связи) позволял соединять, казалось бы, разнородные области.
- Ничего страшного, нам формальности не важны, - говорил мне Юрий
Александрович Летунов, принимая на работу, - искусство и медицина вполне
сочетаются. Там духовное здоровье, а медицина - это физическое, или, как
там говорят, соматика.
Так я и работал. Пока однажды не вышел конфуз.
В конце 60-х годов подготовил я репортаж с форума гинекологов и аку-
шеров.
Написал вводную часть, о том, что в Кремлевском Дворце съездов собра-
лись врачи чуть не со всего мира, и подверстал четыре интервью по 25 -
35 секунд в звуке.
- Вы что, с ума сошли? - выговаривала мне дежурный редактор, она же
выпускающая. - Да если это услышит Сергей Георгиевич Лапин (Лапин С.Г
возглавлял комитет по радиовещанию и телевидению. - В.Ш.), нас же всех с
работы поснимают. А если дойдет до Михаила Андреевича Суслова (фамилия
члена Политбюро произносилась шепотом, с придыханием, опаской), то и
просто не знаю, как сказать, то и, да что говорить... Нет, вы понимаете,
какую бомбу вы подложили, так ведь и самого Лапина могут снять за разв-
рат, а уж как наши головы полетят - и все из-за вас.
Я молча выслушивал.
- Вы что молчите, вы что, не понимаете, какие слова звучат у вас?
Аборт, рак матки, непроходимость фаллопиевых труб, кесарево сечение,
бесплодие наших женщин, а эта фраза, кто там ее говорит, какой профес-
сор: "Нужно приучить население пользоваться презервативами, тогда станут
меньше болеть и женщины, и мужчины"! Сифилис, кондом... в эфире. Да мы в
аптеках не произносим "презервативы", а говорим "пакетики"....
- Но если профессора попросить сказать вместо "презерватив" "паке-
тик", никто ничего не поймет, - попытался я возразить. - А сифилис...
Так ведь это болезнь такая, как и гонорея.
- Вон отсюда, развратник! - закричала на меня ведущий редактор. - Кто
только на работу вас принял!
Ведущим редактором была женщина. Хорошая тетка. Однажды на партийное
собрание чуть не вынесли ее персональное дело, после того как ночью в
телетайпной комнате дежурной бригады ее застали занимающейся, как бы это
помягче сказать, любовью с практикантом моложе ее на двадцать лет.
Спас от публичного разбора отец практиканта, занимавший высокий пост
на Старой площади. Защищал он, конечно, не редактора, а собственное имя
и имя своего сына.
Секс был, есть и будет. Слово это было запрещено. На радио, телевиде-
нии, в общей печати иногда разрешалось робко сказать о половом воспита-
нии.
Так мы и жили. И 20 процентов семей распадалось из-за сексуальной не-
совместимости, до 60 процентов женщин из-за собственной необразованности
не испытывали никогда оргазма, на 70 процентов мужская импотенция оказы-
валась ложной, рожденной незнанием собственной физиологии и психологии.
Испытывали сложности бисексуалы, страдали гомосексуалисты, когда в любой
момент их могли отправить в тюрьму или уволить с работы только потому,
что они другой ориентации, чем большинство.
Перестройка многое изменила. Хлынул поток книг, журналов (пожалуй,
даже через край) на сексуальную тему. Открылись эротические театры, пор-
нопродукция стала вытеснять искусство, телевидение слишком увлеклось
дозволенностью темы и в погоне за зрителем достигло обратного эффекта -
эротика на экране стала раздражать. Явление это закономерное и естест-
венное, как корь в детстве. Нужно переболеть.
В Думе, отложив все проблемы - безденежье, слабое производство, прес-
тупность, коррупцию, - с увлеченностью, достойной лучшего применения,
начали готовить закон, связанный с "ограничением оборота услуг и зрелищ-
ных мероприятий сексуального характера в РФ". Если бы телезрителям пока-
зали не только выдержки, а весь заснятый материал, не сомневаюсь, по
рейтингу такая передача опередила бы все боевики, мыльные оперы, ужасти-
ки да и сами эротические фильмы.
Режиссера Станислава Говорухина тревожит размах проституции. Выходишь
из Думы - и видишь до двухсот молоденьких проституток, просто зазывающих
тебя воспользоваться их телом. С этим он столкнулся. Это его возмутило.
Но ведь у нас нет проституции. И статьи, карающей за проституцию в
Уголовном кодексе нет. А как же бороться с тем, чего нет?
В самом деле - стоит ли бороться с проституцией, которой нет?
На мой взгляд, бесполезное дело. Сами проститутки ни в чем не винова-
ты. Как только мужчины перестанут прибегать к их услугам, так они исчез-
нут.
Ах, эти бедные, несчастные мужчины, такие слабые... Едут на машине по
центральным улицам города, видят девушек, приподнимающих юбчонки - и не
могут им отказать, не в силах уклониться от соблазна. Бедные мужчины.
Это с иронией. А если серьезно, то ведь действительно многие мужчины
несчастны. Любви нет, разрядиться хочется, онанизмом заниматься вроде бы
не пристало, к мальчикам не тянет, так хоть купить на час-два женщину,
да и дело с концом.
Но вина-то женщин в чем? Что выходят и соблазняют?
Если бы у мужчин была действительно любовь, если бы они были сексу-
ально образованны, если бы жены их (возлюбленные, подруги, назовите как
угодно) понимали их, то никогда никто из этих мужчин не покупал бы жен-
щин.
Сколько в последнее время появилось статей в различных газетах и жур-
налах о сексуальном воспитании и просвещении. Есть программа по половому
воспитанию, есть деньги на нее. Решили провести эксперимент в нескольких
школах, но эксперимент, не начавшись, может закончиться.
Это растление малолетних! Это преступление! Это нужно запретить!
Давайте запретим. В результате увеличим количество абортов, больше
станет СПИДа, преступлений на сексуальной почве.
В заключение ответа на вопрос - "Ради чего написана эта книга?" опуб-
ликую одно письмо, подкупившее меня искренностью, тактом, особым душев-
ным настроем и убедительностью.
"Сразу прошу прощения за длинное письмо. Но короче писать - значит
что-то упустить. А для меня все - главное, ведь это моя несложившаяся
жизнь, да и не только моя.
Сейчас мне 49 лет, педагог, 20 лет работала в школе, и вот уже второй
год не работаю. Так хочется на старости лет разобраться в себе.
Жила я в трудные годы, родилась перед самой войной, память прекрас-
ная, потому и помню все военные годы, тем более послевоенные. Голод и
холод, как у всех. После войны пришел отец, жизнь налаживалась и, воз-
можно, не оставила бы такого печального следа, если бы отец не стал
пить. Нет, он не был алкоголиком, пил только в получку, но пропивал все
до копейки, и мы (четверо детей и мама) оставались голодными в бук-
вальном смысле слова.
Все мы еще были малы, младший брат родился уже в 1946 году. Мама ра-
ботать не могла. И тогда мы, дети, стали работать, вернее, отрабатывать
муку, картошку, платье - все, что давали соседи. Ничего, жили, но была
еще одна беда: отец пил, терял контроль над собой и бил маму. Да и меня
бил за то, что родилась девочкой, да еще на мать похожей. Ударить я себя
не давала, но жить дома не могла, скиталась по подружкам, родственникам.
А дома все громилось и крушилось. Продолжалось это до тех пор, пока не
выросли братья, они его в таких случаях просто связывали. Я росла очень
активной, веселой, общительной и хорошенькой. Мальчишки рано стали "бе-
гать" за мной. Влюбилась в 15 лет. Влюбилась, и жить стало труднее. Мой
объект ничего не знал. Я любила для себя и мечтала о своей будущей жизни
как о семейной идиллии, где тишина и согласие, чистые полы и чистые ру-
башки.
К 15 годам уже многое умела (стирать - машин-то не было, шить, гото-
вить - словом, все, что не всегда теперь умеют и взрослые женщины). Но
ничего взрослого мне не грезилось. Судьба свела меня с моим избранником,
и счастью не было предела, но женился он на другой, а я в 20 лет оста-
лась с розовыми мечтами. В своей округе я пользовалась популярностью
среди ребят и даже среди взрослых мужчин, но была очень застенчивой,
краснела по пустякам, стеснялась ухаживаний и не понимала их смысла. И в
15, и в 17, и в 20 лет слыла недотрогой.
Говорю вам совершенно честно: ничего не понимала в ухаживаниях, вздо-
хах, письмах, драках (из-за меня происходили драки). Мысли мои витали
где-то высоко, далеко и не останавливались на мужчинах.
Никогда не проявляла интереса к взрослой жизни. Окружающие считали,
что у меня золотые руки, и часто звали одевать невест. Много я видела
свадеб, но все пролетало мимо. Сначала из-за отца ненавидела всех муж-
чин, кроме одного. А потом, с его "изменой", никакие слова, подарки,
драки меня не волновали и не трогали. Но выйти замуж пришлось, нет, не
по любви. Жил у нас в округе военный летчик. В форме, высокий, интерес-
ный, складный. Девчонки с ума сходили по нему. Вот я и решила: хороший
будет мне защитник (его уважал даже отец), спокойный, воспитанный, веж-
ливый, а главное, большой - не даст отцу в обиду.
Я вышла замуж за него, отвязалась от всех поклонников на время, ушла
из семьи наконец-то. Перестала вздрагивать по ночам. Наслаждалась тиши-
ной, покоем, защищенностью. Интимная же сторона наших отношений была для
меня пыткой. Я так никогда и не поняла, что же такое "медовый месяц",
почему его так называют. Была верной женой, хорошей хозяйкой, но про се-
бя часто вспоминала строки, когда-то мною сочиненные: "Не тебя с работы
поджидаю, и скатерть белую стелю не для тебя, не для тебя цветы я расс-
тавляю, и сын растет похож не на тебя". Так я говорила, обращаясь в мыс-
лях к своему, когда-то любимому человеку. Да-да, родился сын, но я не
радовалась, как все матери. И вообще я мало чему теперь радовалась.
Мы с мужем были образцовыми, дружными, верными, друг без друга нику-
да. На людях. А наедине? Чего-то не хватало. Муж в душе считал, что я
его не люблю и не любила, боялся быть навязчивым, излишне ласковым, хотя
он меня любил больше жизни своей. И все это знали (военные городки ведь
небольшие).
В 34 года я сильно заболела, очень низкое давление, головные боли,
лицевой парез, потеря движения. Ни руки, ни ноги, ни язык меня не слуша-
лись. Оставила работу. Начались мои скитания по врачам, а их было много.
Но никто и никогда не спрашивал меня, какова моя интимная жизнь, я не
любила говорить на эту тему с приятельницами, даже очень близкими.
Фильмы и книги казались мне надуманными, нереальными. Мне было уже 40
лет, когда один психиатр все-таки задал мне такой вопрос. По моему сму-
щению он, видимо, что-то понял и попросил меня ему написать. Я так и на-
писала, что все это глупости, что ненавижу говорить на эту тему. Тогда
он предложил мне жить с ним, чтобы поправить такую несправедливость. Ри-
совал картины одну краше другой, но я только краснела, чем вызывала в
нем нехорошее любопытство и интерес к себе. Когда дело дошло до наглос-
ти, я потеряла врача.
Много было еще со мной грустных и глупых, мучительных и просто отча-
янных приключений на этой почве, в связи с абсолютной некомпетентностью
в половой жизни. Но самое страшное меня еще ожидало. В 49 лет что-то
сотворилось с моей гинекологией, заболела. Врач назначил гормональные
уколы. И все, я переродилась. Впервые в жизни почувствовала половое вле-
чение, то самое, которое приводит к свадьбам, насилиям, изменам. Я ощу-
тила свое тело, ноги, живот, я стала женщиной. Мой медовый месяц опоздал
на 26 лет. Изменилось отношение к мужу, я стала счастливой, много смея-
лась и дурачилась, пока не поймала себя на мысли - да ведь так должно
было быть всегда! Со мной случилась истерика. В один миг я все поняла:
свою детскую дикость, равнодушие к ухаживаниям в юности и в зрелые годы,
безразличие к словам врача и ласкам мужа. Бог мой, да какую же мы с ним
каторжную жизнь прожили, как же надо было любить меня, чтобы не сбежать,
до какой степени надо быть глупым в интиме мужчиной, чтобы принять мою
холодность за нормальное состояние! Но слезы слезами, а кончились уколы
