Придя домой, он ощутил сладостное чувство перемены. Нетерпение
сменилось уверенностью. Владимир все делал неспешно, стараясь растянуть
каждое свое действие, ощутить всю значимость каждой мысли, продумать весь
ход событий.
Он спокойно дождался темноты и погасил свет. Вскоре на белом пятне
стены забегали тени. Он словно в кино прокручивал свой день. Время от
времени посреди серых изображений улицы или троллейбусной остановки
вспыхивало отчетливое изображение поочередно то гвоздики, то жасмина.
"Цветок", - сказал Владимир и тут же вспомнил, что этого говорить нельзя.
Он с отчаянием подумал, что тени сейчас исчезнут и придется начинать все
заново. Но ничего не произошло. Точнее, произошло - и гвоздика, и жасмин
слились на стене в один фантастический цветок. Владимир решил попробовать.
"Гвоздика!" - крикнул он хриплым от волнения голосом. На стене появилась
гвоздика. "Жасмин". В темноте комнаты вспыхнул жасмин. "Один - гвоздика,
два - жасмин..." Цветы, сначала гвоздика, потом жасмин, вспыхнули особенно
ярко, зато другие тени и отблески исчезли полностью. "Три - цветы!" - в
надежде выпалил Владимир. Появились гвоздика и жасмин. "Один - гвоздика
плюс два - жасмин будет три - цветы". Стена, уже абсолютно без теней,
воспроизвела все по порядку. Обрадованный Владимир несколько раз менял
последовательность, пока не научил стену зажигаться так, чтобы количество
слов соответствовало количеству картинок. Для "закрепления" урока он
проводил эти же действия в уме, молча. Стена с тенями понимала и теперь не
боялась его слов совершенно. В третьем часу ночи он перешел к элементарной
арифметике.
Тени, а теперь Владимир называл их картинками, "учились" легко и
быстро. Это и не случайно, ведь то, что они не могли понять из словесного
языка, они черпали напрямик из его памяти, которая содержала массу нужного
и ненужного в повседневной жизни. Владимир, который работал программистом,
был человеком с огромным запасом непрофессиональных сведений. Он увлекался
живописью и музыкой, кино и литературой, знал немного географию и
лингвистику. Теперь он отдавал теням все эти знания, чувствуя, как
мало-помалу те становятся все более "образованными". Программирование
помогало ему строить в уме сложные совокупности понятий, и под конец этой
знаменательной ночи он уже чувствовал, что можно начинать объяснение таких
понятий, как Зло, Добро, Любовь, Ненависть.
Однако с этим справиться было труднее, чем научить выведению
производной. Владимир долго думал, как же объяснить теням, что такое
Красота. Ничего красивого в этом опостылевшем ему мире он не находил, в
голову не приходило ровным счетом ничего. Вдруг какая-то волна пробежала
через его сознание, он выкрикнул в детской запальчивости: "Это как утро и
одновременно Венера!" Тени на мгновение остановились, а потом понимающе
зашевелились, сложившись в некий непонятный, но завораживающе гармоничный
рисунок. Исчезнув, он невольно вызвал мимолетное щемящее чувство чего-то
знакомого.
К утру снова разболелась голова, и счастливый Владимир, напоследок
научив тени понятию Вежливость, пожелал им спокойной ночи и сам лег спать.
То утро было великолепным. Он уже умел общаться с тенями! И они его
понимали. Пусть не совершенно, пусть они говорили, как немые, но это уже
достижение. В любом случае он был рад, что с ним произошло что-то такое,
что не происходило ни с кем. Значит, он этого достоин.
На работе удивлялись тому, как изменился Владимир. Из бесшабашного
остроумного бездельника он превратился в исполнительного работника. Многие
из тех, кто был его друзьями, наталкивались теперь поминутно на сухое,
официальное лицо и столь же сухой, жесткий взгляд. Владимир же чувствовал
себя прекрасно. Он с ликованием думал о тенях, о своих удачах, о своих
диалогах с ними. Впереди замаячили пугающе розовые дали.
Вечер за вечером, ночь за ночью он, открывая свое сознание и память,
учил тени. Ночь за ночью их разговоры становились все более существенными.
Ночь за ночью тени все легче выбирали правильные слова в ответ на картины
памяти и, наоборот, изображали весь понятийный спектр абстрактных слов,
формул, звуков музыки, стихотворений.
Одной ночью Владимир особенно устал и лег спать раньше обычного. Тени
отрицательно помахали ладошками, будто говоря, что не будут сегодня
"слизывать" память Владимира, пока тот спит. Это случилось не в первый
раз. Тени стали доверять речи Владимира и стали ее полностью понимать. Для
Владимира это означало, что в такие перерывы он может спокойно думать о
самом сокровенном, может спокойно обдумать до мелочей тот план, что давно
созрел в его душе, воплощать который он уже начал. Его мечта становилась
реальностью. Ему снились самые разные люди, качающие его на руках,
богомолы, возносящие его на курганы гвоздик и жасмина. Он сделает
открытие, он откроет им тайну своих теней. Он станет самым...
Громкий голос заставил Владимира вздрогнуть во сне. Он открыл глаза и
привычно уставился в угол. Голос, его собственный голос звучал в глухой
ночной тишине. Это были обрывки его старых мыслей, цитаты из Пушкина и
биографии Эйнштейна, иногда голос Владимира выпевал строчки из песен.
Голос слышался то очень явно, четко, то почти тонул в мощных аккордах
Россини, Баха, Моцарта.
"Заговорил, Великий Немой!" - это открытие взбудоражило Владимира. О
сне не могло быть и речи. Он откинул одеяло, подошел к стене вплотную и
заговорил сам: "Ты кто? Ты... как? Ты... - он замялся. - Ты зачем?" Тени
помедлили с ответом, затем голос произнес: "Мы есть. Мы есть вообще и
существуем, как видишь". - "Вижу, но почему вы у меня?" - "А почему мы
вообще? Ты задаешь странные вопросы, Владимир, хотя, впрочем, ничего
странного. Весь ваш мир очень далек от совершенства".
Владимир в замешательстве молчал, затем попытался воспротивиться: "Но
ведь нельзя утверждать, что эволюция, вся наша история прошла даром. Мы
развились, развилось наше сознание, мы становимся совершенной
цивилизацией, мы уже имеем суперсовременные компьютеры и роботы, мы
передвигаемся почти со скоростью света, мы, наконец, умеем то, что вы не
умели делать, мы умеем говорить, у нас есть язык..."
"В этом-то все ваше несчастье. Ваш интеллект ограничен языком.
Точнее, знаковостью языка, его символами. Все, что вы знаете или можете
знать, можно описать языком чисел, звуков или букв. То, что вы не можете
описать языком, закрыто от вашего понимания. Ваш язык определяет и ваше
сознание. Как язык, так и сознание у вас ограничены знаками. Музыка и
астрономия, любовь и танк, любое конкретное или абстрактное понятие,
широкое или узкое, заключено в три меры вашей жизни, три составные
качества знака - время, расстояние, скорость. Длительность нотного знака,
расстояние по частоте и периодичность повторения разных знаков определяют
музыку, которую вы слышите, хотя разум ваш полон своей музыки. Мы не
ограничиваем себя знаками и необходимостью их расшифровывать. Мы движемся
в том, что было, есть и будет одновременно, пространство и время для нас
не разнятся. Это одно целое. Мы не имеем знаков, которые можно забыть,
поэтому мы не забываем прошлого, оно всегда с нами. Так же происходит и с
будущим. Нет нужды моделировать огромные совокупности знаков, обозначающих
еще не существующее, мы просто знаем: все, что может существовать, уже
существует везде и всегда. То, что для вас день, ночь, годы, жизнь, для
нас может стать секундой, и наоборот. Наши беседы, которые заняли неделю
для тебя, Владимир, стоят лишь одного нашего вздоха. Ты хочешь видеть нас
и тем самым снова ограничить рамками знака "это тени другой жизни". Но
ведь мы одновременно и тени другого времени, другой плоскости, а точнее,
любой жизни, любого времени, любой плоскости. Тени, которые ты видишь на
стене, - просто изображение наших с тобой мыслительных процессов, только
для тебя это знаки, а для нас - просто механика приема твоих знаков. Мы
могли бы показаться тебе, но то, что ты увидишь, будет очень
отталкивающим, если Красота для тебя - это утро и Венера, как ты внушил
нам. Но дело не во внешнем облике. Вы так молоды и прекрасны, вы прошли
ценой миллионов лет статического накопления знаков лишь миллиметр на
долгом пути к совершенству. Абсолюта нет, и в этом абсолют. У вас есть еще
время впереди и позади вас, чтобы стать подобными нам. С тех пор как мы
научились жить знаковым сознанием, мы перестали "слизывать" твои мысли, мы
научились линейной жизни и говорим: мы скоро встретимся в океане разума.
Прощай, Владимир. У тебя хорошее имя, так владей им".
Тени последний раз вспыхнули, бросили в глаза миллионы светлых пятен
и погасли навсегда. Владимир обернулся - шторы были плотно закрыты. Он на
всякий случай привычно открыл сознание, но тени не возвращались. Владимир
заговорил, но от мертвой тишины лишь звенело в ушах. Он порывисто
вздохнул, с облегчением расслабился и, слегка пошатываясь от пережитого
волнения, подошел к коробке с книгами, выключил систему скрытой ночной
видеозаписи.
Теперь дело за малым. Его триумф уже наступил! В том, что, записав
тени, он вызовет сенсацию в науке, он не сомневался. Его план удался
отлично. Теперь главное - выспаться и не спешить.
Он лег спать, уютно укутался, закрылся с головой, но сон не приходил.
Владимир еще немного поворочался, затем вылез из-под одеяла. Он походил по
комнате, чувствуя, как борется с искушением прямо сейчас включить и
посмотреть. Наконец искушение победило доводы трезвого ума: вытащил
микрокассету из камеры, погладил ее матовую крышку, затем бережно ввел в
приемную шахту. На экране видеомонитора был абсолютный мрак, но это ничуть
не испугало Владимира. Теперь он мог ждать. Прошло еще несколько минут,
чернота дернулась, и на экране показались отчетливо различимые тени.
Сердце Владимира дрогнуло. Он повернул ручку громкости. Тени качались и
качались из стороны в сторону, картинок пока не было. На экране видны были
ветки, которые шевелит легкий ветерок. Монотонность этого движения изредка
прерывалась светом фар ночных автомобилей, но затем тени деревьев на
экране снова возвращались к привычному состоянию вечного маятника.
Обескураженный, Владимир щелкнул и промотал ленту, но изображение на
экране не изменилось. Раздосадованный, он выключил видеомагнитофон и
подошел к окну. Немного постоял, отдернул занавески. Деревья за окном тихо
кивали ему ветвями.
