Роберт Шекли
Планета по смете
Перевод С. Васильевой
- Стало быть, Орин, это она и есть, а? - спросил Модели.
- Да, сэр, это она, - гордо улыбаясь, ответил Орин,
стоящий слева от Модели. - Как вы ее находите, сэр?
Модели медленно повернулся и окинул оценивающим взглядом
луг, горы, солнце, реку и лес. По его лицу ничего нельзя
было прочесть.
- А ты, Бруксайд, как ее находишь ты? - спросил он.
Бруксайд дрожащим голосом произнес:
- Мне кажется, сэр, что мы с Орлином очень неплохо
справились с этой работой. Право же, очень неплохо, если
учесть, что это наш первый самостоятельный проект.
- И ты того же мнения, Орин? - поинтересовался Модели.
- Конечно, сэр, - ответил Орин.
Модели нагнулся и выдернул травинку. Понюхал ее и
отбросил прочь. Он поковырял носком ботинка землю под
ногами и какое-то время пристально разглядывал пламенеющее
солнце. Потом он заговорил, тщательно взвешивая каждое
слово:
- Я поражен, поражен до глубины души. Но самым
неприятным образом. Я поручаю вам построить планету для
одного из моих клиентов, а вы преподносите мне вот это! Вы
и вправду считаете себя инженерами?
Оба ассистента точно язык проглотили. Они замерли, как
мальчишки в ожидании розог.
- Инженеры! - продолжал Модели, вложив в это слово чуть
ли не пуд презрения. - "Творчески одаренные и рационально
мыслящие ученые, которые способны выстроить планету в любое
время в любом месте" Хоть одному из вас знакома эта фраза?
- Так написано в типовой брошюре, - сказал Орин.
- Правильно, - подтвердил Модели.- А теперь скажите,
можно ли вот это назвать образцом творческого и
рационального подхода к инженерному искусству?
Оба молчали как убитые. Наконец Бруксайд выпалил:
- О да, сэр, по-моему, можно, сэр! Мы во всех деталях
изучили условия контракта. Заказ был на планету типа 34Вс4
с некоторыми поправками. Ее мы и выстроили. Перед нами,
конечно, только небольшой ее уголок. Тем не менее...
- Тем не менее для меня этого достаточно, чтобы понять,
что вы тут наворотили, и дать соответствующую оценку, -
заявил Модели. - Орин! Какой вы поставили отопительный
прибор?
- Солнце типа 05, сэр, - ответил Орин. - Оно как нельзя
лучше отвечало всем требованиям телосложения.
- Надо думать! Но вы были обязаны помнить, что эта
планета строилась по заранее утвержденной смете. Если мы не
будем сводить расходы до минимума, нам не видать прибыли как
своих ушей. А самая значительная статья расхода - это
отопительный прибор.
- Мы это знаем, сэр, - сказал Бруксайд. - И нам до
смерти не хотелось ставить солнце типа 05 в однопланетную
систему. Но обусловленная степень обогрева и радиации...
- Выходит, я так ничего и не вбил в ваши головы?! -
взорвался Модели. - Этот тип звезды - чистое излишество.
Эй, вы там...- он сделал знак рабочим. - Снимите ее.
Рабочие быстро притащили складную лестницу. Один из них
укрепил ее вертикально, другой стал раскладывать; она
удлинилась в десять раз, в сто раз, в миллион раз... Двое
других рабочих помчались по лестнице вверх с той же
скоростью, с какой она уходила в небо.
- Вы с ней поосторожнее! - крикнул им вслед Модели. - И
не забудьте надеть перчатки! Об эту штуку можно обжечься!
Стоя на верхней перекладине лестницы, рабочие сняли с
крючка звезду, свернули ее трубочкой и положили в обитую
изнутри мягким коробку с надписью: "ЗВЕЗДА. ОБРАЩАТЬСЯ С
ОСТОРОЖНОСТЬЮ".
Когда крышка коробки закрылась, воцарилась тьма.
- Вы все ополоумели, что ли?! - вскричал Модели. - Черт
вас дери, да будет свет!
И сам собою стал свет.
- О'кэи, - сказал Модели.- Эту звезду типа 05 мы отправим
обратно на склад. Для такой планеты сойдет звезда типа В 13.
- Но, сэр, - взволнованно пролепетал Орин, - она ведь
недостаточно горячая.
- Знаю, - сказал Модели. - Вот тут-то вы и должны
проявить свои творческие способности. Если установить
звезду поближе к планете, тепла будет хоть отбавляй.
- Разумеется, сэр, - согласился Бруксайд. - Но ведь
из-за нехватки пространства ее жесткое излучение не успеет
рассеяться и не будет обезврежено. А такая интенсивная
радиация может убить все будущее население этой планеты.
Медленно, отчеканивая каждое слово. Модели произнес:
- Не хочешь ли ты сказать, что звезды типа В13 опасны?
- О нет, вы меня не так поняли, сэр, - возразил Бруксайд.
- Я имел в виду, что они, как все во вселенной, могут стать
опасными, если при обращении с ними не соблюдать необходимых
мер предосторожности.
- Это уже ближе к истине, - проворчал Модели.
- А в данном случае, - продолжал Бруксайд, - необходимая
мера предосторожности заключается в постоянном ношении
защитных свинцовых скафандров, весом фунтов в пятьдесят
каждый. Но это непрактично, если принять во внимание, что
представители расы, которая заселит планету, весят в среднем
восемь фунтов.
- Нас это не касается, - отмахнулся Модели. - Не наше
дело учить их жить. Я что, должен нести ответственность за
их ушибы всякий раз, когда им вздумается споткнуться о
какой-нибудь камень на выстроенной мною планете? К тому же
им вовсе не обязательно носить свинцовые скафандры. За
отдельную плату они могут купить у меня не предусмотренный
сметой специальный экран, который блокирует жесткое
излучение солнца.
Оба ассистента натянуто улыбнулись. Однако Орин
осмелился робко возразить:
- Насколько мне известно, возможности этого племени в
какой-то степени ограничены. Думаю, что Солнечный Экран им
не по карману.
- Ну, если они не в состоянии приобрести его сейчас,
разживутся на него попозже, - заметил Модели. - И кстати
сказать, жесткое излучение убивает не сразу. Даже при такой
степени радиации продолжительность их жизни составит
примерно 9,3 года, а разве это мало?
- Вы правы, сэр, - без особой радости согласились оба
ассистента.
- Теперь дальше, - сказал Модели. - Какой высоты вон те
горы?
- Их средняя высота - шесть тысяч футов над уровнем моря,
- сообщил Бруксайд.
- Выше, чем нужно, по крайней мере, на три тысячи футов,
- буркнул Модели. - Или вы думаете, что горы растут на
деревьях? Лишнее срезать, а освободившиеся стройматериалы
вернуть на склад.
Бруксайд достал блокнот и сделал пометку. А Модели все
расхаживал взад-вперед, присматриваясь ко всему и хмуря
брови.
- Каков по расчетам предполагаемый срок жизни этих
деревьев?
- Восемьсот лет, сэр. Это новая усовершенствованная
модель яблоневого дуба. Они дают плоды, орехи, тень,
освежающие напитки, три вида готовых к употреблению тканей;
они представляют собой отличный строительный материал,
предупреждают оползни и...
- Вы решили довести меня до банкротства?! - взревел
Модели. Да дереву с лихвой хватит и двухсот лет! Выкачайте
из них большую часть стимуляторов роста и развития и сдайте
в аккумулятор жизненных сил!
- Но ведь тогда они не смогут выполнять все
запроектированные функции, возразил Орин.
- Так ограничте их функции! Достаточно одной тени и
орехов - мы не обязаны превратить эти проклятые деревья в
какую-то сокровищницу! Далее - кто выпустил сюда вон тех
коров?
- Я, сэр, - сказал Орин. Мне пришло в голову, что они...
ну вроде бы украсят это местечко.
- Болван,- сказал Модели. - Строение украшают до того,
как оно продано, а не после! Эта планета была продана без
обстановки. Заложите коров в чан с протоплазмой.
- Слушаюсь, сэр, - сказал Орин. - Виноваты, сэр. У вас
есть еще какие-нибудь замечания?
- У меня их тысячи, - заявил Модели. - Но я надеюсь, что
вы сами найдете и исправите свои ошибки. Вот, пожалуйста,
это что такое? - Он указал на Кэрмоди. - Статуя или еще
что? Быть может, по вашему замыслу, ему положено спеть
песню или прочесть стишки в честь прибытия новой расы?
Кэрмоди заговорил:
- Сэр, я не имею к этому месту никакого отношения. Меня
направил сюда ваш друг по имени Мэликрон, и я надеюсь
попасть отсюда домой, на свою родную планету...
Как видно, Модели не расслышал слов Кэрмоди, потому что
оба говорили одновременно - каждый свое.
- Кем бы ни был, условиями контракта он не предусмотрен.
А раз так, опустите его обратно в чан с протоплазмой вместе
с коровами, - распорядился Модели.
- Ой!- вскрикнул Кэрмоди, когда рабочие подняли его на
руки. - Минуточку! - заверещал он. - Я не являюсь частью
этой планеты ! Меня прислал сюда Мэликрон! Да погодите же,
выслушайте меня!
- На вашем месте я сгорел бы от стыда, - продолжал
Модели, пропуская мимо ушей вопли Кэрмоди. - Что это
все-таки было, хотел бы я знать? Еше одна из твоих
декоративных деталей интерьера, Орин?
- О нет, - запротестовал Орин. - Он появился здесь без
моего ведома.
- Значит, это твоя работа, Бруксайд.
- Я его вижу первый раз в жизни, шеф.
- Хм-м, - промычал Модели. - Оба вы недотепы, но лжи за
вами не водилось. Эй! - крикнул он рабочим. Тащите его
сюда!
- Ладно, ладно, успокойтесь, - обратился он к Кэрмоди, на
которого напала неудержимая трясучка,- Возьмите себя в руки
- пока вы тут бьетесь в истерике, я теряю драгоценное время!
Вам уже лучше? Прекрасно. Теперь потрудитесь вразумительно
объяснить, с какой целью вы вторглись в мои владения и
почему мне нельзя обратить вас в протоплазму?
- Понятно, - проговорил Модели, когда Кэрмоди рассказал о
своих приключениях. - Занятная история, хотя сдается мне,
что вы ее слишком драматизировали. Однако сами вы -
непреложный факт, и вы ищете планету под названием...
Земля, так?
- Совершенно точно, сэр, - сказал Кэрмоди.
- Земля, - задумчиво повторил Модели, почесав затылок. -
Вам удивительно повезло - кажется, я помню эту планету.
- Неужели, мистер Модели?
- Да, я убежден, что не ошибаюсь, - уверенно сказал
Модели.
- Это маленькая зеленая планета, которая поддерживает
существование расы подобных вам мономорфных гуманоидов.
Прав я или нет?
- Правы на все сто! - воскликнул Кэрмоди.
- У меня хорошая память на такие вещи, - заметил Модели.
- Что же касается этой Земли, то, между прочим, ее выстроил
я.
- В самом деле, сэр? - спросил Кэрмоди.
- Да. Я отчетливо помню это, потому что, строя ее, я
изобрел науку. Быть может, вас позабавит мои рассказ. - Он
повернулся к своим ассистентам. А вас он должен кое-чему
научить.
Никто не собирался посягать на его право рассказать эту
историю. Поэтому Кэрмоди и младшие инженеры застыли в позах
внимательных слушателей, и Модели начал.
РАССКАЗ О СОТВОРЕНИИ ЗЕМЛИ
- Тогда я еще был мелким подрядчиком. Строил планетки в
разных концах вселенной, и редко когда подворачивался заказ
на карликовую звезду. Получить работу было не так-то
просто, да и заказчики всегда крутили носом, ко всему
придирались и подолгу тянули с платежами. В те времена
угодить заказчикам было ой как трудно: они цеплялись к
каждой мелочи. Переделайте это, переделайте то; почему вода
течет с холма вниз; слишком большая сила тяготения; нагретый
воздух поднимается, когда он должен опускаться. И тому
подобные бредни.
В тот период я был довольно наивен. В каждом случае я
подробно объяснял, какими эстетическими и деловыми
соображениями руководствовался. Вскоре на объяснения стало
уходить больше времени, чем на саму работу. Эта болтовня
меня буквально засосала. Я понимал, что необходимо как-то
положить этому конец, но ничего не мог придумать.
Однако спустя какое-то время - непосредственно перед тем,
как я приступил к строительству Земли - в моем сознании
начала оформляться идея совершенно нового принципа
взаимоотношений с заказчиками. Я вдруг поймал себя на том,
что бормочу под нос такую фразу: "Форма вытекает из
функции". Мне понравилось, как она звучит. Но потом я
спросил себя: "А почему форма вытекает из функции?" И
ответил на это так: "Форма вытекает из функции потому, что
это непреложный закон природы и одна из основных аксиом
прикладной науки". На слух мне это словосочетание тоже
понравилось, хоть в нем и не было особого смысла.
Но смысл тут ровно ничего не значил. Важно было то, что
я сделал открытие. Совершенно случайно я открыл основной
принцип искусства рекламы и умения подать товар лицом. Я
изобрел новую остроумную систему взаимоотношений с
заказчиками, сулившую огромные возможности. А именно:
доктрину научного детерминизма. Впервые я испытал эту
систему, когда выстроил Землю, - вот почему эта планета
навсегда врезалась мне в память.
Однажды ко мне явился высокий бородатый старик с
пронизывающим взглядом и заказал планету. (Так началась
история вашей планеты, Кэрмоди.) Ну, с работой я управился
быстро - кажется, дней за шесть - и думал, что на этом все
закончится. То была очередная ординарная планета, которая
строилась по заранее утвержденной смете, и, признаюсь, кое в
чем я подхалтурил. Но вы бы послушали, как разнылся новый
владелец - можно было подумать, что я украл у него последнюю
корку хлеба.
"Почему так много бурь и ураганов?" - допытывался он.
"Это входит в систему циркуляции воздуха", - объяснил я ему.
На самом же деле я просто забыл поставить
противоперегрузочный клапан.
"Три четверти поверхности планеты покрыты водой! - не
унимался он. - А я ведь ясно указал, что соотношение суши и
воды должно быть четыре к одному!" - "У нас не было
возможности выполнить это условие!" - отрезал я.
Я потерял бумажку с его дурацкими указаниями - больше мне
делать нечего, как вникать в детали этих нелепых проектов
мелких планет!
"А те жалкие клочки суши, которые мне достались, вы почти
сплошь покрыли пустынями, болотами, джунглями и горами".
"Это живописно", - заметил я. "Плевать я хотел на
живописность! - загремел тот тип. - О конечно, один океан,
дюжина озер, две реки, один-два горных хребта - это
прелестно. Украшает планету, благотворно действует на
психику жителей. А вы мне что подсунули? Какие-то
ошметки!" - "На то есть причина", - сказал я.
Между нами говоря, мы не получили бы с этой работы
никакой прибыли, если б не поставили на планете
реставрированные горы, не использовали две пустыни, которые
я по дешевке приобрел на свалке у межпланетного старьевщика
Урии, и не заполнили пустоты реками и океанами. Но ему я
это объяснять не собирался.
"Причина! - взвизгнул он. - А что я скажу своему
народу? Я ведь поселю на этой планете целую расу, а то даже
две или три. И это будут люди, созданные по моему образу и
подобию, а ни для кого не секрет, что люди привередливы -
точь-в-точь как я сам. Так, спрашивается, что я им скажу?"
Я-то знал, на что он мог бы сослаться, но мне не хотелось
затевать с ним скандал, поэтому я сделал вид, будто
размышляю над этой проблемой. И, представьте себе, я
действительно призадумался. И меня осенила великолепная
идея, перед которой померкли все остальные.
"Вам нужно внушить им одну простую истину, - произнес я.
- Скажите им, что, с точки зрения науки, если что-то
существует, значит оно должно существовать". - "Как, как?"
- встрепенулся он. "Это детерминизм, - пояснил я, тут же с
ходу придумав это название. - Суть его довольно проста,
хотя некоторые нюансы доступны лишь избранным. Начнем с
того, что форма вытекает из функции; отсюда один только факт
существования вашей планеты говорит за то, что она не может
быть иной, чем она есть. Далее - мы исходим из того что
наука неизменна; следовательно, все, что подвержено
изменениям, не есть наука. И наконец, последнее: все
подчиняется определенным законам. В этих законах, правда,
не всегда разберешься, но можете не сомневаться, что они
существуют. Поэтому вместо того, чтобы спрашивать: "Почему
вот это, а не то?", - каждый должен интересоваться только
тем, "как то или это функционирует".
Ну и вопросы он мне потом задавал - только держись;
старикан умел ворочать мозгами. Но ни черта не смыслил в
технике - его специальностью были этика, мораль, религия и
тому подобные нематериальные фигли-мигли. Естественно, что
ему не удалось как следует обосновать свои возражения. А
как большой любитель всяких абстракций, он то и дело
возвращался к одному: "Существующее - это то, что должно
существовать. Хм-м, очень занимательная формула и не без
некоторого налета стоицизма. Я включу кое-какие из этих
откровений в те уроки, которые собираюсь преподать своему
народу... Но ответьте мне на такой вопрос: как согласовать
этот фатализм науки со свободой воли, которой я хочу
наделить людей?"
Вот тут старый хитрец чуть было не поймал меня. Я
улыбнулся и кашлянул, чтобы выиграть время, после чего
воскликнул: "Так ведь ответ совершенно ясен!"
Это всегда выручает, когда тебя припрут к стенке.
- Вполне возможно, - сказал он. - Но мне он неизвестен".
- Послушайте, - сказал я, - а разве эта самая свобода
воли, которую вы намерены дать своему народу, не является
разновидностью фатализма? - Пожалуй, ее можно было бы
отнести к этой категории. Но различие... - И кроме того, -
поспешно перебил я его, с каких это пор свобода воли и
фатализм несовместимы? -" На мой взгляд, они, безусловно,
несовместимы", - заявил он. "Только потому, что вы не
понимаете сущности науки, - отрезал я, ловко проделав под
самым его крючковатым носом старый фокус с переменой темы.
- Видите ли, мой дорогой сэр, один из основных законов
науки заключается в том, что всему сопутствует случайность.
А случайность, как вы, несомненно, знаете, - это
математический эквивалент свободы воли", - "Ваши идеи весьма
противоречивы", - заметил он. "Так и должно быть, - сказал
я. - Наличие противоречий - тоже один из основных законов
вселенной. Противоречия порождают борьбу, отсутствие
которой привело бы ко всеобщей энтропии. Поэтому не было бы
ни одной планеты и ни одной вселенной, если бы в каждом
предмете, в каждом явлении не крылись, казалось бы,
непримиримые противоречия". - " Казалось бы?" - быстро
переспросил он. "Вот именно, - ответил я. - Деле в том,
что противоречиями, которые мы условно можем определить как
присущую всем предметам совокупность парных
противоположностей, вопрос далеко не исчерпывается.
Например, возьмем какую- нибудь одну изолированную
тенденцию. Что получится, если ее развить до конца?" -
"Понятия не имею, - признался старик.- Недостаточная
теоретическая подготовка к такого рода дискуссиям..." -
"Получится то, - прервал я его, - что эта тенденция
превратится в свою противоположность". - " В самом деле?" -
изумился он.
Эти спецы по религии неподражаемы, когда пытаются
разобраться в научных проблемах.
"Да, - сказал я. - У меня в лаборатории имеются
доказательства. Впрочем, их демонстрация несколько
утомительна..."
- "Нет-нет, я верю вам на слово, - сказал старик. - К
тому же мы ведь заключили с вами соглашение".
Он всегда вместо слова "контракт" употреблял слово
"соглашение". Оно значило то же самое, но было
благозвучнее.
"Парные противоположности, - задумчиво проговорил он. -
Детерминизм. Предметы, которые превращаются в свою
противоположность. Боюсь, что все это довольно сложно". -
"Но зато как эстетично, - заметил я. - Однако я не развил
до конца тему о превращении крайностей в свою
противоположность". - " Охотно выслушаю вас", - сказал он.
" Благодарю. Итак, мы остановились на энтропии, суть
которой в том, что все предметы постоянно пребывают в
движении, если только этому не препятствует какое-нибудь
воздействие извне. (А иногда, насколько я могу судить по
собственному опыту, даже при наличии такого у внешнего
воздействия.) Но это движение предмета направлено в сторону
превращения его в его противоположность. А если подобное
происходит с одним предметом, значит, то же самое происходит
со всеми остальными, ибо наука последовательна. Теперь вам
ясна картина? Все эти противоположности только и делают,
что, словно взбесившись, превращаются в собственные
противоположности. На более высоком уровне этим занимаются
противоположности, уже объединенные в группы. Чем выше
уровень, тем все сложнее. Пока понятно?" - " Вроде бы да",
- ответил он.
"Чудненько. А теперь, разумеется, возникает вопрос, все
ли на этом кончается? Я имею в виду вся ли программа
исчерпывается этой эквилибристикой противоположностей,
выворачивающихся наизнанку и с изнанки обратно на лицо? В
том-то и изюминка, что нет! Нет, сэр, эти
противоположности, которые кувыркаются, как дрессированные
тюлени, - только внешнее проявление того, что происходит в
действительности. Потому что... - Тут я сделал паузу и
низким трубным голосом произнес:
- Потому что за всеми столкновениями и неупорядоченностью
мира, доступного чувственному восприятию, стоит высший
разум. Этот разум, сэр, проникает сквозь иллюзорность
реальных предметов в более глубокие процессы вселенной,
которые пребывают в состоянии неописуемо прекрасной и
величественной гармонии". - "Каким образом предмет может
быть одновременно и реальным и иллюзорным?" - метнул он в
меня вопрос. "Увы, не мне знать, как на это ответить, -
сказал я. - Я ведь всего-навсего скромный труженик науки, и
мой удел - наблюдать и действовать в соответствии с тем, что
вижу. Однако можно предположить, что это объясняется
какой-нибудь причиной этического порядка".
Старик глубоко задумался, и, судя по его виду, он не на
шутку сцепился с самим собой. Ясно, что ему, как любому
другому на его месте, ничего не стоило усечь логические
ошибки, из-за которых мои доводы сильно смахивали на решето.
Но, поскольку он был большим интеллектуалом, его пленили эти
противоречия, и он испытывал неодолимую потребность включить
их в свою философскую систему. Что же касается моих теорий
в целом, его здравый смысл восставал против подобных
хитросплетений, а изощренный ум склонялся к тому, что хотя
законы природы и впрямь могут казаться столь сложными,
однако не исключено, что в основе этого лежит какой-нибудь
простой, изящный и единый для всего сущего принцип. А если
не единый принцип, то хотя бы солидная, внушительная мораль.
И наконец, я поймал его на удочку словом "этика". Дело в
том, что этот старый джельтмен дьявольски поднаторел в
этике, был прямо-таки перенасыщен этикой; вы попали бы в
точку, назвав его "Мистером Этика". А тут я невольно
натолкнул его на мысль о том, что вся наша окаянная
вселенная представляет собой бесконечные ряды проповедей и
их опровержений, законов и беззакония, но это является лищь
внешним проявлением самой изысканной и рафинированной
этической гармонии.
Это куда серьезнее и глубже, чем я думал, - немного
погодя произнес он. - Я собирался преподать людям одну
только этику и направить их мышление не на изучение сущности
и структуры материи, а на разрешение таких основных
моральных проблем, как цель и нормы человеческого бытия.
Мне хотелось, чтобы они занялись исследованием самых
сокровенных глубин радости, страха, горя, надежды, отчаяния,
а не изучали звезды и дождевые капли, создавая на основе
своих открытий грандиозные и непрактичные гипотезы. Я
догадывался о сложности законов вселенной, но счел излишним
уделить этому внимание. Теперь вы меня наставили на ум". -
" Погодите, - всполошился я. - В мои намерения не входило
взвалить на ваши плечи такую заботу, Просто я решил, что не
мешает растолковать вам..."
Старик улыбнулся.
"Взвалив на мои плечи эту заботу, - произнес он, - вы
избавили меня от забот посерьезнее. Я сотворю людей по
своему образу и подобию, но созданный мною мир не должен
быть населен миниатюрными вариантами моей собственной
личности. Я высоко ценю свободу воли. И люди получат ее -
на славу себе и себе на горе. Они с жадностью схватят эту
сверкающую бесполезную игрушку, которую вы именуете наукой,
и негласно вознесут ее на пьедестал божества. Их зачаруют
противоречия предметного мира и абстракции космогонии; они
будут стремиться познать это и забудут познать свои
собственные души. Ваши доводы убедили меня, и я благодарен
вам за предостережение".
Не скрою, что к этому времени мне стало как-то не по
себе. Поймите, ведь он не имел никакого веса в обществе,
никаких влиятельных знакомств, однако держался величественно
и с большим достоинством. У меня возникло ощущение, будто
он может мне хорошо насолить - несколькими словами,
какой-нибудь фразой, которая отравленной стрелой вонзится
мне в мозг и застрянет в нем навсегда. И по правде говоря,
я немного струхнул.
Не иначе, как этот старый хрыч прочел мои мысли, сэр,
потому что он вдруг проговорил:
"Успокойтесь. Я безоговорочно принимаю планету, которую
вы для меня выстроили; она меня полностью устраивает именно
в таком виде. Что касается ее дефектов, которые тоже
являются делом ваших рук, то я принимаю их даже не без
некоторой благодарности и плачу за них особо". - "Но чем?
- спросил я. - Чем вы заплатите за мои ошибки?" - "Тем, что
не стану с вами из-за них пререкаться, - ответил он. - И
тем, что сейчас покину вас и займусь своими делами и делами
моего народа".
С этими словами старый джентльмен удалился.
Ну, мне было над чем поразмыслить. Я мог бы выложить ему
кучу полноценных аргументов, но как-то вышло, что последнее
слово осталось за стариком. Я понял, что он хотел этим
сказать: свои обязательства по контракту он выполнил и
поставил на этом точку. Уходя, он не промолвил ни слова,
адресованного мне лично. По его мнению, это было своего
рода наказанием.
Но это выглядело так только с его стороны. Что до меня,
то я мог прекрасно обойтись без его высказываний. Я,
конечно, был бы не прочь их выслушать, что вполне
естественно, и какое-то время разыскивал его. Но он избегал
встречи со мной.
Впрочем, все это не стоит и выеденного яйца. Я сорвал
неплохой куш на строительстве той планеты, а если не совсем
точно выполнил некоторые условия контракта, нельзя ведь
сказать, что я его нарушил. Такова жизнь: хочешь получить
прибыль - надейся только на собственную сообразительность.
И не слишком переживай за последствия.
Но я постарался извлечь из этой истории хороший урок на
будущее. Теперь, мальчики, слушайте меня внимательно. В
науке полным-полно всяких правил, ибо, изобретая ее, я так
задумал. А почему, спрашивается, я изобрел ее именно такой?
Да потому, что эти правила - великое подспорье для ловкого
дельца, такое же, как обилие законов для адвоката. Правила,
доктрины, аксиомы, законы и принципы науки существуют для
того, чтобы помочь вам, а не чинить препятствия. Для того,
чтобы вам было чем обосновать свои деяния. Значительная
часть их более или менее соответствует истинному положению
вещей, и это упрощает их применение.
Но зарубите себе на носу, что назначение этих законов -
помочь вам объяснить заказчикам, что вы создаете, - но
только после того, как вы создали. Получив заказ,
выполняйте его как найдете нужным; потом подгоните законы к
результату своей работы, но ни в коем случае не наоборот.
И еще запомните: эти законы являются словесным барьером,
который ограждает вас от тех, кто задает вопросы. Но они не
должны стать преградой для вас. Если вы что-нибудь
почерпнули из моего рассказа, вам теперь понятно, что
невозможно объяснить, почему мы что-то создаем так, а что-то
эдак. Мы просто создаем - и все, иногда удачно, иногда -
нет, раз на раз не приходится.
И никогда даже самим себе не пытайтесь объяснить, почему
случается одно, а не другое. Не донимайте никого вопросами
и расстаньтесь с иллюзией, что такое объяснение существует.
Вы меня поняли?
Оба ассистента усиленно закивали головами. Вид у них был
просветленный, как у людей, только что принявших новую веру.
Кэрмоди готов был биться об заклад, что оба добросовестных
молодых человека твердо запомнили каждое слово своего шефа и
постепенно возведут его наставление... в закон.
