видений. Вот и прекрасно. Пока что это только забавляло меня. Я решил не
препятствовать дальнейшему развитию придумываемого Красвеллом на ходу
действия, а возможно и подыграть ему. Собственное мое воображение
нисколько не расшалилось, во всяком случае - пока что.
- Мои сторонники, - поведал мне Красвелл, - Благородные док-люди с
Голубых гор, только что все пали мертвыми в кровопролитном сражении. Мы
храбро встретили множество опасностей, что повстречались нам на равнинах
Истака во время наших поисков Бриллианта - но все это, разумеется, тебе
известно.
- Конечно же, - согласился я. - А что теперь?
Красвелл неожиданно повернулся и сделал указующий жест мечом.
- Туда, - пробормотал он. - Перспектива, что нас ожидает, вселяет
ужас даже в мое сердце. Я уже вижу, как возвращается Гарор, чтобы
сразиться с нами, возвращается, ведя за собой свой жуткий легион Лакросов,
созданий из Сверхмира, погрязших в мерзком симбиозе с инопланетным
разумом, - неуязвимых для людей, но не для Меча или могучего оружия,
которым владеет Нельпар с Семилуния. Мы сразимся с ними и одолеем их без
посторонней помощи!
Через бескрайнюю равнину, покрытую зеленой пылью, прямо на нас
мчалась целая орда... как их назвать... каких-то созданий. Мой запас слов
слишком беден для описания буйных фантазий Красвелла. Гигантские, тускло
мерцающие твари, то ли с кожи, то ли с чешуи которых сочился какой-то
тягучий гной, не то летели, не то скакали. Они были настолько мерзкими,
что я стал озираться по сторонам в поисках какой-нибудь раковины или
просто урны, куда можно было бы сплюнуть. И таковая не замедлила
подвернуться мне под руку с мылом и комплектом полотенец, но я мысленно
отверг ее, бросил взгляд на облако зеленой пыли и серьезно задумался.
Передо мною задрожали очертания телефонной кабинки, и, как только мне
удалось зафиксировать ее в своем сознании, я опрометью кинулся в нее и
лихорадочно набрал столь знакомый мне номер.
- Полиция? Спецнаряд для усмирения хулиганья - и поживее!
Я вышел из кабины. Красвелл яростно размахивал над головой мечом и
издавал воинственные кличи, готовый встретить атакующих чудовищ.
С противоположной стороны донеслось громкое завывание полицейской
сирены. Взметнув веера зеленой пыли, у самой телефонной будки со скрежетом
остановились штук шесть-семь добрых надежных полицейских машин. Мне не
нужно было особенно напрягать свое воображение, чтобы сформировать в своем
сознании патрульный полицейский автомобиль города Нью-Йорк. Все было в
полнейшем ажуре. Даже первый же выскочивший фараон, который подбежал
тотчас же ко мне, нахлобучив по самые брови форменную свою фуражку.
Майкл О'Фаолин, самый дюжий, самый крутой, самый славный из всех
фараонов, которых я только знал.
- Майк, - сказал я, взмахнув рукой в сторону чудовищ, - приведите их
в чувство.
- А почему бы и нет? Это совсем несложно для ребят, которых я
приволок с собой, - уверил меня Майк, пристегивая портупею.
Затем он развернул свои силы.
Красвелл с изумлением глядел на выстроившихся полицейских, готовых
отразить нападение, затем заковылял, шатаясь, ко мне, закрыв глаза
ладонями.
- Да ведь это же бред! - вскричал он. Что это ты, Нельпар, затеваешь?
На какое-то мгновенье вся картина происходящего как бы подернулась
колышущейся дымкой. Единственное красное солнце замерцало и стало гаснуть;
зеленая пустыня постепенно становилась мутной прозрачностью, сквозь
которую на какую-то долю секунды перед моим взором промелькнуло видение
двух белых кроватей с двумя лежавшими на них неподвижными телами. Затем
Красвелл убрал ладони с глаз.
Уже примерно в двадцати метрах от полицейского наряда чудовища начали
быстро уменьшаться в размерах, и к тому времени, когда они достигли
фараонов, они уже были ростом не больше среднего мужчины и стали вполне
дисциплинированными - что было обеспечено с помощью не таких уж сильных
ударов длинными полицейскими дубинками по их рогатым головам. Их быстро
пораспихивали по патрульным машинам, которые тотчас же с громким воем
тронулись в путь через равнину.
Майкл О'Фаолин остался.
- Спасибо, Майк, - сказал я. - Мне, может быть, удастся достать пару
контрамарок на боксерский матч на завтрашний вечер.
- Это как раз то, о чем я давно мечтаю. Завтра я свободен от
дежурства. А теперь - как мне добраться домой?
Я открыл дверь телефонной будки.
- Проходите прямо сюда.
Он исчез в будке, я же повернулся к Красвеллу.
- Это очень могучее волшебство, о Нельпар! - воскликнул он. -
Созданиям, созданный злой волей Гарора, ты противопоставил своих.
Он уже включил весь этот эпизод в структуру своего сюжета.
- Нам теперь нужно следовать дальше, Нельпар с Семилуния - к твердыне
Змея, в тысяче локспэнов отсюда, по ту сторону сожженных зноем равнин
Истака.
- А как насчет поисков Бриллианта?
- Бриллианта?...
Очевидно, он забежал настолько далеко впереди самого себя в попытках
включить меня в разворачивавшийся в его воображении сюжет, что начисто
позабыл о Бриллианте, который только и в состоянии сгубить Змея. Мне ни в
коем случае не следовало напоминать ему об этом.
Тем не менее, тысячу локспэнов через опаленную равнину было явно не
под силу пересечь пешком, что бы не представлял из себя этот локспэн.
- Зачем, - спросил я, - вы сами себе усложняете жизнь, Красвелл?
- Имя мне, - произнес он с поистине чудовищным высокомерием, -
Мултан.
- Мултан, Султан, Шашлык, Беф-Строганов, Гамбургер или еще каким
многосложным экзотическим именем возжелаешь ты себя называть - я все равно
спрашиваю, что заставляет тебя усложнять себе жизнь, когда, куда ни глянь,
здесь найдется множество такси? Только свистни!
И я свистнул. Канареечное такси было тут как тут, воспроизведенное до
мельчайших деталей, включая небритого верзилу-водителя, точную копию
нахальной гориллы, которая подбрасывала меня к Пентагону в этот, теперь
такой для меня памятный вечер.
Нет ничего на всем белом свете столь же неописуемо унылого, как
нью-йоркское такси с подобного рода водителем. Вид его расстроил
Красвелла, и зеленая равнина снова затрепетала, пока он с неимоверным
трудом ни включил и такси в сюжет своих бредовых видений.
- Вот это самое настоящее волшебство! Ты действительно могущественный
чародей, Нельпар!
Он забрался в кабину. И весь при этом дрожал, изо всех сил стараясь
сохранить незыблемой структуру мира, куда он бежал в своих безумных
грезах, преодолевая мои преднамеренные покушения разрушить этот мир грез и
ввести его снова в бесцветную, но нормальную обыденность.
На этой стадии я еще испытывал что-то вроде странной жалости к нему,
однако продолжал понимать, что только позволив ему воспарить до самых
крайних высот творческого воображения, а затем погасив его пыл ведром
ледяной воды, я мог бы опустить его воспарившее до небес эго на грешную
землю, высвободив тем самым из мира грез.
Такой образ мышления был весьма опасным. Опасным - для меня самого.
Тысяча локспэнов Красвелла оказались эквивалентны десяти кварталам.
Или, возможно, ему просто невмоготу было долго терпеть унылую
тривиальность поездки в такси. Горя он нетерпения, он показал рукой через
плечо водителя.
- Твердыня Змея!
По мне, так твердыня эта казалась удивительно похожей на свадебный
торт, изготовленный Дали из красного пластика: десять этажей в высоту,
каждый этаж, скорее даже ярус, представлял собой огромное плоское блюдо
толщиной в полкилометра, причем каждое выше расположенное блюдо было
меньше в диаметре и как бы вырастало из ниже лежащего, в результате чего
создавалось впечатление, будто все сооружение по спирали возносится к
сверкавшему голубым глянцем небу.
Такси вкатилось под огромную тень нижнего яруса, остановилось под
отвесно нависавшей глухой стеной этого самого нижнего плоского блюда,
которое вполне могло быть диаметром не менее трех километров. Если не
пяти. Или даже семи. Что значат каких-то два-три километра в кругу
фантазеров-профессионалов?
Красвелл проворно выскочил из кабины. Я вышел со стороны водителя.
- Один доллар пятьдесят центов, - отрубил водитель.
Квадратная небритая челюсть, низкий лоб, грязно-рыжие космы,
выбивавшиеся из-под фуражки...
- А не слишком ли жирно для такой короткой прогулки?
Столько на счетчике! - рявкнул водитель, пожимая плечами. - Что,
встать и отобрать силой?
- Проваливая к чертям в пекло, - как можно более приятным голосом
предложил я.
Такси и его водитель провалились сквозь зеленый песок со скоростью
высотного лифта. Отверстие тотчас же затянулось. Сколько раз я мечтал
именно о таком исходе поездки в нью-йоркском такси!
Красвелл глядел на меня с отвисшей от удивления нижней челюстью.
- Извините, - произнес я. - Я теперь сам потихоньку начинаю убегать
от действительности. Валяй сюжет дальше!
Он пробормотал что-то, чего мне не удалось разобрать, быстро зашагал
к красного цвета стене, в которой наметились щели, обозначавшие контуры
огромных ворот, и поднял над головой меч.
- Открывай ворота, Гарор! Твоя судьба предрешена. Мултан и Нельпар
готовы здесь смело встретить все ужасы этой твердыни и освободить мир от
тирании Змея!
Он забарабанил рукояткой меча по обведенной штриховыми линиями
участку поверхности стены.
- Не так громко, - проворчал я. - Ты разбудишь соседей. Почему бы не
прибегнуть к помощи кнопки электрического звонка?
Я приложил свой большой палец к кнопке и нажал на нее. Высоко
вздымавшиеся над нами ворота стали медленно отворяться.
- Ты... ты бывал здесь прежде?...
- Да, после своего последнего ужина с омаром. Я учтиво поклонился.
- Только после вас, - добавил я, пропуская его вперед.
Творчество Дали продолжало маячить у меня перед глазами.
Мы прошли в огромный гулкий туннель со светящимися стенами. Ворота
позади нас затворились. Красвелл замер и поглядел на меня каким-то весьма
странным взглядом. И странность эта заключалась в том, что в его глазах
промелькнул проблеск здравомыслия. А то, как он сомкнул губы, указывало на
испытываемый им гнев. Гнев, вызванный моим поведением, а не Гарором или
Змеем.
Не очень-то хорошо топтать ногами самолюбие другого человека.
Гордость - это тигр, даже во сне. Подсознательная деятельность, как
пояснил мне Стив, является функцией всего мозга в целом, а не какой-то
отдельной его части. Став поперек дороги Красвеллу, я с пренебрежением
отнесся не просто к его видениям, но и ко всему его интеллекту, глумясь
над потенциалом его разума, над его способностями одаренного необузданным
воображением писателя-фантаста. Я уверен, что в этот краткий миг
просветления он каким-то непонятным для меня образом осознавал это.
- Твои возможности не беспредельны, Нельпар, - тихо изрек он. - Твои
направленные только на внешние проявления сущего глаза слепы по отношению
к мукам творчества; для тебя хрустальные звезды всего лишь блестки на
платье продажной женщины, и ты отваживаешься осмеивать боговдохновенное
безрассудство, которое только и превращает жизнь в нечто большее, чем
простое переползание живого существа из материнского чрева к могиле.
Срывая покров с тайны, ты не тайну уничтожаешь - ибо тайн бесконечное
множество, как и покровов, их скрывающих, как и миров внутри других миров
или в параллельных вселенных, но - КРАСОТУ. А уничтожая красоту, ты губишь
