И пешеход зрачка весь набекрень и ниц
В лохани глаз белье полощет.
Паркеты щек подместь бы щеткою ресниц.
Маяк зрачка на бельмах волн качайся!
Мол носа расшибет прибой высоких щек!
Два глаза - пара темных вальса.
Синдетиконом томности склеен зрачек.
Раскрылся портсигар сквозь ширь ресницы,
Где две упругих незажженных папирос.
Глаза - стаканы молока. в них распуститься
Зрачку как сахару под ураган волос.
Глаза страницей белой, где две кляксы
Иль паровоз в поля белков орет.
Зрачки блестят, начищенные ваксой
Зрачки - вокзал в веселое перед.
Март 1919
- 29 -
Однотемное разветвление
Знаю. да. это жизнь ваша, словно стужа
Вас промерзла на улицах снегом крутящихся дней.
Вы ко мне ворвались, оттирая замерзшие уши,
И присели к камину души, розовевшей теплынью своей.
И любовь мою залпом, как чашку горячего чая,
От которого всклублялись мои поцелуи, как пар,
Словно чашку горячего чая,
Выпили, не замечая,
Что угаром рыдал золотой самовар.
Обожглись и согрелись,
Ваши щеки победно
Зазвенели восточною первой зарей.
Вы согрелись.
Готовы болтать вы со мной!
Так послушайте: мне этот холод неведом,
Но порой,
Я расплавлен духотой,
Духотой.
И тогда погрусневший и тихозаботный,
И в евангелье женских ресниц увлеком,
Из звенящего тела, как из чашки, пью чай мой холодный
Неторопливо, глотая глоток за глотком.
Этот чай утоляющий, будто нежное слово,
Этот чай - цвета ваших кудрей он, и в нем
Узкой струйкою сахара - сладость былого,
И, как запах духов ваших, грезящий ром.
Декабрь 1917
- 30 -
Принцип импрессионизма
В обвязанной веревкой переулков столице,
В столице,
Покрытой серой оберткой снегов,
Копошатся ночные лица
Черным храпом карет и шагов.
На страницах
Улиц, переплетенных в каменные зданья,
Как названье,
Золотели буквы окна,
Вы тихо расслышали смешное рыданье
Мутной души, просветлевшей до дна.
...не верила ни словам, ни метроному сердца,
Этой скомканой белке, отданой колесу!..
-Не верится !
В хрупкой раковине женщины всего шума
Радости не унесу!
Конечно, нелепо, что песчанные отмели
Вашей души встормошил ураган,
Который нечаянно
Случайно
Подняли
Заморозки чужих и северных стран.
Июльская женщина, одетая январской!
На лице монограммой глаза блестят.
Пусть подъезд нам будет триумфальной аркой,
А звоном колоколов зазвеневший взгляд!
В темноте колибри папиросы.
После января перед июлем,
Нужна вера в май!
Бессильно свисло острие вопроса...
Прощай,
Удалившаяся!
Февраль 1915
- 31 -
Принцип пересекающихся образов
Это я набросал вам тысячи
Слов нежных, как ковры на тахтах,
И жду пока сумрак высечет
Ваш силуэт на этих коврах.
Я жду. ждет и мрак. мне смеется.
Это я. только я. и лишь
Мое сердце бьется,
Юлит и бьется,
Как в мышеловке ребер красная мышь.
Ах, из пены каких-то звонков и материй,
В запевающих волнах лифта невдруг,
Чу! взлетели в сквозняк распахнуться двери,
Надушить вашим смехом порог и вокруг.
Это я протянул к вам руки большие,
Мои длинные руки вперед
И вперед,
Как вековые веки вия,
Как копье
Свое
Дон-кихот.
Вы качнулись, и волосы ржавые двинуться
Не сумели, застыв, измедузив анфас.
Пусть другим это пробило только одиннадцать,
Для меня командором шагает двенадцатый час.
Разве берег и буря? уж не слышу ли гром я?
Не косою ли молний скошена ночь?
Подкатилися волны, как к горлу комья,
Нагибается профиль меня изнемочь.
Это с бедер купальщицы или с окон стекает?
И что это? дождь? иль вода? а свозь мех
Этой тьмы - две строчки ваших губ выступают,
И рифмой коварной картавый ваш смех.
Этот смех, как духи слишком пряные, льется.
Он с тахты. из-за штор. от ковров. и из ниш.
А сердце бьется
Юлит и бьется,
В мышеловке ребер умирает мышь.
Сентябрь 1917
- 32 -
Принцип графического стиха
Когда среди обыденной жизни,
Свора слез в подворотне глотки
За искры минут проходящий час.
Сердце без боли - парень без походки.
В пепельницу платка окурки глаз.
Долго плюс дольше. фокстерьеру сердца
Кружиться, юлиться, вертеться.
Волгою мокрый платок.
В чайнике сердца кипяток.
Доменной печью улыбки: 140 по цельсию
Обжигать кирпичи моих щек.
Мимо перрона шаблона по рельсам
Паровоз голоса с вагонами строк.
Сквозь обруч рта, сквозь красное "о" он
Красный клоун,
Язык ранний
Тост.
В небес голубом стакане
Гонококки звезд.
Март 1919
- 33 -
Небоскреб образов минус спряженье
Напоминающей днями слова салонной болтовни,
Кто-нибудь произнесет
(для того, чтоб посмеяться
Иль показаться грустным)
- любовь!
Эти буквы сливаются во что-то круглое,отвлеченное,
Попахивающее сплетнями...
Но все хватаются за него,
Как ребенок за мячик.
А мне делается не по себе,
Нестерпимо радостно.
Хотя сердце сжимается, как у рыдающего горло,
Хотя воспоминанья впиваются в мозг
Холодеющими пальцами умирающего,
Вцепившегося в убийцу.
И, застегнутый на все пуговицы спокойствия,
Я молчу...
Впрочем, кто же не услышит в таком молчании
Возгласов, криков, стонов,
Если даже воздух золотится
Огненными знаками препинаний!
И не так ли озарялся христос на кресте,
Когда звучало:
- отче наш!
Ибо из всех произносивших это,
Только ему было ведомо,
Что именно значит это страшное имя,
И того, которого называли окрест понаслышке,
Он видел воочию.
Так молчу о любви,
Потому что знакомые что-то другое
Называют любовью
(словно мохнатой гориллой - колибри).
И хочется долго, до самой могилы
(и пожалуй даже дольше)
О моей настоящей любви
Думать без строф, без размера, особенно без рифм,
До мудреного просто, другим непонятно,
И завидовать,
Что не я выдумал это простое слово:
- 34 -
Динамика статики
Б. Эрдману
Стволы стреляют в небе от жары,
И тишина вся в дырьях криков птичьих.
У воздуха веснушки мошкары
И робость летних непривычек.
Спит солнечный карась вверху,
Где пруд в кувшинках облаков и непроточно.
И сеет зерна тени в мху
Шмель - пестрый почтальон цветочный.
Вдали авто сверлит у полдня зуб,
И полдень запрокинулся неловок...
И мыслей муравьи ползут
По дням вчерашних недомолвок.
Июль 1919, Сокольники
- 35 -
Принцип поэтической грамматики
День минус солнце плюс оба
Полюса скрипят проселком веков,
Над нами в небе пляшет злоба,
Где аэро качается в гамаке ветров.
Лечь - улицы. сесть - палисадник.
Вскочить - небоскребы до звезд.
О, горло! весенний рассадник
Хрипоты и невиданных слез.
О, сердце! какого пророчества
Ты ждешь, чтоб вконец устать
И каждую вещь по имени-отчеству
Вежливо не назвать?!
Уткнись в мою душу, не ерзай,
Наседкой страстей не клохчи
И аппаратиком морзе
По ленте вен не стучи!
Отдираю леса и доски
С памятников завтрашних жить:
Со свистком полицейским, как с соской,
Обмочившись осень лежит...
Возвращаясь с какого-то пира
Минус разум плюс пули солдат,
Эти нежные весны на крыльях вампира
Пролетают глядеть в никуда.
Ноябрь 1918
- 36 -
Принцип обратной темы
Это лужицы светятся нежно и лоско,
Эти ногти на пальцах тверской...
Я иду, и треплет мою прическу
Ветер теплой женской рукой.
Ах, как трудно нести колокольчики ваших улыбок
И самому не звенеть,
На весь мир не звенеть,
Не звенеть...
Вы остались. остались и стаей серебрянных рыбок
Ваши глаза в ресничную сеть.
Только помнится: в окна вползали корни
Все растущей луны между звездами ос.
"Ах, как мертвенно золото всех калифорний
Возле россыпи ваших волос!.."
Канарейка в углу (как осколок души) нанизала,
Низала
Бусы трелей стеклянных на нитку и вдруг
Жестким клювом, должно быть, эту нить оборвала,
И стекляшки разбились, попадав вокруг.
И испуганно прыснули под полом мышки,
И, взглянувши на капельки ваших грудей,
Даже март (этот гадкий весенний мальчишка)
Спотыкнулся о краткий февраль страстей.
Октябрь 1917
- 37 -
Принцип реального параллелизма
От полночи частой и грубой,
От бесстыдного бешенства поз
Из души выпадают молочные зубы
Наивных томлений,
Влюблений и грез.
От страстей в полный голос и шопотом,
От твоих суеверий, весна,
Дни прорастают болезненным опытом,
Словно костью зубов прорастает десна.
Вы пришли, и с последнею, трудною самой
Болью врезали жизнь, точно мудрости зуб,
Ничего не помню, не знаю, упрямо
Утонувши в прибое мучительных губ.
И будущие дни считаю
Числом оставшихся с тобою ночей...
Не живу... не пишу... засыпаю
На твоем голубом плече.
И от каждой обиды невнятной
Слезами глаза свело,
На зубах у души побуревшие пятна.
Вместо сердца - сплошное дупло.
Изболевшей душе не помогут коронки
Из золота. по ночам
Ты напрасно готовишь прогнившим зубам
Пломбу из ласки звонкой...
Жизнь догнивает, чернея зубами.
Эти черные пятна - то летит воронье.
Знаю: мудрости зуба не вырвать щипцами,
Но так сладко его нытье!..
Май 1918
- 38 -
Принцип архитектурного соподчинения
У купца - товаром трещат лобазы,
Лишь скидывай засов, покричи пять минут:
-Алмазы! лучшие, свежие алмазы!
И покупатели ордой потекут.
Девушка дождется лунного часа.
Выйдет на площадь, где прохожий част,
И груди, как розовые чаши мяса,
Ценителю длительной дрожи продаст.
Священник покажется толстый, хороший,
На груди с большим крестом,
И у прихожан обменяет на гроши
Свое интервью с христом.
Ну а поэту? кто купит муки,
Обмотанные марлей чистейших строк?
Он выйдет на площадь, протянет руки
И с голоду подохнет в недолгий срок!
Мое сердце не банк увлечений, ошибки
И буквы восходят мои на крови.
Как на сковородке трепещется рыбка,
Так жарится сердце мое на любви!
Эй, люди! монахи, купцы и девицы!
Лбом припадаю отошедшему дню,
И сердце не успевает биться,
А пульс слился в одну трескотню.
Но ведь сердце, набухшее болью, дороже,
Пустого сердца продашь едва ль,
И где сыскать таких прохожих,
Которые золотом скупили б печаль?!
И когда ночь сжимаете в постельке тело ближнее,
Иль устаете счастье свое считать,
Я выхожу площадями рычать:
-Продается сердце неудобное, лишнее!
Эй! кто хочет пудами тоску покупать?!
Январь 1916
- 39 -
Эстрадная архитектоника
Мы последние в нашей касте
И жить нам недолгий срок.
Мы коробейники счастья,
Кустари задушевных строк!
Скоро вытекут на смену оравы
Не знающих сгустков в крови,
Машинисты железной славы
И ремесленники любви.
И в жизни оставят место
Свободным от машин и основ:
Семь минут для ласки невесты,
Три секунды в день для стихов.
Со стальными, как рельсы, нервами
(не в хулу говорю, а в лесть)
От 12 до полчаса первого
Будут молиться и есть!
Торопитесь же девушки, женщины,
Влюбляйтесь в певцов чудес.
Мы пока последние трещины,
Что не залил в мире прогресс!
Мы последние в нашей династии,
Любите в оставшийся срок
Нас - коробейников счастья,
Кустарей задушевных строк!
Сентябрь 1918
- 40 -
Принцип примитивного имажинизма
Все было нежданно. до бешенства вдруг.
Сквозь сумрак по комнате бережно налитый,
Сказала: -завтра на юг,
Я уезжаю на юг.
И вот уже вечер громоздящихся мук,
И слезы крупней, чем горошины...
И в вокзал, словно в ящик почтовых разлук,
Еще близкая мне, ты уж брошена!
Отчего же другие, как и я не прохвосты,
Не из глыбы, а тоже из сердца и
Умеют разлучаться с любимыми просто,
Словно будто со слезинкою из глаз?!
Отчего ж мое сердце, как безлюдная хижина?
А лицо, как невыглаженное белье?
Неужели же первым мной с вечностью сближено
Постоянство, любовь, твое?!
Изрыдаясь в грустях, на хвосте у павлина
Изображаю мечтаний далекий поход,
