Зарубежная фантастика - Кеннет Балмер

Ключ к Айруниуму

                              Кеннет БАЛМЕР

                            КЛЮЧ К АЙРУНИУМУ




                                    1

     Всю свою жизнь он смутно отдавал себе отчет в том,  что  вещи  вокруг
него исчезают без всякой причины. На его крещении, как ему рассказывали  с
дружеским хохотом, вода исчезла  из  купели.  "Высохла  в  жаркую  погоду,
старик!" - таково было официальное объяснение, но все равно это было очень
странно.
     В школе его учителя-оставшиеся в его памяти безликим стадом - никогда
не могли понять,  почему  книги,  линейки,  карандаши  и  другие  несхожие
предметы,  принадлежащие  Престину,  должны  были  быть   в   ограниченном
количестве,  или  почему  школьные  кабинеты,  в  которых  он   занимался,
испытывали недостаток  в  наглядных  пособиях.  Но  так  как  он  проводил
половину своего времени в Соединенных Штатах, а  другую-в  Англии,  то  он
получал  образование  более  на  практическом  опыте,  чем  по  устойчивой
академической системе.
     Направляясь на ожидающий его в Лондонском аэропорту  самолет,  будучи
уже взрослым человеком, имеющим работу, он знал, что это  его  никогда  не
волновало. Он не беспокоился. Он всегда знал, что он собирался делать:  он
собирался стать летчиком, как его отец.
     Над Престином, естественно, безжалостно насмехались из-за его  имени:
Роберт  Инфэми  Престин  [infamy  -  бесчестный].  Все,  что  можно   было
произвести из этого, доставалось ему.  Инициалы  на  его  дорожных  сумках
(написанные внутри) были R.I.P. [rip - распутник]. Любой авиатор превратил
бы это в интригу, но это его тоже не беспокоило. Любая его мысль  обретала
крылья, уносила его прочь в открытую голубизну, проносилась  с  ним  через
эфирные небесные королевства. Он никогда особо  не  беспокоился  о  чем-то
другом. Он никогда, к примеру, не интересовался девушками.
     Поэтому, когда он увидел темноволосую  девушку  в  короткой  юбке,  с
длинными ногами, столь  неосмотрительно  поднимающуюся  на  борт  самолета
вместе с другими пассажирами, он - безусловно, единственный  мужчина  там,
поступивший таким образом - больше заинтересовался Трайдентом с его тонким
и мощным, элегантным хвостовым опереньем.
     Неизбежно и без сознания потери  времени  Престин  перепроверил  свой
ручной багаж, как только уселся. Опять-таки, без проявления удивления  или
его отсутствия он обнаружил, что все осталось при нем: портативная пишущая
машинка, портфель, магнитофон, журналы. Он, возможно, потерял один или два
листка, но это не имело большого значения. Он с сильным  интересом  ожидал
предстоящую  выставку  в  Риме.  Италия  всегда  согревала  его-физически,
ментально и, если он сдержанно принимал ее, то и духовно.
     Как авиационный журналист,  он  нашел  себе  нишу  в  летающем  мире,
который в ином случае из-за его не отвечающего требованиям зрения  был  бы
навеки закрыт перед ним. Он никогда не забудет того всеобъемлющего  ужаса,
охватившего его после первого отказа. Королевским Военно-Воздушным  Силам,
как  ему  вежливо,  но  твердо  объяснили,  требовались  молодые  люди   с
безупречным зрением.
     Все остальные тесты он прошел с легкостью.
     Он нацепил на нос свои очки без оправы и вытряхнул бумаги,  отыскивая
"Флаинг  Ревью".  Он  решил  держаться  настороже.  Как  раз   сейчас   он
использовал журнал как прикрытие для  реакции  его  тела  на  заработавший
внизу реактивный двигатель.
     Кто-то сел рядом  с  ним,  и,  не  поднимая  глаз,  он  автоматически
подвинулся, хотя это было совершенно не  нужно  в  сверх-роскошном  салоне
Трайдента.
     В Риме ему будет хорошо. Там еще не слишком жарко, хотя он  испытывал
наслаждение от жары и долго  носил  свитера  после  того,  как  его  более
современные американские друзья одевались во что-то более легкое во  время
застывших волн Нью-Йоркского зноя. Напротив, он  не  обращал  внимания  на
холод (хотя и предпочитал жару) и будет долго носить светлый  плащ,  после
того как его  английские  друзья  перейдут  на  толстые  пальто  и  модные
короткие шинели военного типа.
     Но терпимость к климату не помогла ему и с ВВС США. Как и Королевским
ВВС, им нужны были люди, которые могли видеть, куда они летят.
     Престин уже свыкся с двойным отказом. Он  писал  хороший  материал  о
полетах и летал в качестве  пассажира  при  малейшей  возможности.  Но  за
исключением нескольких полетов на малой высоте на Тайгер  Мот,  нескольких
кругов и воздушных ям, одиночного полета и билета летчика, он не  совершил
ни одного настоящего  полета.  Но,  во  всяком  случае,  полет  на  старом
Мотыльке (moth-мотылек) дает тебе опыт, который  не  может  дать  ни  один
Лайтнинг или Фантом - так, по крайней мере, ему говорили.  Он  никогда  не
имел возможности сравнить.
     Один  из  его  журналов  упал  на  мягкое  ковровое  покрытие   пола.
Нагнувшись, чтобы поднять его, он смутно заинтересовался белыми  сетчатыми
чулками, которые тянулись все выше и выше - он внезапно посмотрел вверх  и
покраснел, обнаружив, что он смотрит  в  темные  карие  глаза  на  круглом
веселом лице, улыбающемся ему сверху. Он  резко  смутился  и  почувствовал
себя полным дураком.
     - Прямо беда какая-то  с  этими  чертовыми  юбками,  -  сказала  она,
извиваясь и дергаясь - без заметного эффекта - и позволила  своей  сумочке
упасть, так что Престин был вынужден поднять и ее. - О, спасибо. Может, вы
лучше подниметесь? У вас будет искривление позвоночника,  если  вы  будете
так горбиться.
     Престин выпрямился, как марионетка. Еще один журнал упал. Он  оставил
его лежать. Он не найдет другой оговорки, если нагнется еще раз.
     - Я... э... я прошу прощения... - начал он, не  совсем  понимая,  что
ему сказать.
     - Ладно, альф, жизнь слишком коротка для бормотания извинений.
     Трайдент невнятно заревел, заурчал и затем, задрав  нос,  рванулся  в
небо. Все в салоне люкс удобно устроились и расслабились. Боб Престин тоже
устроился поудобнее, под осторожным взглядом сидящей рядом с ним  девушки.
Он не имел ни малейшего понятия о том, кто она; его смутные  представления
о манекенщицах, секретаршах, кинозвездах и фотомоделях наугад всплывали  в
его памяти. Казалось, что она летит одна. Это было бы неплохо.  Он  отвлек
свои мысли чуть дальше от самолета. То, что он не интересовался девушками,
не  значило,  что  он  не  знал  их  предназначения;  они   просто   низко
фигурировали в списке его жизненных приоритетов.
     Изучая ее украдкой, он решил, что небольшая смена приоритетов ему  не
повредит. В конце концов человек, родившийся в 1941 году, имеет  некоторые
привилегии.
     Трайдент со свистом несся своим  постоянным  путем  вдоль  авиалиний,
покинул Лондон, пролетел над Ла-Маншем и далее через всю Европу  -  первая
посадка в Риме.
     Что она имела ввиду, назвав его Альфом?
     Престин часто посещал собрания хиппи в  Лондоне;  он  знал  жаргон  и
часто им пользовался; одевался он неплохо, лишь  немного  более  степенно,
чем большинство его друзей; он и был таким тихим малым - но он никогда  не
переходил этой границы. Альф. Никогда не поднимавшийся  выше  популярности
Фреда. Никогда.
     Стюардессы беспокоились о том, чтобы быть с ним  вежливыми,  но  этот
феномен не был чем-то необычным. Ему всегда казалось, что они  смотрят  на
него с его шестифутовым бронзовым мускулистым телом, как на  потерявшегося
маленького мальчика. Они - от этой мысли его корчило, хотя  он  знал,  что
это так - они хотели усыновить его.
     Если эта птичка, сидящая рядом с ним, хотела его усыновить, он  будет
на этот счет держаться непоколебимо.
     - Ты был раньше в Риме? - спросила она, бросив на него взгляд  из-под
фиолетовых  искусственных  ресниц,  которые  довольно  неплохо  держались.
Косметика была нанесена на ее лицо  с  необычайным  вниманием  к  деталям,
которые были сейчас в моде: сильно подчеркнутые глаза, ненапудренный  нос,
до блеска накрашенные губы, которые, во всяком случае по мнению  Престина,
выглядели омертвело.
     - Да, - сказал он, быстро отведя взгляд  от  ее  лица.  Бедняжка,  он
почувствовал к ней жалость, ведь изумительный экземпляр, и что она  делает
со своим лицом? - О, да. Я был раньше в Риме.
     - Это моя первая поездка в Рим. Я жду - о, ты  не  можешь  понять,  с
каким нетерпением я жду своего прибытия туда.
     - В самом деле? - вежливо ответил он, найдя забавной  ее  свежесть  и
беззастенчивую уверенность в себе. У нее  был  высокий  и  чистый,  ровный
голос.
     На ней была короткая кожаная куртка темно-каштанового цвета, и сейчас
она начала  извиваться,  чтобы  снять  ее,  обнаружив  сверкающее  платье,
свободно облегающее бедра, изящно сочетавшее в себе зеленый, серебристый и
мерцающий розовый цвет. Престину оно понравилось.
     Он помог ей снять куртку и подождал, пока  она  опять  не  устроилась
удобно, удивляясь, почему она решила сесть рядом  с  ним.  По  ту  сторону
прохода он заметил еще одну девушку, довольно привлекательную блондинку, с
такой-же эксцентричной косметикой на  лице.  Рядом  с  ней  сидел  смуглый
человек в неприметном сером деловом костюме  и  толстых  очках  в  роговой
оправе, нацепленных на его тонкий нос. Престин никогда не  обременял  себя
излишествами современного мира в любом виде или форме,  если  они  не  шли
ему. Идея повесить на лицо массивные толстые очки, потому что теоретически
это должно придать тебе важный и впечатляющий вид и поднять тебя на  более
высокий уровень, рассмешила его своим  инфантильным  идиотством.  Униформы
принадлежат серым умам. Он одел свой темно-серый дорожный  костюм,  потому
что он ему нравился и был удобен. Эти малость неудачные очки измучают  его
в Риме.
     Девушка обыскала всю свою сумку, наконец достав из нее пачку  сигарет
и маленькую, украшенную драгоценными  камнями  зажигалку.  Она  предложила
сигарету Престину.
     - Нет, спасибо, - отказался он, немного оскорбленный, - я бросил.
     - Что ж, это все объясняет, - сказала она с колючей улыбкой.
     - Объясняет что?
     - Я думала, что ты американец - но потом я решила, что ошибаюсь, и ты
англичанин. Итак...
     - Найдя забавным то, что старая двусмысленность в  разговоре  с  этой
девушкой всплыла так быстро, Престин ответил:
     - Я и тот и другой одновременно.
     - Да? - сказала она, щелкнув зажигалкой. - Счастливчик.
     - Да - согласился Престин, имея ввиду то, о чем они говорили.
     - Я - Фритси Апджон. - То,  как  она  это  сказала,  было  формальным
представлением, не более.
     - Роберт Престин. - Он ответил тем же тоном.
     Трайдент  сделал  поворот,  и  сила  его  тройных  двигателей  начала
пробивать чистый курс через верхние  слои  атмосферы.  Комфорт  и  роскошь
салона наводили мысли  на  футуристское  сравнение  с  имевшими  поршневые
двигатели старыми винтовыми самолетами, которые в  свое  время  правили  в
небесах. Отец  Престина  как-то,  показывая  ему,  как  управлять  полетом
замечательного бензинового самолета, который они сделали вместе, сказал:
     - Авиация развивается слишком быстро, Боб, и это может  повредить  ей
же.  К  счастью  для  всех   нас,   нашлось   несколько   дальновидных   и
уравновешенных людей, и мы кое-как довели дело до конца. В будущем  у  нас
может не быть такой возможности. Одна ошибка и  -  хлоп!  -  что  означает
конец третей планеты.
     Уже тогда юный Престин знал, что он не из тех  людей,  что  ослепляют
себя реальностью или используют фантазию против страха и безумия. Когда он
получил отказ Королевских ВВС, он напрямую столкнулся с  этим.  Но  теперь
эта девушка, Фритси Апджон, с длинными  ногами  и  привлекательным  лицом,
испорченным косметикой -  эта  девушка  представляла  ту  часть  жизни,  с
которой,  используя  установившуюся  практику,  он  столь  долго   избегал
встречаться.
     Полет продолжался, и он в своей  твердой  и  щепетильной  до  мелочей
манере разговаривал с Фритси. Она сказала, что она манекенщица, и  эта  ее
работа и объясняла все эти "альф" и "гоун", "фэб" и все остальное.  Ей  не
могло еще быть и двадцати, и жизнь била из нее ключом; тем  не  менее  она
держалась со звериной самоуверенностью и уравновешенностью хладнокровной и
необычайно наблюдательной девушки. Престин почувствовал  странный  трепет,
овладевающий его сознанием. Она грозила  потрясти  до  основания  все  его
понятия и представления.
     Она  и  не  пыталась  пронзить  его  озабоченность;  может,   журналы
заставили ее отказаться от этого намерения.
     - Я всегда говорю,  что  три  двигателя  лучше,  чем  два,  а  четыре
безопаснее, чем три. Но все же, я только платящий за  проезд  пассажир,  и
мои познания в техническом мире не идут в расчет.
     Престин улыбнулся.
     Я тоже всего лишь платящий за проезд пассажир.  Я  лично  предпочитаю
больше, чем два или три двигателя; но если парни, разбирающиеся в науке  и
технике, говорят нам, что с двумя гигантскими двигателями все  в  порядке,
нам приходится верить им.
     - У меня от этого мурашки по спине ползут. - Она  поежилась;  Престин
счел это наиболее интересным и  стоящим  наблюдением.  -  Только  подумай,
сказала она, драматически вскинув свою слабую  руку.  -  Четыре  или  пять
сотен людей, втиснутых в сидения, как на втором этаже автобуса, и один  из
этих проклятых больших двигателей перестает работать или  что-нибудь  еще.
На каком основании он... он...
     - Войдет в штопор?
     - Он разобьется! Альф, и это будет не смешно.
     - Это будет далеко не смешно. Но они гарантируют двигатели.
     - Я уверена, что  они  это  делают.  Я  не  хочу  больше  говорить  о
самолетах. Давай говорить о тебе или обо мне или вообще не  разговаривать.
- она откинулась на спинку сидения и  закрыла  глаза;  ее  ресницы  плавно
сомкнулись. Она выглядела столь юной и беззащитной, хотя Престин знал, что
она лишь временно убрала когти.
     Престину почти  всегда  нравились  полеты.  Когда  стюардессы  начали
разносить подносы с едой, он с удовольствием приготовился к  превосходному
обеду и обрадовался, что Фритси открыла глаза, села и взяла  себе  поднос.
Он знал, что она действительно спала,  даже  если  бы  она  не  спала,  он
примирился бы с такой женской уловкой против его нежелательного общества.
     Он ел, не задумываясь о еде и полностью обратив свои мысли к девушке,
немного ошеломленный и все еще веселый. Она ела с аппетитом, он  мог  ясно
это видеть, не задумываясь, о чем он размышляет.  Почему  она  должна  это
делать? Она летит в роскошных  условиях  беспосадочным  перелетом  в  Рим,
хорошо  ест  и  пьет;  пребывая  в  предвкушении  ожидающих   ее   впереди
приключений, она ни о ком более, кроме себя, не беспокоится. На него у нее
пока не будет времени. Пока.
     Возможно, после того как она покинет Чиампино-Вэст и познает Рим,  ей
потребуется друг, с которым можно было бы  разделить  эти  новые  для  нее
удовольствия. Роберт Инфэми Престин с сардоническим  смехом  обнаружил,  в
каком  направлении  движутся  его  мысли  и  что  он  все  еще  неспособен
остановить это дурацкое движение одним шагом.
     Скоро они будут, как положено, кружить  над  Чиампино-Вэст,  и  затем
гладко и безопасно сядут, как обычно и садятся Трайденты. Только  как  ему
сделать  предложение  держаться   дальше   вместе   молодой   девушке,   о
существовании которой он и не подозревал несколько часов назад. Отсутствие
жизненной практики в этом  отношении  пугало  Престина.  Он  должен  будет
что-то придумать и, подобно посадке Трайдента, действовать автоматически и
безупречно. Пока  он  раздумывал,  Фритси  оставила  свое  место  и  пошла
напудрить свой нос. Ненапудренный нос вызвал у него усмешку,  и  он  решил
подождать ее возвращения.
     Блондинка высунулась в проход и  оглянулась.  Она  слегка  улыбнулась
Престину.
     - Я не видела,  чтобы  Фритси  поднималась,  -  сказала  она  хриплым
голосом. -  Я  слышала,  как  вы  с  ней  разговаривали,  -  это  не  было
объяснением, - но ведь скоро нам придется пристегнуться, не так ли?
     - Не волнуйся, Сибил, - резко произнес субъект в толстых очках, -  ты
же знаешь, Фритси еще более сумасшедшая, чем мартовский  заяц.  Стюардесса
выпроводит ее оттуда.
     - Да уж, я надеюсь, - сказала Сибил. Она откинулась на спинку  кресла
и вытянула свои округлые ноги, которые вместе с ее нейлоновыми  чулками  и
короткой юбкой заставили Престина вспомнить  об  инциденте  с  длинными  и
элегантными ногами Фритси; его теория, что она путешествует  одна,  и  все
его планы внезапно разлетелись в пух и прах.
     Он наклонился вперед и бросил взгляд через проход на Сибил и  мужчину
на соседнем сидении. Он выглядел - да, это  как  раз  подходящее  слово  -
отталкивающе. С высоким лбом, светлыми волосами и непонятно каким  образом
оказавшимся большим носом - мягким, как замазка -  он  смотрелся  чересчур
громоздким, раздутым. Его  кожа  была  покрыта  мелкими  ямочками,  как  у
апельсина. К тому же его лицо имело оранжевый оттенок. Престина никогда не
интересовало, какого цвета у человека кожа, но этот странный цвет  наводил
на мысль о невоплотившихся стремлениях... он не смог отчетливо  определить
причину своего инстинктивного отвращения к этому человеку.
     Фритси не вернулась на свое место.
     - Где же она может быть? - забеспокоилась Сибил.
     Престин находил это странным. В любую минуту  их  самолет  пойдет  на
посадку, и  тут  без  пристяжных  ремней  не  обойтись.  Фритси,  конечно,
поразила   его,   оказавшись   чуждой   условностей   девушкой,    немного
сумасбродной,  как  они  говорили,  когда  в  моде  последний   раз   были
ультра-короткие юбки, и она могла делать все что угодно. Но это  уже  было
очень серьезно.
     Стюардесса, проходя мимо, бросила взгляд на пустое место, нахмурилась
и вопросительно повернула голову к Сибил.
     - Нет, - сказала Сибил. - Я так не думаю.
     - Я проверю, - решительно произнесла стюардесса и, покачиваясь, ушла,
и вслед за ней прошла волна успокоения.
     Вскоре она вернулась, отрицательно качая головой.
     - Ее там нет. Это очень странно. Я везде проверила - где же  она  еще
может быть? - стюардесса, молодая, деловитая, чисто одетая  и  практичная,
нашла эти непредвиденные осложнения более  чем  загадочными.  -  Я  должна
поговорить с капитаном. Он знает, что делать.
     Когда самолет был уже рядом с Чиампино, капитан самолично появился  в
его  кормовой  части.  Среднего  роста,  кряжистый,   начинающий   немного
толстеть,  с  круглым,  преданным  своему  делу  лицом,  он   обыскал   со
стюардессой  все  возможные  места.  Люди  вокруг  начали   оборачиваться.
Всеобщая беседа стала похожа на частные теле-каналы  "я  говорю  о  тебе".
Трайдент безмятежно свистел в воздухе, и ответы капитана  становились  все
короче и короче.
     - Люк не открывался. Двери прочно закрыты. Во всяком случае, как  нам
известно, давление воздуха в норме.
     - Она должна где-то быть...
     Странная, волнующая дрожь непрошенной  тревоги  неприятно  защекотала
Престина.
     - Вы имеете в виду, - резко сказал он, - что она должна  быть  где-то
на борту?
     - Да, - ответила стюардесса, словно  Престин  был  лунатиком.  -  Да,
разумеется, сэр.
     - Фритси не стала бы выпрыгивать из  самолета!  -  вскрикнула  Сибил,
словно эта мысль оскорбила ее до глубины души. -  Конечно,  она  не  стала
бы...
     - Она не могла! - Капитан не хотел больше ничего слышать о пассажирах
- его пассажирах - выпрыгивающих из самолета. - Она  где-то  на  борту.  И
если это шутка, то когда я найду ее, я... я...
     - Если, - не слишком громко добавил Престин, - если она еще на борту.
     С этого момента и до тех пор, пока  Трайдент  с  легким  толчком,  от
которого  на  мгновенье  погас  свет,   не   коснулся   запасной   полосы,
внутренности самолета были обысканы, обысканы второй раз и затем  еще  раз
обысканы.
     Фритси нигде не было.
     Исчезла.
     Пропала.
     Больше не числилась в списке пассажиров.
     - Но, - произнесла бледная как мел Сибил. - Не могла  же  она  просто
раствориться в воздухе!
     - Не могла, - сказал Престин. - Но она растворилась!



                                    2

     Наконец полиция закончила свои расспросы.
     Наконец репортеры убрались прочь.
     Наконец пассажирам с неохотой сказали, что они свободны.
     Наконец - после долгого промежутка времени, проведенного в постоянном
напряжении - Престин мог отоспаться.
     Никто не знал, где была Фритси Апджон.  Все  сходились  на  том,  что
скорее всего, они этого  никогда  не  узнают.  Поисковые  партии  все  еще
отправлялись вдоль траектории полета, но то, что они случайно  найдут  ее,
казалось маловероятным; от одного  -  единственного,  легкого  и  хрупкого
длинноногого тела свободное падение с такой высоты мало  что  оставит  для
опознания.
     Но - что-то же должны были найти.  Поисковые  группы  по  отдельности
продолжали исследование. И Роберт Инфэми Престин отправился спать.
     Или,  точнее,  он  пытался  отправиться  спать.  В  конце  концов  он
отказался  от  тщетных  попыток  заснуть  и  отдал  распоряжение   сонному
гостиничному швейцару принести ему в номер чашку кофе. В таких  случаях  -
когда время шло незаметно, ощущения  сходились  до  минимума,  и  большими
оставались лишь проблемы - он жалел о том, что бросил курить.
     Утром, которое наступит очень скоро после того, что осталось от ночи,
он должен будет заставить себя встряхнуться и пробежаться к выставке, где,
как ожидается, он будет вести сознательную беседу об  обходных  реактивных
двигателях, коэффициентах полезного действия, гировертикалях, самолетах  с
укороченным взлетом и  обо  всем  прочем,  что  оставляет  ему  недостаток
рабочих рук в его  профессии.  Он  тяжело  опустился  в  кресло  и  окинул
удрученным взглядом комфортабельную спальню  номера.  Он  чувствовал  себя
полностью угнетенным. Фритси  ворвалась  в  его  жизнь,  принеся  с  собой
дуновение надежды на то, что наконец... и вот она исчезла.
     Но куда?
     Люди просто так не исчезают из самолетов  -  во  всяком  случае,  без
какого бы то ни было ключа к разгадке их исчезновения.
     Он не заметил, как она поднялась. Его  спрашивали  об  этом  снова  и
снова. НЕТ - он  не  знал,  что  она  поднялась.  Пытаясь  одуревшим  умом
вспомнить это, он мог воскресить в памяти, как она говорила что-то, что-то
светлое и scatty, и свой настолько же беззаботный ответ. Но они оба слегка
дремали, с полузакрытыми глазами, частично отрезанные  от  внешнего  мира.
Нет - он не заметил, когда она ушла.
     Он чувствовал, что он должен что-то сделать.  Он  чувствовал,  что  в
этом была его вина. Он чувствовал -  ладно,  позволил  себе  в  этот  раз,
R.I.P. - он чувствовал себя виновным.
     Виновным, как все грешники в аду, вместе взятые.
     Раздался телефонный звонок.
     Он ответил "Pronto!" до того, как решил, что лучше притвориться,  что
он спит.
     - Мистер Престин? - голос был твердый, но исчезающий, словно человек,
бывший когда - то профессиональным певцом,  потерял  лучшую  часть  тембра
своих голосовых связок.
     - А... да - кто это?
     - Вы меня не знаете, мистер Престин. Мое имя - Маклин. Дэвид  Маклин.
Я должен немедленно с вами увидеться.
     - Прошу прощения, но вы ушли от вопроса...
     - Это по поводу... э... исчезновения молодой леди.
     - Возможно, мистер Маклин. Но я сегодня  уже  достаточно  говорил  об
этом. Прошу прощения. Позвоните мне утром.
     Он положил трубку. Телефон зазвонил опять, почти сразу же.
     Он с раздражением схватил ее и крикнул:
     - Послушайте! Я устал, я сегодня получил шок и  пытаюсь  заснуть.  Вы
оставите меня в покое или нет?
     Голос, который он услышал в ответ, был сиплым, охрипшим, и  напоминал
одновременно шипение шампанского и рычание ручного леопарда.
     - Вы это мне говорите?
     - А... - сказал Престин, откашлявшись. - Прошу прощения. Я думал...
     - Забудьте о том, что вы думали, Боб - я могу называть  вас  Боб,  не
так ли? - я вас прощаю на этот раз.
     Он, как идиот, ответил:
     - Спасибо.
     - Я знаю, как вы, должно быть, страдаете, бедный мальчик. Я подумала,
что просто обязана позвонить вам  и  сказать,  насколько  мне  жаль.  Вам,
наверное, очень тяжело сейчас!
     - Да... а... с кем я разговариваю?
     Она влила больше улыбки в свой хриплый голос.
     - Я графиня Пердита Франческа  Камаччиа  ди  Монтеварчи.  Ты  можешь,
дорогой мой мальчик, звать меня Пердита.
     - Понимаю. Вы знали мисс Апджон?
     - Да, конечно! Она была  моим  близким  другом  -  очень  близким.  Я
настолько всем этим  потрясена!  -  Он  услышал  сдержанные,  приглушенные
всхлипывания. - Я должна увидеться с тобой, Боб! Я могу прийти?
     - Что - вы имеете в виду - сейчас?
     - Конечно. Ты произносишь - прошу прощения -  ты  произносишь  слова,
как американец...
     - Наполовину.
     - Понятно. Но здесь, в Риме...
     -  Я  знаю.  -  Он  не  был  уверен,  смеяться  ли  ему,  чувствовать
раздражение или повесить трубку. Но он знал, что не сделает последнего.  -
Я был раньше в Риме.
     - Ах! - это слово нагнетало тоску и вместе с тем  привлекало.  -  Как
жаль, что мы не встретились раньше.
     Ее  английский  был  превосходен;  легчайший  акцент  вновь  и  вновь
подчеркивал ее обаяние, или же Престин просто убедил себя в этом.
     - Я оставлю дверь приоткрытой, - сказал он. - Номер 777.
     Она вновь проворковала этот восхитительный звук:
     - Ах! Запоминающийся номер, мой  дорогой  Боб.  Я  не  заставлю  тебя
ждать.
     Телефон щелкнул и отключился, не дав ему времени ответить.
     Да...
     Техническое выражение, относившееся к этой  ситуации,  было,  как  он
прекрасно знал, поворот вправо за книгой.
     Тишина и безмолвие...
     Он прошел через ванную и потер  рукой  подбородок,  туманно  глядя  в
зеркало. Затем он начал распаковывать  свою  бритву  и  пену  для  бритья,
электробритвы никогда не удовлетворяли его. Он был щепетильным в некоторых
вещах, если не во всех.
     Странная мысль пришла ему в  голову.  Фритси  говорила,  что  это  ее
первая поездка в Рим - или была бы первая, если бы она достигла  города  -
значит, соблазнительная графиня ди Монтеварчи познакомилась с ней в  каком
- то другом месте. Интересно получается. У него сформировалось  откровенно
ошибочное мнение о том, что Фритси все еще  только  вылетевший  из  гнезда
птенчик, несмотря на ее работу и ее склад ума.
     Он был почти уверен, что телефон зазвонит опять, пока он бреется.
     Он чувствовал  себя  немного  заинтригованным.  В  конце  концов,  он
впервые принимал в своей комнате настоящую графиню,  да  еще  рано  утром.
Конечно, он хорошо знал, что им двигала только ее дружба с Фритси; все  то
утонченное очарование, исходившее, как он чувствовал, от этой  европейской
женщины, при нормальном ходе дел не значило  бы  для  него  ровным  счетом
ничего. Его мутило от утонченности. Даже за время их короткого  знакомства
с Фритси, его привязанность к ней смешалась с жалостью  из-за  ее  попыток
подражать утонченности.
     Дверь тихо открылась, когда он вжимался в  легкий  серый  пиджак.  Он
увидел, как она сдвинулась  вовнутрь,  мельком  заметил  раскрашенную  под
мрамор  бумагу,  наклеенную  на  стенах  в  коридоре,  сразу  же   скрытую
движущейся фигурой. Разозлившись, он большими  шагами  направился  вперед,
размахивая руками и крича:
     - Какого черта вам здесь нужно, в моей комнате, в  это  время  суток!
Давайте, выметайтесь!
     Собственная горячность удивила его.
     Человек в дверном проеме  осторожно  переложил  руку  с  шарообразной
дверной ручки на внешней стороне двери на такую же ручку на ее  внутренней
стороне. Затем, двигаясь с почтительностью безупречно  вышколенного  лакея
старой школы, он закрыл дверь и задвинул засов.
     Престин  застыл  на  месте,  не  в  силах  сказать  ни  слова   из-за
переполнявшего его возмущения.
     Человек снял свою бесформенную шляпу всадника и небрежно  швырнул  ее
на стул. Он  очаровательно  улыбнулся  Престину.  Поверх  его  одежды  был
накинут черный плащ. Под ним  был  плотно  прилегающий,  цвета  горчицы  с
перцем костюм для гольфа, обтягивающий его тело, как бриджи и режущий глаз
своим кричащим и немодным фасоном. Престин нахмурился. У  незнакомца  была
толстая и внушительно выглядевшая трость с  серебряным  набалдашником.  Он
вполне мог, решил Престин, появиться прямо из  девяностых  годов  прошлого
века.
     - Прошу прощения, что побеспокоил вас таким образом, мистер  Престин.
- сказал посетитель.
     Престин узнал голос.
     - Вы чертов нахал, Маклин. Вы Дэвид Маклин, не так  ли?  Это  вы  мне
сейчас звонили?..
     - И вы мне сказали убираться к черту. Да,  это  я.  -  Маклин  весело
расхохотался. Его волосы очень ярко сияли  пергаментно-белым  на  свету  -
странное сравнение, сделанное Престином. Его лицо,  тонкое  и,  однако,  с
полными  красноватыми  щеками  и  выражением  добродушного  юмора,   могло
послужить  моделью  для  Санта-Клауса  на  диете.  Казалось,  что   он   в
превосходной  форме,  того  же  возраста,  на  какой  он   выглядел.   Его
несомненная  подвижность,  жестикуляция  тонких  желтоватых  рук,   резкие
повороты головы или фразы  -  все  сходилось  к  тому,  чтобы  у  Престина
сложился образ старика, способного держать хвост трубой в любую погоду.
     -  Я  жду  посетителя,  -  сказал  Престин  с   надеждой,   что   это
заключительная фраза, желание сказать которую  он  чуть  было  не  потерял
безвозвратно. У этого человека, несомненно, была аура. Она исходила из его
глаз и гипнотизировала Престина, начинавшего понимать, что перед ним стоит
не совсем обычный человек. Это вызвало его возмущение.
     - Посетитель, э, Престин. Ставлю фунт против щепотки лунной пыли, что
это Монтеварчи.
     - Как, черт побери...
     - Не возмущайся, парень. Остынь. Не  будешь  возражать,  если  я  дам
отдых  своим  старым  костям?  Нет,  -   он   решительно   сел,   сохраняя
самообладание, и бросил на Престина тяжелый взгляд. - Нет, парень. Коль уж
нам придется работать вместе,  я  не  буду  использовать  на  тебе  старые
Фальстафовские номера. Ты заслуживаешь лучшего отношения с моей стороны.
     - Вы делаете мне честь. - Престин сложил руки  за  спину.  -  Сейчас,
если вы не возражаете, я бы предпочел, чтобы вы ушли.
     - Я уже сказал, Престин, мы должны работать вместе. Я старый человек,
но моя сила все еще со мной, и все же мне нужна помощь человека помоложе и
посильнее меня.
     Престин скорчил гримасу.
     -  Вы  упомянули,  что  не  будете   использовать   на   мне   старые
Фальстафовские фокусы. Вы  не  произвели  на  меня  впечатления.  Я  звоню
управляющему, и я советую вам уйти.
     Престин направился к телефону, протянув вперед руку.
     Он не слышал движения Маклина.
     Его рука  была  всего  в  нескольких  дюймах  от  телефона,  медленно
двигаясь вперед, чтобы, как он думал, дать Маклину время на то, чтобы мило
встать и уйти. Он почти дотронулся до телефона.
     Черная трость с треском обрушилась на стол перед телефоном, задев его
пальцы. Телефон тинькнул от толчка, и его рычажок задрожал. Престин быстро
отдернул руку, словно собирался сделать дружеское рукопожатие.
     - Успокойтесь, вы, маньяк! Вот...  -  он  резко  повернулся,  надеясь
вырвать трость.
     Маклин стоял, слегка покачиваясь, с поднятой тростью,  и  смотрел  на
него с выражением надменного высокомерия.
     - Я полагаю,  -  произнес  Маклин,  растягивая  слова,  -  Монтеварчи
сказала тебе, что она близкий друг бедной мисс Апджон? Да, - он кивнул.  -
Да, она должна была так сказать. Я никогда не видел мисс Апджон. До  того,
как она... э... исчезла из Трайдента, я никогда не слышал ни о ней,  ни  о
тебе. И графиня тоже!
     - Но она сказала...
     - Ты уже взрослый, парень! Подумай! Воспользуйся  теми  мозгами,  что
господь дал тебе!
     - Хорошо...
     - Да. Ты скоро поймешь, что  в  этом  деле  ты  не  должен  принимать
что-либо за чистую  монету.  Даже  меня,  -  он  рассмеялся  сардоническим
смехом. - Особенно меня.
     - В каком деле? О чем вы, собственно, говорите? - Престин  чувствовал
себя неловко оттого, что происходило  что-то  такое,  о  чем  он  не  имел
представления, и его сбросили в самый центр  этих  событий,  не  объяснив,
куда грести.
     - Если вы собираетесь кормить меня небылицами о шпионах  и  секретных
агентах или подобной болтовней, не утруждайтесь. У меня есть собственная.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Я был втянут в это безмозглым шпионом - авиация кишит ими - и  этот
идиот дал себя застрелить. Я старался, чтобы мое имя было  в  то  время  в
стороне от всего этого. Если вы собираетесь  заниматься  этим  старьем,  я
пожалуюсь полковнику Блэку. Он обещал мне...
     - Мне ничего не нужно, дорогой мой, от твоего распутного прошлого, за
исключением одной детали.
     - Что это?
     - Ты идешь напрямую. Прекрасно. Я много узнал о тебе за то время, что
ты был в Риме. Но мне известно, что и графиня тоже. Ее  организация  почти
столь же эффективна, как моя.
     Престин пожалел о том, что бросил курить.  Путаница  раздражала  его.
Полковник  Блэк  -  ни  имени,  ни  подразделения  -  обещал  ему.  Шпиона
застрелили, секреты были сохранены, и Престин молчал ради осторожности.  А
теперь это. Что, если Фритси тоже была шпионом? Ты уже взрослый, сынок...
     - Как то, что вы узнали, поможет нам найти Фритси?
     Маклин  упер  тяжелый  взгляд  своего  яркого  воробьиного  глаза   в
Престина.
     - Если Монтеварчи собирается нанести тебе визит, то она  скоро  будет
здесь. Мой друг в Лондоне достаточно  хорошо  тебя  знает;  у  него  много
знакомств в мире авиационного журнализма, так же как  и  в  других,  менее
фантастических мирах.
     Престин не понял этого замечания и, несмотря на собственное  ощущение
безотлагательности, не мог не спросить:
     - Что фантастического в авиационном журнализме?
     - Не обязательно журнализм, мой мальчик. Но люди твоего типа живут  в
облаках; вы, молодые авиаторы, не знаете о том, что происходит в  реальном
мире.  Любой  блестящий  молодой  человек  в  любых   ВВС   поглощает   ту
специфическую, опьяняющую  атмосферу,  которую  создает  его  служба.  Она
пропитана гордостью, легкостью, испытанностью оружия и самолета -  Великий
Боже! Ваши ребята играют в игрушки, которыми можно уничтожить весь мир!
     - Вам не кажется, что они знают об этом?
     - Знают, конечно, теоретически. Но чувствуют ли  они  то,  что  могут
уничтожить? Что они знают о той жизни, которой приходится жить штатскому -
смотрящему  в  лицо   безработице,   режущему,   как   нож,   недовольству
работодателей, или болезни, когда нет комфортабельного базового  госпиталя
- они никудышные маленькие воины, которые раздевают  штатского  до  полной
наготы, и ваши сплошь увешанные наградами авиаторы ничего не знают о них!
     Престин поднялся и направился к  Маклину.  Он  впервые  столкнулся  с
таким болезненным гуманизмом и приготовился быть настойчивым.
     - Итак, Дэвид Маклин. Вы расстроены...
     Это был тот предел, до которого ему было позволено дойти.
     - Расстроен! Конечно, я расстроен! Я не летал в течении двадцати пяти
лет и не был в конце концов вышвырнут без права быть расстроенным! Иди  ты
к черту!
     - Мой отец был летчиком гораздо дольше, и  его  не  выгнали  в  конце
концов - и он не согласился бы с вашими чувствами, Маклин.
     - Я слышал о твоем отце,  молодой  Престин.  Королевские  ВВС.  Очень
высокопоставленный и могущественный. Он был маршалом авиации, не  так  ли,
перед тем как ушел в отставку? Разве это не провал?  Если  бы  он  не  дал
сигнал по индивидуальному каналу - разве он не потерпел бы неудачу, как я?
     - Никто, насколько мне известно, так не  думает.  Вы  лучше  уходите,
Маклин. Я устал спорить с вами о себе, но если вы начнете оскорблять моего
отца, я сломаю об вас вашу трость - в более подходящем для этого месте.
     Тонкое лицо Маклина с полными красными щеками внезапно  разбилось  на
мириады линий и морщин, когда но улыбнулся своей очаровательной улыбкой. В
его темных глазах отразился свет, и они засверкали.
     - Какого черта мы с тобой  спорим,  Боб!  К  черту  все  это,  мы  же
союзники! Друзья! Мы оба на одной стороне, не так ли?
     - Вы слишком перенервничали. Пока я не узнаю, что  происходит,  я  не
приму ничью сторону. Господи  помилуй!  Вы  врываетесь  в  мою  комнату  в
середине ночи, болтаете о том и о сем, так  ничего  мне  и  не  сказав,  и
теперь вы не можете понять, почему я настаиваю на  вашем  уходе!  Давайте,
Маклин! Выметайтесь!
     Это странное ночное интервью начинало действовать на Престина,  и  он
понимал только, что такая атмосфера легко может  заставить  его  пойти  на
такие поступки, о которых он может пожалеть впоследствии. Дэвид Маклин  не
казался ему опасным, несмотря на его номер  с  ударом  тростью.  Что  было
нужно  этому  человеку?  В  таком  случае,  поставив   под   сомнение   ее
подлинность, что было нужно графине Монтеварчи? Что бы это ни  было,  если
это означало возвращение Фритси, Престин хотел это знать.
     То, что он накричал на Маклина, чтобы тот  убирался,  было  юношеской
реакцией на неожиданное воздействие. Он сказал:
     - Нет, Маклин. Не уходите. Во всяком случае, не сейчас. Я понял,  что
я должен узнать, что вам нужно - если это поможет мисс Апджон.
     - Уже лучше, мой  мальчик.  Гораздо  лучше.  Я  легко  раздражающийся
человек, и у меня вспыльчивый нрав - но ты к этому еще привыкнешь.
     - Может быть. Что вы знаете об исчезновении Фритси?
     - Я очень много знаю о нем, если я прав. Если нет - что  ж,  в  таком
случае я знаю не больше, чем ты или полиция или кто-нибудь еще.  -  Маклин
встал, застегивая плащ на  изящные  застежки.  -  Но  мы  не  можем  здесь
оставаться, если сюда идет Монтеварчи. Она будет не одна. В  этом  я  могу
тебя уверить.
     - Не одна?..
     - Не прикидывайся простаком. Графине, как и мне, известно о той силе,
которой ты обладаешь.
     Престин поднял свою отсохшую руку, легкая улыбка сдвинула его губы  в
гримасу недоверия.
     - Сила, которой я обладаю? Я? О чем вы теперь говорите?
     - Я думал, ты знаешь. Ты хочешь сказать? - мой друг в Лондоне говорил
мне, что твоим знакомым известно о том, что  ты  теряешь  вещи,  и  всегда
терял, как они утверждали. Ты хочешь сказать, что ты  не  знаешь?  Я  могу
только сожалеть, что не познакомился с тобой много лет назад...
     Но ужасный смысл его слов уже дошел до Престина. Он опустился на край
кресла, рискуя упасть, и почувствовал себя дурно.
     - Я... Я! - он затряс головой. - Нет! Вы ошибаетесь! Это сделал не Я!
     - Как ты еще можешь это объяснить?
     Престин посмотрел на старика взглядом,  умоляющим  об  избавлении  от
внезапно обрушившейся на него вины.
     - Я не мог! Фритси не вещь, не книга или карандаш или стопка  бумаги!
Она девушка...
     - И ты сделал так, чтобы она исчезла!
     Раздался короткий стук в дверь, и хриплый голос сказал:
     - Боб? Это я, Пердита. Открой дверь.



                                    3

     - Мы должны уходить прямо сейчас! - Маклин схватил Престина за руку и
потащил его к окну.
     Престин выдернул руку.  Он  был  больше  ошеломлен  ужасным  намеком,
брошенным ему Маклином, чем  его  очевидной  неприязнью  и  страхом  перед
графиней.
     - Почему? - спросил Престин. - Почему?
     - Потому что закрытая дверь не остановит ее и ее  Трагов!  Они  будут
здесь и поймают тебя, как каплуна на поджарку. Давай, мальчик!
     - Я не это имел ввиду! Почему исчезновение Фритси  -  это  моя  вина?
Почему? Что я сделал?
     - Ты знаешь, Престин! Ты знаешь! И графиня  будет  использовать  тебя
для осуществления своих черных замыслов!  Давай,  мальчик  -  у  тебя  нет
никаких шансов выстоять против нее!
     Негодование, упрямство и откровенная жестокость спорили  в  Престине.
После того, что он испытал, ему хотелось вычеркнуть все это и отплатить за
свою вину.
     - Боб! - послышалось мурлыканье графини из-под закрытой двери.  Ручка
повернулась и задергалась.  -  Боб!  Ты  же  сказал,  что  оставишь  дверь
приоткрытой! Открой, будь хорошим мальчиком.
     Все всегда называли его мальчиком. Это раздражало Престина.  Это  был
очень маленький пунктик, но он был. Это  ясно  показывало  отношение  этих
двух людей к нему: он был пешкой в их играх.
     - Дверь останется закрытой, - сказал он Маклину. -  А  вы  выберетесь
через окно - один. Я иду спать.
     - Ты идиот. - Маклин приподнял трость. Его темные глаза  сверкали  на
дверь. Она тряслась уже гораздо  сильнее,  чем  ручка,  когда  ее  дергала
слабая и нежная рука графини. Тут уже применялся вес.
     - Послушай! - рявкнул Маклин. - Если ты попадешься Трагам, ты...
     - Траги! - сказал Престин с едким сарказмом. -  Вы  можете  перестать
твердить мне о них!
     - Могу. Но в любую минуту они будут здесь и расскажут о себе сами.
     Из-за двери послышался низкий стон, в то  время  как  петли  и  замок
сдерживали напор. Графиня больше не говорила. Конечно, она поняла уже, что
он заперся от нее, и давление, использовавшееся для  того,  чтобы  открыть
дверь, говорило красноречивее всяких слов.
     Внезапно он почувствовал страх.
     Траги?
     Он посмотрел на Маклина, который  стоял,  опершись  на  трость,  и  с
хмурым видом смотрел на него.
     - Ну, Боб? Я не собираюсь околачиваться здесь до  тех  пор,  пока  не
появятся эти чудовища,  которых  Монтеварчи  держит  в  качестве  домашних
животных! Если ты не пойдешь  со  мной,  я  могу  тебя  уверить,  что  для
противной стороны ты не будешь представлять никакой ценности.
     Престин издал короткий трясущийся смешок, смешок шока.
     - Вы хотите сказать - вы убьете меня? Ну, давайте, Маклин...
     - Я не буду убивать тебя, Боб. Ты имеешь слишком большую ценность.  Я
только заморожу часть твоего мозга и уничтожу твой  мыслительный  аппарат.
Эта прелестная шутка...
     - Минуту! - Престин призывающе поднял руку. - Все происходит  слишком
быстро! Вы говорите мне одно, недоговариваете другое. Я хочу найти Фритси,
а вы делаете намеки на то, что я виноват в ее исчезновении.  Вы  говорите,
что у меня есть некая сила, и что вы и графиня  сражаетесь  за  нее  -  за
меня. Какого черта вы ожидаете от меня, что я приму решение  насчет  всего
этого за несколько секунд?
     - Я думал, что все это просто и ясно. Если ты хочешь остаться живым и
полезным для этого мира, Боб, думай быстрее. Конечно, у  тебя  есть  сила,
заставляющая исчезать вещи; она была у тебя всю жизнь.
     Дверь тряслась, и ручка с визгом поднялась под углом вверх.
     - Они будут здесь в любую минуту. Эти Траги здоровенные - подумай!
     - Эта сила?..
     - А, да. Ты знаешь.  Мой  друг  рассказал  мне  достаточно,  чтобы  я
распознал в тебе Переносчика. Только подумай, куда ты отправляешь все свои
стопки бумаги, стаи резинок и прочие маленькие предметы, которые ты обычно
теряешь?
     - Как это - куда? Я просто теряю их, вот и все.
     - О нет, Боб. Они куда-то отправляются. И теперь, поскольку ты прошел
через узловую точку в нужный момент, ты перенес через нее мисс Апджон.  Ты
отправил ее, Боб. Я готов помочь тебе вернуть ее назад, но только если  ты
не останешься здесь, чтобы прислуживать  Монтеварчи  и  иметь  дело  с  ее
Трагами. О, нет! Я уничтожу тебя первым!
     Первые впечатления Престина о Маклине вернулись к нему вместе  с  тем
гипнотическим блеском и излучаемым им мягким юмором. Однажды  погрузившись
в ход дел,  Маклин  получал  от  них  удовольствие.  Этот  человек  сказал
достаточно, чтобы было ясно, что Маклину  не  нравится  ход  дел,  который
наносит вред кому-либо другому. Во всяком случае это было то, что Престин,
нерешительный, волнующийся и смертельно уставший, пытался  сказать  самому
себе.
     - Да, ну... - сказал он, нащупывая связную мысль.
     Из-за двери послышался резкий  звук.  Они  оба  обернулись  на  него.
Сверкающий обух топора блеснул в панели, и они увидели, как он был вдернут
и затем, с громким  треском,  бешено  ударил  опять,  круша  и  раскалывая
дерево.
     - Разве так поступают  графини?  -  мягко  спросил  Дэвид  Маклин.  -
Приходят посреди ночи с топором, чтобы открыть им дверь?
     - Вы, похоже, правы. - Усталость Престина давила  на  него,  ослабляя
его нерешительность и страх. - Хорошо. Я пойду с вами. Но я хочу...
     - Разумеется, парень, разумеется. Ты хочешь знать положение вещей,  и
я расскажу тебе. Но сейчас мы должны сматываться.
     Маклин поднял жалюзи и  распахнул  окно.  С  проворством  воробья  он
запрыгнул на подоконник и с улыбкой обернулся к Престину.
     - Лестница на месте. Идем.
     До  этого  момента  Престин  не  задумывался,  как  Маклин  собирался
выбраться через окно. Высунув наружу голову, в то время как дверь  звенела
от ударов топора, он увидел  длинную  лестницу,  поднимающуюся  с  балкона
тремя этажами ниже. Темная тень стояла у ее подножья,  и  Престин  мельком
заметил белый клин лица, смотрящего  вверх.  Маклин  начал  спускаться  по
лестнице, его плащ и шляпа развевались в ночном ветре.
     - Давай, Боб. Траги вот-вот будут здесь!
     Он поставил ногу на  верхнюю  перекладину  и  обернулся  на  комнату.
Ближайшая к дверной ручке панель  была  полностью  разбита  и  раскрошена,
вместо нее зияла дыра.
     Он увидел просунутую внутрь руку - руку, блестевшую зеленым и желтым,
с чешуей на двух пальцах и обрубке большого, и  длинными  кроваво-красными
когтями.
     Он уставился на нее, застыв с открытым ртом.
     Эта богохульная рука начала искать засов. Когда рука повернулась,  на
нее упал свет, и у нее появилась странная фиолетовая кайма, словно  каждая
чешуйка излучала радиацию. Два пальца  щелкнули  об  большой,  когда  рука
нащупала ручку засова.
     Престин почувствовал себя дурно. Рука Маклина поймала его за икру.
     - Давай, Боб! Они могут достать нас и на лестнице!
     Престин закрыл рот  и  тяжело  сглотнул.  Он  хотел  посмотреть,  что
появится  из-за  двери;  но  Маклин,  бесспорно,  был   прав.   Он   начал
одеревенело, с подступившей к его горлу тошнотой, угрожая хлынуть  потоком
не только на себя, но и на Маклина, спускаться вниз по лестнице.
     Ветер грозил сдуть его. Он должен был цепляться,  осторожно  прилагая
усилия, за каждую перекладину на пути вниз.
     Наконец его нога нащупала и прошла последние две ступеньки, и он смог
встать на камень балкона. Он посмотрел вверх, тяжело дыша и ожидая увидеть
- что?
     - Не зевай, парень! Давай внутрь, за нами!
     Маклин  и  другой  человек,  которого  в  спешке  Престин  не   успел
рассмотреть, втащили его в открытое окно. Когда он уже шагнул одной  ногой
через окно и поднял другую, он почувствовал, как рука быстро потащила его,
и он упал вперед. Пока он падал, он услышал  впечатляющий  треск.  Он  был
похож на хруст сломавшейся на морозе ветки или удара кнутом по  обнаженной
шее.
     - Как раз вовремя, слава богу, - сказал Маклин.
     Другой человек сказал твердым, сдержанным голосом:
     - Я думал, что ты уже отказался от этого, Дэйв.
     Маклин выпрямился и улыбнулся, помогая Престину  подняться  на  ноги.
Они были в другой гостиничной спальне. Единственный предмет в комнате,  на
который Престин посмотрел дважды,  был  лежащий  на  кровати  внушительный
дробовик.
     Он посмотрел на незнакомца.
     - Эй, ты можешь смеяться, - сказал тот. - Но  ты  не  знаешь,  против
чего мы поднялись.
     - Это Алек, - сказал Маклин. - Дальнейшие представления потом. Сейчас
мы должны удирать. Они сейчас втискиваются в лифт и едут к нам на этаж.
     - Я видел когтистую руку, - сказал Престин.
     Они оба кивнули.
     - Хорошо. Теперь ты кое-что понимаешь. Пошли.
     Они быстро вышли за дверь; Алек нес дробовик, засунутый под бывшую на
нем обычную  подрезанную  куртку.  Его  рубашка  без  воротника  обрамляла
сильную бронзовую шею, и его лицо  выглядело  так,  словно  он  побывал  в
высокогорных районах горячих точек мира.
     Огоньки над лифтом показывали, что кабина идет вниз.
     - Это они, шаловливые дети с черными душами, - проворчал Алек.
     - Мы можем сесть в  другой  лифт.  Мы  будем  за  дверью  пятнадцатью
секундами раньше них... Если нам повезет.
     Маклин закрыл створки лифта и ударил кулаком по кнопкам. Кабина пошла
вниз. Престин  сглотнул.  Незнакомые  графини,  люди,  много  говорящие  о
невозможных вещах, спуск по лестнице из  одного  окна  отеля  в  другое  в
середине ночи - все это, безусловно, должно было быть безумием, если бы не
та мелькнувшая ужасная рука, с  желто-зеленой  чешуей,  двумя  обычными  и
одним большим пальцем, и кроваво-красными когтями.
     Лифт остановился, и двери со створками  раскрылись.  Алек  протолкнул
свое грузное тело в слабо освещенное фойе.
     - Все чисто, - сказал он похожим на рык голосом. Он бросил взгляд  на
индикатор соседнего лифта. - Они почти здесь.
     - Бегом! - рявкнул Маклин и  рванулся,  как  спринтер,  к  качающимся
дверям.
     Алек помчался вслед за ним, и Престин, думая о том, что они постоянно
оставляли его сзади, присоединился к ним.
     Несмотря на все, что случилось - или,  по  всей  вероятности,  именно
потому, что это случилось - Престин  прилагал  неимоверные  усилия,  чтобы
воспринимать события серьезно. Ему все еще  хотелось  расхохотаться.  Даже
этот чешуйчатый коготь мог быть пластиковой моделью из магазина фокусов  и
шуток, и будучи по природе своего мышления склонным  к  преувеличениям,  с
головой, забитой от возбуждения и усталости, он, как дурак, принял это  за
реальность.
     Он упрямо остановился на тротуаре. Рим, лежащий вокруг, дышал на него
свежим,  но  не  холодным  воздухом,  ветер  был  лишь  легким   ветерком,
пролетавшим над землей. Он схватил Маклина за локоть, с силой заставив его
остановиться.
     - Теперь послушайте, Маклин. Я...
     Он не продолжил.
     Темная тень появилась из дверей отеля рядом с ними. Он не  смог  ясно
рассмотреть ее, так как она была закутана в обтягивающий плащ, не по  моде
длинный,  и  в  низко  надвинутой  шляпе,  должно  быть,  скопированной  с
небрежного стиля шляпы Маклина. Алек обернулся и с силой вскрикнул:
     - Уйди с дороги, Дэйв! Это Траг!
     Алек распахнул куртку и вытащил дробовик. Прежде, чем  Престин  успел
сдвинуться или хотя бы пошевелиться, Алек поднял его, прицелился  и  нажал
один из курков.
     Раздавшийся взрыв был похож на звук упавшего дома.
     Выстрел дробовика расколол темноту надвое. Испугавшийся не  на  шутку
Престин  увидел  зеленый  гной,  сочащийся  из  падающего   тела,   увидел
распростертые  зеленовато-желтые  когтистые   руки,   глубокий   и   дикий
кроваво-красный блеск в том месте, где должны были быть глаза. Он не видел
лица этой твари. Тело свалилось на тротуар.
     Затем он бежал прочь -  бежал  тяж  ело,  шлепая  ногами  по  плиткам
тротуара, высоко держа голову и задыхаясь. Он мог слышать, как рядом с ним
бежит Маклин, потом Алек, слышать эхо  собственных  шагов.  Они  бежали  и
бежали. Промелькнули один или два запоздалых прохожих; Престин не  обратил
на них никакого внимания. Он хотел убраться подальше и спрятаться.
     Идя нормальным  шагом  некоторое  время  спустя  между  двумя  своими
спутниками, он достаточно успокоился, чтобы сказать:
     - Это было убийство!
     - Разумеется, - сердито ответил Алек. - И  если  бы  я  не  выстрелил
первым, у нас были бы жертвы.
     - Что... - Престин сглотнул. - Что  скажут  люди,  когда  они  найдут
эту... эту тварь, заливающую тротуар своей зеленой кровью?
     - Они не найдут его. Монтеварчи об этом позаботится.
     - Понимаешь, Боб, - вставил Маклин. - Никто из нас  не  хочет,  чтобы
сведения об Айруниуме просочились наружу.
     - Это похоже на правду... - начал Престин. Затем добавил:
     - Айруниум?
     - Айруниум. Это название места. Вероятно, туда и попала Фритси.
     Они спустились вниз, до угла Виа Дю  Марчелли  и  Виа  Дель  Тритоне,
очень тихого, после дневной суеты толпы, места. Скоро опять начнутся шум и
спешка, когда откроются магазины.
     Престин потряс головой, чувствуя, что усталость,  как  промокательная
бумага, высосала всю его энергию.
     - Айруниум. Ну, а дальше?
     - Я намереваюсь рассказать тебе все, что ты хочешь знать, все, что ты
должен знать. Но не здесь. Ты не можешь сейчас вернуться в отель...
     - Но я должен. Там все мои пожитки...
     - Я договорюсь о том, чтобы их забрали. Монтеварчи обожает  маленьких
мальчиков вроде тебя, которые идут прямо в ее паутину.
     - Ладно. Я согласен. - Престин подумал о  Трагах  и  не  почувствовал
никакого желания вновь столкнуться с ними. - Куда мы теперь идем?
     - Алек?
     Большой, похожий на  медведя  человек  улыбнулся,  его  широкое  лицо
показывало,  какое  удовольствие  доставляет  ему   возможность   услужить
Маклину.
     - Прочь из Рима. Это несомненно. У Марджи есть  машина,  и  мы  можем
рвануть на юг, по Autostrada del Sol. Мы можем  заехать  в  Фоджию  позже,
когда избавимся от них.
     Алек произнес "Фоджия" как  "Фож",  заметил  Престин,  вспомнив,  как
много лет назад говорил его отец.
     -  Минуту,  -  прервал  он,  проворно  шагая  между  ними  по  пустым
тротуарам. - У меня на завтра запланирована выставка -  то  есть,  уже  на
сегодня. Я не могу пропустить ее.
     - Почему не можешь? - Маклин был готов расхохотаться.
     - Почему не могу? Но, черт вас возьми! Я  зарабатываю  этим  себе  на
жизнь!
     - А если ты пойдешь туда, это будет твоя смерть.
     Алек басом усмехнулся.
     - И пойми это, если можешь.
     - Если бы у меня была соломенная  шляпа  и  трость,  я  бы  спел  вам
дифирамбы! - сказал Престин, взбешенный. Он  почувствовал  свое  бессилие,
как листа на ветру. - Если это столь важно и смертельно, почему это вы оба
так радуетесь? Что такого смешного?
     - Ты.
     Он стоял там, чувствуя себя дураком, чувствуя  раздражение,  чувствуя
такую усталость, что он едва мог стоять.
     - Спасибо. Это очень мило...
     - Остынь, Боб. Я все объясню. Но  сейчас  тебе  нужна  большая  чашка
черного кофе - так же, как Алеку и мне.
     - Настоящим принято, nem con, - сказал Алек.
     - Вы двое - настоящая пара клоунов. Но, да - я согласен на кофе, если
здесь нет чая, и хочу присесть. Мои ноги начинают трястись.
     Маклин мгновенно подхватил его под руку.
     - Держись, Боб. Мы почти пришли.
     Дом, к которому Маклин вел его, на вид почти ничем  не  отличался  от
любого другого из высоких, узких, красно-золотых кирпичных домов  на  этой
улице. Дверь открылась от прикосновения, и они вошли,  оказавшись  в  тени
под желтой лампой, со сводчатым проходом во внутренний дворик перед  ними.
Дерево шелестело листьями, и фонтан звенел  серебряным  звоном.  Легчайшие
фиолетовые, розовые и зеленые сполохи в небе напоминали о том, что рассвет
близок. Усталость мускулов давила на Престина.
     Наконец пожилая женщина в комнатных тапочках и бесформенной  шали  на
плечах прошаркала через двор, мерцая перед  собой  большим  желтым  пятном
фонарика. Она тихо провела их в маленькую  комнату  в  стороне  от  входа,
мягко покашливая, шаркая  и  хрипло  говоря:  "Aspet"  и  еще  раз,  слабо
"Aspet".
     Они ждали.
     На плитах снаружи послышались легкие, быстрые шаги, дверь  открылась,
и в комнату  вошла  девушка,  закутанная  в  длинный  изумрудный  плащ.  У
Престина осталось от нее яркое впечатление нетерпения и  смеха,  блестящих
глаз и подвижного рта с полными  губами.  Она  несла  блестевшую  серебром
сумочку, свисавшую  на  лямке.  Каждое  ее  движение  дышало  бодростью  и
живостью.
     - Тебе подходит, Дэйв? Привет, Алек - значит, это Переносчик.
     - Да, это Боб Престин. Боб, это Марджи Липтон.
     - Рад... - начал Престин.
     - Как насчет чашечки яванского кофе, Марджи? - перебил его Алек.
     - Могу сделать. Но если к восходу солнца вы хотите быть  за  городом,
то вам лучше поторопиться.
     Маклин посмотрел на нее своим излюбленным взглядом.
     -  Это  не  выход,  Марджи.  Прошу  прощения,  что  оторвал  тебя  от
вечеринки, но время играет против нас. Если ты не  возражаешь,  нам  лучше
отправиться прямо сейчас. Мы можем остановиться по  дороге,  а  Боб  может
поспать в машине.
     Без возражений она повернулась обратно к двери, и они последовали  за
ней наружу. У обочины стоял Йенсен  Интерсептор  FF.  Престин  присвистнул
вместо вдоха, когда увидел машину.
     Марджи улыбнулась ему через плечо, пока они шли к ней.
     - Да, - сказала она своим быстрым голосом. - Это все машина.
     Они  сели  в  машину,  чей  комфорт  требовал,  чтобы  Престин  уснул
немедленно. Он заставил себя  встряхнуться,  пока  машина,  тихо  мурлыча,
везла их по узким дорогам, крутясь и поворачивая, гладко катясь  на  своих
больших шинах с полной тягой, грохочущих по булыжным мостовым.
     Алек сел  сзади  рядом  с  ним,  в  то  время  как  Маклин,  который,
безусловно, устал как никто другой, сел впереди рядом с Марджи.
     - Почему, - спросил с сожалением в голосе Алек, - ты не  взяла  белую
машину, Марджи? Белые фаэтоны - это последний крик моды.
     Она засмеялась, вежливо упрекая его:
     - Были последним криком моды, ты хочешь сказать, Алек.  Мне  нравится
этот бледно-желтый цвет, и моя старая машина  была  вся  выкрашена  белым,
альф. Что до фаэтонов, то  они  столь  же  популярны,  как  и  запряженные
четверкой экипажи.
     Вспомнив с мгновенным и  сильным  приступом  боли  это  бесцеремонное
"альф", Престин позволил своим мыслям течь свободно;  он  тоже  знал,  что
аристократия думает о четверке с экипажем. Эта девушка, эта Марджи Липтон,
казалась скорее молодой женщиной.
     - Мне она нравится, - сказал он.
     Машина осторожно  мурлыкала  через  пригороды  Рима,  идя  на  второй
передаче. Наконец они повернули на юг.
     Перед  ними,  как  светлый,  открытый  предвестник   солнца,   лежала
автострада, ведущая к душным землям юга.
     Когда солнце взошло над холмами слева от них  и  затопило  все  внизу
своим золотым,  как  краски  Возрождения,  светом,  Марджи  откинула  верх
Йенсена, и они начали быстро поглощать милю за милей.
     Разговор в машине поддерживался поначалу довольно бессвязно, и голова
Престина непроизвольно клонилась все ниже и ниже. Он приподнялся, чувствуя
тяжесть  в  затылке,  небольшую  неуравновешенность  в  мыслях,  все   еще
решительно настроенный против того, чтобы  заснуть,  пока  эти  загадочные
люди не ответят на несколько вопросов.
     Солнце светило ярко и жестко. Машина мягко мурлыкала, а вокруг лежала
типичная  южно-итальянская  провинция.  Другие  машины  ехали  в  северном
направлении; ни одна не направлялась на юг. Марджи, как подметил  Престин,
бросив  взгляд  над  ее  плечом,  держалась  на   стабильных   семидесяти.
Здравомыслящая девушка. Когда он посмотрел на время и положение солнца, он
почувствовал, как внутри него все опустилось.
     Одиннадцать часов.
     Не может быть.
     - Выспался, Боб? - обернувшись, улыбнулся ему Маклин. - Это хорошо.
     Затекшая спина заставила его выпрямиться.
     - Я тебе не  мешаю,  приятель?  -  сказал  Алек,  пошевелившись,  как
загнанный палкой в угол клетки медведь.
     - Прошу прощения. - Престин уважал больших  людей,  обладавших  силой
мгновенного уничтожения; не то, чтобы тот собирался сдуть отсюда  Престина
из дробовика, но со всяким человеком, который  мог  это  сделать  -  столь
небрежно - следовало держаться настороже.
     - Нам нужно поскорее прибыть  на  место.  -  В  улыбке  Маклина  была
скрытая ирония, которая на мгновенье сбила Престина с толку. -  Мы  должны
были сделать это раньше, но не хотели будить тебя, Боб.
     - Тысяча благодарностей. - Он подумал о Фритси. - Вы все  время  меня
куда-то торопили. Теперь, я думаю, вы должны мне кое-на-что  ответить.  Вы
сказали, что можете помочь мне найти Фритси в Айрун - как вы его назвали?
     - Айруниум. Да, мы можем. Но от того, что ты  будешь  атаковать,  как
баран ворота, лучше не будет. Сядь и попробуй расслабиться и  наслаждаться
пейзажем. Ты мчишься по автостраде в бледно-желтой, мощной, ультра-дорогой
и самой роскошной машине, направляясь к солнцу и вину. Поживи немного.
     Лишь то, что Марджи Липтон  вела  с  беспечным  искусством,  удержало
Престина от сквернословий и заставило его вместо этого поднять кулак.
     - Господи, Маклин! Лучше  дайте  мне  нормальное  объяснение,  или  я
заставлю вас проглотить ваши зубы!
     - Уже лучше,  Боб.  -  Маклин  не  в  малейшей  степени  не  высказал
раздражения. Прими адреналин. Он тебе понадобится.
     - Вот это место, - сказала Марджи.
     Осматриваясь, возмущенный и испытывающий желание выругаться,  Престин
увидел изящный бело-зеленый придорожный ресторанчик, современное строение,
созданное для туристов, едущих на юг, чтобы испытать на  себе  сияние  его
солнца.
     Он тяжело опустился на сиденье. Вся его злость означала лишь, что  он
чувствовал свою вину. Если он мог заставлять вещи исчезать,  а  не  просто
терял их, как он всегда думал, что ж, это объясняет  исчезновение  Фритси,
не так ли? Бред,  сказал  он  самому  себе,  бред.  Ты  не  можешь  просто
заставлять людей исчезать...
     Но  Фритси-то  куда-то  делась,  и  Маклин  сказал,  что  это   место
называется Айруниум.
     Внезапно машина прыгнула вперед, вдавив его  в  обшивку  сидения.  Он
приподнялся. Марджи на большой скорости вела машину  по  дороге,  и  Алек,
рядом с ним, наклонился к длинному  ящику  у  него  под  ногами  и  достал
скорострельную винтовку.
     - Что это? - спросил Престин.
     Маклин обернулся и с мрачным видом перегнулся через спинку сидения.
     - У нас пуленепробиваемое заднее стекло, а в спинки сидений  встроены
броневые плиты; но он всегда может попасть по  шинам,  даже  с  опущенными
задвижками.
     - Опускаю задвижки, - решительно сказала Марджи,  повернув  рычаг  на
щитке.
     - Что это? - вскрикнул Престин. Все, что он  мог  видеть  на  прямой,
белой дороге, была еще одна машина, кроваво-красная  Ланчия,  несущаяся  в
пяти сотнях ярдов или около того от них.
     - Видишь Ланчию? Это графиня ди Монтеварчи, и с ней ее Траги. Они  по
нашу душу.



                                    4

     Восьми-цилиндровый  крайслеровский  мотор  завыл  под  капотом,   как
коробка  с  мяукающими  котятами.  Если  сейчас  открыть   капот,   котята
превратятся в тигров.  Престин  заметил,  что  у  Марджи  была  синхронная
четырех-скоростная коробка передач, установленная вместо автоматической  -
он согласился с таким решением.
     - Мой мотор настроен и переделан, как только возможно. Крайслеровские
парни теперь и не узнают его, - сказала она с легкостью.
     - Ты просто держи эту Ланчию рядом, девочка, -  сказал  Маклин.  Было
непохоже, чтобы он волновался. Престин вспотел.
     Алек начал  собирать  свою  винтовку,  методично  и  точно  свинчивая
голубую  промасленную  сталь  вместе,  по  видимому,   наслаждаясь   своим
занятием, пока резьба навинчивалась на резьбу.
     Престин сглотнул и вытер лоб носовым платком.  Он  повернулся,  чтобы
проследить направленный в заднее стекло взгляд Маклина.
     - У Пердиты сейчас Ланчия Флавия, ведь так?  -  спросила  Марджи,  не
обращаясь ни к кому конкретно. - Столь специфический вкус для той, что так
кичится своей культурой и высоким положением в обществе.
     Престин узнал симптомы - использование имени графини, сравнение машин
- и вежливо сказал:
     - Разве у старой Флавии нет  Кюгельфишеровской  системы  впрыскивания
топлива для повышения эффективной мощности?  Я  не  слишком  разбираюсь  в
машинах, моя линия - самолеты.
     - Да, - коротко ответила Марджи. - Но  она  так  же  переделала  свою
Ланчию, как я - мой Йенсен. Кошка! -  закончила  она,  по  кошачьи  весело
сверкнув глазами.
     Маклин сухо усмехнулся.
     - Ты сделаешь это, Марджи.
     Алек тяжело произнес:
     - Кто-нибудь проверял карты? Мы должны сделать это правильно. Графиня
никогда не клюнет на этот избитый трюк с дорожной пробкой.
     Дух конспирации в машине усиливался. Маклин достал из бардачка карту,
на которой разворачивалась дорожная система, направленная на юг.
     - Хм, - сказал он задумчиво.  Затем  он  ткнул  пальцем  в  карту,  и
Престин, наклонившись вперед и вбок, взглянул через его плечо.  -  Мы  вот
здесь, ребята. Есть какие-нибудь идеи?
     -  Есть  одна,  Дэйв,  -  коротко  сказала  Марджи.  Впервые  Престин
полностью увидел ее лицо; оно было молодым, загоревшим и в целом красивым.
У нее были темно-золотые волосы, блестевшие чистым, здоровым блеском.  Под
изумрудно-зеленым плащом на ней  было  белое  шерстяное  вечернее  платье,
скромное  и  соблазнительно  простое.  На  ее  запястье  поверх  шоферской
перчатки сверкал бриллиантовый браслет.
     Пока  он  смотрел  на  нее,  в  его  голове   вспыхнуло   непрошенное
воспоминание о Фритси; возможно, в один прекрасный день  Фритси  достигнет
чистой божественной зрелости Марджи.
     - Они нас догоняют,  -  сказал  Алек.  Он  наклонился  вперед,  зажав
винтовку между коленями. - Ты можешь выжать еще несколько миль  в  час  из
этой старой развалюхи, Марджи?
     - Ты же не хочешь разлететься на куски, горилла? - Марджи вела машину
стабильно, и скорость изменялась только когда  мимо  мелькали  придорожные
сооружения, деревья и машины, едущие в обратном направлении. - У меня есть
еще немного в запасе на изгиб дороги.
     - Хорошая девочка. - Маклин ткнул пальцем в дорогу на  карте.  -  Вот
это место. Больше четырех миль,  Марджи.  -  Он  усмехнулся.  -  Там  есть
хороший крутой поворот.
     - Принято.
     Алек откинулся назад, но Престин продолжал смотреть на карту. На  ней
с большими интервалами были нанесены красные крестики.
     - Для чего они? - спросил он.
     - Кресты? Это известные нам узловые  точки.  Вот  та,  через  которую
прошла Фритси...
     Он указал на красный крестик на северо-запад от Рима.
     - Я полагаю, вы были на высоте десяти тысяч в тот момент?
     - Ничего подобного. Мы снижались. Я не знаю. Мы могли бы узнать. Но -
вы хотите сказать, что люди исчезают через все эти красные кресты?
     Маклин кисло засмеялся.
     - Нет. Конечно, нет. Они недостаточно  велики.  Но  любой  Переносчик
может отправить через нее все, что примет узловая  точка.  Ты  можешь.  Ты
можешь даже отправить через нее очень много вещей, и ты  можешь  заставить
узловую  точку  принять  гораздо  больший  объект,  чем  те,  которые  она
пропускает, как я думаю.
     В его голове возникла хрупкая, неприятная мысль.
     - Я полагаю... - сказал Престин и  сглотнул.  -  Я  полагаю,  что  мы
сейчас пройдем узловую точку?
     Марджи издала короткий смешок.
     Алек сказал:
     - Я держу винтовку, дружище!
     - Если бы мы это делали, Боб, то любой, кого бы  ты  выбрал,  был  бы
перенесен в Айруниум, - сказал Маклин.
     - О, нет!
     Что-то тяжелое и острое с громким "пинннь" ударило сзади  по  машине.
Алек крякнул и приподнял винтовку.
     - Подожди, Алек. - Маклин посмотрел вперед сквозь лобовое  стекло.  -
Если они используют обычные пули, они не смогут  навредить  нам  на  таком
расстоянии - при условии, что одна из них не попадет  под  задвижки  и  не
пробьет шину.
     - Впереди изгиб дороги. - Голос Марджи был холоден и спокоен.
     - Теперь действуй, Марджи...
     Престин оторвал свое  внимание  от  красных  крестиков,  обозначавших
узловые точки - он удивлялся, откуда у Маклина была  эта  информация  -  и
обратил его на плавное течение событий вокруг. Йенсен плавно ускорялся,  и
ан подходе к изгибу шел на полной скорости.
     - Ты слишком быстро едешь... - начал он паниковать.
     - Тихо, парень!
     - Держитесь,  ребята.  -  Марджи  говорила  с  обманчивой  легкостью.
Престин схватился за ремешок на двери. Уголком глаза он увидел,  как  Алек
повернулся и бросился на пол, подняв винтовку. Его рука нажала  рычаг  под
подпоркой для  руки,  и  между  ней  и  боком  машины  внезапно  появилось
отверстие. Алек просунул туда винтовку и  внимательно  уставил  вниз  свой
телескопический взгляд.
     - Все на месте, Марджи, - произнес он уголком рта.
     Марджи дала по тормозам.
     В хаотическом  нагромождении  беспорядочных  ощущений  Престин  успел
только осознать, что он летит вперед, выворачивая себе руку...  он  увидел
Маклина, упершегося в ремни на переднем сидении... Марджи, приклеившуюся к
рулю, как водитель на ралли "Гран При"... Алека, вновь и вновь нажимающего
курок и шипящего в такт мягкому кашлянью винтовки.
     Он бросил взгляд в заднее окно, в то время как Йенсен несся по изгибу
дороги. Как раз перед дорогой и той картиной,  что  он  увидел,  оказалась
обочина... он увидел кроваво-красную Ланчию,  расползшуюся  впереди  после
устроенного Марджи ужасного столкновения.  Он  увидел  бок  машины  в  тот
момент, когда она скрывалась за поворотом, увидел разбитые боковые стекла,
спущенные шины, увидел, как машина вильнула и накренилась.  Она  переехала
через линии, разделяющие полосы,  на  полосу,  направленную  на  север,  и
из-под капота повалил дым.
     - Я достал ее! - сказал Алек с глубоким удовлетворением.
     - Эта кошка выберется живой... у нее девять раз по девять  жизней.  -
Марджи говорила, как истерически  осознал  Престин,  как  один  эксперт  о
другом.
     - Это задержит ее как минимум на час.
     Плотная группа машин промелькнула на север.
     - Если эти машины... - начал Престин.
     - Они ее сразу  заметят,  если  она  все  еще  на  дороге.  -  Маклин
усмехнулся. - Вероятно, она уже в глубоком кювете.
     - Чушь, парень! - сказал  Алек,  словно  они  говорили  о  футбольном
матче. - Разве ты не видел, как она закружилась!  Там  даже  было  немного
дыма. Даже при большой удаче Ланчия полностью списана со счета.
     - В следующий раз она забронирует бок своей новой  машины.  -  Марджи
коротко усмехнулась - сардонический звук  в  идущей  на  большой  скорости
машине.
     - Но в этот раз старый с изгибом дороги опять сработал. - Алек  начал
разбирать свою скорострельную винтовку, очищая  канал  ствола  с  любовной
заботливостью. Его твердое, опущенное вниз лицо было покрыто изображавшими
удовольствие глубокими морщинами. Это был  человек,  способный  вовремя  и
полностью сосредоточиться на одном объекте, понял Престин; такого человека
всегда полезно иметь под рукой.
     Марджи подняла задвижки  над  задними  колесами.  Она  откинулась  на
спинку сиденья, предоставив машине свободно катиться по дороге.
     - Я все еще хочу есть и пить.
     - Да, Марджи. Но нам лучше еще некоторое время  продолжать  движение.
Затем мы сможем расслабиться. -  Маклин  разговаривал  в  своей  небрежной
манере умелых распоряжений. - Я не думаю, что графине  понадобится  больше
часа, чтобы  возобновить  погоню.  Они,  должно  быть,  проверяют  дороги,
ведущие из Рима.
     - Я не заметила никаких признаков этого, - сказала Марджи.
     - И я тоже. Они могли перехватить наш  разговор  по  радио.  Да,  они
могли. Вечеринка была удачной?
     - Так себе. - Марджи пожала плечами. - Там был Фабрицци. Такая скука.
     - Теперь минуту! - гневно сказал Престин. Он все еще был на взводе  -
как он полагал, в этой ситуации, чтобы оставаться  спокойным,  нужно  было
быть бревном - но он раньше бывал в тяжелых ситуациях  и  чувствовал  себя
спокойным, собранным и способным планировать свои  последующие  шаги.  Эта
ситуация была похожа на гром и вертела  его  волей-неволей,  как  щепку  в
бушующем море, поэтому он пытался найти в ней реальность, фрагмент чего-то
нормального. С узловыми точками тут и там, как мог он знать, когда  что-то
- или кто-то - внезапно исчезнет? Он не мог. Он сказал:
     -  Я  здесь,  сзади,  когда  мы  проходили  изгиб,  думал,   что   мы
приближаемся к узловой точке. Я думал, вы это имеете ввиду.
     - Нет, парень. Мы еще не настолько безрассудны.
     - Но я! Вы сидите и спокойно говорите о вечеринках, а я...
     Марджи засмеялась.
     - Он хоть что-нибудь знает, Дэйв?
     - Немного. - Маклин  тоже  смеялся,  вежливым,  дружеским  и  веселым
смехом. - Вся  эта  история  очень  проста,  Боб.  Но  Монтеварчи  изрядно
засоряет ее.
     - Кошка! - характеризующе вставила Марджи Липтон.
     - Ей и нам нужна одна и та же вещь...
     - О, да, - сказал Престин с долей насмешки в голосе. - Это  я  понял.
Вам обоим нужен я.
     Алек щелкнул металлической частью своей винтовки и усмехнулся.
     - В частности, верно, сынок.
     -  Итак?  -  спросил  Престин,  удивляясь,  почему  он  не  чувствует
справедливого негодования из-за их обращения с ним. Он же  не  был  бычьей
тушей. - Вы понимаете, что я не хочу быть чьей-то собственностью?
     - Вспомни Трага, вот что я тебе скажу, - и  Алек  вернулся  к  своему
протиранию и смазыванию.
     Машина  с  плавным  журчаньем  катилась  по  дороге.  Солнце   сияло.
Кондиционеры освежали салон и рассеяли остатки дыма от  выстрелов.  Маклин
обнаружил пачку мятных леденцов и пустил их по кругу.  Все  начали  мрачно
посасывать их. Наконец Престин не выдержал.
     - Если вы не собираетесь говорить мне...
     - Здесь не так много о чем говорить. Есть такое место -  Айруниум.  -
Лицо Маклина внезапно утратило выражение веселья; оно  стало  серьезным  и
как бы устремленным вдаль. - Я никогда там не был. Это прекрасная страна -
прекрасная и ужасная. Там огромные богатства  -  настолько  огромные,  что
старый горшочек с золотом из радужных  мечтаний  может  стать  реальностью
миллион раз подряд.
     - Это все еще сказки.
     - И Траги, сынок.
     - Ты должен  хорошо  знать  теорию  измерений.  Это,  наше  измерение
параллельно  бесконечному  числу  других  измерений,  которые   существуют
одновременно с нами и могут взаимопроникать, при условии,  что  у  кого-то
есть  правильный  ключ?  Это  теперь  старая  теория,   существовавшая   в
воображении человека, пока возможность путешествий по измерениям не  стала
осуществимой...
     - Осуществимой!
     - Все, как ты, наверное, понимаешь, сохранялось в  строжайшей  тайне.
Мы здесь, на нашей Земле, звено в цепи других миров, которые далеки от нас
по идеологии, культуре, научным и техническим  достижениям  и  большинству
обычных вещей, которые мы воспринимаем как само собой разумеющиеся.
     - И что все это значит? -  сказал  Престин.  Он,  конечно,  слышал  о
теории измерений - как и всякий мыслящий человек,  который  имеет  дело  с
литературой. Про один такой случай несколько лет назад писали  в  газетах,
когда на ступеньках одной из станций Лондонского  метро  арестовали  банду
"жаворонков", полностью снаряженных для сафари. Хотя ничего  из  этого  не
вышло. Сперва они утверждали, что собирались в другое измерение;  затем  у
них нашли бутылки. Они оказались пьяными, буйствовали  и  были  отправлены
протрезвляться. Он помнил этот случай. Он еще тогда счел все это  довольно
забавным...
     Маклин продолжал:
     - Это значит вот что: если бы другие измерения, лежащие рядом с нами,
не были населены развитыми или высокоразвитыми расами, которые - по  своим
собственным причинам - не хотят позволить нам общаться с ними, мы могли бы
переходить через узловые точки в другие миры. Айруниум сейчас ближайший.
     - Сейчас?
     - Они меняются, парень, они меняются. Мы слышали истории о иных расах
и о людях, пытавшихся перенестись, некоторые из них, кстати, переносились.
Мы пытались общаться с другими измерениями.  Но  графине  нужны  деньги  и
драгоценности, а они в Айруниуме в  изобилии.  Поэтому  она  хочет,  чтобы
переносчики работали на нее.
     - Она хочет, чтобы я был у нее в рабстве?
     - Рабство? Да, я думаю, ты можешь называть это  рабством.  Во  всяком
случае, оно тебе уж точно не понравится.
     -  Она,  -  сказала  Марджи,  -  кошка,  чьи  родители  были   только
поверхностными знакомыми.
     - Нам лучше остановиться у ближайшего кафе, - сказал Маклин.  -  Кофе
нам определенно не помешает.
     Под этим заградительным огнем Престин вернулся в состояние  спокойной
рациональности. Если бы Фритси не исчезла, и если бы он своими глазами  не
видел Трага - ведь не придумал же он это, в самом деле? - он бы не поверил
ни сову из этой мешанины из измерений и сокровищ, которую он тут  услышал.
Но они воспринимали это так прозаично - никаких великих драм, героики  или
истерии. Это  были  три  человека,  спокойно  выполняющих  свою  работу  и
делающих в ней успехи. Это заставило его спросить:
     - Где вы втянулись во все это?
     - Мы поначалу думали, что Монтеварчи нормальный человек, как все.  Но
это не так. Она очень долго водила нас вокруг пальца; потом мы все  узнали
о ней - и о том, что она делала. - Маклин замолчал  и  с  минуту  сидел  с
серым лицом, похожим на гранит, отколотый из каменоломни, и сдерживал  под
внешней холодностью жгучую ненависть.
     - Что?.. - начал Престин.
     - Подожди, Боб. - Марджи говорила остро и с силой, но сочувствуя, без
злобы.
     - Я в порядке, Марджи, не волнуйся, - сказал Маклин. - Молодой Майк -
это всегда приходит мне на ум в таких случаях - черт, девушка, ты и  он  -
это...
     - Мы найдем его, - быстро сказала она. - А вот и кафе или ресторанчик
или что-то в этом роде. Ты должен выпить кофе, Дэйв. Это безусловно.
     - Слушай, Боб. - Маклин повернулся и положил ладонь на руку Престина,
нагнувшись над спинкой сиденья. - Майк - это мой сын. Вся история, в  двух
словах, в том, что он был лучшим, честнейшим, отличным парнем  -  так  или
иначе, он в руках у Монтеварчи. Он и многие другие в рабстве в  Айруниуме,
да, у нее в рабстве. Вот почему она остается богатой. Здесь она  швыряется
деньгами. А Майк и другие работают, чтобы их стало еще больше...
     - Кофе, - сказала Марджи громко  и  весело,  свернув  с  дороги.  Они
поднялись по бетонному уклону и въехали на стоянку. Престин не смотрел  по
сторонам, с тех пор как Маклин начал рассказывать о своем сыне Майке.
     - Скажите мне, - спросил он, когда Марджи выключила мотор.  -  Почему
мы направляемся в Фоджию? Я имел ввиду, мы спасаемся от последствий  того,
что случилось в Риме, но зачем бежать в Фоджию?
     - Парень там, которого я знаю, по имени Герштейн, он знает столько об
измерениях, как никто из тех, кто никогда туда не переносился. Он  потерял
своего  сына  во  время  войны  -  Пятнадцатая  авиачасть,  В-17  -  и  мы
сотрудничали. Когда он услышит о том, что ты послал Фритси, он...
     - Это неправда! Вы не можете знать, что это я - Я ее послал!
     - Как она в таком случае  могла  исчезнуть?  -  Маклин  открыл  дверь
машины. Он обернулся и сердито посмотрел на Престина. -  До  нас  доходили
слухи, истории о других людях, находивших  ключик  измерениям.  Был  такой
человек, которого звали Крейн, англичанин, у него была карта -  но  он  не
будет даже разговаривать об этом.
     - Вы говорили, - сказал Престин, выбираясь вслед за Алеком  с  другой
стороны, - вы говорили, что это возможно.  Это  значит,  что  должен  быть
какой-то другой путь...
     - Разумеется. Но в данном случае это не действует.  Парень  по  имени
Алан Уоткинс придумал формулу для пересечения измерений. К сожалению,  они
обнаружили, что должны определять новую формулу для каждого  измерения,  в
той или иной степени. Это мне рассказал парень по имени  Фил  Брэндон.  Он
сказал, что обладает большей информацией, но не вправе разглашать ее. Нет,
Боб. Мы на правильном пути.
     Они пошли к ресторану,  четыре  человека,  связанные  трагикомическим
шатанием между мирами, один из них все  еще  с  трудом  в  это  верящий  и
прикладывающий усилия, чтобы  принять  то,  что  было  очевидным  для  его
собственных чувств. Престин сказал:
     - Все эти красные кресты. Вы не можете  знать,  что  все  они  -  это
узловые точки.  Должна  быть  другая  система,  кроме  меня,  или  другие,
которые, как вы утверждаете, подобны мне. Должны быть!
     - Возможно. - Маклин открыл дверь, чтобы войти. -  Одну  вещь  сказал
мне этот парень, Фил Брэндон, которая запомнилась мне. "Берегись Порвона."
- сказал он. Порвон. Он сказал это испуганным,  хриплым  голосом.  Порвон.
Гораздо хуже, чем Траги.
     Они вошли, прекратив разговор, нашли столик  и  сели.  Алек,  облизав
губы, сказал:
     - Я предвкушаю все, что есть в меню, плюс все приправы. Я -  как  они
говорят - голодный.
     Престин вновь осознал, насколько он сам проголодался. Марджи спросила
толстого, улыбающегося хозяина,  есть  ли  у  него  ризотто  с  грибами  и
шафраном, и дала ему пятнадцать  минут  на  то,  чтобы  добавить  грибы  и
шафран, щепотку за щепоткой. Престин последовал ее примеру.  Алек  заказал
блюдо,  налитое  пастой  насыщенного  цвета   со   специями,   а   Маклин,
воздерживаясь, только немного сига и цветной капусты, с генуэзским  рыбным
соусом.
     Когда  они  поели,  Престин,  во  всяком  случае,  почувствовал,  что
насытился.
     - Я поведу машину, если ты не против, Марджи, - предложил Алек, кладя
свой пустой стакан набок, когда Маклин предложил  еще  раз  наполнить  его
превосходным местным вином "Везувиана".
     - Я трезва, как окружной судья по понедельникам, - сказала Марджи без
обиды в голосе. - И я не устала. И я предпочитаю сама вести  машину.  И  я
не...
     - Ты выполнила, - прервал ее Алек, настаивая, - свою задачу.
     Толстая и улыбающаяся жена толстого и улыбающегося  хозяина  принесла
хороший кофе, не эспрессо, с пенкой,  кружащейся,  как  галактика,  в  его
насыщенном коричневом цвете. Престин уже почти вообразил, что за последние
двадцать четыре часа не произошло ничего катастрофического.  Эта  короткая
интерлюдия в выбеленном, заставленном цветами  маленьком  ресторанчике,  с
маленькими, дружескими шумами, вползающими в окно,  хорошая  пища  внутри,
вино и кофе - он развалился в кресле, размышляя - вот  какой  должна  быть
жизнь.
     Из окна послышался жужжащий звук. На голубом небе не  было  ни  одной
тучи, а в целом на юге Италии ожидалось жаркое лето. Во время еды они вели
несвязный разговор  об  измерениях;  однако,  хозяин  немного  говорил  на
чикагском английском, и им приходилось быть осторожными.
     Жужжащий звук усилился.
     - Еще кофе?
     - Нет, спасибо, Марджи. - Алек повернул свое грубое лицо к окну.
     - Ладно, нам пора двигаться. Монтеварчи,  наверное,  уже  нашла  себе
другую машину. - Маклин встал.
     Жужжащий звук перешел в регулярные колеблющиеся  удары.  Алек  встал,
прислушиваясь.
     - Вертолет, - сказал он, отодвинув стул Марджи, когда она встала.
     После того, как Маклин расплатился, остановив инстинктивное  движение
Престина, потянувшегося за бумажником, все четверо  вышли  наружу.  Солнце
славно сияло, голубизна солнца обещала перейти в парящую  бледность  после
обеда, и дорога плавилась от жары. Над ней кружил вертолет.
     - Я полагаю?.. - сказала Марджи, нерешительно подняв руку к губам.
     - Вполне может быть. - Алек прищурился, сунув руку в карман  пиджака.
Престин подумал, что этот карман слишком набит для своего объема.
     Престин  посмотрел  вверх,  прикрыв  рукой  глаза  от  солнца.  Блики
солнечного  света  отражались  от  роторов  вертолета.  Его  сферообразное
обзорное и боковые стекла сияли, как огни.
     - Это Агуста 105. Возможно,  четырехместная.  Превосходный  маленький
вертолет.
     Маклин очень мягко произнес:
     - Вы все, несомненно, правы. Итак - бегом!
     Он  рванул  к  Йенсену,  словно  у  него  горели   штаны.   Остальные
последовали его  примеру.  Престин  почувствовал  толчок  страха  изнутри,
кислый привкус во рту, волнение в желудке - ощущения, с  которыми  он  был
хорошо знаком и с которыми  не  испытывал  никакого  желания  возобновлять
знакомство.
     Он бежал, словно за ним гнался дьявол.
     Вертолет повернул назад. Колеблющиеся звуки "чоп-чоп-чоп", издаваемые
роторами, превратились в более частые, резкие, более грубые "вик-вик-вик".
     Пули автоматической винтовки защелкали по бетонной стоянке.
     Алек вскинул руку и выпустил полную обойму из своего Люгера.
     Конечно, как и увидел Престин, пули прошли мимо.
     Вертолет пошел на следующий круг.
     Марджи возилась с кошельком, ища ключи от машины. Алек крикнул:
     - Быстрее, Марджи! Иначе он получит нас свеженькими!
     Бросив взгляд против  отвесного  солнечного  сияния,  Престин  увидел
хищную черную тень, с шумом несущуюся назад над  ресторанчиком.  Хозяин  и
его жена заперлись внутри и захлопнули дверь;  других  клиентов  не  было.
Престин  ясно  видел  дуло  автоматической  винтовки,   выглядывающее   из
открытого окна рядом с пилотом.
     - Это графиня? - спросил он с таким ощущением,  словно  его  рот  был
набит конскими каштанами.
     - Один из ее приверженцев - землянин, не  Траг.  -  Маклин  встал  за
машиной, когда Марджи распахнула дверь и Алек бросился внутрь. Скорость, с
которой он собрал свою автоматическую винтовку, поразила Престина.  Маклин
оттащил его на другую сторону машины.
     - Марджи заплатила более пяти тысяч фунтов за  пуленепробиваемый  щит
для нас. - Он сказал это так, словно это была хорошая шутка.
     Припав к земле рядом с Маклином, в то время как  Марджи  вываливалась
из ближней двери, чтобы присоединиться к ним, а Алек поднял свою  винтовку
дулом вверх, когда вертолет свирепо пронесся над ними, Престин  размышлял,
в чем же заключалась шутка.
     Сквозь шум лопастей раздалось хихиканье  автоматической  винтовки,  и
Алек шесть раз решительно выстрелил в ответ.
     Вертолет над ними  резко  изменил  направление.  Престин  не  заметил
никаких повреждений. Он слышал громкое и яростное щелканье пуль по машине.
Вертолет встал на дыбы. Когда он приблизился к  ним,  Алек  выстрелил  еще
раз, и теперь Престин увидел, как обзорное стекло с  пронзительным  звуком
разлетелось на мелкие кусочки. Он увидел,  как  пилот  свесился  из  него,
как-бы сложившись вдвое. Он увидел, как вертолет зашатался в воздухе.
     Он услышал пронзительный вопль Марджи:
     - Он падает точно на нас!
     - Убирайтесь с дороги! - крикнул Маклин.
     Каким-то образом  Престин  поднялся,  почувствовав  руку  Марджи  под
своими  пальцами,  и  поднял  ее  на  ноги.  Он  чувствовал  совсем  рядом
металлическую полоску, кружащую над его головой, в воображении связывая ее
со сталью, которая проломит его  череп  и  выдавит  его  мозги.  Он  начал
бежать, с усилиями таща за собой Марджи. Он заметил сумасшедшее  мельканье
ботинок Маклина, подошвы которых были испачканы в бетоне, Алека,  все  еще
ворчащего и стреляющего, в то время как  огромная  черная  тень  над  ними
безжалостно неслась вниз.
     Он бежал.
     Он все еще бежал.
     Бетон под его ногами исчез, и он пробивал себе путь через  желтоватый
песок и тягучие ветви какого-то темно-зеленого жирного сорняка.  Его  ноги
болели. Песок пробивался  внутрь  вместе  с  жарой,  выходившей  за  рамки
солнечного сияния в  южной  Италии,  даже  через  его  упругие  английские
кожаные туфли ручной работы. Он не слышал шума вертолета. Он не слышал  ни
выстрелов Алека, ни Маклина, кричащего им, чтобы они бежали; он не  слышал
Марджи - и не чувствовал ее руки  под  своими  сжатыми  пальцами,  которые
сжимали воздух.
     Затем он понял.



                                    5

     Итак, в конце концов, это были не сказки.
     Итак, он оказался в Айруниуме.
     Великолепно.
     Как же ему теперь вернуться назад?
     Все его внимание было  поглощено  тем,  чтобы  убраться  от  падающей
Агусты и оттащить Марджи в безопасное место. Наверное, решил  он  с  тупой
болью в голове от воспоминаний о воображаемой стальной полоске,  кружившей
над его головой, он катапультировал себя в это место вследствие полнейшего
малодушия.
     Солнце все еще  сияло.  Песок  скрипел  под  его  ногами.  Небо  было
ярко-синего цвета, а трава, росшая  в  нескольких  сотнях  футов  от  того
места, где кончался песок, была ярко-зеленой. Группа  оранжевых  деревьев,
по форме напоминавших кегли, росла прямо  из  травы  и,  осмотревшись,  он
увидел множество таких изолированных групп, усеивавших  пейзаж.  Некоторые
группы состояли из охристых и желтовато-зеленых деревьев,  но  большинство
имело этот глубокий оранжевый  оттенок.  Ему  показалось,  что  он  увидел
птицу, вылетевшую из тонкого слоя облаков, но он не был уверен.  Определяя
свое положение по солнцу, он решил, что темная полоса, протянувшаяся вдоль
горизонта, находится строго на север от него; его глаза  опять  запрыгали,
когда он попытался сфокусироваться, поэтому в этом он тоже не был уверен.
     Настолько,  насколько  он  мог  видеть,  земля  изменялась  странным,
непредсказуемым путем от участков бесплодного,  крупного  красного  песка,
участков приятно золотого песка, до полос голубовато-зеленой травы, росшей
в роскошном изобилии, в чью зелень вкраплялись мириады красных, как  маки,
цветов. Престин заметил, что ветра не было; во всяком случае, он не ощущал
его, и трава не качалась - и все-таки он чувствовал, что здесь должен быть
ветер, и не мог определить, почему.
     Он говорил себе: "Вот я  здесь.  Но  -  я  здесь.  Значит,  я  должен
вернуться. Но как?"
     Он полагал, что там должна была быть узловая точка, через которую, не
переслав никого из других, он волей-неволей протолкнул себя.  Если  бы  он
мог опять найти это место - он не сдвинулся больше чем на шаг  или  два  с
тех пор, как перестал бежать - он мог бы... Он мог бы - что?
     Как сможет он вернуть себя в обычный мир?
     Какой механизм он использовал? Какую  абракадабру  мумбу-юмбу?  Какие
психологические головоломки ментальной скорости?
     У него не было другой ясной идеи насчет того,  как  вернуться,  кроме
как, с трудом размышляя, прыгать.
     Ему чертовски хотелось пить.
     В конце концов жар песка стал слишком неприятным, и он  пошел,  чтобы
встать на траву. Он чувствовал, что каким-то образом осквернял ее, но  его
ноги не могли ждать.
     Дух рьяного  исследования  подтолкнул  его  на  частичное  исключение
страха - он был жестоко испуган и тупо осознавал, что его страх усилится в
будущем - но в данный момент он был расположен к  исследованиям.  Если  он
хотел проложить себе путь назад, в Италию, он должен был работать над этой
проблемой. Просто стоя и волнуясь, он себе  не  поможет,  но  исследование
могло подкинуть хоть какой-то ответ.
     Сухость в горле напомнила о его жажде и, как он со злостью осознал, о
его страхе тоже.
     Что делать? Он обернулся, чтобы осмотреться. Он видел  только  мягкую
непохожесть пейзажа, странные деревья  бутылочной  формы,  высокую  траву,
песок, чуждую пустоту всего этого  и  слабую,  дразнящую  ложной  надеждой
темную полосу вдоль северного горизонта.
     Ну что же? Эта странная полоса должна быть хоть  чем-то,  пусть  даже
горной грядой. Итак? Да. Он не мог  найти  путь  назад  отсюда,  Это  было
вполне очевидно, и он не мог здесь жить, без  пищи,  воды  и  убежища.  По
крайней мере, у подножья гор должна быть еда и вода, и  он  сможет  наспех
построить убежище. Что еще он мог сделать? Покончить с собой или  сойти  с
ума?
     Он начал идти.
     Он не мог сказать, сколько он прошел, перед  тем  как  увидел  черную
точку, стрелой мчащуюся к нему над землей.
     Он остановился, вытирая пот со лба, и прищурился. Затем он снял  очки
и вытер с них пот и испарину. Когда он опять одел их, точка превратилась в
животное. Во всяком случае, когда  Престин  посмотрел  на  нее,  выйдя  из
летаргии, которая начала охватывать его во время  монотонного,  долгого  и
утомительного путешествия пешком, ему показалось, что это было животное.
     Тело этой твари было округлым,  приземистым  и  по  форме  напоминало
луковицу двух футов в диаметре, темно-синего металлического цвета. Из него
торчала желтая шея где-то около трех футов в длину, которая,  покачиваясь,
поддерживала маленькую кошачью голову, имевшую до  странности  разумный  и
мудрый вид, насколько может его иметь усатая, покрытая мехом морда. Но что
особенно шокировало безмолвно стоящего, боящегося  пошевелиться  Престина,
так  это  были  ноги  твари.  Она  бежала  на  двух  длинных   стрекозьих,
соединенных вместе ножках, с двумя  другими,  выступающими  рядом  и  тоже
сложенными  вместе;  еще  две  угрожающе   колыхались   перед   ней,   как
псевдо-руки, каждая из  которых  заканчивалась  широким  когтем.  Все  еще
будучи в шоке, Престин посчитал когти и почему-то оживился, обнаружив, что
у твари было четыре когтя, не три, как у Трагов.
     Тварь  быстро  приблизилась  к  нему  и,  визжа,  обрушила  на   него
искаженный поток ругательств.
     Опасность внезапно вывела его из шокового состояния. Но прежде чем он
успел побежать, один из когтей сильно ударил его, повалив на песок; другой
коготь устремился вниз и придавил его шею. Он  почувствовал  резкий  скрип
костей. Он слышал пронзительный свист дышащей своим плоским кошачьим носом
твари и чувствовал отвратительный запах оперенья и шкуры.
     В отчаянии он сунул руку в карман, нащупывая маленький  нож,  который
он обычно носил с собой. Он нашел и вытащил его. Его лицо было вдавлено  в
песок, так как один из когтей держал его за шею. Он оцепенело  понял,  что
его держали, что тварь ничего более не делала. Она поймала его. Теперь она
его охраняла. Для чего? Он судорожно открыл нож и вслепую ударил им  перед
собой.
     Когти  немного  раздвинулись,  и  он  смог  вскочить  на   ноги.   Он
развернулся,  чтобы  быть  лицом  к  твари.  Ее  голова  в  замешательстве
раскачивалась, раскрыв рот и фыркая. Когти устремились вперед,  и  Престин
отпрыгнул в сторону. На темно-синем теле, там, куда попал нож,  расплылось
пятно зеленоватой крови.
     Угроза исходила от этой  твари,  как  запах  от  мускуса  в  закрытой
комнате. Сначала она только хотела держать его в плену, но он защитился  и
ударил ее. Теперь, очевидно, тварь будет пытаться его убить.
     Когти ударили еще  раз.  Прыгнув,  Престин  ударил  ножом  вниз  и  в
сторону.  Лезвие  прошло  через  коготь,  и   тварь,   фыркая,   завизжала
пронзительным визгом.
     - Тебе это не нравится? - сказал Престин, тяжело дышащий,  вспотевший
и смертельно испуганный.
     Престин не мог бежать, так как тварь явно  быстрее  передвигалась  по
земле, чем он; но даже если бы он мог, как чувствовал он сквозь страх,  он
предпочел бы встретится с ней лицом  к  лицу.  Он  свое  уже  отбегал.  Он
двинулся вперед и ударил еще раз, и тварь со свистом отскочила.
     Длинная змеиная шея рванулась вперед, как из  катапульты,  и  кошачья
голова прыгнула к его горлу. Широко  расставленные  клыки  были  большими,
белыми  и  острыми,  как   иглы,   и   приоткрывали   внутреннюю   сторону
темно-зеленых губ  и  горло  желчного  зеленовато-желтого  цвета.  Престин
отскочил, пошатнулся и, вскинув руку, почувствовал,  как  клыки  проткнули
мясо и сухожилие.
     Он ударил ножом еще раз и промахнулся. Голова описала  круг  и  опять
ударила его. Он откатился в сторону, задыхаясь, и вскрикнул, почувствовав,
что клыки вонзились в его спину и плечо. Он поднялся на одно колено, в  то
время как голова вновь набросилась на него. Он обхватил шею  как  раз  под
головой и прижал ее к себе, как человек, сидящий на вставшей на дыбы дикой
лошади. Голова стремительно рванулась.
     Она дергалась, и кричала, и раскачивалась, и фыркала.  Престин  висел
мертвым грузом. Он выронил нож и  цеплялся  обеими  руками,  сжав  кулаки.
Когти продолжали бить его, и он отбивался, яростно колотя своими  тяжелыми
туфлями по темно-синему телу.
     Он услышал - или ему показалось, что он услышал - резкий треск.
     Шея обмякла. Голова облокотилась на него. Он  почувствовал,  как  изо
рта твари, стекая  по  его  кулакам,  хлынул  зеленый  гной.  Вскрикнув  с
отвращением, он отбросил тварь прочь.
     Тело упало, и Престин увидел торчащую  из  него  деревянную  рукоятку
тяжелого клиновидного дротика, наполовину погрузившегося в  голубое  мясо.
Он поднялся и быстро развернулся.
     У человека, улыбавшегося ему, было бронзовое лицо с  темной  бородой,
голубые глаза и взъерошенные волосы.
     - Molto buono! Ecco - Andate!
     Итальянский был неясный и грязный, но узнаваемый.
     Разговаривая на том же языке, Престин сказал:
     - Что... кто вы?
     - Сейчас тебя это не  должно  беспокоить.  Принеси  ассегай.  Мне  он
нужен. И поторопись!
     С некоторым отвращением Престин вытащил дротик. Он почувствовал дрожь
и оттолкнул его; не было времени на то, чтобы  поддаваться  этому.  Но  он
попал на волосок от него...
     Он подбежал к темнобородому незнакомцу. На том было довольно  изящное
зеленое трико и короткая зеленая куртка. У него был полный колчан дротиков
за спиной и короткий меч на левом боку. На нем не было  шляпы,  и  Престин
почувствовал  подвох:  на  нем  должна  была  быть  как  минимум  шляпа  с
изогнутыми краями и пером.
     - Кто ты?  -  спросил  этот  человек  грубоватым,  но  не  враждебным
голосом.
     - Престин. А ты?
     - Только Престин. Некоторые из вас, иномирян, не имеют  ни  малейшего
понятия об именном этикете. Я, - теперь он  говорил  с  ощущаемой  мрачной
гордостью, его неясный итальянский  звучал  более  искренне.  -  Я  Далрей
Даргайский,   Тодор   Далрей,   властитель   замка   и   земель    Даргая,
высокорожденный - беглец! - закончил  он  с  тяжелой  болью  и  горечью  в
голосе.
     - Что ж, - сказал Престин примирительно, - это можно  сказать  о  нас
обоих.
     - Как так? - этот человек - Далрей  -  был  под  стать  настроению  и
чувствам Престина. Его темно-голубые глаза ясно изображали  его  решимость
преодолеть свои нынешние проблемы, и, хоть и не столь  ярко,  ту  же  цель
твердо разделял Престин.
     - Да - ты видишь! Эта... эта тварь хотела убить меня.
     - Аллоа? Я так не думаю. Они охотятся для Валчини.
     - Валчини?
     - Тебе многое надо освоить, если ты хочешь остаться в живых. Первое -
это скорость. Валчини, наверное, следовал за  этой  Аллоа,  или  несколько
этих грязных тварей охотились для него. Мы должны сейчас же  покинуть  эту
местность. Как беглец, я хорошо привык  к  этому.  -  Опять  эта  душевная
утомленность исказила его слова и скривила его рот в гримасу уныния.
     Он направился к группе кеглеобразных деревьев, и  Престин  последовал
за ним.
     У подножья желтовато-зеленого экземпляра Далрей нагнулся  и  свирепо,
изо всех сил дернул за пучок крупной травы.  Несмотря  на  то,  что  трава
оторвалась от корней, целый квадратный участок земли  поднялся,  как  люк,
открыв ступеньки, вырубленные в земле и ведущие в темноту.
     - Я пойду первым, Престин. Но, ради  Амры,  не  упади  на  меня!  Тут
долгий путь вниз.
     На верхней ступеньке лежала  большая  коричневая  холщовая  сумка,  и
Далрей поднял ее и  повесил  на  кожаном  ремне  себе  на  плечо.  Престин
запомнил материалы, из которых были сделаны вещи - одежда Далрея, Дротики,
сумка - понимая, что они дадут ему ясную картину технологии и  культурного
уровня этого мира.
     Счищая  левой  рукой  сырость  и  осыпавшуюся  землю  и  одновременно
осторожно ступая ногой  на  следующую  ступеньку,  Престин  последовал  за
Далреем.
     Он не задавал вопросов, делая это. Он не задерживался для того, чтобы
спорить. Он только чувствовал, что  под  землей  лежало  сносное  убежище,
которого почти наверняка не существовало на  поверхности  этого  страшного
мира.
     Он начал считать ступеньки. Он чувствовал,  что  это  приличествовало
бывшему  ученому  уму.  После  365-ой  он  бросил  это  занятие,   осознав
значительность сооружения. Вскоре после этого  Далрей  остановился,  одной
рукой придержав Престина, и сказал:
     - Мы уже рядом. Теперь слушай. Ты  иномирянин,  и  поэтому  ты  легко
можешь здесь погибнуть. Итак, делай то, что тебе  говорят,  и  не  слишком
расспрашивай других, - он еле слышно усмехнулся. - Что до меня,  я  Далрей
Даргайский, и я знаю. - Он продолжил прерванный путь вниз. - Пошли.
     Сбитый с толку, но почему-то доверяющий этому мрачному,  сардонически
ожесточенному человеку - почти так же  он  чувствовал,  что  может  верить
Дэвиду Маклину - Престин тоже продолжил свой путь.
     - Теперь тихо. - Рука Далрея указывала  на  неясный  розовый  отблеск
внизу. Его борода была надменно вздернута вверх.
     Престин не ответил, но молчанием выразил согласие с приказом Далрея.
     Они в полной тишине двинулись вниз, бесшумно скользя руками по  сырой
темной стене. Престин теперь мог видеть мириады мелких сверкающих  граней,
маленьких  драгоценностей,  усеивавших  стену.  Розовый  отблеск  усилился
настолько, что им больше не нужно было удостоверяться в своем  равновесии,
и число драгоценностей увеличилось. Когда  они  в  конце  концов  достигли
каменного пола, отблеск величественно сиял вокруг них  ярким  пламенем  на
цельных стенах из драгоценных камней.
     Престину хотелось кричать от этого чуда, но  Далрей  схватил  его  за
руку и нахмурился. Они быстро двинулись по туннелю, прорубленному в  самом
сердце живой драгоценности.
     Этот Тодор Далрей - Престин теперь мог снова  видеть  его  при  свете
драгоценных  камней  казался  прототипом  охотника,  человека  с  границы,
неустрашимого народного героя.  Казался.  Ибо,  по  мнению  Престина,  дух
обреченного смирения, мучительная боль, с  которой  этот  сильный  человек
говорил о своем доме и о том, что он  беглец,  Несли  оттенки  трагедии  и
отчаяния.
     Далрей уже держал дротик, легко балансируя им между  пальцами  правой
руки, левой вцепившись в холщовую сумку, свисавшую с его  плеча.  Престин,
осторожно ступая, следовал за ним.
     Туннель увеличился в размере, и неровности  стен  сглаживались,  пока
проход не стал широким  и  высоким,  как  итальянская  базилика  в  другом
измерении. В полу была прорублена пара желобов,  которые,  как  интуитивно
понял Престин, были колеей для телег, вывозивших драгоценности их скалы.
     Далрей еще раз  призвал  Престина  к  тишине.  Он  прижался  к  мягко
изгибавшейся наружу стороне прохода, умолчав о том,  что  было  в  дальнем
конце их поля зрения. Он пригнулся и осторожно двинулся вдоль  выступавшей
бриллиантовой стены. От переливающегося света у Престина  заболели  глаза.
Он вытер слезы и почувствовал, как что-то непрерывно говорит  ему  о  том,
что он портит зрение. Он уперся обеими руками  в  стену  и  плотно  закрыл
глаза, медленно двигаясь вслед за Тодором Далреем.
     Он наткнулся прямо на сильного охотника в зеленой одежде.
     Его глаза открылись. Далрей толкнул его локтем и плечом, и  он  почти
упал  в  нишу  в  стене.  На  скале  виднелись  следы  резца,  и   упавшие
драгоценности были разбросаны по полу. Поток шумов  внезапно  забил  из-за
поворота   туннеля:   грубые   шаги,   бряцанье   металла,   высокомерные,
самоуверенные голоса, смеющиеся, беззаботные и властные.
     Далрей почти прислонился своим бородатым лицом к лицу Престина.
     - Забытые отпрыски стражников Хонши! Ради Амры, не дай никому из  них
уйти, если их больше двух. Держи.
     Он сунул дротик в безвольно повисшие руки Престина.
     Престину это не понравилось. Теперь казалось, что он сделал серьезную
ошибку, вообще спустившись сюда. Шаги приближались; сильные  самоуверенные
голоса и бряцанье металла составляли глубокий  диапазон  с  самонадеянными
мысленными образами минуту назад. Если их было  больше  трех...  да...  Он
сдерживал волнение. Это значило, что ему придется как минимум  утихомирить
навеки одного человека.
     Далрей опустил свою холщовую сумку и запихнул ее подальше в нишу. Его
тело напряглось и сконцентрировалось на одном объекте. Эти стражники Хонши
- кто бы они ни были - не смогли бы найти у Далрея теплого приема.
     Престин сглотнул и постарался забыть, что он  цивилизованный  человек
из двадцатого века Европы и Америки; он пытался вместо этого  представить,
что он  смертельный  и  кровожадный  дикарь  из  палеолита,  анахронически
вооруженный ассегаем со стальным наконечником.
     Из-за угла появилось три стражника. Далрей на одном дыхании  выплюнул
ругательство:
     - Пардашкалот!
     Оно звучало восхитительно непристойно.  Стражники  и  сами  выглядели
непристойно. Их  лица  больше  всего  походили  на  лягушачьи,  широкие  и
ухмыляющиеся,  с  широко  расставленными  глазами,  плоскими  клиновидными
щеками, серо-желтыми с участками синевы вокруг челюстей. Они были от  пяти
до шести футов ростом, с короткими согнутыми  ногами;  они  были  мощными,
мерзкими и в целом отвратительными. На них были металлические  латы  -  из
красноватого металла, который Престин счел больше похожим на медь, чем  на
бронзу - и высокие конические шлемы, имевшие  красно-черную  расцветку.  С
вершины  каждого  остроконечного  шлема  свисал  пучок  волос,   все   еще
прикрепленный к клочку кожи. Они казались слишком маленькими,  чтобы  быть
скальпами.
     Далрей крикнул: "Хайа!" и нанес удар. Его дротик чисто  прошел  через
бок нагрудника первого стражника; смертельный  приговор  этому  Хонши  был
ясно написан внезапно окатившей руку охотника струей зеленого гноя.
     У Хонши были мечи того же образца, что и меч Далрея, уже  выхваченный
им: короткие, широкие, листовидной  формы,  как  греческие  или  кельтские
мечи, они были удобны для вращения и метания, равно сбалансированные и для
короткого рубящего удара по беззащитной шее,  но  не  слишком  хороши  для
открытой атаки на  человека  в  латах.  Более  широкие,  чем  классический
кельтский листовидный меч, они были и более неуклюжими. Престин набросился
на второго  Хонши,  держа  дротик,  как  винтовку  со  штыком.  Его  мысли
вертелись вокруг желобов, о существовании которых он забыл.
     Хонши издал глубокий гортанный звук.  Его  меч  сверкнул,  рванувшись
вверх. Престин нанес удар; он  почувствовал,  как  дротик  пробил  металл,
начал проходить внутрь  и  затем  изогнулся.  Сила  инерции  пронесла  его
дальше, и он тяжело  столкнулся  с  обороняющимся  Хонши.  Уголком  глаза,
отыскивая рукоять меча, он увидел, как меч Далрея поднялся, ударил и вышел
обратно, оставив от лица третьего стражника кровавое месиво.
     Худшее, что теперь могло случиться, это то, что этот второй  стражник
сбежит. Престин резко поднялся  на  колено  и  с  трудом  отпихнул  его  в
сторону, опустив голову и быстро пронзив нагрудник твари, похожий  в  этот
момент на переднего гребца в лодке.
     Они продолжали драться. Теперь он был  вооружен  мечом.  Он  неистово
ударил им по полу.  Хонши  защищался,  как  кусок  треснувшей  стали.  Они
перекатывались, поочередно оказываясь то сверху, то снизу, и все это время
тварь хрипло дышала, сглатывая, задыхаясь и наполняя воздух зловонием,  от
которого Престину стало дурно.
     Он услышал откуда-то голос Далрея, говоривший:
     - Если бы ты посидел минуту тихо, Престин - Ах!
     В этот момент он был внизу  и  с  громким  и  хриплым  "твак!"  тварь
свалилась на него, как сумка с хмелем, у которой перерезали ремень.
     Он рывком поднялся, уклоняясь от зеленого гноя.
     - Я достал его, Тодор! - возмущенно сказал он. - Я убил его!
     - Конечно. - Далрей расхохотался, его лицо  расслабилось  и  выражало
удовлетворение. Он толкнул ногой труп. - Конечно. Ты убил его, Престин.  Я
просто помог ему пойти этим путем.
     Престин снял пиджак и попытался частично вытереть грязь. Далрей начал
освобождать мертвых Хонши от  оружия.  Он  оставлял  броню.  Осмотревшись,
Престин нагнулся и поднял шлем, откатившийся в сторону. Он осмотрел  пучки
волос.
     - Скальпы?
     - Скальпы? - Далрей выглядел озадаченным. - Я выучил язык иного мира,
эйтальянский, но этого слова я не знаю...
     Престин объяснил.
     Далрей смялся, словно это была хорошая шутка.
     - Идея та же. Но не волосы с головы. Это половые волосы. У Хонши есть
чувство юмора, которого не хватает вашим краснокожим.
     Престину это не показалось смешным.  Он  держал  шлем  и  смотрел  на
волосы. Затем он со звоном отшвырнул его.
     - Здесь, в Айруниуме, мужчина должен быть мужчиной, друг  Престин,  -
упрекнул его Далрей. - Никакой помощи от государства здесь ждать нельзя.
     Он задрапировал Престина оружием и вытащил свою холщовую сумку. Он  с
силой воткнул ее между полом  и  стеной,  взвалив  сверху  все  три  тела.
Казалось, что ему нравится его работа.
     - Мы не можем идти дальше. Эти туннели сейчас  не  заминированы  -  я
убедился в этом - но похоже, что они хорошо патрулируются. Мы сделаем  это
здесь.
     - Сделаем что?
     Еще до того, как он закончил, Престин понял.
     Далрей достал длинный кусок веревки и обычную коробку земных кухонных
спичек из своего мешочка на поясе. Он вклинил фитиль  глубоко  в  сумку  и
пошел назад, пропуская его между пальцами. Престин  заверил  его,  что  не
будет стоять рядом.
     Когда  Далрей  поджег  фитиль,  он  непреодолимо  напомнил   Престину
человека, занимающегося любимым делом.
     Затем они скакали, как  зайцы,  по  проходу,  мимо  сверкающих  стен,
инкрустированных  драгоценностями.  Мечи  звенели  в  унисон,  но   Далрей
вырвался немного вперед, и Престин, забыв о шуме, припустил  за  ним,  как
сумасшедший, чтобы не отстать. Они почти достигли подножья  вырубленных  в
земле ступеней, когда раздался оглушительный  взрыв,  потрясший  воздух  в
туннеле позади них.
     Престина бросило на драгоценную стену.
     Далрей, одной ногой на ступеньках, посмотрел вверх и вскрикнул.
     Сверху,  громче  и  громче  с  каждой  секундой,  раздавался   грохот
сдвигавшейся скалы, похоронившей их заживо.



                                    6

     Далрей с силой оттащил Престина от вырубленных в земле ступеней.  Они
припали к узкому углублению, вырубленному в скале из живых драгоценностей;
их уши звенели от резкого  шума  падающих  драгоценных  камней,  их  глаза
ослепли   от   крупной   пыли   и   поднявшихся   туч   обломков   породы;
одна-единственная вспышка камня могла ослепить их  навечно,  если  бы  она
поразила их глазные яблоки. Престин, закрыв руками лицо, почувствовал, как
его безжалостно сковал страх.
     - Я не ожидал этого! - сказал Далрей, задыхаясь.
     - Сколько пороха ты использовал? - Престин  позволил  поднявшемуся  в
нем негодованию побороть страх. - Ты имеешь об этом представление?
     - Конечно, нет! - Далрей выплюнул набившуюся ему в рот пыль и обломки
породы. Пыль кружилась над их головами, вылетев назад и  поднявшись  из-за
сопротивления воздуха падающим секциям кровли выработки. Сверкающая  серая
масса обломков и породы лилась вниз по ступеням, стирая  их  начисто.  Шум
был похож на ад субботних сверхурочных часов.
     Престин уткнулся глубже в расщелину.
     - Если бы Ноджер был здесь, я - я бы засунул его в камнепад! - Далрей
был на взводе. - Он сказал, что все пройдет хорошо -  еще  один  удар  для
нашей свободы, так он говорил! Почему... я...
     - Кто такой Ноджер?
     - Он? Он самая безмозглая,  самая  бесполезная,  самая  грешная  куча
отбросов по эту сторону Капустного Листа.  -  Далрей  перестал  кричать  и
вытер исцарапанными пальцами пыль и пот с лица. Его борода  затвердела  от
пыли. Их волосы и брови делали их похожими на мельников.
     - Оно прекращается.
     - Ради Амры, хоть бы это только не значило,  что  осела  вся  кровля.
Тогда мы будем похоронены заживо.
     - Я думал. - Престин сглотнул и почувствовал вкус мертвой пыли.  -  Я
думал, мы уже похоронены.
     - Может быть, и так. Но мы этого еще не знаем.  Это  приведет  Хонши,
Трагов, целую толпу, может, даже несколько Валчини собственной персоной. -
Он встал и начал яростно сбивать пыль со своей зеленой одежды. - Мы должны
найти выход отсюда до того, как нас поймают.
     Один-единственный взгляд на ступени убедил Престина в том, что  никто
не сможет подняться или спуститься по ним, пока на это не  будет  потрачен
миллион человеко-часов с лопатами. Он почувствовал сухость во рту.
     Он покорно последовал за Далреем по разбросанным по коридору обломкам
породы. У него болели глаза и ступни, а его рот был более сухим, чем  пыль
от породы, от которой затвердел его язык.
     - У тебя случайно, Тодор, не найдется чего выпить?
     - Нет. А кто дал тебе разрешение использовать моек личное имя?
     - Твое личное имя?.. О - я думал, что это  титул,  как,  мистер...  -
Престин безуспешно облизал губы и бросил тревожный взгляд на  меч  Далрея.
Зеленый  гной  был  стерт  с  него  об  одежду  Хонши,  но  память  о  нем
сохранилась. В частности, запах.
     - Тодор - это мое личное имя. Я не знаю твоего.
     - Роберт. Роберт Инфэми Престин.
     - Итак, Роберто...
     - Боб.
     - Боб. У нас нет воды. Мы будем идти,  пока  не  найдем  выход.  Если
придется убивать стражников, Хонши или Трагов, мы будем это делать. Мы  не
можем позволить себе проиграть сейчас из-за слабости тела. Si?
     - Si, - ответил Престин и быстро пошел вслед за вожаком.
     Они дошли до места, где  их  оригинальный  взрыв  опустил  потолок  и
привел в движение камнепад в лестничной шахте, и Престин  заинтересовался,
что Далрей собирается делать дальше. Было  вполне  очевидно,  что  они  не
могут продолжать путь. Пыль все еще безумно кружилась  в  воздухе,  сквозь
нее сверкали мрачным настойчивым отблеском, даже не  блеском,  драгоценные
камни, и у Престина жутко болели глаза.
     - Сюда. - Далрей грубо поволок его к стене.
     Перед ними открылась  расщелина,  не  больше  восемнадцати  дюймов  в
ширину. Далрей легко проскользнул в нее. Престин последовал за ним и  хоть
и с большим трудом, но все же пролез. Далрей знал, что  делал.  Запрет  на
шум давно уже не  действовал,  и  пока  они  медленно  продвигались  вдоль
пролома,  Престин  слышал   веселое   бряцанье   мечей   и   дротиков   об
инкрустированные стены. Одно было хорошо - через пролом в стене шел свет.
     Пот обжигал его, он задыхался, его руки и ноги болели, но он все  еще
карабкался вслед  за  Далреем,  боясь,  что  если  он  остановится,  чтобы
вдохнуть свежего воздуха, то отстанет.
     Сколько времени он пробирался и пробивался, он не знал; он не смотрел
на свои наручные часы, так как ощущал, что не  может  определять  время  в
этой сумасшедшей вселенной.
     Далрей остановил его, шипением призвав к тишине.
     Они оба напряженно вглядывались вперед, туда, где проход, расширяясь,
очерчивал темноту, которая отступала перед  отсветом  драгоценностей,  как
перед высокой ледяной аркой.
     Шум струей бил из темноты  -  странно  приглушенные  голоса,  обрывок
песни, трель гитары.
     - Стражники и их  женщины,  -  со  злостью  произнес  Далрей.  -  Мы,
наверное, обошли основные выработки, идя параллельно центральному проходу.
Все это место пронизано туннелями,  ручейками  и  проломами.  Это  обычный
феномен в выработках драгоценных копей.
     - Я не знаю, - многозначительно сказал Престин.
     - Ладно, нам остается только продолжать путь.  Пути  назад  уж  точно
нет.
     Они рискнули направится в темноту, туда, где заканчивалось  сверканье
драгоценных камней, и  обнаружили,  что  им  преграждает  путь  деревянная
дверь, обитая бронзой.
     - Похоже, что у стражников есть задняя  дверь.  -  Престин  задумчиво
провел руками по окрашенному дереву. - Это, наверное, их выход.
     - И это значит, что проход сбоку должен вести их в безопасное  место.
- Далрей усмехнулся. - Теперь он поведет нас.
     Путь стал более трудным  в  темноте,  но  обоих  мужчин  поддерживала
надежда на то, что они сбегут из этого крысиного лабиринта живыми.  Вскоре
впереди показалась низкая  серая  щель.  Далрей  просунул  в  нее  голову,
крякнул и начал, извиваясь, вытаскивать ее обратно.
     - Все чисто, - сказал он. - Пошли, Боб.
     Они вошли в широкую пещеру - возможно, она казалась им  большей,  чем
была, из-за  предыдущего  клаустрофобического  туннеля  -  тусклое  сияние
которой лилось  в  нее  из  высокой  амбразуры,  искусственно  пробитой  в
крестовом своде. Это место неприятно пахло гнилой рыбой.
     - Это пещеры Ланкарно, - радостно сказал Далрей. -  Все  время  здесь
была задняя дверь в шахты Валчини, и мы ничего не знали об этом.
     - Да, - кисло произнес Престин, его горло невыносимо болело, - теперь
ты знаешь.
     Они начали осторожно пробираться через замусоренный  пол.  Гротескные
скальные формации поднимались с обеих сторон, но из-за тусклого  освещения
Престин не замечал блеска драгоценных скал.  Единственным  удобством  было
облегчение нестерпимой боли в глазах. Когда он услышал звенящий блеск воды
на скале, он рванулся вперед, вытянувшись во всю длину,  чтобы  набрать  в
рот две огромные пригоршни воды, пуская  слюни,  глотая  и  чувствуя,  как
кристальная вода пробивает себе дорогу через пыль в его горле.
     Далрей присоединился к нему, более деликатно, и когда Престин наконец
приподнялся, вытерев рот тыльной стороной ладони так, что полетели брызги,
он вспомнил библейскую историю о выборе между сражающимися  и  сидящими  в
тылу. Она его больше не беспокоила.
     Продолжая свой путь  после  этого,  они  пересекли  районы,  покрытые
гравием и твердыми  остроконечными  обнажениями  пород,  которые  наносили
большой урон туфлям Престина - на Далрее были кожаные, заштопанные вручную
с упором больше на прочность, чем на внешний  вид  -  и  достигли  низкого
сводчатого прохода, сквозь который они увидели небо, тучу и большую птицу,
медленно описывающую круги.
     - Осторожность не повредит, Боб. Там может быть Аллоа.
     Престин скорчил гримасу и попробовал на вес свой меч.
     Теперь,  когда  он  утолил  жажду,  он  чувствовал   голод.   Ризотто
кончилось.
     Отойдя от низкого входа в пещеру, Престин заметил, что  он  прекрасно
смешивался с неровностями почвы; он увидел, что край нормального, ничем не
привлекающего холма был прорезан  изнутри  острым  краем  голой  скалы,  в
которой лежал вход в пещеру. Пещеры Ланкарно. Место, стоящее  того,  чтобы
его запомнить. Далрей прикрыл глаза  от  опускающегося  солнца  и  потянул
носом легкий ветерок, наморщив лицо от концентрации.
     Престин не стал его прерывать. Наконец Далрей сказал:
     - Они на месте, ждут. Но мы должны торопиться, так как мы ушли далеко
от правильного пути, а мои люди очень быстро действуют, когда поднимаются.
     С важной щегольской походкой, которую Престин нашел  наиболее  в  нем
привлекательной, Далрей  направился  через  покрытую  сорняком  пустыню  и
высокую траву, усыпанную красными маками.
     Ночь опустилась еще до того, как они достигли конца своего пути.
     С приходом ночи, как этого  и  следовало  ожидать  в  континентальном
климате, произошел жесткий  скачок  температуры.  Когда  солнце  скрылось,
ослепив их, за западным горизонтом - во всяком  случае,  у  них  тут  была
солнечная система, которая понятно действовала - Далрей хрипло сказал:
     - Это был твой последний отдых, Боб, до того, как  мы  встретим  моих
людей. Теперь отдых без соответствующего  убежища  будет  смертельным.  Ты
должен продолжать идти - и держаться со мной! Я не буду ждать  тебя.  Если
ты отстанешь - ты отстанешь. Если тебе покажется, что ты увидел меня после
этого еще раз - это будет только призрак.
     - Я знаю, - сказал Престин. - Это будет только эхо.
     Не беспокоясь о том, что  там  пробормотал  этот  иномирянин,  Далрей
продолжал идти, прихрамывая, большими шагами. Престина  поразило,  что  он
мог делать это после всего того, что случилось, и ему пришлось  подняться.
Сейчас назад дороги не было.
     После того, как прошло более трех  часов,  Престин  услышал  странный
шаркающий, топающий, пыхтящий звук.  Он  посмотрел  затуманенными  глазами
перед собой. Далрей быстро шел вперед. При мерцающем свете  звезд  Престин
увидел высокие, большие фигуры, раскачивавшиеся, как ожившие  стога  сена.
Он закричал и попытался бежать за Далреем. У него сдавали ступни,  у  него
сдавали ноги, у него сдавало  все  тело.  Он  упал.  Он  лежал  на  земле,
уткнувшись лицом в пучок крупной травы, чувствуя ледяной холод ее  сырости
на щеке, и знал, что не сможет идти дальше.
     Грубые руки подхватили его. Его подняли  наверх.  Затемненный  желтый
свет ударил ему в лицо. Он услышал  голос  Далрея  и  хриплый,  грубоватый
голос, отвечающий ему.
     - Убей его сейчас, и дело с концом.
     - Нет, - голос Далрея был тверд. - Он  ничего  не  знает.  Он  прошел
через барьер, как плоская рыба. Он может быть  полезен.  Он  слаб,  но  он
застрял вместе со мной...
     - Хорошо. - Хриплый голос выдавал чувства говорившего, которого  этот
разговор утомлял. - Оставь его у себя. Но если  он  принесет  беду  -  ты,
Тодор Далрей, ответишь за это. Если будет необходимо, то и своей жизнью!
     - Как Тодор Далрей Даргайский, я отвечу!
     Престин пытался заговорить.
     - Ты дурак, - шептал он. - Ты дурак, Тодор. Только  ослепляющая  тебя
гордость заставляет тебя так ручаться за чужака...
     Но он не мог сформулировать нужные слова. Он впал  в  бессознательное
состояние, в то время как они закутывали его в одеяло и кровать из мха, по
форме напоминавшую сточную канаву.
     Его сны концентрировались вокруг его старой способности терять  вещи,
обыденные бытовые предметы. Ему снилось, что Марджи потеряла свой алмазный
браслет. Ему снилось, что Фритси потеряла ресницы,  косметику  на  лице  и
мини-юбку. Ему снилось, что он улыбнулся  Алеку,  и  этот  мощный  человек
внезапно лишился своей скорострельной винтовки. У него была эта  сила  всю
его жизнь, и он ничего не знал о ней. Какие еще силы есть у обычных людей,
о которых они ничего не знают?
     Эти люди, среди которых он  оказался  теперь.  Этот  гордый  человек,
Тодор Далрей, и его  готовность  принять  его,  которая  в  цивилизованных
обществах расценивалась бы как до  нелепости  опрометчивое  обязательство.
Сам этот мир, Айруниум. Это реальный мир. У него  собственная  экология  и
собственные правила, и  непохоже,  чтобы  он  был  добродушно  настроен  к
человеку из другого мира. Но, шевелясь во сне и осознавая, что он  уже  не
спит, Роберт Инфэми Престин окончательно решил, что он выживет и  вернется
в свой мир - он сделает это...
     Он открыл глаза. Медленное потряхивание, под которое он  проспал  всю
ночь, продолжалось, и теперь он увидел, что его одеяло и  кровать  из  мха
были пристегнуты к боку огромного зверя. Он мог видеть целый караван  этих
зверей, методично бредущих по песку и траве,  больших  и  громоздких,  как
размягчившиеся слоны, как слоны из мыла, которых дети получают  в  подарок
на рождество и, радостно используя, плачут впоследствии, поскольку  уши  и
хобот, глаза и складки исчезают, и остается только округлое тело.
     Люди в латах, с мечами и копьями, шагали рядом с животными. Женщины и
дети ехали в корзинах или шли рядом с мужчинами. Цвета  шарфов  и  одежды,
великолепно развевавшихся под утренним солнцем, были яркими, но  атмосфера
поражения и безнадежности пеленой висела над караваном.
     Далрей устало тащился рядом.  Он  посмотрел  вверх,  увидел  открытые
глаза Престина, улыбнулся и махнул ему рукой. Этот человек, что, вообще не
спал? Или он состоял из одних сухожилий и мускулатуры?
     - Бон джорно, Боб! Как ты себя  чувствуешь?  -  ветер  подхватил  его
слова.
     - Хорошо, спасибо. А ты?
     - Я могу идти дальше. В Айруниуме все должны все время  идти  дальше.
Если я спущу тебя вниз, ты сможешь идти? Завтрак, какой есть, будет  готов
через полчаса. Женщины сейчас готовят его.
     Престин прищурился.
     - Но ведь караван все еще движется!
     - Конечно. - Далрей гибко повернулся  и  приспустил  веревки  висячей
кровати Престина. - Естественно. Они готовят на спинах  Галамферов,  в  то
время как мы движемся - у них есть шиферные плиты для приготовления  пищи,
и Галамферы не чувствуют огня... - он остановился  на  середине  фразы.  -
Чему ты улыбаешься?
     - Галамферы, - сказал Престин. - Не могу в это поверить.
     - Это имя, которое им дали, - небрежно ответил он. - Я не  спрашивал,
когда узнал об этом. Они пришли с севера. Их провел мимо Капустного  Листа
король Клинтон. - Он сделал маленький знак пальцами, когда произносил  это
имя. - Добрых несколько  лет  назад.  Они  жизненно  необходимы  для  нас.
Большая часть их туши - это вода.
     Престин нащупал веревки и высвободился из одеял. Ветер хлестнул его.
     - Не потеряй ни кусочка мха, Боб. Ламферы его любят, а  мы  не  хотим
оставлять следы.
     - Принято, - сказал Престин. Он завернул развевающееся одеяло, широко
разинув рот от удивления, когда он увидел вышитый машинкой знак "Уитни". -
Это английское одеяло!
     - Я знаю. - Далрей похлопал по висячей кровати. - Лучший сорт,  какой
только можно достать. Они попадают сюда торговыми путями.
     - Во всяком случае, - сказал Престин,  спрыгивая  на  землю  и  шагая
рядом с Далреем - ему пришлось замедлить свой  обычный  нетерпеливый  шаг,
чтобы идти вровень с катящимся Галамфером. -  Что  ты  подразумеваешь  под
следами? Этот огромный Галамфер должен оставлять следы, которые различит и
новичок.
     - Не совсем, Боб. Этот легкий ветер над землей стирает обычные следы.
Аллоа любят следовать запаху, и они - наша величайшая слабость.  Даже  при
этом, они слишком хороши как обычные следопыты. Они не Даргайские Дарганы.
- сказал он с сознательной вспышкой гордости.
     Даргайские Дарганы. Очевидно, название племени. Далрей знал,  что  он
может провести здесь всю жизнь, изучая традиции; много людей поступало так
в прошлом Земли, прожив всю свою жизнь среди примитивных и диких людей. Но
у него не было на это времени. Однако, одно  утверждение  Далрея  частично
заинтересовало его.
     - Ты сказал, что Галамферов  недавно  провел  мимо  Капустного  Листа
король Клинтон. - Он улыбнулся Далрею, чувствуя согревавшее его сходство с
этим человеком. - Несомненно, Тодор, ты  должен  знать,  что  есть  дюжина
предположений, о которых хотел бы знать я!
     - Конечно. Но ты, наверное,  уже  понял,  что  я  не  просто  обычный
кочевник. Дарганы Даргая должны были все еще по праву жить  в  Даргае,  но
нас изгнали - я предполагал, что ты поймешь это по  моей  зеленой  одежде.
Почему  зеленый  цвет  должен  быть  камуфляжем  в  коричневых  и  золотых
пустынях, в высокой увядшей траве с красными цветами Калчюлика? Зеленый  -
это символ чести!
     - Я должен был это понять. Но, Тодор - Капустный Лист?..
     - Да, естественно, королю Клинтону пришлось идти вокруг, даже если бы
Галамферы были так же сильны, как мы - он как-то говорил, к скольким вашим
лошадям они приравниваются, но я забыл - но даже они не смогли бы  осилить
путь через Поросль.
     Престин пытался сдержать свой нрав.
     - Я попробую другим путем. Кто был король Клинтон?
     - О - он был еще одним иномирянином - но очень особенным.  О,  да.  -
Далрей улыбнулся, говоря это, и сделал тот маленький тайный знак. -  Очень
особенным.
     - Несколько лет назад, добрые  несколько  лет  назад,  ты  сказал.  Я
понял, что это было недавно, что  раньше  ваша  культура  не  использовала
Галамферов. Но - как давно?
     - О - по нашим годам, которые немногим  больше,  чем  ваши,  как  мне
говорили, около десяти. Немногим  больше  или  меньше.  Мы  слишком  долго
странствовали.
     - А король Клинтон уже умер? Я надеялся...
     - Умер? Король? Я искренне надеюсь, что нет! Но он должен был уйти  -
есть такие вещи, которыми  не  могут  управлять  ни  обычный  человек,  ни
король, и судьба - суровая владычица... - голос Далрея звучал  мистически,
и Престин не прерывал его, пока мифический король Клинтон не  займет  свое
место в беседе. Было столь много вещей, которые  ему  нужно  было  узнать,
если он хотел найти путь назад, на землю, он которую звал домом.
     Почти очевидно, что для этих  людей  торговля  через  измерения  была
делом обычным. Странность этого обстоятельства  для  Престина  не  значила
ничего, кроме бодрого  приема,  устроенного  ему  Далреем.  Затем  Престин
сказал:
     - Клинтон. Это не итальянское имя.
     - Почему оно должно  им  быть?  -  Далрей  продолжал  осматривать  на
выразительный  горизонт,   отмеченный   только   изолированными   группами
кеглеобразных деревьев. - Он не был итальянцем...
     - Ты, - сказал Престин на английском, - ты говоришь по-английски?
     Еще до того, как он закончил, он знал ответ, потому  что  как  скала,
стряхивающая с  себя  отступающие  волны,  воскрес  в  его  памяти  смутно
запомнившийся вчерашний ночной разговор, когда Тодор Далрей  обещал  взять
на себя ответственность за своего нового иномирянина Престина.  Человек  с
хриплым властным голосом говорил по-английски. У Престина тогда  кружилась
голова, и он слишком устал, чтобы отреагировать на это.
     - Конечно! - Далрей расхохотался от восхищения. - Ты хочешь  сказать,
что мы все  это  время  старательно  важничали  друг  перед  другом  своим
итальянским! - его  английский,  неиспорченный  той  нечеткостью,  которая
искажала его итальянский, был великолепен. - Великий прыгающий Джехошафат!
     - Аминь, - сказал Престин. Он задавал следующие вопросы,  словно  они
были частью всех предыдущих, но лучше, чем кто-либо  другой,  он  сознавал
важность того, что он спрашивал; хоть он и чувствовал симпатию к Далрею  и
думал, что смог бы вынести и, возможно, даже наслаждаться этой жизнью,  он
должен был вернуться. - Скажи мне, Тодор.  Куда  мы  сейчас  направляемся?
Смогу ли я когда-нибудь вернуться в свое измерение?
     - Что до второго вопроса, - сказал Далрей, прищурившись на полосу  на
горизонте, - я не могу ничего  сказать.  Только  Валчини  имеют  доступ  к
графине, будь проклята ее черная душа...
     - Монтеварчи!
     Далрей  остановился  и  повернулся,  гибким  движением  пантеры  сжав
запястья Престина вместе, размалывая  кости.  Он  приблизил  свое  лицо  к
Престину, его губы с рычаньем оттянулись назад, когда  он  заговорил,  его
глаза горели ненавистью.
     - Ты знаешь эту кошку, это дьявольское  отродье!  Говори,  иномирянин
Престин, быстро - или ты умрешь - медленно!
     - Послушай... какого... - и затем Престин понял, что на разборчивость
речи времени не было. - Я не знаю ее! - крикнул он. - Я слышал о ней,  как
о злой женщине, но я никогда не встречался с ней. Она пыталась убить меня.
Я бежал от нее, когда я попал в этот мир!
     Далрей ровно посмотрел в лицо Престина. То, что он увидел,  несколько
восстановило его доверие. Он отпустил запястья землянина, и Престин  потер
их, столь печально убедившись в силе охотника.
     - Слушай, Тодор, - сказал он своим рассудительным голосом, которым он
говорил, когда спорил, чтобы поставить свою подпись под историей,  которую
мог написать кто угодно. - За моими друзьями по ту сторону охотились Траги
Монтеварчи. Нас расстреливали  в  упор.  -  Он  должен  был  изменить  это
бессодержательное выражение лица Далрея. - Мы были  в  большой  передряге.
Вертолет - летающая машина - готов был упасть  на  нас,  когда  я  перешел
сюда, не зная об этом. Я думаю что, может быть, все мои друзья погибли.
     Взгляд Далрея выдавал, как тяжело ему было принять решение.
     - Ты, оказывается, не просто человек, к несчастью для себя  прошедший
узловую точку. Я  вижу,  у  тебя  есть  знание.  И  ты  говоришь,  что  ты
сражаешься с графиней?
     - Да. Я немного знаю обо всем  этом,  -  он  сглотнул.  -  Ты  знаешь
человека по имени Маклин?
     - Маклин? Нет. Это имя мне ничего не говорит.
     - Очень плохо. Все еще. Ты не сказал мне,  куда  мы  направляемся.  Я
пытался идти на север, когда ты нашел меня.
     - Север. Да, к Большой Зелени. Ты бы очень пожалел, если бы  добрался
до нее. - Он рассмеялся коротким, неприятным кашляющим  смехом.  -  Пошли,
друг Боб. Завтрак готов. И я голоден.
     Престин благоразумно оставил предмет их разговора повисшим в воздухе.
Естественно, Далрей должен был относиться с подозрением к любому, кто знал
его врагов здесь, куда любой иномирянин вваливался совершенно  беспомощным
- как Фритси.
     Пока они шли к Галамферу,  служившему  кухней,  Престин  собирался  с
духом и наконец хрипло сказал:
     - Скажи мне, Тодор. Ты слышал о девушке по имени Фритси Апджон?
     Он не знал, хотел ли он услышать в ответ "да"  -  последующие  детали
будут терзать  его  столь  безжалостно,  что  он  будет  не  в  своем  уме
достаточно долгий период, чтобы дойти до полного умопомешательства.
     - Нет. - Далрей проницательно посмотрел на Престина. -  Она...  имеет
для тебя значение?
     Ответ, который вертелся у Престина на языке, был: "Нет! Нет, конечно,
нет." Но вместо этого он медленно произнес:
     -  Может  быть,  Тодор.  Может  быть,  потому  что  я  чувствую  свою
ответственность за нее.
     - Ладно, пошли поедим. Ты почувствуешь себя много лучше после  этого.
- он похлопал Престина по спине и начал взбираться по связанной из кожаных
ремней лестнице,  которая  свисала  с  задней  стороны  Галамфера.  Сверху
доносился слабый запах жареного, от которого текли слюнки.  Он  ничего  не
мог сделать для Фритси,  пока  он  не  достигнет  позиции,  приблизительно
соответствующей тому месту к северу от Рима, где она была перемещена. И он
пойдет  на  север,  несмотря  на  его  смутное  предчувствие  насчет   той
местности.
     На широкой и плоской спине  Галамфера  кружком  расположились  старые
женщины,  закутанные  в  шали,  несколько  полуголых  детей,  визжащих   и
борющихся, и несколько мужчин, одетых, как Далрей, в  зеленое.  Человек  с
одним глазом, клоком седой бороды и клоком серых волос на  скальпе  искоса
посмотрел на Далрея; его тучный, вздутый живот уже содержал половину того,
что раньше было глиняном кубке, балансировавшем на его боку. Он был одет в
темно-коричневое  с  желтым  узором,  и  его  редкие  серые  волосы   были
полуприкрыты сдвинутым набок шлемом.
     - Эй, Тодор! Я слышал, ты сделал  большую  работу!  -  сказал  он  на
хорошем английском, но с неясным, смазывающим его звуком, отрыжкой хорошей
жизни. - Тебя следует поздравить!
     Женщины исследовали горшок над огнем, экономично  горевшем  на  своей
шиферной пластине, вычерпывая оттуда жареные ломтики мяса и раскладывая их
на глиняные тарелки. Престин с благодарностью получил одну из них,  вместе
с куском витого черного хлеба, отломленного от длинной булки. Рядом стояла
наполненная водой бутыль из тыквы.
     Далрей сказал что-то толстому человеку на языке, который  Престин  не
смог понять, в ответ на что толстяк встал на дыбы, брызгая  слюной,  в  то
время как женщины пронзительно загоготали и остальные мужчины  вторили  им
грубым хохотом, вгрызаясь в свое мясо сильными белыми зубами.
     - Я дал тебе достаточно, чтобы сделать эту работу! - бутыль с вином в
очередной раз поднялась к толстым блестящим губам. -  Если  ты  сделал  ее
кое-как...
     - Нет, Ноджер, я не сделал ее кое-как! Ты дал мне достаточно  пороха,
чтобы взорвать половину гор Данеберга!
     - Я хозяин огня в этом караване! Я отмеряю порох...
     - В следующий раз, Ноджер, когда будешь  отмерять,  не  напивайся  до
такой степени. Иначе я лично запрещу  выменивать  вино  в  следующий  раз,
когда мы пойдем на юг!
     - Ты не сделаешь этого, Тодор, старому человеку, у которого от уюта и
семьи остались только вино и порох? Подумай, Тодор,  что  бы  сказал  твой
бедный отец...
     -  Хватит!  -  доведенный  до  предела,  Далрей  выплюнул   кость   и
зафиксировал свой немигающий взгляд на  старом  Ноджере.  -  Мои  родители
мертвы, они были  убиты  Хонши,  страдниками  Валчини.  Ни  слова  больше,
Ноджер, если ты дорожишь своей шкурой.
     Старик вернулся к своему мясу и хлебу, часто  прикладываясь  к  вину.
Вспомнив о том, что сказал ему Дэвид Маклин во время  их  первой  встречи,
Престин не мог не улыбнуться. Значит,  в  каждом  из  измерений  был  свой
Фальстаф? И хорошие вещи, тоже.
     - Клянусь Амрой! - сказал один из мужчин сквозь  мясо  во  рту.  -  Я
слышал, проклятые драгоценные рудники взлетели на воздух!
     - Я, - поставил точку Далрей, -  не  имел  возможности  наблюдать  за
этим.
     Ноджер сплюнул и выпил еще вина, избегая  своим  единственным  глазом
ледяного взгляда Далрея.
     Престин оживился от этого эпизода. Ясно, что эти  Даргайские  Дарганы
не те люди, которые будут покорно кланяться Валчини, агентам графини;  они
нанесли ответный удар, взорвав один из  рудников.  Несомненно,  здесь  шла
непрерывная война с кровавым продвижением вперед. Но, как бы он  ни  хотел
узнать побольше о Дарганах, он должен  найти  Фритси.  Это  обстоятельство
было единственным утешением в его жизни здесь.
     Его кубок был пуст, и он вежливо попросил у Далрея воды,  отказавшись
от предложенного ему вина.
     - На, чертенок! - крикнул Далрей, бросив кубок на  голову  полуголого
мальчика, который, хищно оскалившись, поймал  его.  Престин  проследил  за
тем, как он подошел к деревянной трубе, торчавшей из  спины  Галамфера,  и
повернул кран на ее вершине. Из нее хлынула  чистая  вода,  серебристая  и
сверкающая, как алмаз; на нее было холодно даже смотреть.
     - Это...
     - Конечно. - Далрей бесцеремонно  рассмеялся.  -  У  Галамферов  есть
громадный третий желудок,  заполненный  водой,  которую  они  охлаждают  с
помощью теплообмена. Они устроены  лучше,  чем  ваши  земные  верблюды,  и
несут, хвала Амре, гораздо больше воды.
     - И вы поворачиваете кран и достаете ее таким образом, когда она  вам
нужна.
     - Даргайские Дарганы - охотники. Мы знаем животных.
     - Хотя о Галамферах тебе пришлось  узнавать  от  кого-то.  Каким  был
Даргай?
     - Ах!.. - пошло по кругу, как катящаяся волна  бесконечного  прилива,
вздох  полнейшей  тоски  по  дому,  искренний   плач   скитальца,   навеки
приговоренного без права возвращения. - Что о Даргае...
     - Клянусь Амрой, для ответа на этот вопрос нужен поэт!  -  воскликнул
Далрей, опустив кубок; его глаза  сияли,  лицо  горело,  а  борода  встала
дыбом.
     - Тепло, вино и женщины  -  это  было  прекрасно!  -  сказал  Ноджер,
поднеся свой наполненный до краев кубок ко рту, бросив, как все  взрослые,
меланхолический взгляд назад. Дети продолжали есть, пить и болтать друг  с
другом. Для них Даргай был только именем, именем, которое означало  вздохи
и шептания их родителей; они никогда не будут  знать  отчаяния  бездомных,
ибо они родились скитальцами.
     Галамферы сновали туда и сюда вдоль  линии  каравана  -  Дарганы  шли
завтракать. Маленькие Галамферы  бежали  под  ногами  своих  родителей,  с
легкостью  держа  темп  процессии  со  своим  шагом,  который  был  меньше
человеческого. Из-под широких копыт летела  пыль.  Впереди  шло  несколько
мужчин, но Престин чувствовал, что они делали  это,  скорее  отдавая  дань
тактике, чем с надеждой  отразить  атаку  Аллоа.  Эти  птицы  с  кошачьими
мордами, бескрылыми телами и стрекозьими ногами, должно быть, бежали раз в
десять быстрее Галамферов.
     Осматривая  пейзаж,  убаюканный  усыпляющим   покачиванием,   Престин
чувствовал расслабленное, без счета времени, течение жизни этих скитальцев
из Даргая. Эта жизнь должна была воспитать человека  особого  типа,  очень
отличающегося от таких, как Далрей. Это должно было вызывать  недовольство
старших. Престин мог отчетливо представить себе все это.
     Мимо них внизу прошла девушка; ее стройные бронзовые ноги с легкостью
пронесли ее мимо их Галамфера. На ней была желтая шаль и юбка, оставлявшие
большую часть верхней половины ее тела открытой ветру;  ее  темные  волосы
свободно  развевались  над  накидкой  и,  встряхнув  головой,  когда   она
проходила мимо, она дала понять, что знает о том, что  Далрей  смотрит  на
нее. Очень уравновешенная молодая  леди,  предположил  Престин.  Затем  он
улыбнулся. Далрей жадно ел,  стараясь  поскорее  покончить  с  тем  мясом,
которым был набит его рот, его глаза сияли, а руки  нервно  дергались.  Он
проглотил, не разжевывая, остатки своей еды,  и  спрыгнул  на  землю,  как
летающий паук, к ногам девушки.
     Она отступила назад и вскинула  руку,  дразня  его.  То,  о  чем  они
говорили, заглушило мягкое шлепанье шагов Галамфера, но  Престин  услышал,
что Далрей назвал девушку "Дарна"; он почувствовал внезапную острую  боль,
увидев их темные головы вместе, когда они шли к  голове  каравана,  рядом,
поглощенные друг другом.
     Тонкий трубный звук прорезал ярко-золотую  перспективу  пейзажа,  как
визг тормозов на покрытой льдом дороге.
     Престин  вскочил.  Все  вокруг  целеустремленно   засуетились.   Дети
столпились  в  центре  спин  Галамферов.  Женщины  потушили   костры   для
приготовления пищи и разобрали треножники. Затем они начали  сооружать  из
тюков, свертков и кроватей парапеты по краю  спин  Галамферов,  образующие
укрытие. При помощи детей постарше работа шла быстро, молча и с предельной
настойчивостью. Мужчины столпились у ног Галамферов  с  одной  стороны,  у
каждого из них было оружие, ярко сверкавшее на солнце.
     -  Что  это?  -  спросил  Престин  у  Ноджера,  когда  трубный   звук
повторился.
     Ноджер, с трясущимся толстым лицом и животом,  швырнул  большую  кипу
шкур наверх, для укрытия.
     - Это предупреждение, иномирянин! Кто-то атакует  нас!  Молись  Амре,
что это только несколько ничтожных, трусливых Аллоа - молись Амре!
     Дозорный взгромоздился на вершину устрашающей деревянной башни в трех
Галамферах от Престина, пронзительно крича и  указывая  на  что-то.  Труба
прозвучала  еще  раз.  Престин  встал,  балансируя  на  длинной,  медленно
покачивающейся спине, и  окинул  взглядом  горизонт.  Около  его  линии  с
большой скоростью двигались  черные  точки.  Казалось,  что  они  движутся
параллельно курсу каравана, но они шли по сходящемуся маршруту, как  понял
Престин, посмотрев внимательнее, приближаясь, сжимая параллельные  стороны
в треугольник.
     Какой-то зловещей угрозой веяло на него от этих далеких теней.
     Он понял, какого сорта  эта  угроза,  когда  наблюдатель  на  вершине
крутящейся деревянной башни еще раз крикнул, чтобы прибавили скорости. Эти
точки двигались быстро - быстрее, чем Аллоа, быстрее, чем любое нормальное
животное. Наблюдатель крикнул: "Валчини!" И  еще  раз,  безнадежный  вопль
против ветра: "Валчини!"
     Далрей ухватился за свисавшие с Галамфера  кожаные  ремни,  сразу  же
туго натянувшиеся, глядя вверх и крича:
     - Боб! Мечи, которые мы взяли у стражников -  они  все  еще  в  твоей
кровати. Вооружись! Валчини атакуют, и мы должны сражаться.
     Сглотнув,  Престин  протиснулся  к  кровати,  свисавшей  на   ремнях;
ближайшие ремни были пусты, так как женщины вытащили одеяла для  парапета.
Он нащупал  внутреннюю  сторону  и  коснулся  теплого  металла  мечей.  Он
аккуратно вытащил их, осторожно держа за лезвия. Теперь у  него  было  два
меча. Какого черта он должен  был  с  ними  делать?  Кричать  "Банзай!"  и
атаковать?
     - Спускайся ко мне, - повелительно позвал Далрей.
     Престин присоединился к нему на  песке,  автоматически  шагая,  в  то
время как караван двигался дальше, и держа по одному мечу в  каждой  руке.
Он помахал ими на пробу.
     - Женщины будут бросать дротики, - сжато сказал Далрей.  Он  выглядел
обеспокоенным. - Мы будем сражаться, как мужчины и охотники Даргая!
     Престин  считал,  что  Далрей  и   его   родственники   должны   быть
беспощадными войнами с этими мечами. Он понимал,  что  основная  часть  их
снаряжения в прошлом была снята со стражников Хонши.  Плавление  железа  и
ковка стали были бы затруднительными в условиях их паломничеств; итак, как
для многих культур в подобных обстоятельствах, мародерство и  приобретение
были для них весьма привлекательными.
     Далрей бросил взгляд вдоль линии столпившихся мужчин, готовых  бежать
к той части каравана, которой будет угрожать нападение. Престин шел рядом,
взволнованный, но не слишком боящийся Аллоа среди этих сильных воинов.
     Он еще раз посмотрел на быстро передвигающиеся точки.  Не  Аллоа.  Он
облизал свои губы. Точки внезапно  прекратили  свое  движение  вперед.  Он
подпрыгнул от неожиданности -  и  прищурился,  потому  что  казалось,  что
каждая точка раздулась  и  увеличилась  в  размерах,  словно  их  накачали
воздухом. Затем он понял - они повернули внутрь и шли прямой атакой.
     Далрей испустил громкий вопль.  Престин  посмотрел,  увидел  то,  что
видел Далрей, и понял, с чем они столкнулись.
     -  Валчини  атакуют!  Бронированные   машины!   Безоткатные   орудия!
Пулеметы! Держись с моими людьми, ибо это наша судьба!



                                    7

     Престин потер дрожащей рукой  свой  небритый  подбородок.  Он  своими
глазами видел подтверждение страстному крику Далрея.  Человек,  достаточно
знающий о перевозках между измерениями, чтобы понять, что перед ним земное
оружие - он почувствовал противоречивое  отвращение  к  своей  собственной
щепетильности в этом вопросе.
     Если бы Алек был здесь, сейчас...
     Его заинтересовало в этот  скоротечный  момент,  когда  бронированные
машины двигались вперед, дула их орудий неприятно поднимались и  целились,
если бы, в суматохе страха, он смог перенести себя из этого мира назад,  в
собственный.
     Он не сделал этого в прошлые разы, когда оказывался в  беде,  поэтому
он сомневался, что ему удастся это сейчас. Ужасная несправедливость  этого
поразила  его.  Монтеварчи  извлекала  из  этого  мира  драгоценности  (и,
несомненно, все прочие сокровища), а назад  отправляла  оружие,  чтобы  ее
маленькие хулиганы Валчини и их войско Хонши могли добывать  рабов,  чтобы
те работали на нее. Как система, это прекрасно выглядело на бумаге.
     Из передней машины ударила вспышка. Четвертый  Галамфер  от  Престина
покачнулся, как шхуна, попавшая в циклон. Полетели  огромные  куски  мяса.
Потекла красная кровь. Галамфер издал визг, похожий  на  сирену  "Королевы
Елизаветы". Орудие выстрелило еще раз -  девяносто  миллиметров,  рассудил
Престин - и опять снаряд попал в Галамфера. Женщины кричали. Дети плакали.
Заработал пулемет, сметая линию Галамферов.
     Далрей, с мертвенно-бледным лицом, побежал к  бронированным  машинам.
Остальные мужчины последовали за ним.
     Престин обнаружил, что бежит вместе с Далреем, каждую секунду ожидая,
что пуля остановит его. Шум сковывал  его  уши,  привычные  к  нормальному
городскому шуму. Его очки запотели. Но  он  продолжал  бежать,  размахивая
двумя идиотскими мечами.
     Много ли значит меч против пушки?
     Кровавый бедлам ударил ему в  голову.  Он  мог  видеть  бронированные
машины, когда они подъехали поближе,  видеть  песок,  презрительно  бивший
из-под шин, видеть злое подмигивание  выстрелов  из  орудийных  башен.  Он
подумал, что это изделия "Хиспано-Сюизы",  но  не  был  в  этом  полностью
уверен. Очередь скосила вереницу бегущих людей. Мечи и дротики полетели  в
воздух,  когда  расслабленные  пальцы  перестали   сжимать   их.   Престин
почувствовал,  как  что-то  мучительно  и  сильно  ударило  его  в  грудь.
Вскрикнув, он выронил оба меча,  чувствуя  дурноту,  чувствуя,  что  земля
закружилась и ударила ему в лицо и в рот.  Затем,  еще  до  того,  как  он
вообще перестал что-либо чувствовать, он почувствовал  леденящий  холод  в
том месте в его груди, откуда распространялась боль.
     Потом - потом ничего не было.
     Когда он открыл глаза, первое, что он почувствовал, было  онемение  в
груди. Было такое ощущение, словно он отсылал ее в  чистку  и  ее  наконец
вернули назад. Он также не чувствовал рук и  ног.  Он  не  думал,  что  он
заболел, но во рту  у  него  был  вкус,  как  после  новогодней  ночи.  Он
застонал.
     Кто-то, тяжело дыша рядом с ним, тоже издал стон.
     - Где это мы, к чертям собачьим?  -  спросил  свирепый,  раздраженный
голос Тодора Далрея.
     - Судя по тому, что сделали с нами эти пулеметы, - прокаркал Престин.
- мы умерли, похоронены и находимся в аду!
     - Нет... - Далрей зашевелился, потом, расслабившись,  толкнул  спиной
Престина. - Я только что проверил. Хонши не оскальпировали меня. Наверное,
я полагаю, и тебя тоже.
     - Оскальпировали? - затем Престин вспомнил и,  извиваясь,  панической
серией энергичных движений проверил себя. - Меня тоже - спасибо Амре!
     - Спасибо Амре, - сказал Далрей. - Хвала Амре.
     Теперь он мог  рассмотреть  выкрашенную  в  белое  комнату,  на  полу
которой они лежали. Высоко вверху были два зарешеченных окна. Пол, судя по
запаху, был сделан из матового компоста, частично покрытого куском холста.
В  двери,  сделанной  из  переплетенного  бронзой  листового  дерева,  был
маленький глазок, в данный момент прикрытый бронзовой створкой.
     - Бронза, - сказал Далрей. - Хонши.
     - Но...
     - Они используют железо для оружия, бронзу и медь для брони.  Валчини
ставят их в зависимость от собственной технологии. Для этого  должна  быть
причина.
     - Да, - сказал Престин, слишком хорошо понимая эту причину и графиню,
объясняющую ее. - О, да.
     Бронзовая створка поднялась, и Хонши повернул голову в  сторону,  так
что он мог смотреть на  них  одним  круглым  глазом,  бессодержательным  и
ужасно неэмоциональным.
     - Провались! - зарычал Далрей.
     Стражник зашипел. Престин не знал, понимали ли эти твари английский и
могли ли они говорить. Далрей приподнялся на руках, вытянувшись  по  полу.
Его одежда была сдвинута  с  груди,  как  и  у  Престина.  Престин  быстро
посмотрел вниз, на свое тело. Липкий пластырь покрывал то место,  где  все
еще сохранялось онемение, и тогда он понял, что произошло.
     - Нас вырубили пулей-иглой с инъекцией усыпляющих наркотиков,  Тодор!
Они не стреляли, чтобы убить нас - только чтобы поймать, словно  мы  дикие
животные!
     Далрей неприятно засмеялся.
     - Мы - для них!
     Престин почувствовал стыд, унижение его как человека. У этих  Валчини
была  гордость,   мрачная   одинокая   гордость,   которая   противостояла
беспокойной гордости Далрея, как дым огню.
     Страх встречи с Валчини пробрал Престина, угрожая лишить его мужества
в глазах его товарища.
     Дверь со скрипом открылась, и стражники Хонши, крадучись  и  направив
на них мечи, вошли внутрь; ссохшиеся пучки волос презрительно усмехались с
каждого шлема. Они двигались осторожно.
     Далрей неестественно засмеялся, и Хонши замерли.  Мечи  задрожали,  и
они подались назад. Престин смотрел и  получал  огромное  удовольствие  от
влияния  силы  Далрея,  бесполезного,  даже  если  бы  оно  сопровождалось
жестикуляцией.
     -  Мы  особые  пленники,  друг  Боб,  -  сказал  он  своим   быстрым,
нетерпеливым голосом. - Нас только двое в  этой  камере.  О,  да,  Валчини
собираются заняться с нами спортом, прежде чем мы умрем.
     - Я думал, - сказал Престин, внезапно испугавшись  еще  больше,  -  я
думал, мы им были нужны как рабы!
     - Графиня время от времени  отдает  Валчини  часть  рабов,  чтобы  те
играли с ними. Так слышали мы, даргайцы.
     Стражники Хонши двинулись вперед и  начали  тыкать  своими  мечами  в
Престина и Далрея. Мужчины поднялись, пошатываясь и еще не  совсем  отойдя
от онемения и, спотыкаясь, вышли в коридор. Всякий раз, когда Хонши тыкали
вперед  мечами,  они  говорили:  "Хошу!  Хошу!".  Звук  был   странным   и
угрожающим.
     Поскальзываясь  и  спотыкаясь,  они  каким-то  образом  тащились   по
коридору, оставляя  позади  одну  за  другой  двери  блока  камер.  Вполне
очевидно, что в стражников они вселяли ужас.
     Далрей, тяжело дыша, сказал:
     - Не давай стражникам одурачить тебя, Боб. Они боятся, но  у  вас  на
Земле есть крысы король Клинтон использовал аналогию,  -  хоть  он  и  был
истощен до предела, Далрей, когда говорил о короле Клинтоне,  сделал  этот
маленький секретный знак. - Он говорил, что Хонши  всегда  сражаются,  как
крысы, загнанные в угол. Они смертельно опасны.
     - Что - что насчет Трагов?
     - Просто молись, чтобы ты  никогда  не  сошелся  с  одним  из  них  в
рукопашной. Даже я не уверен, что одолел бы его.
     Престин увидел первое внешнее окно, когда  коридор  повернул  и  блок
камер закончился. Зеленый свет лился через него. Хонши  прошли  вперед  со
своими мечами - кончик каждого из  них  теперь  был  красным  -  и  издали
громкое "Хошу!". Порезы и следы когтей Аллоа все  еще  зудели  у  Престина
время от времени, но они не были  глубокими  либо  серьезными;  теперь  он
чувствовал страшную ненависть  к  этим  безмозглым  Хонши  и  их  колющим,
ранящим мечам.
     - Не пытайся захватить их! - предупредил Далрей.
     Престин понимал мудрость этого совета. Терпение  приобретало  большое
значение в этом мире, в Айруниуме. В  мужчинах  и  женщинах  его  времени,
ездящих в  автомобилях  и  прочих  механизмах,  находящихся  в  полном  их
распоряжении, терпение было изжито. Вся мораль и иссушающие силу артефакты
жизни дома в совокупности делали человека непригодным для жизни почти  где
угодно, взять хотя бы Айруниум. Айруниум  требовал  большего,  чем  родной
мир, большего, чем просто физическая сила, и Престину придется столкнуться
со следующим испытанием. Он должен терпеть.
     Все,  что  мог  видеть  Престин  за   окном,   была   стена   зелени,
поднимающаяся выше, чем мог достичь глаз. Далрей, тоже заглянувший в окно,
когда они проходили мимо, выглядел так, словно ему было плохо.
     - Что это, Тодор?
     - Они принесли нас в Большую Поросль - мы в самом Капустном Листе!
     - Итак, - сказал Престин, думая о том, что это значило для него, - мы
пришли на север!
     - Очень много пользы ты из этого извлечешь! Ты просто не знаешь,  что
такое Большая Зелень!
     - Хошу! Хошу!  -  начали  подгонять  их  стражники,  и  оба  мужчины,
спотыкаясь,  пошли  дальше.  Нетерпеливым  рывком  когтистых   рук   Хонши
распахнули большие двустворчатые двери,  и  перед  ними  открылся  широкий
амфитеатр, окруженный рядами сидений. В этих комфортабельных,  с  обивкой,
сидениях полулежали мужчины и женщины - обычные на вид мужчины и  женщины.
Они были одеты в яркие,  плотно  облегающие  одежды,  золотые,  малиновые,
изумрудные  и  электрического  голубого  цвета,  окруженные,  увешанные  и
переливающиеся драгоценностями. Золотые орнаменты сияли  в  копнах  волос,
белые шеи были обнажены, и смеющиеся лица, разрумяненные  и  подкрашенные,
насмешливо смотрели на  двух  оборванных,  окровавленных  мужчин,  идущих,
пошатываясь, к центру малого кольца. Наступила тишина.
     - Пусть принесут лозу, - приказал голос из ложи  в  нескольких  футах
над землей. Престин бросил туда взгляд.  Там  сидели  мужчина  и  женщина,
презрительно улыбаясь, запихивая шоколад в свои накрашенные  рты,  сверкая
унизанными  кольцами  пальцами.   Мужчине,   должно   быть,   было   около
шестидесяти; обвисшие  складки  под  глазами  и  подбородком  портили  тот
спортивный эффект, что он производил. Он был похож на змею, очень  мерзкую
и опасную. Далрей сказал:
     - Мелноун и его шлюха! Они управляют Валчини графини. Грязь.
     Затем все прекратили разговаривать,  смеяться  и  курить.  Они  ждали
лозу.
     - Что это, черт возьми, за лоза, Тодор? - прошептал Престин.
     - Ты скоро увидишь. Я боюсь ее - но если нам придется умереть, то  мы
умрем храбро, лицом к лицу с врагом. Я умру, как Даргайский Дарган.
     Престин посмотрел вверх. Крыша  изгибалась  над  ними,  как  обзорное
стекло или  какой-то  другой  крепкий  прозрачный  строительный  материал.
Толстые линии протянулись  по  своду,  словно  откуда-то  снаружи  на  них
отбрасывали тени деревья.
     Под его ногами был бетон, не  песок,  как  он  ожидал.  Окровавленная
арена без песка показалась ему чем-то не  совсем  нормальным.  Удрученный,
Престин почувствовал, что если ему придется умереть здесь, он  по  крайней
мере заслуживал подобающего погребения.
     Он был выше страха. Как человек, упавший с высокого дома, он  осознал
свою судьбу до того, как ударился о землю. Он, окровавленный, может  быть,
и будет кричать в момент смерти, когда придет его время, но это  будет  от
боли, не от страха. Не более.
     Тишина ожидания мягко прервалась среди зрителей в  удобных  сидениях.
Появилась маленькая электрическая ручная тележка,  управляемая  испуганным
человеком в грязных рабочих брюках из грубой бумажной ткани.
     - Не повезло вам, ребята, - сказал он на разговорном  итальянском.  -
Но не вините в этом меня. Я здесь только работаю.
     На тележке стояла небольшая пластиковая банка, имевшая форму колокола
и накрывавшая большой цветочный горшок. Из горка  рос  ярко-зеленый  побег
около трех футов высоты. Далрей смотрел на него, зачарованный.
     - Часть Большой Зелени, - сказал он, сглотнув.
     Слуга в одежде из бумажной ткани снял горшок с  тележки,  сжимая  его
так, словно это был нитроглицерин. Он поставил его на  бетон,  вытер  лоб,
прочистил нос и, промчавшись со своей тележкой, ретировался.
     Престин понял, что теперь он оказался в положении  человека,  который
сохраняет спокойствие, поскольку не понимает того, что  происходит  вокруг
него. Он также знал, что Далрей столь медленно и  бесхарактерно  двигался,
словно от него осталась одна оболочка, потому что он был лицом  к  лицу  с
призраком, о котором слышал и которого боялся всю свою жизнь, но о котором
лично  никогда  не  думал,  что  он  существует.  Теперь  Далрею  пришлось
столкнуться с тяжелым обстоятельством, что все  его  ночные  кошмары,  его
детские фантазии, его личные страхи были перед ним наяву. Он, Тодор Далрей
Даргайский, должен был столкнуться с Большой Зеленью, Капустным Листом,  в
одиночку.
     - Ты сказал, что это только часть, Тодор. В таком случае...
     - Ты не понимаешь.
     Стражники Хонши приблизились к ним с бронзовыми овальными  щитами.  У
остальных были дротики.  Двое  очень  осторожно  предложили  им  их  мечи,
рукоятками вперед. Престин взял свой, и сразу же Хонши, предложивший  его,
отскочил назад, изрыгая "Хошу" как пробитый паровой котел.
     Далрей взял свой меч, но не стал вертеть им, чтобы проверить вес, или
пытаться нанести для этого удар-другой. Он  просто  держал  его,  опустив,
сбоку, и лицо его было зеленым.
     Престин,  рассекая  воздух  взмахом  меча,  посмотрел  на  Далрея   и
почувствовал, как кровь отхлынула от его  собственного  лица.  Если  такой
сильный человек, как Далрей, выглядел таким образом...
     Крюк на конце стрелы крана,  управлявшийся,  как  они  могли  видеть,
меланхолическим слугой в одежде из бумажной ткани  из  зарешеченной  ложи,
спустился и вошел в кольцо на  вершине.  Стражники  Хонши  покинули  арену
очень быстро, очень проворно, разместившись фалангой во  входном  туннеле,
видимом через тяжелые пластиковые перегородки.
     Теперь Престин и Далрей стояли на  арене  одни.  Большие  пластиковые
экраны поднялись из щелей перед  первым  рядом  сидений,  образуя  круглый
барьер.
     Цветочный горшок стоял точно в центре арены.
     - Назад, - глухо произнес Далрей. Затем он расправил плечи. - Нет.  -
Он положил левую руку на правое запястье и держал его, сглаживая дрожь.  -
Нет, друг Боб. Я буду атаковать  в  самый  первый  момент.  Есть  шанс.  Я
немедленно начну действовать. Ты должен делать то, что можешь.
     - Хорошо. - Престин не понимал, но все же соглашался,  чувствуя,  что
Далрей не хотел объяснять то, что должно было произойти - не хотел  думать
об этом.
     Мелноун, грубо хохоча и лаская свою женщину, громко крикнул:
     -  Поднимай  крышку,  Тони!  -  его  усмешка  была  похожа  на   звук
раздавленного перезрелого персика. - Смотрите вниз! Начинается веселье!
     Все вокруг арены дрожало от возбуждения. Престин слышал, как делались
ставки на время, которое продержится охотник и тот, другой - его  к  этому
времени приучили в жизни быть другим.  Он  почувствовал  головокружение  и
потряс головой. Крюк рванулся вверх и поднял раскачивающуюся банку-колокол
в воздух. Мужчины и женщины закричали. Далрей прыгнул вперед, высоко держа
меч.
     И растение зашевелилось.
     Оно извивалось по кругу, как щупальце. Оно отошло назад и  уклонилось
от сильнейшего удара Далрея. Охотник вздохнул, и это был  вздох  усилий  и
страха.  Растение  хлестнуло   обратно   и   обвило   тело   Далрея,   как
кошка-девятихвостка - за  этот  короткий  промежуток  его  конец  вырос  и
разветвился. Престин, шокированный, наблюдал, как он рос и рос все дальше,
ветвился и разветвлялся. Лоза опять хлестнула  Далрея.  Он  поднял  меч  и
перерубил стебли, но они успели его  повалить.  Всхлипнув  от  усилия,  он
поднялся на одно колено, когда лоза поймала его в петлю. Престин, дрожа от
отвращения, заставил себя прыгнуть вперед. Он рубанул, словно у  него  был
топор. Он хлестнул по трем сжимающимся петлям, державшим Далрея,  и  резко
дернул его за руку. Далрей взмахнул  мечом  рядом  с  головой  Престина  и
прорубился через лозу, обвившуюся вокруг его шеи; его меч прошел менее чем
в дюйме от уха Престина.
     - Спасибо, Боб, - выдохнул Далрей. - Теперь назад.
     Вместе оба мужчины отползли в сторону,  половину  пути  преодолев  на
четвереньках  и  половину,  поскальзываясь  на  бетоне;   они   продолжали
отбиваться паническими ударами, усеивая пол корчащимися зелеными усиками.
     - Чертов двигатель этой  твари!  -  сказал  тяжело  дышащий  Престин,
подставляя себя под сквозняк; пот лил с него градом.
     - Нет, Боб.  Не  двигатель.  Просто  быстрый  и  огромный  рост.  Это
маленькая Ломбокская Лиана,  младший  брат  некоторых  из  них  в  Большой
Зелени. - Оба мужчины  отошли  на  противоположный  край  арены,  наблюдая
оттуда, как лоза извивалась из своего горшка, волнами набегая на  бетон  и
разыскивая их вслепую.
     - Маленькая! Но посмотри,  как  она  растет!  С  такими  темпами  она
заполнит всю арену. - Престин тяжело дышал. - Но как она может -  в  горке
не может быть достаточно материала для строительства клеток, даже если там
одна пища...
     - Валчини знают все о Капустном Листе, Боб. Если появляется  хотя  бы
малейший  признак  ослабления  из-за  недостатка  материалов,  они  просто
добавляют ее. Они не так глупы, как она.
     - Но что мы можем сделать?
     - Я испортил наш лучший шанс.  Когда  Лиана  еще  молода,  ты  можешь
иногда срубить ее под корень, но она просто начинает расти опять. Я  хотел
извлечь ее из горшка...
     - Можем ли мы попробовать это? - Престин наблюдал  за  длинным  усом,
ползшим по бетону, отыскивая их, и метавшимся по кругу, как сверскоростной
вьюнок. - Мы не можем просто стоять здесь и позволить ей задушить нас!
     - Ты чувствовал силу ее стеблей - эти мечи могут перерубить маленькие
стебли, но большие... - Далрей покачал головой.
     - Затем он медленно сказал:
     - Я знаю историю о короле Клинтоне, о том, как он убил Лиану-Нарвал -
она в пять раз громаднее и мощнее Ломбока. Мы учили эту историю  во  время
уроков английского; она всегда была самой любимой, и дети дрались  за  то,
чтобы почитать ее и блеснуть своим английским, - но... но - мы  не  король
Клинтон, - подавленно закончил он.
     Теперь цветочный горшок был  полностью  скрыт  извивающимися  лозами,
которые делились и распространялись, стелясь, чтобы  подавить  рост  своих
листьев. Лиана была убийцей, Престин знал  это,  так  как  он  ясно  видел
недоразвившийся рот, расположенный на уровне земли в горшке. Если этот рот
рос с такой же дикой плодовитостью, что и все растение, оно сможет усвоить
человека целиком.
     - Король Клинтон объяснял  о  паразитирующих  и  вьющихся  организмах
вашей Земли, - сказал Далрей, говоря  чуть  торопливо,  но  говоря,  понял
Престин, чтобы держать занятым свой мозг и удержаться от крика. -  Она  не
то же самое, что  и  Раффлезия,  которая,  к  счастью,  редкость  по  всем
подсчетам. Она больше похожа на обычный Непентес, который приспособлен для
плодородной  почвы.  Но  шипы  во  рту  и  явная  мускульная  сила  крышки
действительно пугают в Ломбоке...
     - Если мы подойдем слишком близко, и этот рот закроется...
     - Совершенно верно.
     Престин приподнял меч, взвешивая его. Ближайший ус полз по  бетону  в
трех футах от них. Продолжительные крики  с  мест  во  время  их  короткой
стычки с лозой ослабли до редких криков, пронзительных насмешек, свиста  и
воодушевляющих выкриков типа: "Идите к ней со своими мечами, трусы."  и  в
этом духе.
     - Я понял, как мы можем устроить все другим путем. - Престин медленно
двинулся вокруг арены. - Готов ли ты пойти на любой  риск,  Далрей?  -  он
засмеялся. - У нас, правда, нет выбора.
     - Я готов пойти на что угодно.
     - Мы захватим эту толстую жабу, этого  Мелноуна.  Если  они  захотят,
чтобы он остался жив, они пойдут на переговоры.
     - Но барьер, Боб!
     - Ты подсадишь меня на спине. Я смогу подтянуть тебя на своем  ремне,
и вместе мы будем держать этого толстого слизня на кончике меча. Они могут
не любить его, но если он босс...
     - Я полезу наверх, Боб. Я охотник.
     Престин благоразумно не ответил. Они сделали  круг,  перерубая  лозу,
если она подбиралась слишком близко, и с подергиваньем в нервах и  страхом
наблюдая, как она растет, подобно джину, из своего горшка.
     Оказавшись  напротив  Мелноуна,  они  услышали  его  хриплый  смех  и
презрительные, насмешливые советы.
     - Бесполезно убегать, мои забавные  друзья!  -  его  итальянский  был
столь же плох или даже хуже, чем Далрея; он не был итальянцем по рождению.
- Почему бы вам не остановиться и не сразиться, как мужчинам? - он  хрипло
прочистил горло, наслаждаясь шуткой.
     Престин нагнулся.  Далрей  зажал  свой  меч  между  белыми  зубами  и
поднялся по спине Престина на верх  пластикового  противолозового  экрана,
как олимпийский участник барьерного бега. Когда Престин  поймал  свисавший
пояс и начал карабкаться наверх, он услышал, как арена изверглась бедламом
криков и воплей.  Далрей  спрыгнул  на  сидения,  прорубился  между  двумя
съежившимися от страха Валчини, прогнал женщин с дороги и обвил свою левую
руку вокруг толстой  шеи  Мелноуна  -  все  одним  плавным  движением.  Он
драматически поднял меч к уху Мелноуна.
     Перекувыркнувшись вслед за ним, Престин ударил  одного  из  мужчин  в
живот и увернулся, когда еще один набросился на него. Он не понял, что его
меч вошел и вышел, пока  он  бежал,  тупо  глядя  на  ярко-красную  кровь,
испачкавшую его кончик. Он  никогда  не  думал,  что  он  будет  себя  так
чувствовать, когда убьет первого в своей жизни человека -  он  никогда  не
думал, что этот первый будет. Он был  слишком  занят,  чтобы  беспокоиться
сейчас о смысле.
     Женщина пронзительно взвизгнула:
     - Он схватил шефа! Он собирается убить Мелноуна! Помогите! Помогите!
     Волнение усиливалось. Престин придвинулся  к  Далрею  и  почувствовал
отвратительный запах Мелноуна. Он сморщил нос.
     - Это слишком далеко заходит, Боб. - Далрей  пододвинул  кончик  меча
ближе к уху Мелноуна. - Скажи им!
     - Если вы причините нам вред, - крикнул Престин на  своем  твердейшем
итальянском. - Мелноун умрет!
     Ус лозы перевесился через экран. Стражник Хонши стоял рядом с  ним  с
опущенным мечом, слишком оцепеневший для того, чтобы  отрубить  его,  что,
очевидно, было его обязанностью. Престин засмеялся.
     - Смотри! - крикнул он и взмахнул мечом. Лоза  упала  обратно,  а  ее
кончик свалился на сидение. Стражник побежал.
     - Ты идиот! - злобно пробормотал Мелноун. -  Не  оставляй  ее  лежать
здесь! Брось ее назад, на бетон! Ради Амры, брось ее назад!
     Далрей наклонился  и  тыльной  стороной  головки  эфеса  меча  ударил
Мелноуна по лицу. Толстяке вздрогнул и застонал.
     - Клянусь Амрой! Никогда больше не произноси это грязное имя! Клянусь
Амрой, я выпущу тебе кишки!
     Очевидно, противостояние религий, отметил Престин и тут же  забыл  об
этом, когда появилась вторая лоза, внутри сидения!
     - Ломбокская Лоза освободилась! -  завопил  мужчина  рядом.  За  этим
последовала спешка, безобразная спешка, когда мужчины и женщины визжали  и
дрались за то, чтобы выйти. Лоза поднималась, и Престин  сразу  же  увидел
разницу в размерах и свирепости. Размеры Ломбока на арене контролировались
цветочным  горшком.  Эта  новая,  росшая  с   неимоверной   скоростью   из
отрубленного кончика, не  имела  ограничений.  Поглощая  грязь  и  осколки
бетонного щита под каждым рядом, она росла и пускала  вокруг  петли.  Один
стражник Хонши, бежавший слишком медленно, был пойман и утянут к основанию
растения  под  сидениями.  Он  кричал  до  тех  пор,  пока  его  крики  не
оборвались, когда он был с громким хрустом раздавлен.
     - Убирайтесь... прочь... - прохрюкал  Мелноун  сквозь  руку,  обвитую
вокруг его шеи.
     - Мы лучше выберемся отсюда, Тодор! Неси Мелноуна! Он - наш заложник!
     Они бежали вниз по рядам, с Мелноуном, влачимым между ними, и  лозой,
извивавшейся и раскачивавшейся  рядом.  Первая  лоза  уже  перекинулась  в
дюжине мест через барьер и пустила свежие корни. Скоро вся арена вплоть до
прозрачной крыши будет сплошной массой лианы.
     Престин не имел представления о  том,  куда  идти.  Он  направился  к
сводчатому проходу, возле которого сумасшедшая толпа Валчини сражалась  за
то, чтобы выйти. Он не видел другого выхода. Никто не обратил  на  них  ни
малейшего внимания, когда они наконец прошли через него. Лоза наступала им
на пятки. Никто не остановился, чтобы захлопнуть дверь.
     - Это показывает тебе, Боб, каковы Валчини  на  самом  деле.  Они  не
пытаются спасти своего шефа, они даже на закрыли дверь! - Далрей захлопнул
ее ногой. Престин ударил Мелноуна, когда тот пытался бежать. Они осмотрели
все коридоры.
     - Во всяком случае, я полагаю, что  если  мы  оставим  у  себя  этого
толстого слизня, мы сможем поторговаться  с  ними,  когда  к  ним  верится
разум.
     - Согласен.
     Они прошли около десяти ярдов  по  первому  коридору,  когда  Мелноун
громко и хрипло засмеялся. Прямо перед ними из бокового прохода  появились
шестеро мужчин.  Все  они  были  вооружены;  у  пятерых  были  современные
автоматические винтовки, судя по их  виду,  бельгийские  "FN",  а  шестой,
очевидно, главный из них, имел автоматический девятимиллиметровый  маузер.
Он притворно небрежно взвешивал пистолет, и первое впечатление, которое он
производил, было впечатление падения и  порока.  Его  слишком  щеголеватые
широкие желтовато-коричневые штаны, его узкое лицо, редкие черные  волосы,
редкие усы и узкие, похожие на крысоловку губы - все вызывало  в  Престине
отвращение.
     Мелноун внезапно метнулся назад, против руки Далрея.
     - Пожалуйста, - сказал Мелноун, - давай поговорим... - он  с  бешеной
беспомощностью  вырывался  из  рук  Далрея.  -  Пожалуйста,  Чино.   Давай
поговорим.
     - Ты Роберт Инфэми Престин? - спросил Чино.
     Престин, уже привыкший к поразительным событиям, кивнул.
     - Вам, я думаю,  -  заботливо  сказал  Чино,  -  не  понадобится  ваш
заложник. Ты важный человек, Престин, в своем праве. - Чино поднял маузер.
Мелноун завопил. Далрей оттолкнул его, сбитый с толку.
     Чино выстрелил точно в голову Мелноуна,  забрызгав  Далрея  кровью  и
мозгами.
     - Идем со мной, Престин. И возьми с  собой  своего  друга.  -  Маузер
покачнулся с властностью, которой Престин не мог не повиноваться.



                                    8

     Стиснутые Чино и его молодцами, Далрей и  Престин  быстро  прошли  по
коридору и вошли  в  маленькую  цилиндрическую  камеру.  Раздвижная  дверь
закрылась. Пол дрогнул и начал быстро  подниматься.  Далрей  схватился  за
Престина, его лицо не выражало особого  удовольствия  от  переживаемых  им
ощущений.
     - Лифт, - сказал Престин. - Мы поднимаемся вверх.
     - Эти охотники смертельно боятся науки, - с  насмешкой  сказал  Чино.
Этот человек заставлял Престина чувствовать, что жизнь  иногда  не  должна
приниматься во внимание.  -  Мы  поднимаемся  внутри  одного  из  Сорбовых
деревьев. Они одни из самых больших в дождливом лесу.
     - Дождливый лес, - сказал Престин. - Большая Зелень, Большая Поросль,
Капустный Лист. Понимаю.
     - Мы прямо в его середине... - бледность  Далрея  по  краям  отдавала
зеленым. Престин хотел помочь Даргану, но чувствовал, что, что  бы  он  не
сказал, не принесет никакой пользы. Он  держался  подальше  от  Чино;  the
contrast between two men could be served as a model for ying and yang...
     Лифт остановился после, казалось, чересчур  большого  подъема  внутри
дерева. Престин начал думать, не одурачили ли его что дождливый лес не был
бассейном Амазонки, как он себе представлял. Для него, городского  жителя,
образ   джунглей   всегда   содержал   в   себе   романтический   соблазн,
зелено-золотую надежду на неизвестные и любовные приключения.
     Они вышли, как только открылась дверь, с Чино, важно идущим  впереди.
Далрей держался рядом с Престином, который не  испытывал  никаких  удобств
из-за перестановки их ролей. Перед ними по кругу протянулись окна, окружая
надземную платформу, как обзорное стекло.  Престин  понял,  что  платформа
была круглой конструкцией, укрепленной на стволе дерева,  как  леденец  на
палочке. Он последовал за остальными, вместе  с  Далреем,  державшимся  на
полшага позади него, и пересек платформу, чтобы посмотреть из окон.
     Его  не  дурачили:  он  на  самом  деле  смотрел  с  верхнего  уровня
настоящего дождливого леса. Медленно, с возрастающим пониманием и страхом,
он осознал, каков был реальный рост этих деревьев. Он не мог судить об  их
высоте, так как  не  было  просветов,  через  которые  он  мог  видеть  на
достаточно большом расстоянии то, что он считал землей -  или  это  просто
был еще один уровень деревьев джунглей? Но группа гигантов ранее  упала  и
была теперь обвита лианами,  лозами  и  паразитами  всех  сортов;  просвет
разрывал вечную чащу джунглей, пропуская внутрь  длинные  лучи  солнечного
света. Престин мог только догадываться о высоте, на которой  он  оказался.
Тысяча футов? Это казалось невозможным; но он помнил поездку  на  лифте  и
видел своими глазами уменьшающиеся перспективы.
     Птицы и ярко окрашенные летающие животные  порхали  между  деревьями.
Сорбовыми деревьями, должно быть, были те, вершины которых  были  увенчаны
кустистыми  мячами  для  гольфа.  Они  прорастали   тут   и   там   сквозь
нагромождение зелени, образовывавшей самый верхний уровень сплошного леса.
Если посмотреть вниз на эту кустистую  серию  вершин  деревьев,  то  можно
вообразить, что это сплошная поверхность, по которой можно гулять с той же
легкостью, что и по поросшему травой полю.
     Он, конечно, знал, что  поверхность  существовала  только  как  тесно
связанная, но все же рассеянная культурная среда; никто не смог бы по  ней
прогуляться. Там, где этот полог  обрывался  и  через  него  просачивалось
солнце, растения росли алчно и безумно,  с  почти  видимым  стремлением  к
свету. Перед тем, что  находилось  в  нижней  чаще,  останавливалось  даже
воображение. Он знал, что биологическое  сообщество  земного  тропического
леса должно содержать как минимум пять уровней деревьев.  Глядя  вниз,  он
мог  видеть  три  отдельных,  связанных  уровня,  где  отдельные   деревья
достигали пределов своего роста - он не побеспокоился о том, чтобы узнать,
сколько из тех, что были на том уровне, могли в будущем оказаться на этом.
При изобилии воды и солнечного света все остальные  могли  быть  безопасно
оставлены на волю природы, Здесь, в Айруниуме, с тем же успехом, что и  на
Земле.
     - Странно, не так ли, - сказал Чино со  снисходительной  усмешкой.  -
Как внезапно обрывается лес - почти там же, где начинается саванна. Ответ,
конечно,  в  том,  что  разделяющая  линия   отмечена   началом   скал   с
месторождениями драгоценностей. Мы живем в Большой Зелени, потому что  это
для нас безопаснее. - Он небрежно махнул маузером,  и  Престин  с  Далреем
двинулись дальше. - Но мы  производим  горные  работы  в  саванне.  Будьте
любезны, сюда.
     - Эта Ломбокская лоза, - сказал Престин, испугавшись.  -  Она  растет
там, снаружи?
     Чино хихикнул.
     - Это был еще ребенок. Внизу, в Большой Зелени, растут  действительно
большие Ломбоки и Нарвалы. Мы постоянно проверяем наши  деревья,  как  эту
Сорбу. Ягода душителя может пустить ростки из грибкового паразита довольно
высоко на дереве, спуститься вниз на землю, убить дерево и  завоевать  его
место под солнцем. Нам не нравится, когда это  случается  с  деревьями,  в
которых мы живем.
     - И это безопаснее, чем жить на открытой земле?
     - Разумеется, для нас это безопаснее, так как у нас есть  технология,
чтобы совладать с этими безмозглыми  растениями.  -  Чино  извлек  помятую
пачку сигарет и вытряхнул одну. - Куришь?
     - Нет, спасибо. - Престин не добавил: "Это игра для простаков".
     Они шли вдоль обзорной стены  ограждения,  пока  не  оказались  перед
короткой лестницей, идущей вверх.  Итак,  собственно  надземная  платформа
имела более, чем один уровень.
     - Ты, - сказал Чино Престину, - вверх. Ты, - Далрею, - жди  здесь.  -
Сигарета, пока он говорил, двигалась  между  его  губами  в  модном  стиле
тридцатых.
     Престин взобрался вверх по ступенькам, удивляясь, какая еще  мерзость
ожидала его. Он не  забыл  ни  Мелноуна,  ни  страшную  щупающую  лозу,  и
чувствовал острую заинтересованность в этом неотвеченном вопросе.
     Ступеньки завершились маленькой прихожей, почти  непримечательной,  и
он направился прямо к двойным дверям на ее конце. Они распахнулись от  его
толчка, и он услышал плеск воды и мягкий девичий голос, говоривший:
     - Входи, Боб.
     Это, сказал он себе не без юмора, должно быть интересным.
     Он  вошел  и  забыл  о  своем  легкомыслии;  он  застыл  на   пороге,
ошеломленный открывшейся перед ним картиной.
     Вне сомнения, вся эта сцена была подстроена. Античная Греко-Романская
статуя, чувственная в своей чистой  белизне  линий,  стояла  на  мраморном
полу. Тонкий туман благоухающих паров томно извивался из ванной, где,  как
Диана среди своих дев, лежала наполовину погруженная в  благоухающую  воду
девушка. Ее конечности и тело сияли  здоровым  розовым  светом,  ногти  на
пальцах ее ног отсвечивали бесстыдным алым. Ее темные волосы, перевитые  и
усыпанные  драгоценными  камнями,  не  были  заключены  в  нелепую  ванную
шапочку. Три меднокожих служанки, почти столь же обнаженных,  что  и  она,
растирали ее, одна мазями, другая чрезмерно большой губкой,  и  последняя,
деликатно используя щетку из слоновой  кости  для  растирания  тела  после
ванной. Они смеялись громким, гортанным смехом, пока  он  стоял  там,  как
неотесанная деревенщина.
     Из скрытого источника экстравагантно лилась музыка; Это была  легкая,
плавная музыка в четверть тона, легко забывающаяся, но создающая атмосферу
полного расслабления.
     - Ты немного рановато,  Боб.  Но  ты  не  будешь  возражать,  если  я
заставлю тебя ждать, не так ли?
     Ее голос, гладкий и явно неутонченный, очень понравился Престину.  Он
теперь  смотрел  на  нее  открыто,   сознавая,   что   она   беззастенчиво
наслаждается его смущением. Она стоила того, чтобы на нее смотреть,  с  ее
темными волосами, фиолетовыми глазами и ртом, который,  должно  быть,  был
красным, как вишня, мягким и надутым.
     - Я бы хотел, чтобы ты мне сказала, что все это значит?
     - Конечно, Боб. Вот почему я просила тебя подняться сюда. Я  надеюсь,
Чино нашел тебя в полном порядке?
     - О, да. Он нашел меня. Он также нашел маленькую раболепную тварь  по
имени Мелноун...
     - Мелноун был придурком! - жестко  сказала  она  и  затем,  с  мягкой
улыбкой и плеском воды, она стерла эту жесткость звенящим смехом  веселья.
В  ванной  вспенилось  мыло  и  алые  ногти  исчезли;  колени  -  покрытые
неизбежной рябью - появились на их месте. - Он больше не приносил  пользы.
Все Валчини думают только о своем ужасном спорте.
     - Ты не Валчини, следовательно?
     - Боб!
     - Нет, я понял, что нет. - Он прошел немного  дальше  в  комнату,  по
дорогим на вид, разбросанным по полу  коврикам.  -  Тебе  больше  не  было
пользы от Мелноуна и, каким бы слизнем он не был, ты избавилась от него. -
Он мягко засмеялся. - Как раз, когда я проходил мимо.
     Она была воистину прекрасным созданием.  Пена  в  ванной  мешала  ему
видеть большую часть ее тела; но огонь ее глаз,  негодующий,  обиженный  и
молящий, ее рука, столь серьезно  протянутая  к  нему  над  краем  ванной,
плывущая над ней аура личности, все в сочетании  могла  принадлежать  лишь
женщине из женщин. Престин безошибочно  ощущал  тот  эффект,  который  она
произвела на него.
     Меднокожая служанка гибко  поднялась  и  принесла  газовое  покрывало
цвета морской волны, держа его наготове для  девушки  в  ванной.  Принесли
полотенца. Несмотря на  свою  натуру,  несмотря  на  собственные  правила,
Престин не смог сдержаться и не посмотреть, когда девушка  поднималась  из
ванной. Он, конечно, ничего не увидел. Никто бы не увидел.
     Закутанная в покрывала и полотенца,  она  направилась  к  кабинке  из
непрозрачного стекла, в которую шел свежий горячий воздух.
     - Ты еще не назвала мне свое имя, - сказал он.
     - О, Боб... - покрывала и полотенца упали на пол, когда  она  подняла
руки над стеклом. Смутный силуэт очаровывал Престина, но он  хотел  знать,
что она имела ввиду.
     - Что ты хочешь сказать этим  "О,  Боб"?  Ты  знаешь,  кто  я  такой.
Потому, что мы вырвались с арены, у тебя появился предлог убить  Мелноуна.
Ты приказала привести меня сюда. Тебе должно быть  что-то  нужно.  К  чему
быть такой уклончивой в ответах? - он повернул голову. - Чино там,  внизу,
со своими молодцами. Что тебя сдерживает?
     Ее служанки помогли ей одеть огненный халат. Если она что и одела под
него, Престин не заметил, как она это делала. Она подошла  к  нему  легким
подпрыгивающим шагом, завязывая изогнувшуюся дугой вокруг ее талии  ленту.
Ее лицо покраснело, но все еще было щепетильно накрашено,  и  оно  слишком
приблизилось к нему. Она была немного выше его плеча.
     - О, Боб! Конечно, ты знаешь, кто я?
     Он не имел ни малейшего понятия. Он надеялся найти  Фритси,  которая,
исчезнув,  оказалась  тут  где-то  рядом,  перенесясь  из  приземляющегося
Трайдента. Может, она разбилась среди деревьев и до нее добрался Ломбок  -
он закрыл глаза. Он пытался определенное время не думать об этом.
     Голос девушки мягко говорил ему в ухо, и он чувствовал ее дыхание  на
своей щеке, исходивший от нее свежий теплый запах ванной, чувствовал,  как
ее нежность начала оказывать на него  давление,  когда  она  поднялась  на
цыпочки.
     - О, Боб! Я ждала тебя здесь так долго,  чтобы  встретиться  с  тобой
после нашего разговора. Конечно, ты знаешь, кто я! Я Пердита! Ты  знал  об
этом все это время, не так ли, мой шаловливый мальчик?
     - Пердита? Графиня? Монтеварчи? - Престин расхохотался. Он взял ее за
руки и оттолкнул ее назад, глядя вниз на нежное, красивое лицо, смотревшее
на него - и видел, что нежность и красота были лишь тщательно  возведенным
прикрытием. - Ты! Графиня! - он  мягко  встряхнул  ее,  несмотря  на  свои
чувства. - Я разговаривал с графиней по телефону. Я узнаю этот  голос  где
угодно. Извини, крошка - попробуй на мне что-нибудь другое.
     -  Ты  дурак,  Боб!  -  она  вырвалась  и  промчалась  по  комнате  с
втянувшимся и ожесточенным лицом, утратив в  ярости  всю  свою  роскошь  и
изящество. - Что ты знаешь об измерениях? Вы, тщедушные земляне,  думаете,
что вы Повелители Мироздания! Но... вы... вы ими не являетесь!
     - Вы являетесь?
     Поток едких замечаний прекратился. Она, как змея, подняла  голову  и,
словно змеиный, ее язык высунулся и спрятался.
     - Мы властители измерений! Я Монтеварчи - имя, под которым я известна
здесь и в твоем мире. Это тело Пердиты,  которое  я  использую,  ее  мозг,
которым я думаю, ее глаза, которыми я тебя вижу, ее руки, которыми я  тебя
касаюсь... - она опять шагнула вперед. - Ее губы, которыми я тебя целую...
     Престин отстранил ее. Три служанки стояли у дверей, готовые бежать.
     - Мне не нужны твои поцелуи, графиня. Я не знаю, что ты имела  ввиду,
когда говорила о чьем-то чужом теле...
     - Это тело теперь мое! Я делюсь им и использую его...
     - Ну ладно. Ты повеселилась. Теперь я хотел  бы  вернуться  назад,  в
свой мир.
     - Ты отвергаешь меня?
     - Да, я отвергаю тебя. Я отвергаю то, кем ты являешься, то, за что ты
стоишь, то, кем являются твои приверженцы. Я хочу теперь вернуться  домой,
и мой друг...
     - Тодор Далрей Даргайский? Не беспокойся о  нем.  Он  уже  закован  в
кандалы и находится на шахте среди рабов.
     - Ах, ты кошка! - он резко рванулся вперед с  вертевшейся  у  него  в
голове мыслью о том, чтобы сблефовать перед Чино и  пройти  мимо  него.  У
него было полшанса на то, чтобы прорваться. Затем в дверях появился  Чино.
Его маузер служил той же цели, что и закрытая дверь.
     - Он не будет играть в эту игру, Чино. Ты знаешь, что с ним делать!
     - Да, графиня. - Чино ткнул маузером в  Престина.  -  Ты  пойдешь  со
мной.
     - Она не Монтеварчи... - сказал Престин.
     - Сейчас она Монтеварчи. -  Чино  опять  двинул  маузером,  его  губы
необщительно сдвинулись. - Смирись с этим, дружок.
     - Но что вам было нужно от меня?  -  Престин  теперь  понял  всю  эту
показную игру, которая несколько дней  назад  сбила  его  с  толку.  -  Вы
преследовали меня с тех пор, как исчезла Фритси.
     - Пусть Апджон тебя не  беспокоит.  Она...  зарабатывает...  себе  на
жизнь.
     Престин рванулся вперед и схватил девушку.
     - Фритси! Она жива! С ней все в порядке...
     Чино ударил его маузером по голове и, наполовину оглушенный,  Престин
отпустил девушку. Она, дрожа, рывком поправила халат.
     - Убери его прочь, Чино!
     С адским шумом в голове, Престин  был  отведен  вниз  по  лестнице  и
назад, на лифте внутри Сорбового дерева. Если  эта  девушка  действительно
была графиней, в таком  случае  он  представил  из  себя  довольно  жалкое
зрелище. Она предложила себя в обмен на что-то. Теперь, Престин знал  это,
ему предстоит делать то, что захочет Монтеварчи - без оплаты.
     Но Фритси была жива! И должна быть где-то рядом, если  только  словам
этой псевдо-графини можно было верить.
     Большая  часть   того,   что   вызвало   его   замешательство,   было
рассортировано, и Престин видел группы людей, стражников Хонши  и  обычных
охранников в щегольской униформе, в шлемах, с дубинками и  автоматическими
винтовками, поддерживающих порядок.
     Чино хихикнул.
     - Они облили этого Ломбока старой кислотой. Он сморщился, словно  его
обработали черти. Жаль, что я пропустил потеху.
     Престин мог себе это  представить.  Броски  и  раскачивание,  рост  и
сморщивание, цепляющееся за все, что можно, отступление, широко  раскрытый
рот и кислотные испарения... Любопытные вкусы, друг Чино...
     Поселение - как еще можно назвать вторжение культуры одного измерения
в другое - раскинулось частично внутри и частично за краем леса.  При  его
строительстве щедро использовался бетон, и пока они шли по мощеным улицам,
окаймленным большим количеством жилых домов, Престин видел отряды рабочих,
заделывающих проломы и заливающих в щели шипящую  кислоту.  Он  знал,  что
Валчини жили здесь по своему  выбору  -  хотя  на  некоторые  решения  их,
казалось, подтолкнула графиня - и он  знал,  что  для  этого  у  них  были
причины.
     Их рабы разрабатывали скалы, содержащие драгоценности.  Очевидно,  по
мнению Валчини, жить здесь было безопаснее, чем там.
     Он видел отряды закованных в цепи рабов, удрученно плетущихся из  или
в рудники. Он вспомнил попытку Далрея взорвать рудничную выработку,  и  он
знал, что для того, чтобы избавиться от Валчини сейчас, нужна как  минимум
армия.
     - Когда ты закуешь меня в цепи, Чино? - спросил он, удивившись своему
собственному тону. Отсутствие надежды и сознание полного  поражения  могут
действовать как наркотик, делая человека пьяным или апатичным.
     -  Ты  не  будешь  работать  на  шахтах,  падаль,  -  сказал  Чино  с
насмешливым  оскалом,  на  который  не   могло   быть   способно   обычное
человеческое существо. - Ты присоединяешься к Транспортной Службе.
     Подавляющая   близость   дождливого   леса   создавала    впечатление
миниатюрности всего вокруг них; никто никогда не смог бы сбежать  из  этой
зеленой чащи из ночного кошмара. Они вошли в бетонный домик с  несколькими
окнами и большой красной звездой над дверью, маскирующей его под офис,  но
даже внутри Престин чувствовал господство Капустного Листа.
     Их встретил суетливый маленький мажордом в изящном сером  костюме  из
какого-нибудь фешенебельного итальянского  магазина  готовой  одежды.  Его
лицо выражало льстивую услужливость, которая всколыхнула в Престине  волну
упрямого неповиновения. Чино пошевелил своим маузером.
     - Это хороший экземпляр, Сайрус. Он тот, кто  переслал  эту  девушку,
Апджон.
     Блеклый маленький человек потер руки в ростовщическом ликовании.
     - Так! Графиня слишком перегружает нас работой. Любая срочная помощь,
особенно в это время, будет очень кстати.
     -  Твои  заботы  растрогали  меня  до  смерти.   -   Презрение   Чино
просачивалось наружу.
     - Пошли со мной - как его зовут? Я слышал об этой девушке, но...
     - Престин. Роберт Инфэми.
     Маленький человек захихикал. Престин кисло отметил, что у  него  было
что-то похожее на чувство юмора.
     - R.I.P.? Он, он! Он пришел туда, куда нужно!
     -  Провались,  -  сказал  Чино,  засовывая  пистолет  в  кобуру.   Он
направился прочь, не посмотрев назад. Мысль о том, чтобы  проскочить  мимо
маленького субъекта и избавиться от него,  была  рассеяна  с  отрезвляющей
скоростью двумя стражниками Хонши, подошедшими, чтобы  эскортировать  его.
Сайрус пошел впереди подпрыгивающими маленькими шагами.
     Они прошли по плохим тростниковым циновкам,  лежавшим  на  бетоне  и,
совершенно  случайно,  Престин  обнаружил,  что   держится   в   ногу   со
стражниками,  в  то  время  как  Сайрус  подпрыгивал  впереди.   Атмосфера
секретности и тайны усилилась, когда они вошли в  маленькую  комнату,  все
освещение в которой происходило от голубых ламп,  расположенных  рядом  на
потолке.
     - Теперь тихо! - прошептал Сайрус.
     Тишина собора и стерильность клиники окружили их.
     На простом деревянном стуле сидел человек, закутанная в саван  фигура
с головой, опущенной на руки, нагнувшись  вперед  и  медитируя.  На  столе
перед ним лежала небольшая  горка  драгоценностей,  мрачно  сверкая  ярким
алмазным светом, образуя фокус яркости в комнате. Престин  заметил  смутно
вырисовывавшиеся фигуры стражников Хонши  в  отдалении,  в  тени.  Человек
сидел так, словно он был сделан из шпаклевки.
     Драгоценности были изящно  нагромождены  в  центре  нарисованного  на
столе желтого круга.
     Драгоценности исчезли.
     Престин прищурился.
     Сгорбленная фигура со вздохом откинулась назад, выпрямилась и провела
трясущимися руками по белым волосам. Человек повернул голову  так,  что  в
полосе голубого света оказались его небритые подбородок и щека,  установил
что-то, напоминающее голубую звезду, в свой зрачок, превратив свое лицо  в
дьявольски  ужасное.  Его  волосы  могли  быть  серыми,  понял  Престин  -
всеохватывающая голубизна делала  быструю  идентификацию  цветов  довольно
сложной - но они должны были быть белыми. Соответствие вещей  должно  было
сохраняться.
     Хонши - не стражник, а нечто вроде надзирателя  -  расположил  другую
горку драгоценностей в желтом кругу, щепетильно пересчитывая их. Они  были
подсчитаны его ассистентом с помощью маленького арифмометра,  подвешенного
на кожаном ремешке но его шее.
     - Все готово, Грейвс! - эхо твердого юного  голоса  с  металлическими
нотками,  говорившего  со  спокойной  властностью,  ударило  в  стену   из
громкоговорителя под глазком телекамеры. - Переноси, Грейвс!
     Но дрожащий человек отпрянул назад, его рука  поднялась,  словно  для
того, чтобы отвести удар, черты его лица исказились и стали  серо-голубыми
и ужасными.
     - Хватит! - прокаркал он. -  Мой  мозг  горит!  Хватит  -  дайте  мне
отдохнуть!
     - Две минуты, Грейвс! - сурово прозвучал металлический голос, со всей
наглостью юношеской властности. - Затем - переноси! Иначе ты  знаешь,  что
случится!
     - Да. - Грейвс, лишенный сил, откинулся на спинку  стула,  его  плечи
вздымались, а голова опустилась. - Да, я знаю.
     Теперь Престин понял, чему он был свидетелем; понял, что хотели Дэвид
Маклин и Монтеварчи; понял, почему девушка в ванной предложила ему себя; и
понял, с приступом душащего его клаустрофобического ужаса, что должно было
произойти с ним.
     Сайрус сказал:
     - У меня есть замена - если вы...
     Юный голос из громкоговорителя ответил:
     - Очень хорошо, Сайрус.  Вкатывай  ее  сюда.  А  ты,  Грейвс.  Иди  и
отдыхай. И запомни, Грейвс, - резко сказал голос, со злобой, от которой  у
Престина по коже побежали мурашки. - Завтра ты  перенесешь  вдвое  больше!
Иди, падаль.
     Стражники Хонши утащили Грейвса прочь; измученный,  разбитый  человек
висел между ними, его плечи обвисли, как колокольни дьявола.
     Сайрус указал на стул. Престин, не споря, сел. Он  остро  ощущал  все
эти  лягушачьи  глаза,   разглядывающие   его   с   типичной   хоншиевской
неэмоциональностью; их страх перед человеческим пленником ослаб  из-за  их
числа и того, что они окружили его.
     - Ну? - сказал он.
     - Желтый круг - это точное расположение  узловой  точки,  Престин.  -
Жесткий голос из громкоговорителя  заполнил  комнату  резким  эхом.  -  Ты
будешь переносить эти драгоценности через него. Ты будешь делать  это  для
графини, и они будет тобой очень довольна.
     - Интересное положение, - спокойно сказал Престин. Он чувствовал себя
дурно. - Но вы забыли одну вещь. Я не могу переносить вещи силой  воли.  Я
не знаю, как это делается.
     - Мы научим тебя, Престин. Ты можешь делать это, это  значит,  что  у
тебя ум Переносчика. С  тем  оснащением,  что  есть  у  тебя,  тебя  можно
научить. Я слышал об этой девушке, Апджон. Ты будешь хорошо  работать  для
графини.
     - Пока я не буду таким же измученным беднягой, как Грейвс?
     - Тебе предлагали альтернативу.
     Сайрус выкатил вперед установленный на тележке распределительный щит,
покрытый  прозрачными   высоковольтными   переключателями,   амперметрами,
вольтметрами, измерительными приборами, значение  которых  ускользнуло  от
Престина, и электродами на расширяющихся проводах. Сайрус поднял  электрод
и начал разматывать его. Он сказал Престину:
     - Это не причинит мне той боли, которую оно причинит тебе. - Он опять
хихикнул.
     Престин почувствовал, как к его рту подступила тошнота. Он  сглотнул,
закрыл рот попытался встать, но стражники Хонши держали его,  пока  Сайрус
затягивал электроды вокруг его рук, ног и спины. Его одежда  прошла  через
многие испытания с тех пор,  как  он  приземлился  в  Риме;  это  было  ее
последним унижением. Теперь он был одет в лохмотья.  К  тому  же,  у  него
отросла борода.
     Чувство юмора Сайруса теперь пробуждало в нем только кровавое желание
бить, рвать и убивать.
     -  Перенеси  эти  драгоценности  через  узловую  точку,  Престин!   -
металлический голос пронзил его, как пневматическая дрель.
     - Я не могу! - в ужасе сказал он, пытаясь вырваться.
     Электрический ток ударил его. Он замер в своей  позе,  оглушенный,  с
глазами,  похожими  на  бильярдные  шары.  Тут  был  больше,  чем   просто
электрический ток; он чувствовал свой мозг, как  отдельную  сущность,  как
отдельную от его тела вещь, как яйцо, жарящееся на сковородке.
     Стражники Хонши держали его в толстых резиновых перчатках. Он смотрел
вниз, его голова клонилась, его рот  истекал  слюной,  пока  ток  проходил
через него. Он никогда не сознавал, что  что-либо  может  причинять  такую
сильную боль.
     Когда это закончилось, он свалился на стул, как пластиковый пакет, из
которого вылили воду.
     - Это было одновременно для того, чтобы  воодушевить  тебя  и  помочь
тебе,  Престин.  -  Безличность  голоса  в   громкоговорителе   оскорбляла
Престина; он предпочел бы кого-то, на ком он  мог  бы  сфокусировать  свою
ненависть. Ненависть к громкоговорителю и телекамере была верным  путем  в
сумасшедший дом.
     - Я не  знаю,  что  делать!  -  сказал  он,  и  слышал,  и  испытывал
отвращение, и боялся ноты мольбы в его голосе.
     Ток ударил его снова.
     Он тяжело опустился на стул, когда он закончился, дрожа  и  чувствуя,
как пот стекает с его лба.
     - Что мне делать? - крикнул он.
     Ток...
     - Попробуй, престин.  Мы  поможем  тебе.  Сфокусируй  свои  мысли  на
драгоценностях. Используй свой божественный дар! Перенеси их! Сделай  это,
Престин!
     Ток ударил его... и он сделал это.
     Драгоценности исчезли.
     - Ах! - сказал Сайрус.
     -   Я,   -   сказал   отдаленный   стальной   голос    с    безмерным
самоудовлетворением, - всегда говорил, что палка сильнее, чем  морковь,  в
любое время.
     С кружащейся головой, дурно себя чувствующий и с болью во всем  теле,
Престин помотал головой.
     - Это убедительная демонстрация - но это не всегда так!
     Его беспричинно ударил ток, и он застыл неподвижно. Когда он  прошел,
жесткий юный голос сказал:
     - Это было за дерзость. Я не потерплю этого от падали.
     Следующие драгоценности были положены точно в желтый круг.
     Он не понял, как он сделал это, и не представлял себе, как он  сможет
перенести их вновь без этого дьявольского электрического  -  и  более  чем
электрического - тока. Он посмотрел на драгоценности. Они сверкали ледяным
блеском. Юный голос сказал:
     - Переноси, Роберт Инфэми! - и ток бросил его в узы агонии.
     Он перенес драгоценные камни.
     - Хорошо. Ты скоро будешь  переносить  без  моей  помощи.  Но  всегда
помни, Роберт Инфэми, когда ты будешь переносить в будущем - это  я  помог
тебе.  Ты  должен  благодарить  меня  за  это,  Престин.  Я  надеюсь,   ты
благодарен.
     - У меня нет никаких сомнений, - сказал Престин. - У меня нет никаких
сомнений, что я найду способ отплатить тебе.



                                    9

     Они экспериментировали с Престином.
     Они получали удовольствие  от  своей  работы.  Они  увеличивали  свои
усилия,  приказывая  ему  переносить,  постепенно  повышая  объем  и  вес,
подстегивая его стимулирующими машинными  электрическими  -  и  более  чем
электрическими - ударами тока, побуждая его к большей продуктивности.
     Когда он совершил перенос в третий раз и  его  пришлось  приводить  в
чувство водой и током, они отпустили его. Хонши утащили его прочь, бросили
на тюфяк в маленькой душной комнате и оставили там разлагаться; его голова
была словно ведро  с  горящими  помоями.  Он  спал,  словно  его  накачали
наркотиками, как, можно сказать, и было - он был  вырублен  мертвым  ходом
своих усилий. Он лежал там, где они оставили его, и едва шевелился.
     Он не знал, сколько прошло времени, когда он проснулся.  Почти  сразу
же, все-таки, когда он сел и с непристойным восклицанием приложил  руки  к
голове, он ощутил голод, жажду и боль. В его голове было  такое  ощущение,
словно ее  верхнюю  часть  неуклюже  отпилил  и  пришил  подмастерье.  Оно
напоминало ему о той  стальной  полоске,  кружившей  над  его  головой  на
автостоянке,  когда  их  готов  был  раздавить  вертолет.  Ему,  наверное,
пришлось потрудиться, чтобы перенести себя; в то же  время  он  ничего  не
заметил, когда отправил в это сумасшедшее место Фритси.
     Затем он услышал стаккато пулеметного огня.
     Из-за двери раздавались пронзительные  голоса.  Люди  кричали,  и  он
слышал злобные "Хошу! Хошу!", говорившие ему о том,  что  стражники  Хонши
ввязались в игру с дьяволом.
     Дверь с треском распахнулась, впустив ослепляющую вспышку  света.  Он
заслонил глаза, ожидая, что будет сразу же убит. Темные  фигуры  на  ощупь
вошли внутрь, и  он  услышал  взволнованные  голоса,  говорившие:  "Давай!
Пошли!" Они тараторили на итальянском, французском,  немецком,  испанском,
английском и каких-то еще языках, крича где-то за дверью.
     Престин встал, заразившись этим возбуждением, которое он мог  понять,
подумав о деревянном кухонном стуле и стимулирующей машине,  желтом  круге
узловой точки и горке зловещих драгоценностей. Он выбежал наружу.  В  дыму
выстрелов мужчины и женщины толкались и  пропихивались,  кричали  и  пели,
размахивая обломками брони Хонши, распевая и пируя. Он  смешался  с  ними,
толкался и мгновенно стал просто еще  одним  клочком  толпы,  разбросанной
потоками  неконтролируемого  движения.  Это  была   фиеста,   Марди   Гра,
революция, Ломка оков и крушение цепей.  Он  видел  разорванных  на  части
стражников Хонши, устилающих  канавы,  свисавших  с  флюоресцентных  ламп,
разбросанных повсюду.
     Толпа людей выбежала из бетонного бокового  туннеля.  Большинство  из
них были полуголыми; все в лохмотьях, размахивающие оружием,  пронзительно
кричащие, смеющиеся - некоторые из них - от силы выражения  своих  эмоций.
Перед ними бежали два стражника Хонши,  без  мечей,  с  развевающимися  на
высоких  конических  шлемах  "скальпами".  Один  из  Хонши   упал.   Толпа
прокатилась над ним, как лава.
     Хотя в толпе было огнестрельное оружие, они не  стреляли  в  Хонши...
Они ждали. Он увидел перед собой другую толпу,  отшатнулся  и,  колеблясь,
смотрел вокруг себя, наклонив свою отвратительную голову  с  этими  широко
расставленными, немигающими глазами. Толпа сблизилась.
     Из напряженной толпы внезапно полетело копье,  взмыв  вверх.  На  его
конце развевался пучок волос, весь в крови, которая капала с него.
     Толпа визжала, улюлюкала и приветствовала это громкими возгласами.
     Хотя сцена и вызвала в Престине отвращение, он не  мог  обвинять  их.
Обращайтесь с мужчинами и женщинами, как с животными, и вы можете  ожидать
от них звериной реакции, даже если вы утверждаете,  что  Homo  Sapiens  не
может так поступать.
     Ты сеешь насилие, братец, и ты пожинаешь насилие.
     Да, дружище.
     Престин внезапно улыбнулся. Он побежал вперед, вытянув руки.
     - Я знал, что революция не закончится случайно, как  только  появлюсь
я!
     Тодор Далрей, с окровавленной по локоть правой рукой,  с  мечом,  как
продолжением этой руки справедливости, обернулся.
     - Боб! Значит, они нашли тебя! Да, мы  были  заняты.  Революция  была
полностью подготовлена. Все, что я сделал, заключается в том, что я сказал
им, чтобы они начали ее сейчас.
     - Это все?..
     Лицо охотника стало более тонким, больше похожим на волчью морду,  но
торчащая борода тряслась от смеха.
     - Незачем беспокоиться, Боб. Все под контролем. Очень многие из  этих
людей из твоего измерения; хотя большинство отсюда. Дарганы  очень  быстро
поднимаются на восстание. Взять весь наш  караван  в  плен  было  ошибкой.
Графиня...
     - Да?
     Далрей внимательно посмотрел в глаза Престина. Его  собственное  лицо
имело удаленный, жесткий, похожий на судный день вид. Затем он сказал:
     - Она  сбежала  в  другое  измерение.  О,  они  поймали  и  убили  ее
измененное эго...
     - Измененное эго? Ты имеешь ввиду красивую молодую девушку с  темными
волосами и фиолетовыми глазами?
     - Я, слышал, что ты виделся с ней, Боб. И я верю,  что  она  тебя  не
соблазнила. Да, именно эту дьяволицу они  убили.  Ее  девушки-рабыни  были
слишком испуганы, но это было сделано. Были такие, которые  сочли  это  за
честь.
     - Могу представить, - прошептал Престин. Он подумал  о  той  девушке,
которая получала такое удовольствие от купания в ванной, которая  пыталась
соблазнить его, чтобы он работал на Монтеварчи.  Она  умерла.  Но  графиня
продолжала жить. Так, наверное, будет всегда, подозревал Престин.
     - В один прекрасный день графиня пожнет свой  собственный  урожай.  -
Далрей поднял меч, в то время как люди отходили, обтекая их. - Но есть еще
много работы. Хонши- и Трагоподобные должны быть выкурены из этого  места.
Затем мы сможем подумать о собственном будущем, и Даргай...
     - Послушай, Тодор. - Престин схватил Далрея  за  руку,  когда  Дарган
большими шагами направился прочь. - Девушка - ты знаешь, Фритси  Апджон  -
девушка, которая здесь работала на них, что бы это не значило. Ты или твои
люди видели ее? Это важно, Тодор.
     - Девушка?..
     - Подумай о Дарне, Тодор. Да, это важно - девушка!
     Катящаяся фигура, кашель и бульканье  почти  законченного  графина  с
вином возвестили о прибытии Ноджера. Он икал  и  улыбался.  Его  меч  тоже
блестел от крови.
     - Я убил эту змею Энрико, - решительно сказал он.  -  Но  его  братец
Чино сбежал в Большую Зелень. Значит, с ним тоже покончено.
     - Чтоб ему пусто было, - прорычал Далрей, перебирая пальцами  бороду.
Он размахивал мечом, кричал и люди целеустремленно двигались. - Мы  должны
проверить насчет этой девушки Боба...
     - Этот придурок Чино, - Ноджер вытер рот, приложился  к  горлышку,  и
вино опять потекло по  его  подбородку,  -  пытался  с  нами  торговаться.
Схватил девушку и пытался прикрыться  ею.  Конечно,  мы  его  не  слушали.
Энрико устроил из этого целое  представление;  но  он  так  плохо  работал
ногами, что даже такие старые кости,  как  мои,  смогли  сделать  из  него
котлету. Но Чино, сейчас...
     - Девушка, - сказал Престин. Он знал. Так должно было быть.  В  конце
концов, почему бы и нет? Мозг Чино работал именно  таким  образом  -  если
можно было назвать его животные реакции именем "мозг". - Фритси,  -  уныло
произнес Престин,  -  в  руках  у  Чино.  Она  должна  быть  у  него.  Она
единственная девушка, которой он может торговаться. В самом деле.
     - Извини, Боб... - Далрей, казалось, был искренне огорчен. - Но  если
он направился в Капустный Лист...
     - Сайрус должен знать, - сказал один из людей Далрея, который, должно
быть, долго простоял здесь.  Везде  вокруг  них,  на  открытых  местах,  в
туннелях и, возможно, в лифтах внутри Сорбовых деревьев, мужчины и женщины
двух миров приковали и преследовали Хонши.  Трагов  они  пристреливали  на
расстоянии. В День Свободы никто не хотел испытывать случай  и  пропустить
все веселье, оказавшись убитым.
     - Приведите сюда Сайруса, - крикнул Далрей. - Кто бы  он  ни  был,  -
добавил он.
     - Давай найдем тихое место, - сказал Ноджер. - Я испытываю сильнейшее
желание сесть и дать отдохнуть  этим  старым  костям.  -  Он  артистически
рыгнул.
     Его  Фальстафовские   действия   заметно   приуменьшились   в   своем
количестве, как только началось сражение: он не делал вид, что  сражается;
он сражался.
     Они нашли отгороженную комнату  с  видом  на  район,  где  начиналась
Большая Поросль, отделенная от города несколькими ярдами толстого  бетона.
Мужчины и женщины докладывали Далрею, который  со  своими  старейшинами  и
прочими лидерами начал рассортировывать проблемы. Далрей, в конце  концов,
не был королем Клинтоном.
     Сайрус был найден, приведен и брошен на дрожащие колени.  Он  пытался
пошутить, пока кто-то не ударил его.
     - Да, да, - пробормотал он, когда ему представили проблему. - Я знаю,
что он будет делать и куда он направится. Энрико, тоже...
     - Энрико, - сказал  Ноджер  сквозь  цыплячью  ножку,  подобранную  им
где-то, - последний раз видели с шестью дюймами стали в  кишках.  Они  ему
были очень к лицу.
     Сайрус слабо улыбнулся и позеленел еще больше.
     - Это он говорил тебе использовать стимулирующую  машину,  Сайрус,  в
узловой точке? - спросил Престин.
     - Нет! О, нет! Я не знаю, кто это был. Некоторые говорят, что это сын
графини, другие, что любовник. Он может быть кем угодно, откуда мне знать.
- Сайрус задрожал. - Мы никогда не видели его.
     - Коль уж ты знаешь, куда направился Чино, Сайрус, -  сказал  Далрей,
исследуя с необычайной заботливостью острие своего меча. -  Ты  не  просто
скажешь нам, где это. Ты проведешь нас туда.
     Сайрус затрясся.
     - Нет! Нет! Я не могу  идти  в  Поросль!  Подумайте  обо  мне...  Это
невозможно...
     - Если Чино смог туда пойти, то сможем и мы и ты тоже! Готовься!
     Престин посмотрел на Далрея. Сейчас, более чем когда-либо, он  понял,
что эта его поза побежденного дикаря имела основания - поза, умная уловка,
чтобы привлекать к себе минимум внимания.  Должно  быть,  между  рабами  и
свободными людьми поддерживалась связь, хотя Престин и не смог понять, как
она осуществлялась. Теперь Далрей говорил о  походе  в  Капустный  Лист  и
нисколько не дрожал. Престин присмотрелся поближе и весьма одобрил  это  -
и, парадоксально, еще больше испугался. Потому  что  он  видел,  что  хотя
Далрей почти так же сильно боялся дождливого леса,  он  сейчас  чувствовал
обязательства перед Престином и готовился их выполнить.
     Подгоняя Сайруса, они поднялись на лифте на вершину Сорбового дерева.
С ее плоской крыши, где в ожидании стоял вертолет, они  осмотрели  Большую
Зелень. С ними пошел итальянец, пилот вертолета, сильный смуглый человек с
бодрой улыбкой и все еще со следами ручных кандалов на запястьях. Они  все
осматривали зеленый ковер основной массы листвы, слушая Сайруса.
     - Графиня должна иметь свои измененные эго наготове. Чино  знал  это;
он думал, что сможет торговаться ими.  Вы  убили  одну,  но  эта  девушка,
Апджон, вместе с остальными, была в резерве. Она...
     Шокированный, Престин выпалил:
     - Что ты имеешь ввиду? Фритси - измененное эго? Объяснись, слуга!
     - Я не могу! Никто не может! - Сайрус съежился в  ожидании  удара.  -
Это темные истории. Слухи о некромантии. Я не понимаю. Но графиня стара, и
все же она может появляться как молодая женщина. Я не знаю, каким образом!
     - Если Чино взял вертолет, мы сможем найти его. -  Престин  посмотрел
на пилота. - Ты готов рискнуть, Пьетро?
     - И желаю найти этого дьявола. У меня к нему есть счет.
     Они погрузили в вертолет оружие  и  пакет  с  провизией  -  сразу  же
открытый Престином - и  взлетели.  На  борту,  кроме  Пьетро,  Престина  и
Далрея, были Сайрус и Ноджер.
     Машина взмыла вверх и понеслась над великим лесом.
     - Он направился в северную часть. Там есть  возможности  спастись.  -
Сайрус к этому времени уже смирился со своей судьбой.
     - Возможности спастись?
     - Запасы провианта на случай, если его вынудят бежать. Он может  жить
там, пока за ним не явится графиня. Это одна из причин, почему он взял для
нее измененное эго. Без одного из этих таинственных существ она не  сможет
путешествовать в измерениях.
     - Просто найди дьявола, - мрачно сказал  Далрей.  -  Забудь  всю  эту
мистическую чушь. Мой меч решит эту проблему.
     Но Престин, думая о Монтеварчи, не был так уверен.
     Над северными районами они уже могли видеть  огромные  ветви  леса  и
реку шириной в три Амазонки. И они  увидели  вертолет  Чино,  стоявший  на
похожей на мяч для гольфа вершине Сорбового дерева. Они сразу же рванули к
нему на полной скорости.
     Они приземлились,  описав  круг,  описав  круг,  на  плоской  вершине
дерева-дома.  Престин  схватил  автоматическую  винтовку  и  выпрыгнул  из
машины. Он чувствовал ледяной холод и сгорал от жары; он не помнил,  чтобы
он когда-либо чувствовал себя так раньше. Это  даже  не  значило,  что  он
любил Фритси - Марджи, в таком случае,  привлекала  его  больше  -  но  он
чувствовал, что Чино мог это обнаружить, и он хотел быть там лично.
     Они бросились вниз по лестнице. Этот дом в дереве был очень похож  на
остальные. Снизу раздался и  внезапно  оборвался  вопль  девушки.  Престин
слетел вниз по лестнице, с Далреем и Пьетро, следовавшими за  ним.  Ноджер
действовал не спеша.
     Они с топотом ворвались на огороженную перилами площадку  и  внезапно
застыли, подняв бесполезное теперь оружие. Их лица  побледнели,  когда  до
них дошло значение неожиданной сцены.
     Чино лежал на полу с полусорванной с  его  спины  парашютной  сумкой.
Фритси припала к земле рядом  с  ним,  одетая  в  остатки  очаровательного
халата огненного цвета. Траг держал ее за руки, связывая  их  и  одной  из
когтистых лап жестоко прижимая Чино к полу.
     Чино помешался от страха и бормотал что-то на своем языке. Престин не
мог понять его, но Ноджер хитро посмотрел на него.
     - Он наконец получил свое, - сказал старик. Престин поднял  винтовку.
Он прицелился в Трага.
     - Осторожно, - предупредил Пьетро. -  Этих  тварей  нужно  убивать  с
первого раза. Второго шанса у тебя не будет.
     - Ты можешь попасть в девушку! - предупредил Далрей.
     - Фритси! - позвал Престин. - Не двигайся. Когда  я  начну  стрелять,
ложись на пол. Поняла?
     Она увидела его.
     - Поняла, альф. Я держусь ровно, это все.
     Престин  держал  руки  настолько  свободно,  насколько   мог,   чтобы
прицелиться, но дрожь беспокоила его. Он сжал зубы и  прищурился,  пытаясь
сделать критику перед ним устойчивой. Солнце неприятно палило сверху.  Пот
лил с его лба. Он прицелился в горло Трага, надеясь  в  случае  отклонения
попасть в грудь или в голову.
     Его палец коснулся курка - и тут Траг дико заревел и атаковал.
     Престин выстрелил, и затем винтовка  была  выбита  из  его  рук,  как
игрушечное ружье из рук ребенка. Он тяжело упал на бок и ударился  о  пол.
Траг визжал, как испуганное стадо слонов. Он слышал крик Далрея, и  слышал
стаккато винтовки. Он бросился к Фритси, которая поднялась ему  навстречу,
и они столкнулись. Они соскользнули к краю  площадки  рядом  с  Чино.  Его
широкое, сумасшедшее лицо со злобой смотрело на них,  но  не  со  злобной,
цинической жестокостью старого Чино; он нес чепуху. Престин  заметил,  что
край приблизился, и схватился за перила, поймав веревки парашюта.
     Фритси цеплялась за его ноги. Сквозь дым  он  видел,  как  Траг  дико
молотил и бил Ноджера, бросаясь головой вперед.  Пьетро  стрелял  в  буром
дыму выстрелов. Далрей поднял меч, готовый метнуть его, если  представится
такая возможность...
     Фритси дышала с трудом.
     - Значит, это ты! Ты тоже попал в этот сумасшедший мир!
     - Да - я расскажу тебе об этом позже -  сейчас  я  должен  пробраться
туда и убить этого Трага.
     - Вот здесь я была, - сказала Фритси, все  еще  держась  за  Престина
хваткой утопающего. Она ни в коей мере  не  была  такой  спокойной,  какой
казалась. - Чино принес меня обратно сюда -  здесь  я  приземлилась  после
падения из самолета. Он не был приятной личностью.
     - Ты - с тобой все в порядке, Фритси?
     - Конечно. Графиня присматривала за мной. Она бы не допустила,  чтобы
со мной что-то случилось.  -  Она  пронзительно  засмеялась  и  затем  еле
сдержала слезы. - Виолет была убита. Я видела это. Бедная Виолет.
     - Пошли, Фритси - Траг...
     Пьетро выпустил весь магазин. Траг  размахивал  своими  когтями,  его
глубоко посаженные алые глаза поворачивались в его голове, весь его костяк
был налит первобытной жизненной энергией. Далрей громко и жестко крикнул и
взмахнул мечом.
     Престин  все  это  видел.  Он  видел  также,  что  веревки   парашюта
соскользнули с ослабевшего Чино, видел, как пол начал выскальзывать из-под
него, чувствовал его скобление по его груди. Он тщетно пытался  схватиться
за перила, а затем он и Фритси свободно падали в дождливый лес.
     Дом на дереве остался наверху,  а  снизу  поднимался  чистый  зеленый
полог.
     Фритси висела на  его  ногах,  и  ее  визг  разносился  с  нисходящим
пронзительным эхо вдоль всей трассы их полета.
     Он должен был вытащить их из этого, каким-то образом,  поскольку  они
не  могут  жить  без  защиты  в  Капустном  Листе.  Он  вскрикнул,   когда
почувствовал сжавшую его голову,  как  ломтик  бекона,  стальную  полоску,
угрожая пробурить ее.
     Над ними  простиралось  голубое  небо  и  несколько  туч.  Снизу  ему
улыбалась земля с пригородами Рима на юге.
     Он потянул за вытяжной трос парашюта.
     - Что мы скажем, когда спустимся вниз, альф?
     Он засмеялся. Он беспомощно смеялся, повиснув на парашюте, как Фритси
повисла на нем. Его не беспокоило, что они скажут. Полиция будет проводить
тщательный допрос, но публичные фигурные полеты прошли в эти дни в  полном
объеме. Во всяком случае, Дэйв Маклин и Марджи нуждались в  помощи.  Он  с
нетерпением ожидал увидеть их снова. Он каким-то образом  чувствовал,  что
они были живы, в порядке и ждали его.
     И, он почувствовал это с горячей искренностью, что Тодор  Далрей  был
еще жив и стоял с поднятым окровавленным мечом и мертвым Трагом у его ног.
Таких людей, как Маклин, Алек, Далрей и Ноджер, нелегко  убить.  Free  men
usually made more of  a  mouthful  than  Borgia-type  autocrats  like  The
Contessa di Montevarchi could swallow.
     Он не беспокоился, даже если бы она ждала его внизу лично.
     Солнце сияло, здесь была Фритси и здесь была Марджи. И здесь был Рим.
     Жизнь в этом измерении обещала быть приятно оживленной.
     Переносчик?
     Никогда о таком не слышал.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: