пойти погулять; потом она не хотела пить вино; позже она возражала, чтобы
я остался у нее на ночь. Но я был настойчив - не обижался на отказы,
убеждал ее ласковой речью и мудрыми аргументами. Читал ей стихи, говорил
всякие всякости. И когда на часах отстучало полночь, испросил разрешения
прилечь на соседней койке до утра.
К себе она легла в одежде, не раздеваясь. Я полежал на своей кушетке
минут пятнадцать, обдумывая, с чего бы начать "агрессию". Не придумав
ничего умного, просто подошел к ее кушетке и прилег рядом. Она и вправду
нравилась мне, и я с неподдельной лаской стал целовать ее чуть припухшие
губы. Постепенно, все более возбуждаясь, я раздевал ее и покрывал
поцелуями все новые части ее тела - шею, предплечья, груди. Она уже не
сопротивлялась - лежала в расслабленном изнеможении. Я раздел ее
полностью, быстро скинул одежду с себя и, раздвинув ее ноги, возлег
сверху. Мой дружок тыкался в поисках входа. Я помог ему пальцами и,
дернувшись всем телом, засадил внутрь. Она вскрикнула. "Неужели девушка...
была?" - обожгла меня мысль. Почему же ничего не сказала раньше? "Что
случилось? Тебе больно?" - спросил я ее испуганно. "Нет... Уже не больно",
- тихо прошептала она, обвила мою шею руками и горячими поцелуями стала
покрывать мое лицо. "Девушка так легко не перенесла бы этого", - успокоил
я себя и продолжал свое дело с достаточным усердием. Потом мы по очереди
бегали в ванную. В комнате света не зажигали. Снова постель и снова ласки
любви - на 3-й или 4-й раз она вошла во вкус и отдавалась уже с
наслаждением. О, годы молодости! Откуда брались силы?
Заснув уже под утро, изрядно помятые, но веселые,. мы поднялись ближе
к полудню. И вот тут то я увидел смятую простынь. На ней проступало
несколько засохших пятен крови. "Так ты была девушкой?" "Теперь это уже не
важно. Я счастлива", - и она, прильнув ко мне, поцеловала долгим и нежным
поцелуем.
Сколько я был с ней знаком? Она пробыла в моем городе четыре дня, все
ночи стали праздниками нашей любви. Потом она писала мне письма, я отвечал
ей короче, но тоже регулярно. Она не ставила мне вопрос о женитьбе. А я не
мог на это решиться. Своего жилья я не имел (жил вместе с родителями),
зарплаты инженера не хватало даже для меня. Я был совершеннолетним, имел
специальность и работу, но не мог считать себя самостоятельным. Постепенно
наша переписка затихла. Ее последнее письмо было закапано. Она писала, что
плачет и не видит возможности избжать разрыва, ей горько, что я такой
нерешительный, но она никого не винит.
Алена! Может моя мука по тебе это мой крест за женщин, которых я
оставил когда-то.
Второй раз это случилось при посредстве родственников. "Хватит тебе
бегать в холостяках, женись!" - говорили мне знакомые родственники. "Я не
против, найдите невесту", - отвечал я спокойно и искренне верил, что хочу
жениться. Однажны на одном семейном вечере мне указали на 18-летнюю
девушку. После ужина я предложил ей погулять по парку. Во время прогулки
выяснилось, что ей уже нарассказали про меня много хороших вещей и
рекомендовали как будущего мужа. Мы весело обсудили эту тему и к концу
прогулки уже несколько раз поцеловались. Чтобы продолжить положенные
жениху ухаживания, я предложил ей на следующий день прийти ко мне домой.
Она была студенткой и, сбежав с последних занятий, пришла ко мне в
полдень. Родители мои работали до вечера. Я в это время имел сменную
работу и поэтому находился дома.
Итак, она вошла ко мне домой. Рекомендации родственников сделали свое
дело - она уже мысленно считала себя моей невестой и потому почти не
сопротивалялась моей настойчивости. Зацеловав ее до головокружения, я снял
с нее трусики, приспустил свои бруки и, взяв в свои ладони ее ягодицы,
насадил сокровенным местом на свой кол. Она заплакала в голос от боли, и я
почувствовал, как мокро у меня на шее от слез, а на ногах от крови.
Хрупкое женское существо подрагивало у меня в руках. "Любимая!" - выдохнул
я от безмерной благодарности. Потом мы пили шампанское, которое оказалось
у меня в холодильнике.
Я жил с ней почти полгода. Мы встречались, таясь от родителей,
урывками. В постели у нас царило полное удовлетворение - мы прошли целый
этап, перепробовав множество поз. Но, что касается совместной жизни, то
чем больше я узнавал ее, тем тяжелее мне становилось от мысли, что я
должен на ней жениться. Нет, она была славная, порядочная молодая женщина.
Но у нее был какой-то унылый безвольный характер. Я чувствовал, что не
могу подолгу находиться возле нее - ее пессимизм угнетал. Я долго мучился,
испытывая угрызения совести за то, что лишил ее девственности до свадьбы.
Она к этому относилась серьезно, и несколько раз повторяла, что отдалась
мне только потому, что мы поженимся. И вот однажды я решился - сказал ей,
что мы расстаемся. Она горько заплакала. Я убеждал ее, что наше
расставание пойдет на пользу нам обоим. Она не отвечала и плакала навзрыд.
Потом мне рассказали, что целый год она жила, как во сне. Еще через
год однокурсник сделал ей предложение. Она стала чужой женой, и больше я
ничего не слышал о ней.
По ночам меня часто преследует один и тот же сон. Я вижу шеренгу
женщин, с которыми я жил. Они выстраиваются в ряд в хронологическом
порядке, и, следуя от одной к другой, я всматриваюсь в их заплаканные
лица, стараюсь вспомнить их имена, вспомнить что-то хорошее в наших
отношениях - то, что стало бы им утешением, а мне прощением.
В третий раз я нарушил девтсвенность не случайно, а поддавшийсь своей
слабости. В то время я находился в длительной командировке в другом городе
и снимал комнату в 2-х комнатной квартире. Вторую комнату занимала
девушка. Почти полмесяца мы с ней не были знакомы. Работали в разные
смены. Если и случалось обоим находиться днем в квартире, то каждый глухо
закрывал дверь своей комнаты. Однажды в выходной я сильно подвыпил в одной
компании. Вернувшись домой, лег спать. Утром проснулся несколько раньше
из-за сильной жажды (накануне пили водку). Дружок стоял на 11.00, как
железный кол - такое бывает от водки. Пошатываясь, я прошел на кухню,
дверь в комнату девушки была открыта. Попив воды, я побрел обратно и возле
ее комнаты остановился. Просунул голову за дверной косяк. Ее кровать
стояла у стены, она лежала с открытыми глазами. "Доброе утро" - сказал я.
Она приветливо улыбнулась. Тогда я, не раздумывая, шагнул к ее кровати и
проворно залез под одеяло. "Хочу согреться у тебя" - пробормотал я не
слишком отчетливо и прижался к ее телу. Она лежала, не шелохнувшись, пока
я поглаживал ее живот, руки, шею, грудь. Но когда я принялся стаскивать ее
трусики, она стиснула ноги и стала подвывать. Я, обняв, сковал ее и,
бормоча что-то успокоительное, пальцем ноги изловчился уцепиться за
резинку ее трусиков и одним рывком сдернул их. Потеряв последнюю преграду,
она затихла и, сказав: "Все равно это должно было бы случиться", разжала
ноги. Когда я удовлетворил свою страсть, она деловито скомкала запачканную
кровью простынь, застелила свежую и пошла мыться. "Ну, что ж, - подумал я,
- когда-нибудь надо и жениться. Она кажется славная девушка". До конца
моей командировки мы жили вместе. Но я не ощущал восхищения или хотя бы
состояния влюбчивости. Все шло как-то обыденно. В постели она бывала
холодна - покорялась моей прихоти, но без огонька. В быту - та же
покладистость и посредственность. "Что же мне всю оставшуся жизнь теперь
маяться с ней? Из-за минутной слабости?" - думал я со страхом. А она уже
привыкла ко мне за эти два месяца, рассчитывала на что-то, может быть даже
любила. Мы никогда не говорили об этом. И я смалодушничал. Когда
закончилась моя командировка, я собрал вещи и зашел к ней в комнату
проститься. Она все поняла уже несколько дней назад - ходила сердитая,
глаза были припухшие (видно плакала по ночам), увидев меня с вещами,
громко заплакала и упала на кровать, сотрясаясь от рыданий всем телом. Чем
я мог ее успокоить? Я вышел из комнаты и улетел из этого города.
Однажды, когда я вновь увидел во сне шеренгу знакомых женщин, мне
подумалось: "Почему же они все в этой шеренге занимают одинаковые места?
Встречаю здесь тех, с кем жил месяцы. Пусть те, с кем ты жил дольше,
вытянут руки и займут большие места". И вот я вновь иду вдоль шеренги -
многие стоят с опущенными руками, другие вытянули их на уровне плеч...
Алена! Ты тоже здесь! Сколько же тебе отвела места моя израненная память?
Нет, тебе не хватит длины вытянутой руки? Я же... люблю тебя! До сих пор.
Люблю..., зная, что никогда не смогу тебя вернуть.
На одном дыхании написал я свою исповедь. Несколько раз порывался
искривить, приукрасить свои действия - даже перед своей совестью бывает
иногда горько сознаться в содеянном. Но все же я без утайки изложил здесь
сокровенную часть своей жизни. Так негодяй ли я? Были же многие женщины
счастливы со мной? Но чем страше я становлюсь, тем чаще вижу во сне
знакомые заплаканные женские лица.
