поинтересовался Сэмпсон, откладывая ручку.
- Нет, не сейчас, - ответил Лэниган. (Пять картин,
зеленый ковер.)
- Как хотите, - развел руками доктор. - Наше время
заканчивается. Но если вы подождете в приемной...
- Нет, спасибо, пойду домой.
Лэниган встал, прошел по зеленому ковру к двери,
оглянулся на пять картин и лучезарно улыбающегося доктора.
Затем вышел через дверь в приемную, через приемную и наружую
дверь в коридор к лестнице и по лестнице.
Он шел и смотрел на деревья с зелеными листьями,
колышущимися слабо и предсказуемо. Было транспортное
движение - чинно, в одном направлении по одной стороне, а в
другом - по другой. Было небо - неизменно голубое.
Сон? Лэниган ущипнул себя. Щипок во сне? Он не
проснулся.
Он закричал. Воображаемый крик? Он не проснулся.
Лэниган находился в мире своего кошмара.
Улица на первый взгляд казалась обычной городской улицей.
Тротуар, мостовая, машины, люди, здания, небо над
головой, солнце в небе. Все в норме. Кроме того, что
ничего не происходило.
Асфальт ни разу не вскрикнул под ногами. Вот возвышается
Первый национальный городской банк; он был здесь вчера, что
само по себе достаточно плохо; но гораздо хуже, что он
наверняка будет здесь завтра, и через неделю, и через год.
Первый Национальный городской банк (основан в 1892 году)
чудовищно лишен возможности превращений. Он никогда не
станет надгробием, самолетом, костями доисторической
живности. Он неизбежно будет оставаться строением из бетона
и стали, зловеще настаивая на своей неизменности, пока его
не снесут люди.
Лэниган шел по застывшему миру под голубым небом,
дразняще обещающим что-то, чего никогда не будет. Машины
неумолимо соблюдали правостороннее движение, пешеходы
переходили дорогу на перекрестках, показания часов в
пределах нескольких минут совпадали.
Город где-то кончался. Но Лэниган знал совершенно точно,
что трава не растет под ногами; то есть, она растет,
безусловно, но слишком медленно, незаметно для чувств. И
горы возвышаются, черные и угрюмые, но гиганты замерли на
полушаге. Они никогда не промаршируют по золотому (или
багряному, или зеленому) небу.
Сущность жизни, как-то сказал доктор Сэмпсон, -
изменение. Сущность смерти - неизменность. Даже у трупа
есть признаки жизни, пока личинки пируют на слепом глазе, и
мясные мухи сосут соки из кишечника.
Лэниган осмотрел труп мира и убедился, что тот
окончательно мертв.
Лэниган закричал. Он кричал, пока вокруг собирались люди
и глядели на него (но ничего не делали и ни во что не
превращались), а потом, как и полагалось, пришел полицейский
(но солнце не изменило его форму), а затем по безнадежно
однообразной улице примчалась карета скорой помощи (на
четырех колесах, вместо трех или двадцати пяти), и санитары
доставили его в здание, оказавшееся именно там, где они
ожидали, и было много разговоров между людьми, которые и
оставались сами собой, в комнате с постоянно белыми стенами.
И был вечер, и было утро, и был первый день.
