Джей СТРИТ
ПОСЛЕДНИЙ ТРЮК
Артист так называемого оригинального жанра обычно привлекает Ваше
внимание к одной руке, а другой в это время проделывает свои жульнические
трюки. Этот метод, известный под благозвучным термином "отвлечение
внимания", и является основой в работе фокусника. С тех самых пор, когда
впервые был проделан трюк с кроликом.
Эти двое обмотали запястья Ферлини тяжелым тугим проводом и крепко
накрепко завязали его. Наиболее воинственно был настроен тот, что пониже
ростом: он дергал и тянул шнур с таким усердием, что казалось, вот-вот
перережет плоть. Потом стянули его лодыжки железными кандалами и долго
проверяли надежность их запоров. Наконец, пыхтя и отдуваясь, поднялись над
своей жертвой и, казалось, были вполне удовлетворены ее беспомощностью.
Подошла женщина и поставила перед связанным телом ширму. Не прошло и
минуты, как торжествующий Ферлини отбросил ширму в сторону, потрясая в
руках разорванным шнуром и кандалами.
Публика небольшого ночного клуба замерла в восхищении, а через
секунду разразилась бурными аплодисментами. Услышав гром рукоплесканий,
Ферлини засиял. Он был светлокожий, почти альбинос, и даже горячему солнцу
пустынь не удавалось изменить этот цвет. Но признание публики вызвало на
его щеках яркий румянец удовлетворенного тщеславия.
Двое добровольцев, покачивая головами и смущенно усмехаясь, вернулись
к своим столикам под презрительные насмешки приятелей. Небольшой оркестр
из шести музыкантов заиграл танцевальную мелодию. Ванда, жена Ферлини,
профессиональная партнерша для танцев, покачиваясь в такт музыке, прошла
через весь зал, взяла ширму и унесла ее за кулисы. Вслед ей раздались
поощрительные свистки и жидкие аплодисменты. Она знала, что публика
оценила ее ноги, не больше. Ей было уже за сорок и, чтобы сохранить
остатки былой красоты, приходилось накладывать на лицо все больше и больше
слоев театрального грима. Но ноги, длинные, стройные, без единой прожилки,
были все еще очень хороши.
По пути в гримерную она столкнулась с Бэггетом, который, глядя на нее
с нежностью, протянул руку к ширме:
- Разреши, я помогу тебе.
- Спасибо, Томми. Не надо, - прошептала она.
- Сегодня он всем понравился, не так ли?
Она нахмурилась, отчего сквозь толстый слой грима проступили глубокие
складки и, пожав плечами, сказала:
- Просто сегодня такая публика. И ты тоже когда-нибудь понравишься.
- Спасибо, - сухо ответил Бэггет, стареющий исполнитель
сентиментальных песенок.
- Я не то хотела сказать, Томми, - она прислонила ширму к стене и
приблизилась к нему. - Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, то есть к
твоему пению.
- Понятно. Теперь ты сказала то, что хотела?
- Я, пожалуй, лучше пойду, - сказала Ванда.
Войдя в гримерную, она застала своего мужа в хорошем настроении, и
это его настроение она любила меньше всего. Он пялился в зеркало, яростно
растирал полотенцем плечи и широко улыбался, так широко, что были видны
почти все зубы, большие и крепкие.
- Эй, а сегодня меня хорошо принимали. Даже очень, - сказал он
счастливо. - У меня такое чувство, будто я вылез из стального ящика.
Видела этого коротышку? - Он загоготал и ударил по туалетному столику. -
Он-то думал, что скрепил меня насмерть этими проводами. Видела, как он
кряхтел, чтобы шнур затянуть покрепче. Такие вот недомерки хуже всего.
Обожаю делать из них дураков. - Он повернулся и посмотрел на жену,
глядящую в никуда пустыми глазами.
Тогда он сжал кулаки, напряг свои мускулы и раздул грудную клетку,
чтобы показать всю мощь своей фигуры, столь важную для его занятий.
- Взгляни-ка сюда. Видела что-нибудь подобное? Кто даст мне сорок
шесть? Ну-ка скажи.
- Греческий бог, - с горечью отозвалась Ванда. - Кстати, о грехах. Мы
приглашены сегодня вечером на обед. Роско угощает.
- Ох уж этот Фил. Он всегда портит мне аппетит, - посетовал Ферлини
все с той же усмешкой. - Ты слышала, как он сказал, что этот мой последний
номер с высвобождением из пут, кончился? Как тебе это нравится? Ему бы
следовало посмотреть на публику сегодня, а? Думаю, он сразу бы заговорил
по-другому.
- Ведь это он вовлек тебя в дело, не правда ли? Ну тогда и подумай,
кому лучше знать, кончился этот трюк или не кончился. - Ванда зевнула и
начала переодеваться. Внезапно она вспомнила что-то и, отирая на ходу
грим, снова подошла к столику мужа.
- Послушай, когда сегодня встретимся с Филом, ради всего святого, не
заводи с ним опять разговор об этом трюке с водой, понял? У меня голова
начинает раскалываться, когда я слышу про это.
- А, - махнув рукой, сказал Ферлини. - Просто ты стареешь, Ванда. Вот
в чем твоя беда.
- Ой, кто это говорит, послушайте-ка его. Ты, между прочим, тоже не
цыпленок, и уже давно. Так что не забывай об этом.
Он посмотрел на нее, ехидно улыбаясь.
- Я насчитал у тебя десять новых морщин только с прошлой недели,
сладкая моя. Давно не разглядывала себя? Ну так пойди и посмотри, у тебя
ведь есть зеркало?
- Иди к черту!
- Нет. Пойди и посмотри! - вдруг закричал Ферлини. Затем он вытянул
свою сильную мускулистую руку, схватил ее за запястье и подвел к
освещенному зеркалу, стоящему у него на столе. Он чуть не ткнул ее лицом в
это зеркало. Она взглянула на свое отражение, на расплывшуюся на лбу и
подбородке оранжевую косметику, на старческие морщинки вокруг рта, на
мешки под глазами и отвернулась, но Ферлини держал ее мертвой хваткой.
- Отпусти, Джо. Ради бога, прекрати!
- Ну так кто из нас старый, а? Я моложе тебя, потому что держу себя в
форме и слежу за собой, поняла? И никогда не называй меня старым, слышишь?
- Хорошо, хорошо.
Он с явным сожалением отпустил ее, злобно прошипев еще что-то.
Прекрасное настроение было испорчено. Ванда со слезами на глазах прошла в
другой конец комнаты заканчивать свой туалет.
- Не все еще считают меня старой, Джо, - прошептала она. - Не все.
- Заткнись и одевайся скорее. Мы, кажется, собирались на обед? Ну так
идем. Кроме того, - он встал и похлопал себя по плоскому животу, - я бы
хотел поговорить с Роско кое о чем. И о трюке на воде, в том числе.
Ванда промолчала.
Ресторан, который выбрал Роско, был под стать ему самому: уже
переживший свои лучшие дни, слегка потрепанный, но довольно приятный и
хорошо освещенный. Роско галантно подвинул стул для Ванды, но Ферлини
плюхнулся на него, схватил со стола булку и разломил ее пополам. С набитым
ртом, он обратился к Роско.
- Тебе бы, Фил, следовало посмотреть на меня сегодня. Я был в своей
самой лучшей форме. Вон Ванда не даст соврать, да, Ванда?
Ванда вымученно улыбнулась:
- Публика сегодня была хорошая.
- Публика хорошая? Да меня три раза вызывали и три раза поднимали
занавес, - воскликнул Ферлини, забыв, что он работал без занавеса и без
вызовов на "бис". - Я тебе говорю, Фил, что номер с разрыванием и
освобождением еще долго будет проходить на "ура" и иметь успех. А я
собираюсь быть на гребне его. Особенно после того, как проведем трюк на
воде.
- Что? Опять? - заорал Фил. - Слушай, мы не выпили еще ни капли, а ты
опять за старое.
Ферлини довольно загоготал и крикнул официанта.
Для Ванды этот обед был утомителен от начала и до конца. Ферлини и
его менеджер говорили и говорили. Все это она слышала уже много раз.
- Пойми, Джо, - говорил Роско, - времена теперь не те. Несколько лет
тому назад хороший пресс-агент мог бы поднять шумиху вокруг
"парня-разрывателя цепей" прямо на первой полосе большой газеты. Да только
Гудини мертв, Джо, не забывай это.
- Да, Гудини умер. Но я жив. Я - Джо Ферлини!
- Ну, от излишней скромности ты, Джо, никогда не страдал.
- Послушай, - раздраженно сказал Ферлини. - Ну что такое делал твой
Хаудини чего не мог бы сделать я? Я работаю с тросами, цепями, кандалами.
Могу освобождаться из мешков, коробок, корзин с крышками, сундуков. Могу
делать трюк с наручниками и смирительной рубашкой. Могу делать такие
трюки, какие и не снились этому Хаудини. Кроме того, тебе же известно, что
он трюкачил с фальшивыми материалами...
- А ты так никогда не делал, - хмыкнула Ванда.
- Ну, я тоже иногда. То есть, у меня тоже бывали и фальшивые гвозди,
и отмычки, и прочее хламье. Но ты ведь знаешь меня, Фил. Лучшие свои
номера я делаю мускулатурой. Разве не так?
- Так. Так. Ты великий человек, Джо, - устало сказал менеджер.
- Я сохраняю форму. Спроси у Ванды. Каждый день по часу работаю со
штангой и до сих пор могу раздуть свою грудную клетку до огромных
размеров. Я смогу проделать этот трюк на воде. Фил, это будет сенсация.
- Но ведь это уже было, было, Джо. Вот что пытаюсь втолковать тебе.
Люди не захотят смотреть все это снова.
Ферлини презрительно фыркнул.
- Ты слишком много пьешь, Фил, и у тебя от этого размягчение мозга.
Да, это уже было. Но когда? Сколько лет прошло с тех пор? А с твоим
умением создавать рекламу и налаживать контакты, это может быть
по-настоящему крупным делом. Ну, что скажешь?
Роско вздохнул, и это был вздох поражения.
- Ладно, Фил, раз уж тебе так хочется. Как ты собираешься все это
обставить?
Ферлини просиял.
- Все будет отлично, Фил. Можешь быть уверен. Прежде всего я дам
надеть на себя наручники, потом пусть обмотают мое тело шнуром длиною
около пятидесяти футов. Далее - колодки из железа. Потом пусть меня уложат
в мешок и завяжут сверху. Затем все это засунут в железный сундук, закроют
на замок и бросят в Трусканское Озеро. Ну, что скажешь? Как это будет
выглядеть?
- Как скоропостижная смерть. Ладно, допустим. Но что из этого будет
трюк, а что мускулатура?
- Мускулатура только для шнура. Я раздую до возможных пределов свою
грудную клетку, когда меня будут затягивать, а когда ослаблю ее, провод
сам спадет. За двойным обшлагом брюк у меня есть отмычки от наручников.
Как только я скидываю наручники, беру бритву, спрятанную там же, и
разрезаю мешок. У сундука фальшивое дно. Я с силой его выбиваю и выплываю
на поверхность. Весь реквизит идет на дно, а я появляюсь из воды,
благоухающий, как роза.
Он победно взглянул на Роско.
- Ты хоть хорошо плаваешь?
- Лучше всех. Об этой стороне дела можешь не беспокоиться. Однажды
мальцом, я надумал сбежать из дома. И знаешь как? Переплыл Канал. Вот
какой я пловец.
- Мы могли бы сбросить тебя с моторной лодки, подождать пока ты
выплывешь и забрать. Это уменьшило бы риск.
- Конечно, это надежнее. Я знал, что ты поймешь меня, Фил.
- Все я понимаю, но только мне это не нравится. Эй, официант, где же
наш виски?
С балкона отеля на третьем этаже Ванда наблюдала, как ее муж плавал в
бассейне, расположенном во дворе гостиницы. Он плыл, откинув голову с
седеющими, гладко прилизанными и слегка вьющимися на концах волосами,
рассекая воду, как акула. При этом мощные мускулы на спине и плечах играли
и переливались при каждом движении его рук. Когда-то, лет пятнадцать тому
назад, она бы замерла в восхищении при виде такого зрелища. Но с той поры
поумнела и знала, что Великому Ферлини нужен был один единственный
поклонник, которого он видел каждый день в зеркале, когда брился. Со
вздохом она вернулась в комнату, села и равнодушно перевернула страницу
"Вэраети". Немного спустя раздался робкий стук в дверь, и она сказала:
"Войдите". Дверь открылась, на пороге стоял Бэггет. С удивлением Ванда
почувствовала, что краснеет и еще почему-то почувствовала себя виноватой.
- Томми! Что ты здесь делаешь?
- Мне нужно было встретиться с тобой, Ванда. Я увидел, что Джо в
бассейне и подумал, что это самое подходящее время. Похоже, что он там
пробудет до конца дня.
- Скорее всего, ты прав.
Она была очень взволнована, хотя и пыталась это скрыть. Предложила
Бэггету выпить, но он отказался. Попыталась завести какой-то
незначительный разговор, Бэггета он не заинтересовал. В следующее
мгновение она оказалась в его объятиях, но, почувствовав себя неуютно,
высвободилась и тут же начала говорить о муже.
- Ты не представляешь, Томми, какой он стал. И с каждым годом, да что
там с каждым годом, с каждым днем становится все хуже и хуже. Единственное
о чем он думает, это о своих выступлениях, день и ночь только об
освобождении, освобождении. Освобождении от цепей, от наручников, из
ящиков... Иногда мне кажется, что я схожу с ума, честное слово... Когда мы
были в Луисвилле, в прошлом году, я даже какое-то время ходила к
психиатру. Ты не знал об этом? Я ходила к нему, но вскоре муж получил
работу в Лас Вегасе, на том все и кончилось.
- Если хочешь знать мое мнение, - проворчал Бэггет, - то сумашедший
он, а не ты, раз позволяет себе так обращаться с тобой.
- Знаешь, он даже во сне освобождается! Кроме шуток, представляешь?
Просыпается среди ночи, сбрасывает одеяло, разрывает ночную рубаху и,
вскочив с кровати, начинает раскланиваться. - Она рассмеялась, но
выражение ее лица при этом не изменилось, и вдруг из глаз потоком хлынули
слезы. Бэггет снова обнял ее. - Иногда мне даже хочется, чтобы его связали
так, чтобы он не смог освободиться. Никогда...
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты слышал, в чем заключается его трюк на воде? Его в сундуке
бросают в озеро. Он собирается выступить с этим через пару недель. А
знаешь, о чем я не перестаю думать с тех пор, как он решился на это?
Она подошла к окну и посмотрела на бассейн. Ферлини все так же упорно
рассекал воду.
- Я думаю, вдруг что-нибудь будет не так, как он замыслил. Он,
правда, в хорошей форме и может освободиться почти от всего. Но... если
одна маленькая деталь не сработает, он утонет. Скажешь, я чудовище, раз у
меня такие мысли?
- Ничего я такого не думаю, - сочувственно сказал Бэггет.
Медленными шагами Ванда подошла к бюро и открыла второй ящик. Из
груды всяких вещей она извлекла пару стальных наручников и два каких-то
маленьких предмета.
Она принесла наручники Бэггету и сказала:
- Сделай одолжение, надень их, пожалуйста.
Он заморгал глазами.
- Зачем?
- Ну, прошу тебя, надень.
Бэггет покорно подставил запястья, и она захлопнула их.
- А теперь попытайся освободиться.
Хрупкий и романтичный Бэггет напрягся так, что на шее вздулись
бордовые жилы.
- Нет, не могу, - прошептал он, задыхаясь.
- Конечно, не можешь. И никто не может, даже Ферлини, если бы у него
кое-где не была спрятана вот эта штука. - С этими словами она подала ему
маленький ключик. - Теперь попробуй еще раз.
Схватив ключик и высунув от усердия кончик языка, Бэггет всунул его в
отверстие наручников и попытался повернуть, но ключик не поворачивался.
- Ничего не получается. Я не могу его повернуть.
- Да, - мечтательно сказала Ванда, - он не подходит, не правда ли?
- Но почему? В чем дело? - в голосе Бэггета прозвучала тревога.
- Потому что это не тот ключ. Вот в чем дело. А вот этот - настоящий.
Она взяла другой ключик, подошла к Бэггету и сама вставила его в
отверстие. Замок щелкнул, и наручники оказались в руках Ванды. Бэггет
потер запястья и вопросительно посмотрел на Ванду.
- А теперь тебе лучше уйти, - задумчиво сказала она.
Фил Роско остался доволен результатами своей рекламной кампании.
Четыре местные газеты в округе Денвер освещали это событие, а одна крупная
служба новостей передал о предстоящем выступлении по радио. Но великому
Ферлини не так-то просто было угодить. Он грезил о телевизионной рекламе,
толстых журналах и предложениях из Голливуда. Однако такие орешки были не
по зубам Роско.
- Ради бога, не жди, что я достану тебе луну с неба, - говорил ему
Роско. - Большей рекламы не было со времен Хаудини. Надо довольствоваться
тем, что имеешь.
Ферлини проворчал, но все же был доволен.
В день выступления Ванда Ферлини проснулась с головной болью и
выглядела еще более старой и измученной, чем всегда. Для нее эта ночь была
ужасной. Ферлини дважды будил ее, рассказывая о своих снах и страхах по
поводу предстоящего выступления. Но не только бессоница была причиной ее
ужасного вида. Ее мучило и томило предчувствие: что-то должно случиться.
Роско нанял открытый "Кадиллак" с шофером, и они с шиком подъехали к
месту выступления. Ванда, сидевшая рядом с Роско в своем самом нарядном
платье, никогда еще не выглядела так плохо. Роско, раскрасневшийся от
возбуждения и выпитого виски, крепко держал ее за руку. Ферлини, во фраке
с белым галстуком, поигрывая мускулами, так, что еще чуть-чуть и
полопаются швы, махал зрителям.
Если Ферлини и имел какие-то претензии к рекламе, устроенной Роско,
то сейчас они были забыты. На берегу озера Трускан собрались сотни
зрителей. Правда, Роско не удалось заполучить на эту программу мэра, зато
прибыли член городского муниципалитета, шеф полиции, помощник начальника
пожарной команды и два крупных городских бизнесмена. Ночной клуб выставил
свой оркестр и, заданный им бравурный ритм, предавал всей церемонии
гораздо больше праздничности и значительности, чем она того заслуживала.
Но, главное, присутствовало в общей сложности не меньше дюжины репортеров
и фотографов.
Роско спланировал все очень хорошо, и все-таки кое-что вызывало
разочарование. Микрофон издавал какие-то визжащие высокие ноты, поэтому им
нельзя было пользоваться, и, соответственно, не было речей. Погода,
совершенно идеальная с утра, к половине второго начала меняться. Сверху
прямо на толпу надвигалось черное аккуратное облако. Заметив его, Ванда
вздрогнула.
Роско крутился вокруг официальных гостей, пытаясь ускорить начало
представления, пока не хлынул дождь и не усложнил и без того трудный трюк
Ферлини.
Все было готово к двум часам.
Начали с наручников. Их, как и следовало, надевал шеф полиции.
Грубовато-добродушный, с натянутой улыбкой, он тщательно исследовал
наручники, прежде чем надеть их на запястья Ферлини, а затем провозгласил,
что они подлинные и вполне надежны.
Двум денежным воротилам было поручено обмотать тело Ферлини толстыми
веревками. Ферлини сбросил пиджак, снял белый галстук и рубашку. Потом он
сбросил ботинки. Оставшись в одной тенниске, он напряг мускулы и расширил
грудь, чем вызвал восторженные восклицания представительниц слабого пола.
Оба бизнесмена были толстые и невысокие, а к тому времени, когда они
обмотали тело Ферлини пятидесятифутовой веревкой, изрядно взмокли.
- Затягивайте туже, еще туже, - подзадоривал их Ферлини, улыбаясь
так, чтобы видны были его здоровые острые, отточенные годами разрывания и
перекусывания веревок зубы. И они затягивали, стараясь, обматывая Ферлини,
как катушку с головы до ног и были так заняты своим делом, что ни сами, ни
зрители не заметили, как Ферлини, набрав полные легкие воздуха, раздул и
увеличил объем своей грудной клетки почти на семь дюймов. Когда они
закончили, он удовлетворенно улыбнулся, ибо знал, что сможет освободиться
от этих канатов за несколько секунд, стоит ему только выдохнуть и
расслабить грудь.
Помощник начальника пожарной команды должен был проследить за
процедурой опускания Ферлини в мешок... Он опустил мешок на землю и
Ферлини залез туда. Потом мешок поднял так, что артист скрылся там весь с
головой. Но, когда мешок был крепко завязан, в толпе послышался ропот.
Оказалось, однако, самую бурную реакцию зрителей вызвал вид большого
железного сундука. В толпе даже раздался женский визг. Роско был доволен.
Значит это настоящий аттракцион. Он поискал глазами Ванду, чтобы разделить
с ней торжество момента, но, увидев ее бледное, искаженное лицо и
беззвучно шепчущие губы, отвернулся.
Затем Ферлини в мешке был водворен в ящик, крышку которого крепко
запер на замок сам член городского муниципалитета. Комиссия осмотрела все
и доложила публике, что ящик прочен и закрыт надежно. Четверо дюжих
молодцов подхватили ящик с земли и поставили на корму стоящей у пристани
моторной лодки.
Клубный оркестр заиграл печальную траурную мелодию. Роско вступил в
лодку первым, потом помог Ванде, похожей в этот момент на убитую горем
вдову. Водитель лодки - бойкий молодой человек со стрижкой ежиком -
помахал зрителям и отвязал лодку. После этого он запустил двигатель и
направил на глубину.
- Как вы? - спросил Роско у Ванды. Она что-то пробормотала и оперлась
о его руку.
Когда они отплыли от берега ярдов на пять, водитель заглушил
двигатель.
- Здесь подойдет, м-р Роско?
- Да, да.
Роско взял бинокль, настроил его и посмотрел на берег: готовы ли
газетчики? Они наблюдали с нетерпением за лодкой. Фотографы, некоторые с
телескопическими линзами на камерах, горели желанием приступить к работе.
- Отпускайте, - махнул рукой Роско.
Ванда слабо вскрикнула, а водитель ухмыльнулся, положил руки на ящик
и столкнул его за борт. Ящик плюхнулся в воду, забрызгав всех в лодке и
исчез. От него пошли круги почти до самого берега.
Затем они стали ждать.
Роско посмотрел на часы. Когда прошло тридцать секунд, он посмотрел
на Ванду и успокаивающе улыбнулся ей. К концу первой минуты усмешка
водителя завяла, и он нервно принялся насвистывать какой-то фальшивый
мотивчик. Ванда прикрикнула на него, и он замолчал.
К концу второй минуты Роско уже не мог больше видеть ужасное, белое,
как мел, лицо Ванды и подняв бинокль, опять стал смотреть на берег. Толпа
подобралась к самому краю воды, как огромное черное волнообразное
животное.
- Боже, - прошептал водитель, - он не всплывет.
- Выплывет! Он должен выплыть!
Прошло еще три минуты, и никаких признаков великого Ферлини... К
концу шестой, Ванда застонала, покачнулась и потеряла сознание. Роско едва
успел поймать ее тело в тот момент, когда она падала на пол лодки. Еще
через пять минут он приказал водителю возвращаться к берегу.
Тело Ферлини с наручниками на запястьях было выловлено поздно
вечером.
Бэггет пытался встретиться с Вандой в день похорон, но Роско
воспротивился этому. Конечно, его не особенно волновали любовные дела
Ванды, у него хватало своих забот. Но он был деловой человек, а Ванда все
еще оставалась его клиенткой, даже без своего знаменитого мужа. Она должна
появляться на публике, как убитая горем вдова и никак иначе.
Ванда хорошо играла свою роль. Скорбь сделала ее моложе, благодаря,
отчасти, удачному подбору косметики. Белое, напудренное лицо в сочетании с
бледной губной помадой хорошо контрастировали с черным траурным туалетом.
Роско обставил процесс похорон почти с такой же помпой, как и само
представление. Собралась большая толпа народу, среди которой то там, то
тут, мелькали представители прессы. Присутствовали артисты шоу-бизнеса,
которые непрочь были продемонстрировать всем, и особенно прессе, горечь
утраты собрата по искусству.
Похоронная процессия медленно двигалась по улицам города, проходя за
полчаса только один квартал. Но к тому времени, когда гроб с телом Ферлини
был довезен до места, откуда никто не возвращается, толпа заметно
поредела. Только небольшая группа осталась наблюдать церемонию погребения.
Ванда рыдала на плече у Роско, а он по-отечески утешал ее.
- Он хотел умереть именно так, - бессмысленно говорил Роско.
- Знаю, знаю, - отвечала безутешная вдова.
Надгробное слово произнес самый известный городской священник. Он был
краток и сказал о мужестве Ферлини, о его преданности искусству, о том
сколько радости тот доставлял людям. Пока он говорил, Ванда как-то странно
смотрела на него, и Роско вдруг испугался, что она сейчас опять упадет в
обморок.
Принесли гроб и поставили его на краю могилы. Тот, что нес гроб
спереди, официант из ночного клуба, казался немного смуще нным, и что-то
нервно говорил стоящему рядом с ним человеку. Роско сразу бросился к ним,
что-то спросил и тут же поспешно направился к священнику. Вся эта суматоха
не ускользнула от внимания единственного оставшегося журналиста, стоявшего
несколько поодаль. Он тут же подошел к Роско и осведомился, что
происходит.
- Не знаю, - сказал Роско, почесывая затылок. - Вон Фреди считает,
что с гробом не все в порядке. Говорит, что гроб странный.
- Что значит странный?
Официант пожал плечами.
- Легкий он, вот что. Слишком легкий.
- Ну, знаете, - прошептал священник, - едва ли...
- Он прав, - сказал второй носильщик. - Вообще почти ничего не весит.
Вы ведь знали Ферлини? Он был здоровенный малый.
Они посмотрели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь первым рискнет
сказать то, что думали все. Наконец Роско произнес:
- Мне, конечно, не хочется это делать, но придется. Вскрываем гроб.
Священник запротестовал, но они уже взламывали крышку.
- Что случилось? - подошла к ним Ванда. - Роско, что здесь
происходит?
- Отойди. Я бы не хотел, чтобы ты это видела, Ванда.
Но было уже поздно. Крышку подняли и все с ужасом обнаружили, что он
был пуст... Ванда завыла, как ураганный ветер в верхушках деревьев.
Доктор Рашфила покатал карандаш по листку бумаги и сказал:
- Продолжайте, мистер Роско, я хочу услышать все.
Роско облизнул сухие губы. Ему ужасно хотелось выпить.
- Вы должны понять суть моего бизнеса, доктор. Все это лишь
аттракцион. Вот почему Ферлини попросил меня об этом лет десять или
двадцать назад.
- О чем? Объясните.
- Никто не знал об этом. Только он и я. Я говорил ему, что это
сумашествие. Но если такому упрямцу, как он, что-нибудь втемяшится в
голову... Он взял с меня клятву, что, если с ним что-нибудь случится, ну,
то есть, если он погибнет, я должен буду организовать этот последний
трюк... Что-нибудь такое, чтоб его надолго запомнили. Хотел затмить самого
Гудини. Вот, как было дело, док.
- Трюк? Не понимаю.
- Да, трюк и достаточно простой. Я сунул владельцу похоронного бюро
пятьдесять долларов, и он организовал похороны Ферлини тайно, где-то в
другом месте. А сам, после того, как с телом простились и закрыли крышку,
поставил на катафалк другой гроб, пустой. Вот и весь трюк. Понимаете, док?
Ничего противозаконного. Настоящий аттракцион, и никакого жульничества!
- Понятно, - сказал доктор, нахмурившись. - Но, боюсь, этот ваш
аттракцион произвел на миссис Ферлини... По-моему, она и до этой истории
была немного не в себе, а теперь...
Он вздохнул и поднялся из-за стола.
- Ладно, мистер Роско. Я позволю Вам взглянуть на нее, но ни слова.
Разговаривать ней категорически запрещаю.
Роско последовал за доктором. Они остановились у двери с небольшим
окошечком, и Роско заглянул а комнату. То, что он увидел, заставило его в
ужасе отпрянуть от окна. На кровати, с округлившимися, ничего невидящими
глазами, сидела Ванда и безуспешно пыталась вырваться из тугих и жестких
объятий смирительной рубашки.
