух прихватывает!
У Алехина, к самогону весьма равнодушного, лицо приняло то радостно-оживленное выражение, какое появляется у любителей алкоголя, как только запахнет выпивкой. Сдерживаясь, чтобы не переиграть, он опустил глаза и согласно сказал:
- Уж если стоять здесь будем - сообразим. Непременно!
Он поднялся, чтобы уходить, - в это мгновение груда
[21]
тряпья на печи зашевелилась. Посмотрев недоуменно, Алехин насторожился. Васюков с помощью костылей подскочил к печке, потянулся как мог и, сунув руку в тряпье, вытащил оттуда и быстро поставил на пол мальчонку примерно двух с половиной лет, беловолосого, в стираной-перестираной рубашонке.
- Сынишка, - пояснил он.
Выглядывая из-за ноги отца и потирая кулачком ясные голубоватые глазенки, ребенок несколько секунд рассматривал незнакомого военного и вдруг улыбнулся.
- Как тебя зовут? - ласково и весело спросил Алехин.
- Палтизан! - бойко ответил малыш.
Васюков, улыбаясь, переступил в сторону. И только тут Алехин заметил, что у мальчика нет левой руки: из короткого рукава рубашонки выглядывала необычно маленькая багровая культя.
Алехин был несентиментален и за войну перевидел всякое. И все же ему сделалось не по себе при виде этого крошечного калеки, с такой подкупающей улыбкой смотревшего ему в глаза. И, не удержавшись, он проговорил:
- Как же это, а?
- В отряде был. В Налибоках зажали нас - осколком мины задело, - вздохнул Васюков. - Ну, умываться! - велел он сынишке.
Мальчуган проворно шмыгнул за перегородку.
- А жена где? - поинтересовался Алехин.
- Ушла. - Переставив костыли, Васюков повернулся спиной к Алехину и шагнул за перегородку. - В город сбежала. С фершалом...
