Михаил Успенский
ПОЛ-ГЕРМАНИИ ПРОЕХАЛ, ДАЖЕ В ТУРЦИИ БЫВАЛ
"Наш вояж"
Отец до Берлина не дошел - их дивизия свернула сперва в Прибалтику, а потом
в Финляндию. Так что расписаться на Рейхстаге ему не пришлось. А теперь
нельзя. Хотя весь остальной город разукрашен граффити самых разных цветов и
содержания - места живого нет. Либо власти устали с этим бороться, либо
решили, что эти росписи хоть как-то оживят, расцветят город.
Потому что он серый. Это отмечали все туристы во все времена.
На станции "Ваннзее" меня встретил Свен Арнольд - активист Литературного
коллоквиума. Русского он не знал вообще, и что-то говорил мне по-английски.
Было понятно только, что проявляет заботу, на что я находчиво отвечал "Олл
райт" и "Донт ворри". Дескать, не у мачехи рос, как-нибудь управлюсь.
Здание коллоквиума - роскошный особняк с башенкой - находилось в двух шагах
от станции. Верандой оно выходило на озеро Ваннзее, озеро было еще подо
льдом. По случаю крепкой зимы берлинцы бросились туда с коньками на
холявный каток и были даже несчастные случаи, потому что лед там много
тоньше нашего.
Целендорф - район аристократический, и вдоль улицы "Ам Зандвердер"
(по-нашему сказать - на песках) тянулись различные роскошные дома, либо
подчеркнуто современные, либо старинные. Говорят, что чуть ли не половина
из них принадлежит "новым русским". Не знаю. Пройти вдоль улицы с криком:
"Эй, землячки, есть кто из Красноярска?" я как-то не решился. Уж больно
тихая улица. Никаких магазинов, никаких увеселительных заведений. По обоим
сторонам улицы припаркованы дорогие автомобили. Все колеса и зеркала
заднего вида на месте. Думаю, что, когда я вдоль них проходил, из многих
окон смотрели с тревогой - чужих здесь явно не бывает.
Но это потом, а сперва Свен вручил мне ключ. Ключ открывал калитку в
невысокой железной ограде, входную дверь и мою комнату. Комната была
аскетической, исключительно для работы, поскольку здание это служит чем-то
вроде Дома творчества. Полки для бумаг и прочего уходили под потолок -
такой высокий, что до верхних не всякая стремянка достала бы.
Был субботний вечер, и, поскольку все торговые заведения были закрыты, Свен
показал мне огромную кухню, микроволновую печь и холодильник, набитый
пиццей и разнообразными напитками.
Пиццу я терпеть не могу, поэтому, не мудря, пошел в станционную забегаловку
и взял пару жареных сосисок с кучей всяких гарниров. С удивлением
обнаружил, что настоящие-то сосиски, оказывается, вкусные!
Вдоль маленьких привокзальных пивных и кондитерских шатался единственный
увиденный мной немецкий пьяный. Он что-то орал и требовал от продавщиц, пел
и сильно махал руками, никого при этом не задевая. Кельнерши отгоняли его
тряпками - видно, привыкли. В полицию его тоже никто не тащил, и я решил,
что он тут просто работает местной достопримечательностью.
Вообще отношение немцев к алкоголю я для себя сформулировал так:
"Физиологически немец вполне способен выпить столько же, сколько русский,
да кто ж ему даст?"
В особняке стояла тишина. Иногда подъезжала машина, кто-то бесшумно
проходил по коридору. У нас на литературном мероприятии обязательно
собрались бы все в одну комнату, горланили, курили без передыху, искали
недостающую посуду. А тут все молчком, тишком. Если буду когда-нибудь
сочинять детектив, обязательно опишу это таинственное и даже несколько
зловещее здание, скрип калитки, легкие шаги по двору, обрывки разговоров за
окном...
Многие знаменитости побывали в этом доме, их снимки были развешены по
стенам в конференц-зале. К стыду своему, я сумел узнать только Андрея
Донатовича Синявского, Царство ему небесное, да замечательного итальянского
писателя-ученого Умберто Эко. Не посчастливилось ему встретиться со мной.
Утром после фуршетного завтрака, раскланиваясь с незнакомыми людьми
("Морген, морген!") я встретился со своей берлинской переводчицей,
обговорил с ней все детали выступления и попросил наладить меня в центр
города. Она любезно усадила меня в вагон Эс-бана (У-бан проходит под
землей) и велела ехать до станции Цоо.
Когда-то это был непрестижный район, в котором селилась русская эмиграция.
Здесь обитали Алексей Толстой, Ремизов, Шкловский. Теперь это фактический
центр города, живущий довольно бурной, по германским меркам, жизнью.
Пока не забыл, о немецком метро. Оно не такое красивое, как у нас, но очень
удобное. Все-таки 132 станции надземной и подземной дороги, так что можно
добраться практически до любого района, не пересаживаясь с автобуса на
автобус.
Я-то сдуру собрался заняться шопингом, но никто не предупредил меня, что с
половины Субботы и на все воскресенье все магазины закрыты. Работают лишь
культурные учреждения (как раз там находится "Цоо палас", где проходит
Берлинский кинофестиваль) да, как бы у нас сказали, предприятия
общественного питания.
Чтобы я не заблудился, герр Арнольд заботливо снабдил меня картой города.
По-моему, она выполнена в масштабе 1:10, потому что на полу моего кабинета
не помещается. Но я все равно опасался заплутать, и поэтому ограничился
небольшим районом поисков.
Слева от меня располагался музей эротического искусства, впереди -
знаменитый, уникальный Цоо - самый старый и самый богатый в мире зоопарк.
Справедливо рассудив, что эротики сейчас и в России навалом, а на
экзотических животных я не любовался с детства, я сделал выбор в пользу
зоопарка.
Билет недешев - по-нашему тысяч семьдесят. Ладно, думаю, там же не Машу
Распутину мне покажут, которая берет за билет еще дороже, а вполне
приличных существ.
Как немцы умудрились восстановить это чудо после войны? До того ли тогда
было? А все же восстановили да еще расширили чуть не вдвое. Теперь там
содержится 15 400 животных и обитателей моря, 1800 видов. Немудрено, что я
снова остался "без ног". Пока все обойдешь... Скальные массивы и озера,
пруды и речушки, в которых плещутся либо пингвины, либо ярко-оранжевые
карпы, мавританский павильон, населенный жирафами, совершенно жуткие белые
медведи, время от времени затевающие драки между собой, тигр, охраняющий
неизвестно от кого вход в свою пещеру, морж величиной с хорошую корабельную
шлюпку... Мудрые колобусы в обезьяннике, размышляющие над чем-то, свесив
длинные белые и пушистые хвосты... Южноамериканская морская свинка капибара
величиной с настоящую свинью...
И все это можно разглядывать часами. И все это прибрано, ухожено, вылизано.
Только от носорогов идет страшная вонь, но это у них уж природа такая.
Никто не пытается кормить зверей - коль скоро написано "ферботен", значит,
"ферботен".
Здесь я впервые услышал и голоса соотечественников. По обезьяннику ходила
семья - громадный негр, похожий на боксера Холифилда, его жена-немка и
сын-мулатик на руках у негра. Мулатик, покидая очередную вольеру,
приветливо махал обезьянкам шоколадной ручкой. И тут раздается за спиной на
великом и могучем: "С родней прощается!". Какие, однако, остроумные эти
русские! Твое счастье, думаю, что негр по-нашему не понимает.
Аквариум же описать вообще невозможно. Поезжайте сами и смотрите. Короче,
хватило мне зоопарка на целый день. Там и поесть опять же можно.
Понедельник посвятил делам: поехал в издательство "Фольк унд вельт",
расположенное в Восточном Берлине. Оно уже давно специализируется на
русской литературе. Там нашлось с кем поговорить, установить кое-какие
контакты. Если найдется псих, который согласится меня перевести на язык
Шиллера и Гете, может, дело и сладится.
На прощание мне сказали - тут у нас одни турки, но ты не бойся, они мирные.
В самом деле, район под названием Кройцберг сплошь турецкий. Их там аж
триста тысяч на четырехмиллионный Берлин. Все вывески на турецком, и даже
настенная писанина. Говорят, что Кройцберг - самый большой турецкий город
за пределами Турции. Здесь, конечно, погрязнее, победнее, но и повеселее.
Чернявые ребята что-то привозят, разгружают, копают, моют - и все
улыбаются. Но эта улыбка не похожа на стандартное американское "Чииз!". Она
просто от полноты жизни. От радости, что ты молод, здоров, что у тебя есть
работа...
Виктор Петрович Астафьев не раз говорил об исторической усталости русского
народа, надорвавшегося в многовековых испытаниях. Так вот в немцах я
заметил то же самое. Да, они сыты, одеты, довольны, заняты своими делами и
даже нашими - но нет в них какой-то живой искры, а есть какая-то
размеренная вялость... Видно, и для них война не прошла даром.
В общем-то, не хотелось бы здесь говорить о войне. Посреди Берлина торчит,
как обломок гнилого зуба, полуразрушенный собор. Дескать, помним.
И со своими немецкими собеседниками я не говорил о войне. В них этот
комплекс сидит до сих пор, и ничего с этим не поделаешь.
Но война о себе все же напомнила в тот же день на вокзале в Цоо: подъехали
два фургона, и дюжие ребята в камуфляже и касках стали вытаскивать
откуда-то, немилосердно лупцуя дубинками, сопляков со свастикой на рукавах.
Гитлерюгендов мигом побросали в "воронки" и увезли. Больше я берлинских
полицейских не видел ни разу. Кстати, кадры для неонацистов поставляет
сейчас в основном бывшая ГДР.
Случаются и более серьезные столкновения. Но всегда против свастики выходит
множество людей (как раньше бы сказали, простых немцев). Это у нас в Питере
нацисты могут целыми днями тусоваться у Исаакиевского собора. Видимо, у нас
демократии больше...
Плюнул я, и пошел обходить роскошные торговые центры на Курфюрстендамм.
Особенно запомнился оружейный отдел, где были даже самурайские доспехи.
Велико было искушение купить настоящий золингеновский нож, пусть и очень
для меня дорогой, да вдруг он понравится московскому таможеннику?
Выступление прошло нормально, потом всем разливали рейнвейн, красный и
белый. В светских беседах я принимать участие не мог, засиживаться в
застолье (без малейшей закуски) тоже, поскольку рано утром был самолет.
Веселья не было, было только удовлетворение от добросовестно проделанной
работы.
После этой поездки я сделал для себя два вывода:
а) самые красивые женщины живут в Красноярске;
б) путешествовать все-таки надо в молодости.
На этом и заканчиваю свои путевые заметки, а то люди скажут - ты смотри-ка,
всего лишь в Германию съездил, а расписался, будто на Марсе побывал.
------
Опубликовано: газета "Комок"
