ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДОВИЩЕ
Выражение "бремя белого человека" всегда несло в себе социальный
заряд. Но когда имеешь дело с повзрослевшим, пусть даже и не помудревшим
человечеством, покорившим звезды, возникает новое понятие: "бремя
землянина". Оно тоже несет в себе заряд особого рода, и в неизмеримо
большем масштабе. Колонизация и эксплуатация могут практически полностью
выйти из-под контроля, и тогда их результаты замечательными не назовешь.
Его разбудило солнце. Он беспокойно пошевелился, ощутив длинные косые
лучи света. Приглушенный птичий гомон вокруг превратился в гвалт, а легкий
ветерок настойчиво дул, пока листья не ответили ему раздраженным шелестом:
"Просыпайся, Руго, просыпайся! На холмах уже новый день! Сколько можно
спать? Просыпайся!"
Свет пробрался под веки, взбаламутив темноту снов. Он что-то
пробормотал и поплотнее свернулся в клубок, вновь одеваясь в сон, как в
плащ, погружаясь в темноту и небытие. Лицо матери опять возникло перед
ним. Всю долгую ночь она смеялась и звала, звала... Руго пытался бежать за
ней, но солнце его не пускало...
"Мама! - простонал он. - Мама, пожалуйста, вернись! Мама..."
Когда-то, очень давно, она ушла и оставила его. Руго был тогда
маленьким, а пещера - большой, мрачной и холодной; что-то шевелилось в ее
сумраке и наблюдало за ним, пугая. Она сказала, что пойдет искать пищу,
поцеловала его и ушла вниз по крутой, залитой лунным светом долине. Должно
быть, она встретилась там с Чужаками, потому что назад уже не пришла. А он
долго плакал и звал ее.
Это было так давно, что он не мог сосчитать годы. Но теперь, когда он
старел, мать, должно быть, вспоминала о нем и жалела, что ушла. Иначе
почему так часто в последнее время она возвращалась к нему ночами?
Роса холодила кожу. Он почувствовал окоченение - боль в мышцах,
костях, теряющих чувствительность нервах, и заставил себя пошевелиться.
Если бы он двинулся всем телом, вытянулся, не дав глотке захрипеть от
боли, он бы справился с росой, холодом, землей, мог бы открыть глаза и
взглянуть на новый день.
День обещал быть жарким. Зрение у Руго уже ослабло: солнце казалось
лишь расплывшимся огненным пятном над призрачным горизонтом, которому
струившийся в долинах туман придавал красноватый оттенок. Но он знал, что
к полудню станет жарко.
Руго медленно поднялся, встав на все четыре ноги, и выпрямился,
опершись на низкий сук. Внутри ныло от голода. Подгоняемый этим чувством
Руго обыскал чащу, заросли кустарника выше по склону. Там были кусты и
деревья, жесткая летняя растительность, днем больше похожая на металл. Там
порхали птицы, воспевающие солнце, но нигде не было ничего съедобного.
"Мама, ты обещала принести что-нибудь поесть..."
Он потряс своей большой, покрытой чешуей головой, стряхивая туман
снов. Сегодня ему придется спуститься в долину. Он съел последние ягоды на
склоне холма. Много дней Руго ждал здесь, и слабость из брюха заползала в
кости. Теперь ему надо спуститься к Чужакам.
Он медленно вышел из зарослей и направился вниз по склону. Трава
шуршала под ногами, земля вздрагивала от его тяжести. Холм косо поднимался
к небу и уходил вниз к туманным долинам, чтобы остаться наедине с утром.
Здесь росла только трава да небольшие цветы. Раньше эти холмы были
покрыты высоким лесом; он припоминал прохладные тенистые чащобы, рев ветра
в вершинах деревьев, землю, усеянную солнечными пятнышками, опьяняющую
сладость запаха смолы летом и сияние света, преломленного в миллионах
кристаллов - зимой. Но Чужаки вырубили леса, и теперь тут остались лишь
гниющие пни, да его смутные воспоминания. Его одного... потому что люди,
вырубившие лес, умерли, а их сыновья ничего не знали. Интересно, когда он
умрет, кому будет дело до всего этого? Будет ли это кого-нибудь
беспокоить?
Руго вышел к стремительно несущемуся вниз по склону ручью, который
брал начало там, выше - от родника, и впадал в Громовую Реку. Вода была
холодной и чистой, и он жадно пил, вливая ее в себя обеими руками, и вилял
хвостом, ощущая ее свежесть. Он знал что источник уже иссякает, лишившись
лесной тени. Но особого значения это не имело: ведь он сам умрет раньше,
чем пересохнет ручей.
Он перешел ручей вброд. Покалеченную ступню защипало и свело от
холодной воды. За ручьем Руго нашел старую тропу, по которой раньше
спускали лес, и направился по ней. Он шел медленно, с неохотой, и пытался
придумать план.
Чужаки временами кормили его - из сострадания или в уплату за работу.
Однажды Руго почти год работал на одного человека, а тот в награду выделил
ему место для сна и кормил вволю. Работать на этого Чужака него было одним
удовольствием; в нем не было суетливости, свойственной людскому племени;
голос землянина звучал тихо, а глаза смотрели по-доброму. Но потом этот
человек привел женщину, а та боялась Руго. И ему пришлось уйти.
И еще пару раз люди с самой Земли приходили поговорить с Руго. Они
задавали ему кучу вопросов о его народе. Спрашивали об обычаях, как
называлось то или иное, помнит ли он какие-нибудь танцы или музыку? Но
Руго немногое мог рассказать, потому что земляне начали преследовать его
народ еще до того, как он родился. Он видел, как летающая штука пронзила
огнем его отца, а мать ушла на поиски пищи и не вернулась.
Получалось, что люди с Земли знали гораздо больше, чем он сам: о
городах, книгах и богах его народа... И если бы он захотел что-то узнать у
Чужаков, они могли бы рассказать ему и это, и еще многое другое. Люди
давали ему денег, и некоторое время он питался довольно неплохо.
Я теперь стар, подумал Руго. Я никогда не был сильным по сравнению с
их мощью. Любой из нас мог гнать перед собой пятьдесят человек. Но один
человек, сидящий за рулем огненно-металлической штуки, мог косить нас
тысячами. А их женщины, дети и животные боятся меня. Странно... Найти
работу совсем непросто. И мне, возможно, придется выклянчивать хлеб; меня
станут гнать прочь... а ведь зерно, которым меня будут кормить, выросло на
этой земле, в нем сила моего отца и плоть моей матери. Но без еды все-таки
не обойтись.
Когда Руго спустился в долину, туман уже поднимался, зависая рваными
клочьями в воздухе, и он почувствовал, как начинает припекать солнце. Он
свернул к человеческим поселениям, и пошел по пустынной дороге на север.
Стояла тишина. И особенно громко в ней звучали шаги - твердость покрытия
он ощущал ступнями. Руго оглядывался вокруг, стараясь не обращать внимания
на боль в ногах.
Люди вырубили деревья, распахали почву и посеяли злаки Земли. Медное
летнее солнце, и пронизывающие зимние ветры уничтожили лесистые лощины,
которые помнил Руго. Деревья же, оставшиеся в аккуратных садах, приносили
чужеземные плоды.
Могло показаться, что Чужаки боялись темноты и так страшились тени,
сумерек, шуршащих зарослей, куда не проникал взгляд, что им пришлось все
это уничтожить. Один удар огня и грома, и затем - блестящая, непоколебимая
сталь их мира, возвышающаяся над пыльными равнинами.
Только страх мог сделать эти существа такими злобными. Именно страх
заставил сородичей Руго - громадных, черных, покрытых чешуей - ринуться с
гор, чтобы крушить дома, жечь поля, ломать машины. Именно страх принес
ответ Чужаков, нагромоздивший зловонные трупы в развалинах городов,
которые Руго никогда не видел. Только Чужаки были более могущественными, и
их страхи одержали верх...
Он внезапно услышал, что сзади с ревом приближается машина, вихрем
увлекая за собой свистящий воздух, и вспомнил, что ходить по середине
дороги запрещено. Он торопливо рванулся в сторону, но не туда - это была
как раз та сторона, по которой ехал грузовик. И тот, взвизгнув возле Руго
на дымящихся шинах, остановился у его плеча.
Чужак выбрался, почти приплясывая от ярости. Он изрыгал проклятья так
быстро, что Руго не мог их разобрать. Он уловил лишь несколько слов:
"Проклятое чудовище... Я мог убиться! Стрелять нужно... Под суд!"
Руго стоял, уставясь на человека. Он был вдвое выше тощей розовой
фигуры, которая бранилась и дергалась перед ним, и раза в четыре тяжелее.
И хотя он был стар, один взмах его руки разнес бы человеку череп и
разбросал бы мозги по горячему твердому бетону. Но за этим существом
стояла вся мощь Чужаков: и огонь, и разрушение, и летящая сталь. А он был
последним из своего народа. Лишь иногда ночью приходила мать, чтобы
повидаться с ним. Поэтому Руго стоял смирно, надеясь, что человеку надоест
ругаться, и он уедет.
Но вот по его голени током пробежала боль от сильного удара ботинком.
Руго взвыл и поднял руку - так же, как он это делал будучи ребенком, когда
вокруг падали бомбы и сыпался металл.
Человек отпрянул.
- Не смей! - сказал он торопливо. - Не вздумай! Если ты меня тронешь,
тебя прикончат!
- Уйди! - ответил Руго, напрягая язык и гортань, чтобы выговорить
чужие слова, которые он знал лучше, чем полузабытый язык своего народа. -
Пожалуйста, уйди!
- Ты жив до тех пор, пока хорошо ведешь себя. Знай свое место! Понял?
Мерзкий черт! Не зарывайся!
Человек забрался в грузовик, мотор взревел, и колеса швырнули в Руго
гравием.
Он стоял, бессильно свесив руки по бокам, и провожал взглядом машину,
пока та не исчезла из вида. Тогда он вновь пустился в путь, стараясь
держаться на нужной стороне дороги.
Вскоре за гребнем показалась ферма - чистенький белый дом, аккуратно
стоящий среди деревьев, немного в стороне от шоссе. За домом стояли
большие надворные постройки, а еще дальше раскинулись огромные желтые
поля. Солнце поднялось уже высоко; туман и роса постепенно исчезли, ветер
уснул.
От твердой дороги в ступнях у Руго пульсировала кровь.
Он стоял у ворот, не решаясь зайти во двор богатого дома. Он не питал
надежды, ведь у людей были машины, и его труд здесь не имел смысла.
Однажды давно Руго проходил уже здесь, но хозяин просто прогнал его.
Оставалось только надеяться на то, что, может быть, сегодня они дадут ему
кусок хлеба и кувшин воды, чтобы побыстрее отделаться от него, или же - из
сострадания, чтобы не дать умереть?! Руго знал, что для людей он - что-то
вроде одной из местных достопримечательностей. Приезжие часто взбирались
на холм, чтобы взглянуть на него, бросить к его ногам несколько монет и
сфотографировать, пока он подбирает их.
Руго разобрал имя "Илайес Вэйтли" на почтовом ящике дома, у которого
остановился. И решил, что попытает счастья у этого человека.
Когда он шел по аллее, навстречу выскочил пес и принялся лаять;
высокий пронзительный звук резал Руго слух. Пес прыгал вокруг и кусался с
яростью, наполовину панической: ни одно из земных животных не выносило его
вида и запаха, видно, они чувствовали, что Руго не из их мира, и их
охватывал первобытный ужас. Он вновь вспомнил о боли - той, когда собачьи
зубы впились в его ревматические ноги. Однажды он убил укусившую его
собаку одним непроизвольным взмахом хвоста, а хозяин выпалил в него из
дробовика. Большая часть заряда отскочила от чешуи, но несколько дробинок
все же засели глубоко под кожей и кусали его в холодные дни.
Его бас громыхнул в тихом теплом воздухе, и лай стал еще неистовее.
- Пожалуйста, - сказал он псу, - пожалуйста, я не причиню вреда, не
кусайся!
- О-о!
Женщина во дворе перед домом негромко вскрикнула, метнулась вверх по
ступенькам и дверь перед Руго захлопнулась. Он вздохнул, неожиданно
почувствовав усталость. Она боялась. Они все его боялись. Люди называли
его народ троллями: это было что-то злое из их старых мифов. Руго
вспомнил, как его дед, умерший бесприютной зимой, называл Чужаков
торрогами; он говорил, что это бледные костлявые существа, питающиеся
мертвецами. Руго криво улыбнулся, но улыбка получилась мрачноватой. Ничего
не дадут, подумалось ему. И он повернулся, чтобы уйти...
- Эй, ты! - вдруг услышал Руго.
Он обернулся и оказался лицом к лицу с высоким мужчиной, стоящим в
дверях. В руках человек держал винтовку, его вытянутое лицо было
напряжено. Из-за спины Чужака выглядывал рыжеволосый парнишка лет
тринадцати; у детеныша были такие же узкие глаза, как и у отца.
- Какого черта ты сюда приперся? - проворчал человек. Голос его
походил на скрежет железа.
- Извините, сэр, - сказал Руго, - я голоден. Я подумал, что у вас
есть какая-нибудь работа для меня или, может, найдутся хотя бы объедки...
- Уже взялся за попрошайничество, а? - съязвил Вэйтли. - Ты что, не
знаешь, что это запрещено? За это могут и в тюрьму засадить. И стоило бы,
ей богу! Чтобы не нарушал общественный порядок.
- Я только искал работу, - сказал Руго.
- И поэтому ты пришел сюда и напугал мою жену? Ты же знаешь: здесь
нет работы для дикаря. Ты умеешь водить трактор? Можешь починить
генератор? Можешь, хотя бы, поесть, не расплескав все на землю? - Вэйтли
сплюнул. - Ты самовольно живешь на чьей-то земле, и сам хорошо это знаешь.
Если бы это была моя земля, ты получил бы такого пинка под зад, что
вылетел бы вверх тормашками! Так что скажи спасибо, что жив! Как подумаю,
что вы творили, гнусные кровожадные твари... Сорок лет! Сорок лет мы были
набиты в вонючие космические корабли, отрезанные от земли и от всего
человечества, умирали, так и не увидев почвы под ногами, борясь за каждый
фут всех этих световых лет, чтобы добраться до Тау Кита - и тут вы
говорите, что земляне не имеют права остаться здесь. А потом вы пришли и
спалили их дома, вырезали женщин и детей! Наконец-то планета очищена от
вас, от дерьма. Удивляюсь, что никто не возьмет винтовку и не уберет
последние отбросы.
Он приподнял свое оружие. "Объяснять бесполезно!" - подумал Руго.
Возможно, на самом деле имело место какое-то непонимание, как считал его
дед. Или же старые советники решили, что первые путешественники только
спрашивали, могут ли здесь появиться такие же существа, как они, и те,
давая разрешение, не ожидали поселенцев с Земли. А может, осознав, что
чужаки принесут зло, они решили нарушить слово и биться за обладание своей
планетой?
"Ну а теперь-то какой в этом смысл?" - думал Руго. Чужаки выиграли
войну с помощью пушек, бомб и вируса чумы, косой прошедшего по аборигенам;
за немногими, обладавшими иммунитетом, они охотились, как за зверями. И
теперь, когда он остался один - последний из своего племени во всем мире,
поздно что-либо объяснять.
- Взять его, Шеп! - закричал мальчишка. - Взять его! Хватай!
Пес с лаем подскочил ближе, подступая и отпрыгивая, пытаясь выжать
ярость из своего страха.
- Заткнись, Сэм! - приказал Вэйтли сыну. Потом крикнул Руго: -
Проваливай!
- Я ухожу, - сказал Руго.
Он пытался унять дрожь, рвущий нервы страх перед тем, что могла
извергнуть винтовка. "Умереть не страшно", - подумал он вяло. Руго был бы
даже рад пришедшей тьме, но жизнь в нем сидела так глубоко, что ему
понадобились бы многие часы, чтобы умереть.
- Я пойду дальше, сэр, - сказал он.
- Нет, не пойдешь! - рявкнул Вэйтли. - Я не допущу, чтобы ты
отправился в деревню и пугал ребятишек. Иди туда, откуда пришел!
- Но, сэр, пожалуйста...
- Проваливай!
Человек прицелился. Руго взглянул на ствол, повернулся и вышел за
ворота. Вэйтли махнул ему, чтобы он поворачивал налево, назад к дороге.
Пес бросился вперед и вонзил свои зубы ему в лодыжку, туда, где
отвалилась чешуя. Руго завопил от боли и побежал - медленно и тяжело,
раскачиваясь на ходу. Мальчишка Сэм, смеясь, преследовал его.
- Противный старикашка тролль, уползай назад в свою вонючую нору!
Затем появились другие дети, прибежавшие с соседних ферм, и все
слилось в бесконечную расплывчатую массу, состоящую из беготни, молодых,
легких, стучащих сердец и истошных оглушительных воплей. Они преследовали
его. Собаки лаяли, а брошенные камни со стуком отскакивали от его боков,
оставляя небольшие порезы.
- Противный старикашка тролль, уползай назад в свою вонючую нору!
- Пожалуйста! - шептал он. - Пожалуйста.
Добравшись до старой тропы, он едва узнал ее. Жара и пыль слепили;
дорога плясала перед глазами, мир вокруг раскачивался и кружился, а шум в
ушах заглушал детские визги. Собаки скакали вокруг, уверенные в своей
безнаказанности, словно зная о боли, слабости и одиночестве, стоном
рвущихся из его горла, и кидались с воем, кусая его за хвост и распухшие
ноги.
Вскоре Руго уже не мог идти дальше. Склон был слишком крут; воля,
подгонявшая его, иссякла. Он сел, подтянул колени и хвост, закрыв голову
руками; от навалившейся горячей, ревущей, кружащейся слепоты он почти не
осознавал, что дети продолжают швырять в него камни, колотят его и орут.
Ночь, дождь, плач западного ветра, прохладная и влажная мягкость
травы, дрожащее небольшое пламя; печальные глаза отца, дорогое утраченное
лицо матери... Приди ко мне, мама - из ночи, ветра и дождя, из леса,
который они вырубили, из глубины лет и смутных воспоминаний, из царства
теней и снов. Приди, возьми меня на руки и отнеси домой...
Через некоторое время им надоело, и они ушли: кто вернулся обратно, а
кто побрел выше - в холмы за ягодами. Руго сидел, не шевелясь, ощущая, как
по капле возвращаются силы и осознание боли.
Внутри горело и пульсировало: зазубренные стрелы проносились по
нервам, в горле пересохло, и глубоко в брюхе, как дикий зверь, засел
голод. А над головой в горячей дымке плыло солнце, заливая все вокруг
жаром и наполняя воздух раскаленным сухим сиянием.
Глаза он открыл нескоро. Веки казались шершавыми, запорошенными
песком; пейзаж вокруг колыхался, словно мозг его дрожал от жары. Руго
заметил человека, наблюдавшего за ним.
Он отпрянул, закрыл лицо рукой. Но человек стоял, не двигаясь,
попыхивая старой поцарапанной трубкой. На нем была поношенная одежда, на
плечах - котомка.
- Круто с тобой обошлись, не так ли, старина? - спросил он. Голос его
был ласковым. - Вот, держи! - долговязая фигура склонилась над сжавшимся
Руго. - Тебе надо попить!
Руго поднес флягу к губам и выпил жадно, все до дна. Человек оглядел
его.
- Ты не так уж изувечен, - заметил он, - только порезы и царапины.
Вы, тролли, всегда были крепкими ребятами. Все же дам тебе немного
аневрина.
Он выудил из кармана тюбик с желтой мазью и намазал ею раны. Боль
ослабла, перешла в теплый зуд, и Руго вздохнул с облегчением.
- Вы очень добры, сэр, - сказал он неуверенно.
- Да, нет! Я и так хотел с тобой встретиться. Как теперь себя
чувствуешь? Лучше?
Руго кивнул, медленно, пытаясь унять оставшуюся дрожь.
- Я в порядке, сэр, - сказал он.
- Не называй меня "сэр"! Многие умерли бы со смеху, услышав это.
Однако, что с тобой приключилось?
- Я... я хотел еды, сэр простите. Я х-хотел еды. Но они - он - велел
мне убираться. Потом появились собаки и дети...
- Детишки иногда бывают весьма жестокими маленькими чудовищами, это
точно! Ты можешь идти, старина? Я хотел бы поискать какую-нибудь тень.
Руго поднялся на ноги. Это оказалось легче, чем он ожидал.
- Пожалуйста, не будете ли так добры, я знаю местечко, где есть
деревья...
Человек тихо но образно выругался.
- Так вот, что они натворили! Мало того, что они уничтожили целый
народ, так нужно было еще и последнего оставшегося лишить мужества и воли!
Послушай, ты! Я - Мануэль Джонс, и я ставлю условие: или же ты говоришь со
мной, как один свободный бродяга с другим, или же не говоришь вовсе.
Теперь пойдем, поищем твои деревья!
Они пошли вверх по тропе молча (если не считать того, что человек
насвистывал под нос непристойную песенку), пересекли ручей и вошли в
заросли. И когда Руго улегся в тени, испещренной пятнами света, ему
показалось, что он заново родился. Руго вздохнул, дал телу расслабиться,
приник к земле, черпая ее древнюю силу.
Человек разжег костер, открыл несколько банок из своей котомки и
вывалил их содержимое в котелок. Руго голодным взглядом следил за ним,
стыдясь и злясь на себя за урчание в желудке. Мануэль Джонс присел на
корточки под деревом, сдвинул шляпу на затылок и заново зажег трубку.
Голубые глаза на обветренном лице смотрели на Руго спокойно, без
ненависти и страха.
- Я ждал встречи с тобой, - сказал Мануэль. - Я хотел увидеться с
последним из племени, которое смогло построить Храм Отейи.
- Что это такое? - спросил Руго.
- Ты не знаешь?
- Нет, сэр, то есть, извините, мистер Джонс...
- Мануэль. А может, ты забыл?
- Нет, я родился, когда Чужаки охотились за последними из нас...
Мануэль. Мы всегда спасались бегством. Мне было очень мало лет, когда
убили мою мать. Я встретил последнего ганнура - так звался наш род - когда
мне было около двадцати. С тех пор прошло уже почти двести лет. И теперь я
- последний.
- Боже! - прошептал Мануэль. - Боже, ну что мы за племя - вырвавшиеся
на свободу черти!
- Вы были сильнее, - сказал Руго. - В любом случае, это дело далекого
прошлого. Те, кто это сделал, мертвы. Некоторые люди хорошо относились ко
мне. Один из них спас мне жизнь: убедил других оставить меня в живых. И
некоторые из них были ко мне добры.
- Я бы сказал, странная доброта, - пожал плечами Мануэль. - Но, как
ты сказал, Руго, это дело прошлое.
Он глубоко затянулся трубкой:
- И все же у вас была великая цивилизация. Не технократичная, как
наша, не гуманоидная и не доступная во многом человеческому пониманию, но
в ней было свое величие. О, мы свершили кровавое преступление, уничтожив
вас, и нам когда-нибудь придется ответить за это.
- Я стар, - сказал Руго. - Я слишком стар для ненависти.
- Но недостаточно стар для одиночества, а? - криво усмехнулся
Мануэль. Он замолчал, выпуская в сияющий воздух голубые кольца дыма.
Затем он продолжал задумчиво:
- Конечно, людей можно понять. Они были бедны, обездолены на нашей
страдающей от истощения планете; сорок лет несли они сквозь пространство
свои надежды, отдавая жизнь кораблям, чтобы дети их смогли долететь - и
тут ваш совет запретил им это. Они просто не могли вернуться, а человек
никогда не был особенно разборчив в средствах, когда его вела нужда. Люди
чувствовали себя одинокими и напуганными, а ваш громадный, ужасный облик
только усугубил дело. Поэтому они и дрались. Но им не следовало этого
делать так тщательно, ибо все превращалось в чистейшей воды жестокость.
- Не имеет значения, - сказал Руго. - Это было давно.
Потом они сидели молча, укрытые тенью от белого пламени солнца, пока
не поспела еда.
- А-а! - Мануэль с нежностью потянулся за своими кухонными
принадлежностями. - Это не так уж здорово: фасоль с какой-то дрянью, да и
лишней тарелки нет. Бери прямо из котелка, не возражаешь?
- Я-я.. Мне не нужно, - пробормотал Руго, вдруг снова застыдившись.
- Черта-с-два не нужно! Ешь, старина, хватит на всех!
Запах пищи наполнил ноздри Руго; он почувствовал, как закричал
желудок. А Чужак, похоже, не шутил. Руго медленно погрузил руки в
посудину, вытащил их уже с пищей и принялся есть в нескладной манере,
свойственной его народу.
Потом они вновь улеглись, растянувшись, отдуваясь, овеваемые легким
ветерком.
Учитывая размеры Руго, еды было маловато. Но опустошив котелок, он
чувствовал себя более сытым, чем когда-либо на своей памяти.
- Боюсь, мы съели все твои припасы, - сказал он неуклюже.
- Наплевать, - зевнул Мануэль. - Меня все равно уже тошнит от фасоли.
Вечером думаю стащить цыпленка.
- Ты не из этих мест, - сказал Руго. Что-то оттаивало в нем. Сейчас
рядом с ним был некто, кому, похоже, не нужно было ничего, кроме дружбы.
Можно вот так, просто, лежать рядом с ним в тени и смотреть, как одинокий
обрывок облака плывет по горячему небу, и расслабить каждый нерв, каждый
мускул. Чувствовать полноту в желудке, развалиться на траве,
перебрасываться пустыми словами - и это все, больше ничего не нужно...
- Ты необычный бродяга, - добавил он задумчиво.
- Может быть, - сказал Мануэль. - Я преподавал в школе, очень давно,
в Китпорте. Вляпался в одну историю и пришлось тронуться в путь. И так мне
это понравилось, что с тех пор я так нигде и не осел. Бродяжничаю,
охочусь, иду в любое место, которое мне кажется интересным - мир велик:
того, что в нем есть, хватит на всю жизнь. Я хочу узнать эту планету,
Нью-Терру, Руго. Я не собираюсь писать книгу, или какую-нибудь другую
чушь. Я просто хочу ее узнать.
Он приподнялся на локте.
- Поэтому я и пришел повидаться с тобой, - сказал он. - ты часть
древнего мира, последняя его часть, не считая пустых развалин и нескольких
рваных страниц в музеях. Но я убежден, что твой народ всегда будет незримо
присутствовать в нас. Потому что сколько бы человек здесь не жил, что-то
ваше проникает в него.
На его лице появилось загадочное выражение. Он был теперь не
пропыленным бродягой, а кем-то иным, кого Руго узнать не мог.
- До нашего прихода планета была вашей, - продолжал он, - и она
формировала вас, а вы - ее. А теперь ваша земля каким-то образом изменяет
нас - медленно и незаметно. Когда человек живет на Нью-Терре один, под
открытым небом, среди больших холмов, когда в кронах деревьев слышны звуки
ночи, мне кажется, он всегда что-то чувствует. Словно чья-то тень у
костра, чьи-то голоса в шуме ветра и рек, что-то в почве, и это проникает
в хлеб, который он ест, и в воду, которую он пьет... И это - твой
исчезнувший народ.
- Может и так, - сказал Руго неуверенно. - Но теперь нас больше нет.
От нас ничего не осталось.
- Когда-нибудь, - заметил Мануэль, - последний из людей будет так же
одинок, как ты. Мы тоже не вечны. Рано или поздно время наша собственная
глупость, наконец, угасание Вселенной настигнут нас. Надеюсь, что
последний человек будет держаться так же смело, как ты.
- Я не был смелым, - сказал Руго. - Я часто боялся. Иногда они
причиняли мне боль, и я убегал.
- Смело - по большому счету, - сказал Мануэль.
Они поговорили еще немного, затем человек поднялся.
- Мне надо идти, Руго. Раз уж я остаюсь тут на некоторое время, мне
надо спуститься в деревню и найти какую-нибудь работу. Можно мне завтра
снова придти к тебе?
Руго встал рядом с ним с достоинством хозяина.
- Я почту за честь, - сказал он серьезно.
Он стоял, глядя вслед человеку, пока тот не скрылся из виду за
поворотом тропы. Потом он тихо вздохнул, подумав о том, что Мануэль был
добр. Да, он был первым за сотни лет, кто не испытывал к нему ненависти
или страха, кто был вежлив, не оправдывался, а просто перебрасывался
словами, как одно свободное существо с другим.
"Как он сказал? - пытался вспомнить Руго. - Один бродяга с другим".
Да, Мануэль был хороший бродяга. Завтра он принесет еду - Руго знал это. И
будет сказано больше; дружба станет непринужденней, а глаза - еще более
искренними. Его мучило то, что он ничего не мог предложить со своей
стороны.
"Но постой, это возможно!" - его вдруг осенило.
На дальних холмах раньше было много ягод, и кое-что еще должно
остаться даже сейчас, в конце сезона. Птицы, звери и люди не могли все
собрать; а уж искать Руго умел. Конечно, он мог бы принести очень много
ягод, которые украсили бы стол...
Путь к заветному месту был долгим, и от этой мысли вначале все в нем
запротестовало. С ворчанием, медленно, Руго тронулся в путь. Солнце
катилось к горизонту, но до темноты оставалось еще несколько часов.
Он перевалил через гребень холма и начал спускаться по другому
склону. Было жарко и тихо, воздух вокруг дрожал, вяло свисали листья на
одиноких деревьях. Высохшая за лето трава резко шуршала под ногами, камни
с негромким стуком, подпрыгивая, катились вниз по длинному склону. Вдали
гряда холмов уходила в голубую дымку. Здесь, наверху было уныло, но Руго к
этому привык, и ему здесь даже нравилось.
Ягоды... Да, они целыми гроздями росли у Громового водопада, где
всегда было прохладно и сыро. Если уж быть точным, другие любители ягод
знали это не хуже него, но они не могли побывать во всех укромных уголках:
крутых откосах, сырых расщелинах и густых зарослей кустарника. Руго же был
здесь хозяином и мог принести достаточно ягод, чтобы наесться вволю.
Он наискось спустился по склону и поднялся на следующий. Здесь
деревьев было больше. И, радуясь тени, Руго пошел чуть быстрее. Возможно,
ему лучше было бы совсем покинуть эту округу и жить в каких-нибудь менее
населенных местах. Кто знает, может быть именно там ему удалось бы
встретить больше таких людей, как Мануэль. Все-таки люди были ему нужны:
Руго чувствовал себя уже слишком старым, чтобы обходиться без них, и
подумал, что там, на окраине, ему будет легче с ними поладить.
Что ни говори, они - эти Чужаки - были не так уж плохи. Да, они
воевали со всей яростью, на какую только способны, с ненужной жестокостью
уничтожали то, что им угрожало; они все еще воевали и друг с другом,
обманывая и притесняя соседей; они были глупы и безжалостны: вырубали
леса, разрывали землю и осушали реки. Но среди них находились и другие.
Руго часто задавал себе вопрос: мог бы его собственный народ похвастать
большим количеством таких людей, как Мануэль?
Наконец он вышел на склон самого большого холма в округе и начал
взбираться к Громовому водопаду. Пока Руго боролся со своим стареющим
телом, поднимаясь по скалистому откосу, он вслушивался в отдаленный рев
низвергающегося потока, наполовину заглушаемого биением его собственного
сердца. В пляске солнечного света Руго остановился, чтобы перевести дух и
утешить себя тем, что тень, туман и прохлада бегущей воды уже недалеко. А
когда он соберется отправиться в обратный путь, придет ночь и проводит его
до дому.
Шумящий водопад заглушал голоса детей, но Руго и не высматривал их,
зная, что им запрещено приходить в это опасное место без взрослых. Когда
он взобрался на вершину каменистого гребня и, остановившись, взглянул в
узкое ущелье, он увидел детей прямо внизу. И сердце его болезненно
вздрогнуло.
Вся компания во главе с рыжеволосым Сэмом Вэйтли ползала в поисках
ягод вверх и вниз по крутым скалам и усыпанному галькой берегу. Руго стоял
на краю обрыва, вглядываясь в них сквозь мелкую холодную водяную пыль и
пытаясь заставить свое трепетавшее тело повернуться и бежать - прежде, чем
они его заметят.
Но было уже поздно: они увидели его темную фигуру и гурьбой начали
подбираться ближе, карабкаясь по откосу с издевательским смехом.
- Глянь-ка! - услышал он голос Сэма, заглушаемый ревом и грохотом
водопада. - Кого мы видим? Старикашка Черныш!
Камень со стуком ударился в грудь. Руго уже было повернулся, чтобы
уйти, смутно осознавая при этом, что ему от них не убежать. Но вспомнил,
что пришел за ягодами для Мануэля Джонса, который назвал его смелым; и
новая мысль пришла ему в голову.
Он выкрикнул басом, задрожавшим среди скал:
- Не сметь!
- Эй, послушайте, что он говорит, ха-ха-ха!
- Оставьте меня в покое, - закричал Руго, - или я скажу вашим
родителям, что вы здесь.
Они остановились почти вплотную; мгновение было слышно только
тявканье собак. Потом Сэм ухмыльнулся.
- А кто тебя будет слушать, старый тролль?
- Я думаю, мне поверят, - сказал Руго. - Но если ты в этом
сомневаешься - попробуй, тогда узнаешь!
Мгновение они колебались, глядя в неуверенности друг на друга.
Наконец Сэм сказал:
- Хорошо, старый сплетник, о'кей! Но ты позволишь нам остаться,
понял?
- Ладно, - сказал Руго, и затаенное дыхание вырвалось у него вздохом
облегчения. Он почувствовал, как болезненно затрепетало сердце, а по ногам
растеклась водянистая слабость.
Между тем дети возобновили сбор ягод, только уже без прежнего
веселья. Руго же, с трудом спустившись с обрыва, направился в
противоположную сторону. Собаки его не преследовали, и скоро он совсем
исчез из виду.
Высокие и крутые стены ущелья поднимались по обеим сторонам водопада.
Быстрая зеленая река неслась в белом кипении - холодная и шумная - и
обрушивалась вниз в покрывале радужного тумана. Шум наполнял воздух,
звенел меж утесов и гудел в выдолбленных водой пещерах. Вибрация падающего
потока неустанно сотрясала землю. Здесь было прохладно и сыро, а вдоль
ущелья постоянно дул ветер. Водопад не был высок - всего футов двадцать,
но река грохотала, низвергаясь, с ожесточенным неистовством. Ниже водопада
она была глубокой, быстрой, изобиловала водоворотами и мелями.
Между камнями - тут и там - росли небольшие кусты и несколько чахлых
деревьев. Руго отыскал немного больших листьев цуги, свернул из них кулек
приличных размеров, как учила мать, и начал собирать.
Ягоды росли на невысоких круглолистных кустах, что кучками ютились
под скалами и более высокими растениями - везде, где только можно
укрыться, так что умение отыскивать их было своего рода искусством. Но за
плечами Руго был багаж многолетней практики.
Эта работа действовала на него умиротворяюще. Он чувствовал, как
сердце и дыхание приходят в норму; удовлетворение и покой незаметно
овладели им. Вот так же он часто ходил за ягодами с матерью; то время было
для него более отчетливым, чем все последующие, стершиеся в памяти годы. И
сейчас мать будто шла рядом с ним, показывала ему, где искать, и
улыбалась, когда он переворачивал куст и находил голубые шарики. Он
собирал их для друга, и это было замечательно.
Через некоторое время Руго заметил, что двое детей, маленькие мальчик
и девочка, отбились от основной группы и молча крадутся за ним на
почтительном расстоянии. Он повернулся и пристально посмотрел на них,
пытаясь понять, собираются ли они все-таки напасть на него, и те стыдливо
отвели глаза.
- Как много вы набрали мистер Тролль, - наконец промолвил мальчик
застенчиво.
- Они тут растут, - проворчал Руго, конфузясь.
- Очень жаль, что они так скверно обошлись с вами, - сказала девочка.
- Меня и Томми там не было, а то бы мы им не позволили.
Руго не помнил, были они в компании утром или нет. Это не имело
значения. Он подумал, что дети проявляли дружелюбие только в надежде на
то, что он покажет им ягодные места.
Бывало, он нравился некоторым детенышам Чужаков - в меру взрослым,
чтобы не вопить в исступлении от страха, и в меру маленьким, не
отягощенным предубеждениями. Руго отвечал им взаимностью. Эти двое, какова
бы не была причина, тоже говорили по-доброму.
- Мой папа на днях сказал, что у него, нашлась бы для тебя
какая-нибудь работа, - сказал мальчик. - Он хорошо заплатит.
- А кто твой отец? - спросил Руго неуверенно.
- Мистер Джим Стакмен.
Да, мистер Джим Стакмен всегда был добр к нему, правда в несколько
натянутой и неуклюжей манере, свойственной всем людям. Они чувствовали
себя виноватыми за то, что сделали их деды, как будто это чувство что-то
могло изменить. Но все же... Большинство людей были весьма порядочными. Их
главная вина заключалась лишь в том, что они стояли в стороне, когда
другие их сородичи творили зло. Стояли в стороне, молчали и смущались.
- Мистер Вэйтли не пропустит меня, - огорчился Руго.
- А, этот! - заметил мальчик с явным презрением. - Мой отец
позаботится об этом старом ворчуне Вэйтли.
- Я и Сэма Вэйтли не люблю, - сказала девочка. - Он такой же
скверный, как его папаша.
- Тогда почему вы его слушаете? - спросил Руго.
Мальчик выглядел смущенным.
- Сэм самый большой из нас, - пробормотал он.
"Да, обычное дело для людей, - подумал Руго. - Действительно не их
вина, что таких, как Мануэль Джонс, среди них единицы. И они сами страдают
от этого больше, чем кто-либо".
- Вот отличный ягодный куст, - показал Руго. - Можете обобрать его,
если хотите.
Он присел на мшистую кочку и стал смотреть, как они едят, размышляя,
что, возможно, сегодня все в его жизни изменилось. Может, ему даже не
нужно будет уходить отсюда.
Девочка подошла и села рядом с ним.
- Расскажите какую-нибудь историю, мистер Тролль, - попросила она.
- Гм-м!...
Она вывела его из задумчивости.
- Мой папа говорит, что такой старина, как ты, должен знать очень
много всего.
"Ну конечно, - подумал Руго. Знал он немало, но все это были не те
истории, что можно рассказывать детям. Они не знали голода, одиночества и
дрожи зимних холодов, слабости, боли и ощущения рухнувшей надежды. И Руго
не хотелось, чтобы они когда-либо это узнали.
Но, впрочем, он мог припомнить и еще кое-что. Его отец рассказывал
ему о том, что было раньше и...
"Твой народ будет всегда незримо присутствовать в нас. Сколько бы
человек здесь не жил, что-то ваше проникает в него... Чья-то тень у
костра, чьи-то голоса в шуме ветра и рек, что-то в почве, проникающее в
хлеб, который человек ест, и в воду, которую он пьет... И это - твой
исчезнувший народ."
- Ну что же, - сказал он неторопливо. - Думаю, так оно и есть.
Мальчик подошел и сел рядом с девочкой, и они смотрели на него
большими глазами. Он откинулся назад и погрузился в прошлое.
- Давным-давно, - начал он, - задолго до того, как люди пришли на
Нью-Терру, здесь жили тролли, такие же, как я. Мы строили дома и фермы;
как и у вас, у нас были свои песни и легенды. И я вам кое-что об этом
расскажу. И, может быть, однажды, когда вы вырастете, и у вас будут свои
дети, вы расскажете это им.
- Конечно, - сказал мальчик.
- Ну вот, - начал Руго, - жил-был король троллей по имени Уторри. И
жил он в Западных Долинах, неподалеку от моря в большом замке, башни
которого были так высоки, что почти касались звезд, и ветер все время
гулял среди башен и звонил в колокола. Даже во сне слышали тролли
колокольный звон. Это был богатый замок: двери его всегда были открыты для
путников. И каждую ночь там бывал пир, куда сходились знатные тролли;
звучала музыка, герои рассказывали о своих странствиях...
- Эй, глядите!
Дети повернули головы, и Руго с беспокойством проследил за их
взглядом. Солнце уже стояло низко, и его длинные косые лучи заливали огнем
волосы Сэма Вэйтли. Он взобрался на самую высокую скалу над водопадом и
балансировал, покачиваясь, на узком выступе. Негромкий внятный смех
доносился сквозь шум воды.
- Ой, зря это он, - сказала маленькая девочка.
- Я король гор! - кричал Сэм.
- Дурачок, - проворчал Руго.
- Я король гор!
- Сэм, спускайся! - детский голос почти утонул в грохоте.
Он вновь засмеялся и, присев, стал шарить руками по шершавому камню,
нащупывая обратный путь. Руго оцепенел, зная, как скользки эти скалы и как
опасна река.
Мальчик начал спускаться и, потеряв опору, сорвался. Среди пенящейся
зелени реки мелькнула его рыжая голова и вновь исчезла, затянутая рекой,
будто погасший фонарь.
Руго с криком вскочил на ноги, вспомнив, что даже сейчас в нем была
сила, равная силе многих людей, и то, что человек назвал его смелым.
Где-то в глубине мелькнула мысль - подождать, остановиться, подумать... Но
он кинулся к берегу, осознавая в отчаянии, что стоит ему только поддаться
благоразумию, и он никогда этого не сделает.
Вода была холодной; она вонзила в него ледяные клыки, и Руго закричал
от боли.
Голова Сэма Вэйтли, увлекаемая вниз по течению, на мгновение
появилась у подножия водопада. Ноги Руго потеряли дно, и он рванулся,
чувствуя, как течение подхватило его и потащило от берега. Руго плыл по
течению, барахтаясь, задыхаясь и дико озираясь вокруг.
Но вот чуть выше по течению показался Сэм. Он пытался удержаться на
воде, рефлекторно размахивая руками.
Худенькое детское тело ударилось о его плечо, и тут же река понесла
их дальше. Руго схватил Сэма и отчаянно заработал ногами, хвостом и
свободной рукой.
Поток нес их, кружа; Руго ничего не слышал, силы вытекали из него,
как кровь из открытой раны.
Впереди была скала. Он смутно различал в жестком свете солнца широкий
плоский камень, возвышающийся над пенящей водой. Стремясь к нему, он
замолотил по воде, втягивая воздух в пустые легкие, и они оба ударились о
камень с невероятной силой. Руго отчаянно цеплялся за гладкую поверхность,
пытаясь найти опору. Одной рукой он поднял слабо шевелящееся тело Сэм
Вэйтли, аккуратно забросил на камень, и река потащила его дальше.
"Мальчик не сильно наглотался, - подумал Руго, теряя сознание. - Он
полежит там, пока летающая штука из деревни не заберет его. Только...
почему я его спас? Почему я его спас? Он кидал в меня камнями, а я теперь
никогда не смогу угостить Мануэля ягодами. Я никогда не окончу рассказ о
короле Уторри и его героях..."
Он тонул в холодной, зеленой воде. "Придет ли за мной мама?" -
подумал он.
Несколькими милями ниже река растекается широко и спокойно между
отлогими берегами. Там растут деревья, и последние лучи солнца, пробиваясь
сквозь листву, искрятся на поверхности воды. Но это ниже, в долине, где
стоят дома человека...
Пол Андерсон. Последнее чудовище.
перевод с англ. -
Poul Anderson. ?
