Русская фантастика - Сергей Снегов

Хрононавигаторы

                              Сергей СНЕГОВ

                             ХРОНОНАВИГАТОРЫ

                           Фантастический роман


                               Часть первая

                          КОСМИЧЕСКИЕ ПРИШЕЛЬЦЫ


                                    1


     День, когда юный дилон Уве Ланна получил первый  государственный  чин
Сына Конструкторов Различий, был отмечен в его личной программе Судьбы еще
двумя  важными  событиями.  Кандидат  в  Сыновья  Уве  Ланна  на  рассвете
животворящей звезды Гаруны Голубой,  то  есть  в  зените  свирепой  Гаруны
Белой, явился в ратушу, чтобы предстать  перед  проникновенными  зеркалами
Отцов Экзаменаторов. И точно в этот миг  ему  передали  приказ  немедленно
прибыть к Рина Ронне на собеседование. Уве Ланна, естественно, поспешил  к
руководителю  своей  недавно  разработанной  Программы   Судьбы   и   даже
порадовался, что экзамен на государственный чин немного отдаляется.
     Сын Стирателей  Различий,  выдающийся  Брат  Дешифратор  Рина  Ронна,
ожидал своего ученика в  лаборатории  Дешифраторов,  где  ему  принадлежал
особый кабинет. Овальную комнату, накрытую  теряющимся  во  тьме  куполом,
освещало мягкое сияние стен. На Ронне была светящаяся  фиолетовая  мантия,
она мерцала в тех же красках, что и стены: сын Стирателей  Различий  любил
подходить при беседах то  к  одной,  то  к  другой  стене  и,  подравнивая
свечение мантии к светоизлучению стен, вдруг как бы пропадать на их  фоне.
Впрочем, это была единственная причуда -  даже  Конструкторы  Различий  не
концентрировали на ней своего внимания, хотя выискивать любые  отличия  от
обыденности входило в их государственную задачу.
     Уве Ланна уперся руками в пол, вытянул на удлиняющейся шее  голову  и
опустил ее ниже груди: у него  с  Рина  Ронной  давно  установились  столь
дружественные  отношения,  что  приветствий  почтительней  этих   уже   не
требовалось. Выпрямившись, Ланна залюбовался старшим  товарищем.  В  кругу
величавых и изящных  Сынов  Ронна  был  самым  величественным  и  изящным.
Правда, движение по иерархии ему затрудняла молодость - всего  три  полных
перевоплощения с одной частичной сменой личности, - зато он брал  энергией
и расторопностью. И он знал о своей красоте и умел высветлить ее и  позой,
и  освещением,  и  особенно  ценным  для  Стирателей  Различий  искусством
непринужденного обмена мыслями.
     Сейчас он стоял посередине кабинета, высоко подняв голову  на  тонкой
шее и почти дважды обвив свою талию левой рукой. Правую  руку  он  вытянул
навстречу входившему Ланне и, цепко ухватив ладонь ученика десятью гибкими
пальцами, мягко повлек его к себе. Больше всего восхищало в Ронне -  и  не
одного влюбленного в него Ланну - это высокое мастерство  рукопожатия.  Он
так плавно сокращал тянущую руку, так ласково подтягивал собеседника,  что
даже неуклюжий дилон не оступался, подходя к Ронну.
     - Сядем  на  хвосты,  -  благожелательно  протелепатировал  Ронна   в
сознание ученика. - Беседа будет долгая.
     И, выпростав из мантии свой хвост, Ронна упруго свернул его на  конце
в опорное колечко и откинулся назад.  Он  любил  эту  непринужденную  позу
полусидения-полустояния на хвосте, и Ланна последовал примеру учителя,  но
с осторожностью: ибо и сам был  грузней  телом,  и  хвост  имел  не  такой
массивный и крепкий. Ронна продолжал транслировать ученику свои мысли.
     - Две новости, Ланна. Первая: тебе разрешено перевоплотиться с полной
сменой личности. Ты, конечно, понимаешь, что и неполная смена  личности  -
столь же важное событие в жизни, как первая любовь.  И  даже  важней,  ибо
любовь возникает непроизвольно, объект ее часто случаен и на нее,  раз  уж
она возникла,  воздействовать  трудно.  А  в  смене  личности  случайность
исключена, ибо ты выбираешь себя именно таким, каким захочется быть, а  не
таким, какой ненароком подвернется, а именно это несовершенство характерно
для любви. Впрочем, все это ты знаешь сам.
     Уве Ланна - хотя еще ни разу не менял личности, а любовь,  испытанная
им, недавно трагически прервалась, - знал, конечно,  все,  о  чем  извещал
старший друг. Но его страшило перевоплощение, хотя он и понимал,  что  оно
открывает дорогу в высшие сферы. Он не  стремился  к  возвышению,  он  был
доволен собой, уже совершившимся. Он опасался, что Салана не узнает его  в
новом образе. Впрочем, Саланы не было, Салана  похищена  -  и  неизвестно,
удастся ли ее вызволить. Все же Ланна осторожно осведомился, нельзя ли еще
немного пожить в нынешнем образе.
     Ронна отверг колебания ученика.
     - Самое время, Ланна. Дальше медлить опасно. Разновременность в  тебе
угрожающе накапливается. Время, в котором функционирует мозг, уже ровно на
полтора годовых оборота Гаруны Голубой опережает  время  твоего  туловища.
Неужели ты сам не чувствуешь, что перестаешь свободно  командовать  своими
руками, своими ногами, своим хвостом? Анализаторы установили, что  сытость
наступает в тебе с таким запозданием, что ты  способен  съесть  в  полтора
раза больше, чем нужно. И ты это часто делаешь; ты молод, но уже отяжелел.
Нет, дорогой Ланна, пора, пора тебе синхронизироваться! И к тому же  я  не
затрагиваю возможности резонансного нападения проклятых рангунов.  А  если
они снова потрясут нашу прекрасную Дилону? Сколько уже погибло дилонов  от
разрыва времени в их телах, к моменту атаки наших  врагов  уже  пораженных
внутренним рассогласованием!
     Все эти неотвергаемые мысли  Ронна  неторопливо  внедрял  в  сознание
Ланны - и тот понял, что сопротивление бесцельно.  Ронна  ласково  освещал
ученика оранжевым сиянием выпуклых глаз и переливчатым мерцанием мантии  -
свечение стен лишь дополняло лучистую убедительность облика.  Рина  Ронна,
Сын Стирателей Различий, упруго покачивался на хвосте, его вытянутое  лицо
улыбалось, он  обнажил  все  сорок  зубов  верхней  челюсти  -  никто  так
обаятельно  не  приподнимал  мохнатой  губы,  как  Ронна,  эти  одним   он
располагал к себе даже противников. Негромкий визг, вырывавшийся из  пасти
при телепатировании, тоже придавал мыслям вескости.
     Уве Ланна только попросил, чтобы новый облик  не  потребовал  больших
изменений: он не хотел бы слишком отличаться от  прежнего  своего  образа.
Рина Ронна широко распахнул рот и  громко  пристукнул  нижней  челюстью  о
верхнюю - знак уважительного согласия. Во всех  своих  поступках,  даже  в
момент трудных споров, Рина Ронна оставался изощренно вежливым.
     - Правильное настояние, - промыслил он. - Ни один из вещих Стирателей
Различий не воспротивится твоему желанию, это я  тебе  гарантирую  как  их
уполномоченный и верный Сын. Задача лишь  в  том,  чтобы  синхронизировать
течение  времени  в  клетках  твоего  мозга,  в  которых   оно   несколько
убыстрилось, с течением времени в остальных клетках тела,  в  которых  оно
замедлилось. Ибо в твоем  прекрасном  сознании  господствует  благотворное
влияние  нашей  великолепной  Гаруны  Голубой,  а  в  остальном  теле,   к
сожалению,  пересиливает  энергетическое   поле   Гаруны   Белой.   Должен
признаться,  что  мы  немного  удивлены:  у   большинства   дилонов,   так
свидетельствует статистика, благотворное действие Голубой  звезды  гораздо
эффективней влияния Гаруны Белой, а у тебя наоборот.
     - Разве я виноват в том? - возразил Ланна.
     - Не виноват, - великодушно установил старший друг.  -  Это  не  твоя
вина, а  твоя  беда.  Как  ты  предпочитаешь  синхронизироваться?  Сменишь
туловище или сознание? Я подобрал по картотеке десяток дилонов, у  которых
рассогласование времен противоположно твоему, то есть  сознание  замедлено
сравнительно с физиологией. Все они нуждаются  в  перевоплощении.  У  тебя
выбор: либо принять новую голову с замедленной мыслью, либо согласиться на
новое тело с убыстренной физиологией.
     - Я бы хотел сохранить свой мозг.
     - Хвалю! Решение истинного звездопоклонника  Гаруны  Голубой.  Теперь
выбирай, кто больше нравится для перевоплощения.
     На стене вспыхнули фигуры дилонов, подготовленных  к  перевоплощению.
Уве Ланна всматривался в них с унынием -  ни  один  ему  не  нравился.  Он
выискивал похожего на себя, но похожих не было: один отвращал несообразным
носом, у другого слишком торчали уши, у третьего так щерился  рот,  словно
он вот-вот готовился укусить, и почти у всех хвосты были  либо  безобразно
мясисты, либо еще  более  безобразно  худы.  Только  руки  у  претендентов
выглядели прилично, но - Ланна  это  хорошо  знал  -  внешняя  приличность
недостаточна, ибо руки свободно должны удлиняться и сокращаться втрое, а с
какой легкостью они у претендентов удлиняются и сокращаются, по рисунку не
определить.
     Наконец Уве Ланна ткнул  пальцем  в  молодого  дилона,  показавшегося
наиболее похожим на него самого. Рина Ронна одобрил выбор.
     - Номер шестьдесят третий. Мат Магон. Отличный экземпляр кандидата  в
Конструкторы Различий. Теперь вам  остается  познакомиться  и  понравиться
друг другу. Право выбора мы предоставили  тебе,  но  и  Мат  Магон  должен
согласиться на обмен телами. Встречу  организуем  после  экзамена.  Теперь
можешь идти в ратушу на экзамен.
     - Ты говорил о двух важных событиях, - напомнил  Ланна.  -  Какое  же
второе?
     - Второе событие? Ах, да! Второе  событие,  собственно,  касается  не
твоей личности, а будущей твоей профессии, если ты хорошо сдашь  экзамены,
в чем я, впрочем, не сомневаюсь. Итак, слушай меня, Ланна.
     И Сын  Стирателей  Различий,  Брат  Дешифратора  Рина  Ронна  поведал
кандидату в Сыны Конструкторов Различий юному Уве Ланне, еще не прошедшему
ни одного перевоплощения, о воистину удивительном новом происшествии в  их
звездном мире. Из недр  Вселенной  вдруг  вынесся  неведомый  материальный
объект - идеально выглаженный эллипсоид.  И  не  приблизился  издалека,  а
сразу возник вблизи, как бы вынырнув из разверзшихся люков иного мира.  И,
возникнув, помчался к двойной звезде.  Сперва  облетел  на  отдалении  обе
Гаруны, потом унесся к Гаруне Белой  и  трижды  описал  вокруг  нее  очень
близкое кольцо. Немедленно после этого тройного облета устремился к Гаруне
Голубой и повторил такой же тройной  облет  на  таком  же  приближении  ко
второй звезде. Вот главная, но не последняя странность!
     - Это  не  странность,  а  невозможность!   -   мысленно   воскликнул
взволнованный Ланна. - Ведь переброс из прямого времени Гаруны  Голубой  в
обратное время Гаруны Белой равносилен мгновенному уничтожению. Именно  от
такого разрыва своего времени и погибла та планета, осколки которой кружат
возле Дилоны. Но ведь взрыва эллипсоида не произошло, я  так  тебя  понял,
Ронна?
     Рина Ронна засмеялся, распахнув рот и чуть  ли  не  до  середины  шеи
опустив нижнюю челюсть, красиво очерченную  двумя  рядами  голубых  зубов.
Рина Ронна гордился сообразительностью младшего друга.
     - Для будущего Конструктора  Различий  -  неплохо,  Ланна!  Ты  сразу
указал на главный парадокс. Да, последовательно облетел обе Гаруны - и так
близко от каждой, что  могучее  поле  времени  обеих  звезд  не  могло  не
пронизать его.  И  если  допустить,  что  собственное  время  космического
незнакомца полностью совпадало с хронополем Гаруны Белой и потому в первом
полете никакого внешнего эффекта не наблюдалось, то переброс  в  хронополе
Гаруны Голубой должен был вызвать мгновенную аннигиляцию  -  ты  абсолютно
прав. Но катастрофы не произошло: незнакомец трижды обогнул голубую звезду
- и только отразил на своих зеркальных боках  ее  спектр.  Фантастично  до
физической недопустимости! Но факт, приходится это принять. Какой  сделаем
вывод из реальности невозможного явления?
     - Не могу сообразить, - признался смущенный Ланна.
     - Что же, ты специализируешься  на  Конструктора  Различий  -  анализ
возможности невозможного даже хорошему Различнику не всегда  доступен.  Но
нам, Стирателям Различий, приходится решать  и  не  такие  парадоксы.  Наш
вывод таков: таинственный незнакомец обладает собственной хронозащитой. Он
умеет  парировать  возмущения  хронополей.  Резкие  повороты   физического
времени лишь обтекают, а не проникают в него. В общем, ни хроновороты,  ни
хроноциклоны на него не действуют. В нашем мире не существует  объектов  с
такой совершенной нейтрализацией полей времени, но кто гарантирует, что  в
иных звездных мирах физические законы такие же, как у нас? Незнакомец,  по
всему, пришелец из других миров.
     Логика в рассуждениях Рина  Ронны  была  убедительна,  но  Уве  Ланна
запротестовал. Как? Существовать во  времени  и  быть  защищенным  от  его
скачков? Спокойно нестись то в  прямом,  то  в  обратном  хронополе,  хотя
каждый объект может двигаться либо только вперед, в будущее,  либо  только
назад, в прошлое. Никто и ничто не перемещается одновременно и в прошлое и
в будущее, его мигом разнесет на  атомы!  И  вот  Рина  Ронна,  крупнейший
Стиратель Различий, хладнокровно утверждает, что  именно  этим  немыслимым
свойством - сразу шествовать и вперед и назад -  характеризуется  пришелец
из иных миров!
     - И это еще не все, Уве Ланна,  -  продолжал  Стиратель  Различий.  -
Незнакомец, прочертив два  тройных  кольца  вокруг  обеих  Гарун,  изменил
направление полета. Он не собирается обречь себя на вечное спутничество  в
системе двойной звезды. Он легко преодолел  притяжение  обеих  Гарун,  что
тоже удивительно, ибо  свидетельствует  о  его  чудовищной  энергетической
мощи, и теперь мчится на Дилону. Он намерен опуститься  на  нашу  планету.
Вот такая ситуация, друг мой Уве Ланна.
     - И ты мыслишь об этом спокойно! Опасного  гостя  надо  отбросить  от
Дилоны! Пусть проваливается в бездну, из которой возник!
     Ронна смеялся с мелодичным визгом, со всхлипами в  горле.  При  смехе
его оранжевые глаза задорно  вспыхивали,  сияние  их  освещало  не  только
собственное лицо, но и лицо собеседника.
     - Отбросить пришельца, легко нейтрализующего и гравитацию двух звезд,
и мощь их хронополей? Даже если мы  аннигилируем  всю  Дилону,  у  нас  не
хватит энергии для этого. Возможно, рангуны ударят по незнакомцу из  своих
резонансных орудий - у этих бессмертных бестий хватит безумия, чтобы пойти
на это. Чего им бояться?  Но  мы  смертны,  нас  не  всегда  спасают  даже
перевоплощения. И мы не нападаем, только  защищаемся  от  нападений.  Нет,
если незнакомец опустится на  нашей  половине  планеты,  мы  встретим  его
приветом и почетом. Еще одно важное обстоятельство, Ланна, и оно  касается
нас с  тобой.  Анализаторы  уловили  генерируемое  незнакомцем  излучение.
Возможно, он посылает нам сигналы, передает какую-то  информацию  -  и  мы
должны в ней разобраться.
     - Рангуны тоже принимают сигналы пришельца.
     - Конечно. Но вряд ли поймут их, эта задача не для их интеллекта. Так
вот, Ланна, Старейшины поручили мне раскодировать  сигналы  незнакомца.  Я
попросил помощника, мой помощник - ты, Уве Ланна.
     - Готов немедленно!..
     - Раньше сдай экзамены на Сына Конструкторов Различий. Иди!
     Уве Ланна  возвращался  в  Ратушу  без  поспешности,  какую  показал,
отправляясь в лабораторию Дешифраторов. Слишком уж необычны были известия,
надо о каждом поразмыслить. Он начал с предстоящего перевоплощения,  чтобы
уже  потом  переходить  к  другим  новостям.  Перевоплощение  -   операция
неприятная, но без нее не обойтись, если не хочешь преждевременной  гибели
от разрыва времени в теле. К тому же ему повезло, Рина Ронна  избавил  его
от полной смены  личности,  а  сколько  по  Дилоне  слоняется  несчастных,
многократно терявших самих себя! Ланна  припомнил  прекрасную  фигуру  Мат
Магона, с которым предстоит поменяться телами,  и  повеселел.  Мат  Магон,
пожалуй, даже красивей, чем Уве Ланна. Светлая голова Уве  в  сочетании  с
совершенным телом Магона - это же отличнейшая  комбинация!  Салане,  когда
она отыщется, понравится его новый образ. И Мат  Магону  не  будет  резона
уклоняться от обмена телами - он получит, правда, фигуру  похуже,  зато  с
добротным течением внутреннего  времени,  и  так  идеально  синхронизирует
голову и тело, как вряд ли сумел бы с дилонами покрасивей.
     Закончив   на   этой   бодрой   мысли   размышление   о   предстоящем
перевоплощении, Уве Ланна собрался сосредоточиться  на  второй  новости  -
появлении  в  их  звездных   окрестностях   объекта,   столь   удивительно
нарушающего законы материального мира. Но воспоминание  о  Салане  порвало
цепь размышлений. Уве Ланна увидел подругу, как если бы она  шла  рядом  с
ним: почти одного с ним роста, только  гибче  и  тоньше,  прекрасные  руки
дважды обвивают талию - она любит так шествовать, вся  как  бы  спеленутая
собственными руками. А на плечи вздымается хвост,  и  кончик  его  изящной
лентой окольцовывает шею. Его, Уве, порой охватывал испуг,  не  удушит  ли
она себя этой лентой. Салане нравились опасения друга,  она  признавалась:
"Самое приятное в тебе, Ланна, что ты так  заботишься  обо  мне.  Рядом  с
тобой я как в бронированном  подвале,  экранирующем  от  резонансных  атак
мерзких  рангунов".  Нет,  не  удалось  ему  позаботиться  о   подруге   в
единственную грозную минуту ее  жизни.  Где  она?  Что  с  ней?  Жива  или
погибла? Неужели эта разлука уже навеки?
     Воспоминание о Салане так разволновало Уве Ланну,  что  он  не  сумел
сосредоточиться на новости  о  пришельце  из  иных  миров.  Он  со  стыдом
вспомнил,  что  неумение  сконцентрироваться  на  нужной  мысли  -  тяжкий
интеллектуальный проступок и что никогда раньше за ним не числилось  таких
прегрешений. Он испугался за себя. Все дилоны, встречавшиеся ему по дороге
в ратушу, могли воспринять его мозговую эманацию. И тогда они поймут,  что
он проваливается на простейшей интеллектуальной операции. И  когда?  Перед
экзаменом на чин Сына Конструкторов Различий!  А  кому  не  известно,  что
первой обязанностью любого Различника является  способность  всем  в  себе
концентрироваться на нужной мысли?
     По улице к Ратуше  двигалось  много  дилонов.  Кто  просто  шел,  кто
торопливо обгонял других, кто даже бежал,  а  кто-то  неспешно  шествовал,
опустив голову - полностью отдаваясь неотложному размышлению. Вокруг Ланны
вспыхивали фиолетовые, красные, зеленые  мантии,  метались  сокращаемые  и
удлиняемые  при  ходьбе  руки,  по-парадному  распушивались   и   деловито
сжимались хвосты. Кто-то на ходу  взвизгивал,  звучно  аккомпанируя  своей
мысли, кто-то хрипло рычал. А вверху мягко сияла  нежная  Гаруна  Голубая,
сменившая в зеленоватом небе  двинувшуюся  на  закат  Гаруну  Белую.  День
переходил в сумерки - обычный день столицы, точно такой был вчера и  такой
должен быть завтра.
     Впоследствии, вспоминая то впечатление  обычности  дня,  юный  Ланна,
всегда гордившийся своей проницательностью, запоздало удивлялся,  до  чего
непророческим  было  его  понимание  обстановки.  Ибо  день,   когда   он,
встревоженный новостями, шагал на экзамен,  воистину  был  последним  днем
обычности на прекрасной планете Дилоне.
     Только  встреча  со  Старейшиной  Старейшин,  с  великим   Стирателем
Различий Гуннаром Гунной разительно выпала из обычности. Когда  Уве  Ланна
приблизился к Ратуше, у входа опустился летательный шар Старейшин, из шара
первыми выбрались два охранника, за ними и сам Вещий Старец.
     Ланна поспешно  отошел  в  сторонку,  чтобы  не  помешать  Верховному
Стирателю Различий прошествовать в Ратушу. То же сделали и другие  дилоны,
подходившие к правительственному зданию. Великий Гуннар Гунна  прошел,  ни
на кого  не  глядя,  никому  не  отвечая  на  приветствия,  ни  с  кем  не
перекинувшись  одной-двумя  глубокими  мыслями.  Соскользнувшая  с  зенита
Гаруна Голубая светила на высочайшего  мыслителя  страны,  он  не  мог  не
радоваться ее ласковому сиянию, а он не радовался, он был чем-то  удручен.
И такая печаль на его широком лице, что у Ланны пронзило болью сердце.



                                    2


     Уве Ланне достаточно было одного взгляда на Рина Ронну, чтобы понять,
что у Дешифраторов дела неважны. Только высокая воспитанность не позволила
Ронне сразу сконцентрировать внимание друга на  собственных  затруднениях.
Ронна душевно поздравил Ланну со вступлением в государственную иерархию.
     - Ты теперь полноправный Сын Различник, Ланна.  Я  узнал  в  коллегии
Экзаменаторов,  что  давно  не  фиксировалось  столь  блестящего   ответа.
Проникновенные зеркала не обнаружили ни одной проплешинки на  плодотворном
поле твоих знаний. Теперь можно приступать к перевоплощению. Синхронизация
физиологии и интеллекта превращается теперь из просто желательной в срочно
необходимую.
     Ланна  не  пожелал  концентрироваться  на  перевоплощении,  это  была
операция  неизбежная,  но  не  захватывавшая  ум.  Поведение  космического
незнакомца гораздо  больше  занимало  его  мысли.  Ронна  помрачнел.  Даже
оранжевое сияние его выпуклых глаз приугасло, обе челюсти плотно  сжались,
а голова на утолстившейся шее опустилась так низко,  что  почти  упала  на
плечи.  Все  это  были  признаки  великого  недоумения.   Нет,   чего-либо
определенного  не  установлено.  Пришелец  вращается  вокруг   Дилоны,   с
векторной прямолинейностью направляя излучение на  те  места  на  планете,
какие находятся в этот миг под ним. Возможно, выбирает место посадки.
     - Ты предполагал, что незнакомец генерирует информационные сигналы?
     - Да, такое предположение было. И оно остается. В  луче,  ощупывающем
Дилону,  уловлены  колебания  с  постоянной  периодичностью.   Естественно
предположить,  что  это  речь  пришельца  к  нам.  Вероятно,   запрашивает
разрешения на посадку - повторяющуюся группу обертонов можно расценить как
некую электромагнитную просьбу. Но  этого  мало  для  расшифровки.  Мы  не
знаем,  как  кодировать  наш  ответ.  Поэтому  сосредоточились  на  приеме
сигналов - и в ответ молчим.
     - И рангуны молчат, Ронна?
     Ронна распахнул рот в насмешливой улыбке  и  широким  извивом  правой
руки обхватил свою грудь - он любил эту красивую позу, выражающую сразу  и
суровое осуждение, и издевку. Рангуны не молчат.  Рангуны  беснуются.  Они
окатывают незнакомца пучками волн. Они сами  не  знают,  чего  хотят.  Они
обращаются к пришельцу на своем языке, которого тот, разумеется, не знает.
Рангуны не умеют сосредоточиться, они  действуют,  а  не  мыслят.  И  хотя
командует их передачами пленный дилон, наш бывший друг Кун Канна,  они  не
дают ему передавать пристойно. И что  же  они  генерируют  гостю  из  иных
миров? Вот передача во время его первого облета их стороны  планеты:  "Кто
ты? Чего тебе надо?" Вторая: "Добро пожаловать!  Предлагаем  три  отличных
места для посадки". Третья: "Чего слоняешься? Садись  или  проваливай!"  И
последняя, она уже трижды повторялась: "Вот пошатайся еще  над  нами,  так
жахнем изо всех орудий,  что  разлетишься  на  атомы!"  В  общем,  обычное
рангунское хамство - они не изменяют себе, даже встречаясь с  непостижимым
явлением.  Датчики  передают,  что  по  всей  Рангунии  объявлена   боевая
готовность. У больших резонаторов полные  комплекты  обслуги,  о  малых  и
говорить не приходится, они навешаны на каждом воине рангунов.
     - Если столкновения с незнакомцем у  них  не  произойдет,  они  могут
обратить  большие  резонаторы  и  против  нас.  Ты  не  исключаешь   такой
возможности, Рина?
     - От рангунов всего можно ожидать. Особенно с того дня, когда  Ватута
захватил верховную власть. Эта бестия  ради  одного  любопытства  способен
испепелить всю Дилону. Но мы защищены надежней, чем  ему  хотелось  бы.  В
конструировании хронобойных аппаратов он все  же  далеко  не  продвинулся.
Теперь пройдем в Обсервационный зал, посмотрим на пришельца.
     Все помещения Коллегии Дешифраторов были заполнены аппаратами  приема
и раскодирования сигналов. Одни механизмы работали автоматически, у других
дежурили операторы-мыслители. Недавно и Уве Ланна сидел за одним из  таких
аппаратов в качестве дежурного мыслителя и по  перехваченным  передачам  с
той  стороны  планеты  выстраивал  умозаключения  о  намерениях  рангунов.
Теперь, произведенный в более высокий  чин,  он  мог  позабыть  о  скучном
рядовом  мыслительстве.  Уже  никогда  ему  не   вдумываться   в   неумные
высказывания Ватуты и его камарильи, не выискивать рациональный смысл в их
бессвязных выкриках.
     Но хоть со службой у аппаратов  было  покончено,  Уве  Ланна  не  мог
отказать себе в удовольствии подойти то к одному,  то  к  другому  щиту  с
приборами, поздороваться с операторами. Он радовался встречам,  радовались
и ему. "Доброго настроения!  Поздравляем,  Ланна!  Будь  светел,  Ланна!"-
телепатировали прежние товарищи. Ронна поминутно останавливался,  поджидая
друга,  -  ему  нравилась  популярность  у  трудяг   Дешифраторов   нового
специалиста Различника.
     В Обсервационном зале во всю стену сияло звездами небо над  планетой.
В правом углу небосвода перемещалась Гаруна Белая - был ее рассвет,  экран
притушивал яростное излучение звезды, чтобы не слепило глаза. В левом углу
нежно мерцала уходящая за горизонт Гаруна Голубая. Ронна сказал:
     - Сейчас покажется пришелец.
     Пришелец вынырнул из левого  угла  и  помчался  по  экрану  навстречу
медленно плывущей по небосводу звезде. Он пересекал видимую половину  неба
вдесятеро быстрее, чем двигались обе Гаруны. Ланна впился глазами в экран.
Темный, гладкий, непроницаемый эллипсоид был огромен. Такое тело  свободно
накрыло бы любую площадь в столице.
     - Думаю, мы имеем дело с космическим кораблем из иных миров, а  не  с
естественным телом, -  высказался  Ланна.  -  Вы  не  рассматривали  такое
предположение, Ронна?
     - Рассматривали, Ланна. Много "за" и много "против".
     Пробежав треть небосвода,  эллипсоид  вдруг  остановился.  Теперь  он
висел над планетой, а не летел вокруг  нее.  Он  затормозил  над  какой-то
облюбованной точкой. Планета,  вращаясь,  перемещала  замершего  в  высоте
незнакомца в сторону, обратную той, откуда он вынырнул.  Так  продолжалось
некоторое время, затем эллипсоид снова пришел в движение,  но  он  уже  не
облетал планету, а падал на нее - в ту точку на Дилоне, над какой завис.
     - Садится,  -  установил  Ронна.  -  Информирую  тебя,   Ланна,   что
Старейшины приказали не мешать посадке,  если  пришелец  решится  на  нее.
Проклятые рангуны! Нет на этих дьяволов кары!
     Возмущение  Ронны  вызвала   вылетевшая   из-за   горизонта   ракета.
Сверкающая белокалильным жаром, распушив  дымный  шлейф,  она  мчалась  на
опускавшегося  незнакомца.  Ракета  была  запущена   точно   в   подбрюшье
массивного космического тела. Ланна  в  страхе  прикрыл  глаза.  Все  было
безобразно ясно: рангуны  не  захотели  пустить  пришельца  на  территорию
дилонов. Вот сейчас ракета ударит в цель, вспыхнет багровое облако пламени
с дымом - и из облака посыплются осколки небесного гостя!
     Ланна раскрыл глаза. Взрыва не было. Ракеты тоже  не  было.  Пришелец
продолжал опускаться. Где-то за ним, уже в отдалении, рассеивалось облачко
пыли и красноватого газа.
     - Какая защита! Нет, какая защита! - взволнованно повторял Ронна.  Он
не закрывал глаз и видел, как ракета, еще не долетев до цели,  вдруг  сама
взорвалась и разлетелась пылью и газом. - Ланна, друг мой, неужели безумцы
и теперь не угомонятся?
     Из-за горизонта вынеслась уже не одна, а десяток  ракет.  И  все,  не
долетев до пришельца, одновременно взорвались,  образовав  широкое  кольцо
пламени и дыма. В свободном центре этого кольца  плавно  опускался  темный
пришелец - гладкие бока мертво отражали  оконтурившее  их  пламя.  Обстрел
прекратился. Рангуны, видимо, убедились, что атаки бесперспективны.
     - Опустился в район Голубой Чащи, - сообщил Ронна. - Место,  конечно,
укрытое, внешне оно кажется очень надежным. Но слишком близко  от  мертвых
лесов, где свирепствует хронобой. Хорошо, что не угодил в разнотык времен,
- это было бы губительней  ракетной  атаки  рангунов.  Оставайся  здесь  и
следи, что предпримет пришелец. Я иду к Старейшинам.



                                    3


     Что бы ни представлял собой пришелец из дальних миров  -  космический
корабль с экипажем, или естественный объект -  одно  твердо  знал  молодой
Конструктор Различий Уве Ланна: еще никогда ни у самих дилонов,  ни  у  их
вековечных врагов рангунов  не  появлялось  такого  гостя  из  космоса.  И
готовой программы контакта с подобными объектами не существовало. Возникла
новая проблема, на  ней  надо  было  сосредоточиться.  Уве  Ланна  впал  в
отрешенность: закрыл глаза, отменил все движения тела  и,  окаменев  перед
пультом,  пребывал  в  активном  мыслительном   состоянии,   пока   опасно
понизившаяся температура тела не принудила  выходить  на  уровень  меньшей
концентрации мысли: все дилоны знали, что сильное  охлаждение  тела  плохо
сочетается с озарением.
     - Доложите, что совершилось, пока я размышлял, - потребовал Ланна  от
оператора.
     Дежурный мыслитель доложил, что новостей  нет:  пришелец  покоится  в
Голубой Чаще - неподвижен, темен и  загадочен.  Туда  посланы  разведочные
шары, они анализируют параметры  гостя:  размеры,  температуру,  структуру
вещества,  гравитационные,  энергетические,   оптические   характеристики,
фиксируют все виды излучения. Ничто особо не  поражает.  Физика  пришельца
своеобразна, но не парадоксальна, если оставить в стороне тот факт, что он
вынырнул как бы из ничего и взорвал все выпущенные в  него  боевые  ракеты
рангунов, даже близко не  подпустив  эти  смертоносные  снаряды.  Да  еще,
пожалуй, одно смущает, но, впрочем, нет точного доказательства...
     - Знаю, - прервал оператора Ланна. - Незнакомец существует  в  едином
времени. Он синхронизирован от края до края. Ты на это хотел обратить  мое
внимание? Я установил это в результате собственного размышления.
     - Именно это, уважаемый Различник. - Оператор вложил  в  тембр  своей
мысли неподдельное  восхищение.  Все  операторы  в  Коллегии  Дешифраторов
радовались,  что  их  новый  начальник  одарен  могучей   интеллектуальной
энергией - в ней была гарантия их собственной удачной работы.
     Ланна уточнил:
     - Судя по тому, что ты мне об этом не доложил,  расшифровка  сигналов
незнакомца не удалась?
     - Еще не удалась.
     - А есть уверенность, что  эманация  незнакомца  -  все  же  разумные
сигналы, а не стихийное излучение мертвого предмета?
     - Такая уверенность есть, Уве Ланна.
     - Тогда подготовь два  поисковых  шара  со  всеми  аппаратами  боя  и
разведки.  Пусть  Братья  Опровергатели  выделят  самое   совершенное   из
арсеналов. Ибо при встрече с незнакомцем и война, и  мир  пока  равноценно
возможны.
     - Братья Опровергатели потребуют санкции Старейшин...
     - Они ее получат. Остановка не за санкциями, а за Опровергателями.
     Дежурный  мыслитель  отключился.  Ланна  обхватил   себя   руками   и
постарался удлинить их так, чтобы получилось два полных извива, как  делал
Ронна. Но два извива не вышло  -  у  Ронны  руки  были  длинней  и  гибче.
Впрочем, все  Стиратели  Различий  были  из  длинноруких,  а  Конструкторы
Различий, все как на подбор, короткорукие  -  больше,  чем  на  полуторный
обхват, рук ни у одного не хватало. Ланна мог гордиться, что  в  эффектном
самоохвате даже превосходит многих товарищей, - ныне  он  может  именовать
их, получив сан Сына Различников, своими собратьями.
     Уве  Ланна  гордился  собой.  Концентрирование  мысли   на   загадках
пришельца дало отличные результаты. Он первый понял, что гость из  космоса
-  одновременник.  Только  полная  самосинхронизация  в   едином   времени
объясняет главную странность - то, что  пришелец  приблизился  на  опасное
расстояние к Гаруне  Белой,  промчался  от  нее  к  Гаруне  Голубой  и  не
взорвался, не распался  -  даже  и  намека  не  было,  что  в  нем  что-то
разламывается.  Какая  совершенная  хронозащита!  Рина  Ронна  прав:   без
надежной отстраненности от местных перекосов  времени,  без  нейтрализации
хроноворотов незнакомцу не удались  бы  удивительные  перебросы  от  одной
звезды к другой. Но и самая совершенная нейтрализация  вихрей  времени  не
помогла бы, если бы он сам хоть в крохотной степени был поражен внутренней
дисгармонией,  какая  всегда  есть  даже  у  идеально  синхронизированного
дилона. И это замечательное открытие стало первой интеллектуальной  акцией
Уве Ланна в его новом чине Различника!
     Вошел сияющий  Рина  Ронна.  Старейшины  одобрили  его  доклад.  Если
пришелец - разумный космический объект или если в нем как  в  транспортном
аппарате таятся разумные существа, то  надо  вступить  в  благожелательный
контакт.  Первая  задача  -  раскодировать  сигналы  пришельца.  Вторая  -
защитить его от новых атак рангунов. На той стороне планеты подготавливают
баллистическую артиллерию. Нет сомнения, что рангуны решили  нанести  удар
по пришельцу, как только определят точное место  его  посадки.  Два  чужих
разведочных аппарата обнаружены недалеко от Голубой Рощи  -  их  отогнали.
Рангунам послано предупреждение, что пришелец  взят  под  охрану  дилонов.
Будем надеяться, что это их образумит.
     - Пустить в ход  ракеты  рангуны  теперь  побоятся,  ибо  знают  силу
ответного удара, - заметил Ланна. - Но генераторы резонанса, Ронна...
     Ронна откинул назад голову  -  это  у  него  всегда  означало  не  то
сомнение, не то нерешительность. "А что мы можем сделать?"- как бы ответил
он своим жестом. Впрочем, он тут же добавил, что пришелец так  защищен  от
гравитационных, тепловых и электромагнитных воздействий, что и резонансным
нападением рангуны вряд ли чего добьются.
     Уве Ланна поведал другу о своем  открытии  абсолютного  хроноединства
пришельца: это не  хронозащита,  а  хроноцелостность.  Рина  Ронна  всегда
относился к ученику  с  неизменным  уважением,  продвижение  Уве  на  пост
Различника не обошлось и  без  его  усилий.  Но  в  отличие  от  дежурного
оператора он заколебался.  О  том,  что  пришелец  защищен  хроноэкранами,
говорило его рискованное метание от Гаруны Белой к Гаруне Голубой, а  ведь
звезды   генерируют   вокруг   себя    противоположные    токи    времени,
схлестывающиеся в яростные хроновороты. Правда, таких  экранов  на  Дилоне
еще не знали, их никто не конструировал, да и загадочный пришелец появился
у них впервые, о "гостях из иномиров" тоже  никто  не  слыхал.  Но  единое
время? Разве оно физически возможно? Ведь основу жизни  составляет  именно
несинхронность различных  потоков  времени  в  жилах,  костях  и  клетках?
Цельное время у мыслящего объекта - ну, не дикость ли?
     - Я все же настаиваю на своей концепции. -  Уве  Ланна  был  порядком
обижен  слишком  уж  резким  возражением  старшего  друга.  -  И  осмелюсь
заметить, что разумность пришельца не доказана, пока не  расшифрованы  его
сигналы.
     - Да, в этом главное затруднение. Хочу тебя информировать, Уве Ланна,
что нам выделен ротонный прожектор, который,  как  ты  знаешь,  изготовлен
пока в единственном экземпляре. Сейчас его монтируют на одном из поисковых
шаров, которые ты велел подготовить. Полетим вместе, Ланна.
     - Я готов, Рина Ронна.
     Два  разведочных  шара  покачивались  на  площади.  В  одном   сидели
операторы гравитационной и резонансной защиты, оптики и механики, в другом
разместился ротонный прожектор. Ронна сел за пульт управления -  он  любил
водить аэроразведчики и иногда залетал на них даже на территорию рангунов,
а это всегда небезопасно. Однажды он побывал  в  приполюсном  хроновороте,
что было почти гибельно - Ронна потом оправдывался,  что  его  занесла  на
полюс разгармонизация двигателя и что он лишь на внешнем витке хроноворота
сумел  справиться  с   неполадкой.   Объяснение   показалось   не   только
убедительным - лишь  безумцы  способны  добровольно  устремиться  в  такие
места, - но и внушающим уважение: не впасть в панику вблизи хроноворота и,
сохранив ясность мысли, справиться с  непростой  неполадкой!  После  этого
происшествия  Рина  Ронну,  тогда  обычному  оператору  в  дешифраторской,
присвоили сразу два  новых  чина:  Брата  Дешифратора  и  Сына  Стирателей
Различий. Каждый означал почет, но два, да  еще  столь  несхожих,  -  были
равносильны триумфу. Сам Гуннар Гунна  почтил  Ронну  вдохновенной  речью:
"Наш новый Брат и Сын, - так говорил Вещий Старец, - не  только  прекрасно
видит и глубоко оценивает непорядок, что доказывает дарование Дешифратора,
но  еще  прекрасней  ликвидирует  непорядок,  а  это  бесценное   качество
настоящего  Стирателя  Различий".  Старейшины   без   единого   возражения
присудили соискателю оба звания и ввели его сразу  в  два  чина  -  случай
неординарный.
     И, гордясь  своим  искусством  шаровождения,  Рина  Ронна  дал  такое
расширение объема, что шар не взлетел, а взвился в высоту. Уве Ланна в эту
минуту впадал в очередную отрешенность: надо было вымыслить, какими полями
лучше испытать пришельца -  гравитацией,  оптикой,  электромагнитными  или
корпускулярными  импульсами,  а  без  большой  сосредоточенности  это   не
удавалось.
     - Ты порвал цепь моей мысли, - пожаловался Ланна.
     - Зато быстрей прибудем, - возразил Ронна. Он  не  умел  так  глубоко
отдаваться мысли, как Ланна, да и не считал, что  всегда  нужно  настолько
погружаться в размышления. Впрочем,  таковы  все  Стиратели  Различий:  их
способности  к  анализу  существенно  уступали  аналитическому   дарованию
Различников,   умевших   безошибочно   определять   любые   несходства   и
особенности.
     Ронна летел впереди  с  Ланной  и  оператором  ротонного  прожектора,
второй разведчик с боевыми и поисковыми аппаратами держался позади.
     Пришелец покоился на краю поляны среди голубых  деревьев  с  широкими
кронами, перекрывавшими половину поляны. Гость из космоса выбрал  отличное
место для посадки: сквозь чащу к нему  не  пробраться,  а  с  воздуха  его
маскировали кроны.
     - Облет! - приказал Ронна и опустился ниже, ту же операцию повторил и
второй шар. Пришелец был около двухсот  пин  в  длину,  около  тридцати  в
ширину и высоту в центре и не более двадцати  по  краям:  почти  идеальный
эллипсоид, несомненно  -  искусственное  сооружение,  а  не  метеорит  или
космический шатун, осколок  некогда  разлетевшейся  планеты,  -  стихийные
создания природы не обладают совершенной выглаженностью поверхности.
     Ланна вдруг ухватил друга за плечо.
     - Ронна, он исчезает! Он уходит в небытие.
     Пришелец стирался - становился из темного серым,  пропадала  четкость
обводов, зеркальная гладкость поверхности. Огромное материальное  тело  на
глазах превращалось в призрак. И не успел Ронна оправиться  от  изумления,
как на поляне больше ничего не было, кроме оранжевых трав и  осенявших  их
голубых крон.
     - Твое суждение, Ланна? -  Молодому  другу  после  вступления  в  чин
Конструкторов Различий по праву принадлежала первая оценка.
     Ланне захотелось поразмыслить, чтобы дойти  до  всех  дальних  причин
исчезновения пришельца, но Ронна с  таким  нетерпением  ждал  ответа,  что
пришлось телепатировать лишь предположение:
     - Выпал из оптики, но вещественно сохраняется на поляне.
     - Сейчас проверим.
     Ронна отдал приказ поисковику обвести поляну, где находился пропавший
пришелец,  гравитационными  и  электромагнитными  щупами.   С   поисковика
известили, что для электромагнитных  щупов  пришельца  не  существует,  но
гравитационные показывают его  наличие:  он  лежит  на  прежнем  месте,  в
прежней неподвижности, только стал прозрачным  для  всех  электромагнитных
волн, включая и оптику. Но вещественности своей не потерял.
     - Между прочим, примятая им трава так и  не  распрямилась,  когда  он
ушел в невидимость, - поделился наблюдением Ланна. -  Следовательно,  и  в
оптике кое-что от него видно.
     - Вот-вот - полное  совершенство  в  маскировке  отсутствует.  Теперь
поинтересуемся, что находится внутри нашего гостя. Есть у  него  экран  от
ротонов? Судя по тому, что гравитационные экраны отсутствуют, вряд  ли  он
обладает защитой от этих почти невещественных частиц.
     Ронна встал рядом с ротонным оператором, командуя расходом энергии на
возбуждение потока частиц.  Длина  пути  ротонов  определялась  только  их
энергией, и Ронна начал  с  малой,  чтобы  ротоны  только-только  достигли
поверхности невидимого пришельца.  На  экране  отчетливо  вырисовался  его
силуэт. Ротоны показывали  массивное  тело,  изображение  было  ярче,  чем
гравитационное. Ронна увеличил энергию частиц. Теперь они проникали сквозь
оболочку и высвечивали внутренность. Сомнений больше не было. На поляне  в
Голубой  Роще  лежал  космический  корабль.  Ротоны  высветили  внутренние
помещения, разобщенные перегородками, механизмы,  аппараты,  ящики,  тюки.
Ронна то увеличивал,  то  уменьшал  энергию,  чтобы  отчетливо  обрисовать
каждый предмет. Корабль казался необитаемым.  Ротонный  луч  пробежал  уже
половину его, но, кроме мертвых вещей, ничего не обнаружил  в  помещениях.
Потом высветился обширный отсек в конце корабля. В нем передвигалось  пять
фигур - живые существа, а не автоматы. Еще никогда  на  Дилоне  не  видели
созданий столь необычных, как те пятеро, что сновали  по  самому  большому
помещению корабля.
     Они походили на дилонов, но очень отдаленно - одноголовые,  двурукие,
двуногие... Но на этом сходство кончалось. Руки были так коротки,  что  не
достигали и колен; на кистях виднелось пять пальцев, а не  десять,  как  у
дилонов, и пальцы были толсты и негибки. Негибкой была и вся рука, она  не
удлинялась и не сокращалась - такими руками незнакомцы  не  могли  даже  в
один оборот обхватывать себя. Ноги были еще топорней рук - правда,  как  и
руки, могли сгибаться посередине, но только в одном месте, а  не  по  всей
длине. Всего примитивней была голова: она тоже сидела  на  шее,  но  такой
короткой и такой негибкой, что ни вздыматься вверх, ни даже поворачиваться
назад  не  могла.  Лицо  было  неприятным:  плоскощекое,  плосколобое,   с
невыразительным ртом, с крупным  носом,  нависающим  над  губами  и  двумя
глазами, - такими тусклыми, что сразу  понималось  -  эти  глаза  пассивно
принимают внешний свет, но генерировать собственное сияние не способны.  А
на головах пяти обитателей корабля шапкой  лохматились  волосы,  охватывая
всю голову, ни у кого не было и намека на благородную гололобость дилонов.
У одного густая шерсть вылезала даже по нижней половине лица. И ни один не
имел хвоста - важнейшего элемента хорошо скомпонованной фигуры!
     - Плох конструктор, который разрабатывал эти тела, - установил Ронна.
- Одни грубые детали - ни гибкости, ни изящества. Даже смотреть неприятно.
     И  хоть  суждение  это  было  скорей  обобщенно-синтетическое,  а  не
аналитическое, Уве Ланна, по профессии призванный  к  анализу,  промолчал,
показывая, что принимает оценку Стирателя Различий.
     Ронна  начал  детальное  высвечивание  экипажа   корабля   с   самого
лохматого.  Этот  был  крупней  и  выше   всех.   Он   сидел   на   особом
приспособлении.  Над   ним,   на   стене,   висело   изображение   другого
мохнатолицего, но еще лохматей и  крупноголовей  -  оба  были  схожи,  как
братья. Около мохнача на таком же приспособлении сидело второе существо  -
с фигурой потоньше и головой поменьше. По помещению расхаживал третий,  он
казался всех моложе. Этот размахивал руками, шевелил губами,  раскрывал  и
прикрывал рот - в пасти виднелись зубы, они выстраивались по  одному  ряду
сверху и снизу, и их было много меньше,  чем  у  дилонов.  У  стены  стоял
толстенький коротышка, на полную голову  ниже  мохнатого.  И  когда  юноша
переставал шевелить губами и  двигать  нижней  челюстью,  точно  такие  же
операции проделывал коротышка; а когда и он прекращал игру губ и челюстей,
в нее снова вступал молодой. Всю боковую стену занимал экран, перед ним на
вращающемся сидении поместился пятый обитатель корабля - и  на  нем  Ронна
остановил особое внимание. Он выделялся среди уродливых фигур  -  высокий,
стройный, тоже короткорукий, зато с гораздо более гибкими руками, такой же
густоволосый, с двумя рожками, торчащими из волос, - у остальных и  намека
на рожки не было. И глаза пятого выгодно отличались от глаз четырех других
- не только принимали свет, но и сами светились, а порой, когда он обращал
лицо к коротышке, из них вырывались как бы электрические искры.
     Ронна перевел ротонный луч  на  стену  с  экраном,  чтобы  разглядеть
туманную картину на нем, и  увидел  все,  что  окружало  корабль  снаружи:
высокие голубые деревья, оранжевую траву поляны, шествующую  по  небосводу
Гаруну Голубую и два разведочных шара над кораблем.
     - Однако! - восхитился Ронна. - Оказывается, став для нас невидимыми,
сами они продолжают нас разглядывать! Может быть, даже видят нас с  тобой,
Ланна?
     Ланна после краткого размышления отверг предположение Ронны. Если  бы
пришельцы видели не только поисковые шары, но и дилонов внутри шаров, то и
на их экране появились бы дилоны, а не одни шары,  как  показывает  экран.
Зато, продолжал  Ланна,  ему  удалось  сделать  очень  важный  вывод:  они
разговаривают. То странное шевеление губ, то нервное опускание и  поднятие
нижней челюсти, та оживленная жестикуляция  рук  есть  их  метод  передачи
информации, то есть разговор.
     - Разговор при помощи губ, челюстей и рук? - удивился Ронна. -  Какой
невероятный способ общения!
     - Еще язык, - добавил молодой Различник. - В пасти у пришельцев,  как
и у нас, язык, но он много подвижней нашего: дергается и изгибается, когда
шевелятся губы и движутся челюсти. Я склонен думать,  что  у  них  язык  -
главный агент информации.
     Ронна, однако, не был убежден. Если Ланна прав,  то  пришельцы  могут
вступать в общение, только когда видят движение  губ,  челюстей,  языка  и
рук. А в темноте они, стало быть, беспомощны? Прекращают не только беседы,
но  и  всякое  действие,  связанное  с   обменом   информацией.   Конечно,
конструкция их организмов далека  от  совершенства.  Но  такая  чудовищная
недоработка!
     В это время молодой пришелец завершил жестикуляцию энергичным взмахом
руки и показал на экран, где виднелись два поисковика.  Лохматый  наклонил
голову. Молодой и тот, у которого в  волосах  торчали  рожки,  зашагали  в
другой конец корабля. Здесь они выдвинули из ниши продолговатый предмет  и
вернулись назад. Корабль вышел  из  невидимости  и  засветился.  Операторы
могли теперь и без ротонного прожектора разглядывать  корабль  снаружи.  В
главном помещении корабля лохматый пришелец  опять  кивнул  копной  волос,
пришелец с рожками задвигал пальцами на доске с  кнопками  под  экраном  -
продолговатый предмет выскользнул наружу  через  открывшийся  люк  и  стал
подниматься вверх.
     - Запустили разведчика, - прокомментировал событие Ронна. -  Двинемся
за ним, не  выпуская  из  обзора.  Второй  поисковик  остается  на  месте.
Что-нибудь передашь операторам?
     Ланна  повторил  уже  отданный  приказ  -  фиксировать  все  действия
пришельцев внутри корабля и установить, какими полями аэроразведчик  будет
получать информацию во время  облета.  Ответ  последовал  незамедлительно.
Аэроразведчик работал в световых лучах, а передавал на корабль сведения  в
других электромагнитных импульсах. Кроме того, он  был  снабжен  небольшим
гравитатором. Для боевых ударов  этот  аппарат  мало  пригоден,  но  массы
вещественных объектов определяет надежно.
     - Отлично!  -  оценил  сообщение  Ронна.  -  Сейчас  я  настрою  наши
собственные приемники на информацию аэроразведчика. И мы  столь  же  ясно,
как они сами, увидим, что их заинтересовало у нас.
     Аэроразведчик сделал несколько кругов над кораблем, потом повернул  в
сторону больших лесов на границе между территориями дилонов и рангунов. На
дисплее следящего за ним  поисковика  обрисовалось  обширное  пространство
сперва  голубых,  потом  синих  деревьев.  Видимо,  лес  не  заинтересовал
пришельцев, управлявших  со  своего  корабля  полетом  аэроразведчика:  он
крутыми витками вздымал все выше - в поле  обзора  вмещалась  все  большая
часть поверхности планеты.
     - Как бы он не полетел к рангунам, эти бестии мигом собьют его своими
ракетами, - забеспокоился Ронна.
     Аэроразведчик, словно услышав предостережение, повернул назад. Теперь
он мчался к  столице  дилонов,  передавая  на  корабль  пейзаж  планеты  -
каменные сооружения, вытянутые в двойные  полосы,  возвышения  возле  них,
холмы в стороне от возвышений и  башни  со  светящимися  вершинами.  Внизу
проплывали темные точки.
     - Может напороться на охранные маяки, - снова забеспокоился Ронна.  -
С добрыми или враждебными намерениями он это сделает, но его собьют.
     Ланна задумался,  выискивая,  как  донести  до  пришельцев  опасность
приближения к охранным маякам. Но аэроразведчик  отвернул  от  первого  же
маяка  и  опустился  ниже.  Картина  изменилась.  Возвышения  вдоль  полос
превратились  в  цилиндрические  здания  без  окон,  темные  точки   стали
летательными аппаратами. На полосах обозначились  дилоны,  их  становилось
все больше - перемещались по  улицам,  собирались  в  кучки,  кучки  снова
рассыпались, некоторые  дилоны  удлиняли  шеи  и  задирали  головы,  чтобы
получше рассмотреть проносящийся над  ними  аппарат.  Видимо,  пришельцев,
командовавших  аэроразведчиком,  больше  интересовали  не  здания,  а   их
обитатели, - аппарат подлетал то к  одной,  то  к  другой  кучке  жителей,
зависал над ней и не удалялся,  пока  дилоны  не  расходились.  На  одного
дилона,  остановившегося  на  улице  с  задранной  головой,  аэроразведчик
спикировал - на дисплее возникла удлиненная безволосая  голова,  откинутый
назад лоб, острые уши, очень вытянутый  губастый  и  зубастый  рот.  Дилон
испугался опускавшегося на него аппарата и сперва отскочил  в  сторону,  а
потом убежал - любопытство сменилось страхом.
     Аэроразведчик прекратил наблюдение за жителями и стал  перелетать  от
одного здания к другому, описывая вокруг них круги. Но  осмотр  зданий  не
породил продолжительного любопытства: здания были похожи одно  на  другое.
Разведчик сосредоточился на средствах передвижения. По улицам  проносились
рейсовые шары, то один, то другой сокращал в воздухе  свой  объем,  плавно
опускался, из него  выходили  прибывшие  жители,  входили  улетавшие,  шар
расширялся, быстро  взлетал  и  мчался  на  другую  остановку,  где  снова
выпускал приехавших и  забирал  отъезжающих.  Почему-то  простая  операция
взлета и опускания заинтересовала пришельцев - они  перегоняли  разведчика
от одного шара  к  другому  и  держали  в  опасной  близости  от  них.  Но
столкновений не было, все движения регулировались очень точно.  Уве  Ланна
после небольшого раздумья установил:
     - Пришельцы  для  передвижения  не  используют   выталкивающую   силу
атмосферы, поэтому их так поразили наши транспортные механизмы.
     - Очень глубокий вывод, - согласился Стиратель  Различий  и  поспешно
добавил: - Но что это, Уве Ланна? Они рискуют!
     Пришельцы, по всему, решили, что  информации  о  зданиях,  жителях  и
средствах передвижения с них хватит,  но  высокие  светящиеся  башни  надо
изучить. Аэроразведчик подлетел к охранному маяку и сделал круг в  опасной
близости от  него.  Ронна  направил  свой  поисковик  наперерез  воздушным
эволюциям разведчика, чтобы не дать ему приблизиться к маяку. Но разведчик
вдруг камнем полетел вниз, остановился и снова  -  уже  внизу  -  совершил
такую же недопустимую петлю  вокруг  башни.  Ронна  со  всей  поспешностью
опустил поисковик за аэроразведчиком, чтобы и внизу оказаться между ним  и
маяком. Но когда поисковик Ронны опустился до уровня разведчика, тот взмыл
и у вершины башни - самое запретное место - снова закружил вокруг нее.
     Ронну вызвал Командующий охранными маяками:
     - Уважаемый Стиратель Различий, что  у  вас  за  игра?  Разве  вы  не
знаете, что приближение к маяку запрещено?
     Ронна в этот момент пытался настичь взлетевшего вверх разведчика.
     - Я-то  знаю,  уважаемый  Командующий  маяками.  Но  не  уверен,  что
пришельцы это знают так же хорошо, как я.
     - Вынужден действовать по уставу, - информировал Командующий.
     Верхушка мачты озарилась и погасла. Но еще до того, как она  погасла,
вспыхнул и аппарат пришельцев. Поисковик подлетел к нему, когда его уже не
было. В воздухе развеивались пыль и пар.
     Уве Ланна задумался, выстраивая выводы из  печального  события.  Рина
Ронна, по профессии обязанный соображать быстрей, воскликнул:
     - Хорошо, что самих пришельцев не было на борту! Я лечу к Старейшинам
- объяснить, что мы узнали, и оправдаться в том, что мы совершили.
     - Что допустили, а не что совершили, - поправил молодой  Различник  и
добавил: - Я возвращусь в Коллегию Дешифраторов и попытаюсь отыскать  ключ
к поступкам пришельцев.



                                    4


     Ничто не показывало, что уничтожение аэроразведчика вызывает какие-то
ответные действия пришельцев. Корабль по-прежнему покоился  на  полянке  в
Голубой Роще и не ушел снова  в  невидимость,  а  это,  по  мнению  Ланны,
доказывало, что он не опасается нападения.  Не  было  и  особого  волнения
среди пятерых пассажиров корабля. Правда,  лохматый  хмурился  и,  сердито
глядя на юношу с рожками, нехорошо шевелил губами, а тот качал  головой  и
разводил руками. Но больше ничего важного не произошло. Четверо пришельцев
разошлись по маленьким помещениям, улеглись  на  узкие  подставки,  чем-то
накрылись, закрыли глаза, и всякое  общение  у  них  прекратилось.  Только
юноша с рожками на кудрявой голове остался в помещении и то всматривался в
обзорный экран - на нем была все та же  роща  деревьев,  полянка,  звезды,
сменившие дневные светила, и недвижно зависший над кораблем  поисковик,  -
то  манипулировал  с  кнопками  и  рычагами  под   экраном.   На   пейзаж,
изображенный на экране, его манипуляции не действовали.
     К этому времени подоспела первая расшифровка наблюдений за  кораблем.
И расшифровка показалась Уве Ланне невероятной. Все снова и снова проверяя
соответствие фактов и  объяснений,  Ланна  пришел  к  выводу,  что  факты,
конечно, практически  реальны,  но  вместе  с  тем  столь  же  практически
немыслимы. Был  момент,  когда  новоопределенный  Конструктор  Различий  в
отчаянии даже подумал,  не  отказаться  ли  ему  от  дарованного  высокого
звания, как незаслуженного, ибо установленные  им  отличия  пришельцев  от
дилонов вышли за рамки допустимого.
     - Ты ошеломлен, Уве Ланна, - заметил вернувшийся Ронна. -  Ты  открыл
что-то странное. Я не ошибаюсь?
     - Ты не ошибаешься, Рина Ронна, -  ответил  молодой  Различник.  -  Я
расшифровал способ информации у пришельцев. Он так отличен от нашего,  что
кажется попросту немыслимым, хотя реален фактически.
     После такой глубокой оценки своего открытия  Ланна  объяснил,  что  у
пришельцев изучены три разных действия: во-первых, уже  замеченная  раньше
жестикуляция рук и мимика лица, но они явно  вторичны  и  необязательны  -
могут быть, но могут и отсутствовать. Во-творых,  более  существенно,  что
движения языка, губ и челюстей порождают звуки и комбинации  звуков  очень
разнообразны  -  всего  зафиксировано   около   трех   тысяч   их.   Можно
предположить, что таких  звуковых  комбинаций  гораздо  больше,  пришельцы
использовали  в  разговорах,  которые  удалось  записать,  далеко  не  все
богатство слов - так они называют свои звуковые комбинации.
     В-третьих, каждое слово  сопровождается  излучением  мозга  такой  же
примерно физической природы, как  и  мозговые  излучения  дилонов  при  их
размышлениях. И каждая мыслительная волна соответствует  той  акустической
комбинации,  которую  они  называют  словом.  Любое  слово  сопровождается
излучением, характеризующим именно это слово, а не другое.
     - Пока все просто,  -  сказал  Стиратель  Различий.  -  Информация  у
пришельцев, как и у нас, производится излучениями мозга, а акустика  слова
-  побочный  продукт  передаваемой  информации.  И   мы   при   разговорах
повизгиваем, полаиваем, даже  напеваем.  И,  наверно,  есть  точная  связь
попутных звуков нашей речи с самой речью - то есть мыслями,  передаваемыми
излучением. Но кто будет изучать эту  связь  звуков  и  мыслей?  Кому  она
интересна?
     - В том-то и дело, что информация у пришельцев совершается  вовсе  не
мозговыми излучениями, а звуками. Передача мыслей идет словами, то есть не
прямым, а побочным способом, к  тому  же  весьма  неточным:  пришельцы  не
всегда чувствуют соответствие слов и мысли и поэтому часто  переспрашивают
один другого. Иногда у них возникают споры из-за слов  -  такие  словесные
перепалки тоже зафиксированы,  -  а  это  немыслимо  при  прямой  передаче
мыслей.
     - Твое сообщение так удивительно,  что  в  него,  и  вправду,  трудно
поверить, - согласился Ронна. - Но это наблюдение, а не доказательство.
     - Сейчас я тебе изложу и доказательство.
     И Ланна объяснил, что слова и у пришельцев сопровождаются адекватными
мозговыми излучениями, но те же мозговые излучения происходят и без  слов.
Такое  действие  соответствует  размышлению  у  дилонов.   Отсюда   вывод:
пришельцы  умеют  размышлять,  хотя,  нет  сомнений,  их   способности   к
размышлению примитивней наших. Но у  них  излучения,  составляющие  мысли,
никогда не передаются сами по себе, для передачи они должны предварительно
получить акустическую форму.
     - Мы тоже  не  всегда  передаем  наши  мысли,  если  не  хотим  такой
передачи. Иначе все, что мы думаем про себя, было бы доступно каждому.
     - Не передаем, если не хотим, Ронна! А они  если  и  захотят,  то  не
смогут. Их формы общения так примитивны, что меня охватывает ужас, когда я
думаю,  сколько  времени,  сколько  энергии  тратят  пришельцы  попусту  в
разговорах, сколько путаницы и непонимания в их беседах! И почти  отчаяние
овладевает мною, когда  думаю  о  сложностях  общения  с  ними.  Оно  ведь
невозможно без взаимной информации. Мы-то сможем понять их мысли-слова, но
как донести до них наши мысли? Нам не воспроизвести ни  одного  слова!  Мы
будем понимать пришельцев, они нас - никогда.
     Опытному  Стирателю  Различий  положение  не   представлялось   столь
безнадежным. Конечно, дилоны не сумеют произносить слова, но каждому слову
соответствует  излучение  мозга,  ведь  так?  Пришельцы  не   воспринимают
собственных мозговых излучений - те слишком слабы. Но разве  мы  не  можем
увеличить энергию наших излучений?
     - Вот тебе выход, Уве Ланна. Мы оперируем только излучениями, слов не
пытаемся воспроизвести. А пришельцы, принимая наши передачи,  воспринимают
их как привычные им слова. Теперь рассмотрим, что расшифровано  в  записях
дешифраторов, - продолжал Ронна. - Пришельцев  пятеро.  Они  из  какого-то
далекого мира. Главное  светило  их  мирка  -  звезда  Солнце,  окруженная
населенными планетами. Сами они  примчались  с  планеты  Латона  -  она  в
стороне от звезды Солнце. Время в их мирке - прямое и цельное, все живое и
неживое у них синхронизировано в едином времени.  Но  на  корабле  имеются
аппараты для замедления и убыстрения времени, для искривления его  и  даже
для полной перемены хроновектора в будущее на вектор в прошлое. Корабль  -
космический хронолет. Название - "Гермес", что оно означает, пока  неясно.
Пришельцы именуют себя людьми или  человеками,  еще  одно  наименование  -
хрононавигаторы. Чем хрононавигаторы отличаются от  людей  или  человеков,
точно не установлено. Первый хрононавигатор, он  же  капитан  "Гермеса"  -
самый лохматый - Анатолий Кнудсен. Изображение лохматого мужчины на стене,
так сильно схожего с Кнудсеном, они называют портретом бога  Хроноса,  что
это  означает,  тоже  неясно.  Коротышка  -  Михаил  Бах,   именует   себя
археологом, они обозначают его словом  "академик"  -  возможно,  словесная
характеристика  его   маленького   роста.   Третий   пришелец,   стройный,
золотоволосый, - женщина, имя - Мария Вильсон-Ясуко, геноинженер,  это  ее
специальность, нам незнакомая, но, наверно, важная - к Марии Вильсон-Ясуко
все относятся с  почтением.  Теперь  двое  молодых.  Один,  без  рогов,  -
хрононавигатор Аркадий Никитин, ничего особенного о нем  пока  не  узнали.
Последний, с рожками, -  робот  Асмодей,  самый  подвижный  и  деловой  из
пятерки, его красота и умения признаются всеми.  Что  же  до  наименования
"робот", то, видимо, это почетное звание,  которого  удостаиваются  только
выдающиеся люди, мастера на все руки, так его называют, хотя  рук  у  него
всего две и проще было бы  квалифицировать  таких  незаурядных  людей  как
мастеров на обе руки. А имя Асмодей не расшифровано, но, возможно, и в нем
есть важный смысл.
     - Вот видишь, как много мы узнали о пришельцах, - закончил Ронна. - И
можем уже осмысленно воспринимать картинки, появившиеся в  луче  ротонного
генератора. Прикажи подать на экран расшифрованную запись.
     На экране снова возникло просторное светлое помещение и  пять  фигур.
Но если недавно оба дилона наблюдали лишь жестикуляцию рук и движение  губ
и челюстей, то теперь стал ясен и сам разговор.
     - Нет, это же поразительно! -  говорил  тот  полный  и  невысокий,  о
котором расшифровали, что зовут его Михаилом Бахом и что  он  академик.  -
Какие деревья, нет, какие деревья! Каждое до ста метров  и  больше!  Ни  в
одну эпоху на Земле не было таких гигантов, а ведь растительности хватало.
И где? На небольшой планетке, в мире какого-то превратного времени!
     - Не превратного, а искривленного, - с улыбкой поправил Кнудсен. - Но
какое отношение имеют метаморфозы времени к величине деревьев, Миша?
     - Знаю: вы, хронофизики, считаете одинаково законными любые  уродства
времени. Но я - археолог, Анатолий, земной археолог. Для меня не только  я
сам, но и горы, и океаны, и леса существуют лишь в моем прямом  времени  -
том, которое движется всегда вперед, всегда от прошлого через настоящее  к
будущему. И хотя физики убеждали меня, что кроме вещества существует еще и
антивещество, и  то  антивещество  можно  изобразить  как  пребывающее  во
времени обратном, я понимал это мыслью, а не чувством.  И  я  ожидал,  что
встречусь в мирах иного  времени  с  чем-то  столь  же  удивительным,  как
удивительно само понятие иного времени - деревья,  растущие  не  вверх,  а
вниз или вбок, камни, падающие вверх, холодный жидкий металл... Но вот  мы
сейчас в каком-то дико запутанном времени, оно движется  не  вперед  и  не
назад, а кружится и петляет. А за стеной  хронолета  такой  же  предметный
мир, такие же камни и воздух - правда, много плотней нашего земного, такие
же вода и растения. Время течет по-иному,  а  мир  в  нем  такой  же.  Нет
невероятностей и чудовищностей - и это невероятно и чудовищно!  И  в  этом
немыслимо не нашем времени, живут какие-то развитые народы -  вон  два  их
разведочных аппарата зависли над  "Гермесом":  изучают  нас,  возможно,  и
прикидывают, как нас  приветствовать  -  объятиями  или  залпами?  Земное,
слишком земное! Не удивлюсь, если аборигены планеты ходят на  двух  ногах,
несут на плечах по одной голове и обратятся к нам на человеческом языке.
     В разговор вступил молодой хрононавигатор:
     - Анатолий, я снова прошу - снимем оптическую невидимость и пойдем на
разведку.
     Кнудсен глядел на экран. Два шара - явные разведчики  -  покоились  в
воздухе, как на фундаменте. Недавно они примчались на полянку, вдруг стали
сжиматься и опускаться. Потом сжатие прекратилось, оборвалось  и  падение.
По всему, выталкивающая сила местной атмосферы уравновешивала  вес  шаров.
Что могли фиксировать  разведчики,  упрямо  не  отрывавшиеся  от  корабля?
Оптический экран для  них  не  помеха:  они,  перед  тем  как  замереть  в
неподвижности, облетели весь корабль и так точно повторили все извивы  его
корпуса, как если бы видели его на ярком свету. Если  аборигены  применяют
гравитационные индикаторы, то могут не только изучать  незнакомый  объект,
но и наносить по нему гравитационные удары.  Гравитаторам  корабля  задана
программа  отражения  гравитационного  нападения.  Но  не  было  признаков
агрессивности аборигенов. И не было сигналов - гравитационных, оптических,
тепловых, электромагнитных, - которые зафиксировали бы  желание  контакта:
ограничивались наблюдением за кораблем.
     - Выпускаем разведчика, - распорядился Кнудсен.
     Затем оба дилона увидели то, что уже наблюдали  раньше  -  вылетевший
аэроразведчик и сам корабль, выключивший оптическую защиту. И еще  увидели
на экране, как они  сами  на  одном  из  поисковиков  помчались  вслед  за
аэроразведчиком.
     - Что мы делали, рассматривать неинтересно, Ланна, - заметил Ронна. -
Сконцентрируемся на том, что  видели  в  это  время  пришельцы  на  экране
корабля.
     Пришельцы видели то же самое, что совершалось перед глазами  Ронны  и
Ланны, когда они сопровождали разведчик  в  его  метаниях  над  городом  и
мешали  ему  опасно  приблизиться  к  охранным  маякам.  Интересней   были
комментарии пришельцев.
     - Настоящий город! - воскликнул  Бах.  -  Правда,  здания  без  окон.
Боюсь, они не радуются свирепому сиянию  своей  белой  звезды.  Отсутствие
окон - наверно, для защиты от нее. Сколько аборигенов на улицах!  Асмодей,
познакомь нас поближе с кем-нибудь.
     Асмодей,  сидевший  у  пульта,  направил  астроразведчика  на  одного
дилона, задравшего вверх голову.
     Женщина, сидевшая рядом с Кнудсеном,  вскрикнула.  Дилон,  испуганный
пикировавшим на него разведчиком, проворно удрал, а женщина сказала:
     - Какой уродец! Собачья морда, а не лицо. И сколько зубов в пасти! Но
глаза добрые и умные. И как этот уродец выразил  ужас,  когда  наш  датчик
стал падать на него. Он, похоже, подумал, что  его  собираются  раздавить.
Между прочим, все они хвостатые и чудовищно длиннорукие.
     Кнудсен задумчиво сказал:
     - Не  знаю,  можно  ли  так  говорить:  "между  прочим,  хвостатые  и
длиннорукие".  А  если  здесь  это  важная  функция  -  быть  хвостатым  и
длинноруким? Не между прочим, а по существу, Мария! Напомню, что на Латоне
в своей геноструктурной  лаборатории  ты  выводила  живые  конструкции  со
множеством необычных и неожиданных органов  и  деталей.  Ведь  так?  Но  у
каждого нового органа была своя важная  функция,  ни  один  не  создавался
"между прочим".
     Женщина с улыбкой посмотрела на Кнудсена.
     - Анатолий, ты продолжаешь попытки обратить меня в свою  веру.  Но  я
говорила тебе, что в геноструктурной лаборатории  на  Латоне  новые  живые
формы создаются по разработанным разумным проектам. Не верю  в  разумность
природы. Она работает не по чертежу, не по программе. В ней игра сил, а не
проникновенность разума. Вынужденная  реакция  на  внешнюю  необходимость.
Природа - творец, не отрицаю, но плохой конструктор. И я это  всегда  буду
утверждать.
     - Мы, между прочим, для того и отправились в  наше  хронопутешествие,
чтобы выяснить, кто из нас прав, - примирительно сказал Кнудсен.
     Асмодей, показывая рукой на экран, закричал:
     - Аборигены мешают разведчику. Что делать?
     В это  время  разведчик  приближался  к  башне  и  поисковик  дилонов
вклинился между ним и маяком, не  давая  дороги.  Молодой  хрононавигатор,
Аркадий Никитин, сказал:
     - Анатолий, вот прекрасный способ выяснить намерения аборигенов.  Они
отгоняют от башни - значит, там что-то запретное.  Но  как  они  поступят,
если продолжим разведку башни? Какие возможности недопущения и защиты?
     - Информация методом провокации, - сказала женщина, пожимая  плечами.
- Не уверена, что это лучший способ знакомства.
     - Лезть на рожон не будем, но и сразу отступаться не надо,  -  сказал
Кнудсен. - Асмодей, покажи, что способен  уйти  от  контроля,  но  большим
приближением не нервируй.
     Асмодей легко увел разведчика вниз,  еще  легче  оторвался  от  шара,
взмыв  вверх.  Игра,  только  начавшись,  прервалась.  Тускло  светившаяся
верхушка башни вспыхнула и погасла.  Аэроразведчик  превратился  в  клубок
пламени, пламя стало облачком пыли, пыль рассеивалась в воздухе. Пассажиры
трансмирового корабля молчали, не отрывая глаз от экрана.
     - Поделом нам, - прервала молчание Мария Вильсон-Ясуко. - Имели ясное
указание, что можно и чего нельзя, и вызывающе не посчитались с этим.
     - Обращаю внимание, - доложил Асмодей, - что разведчик перед распадом
вдруг завибрировал. В него не попадало извне ни снарядов, ни пуль,  он  не
был облучен силовыми полями. Он вспыхнул и  взорвался  изнутри,  а  не  от
удара извне. Он распался  от  безмерно  усилившейся  вибрации.  Мне  такие
методы уничтожения неизвестны. На нас напали неведомым мне способом.
     - Не напали, а защитились,  Асмодей,  -  поправил  Кнудсен.  -  Итак,
аборигены, столь похожие головой на земных собак, только со  змееобразными
руками и большим  хвостом,  искусно  защищают  свои  секреты.  Это  весьма
отрадно.
     - Что тебя, собственно, радует, Анатолий? -  поинтересовался  Бах.  -
Что наши новые знакомцы, с которыми мы,  впрочем,  еще  не  познакомились,
обладают мощными средствами уничтожения? Или - конкретней - что без особых
усилий превратили в облачко праха наш разведчик?
     - И то, и другое, Миша. Ибо оба факта свидетельствуют  об  их  мирных
намерениях. Имея такие могучие средства борьбы, они могли  бы  напасть  на
нас, но этого  не  сделали  -  значит,  войны  не  хотят.  А  уничтожением
аэроразведчика продемонстрировали, что имеют секреты и предлагают в них не
проникать. Напомню, что осмотр города и жителей возражений  не  вызвал.  В
общем, я надеюсь на дружбу.
     - Что мне делать, капитан? - спросил  Асмодей.  -  Запустить  второго
разведчика, но держать его подальше от запретных башен?
     - Не  надо.  Тебе  -  дежурить.  Нам  четверым  -  спать.  После  сна
высаживаем десант: начальник - Аркадий Никитин,  эксперт  -  Михаил  Петер
Бах, помощник и охранитель - Асмодей. Мы с Марией страхуем  вас  защитными
механизмами "Гермеса". Теперь - по каютам.
     Пассажиры корабля разошлись.
     Рина Ронна  притушил  экран.  На  нем  виднелся  один  Асмодей.  Этот
красивый парень  с  рожками  на  голове  что-то  напевал,  трогал  гибкими
пальцами кнопки и рычаги - важного значения его действия не имели.
     - Умный народ эти люди или хрононавигаторы, что, возможно, одно и  то
же, - с уважением промыслил Ронна. - Даже странно, что существа  с  такими
конструктивными  недоработками   тела,   с   таким   примитивным   обменом
информацией - только при помощи  слов,  не  всегда  адекватных  мыслям,  с
такими... в  общем,  что  они  быстро  уловили  наши  возможности  и  наши
намерения. Ты зафиксировал, что они успели узнать о нас и что мы узнали  о
них?
     Ланна перечислил, что считал самым важным.  Они  узнали,  что  защита
корабля непроницаема  для  звука,  света,  корпускулярного  излучения,  но
бессильна против  гравитационных  аппаратов  -  и  догадываются,  что  эти
аппараты в  любой  момент  могут  превратиться  в  орудия  истребления.  О
ротонных прожекторах они представления не имеют. О резонансных  механизмах
догадываются, ибо аэроразведчик был испепелен перед их глазами. О  разрыве
времени на Дилоне не знают. Воевать с нами и покорять нас не намерены -  и
не только потому,  что  уступают  нам  в  уровне  техники.  В  отличие  от
рангунов, хрононавигаторы,  они  же  люди,  или  человеки,  патологической
воинственностью не заражены.
     - Неплохо, - одобрил Рина Ронна. - Тебе, полагаю, поручат доложить  о
пришельцах Старейшинам. Основу  доклада  ты  уже  выстроил.  Противодоклад
делаю я. Ты уже обговорил с Мат Магоном ваше взаимоперевоплощение?
     - Когда же, Ронна?
     - Все же долго не уклоняйся от операции. Появление пришельцев вызовет
много событий. Ты должен быть полностью синхронизирован, чтобы не  попасть
в беду, если возникнут непредвиденности. Говорю это  тебе  не  только  как
друг, но и как провидец по должности.
     - Все сделаю, - пообещал Ланна без энтузиазма.
     - Теперь так, - продолжал Рина Ронна. - После сна люди высаживают  на
Дилону  десант.  Мы  с  тобой  поведем  этот  десант  в  Ратушу.  Надо  их
прозеркалить, без этого - никаких дружеских контактов.
     - А если они воспримут прозеркаливание как враждебное действие?
     - Не воспримут, Уве. Ты ведь помнишь, что говорил их капитан Кнудсен,
так похожий на портрет своего родственника на стене?
     - На портрет бога Хроноса, Ронна.
     - Я и говорю - не то брата, не то отца. Они поняли, что мы не  желаем
им зла, а мы знаем, что они явились не воевать,  а  познавать  нас.  После
прозеркаливания - прием у Старейшин, наши с тобой доклады и  окончательное
решение Программы Судьбы пришельцев. Подразумеваю программу их  пребывания
на Дилоне, а не существование вне планеты.
     - Ты не боишься, что рангуны помешают приему пришельцев?
     - Боюсь. Даже очень. Но надеюсь на разум Кун Канны. Он хоть и  служит
рангунам, но все же дилон, а не рангун.  Он  отговорит  Ватуту  от  нового
нападения на пришельцев. На всякий  случай  Братья  Опровергатели  приняли
меры: на всех маяках, на всех батареях резонансных орудий  дежурят  полные
комплекты операторов. Даже хронобойные аппараты задействованы.



                                    5


     Киборг Асмодей для первого выхода на незнакомую планету  выбрал  свою
любимую личину No 17. Он охорашивался, поправлял кудри, складки  одежды  -
высокий, темнолицый, остроглазый, с узенькой бородкой на удлиненном  лице,
с двумя серебряными рожками, красиво выступающими  из  курчавых  волос,  с
жесткими усиками, в богатом костюме  средневекового  аристократа:  камзол,
короткие  штаны,  шелковые  чулки,  шпага  на   левом   боку,   сверкающий
бриллиантами пистолет - на правом. Мария смеялась, Аркадий хохотал.
     - Ты похож по одежде на французского маркиза, а усами - на  какого-то
немецкого монарха. В общем, помесь дьявола с аристократом. А зачем шпага и
пистолет? Устраивать дуэли с аборигенами?
     Асмодей  выхватил  шпагу  и  ткнул  в  Аркадия.  Лезвие  при   выпаде
удлинилось втрое узким снопиком пламени. Выстрел  из  пистолета  прозвучал
неслышно, но Аркадий не  устоял  на  ногах.  Впрочем,  Асмодей  успел  его
подхватить.
     - Одна сотая мощности, - сообщил он, сияя. - А если  на  полной  силе
оружия?
     - Но  зачем   такое   театральное   оформление?   Разве   бластер   с
переключателем мощности хуже?
     Бластер не отвечает личине No 17, объяснил киборг. Зато в  личине  No
15 - образе юного звездопроходца - ни шпага,  ни  пистолет  в  драгоценных
камнях, разумеется, не к лицу. Не годятся они и для личин от No  1  до  No
14, копирующих змею, кентавра, волка, сфинкса, корову и прочую живность.
     - Аборигенам личина No 17 понравится, - заверил Асмодей. - Вы,  люди,
мало интересуетесь собственной историей, вы устремлены в будущее. А я  без
истории не могу. Я еще покажусь тебе в образе  грека-рапсода,  увенчанного
лавровым венком, или старшины гильдии палачей в кроваво-красном  плаще,  с
топором на  плечах,  или  казака-разбойника  на  лихом  скакуне,  с  пикой
наперевес. Обалдеешь!
     - Расскажи,  почему  друзья  прозвали  тебя  Асмодеем,   -   сказала,
посмеиваясь, Мария.
     Асмодей охотно поведал, что раньше  собственного  имени  не  носил  и
значился в каталоге как  "Конструкция  опытная  многоцелевая  на  двадцать
четыре функции и девятнадцать  обликов".  И  вот,  прикидывая  обертоны  к
личине No 16, то есть облику трудяги-лаборанта с большим научным  будущим,
он для забавы добавил себе светящиеся рожки, усы и бородку, длинные  когти
на мохнатых руках и усилил сверкание глаз до зловещего блеска. И  в  таком
виде вдруг появился перед одной лаборанткой. Та сперва отшатнулась,  потом
захохотала: "Ах ты, Асмодей!" Так состоялось  крещение  киборга-универсала
бесовским именем Асмодей.
     - Бесовскую внешность я тогда придумал сам, - с увлечением  хвастался
Асмодей. - Скопировал картинку из книги "Мифические представления  древних
народов о нечистой силе". Я только не прирастил себе хвоста. Между прочим,
верховных демонов Люцифера и Вельзевула,  а  также  главного  Сатану  тоже
рисуют без хвостов. Хвост - чиновное отличие низших бесов. В  низшие  бесы
мне не захотелось, в верховные дьяволы не  пожелал.  Стать  Люцифером  или
главным Сатаной - церемониал, жуткая хлопотня, больше парада, чем дела.  А
я обожаю дело. Оперативность мне по душе, хотя души в меня не встроили.  Я
спрашивал  конструкторов  -  отвечают:  не  знаем,  как  душа  выглядит  в
физической  модели,  математической  формулы  души   тоже   нет.   Научная
недоработка, по-моему.
     Он завершил объяснение нечеловеческим хохотом.
     Когда киборг закончил с  туалетом,  Аркадий  попросил  разрешения  на
выход.
     - Немного погодим, - ответил Кнудсен. - Меня тревожат новые шары.
     Один из шаров недвижно висел  над  "Гермесом"  с  того  момента,  как
корабль опустился на полянку в гуще голубых деревьев. Второй шар улетел за
аэроразведчиком. А недавно появились еще два шара. Все три  были  цельные,
без иллюминаторов и люков, по их  поверхности  пробегали  цветовые  волны,
шары казались гигантскими  мыльными  пузырями,  тускло  поблескивающими  в
сиянии двух солнц, - одно катилось на закат, другое восходило...
     - Что тебя беспокоит? - спросил Аркадий. - Что в  каждом  шаре  сидят
аборигены? Нового в этом нет.
     - Новое в том, что два шара появились точно к вашему  выходу  наружу.
Уж не поджидают ли вас?
     - Если поджидают, значит, подготовили почетный эскорт.
     - Но ведь мы им не сообщали, что выходим! И никаких признаков  выхода
не показали. Как же они узнали о нашем решении?
     - Не рано ли мы приписываем  аборигенам  умения,  превосходящие  наши
собственные? - возразил Аркадий.
     - Во  всяком  случае,  умения,  отличающиеся  от   человеческих,   мы
допустить вправе, Аркадий. Ладно, выводи десантную авиетку.
     Когда авиетка вынеслась наружу, два  новых  шара  пристроились  к  ее
бокам. Скоро стало ясно, что они не просто эскортируют авиетку,  а  задают
направление. Аркадий заколебался, куда  направиться,  вчера  аэроразведчик
показал несколько мест, заслуживающих  изучения.  Но  оба  шара  синхронно
повернули вбок и придвинулись ближе. В  авиетке  свободно  помещались  три
человека, но она выглядела крохотной рядом с шарами.
     - Приглашают на посадку, - сообщил Аркадий  на  "Гермес".  --  Весьма
интенсивно худеют. Я немного  покочевряжусь,  посмотрю,  как  они  поведут
себя.
     Оба шара, сокращая объем, плавно опускались вниз. Это могло  сойти  и
за приглашение на посадку. Аркадий задержал авиетку на  высоте.  Оба  шара
остановились, словно поджидая. Вместо снижения,  Аркадий  задал  автоматам
подъем. Авиетка задрожала и закачалась,  как  на  волне.  Что-то  внезапно
заблокировало автоматы подъема.
     - Потеряли собственное управление, - передал Аркадий на "Гермес".
     - Не противодействуйте, - отозвался Кнудсен. - Мы все видим. В случае
опасности применим защиту.
     Аркадий вторично проверил управление.  Подъем  отключился  полностью,
автоматы спуска и поворота вяло отвечали на команду - их тоже блокировали.
     - Нам  разрешают   лишь   те   действия,   которые   им   угодны,   -
прокомментировал положение Аркадий. - Бездействие тоже разрешено. Остается
сложить руки на груди и безмятежно ожидать  встречи  с  хозяевами.  Думаю,
выключение всех двигателей сойдет за сложенные на груди руки.
     В нормальных условиях при остановке двигателей  авиетка  должна  была
камнем рухнуть вниз. Но она с той же плавностью, что  и  шары,  опускалась
между ними. Шары одновременно коснулись грунта, за ними мягко опустилась и
авиетка. На шарах не было и видимого намека на люки,  но  один  шар  вдруг
распахнулся, и из него вышли два аборигена.  Они  походили  и  на  сутулых
людей, и - еще больше -  на  вставших  на  задние  лапы  крупных  собак  с
непомерно  длинными,  гибкими  передними  лапами.  Оба  неспешно  пошли  к
авиетке.  Хрононавигаторы  тоже  выбрались   наружу.   Аркадий   заготовил
традиционную фразу знакомства: "Земляне приветствуют вас,  друзья!"  Затем
полагалось радушно поднять руку  и  присмотреться,  кого  же  зачисляют  в
друзья людей.
     Все уставные варианты знакомства оказались излишними.
     Один из аборигенов  протянул  внезапно  укоротившуюся  руку  с  целым
гребешком пальцев и заговорил на хорошем человеческом языке:
     - Приветствуем тебя, хроноштурман Аркадий Никитин, и  тебя,  академик
Михаил Бах, и тебя, киборг Асмодей в твоей прекрасной  личине  No  17!  Вы
прибыли на планету  Дилону  в  звездной  системе  Гаруны  Белой  и  Гаруны
Голубой. Вы - наши гости. Вас ждут властительные Старейшины,  Конструкторы
Различий, Стиратели Различий, Братья Дешифраторы и Братья Опровергатели.
     И Аркадий, и Бах понимали, что ни при каких ситуациях нельзя стоять с
вытаращенными  глазами  и  раскрытым  ртом:  на   Земле   это   сочли   бы
невоспитанностью, а доказательств, что на Дилоне нормы общения другие,  не
было. Бах нашелся первым.
     - Вы говорите по-человечески? И знаете наши имена и кто мы?  Как  это
возможно?
     - Братьям Дешифраторам пришлось потрудиться, - не то прозвенел, не то
пропел дилон.  -  К  тому  же  вы  прикрыли  свой  корабль  оптическими  и
корпускулярными  экранами,  даже  гравитационные  искатели  лишь  контурно
ощупывали его. Но об этом потом. Меня зовут Рина Ронна, я - Сын Стирателей
Различий и Брат Дешифратор.  Мой  друг,  Уве  Ланна,  молодой  Конструктор
Различий. Мы будем отвечать на ваши вопросы и вводить вас в нашу жизнь.
     Все пятеро шли  по  улице,  заполненной  аборигенами.  Рина  Ронна  с
Аркадием - впереди, за ними Бах с Асмодеем,  шествие  замыкал  Уве  Ланна.
Почетный эскорт был похож на древний земной конвой для заключенных. Ронна,
шагая, разговаривал, Ланна, столь же энергично  шагая,  не  обмолвился  ни
словом - возможно, не столь хорошо освоил  человеческий  язык.  Бах  вдруг
обнаружил несообразность:  он  отчетливо  слышал  человеческие  слова,  но
звуки, которые дилон  произносил  ртом,  не  могли  быть  словами,  -  они
напоминали тихий визг, напев, иногда приглушенный лай. "Мысленно  передают
слова, а физически не говорят", - с удивлением зафиксировал Бах.
     Аркадий с Бахом рассматривали выстроившихся вдоль дороги дилонов.  Их
глазами наблюдали жителей и Кнудсен  с  Марией.  Впечатление,  что  дилоны
напоминают поднявшихся  на  задние  лапы  собак,  лишь  силуэтно  отвечало
облику. Только голова с вытянутым лицом и острыми ушами  сильно  разнилась
от человеческой, да еще слишком короткие ноги при слишком  длинных  руках.
Бах вполголоса заметил Асмодею, что дилонов на отдалении можно принять  за
пещерных людей. Аркадий мысленно обратился к Марии: если  бы  ты  в  своей
геноструктурной лаборатории сочетала  гены  человека  с  генами  собаки  и
обезьяны, то получилось бы дилонообразное существо.
     Аркадий  забыл,  что  дилоны  распознают  человеческие  мысли  и  что
молчаливая передача на корабль так же ясна им, как и  негромкое  замечание
Баха. Ронна доброжелательно напомнил об этом:
     - Итак, у нас  есть  сходство  и  с  людьми,  и  с  неизвестными  нам
существами - собаками и обезьянами. Надеюсь, собаки и обезьяны  пользуются
почетом у людей?
     Аркадий ответил с полной искренностью:
     - Собака - лучший друг человека. А что до обезьян, то мы  считаем  их
своими предками.
     Теперь он знал, что надо не только помалкивать, но  и  воздерживаться
от рискованных мыслей. Аркадий вспомнил, что в курсе "Техника безопасности
при  знакомстве  с  инозвездными  цивилизациями"  начинающему   астронавту
задавали  разные  вопросы  с  требованием  не  допускать  никаких  мыслей,
относящихся  к  заданным  вопросам,  -  регистратор   мозговых   излучений
фиксировал, удалось  ли  это  ученику.  Астронавты  дружно  ругали  запрет
спровоцированных размышлений как насилие  над  интеллектом.  Контроль  над
мыслями - одно из худших явлений древних времен, так  высказывались  иные.
Впрочем,    в    каждой    учебной    группе     появлялись     и     свои
рекордсмены-мыслемолчальники. Аркадий к ним не  принадлежал.  Зато  сейчас
радовался и своей скромной отметке на экзамене по мыслемолчанию.
     Улица складывалась  из  глухих  зданий.  Каменные  пятидесятиметровые
цилиндры не имели ни окон, ни дверей, только подземные входы  с  падающими
вниз туннелями. Цилиндры вытягивались в две линии,  полоса  между  ними  и
была улицей, а на ней такими же ровными рядами,  как  здания,  выстроились
дилоны. Ни один не нарушал  невидимую  запретную  линию,  но  за  ней  все
толкались, повизгивали, покрикивали и, удлиняя руки, высоко  поднимали  их
над голыми головами. Передатчики хронавтов фиксировали все звуки в  толпе,
а расшифровку исчерпывали  единственным  словом:  "Радуются!"  И  Асмодей,
легко превращающий всего себя в огромный приемник, обнаружил  в  поведении
дилонов только радость знакомства.
     "Наше появление превратилось в торжественный спектакль", - высказался
Асмодей и хохотнул. Ему нравилось, что он - причина дружеского праздника.
     Аркадия удивило, что на улице не  видно  ни  одного  из  транспортных
шаров, каких вчера так много обнаружил  на  той  же  улице  аэроразведчик.
Ронна ответил, что шары убраны, чтобы не мешать процессии. Пришельцы могут
не беспокоиться о шарах.
     Шары появились вскоре после  разговора  о  них.  Что-то  загрохотало,
тяжкий гул пронесся над городом. Дилоны заметались по  улице,  большинство
бросалось в узкие входные туннели домов, но в толчее застревали и валились
один на другого. Ронна что-то  прокричал  людям,  но  его  самого  оттерла
охваченная паникой толпа. Ланна тоже пропал. В этот  момент  в  воздухе  и
возникли транспортные шары и роем посыпались вниз. Шары  распахивались,  в
их зевы вторгались жители. Наполнившиеся шары  захлопывались,  взмывали  и
пропадали за линией цилиндрических глухих громад.
     И спустя короткое время хронавты обнаружили, что  они  одни.  Аркадий
вызвал  хронолет.  На  экранчике  наручного   передатчика   возник   салон
"Гермеса". Кнудсен сидел у пульта.
     - Что-то чрезвычайное, аборигены впали в ужас, - сообщил Аркадий.
     - Мы прикрыли вас силовым щитом, - ответил капитан хронолета.
     В  недрах  снова  грохнуло.  Вся  планета  вдруг  загудела,   запела,
застонала,  зазвенела,  завыла  -  исторгала  из  себя  на  тысячу   тонов
фантастическую  надрывную  симфонию,  каждый  камешек,  каждая   прослойка
голосили то пронзительно режущим, то гулким, как обвал,  то  дико  рычащим
звуком.  Все  вибрировало  и  содрогалось.  И  внезапно  все   внутренние,
надрывные вибрации превратились в одну огромную судорогу недр.
     Планета вся  как  бы  взорвалась.  Людей  швырнуло  вверх,  все  трое
закачались на высоте  -  сработала  защита.  Небо  ошалело  качалось.  Две
Гаруны, Белая и Голубая, то рушились за горизонт, то вырывались  наверх  и
валились на другой край неба, как отрубленные на плахе головы. И,  в  такт
метаниям солнц, высотные цилиндры глухих зданий тряслись и изгибались, как
былинки на ветру.
     А спустя еще некоторое время грохот взрыва стал  ослабевать.  Планета
еще содрогалась, но оба светила перестали носиться в небе взад  и  вперед,
тяжкий гул недр затихал, здания, окаменевая,  уже  не  бросались  одно  на
другое.  Все  возвращалось  в  то  состояние,  в  каком  обреталось  перед
внезапной катастрофой, как будто и самой катастрофы не было. Десяток минут
назад Аркадий не сомневался, что город разрушен и улица, по какой они шли,
завалена обломками домов, а под ними  погребены  дилоны,  устремившиеся  в
туннели. Но здания возвышались невредимые, улица была  как  улица,  только
пустая, а с неба лили сияние жаркая Гаруна Белая и ласковая, почти  нежная
Гаруна Голубая: Белая - большая, Голубая - поменьше.
     - Миша, что же это было? - спросил Аркадий. Все трое покачивались  на
высоте. Кнудсен пока не снимал защиты.
     - По-земному - землетрясение, по-местному, наверно, дилонотрясение, -
с воодушевлением отозвался академик. Он  сиял,  как  если  бы  его  чем-то
порадовали.  -  Великолепное  зрелище!  Какая  сейсмоустойчивость  зданий!
Качались и перегибались  -  но  ни  одно  не  разрушилось!  Случись  такая
катастрофа на Земле - и города превратились бы в кучу пыли, и реки вышибло
бы из русел, и всюду зияли бы разломы.
     На пустую улицу сел вырвавшийся между зданиями шар, из него  выскочил
Ронна.
     - Опускайтесь на грунт, пришельцы!
     Кнудсен отключил защиту, и хронавты опустились на  землю.  У  Асмодея
восхищение Баха сейсмоустойчивостью преобразовалось по-своему. Он радостно
воскликнул:
     - Отличный  спектакль,  дружище  Ронна.  Игра  в  паническое  бегство
разыграна великолепно!
     Рина Ронна, Сын Стирателей Различий и Брат Дешифратор -  длиннорукий,
хвостатый, фигурой смахивавший не то на обезьяну, не то на  неандертальца,
а лицом на большую добрую собаку, - так выразительно помрачнел, что  сразу
стало ясно: спектакля не было, было несчастье.
     - Асмодей, киборг и обладатель прекрасной личины No 17 и  еще  многих
других личин, ты стал очевидцем не игры, а преступления. Коварные  рангуны
поразили нас неожиданным нападением.  И  если  бы  Братья  Отвергатели  не
подготовились заранее, число жертв было бы несравненно выше, хотя и сейчас
оно, к сожалению, значительно. Хочу вас заверить, пришельцы,  что  техника
опровержения у нас на высоком уровне. Можете  не  сомневаться:  презренных
рангунов сейчас трясет и швыряет еще сильней, чем они  хотели  потрясти  и
пошвырять дилонов. Впрочем, им это не страшно, они бессмертны.
     - Так это была демонстрация против нас? - спросил Аркадий.
     - И против вас тоже. Рангуны захотели показать вам свою мощь.
     - Но если нам грозила беда, почему вы покинули нас?
     Рина Ронна изобразил удивление на  собакообразном  лице.  Он  мог  бы
разговаривать не мыслями, трансформировавшимися в мозгу людей в  слова,  а
одними гримасами - и было бы понятно.
     - Ты забыл, хроноштурман Аркадий, что мы не под силовой броней твоего
корабля. Окажись Братья Опровергатели менее бдительны, весь  город  усеяли
бы обломки домов и трупы.
     Из  туннелей  выбирались  жители.   То   тут,   то   там   опускались
возвращавшиеся шары,  из  шаров  выпрыгивали  дилоны.  Но,  в  отличие  от
прежней, эта восстановившаяся толпа  держалась  тихо.  Нападение  рангунов
порядком попортило всем настроение.
     Из одного шара вывалился Уве Ланна и молчаливо пристроился на прежнем
месте. Асмодей, осклабясь, хлопнул его по плечу. Ланна только взглянул  на
него большими грустными глазами, не обрадовался и не обиделся, - возможно,
не понял, что означает этот странный  жест  -  похлопывание  по  плечу.  В
отличие от  своего  товарища,  молодой  Различник  казался  замедленным  и
постоянно погруженным в размышления.
     Так все пятеро подошли к цилиндрическому зданию,  замыкавшему  улицу.
Не только самое высокое,  но  и  самое  массивное,  оно  было  к  тому  же
ярко-голубым, а не серо-черным, как остальные.  И  в  него  вел  не  узкий
туннель, а просторный коридор, выложенный золотым, ярко светящимся камнем.
По обе стороны голубого здания вздымались узкие башни с венцами:  одна  из
таких башен, когда к ней  слишком  близко  подлетел  аэроразведчик  людей,
превратила его в облачко дыма и праха.
     - Обиталище Старейшин, - торжественно возвестил Ронна. - Шествуйте за
мной, пришельцы.
     В просторном  вестибюле  со  стенками  из  плиток  золотого  камня  и
малиновыми колоннами из самосветящихся монолитов Ронна остановился.
     - Дорогие гости, раньше, чем  мы  предстанем  перед  высокими  Отцами
Конструкторами Различий и могущественными Отцами Стирателями Различий... В
общем, мне и Различнику Уве Ланне поручено вас тщательно  прозеркалить.  Я
сказал "тщательно", чтобы следовать  духу  вашего  языка  и  образу  ваших
действий, ибо, как обнаружили Братья Дешифраторы, у вас имеются  три  меры
исполнения: тщательное, посредственное и халтурное, иначе мерзкое. Правда,
не установлено, что вы больше любите, халтурное  или  мерзкое.  У  дилонов
таких различий нет, все наши операции соответствуют вашему "тщательное".
     Аркадий поинтересовался:
     - Прозеркалить? Что это значит?
     - Вас усадят перед проникновенными  зеркалами.  Проникновенными,  ибо
они сперва проникают, потом отражают. И вы увидите себя,  какие  сейчас  и
какие были в юности и  детстве.  А  после  посмотрите,  какими  станете  в
будущем. Ибо в проникновенных зеркалах вызеркаливается не ваша  внешность,
а ваша суть. Простая операция, не правда ли?
     - Совершенно простая! - Аркадий обалдело поглядел на Баха.
     Но  академик  выказывал   лишь   любопытство.   Он   заранее   ожидал
неожиданностей и разочаровался бы, если бы неожиданностей не произошло.



                                    6


     Комната была как комната, такую можно увидеть  и  в  земных  зданиях.
Высокий потолок чернее сажи создавал ощущение полного отсутствия  потолка.
Стены  -  розово-самосветящиеся,  широким   обводом   замыкали   небольшое
пространство, в центре его стояло на треноге по виду обыкновенное зеркало.
В нем бесстрастно и точно отразились оба дилона и хронавты. Ронна  раза  в
два  удлинил  правую  руку,  что-то  нажал   в   стене,   стена   бесшумно
раздвинулась, выползло кресло с балдахином и подъехало  к  зеркалу.  Ронна
укоротил руку и помахал ею.
     - Аркадий, садись и сосредоточься. Углубись в свою  душу  -  такое  я
открываю в твоих мыслях название предстоящей операции.
     Аркадий не был уверен,  что  именно  углубление  в  собственную  душу
прочитал в его мыслях Ронна, но подтянулся,  как  бы  готовясь  к  прыжку.
Ронна отвел в сторону Баха и Асмодея - им, видимо, не полагалось лицезреть
прозеркаливание чужой души. Дилоны встали позади Аркадия, оба  следили  за
сменой изображений в зеркале, впрочем, по-настоящему их рассматривал  один
Ронна, а Ланна, только бросив взгляд на изображение, тут же  погружался  в
размышления о нем.
     Из зеркала на Аркадия глядел он сам, насупленный, со сжатыми  губами,
округлившимися глазами. Аркадию  захотелось  рассмеяться,  таким  забавным
показалось "прозеркаливание". Он удержался от смеха, но улыбка выползла на
лицо. Аркадий знал, что  улыбка  промелькнула,  он  чувствовал,  как  губы
раздвинулись, он как бы увидел со стороны свою улыбку -  насмешливую,  тут
же опасливо сдернутую с лица. Но в зеркале  ее  не  было,  зеркало  ее  не
приняло, оно повторяло  все  тот  же  облик  -  румяный,  золотоглазый,  с
длинными оранжевыми кудрями,  спадавшими  на  плечи.  Красивый,  в  общем,
парень, но не улыбчивый, а нарочито хмурый - ухмылка такому не шла.
     Удивившись, Аркадий стал всматриваться. Удивление тоже не отразилось.
Аркадий вдруг понял, что не узнает себя в  зеркале.  Он  выглядел  гораздо
моложе и все  больше  молодел.  Он  сидел  в  кресле  один  и  тот  же,  а
изображение показывало  поначалу  взрослого,  гордящегося  своей  красотой
мужчину; мужчина преобразовался в юношу; юноша превращался в мальчишку.  И
хоть сам Аркадий не сдвигался с  кресла  и,  крепко  обхватив  его  ручки,
старался не менять окаменевшей на лице сосредоточенности, лицо  в  зеркале
непрерывно менялось. В нем зарождались и  боролись  чувств,  оно  было  то
гневным, то умиленным, то безмерно удивленным, то ошалело ликующим. Но  ни
разу его не омрачала злоба, оно ни разу  не  выразило  ненависти.  Он  был
очень разный, этот  сперва  красавец-мужчина,  потом  нервный  вспыльчивый
юноша, потом угловатый, совсем некрасивый мальчик. Но кем бы он ни был - в
любую минуту жизни он оставался добрым. Это было главное свойство  натуры:
то скрытая, то выпирающая наружу, но никогда не отменяемая доброта -  и  в
гневе, и в радости, и в печали, и в ликовании...
     - С прошлым у тебя благополучно,  -  произнес  Ронна,  и  изображение
пропало. Аркадий по-прежнему всматривался в гладкую  поверхность  зеркала,
но оно, уже  ничего  не  отражая,  вдруг  стало  потухшим  экраном.  Ронна
продолжал: - Переключаю на будущее. Полюбопытствуй, кем ты способен стать.
     Теперь Аркадий знал, какие изображения дает зеркало, и  не  удивился,
когда снова появился  таким,  каким  сидел  в  кресле.  Изображение  стало
ощутимо стареть. На переходе  от  завершенной  взрослости  в  начинающуюся
старость   изображение   замерло.   Из   зеркала    глядел    мощноголовый
представительный мужчина, в его волнистых волосах посверкивала седина,  он
теперь походил и на капитана Анатолия Кнудсена, а еще больше  на  грозного
бога Хроноса, висевшего над головой Кнудсена. С минуту Аркадий разглядывал
себя, взиравшего из будущего на себя нынешнего, а затем изображение  стало
меняться. Он  оставался  тем  же,  но  какая-то  огромная  ответственность
придавила плечи, сделала хмурым лицо. И снова в  калейдоскопе  сменявшихся
изображений зеркало не показало ни злобы, ни иссушающей душу ненависти. Он
был суров, но  по-своему,  по-суровому  доброжелателен,  -  таким  увидело
необыкновенное зеркало будущего Аркадия Никитина.
     - Готово! - сказал Ронна словечком  земного  фотографа,  разрешающего
вернуться от парадной позы к обыденности.
     - Неужели я и вправду буду таким? - воскликнул Аркадий,  вскакивая  с
кресла.
     - Будешь, если будешь, - темно ответствовал Ронна.
     - Как понимать - буду, если буду?
     Ронна разъяснил, что проникновенное  зеркало  изображает  возможности
тех, кто садится перед ним. И оно  моделирует  обстоятельства,  при  каких
внутренние  потенции  способны  осуществиться:   предсказывает   поведение
согласно характеру. Однако возможности не всегда реализуются. Удар камнем,
налетевшая в бурю волна, пожар в доме, нападение врага и, конечно,  разрыв
связи времен в организме  -  и  нет  будущего.  И  не  станут  реальностью
потенции, которыми так богат.
     - Надеюсь,  потенций  преступника  во  мне  ваше  сверхпроницательное
зеркало не обнаружило? - со смехом поинтересовался Аркадий.
     Нет, в характере хроноштурмана Аркадия Никитина преступные  тенденции
отсутствуют. Возможность стать злодеем столь маловероятна, что злодеем ему
не быть.
     - Твоя очередь прозеркалиться, пришелец Михаил Бах, - объявил Ронна.
     Знаменитый на Земле академик Михаил Петер Бах с интересом ожидал, что
же откроет ему необыкновенное зеркало, чего бы ни сам он о себе, ни другие
о нем не знали. Садясь в кресло, он предвкушал удовольствие от  знакомства
с собой  незнакомым,  готовился  к  раскрытию  таящейся  в  нем  неведомой
подспудности. Но зеркало не раскрыло никаких тайн. Оно показало, что  этот
человек, археолог Бах, в сущности своей точно  таков,  каким  предстает  в
явлении. Он был всегда един и целостен - и в детстве, и в молодости,  и  в
нынешней зрелости - и будет таким же  в  славной  старости,  если  до  нее
доживет. Зеркало изображало неутомимого путешественника - "работаю  ногами
и  головой  одновременно,  такое  наше  дело",  -  говорил  он   о   себе,
посмеиваясь. И в грядущем живописало седого, подвижного старичка, веселого
и вдумчивого. Старичок глядел умными глазами на себя, сидящего  в  кресле,
жарко и убежденно - не произнося ни слова - что-то доказывал  и  сердился,
что доказательство недоказательно. Миша Бах, так его называли в молодости,
так он именовался у друзей, достигнув научных высот, таким же Мишей  Бахом
подойдет к неизбежной могиле, не обретя имени посолидней.
     Бах,  однако,  почувствовал  себя  жестоко   обиженным.   Среди   его
многочисленных научных успехов был  один,  последний,  значительнейший,  -
поразительная  находка,  самое  удивительное  открытие,  какое   совершила
археология за многие века своего существования. Нет, не просто  интересная
находка, не просто  археологическое  открытие,  а  переворот  в  воззрении
человечества на собственную историю,  перемена  представлений  о  развитии
всей Вселенной - он и такой огромной формулы не побоится.  Разве  это  его
последнее открытие не породило споры на всей Земле, разве не  оно  вызвало
снаряжение еще не бывалой экспедиции в миры искривленного  времени,  разве
не для  его  проверки  сконструировали  и  оснастили  трансмировой  лайнер
"Гермес", свободно меняющий в  любом  уголке  мироздания  ток  физического
времени? И вот - и намека нет на  величайший  подвиг  его  жизни!  Зеркало
показало  улыбки  и  гримасы,  ноги,  неутомимо   шагающие   по   пустыне,
карабкающиеся по скалам, морщины на стареющем лице - мелочи, ерунду, а  не
единственно важное - великое его открытие.
     И оскорбленный Бах хмуро заметил, поднимаясь из кресла:
     - Маловато раскрывает тайн ваше волшебное зеркало, Ронна.
     - Вполне достаточно, можешь мне поверить, - ответил дилон. - Ты  один
остался, Асмодей.
     Асмодей с готовностью уселся в кресло. Он сразу захохотал  и  зеркало
отразило это - хохот  был  важной  характеристикой  киборга.  Еще  Асмодей
покривлялся, наставив на зеркало рожки, изрядно высовывавшиеся на кудлатой
голове, лязгнул зубами, выбросил, поднатужась, облачко дыма из ноздрей, но
ничего из этого не отразилось в зеркале. Зато оно как бы распахнуло его по
груди и развернуло туловище. Асмодей покоился в кресле, застегнутый на все
сочленения своего любимого обличья No 17, помеси  древнего  аристократа  и
получиновного  беса,  а  в  зеркале  показывался   умело   смонтированными
переплетениями аккумуляторов, емкостей, проводов  и  живых  тканей.  Затем
побежали обличья - кентавр, змея, тигр, человек (то мужчина, то  женщина).
А после возник лабораторный стенд, и на стенде  лежало  все  то,  из  чего
монтировался киборг. Напоследок зеркало отразило коренную сущность киборга
- таблицу цифр и знаков, цифры и знаки сочетались в  формулы  -  программы
поведения при разных обстоятельствах.
     - Ты ясен, Асмодей,  -  произнес  Ронна,  и  зеркало  превратилось  в
тусклый экран.
     - Вы не полюбовались моими эмоциями, - с сожалением сказал Асмодей. -
Мне ведомы все пять человеческих чувств - зрение, обоняние, слух,  вкус  и
осязание; я в них тоньше и острей, чем люди, можешь не сомневаться. Только
шестого чувства - любви к особи другого пола - не получил, ибо  я  внепол.
Подчеркиваю, не бесполый, а  внеполый.  И  это,  скажу  тебе,  дилон,  мое
преимущество,  ибо  ни  страдания  неудовлетворенной  любви,  ни   рабское
угождение объекту...
     - Знаем, знаем, - успокоил его Ронна. - Формулы твоих чувств  внушают
уважение, ибо составлены с умением и благородством.
     - Но вы не посмотрели меня в будущем, - настаивал киборг. - Разве вам
не интересно, каким я предстану в грядущем?
     - С тобой все ясно, - повторил дилон. - В будущем ты будешь таким же,
как в настоящем. А если изобретешь еще десяток личин, это не изменит твоей
природы. Теперь, пришельцы, мы перейдем в зал Предварения, там вы зададите
мне и Уве Ланне все вопросы, которые придут вам в  голову.  Затем  в  зале
Утверждения вы предстанете перед Старейшинами - Конструкторами Различий  и
Стирателями Различий. Старейшин возглавляет великий Гуннар Гунна,  главный
Прорицатель и Утвердитель. Большая честь для вас, гости,  появиться  перед
Вещим Старцем, который будет вас судить.
     - Судить? - Аркадий нахмурился. - За какую же вину нас будут судить?
     Ронна пояснил, что слово "судить" происходит не от  тревожного  слова
"суд", который он читает в мыслях Аркадия, а также и не от  плохого  слова
"осуждать", которое тоже появилось в мозгу землянина, а от хорошего  слова
"обсуждать".
     - У вас от одного корня проистекают противоположные оценки, - заметил
дилон. - Это затрудняет расшифровку. Теперь пойдем дальше.
     Пятерка шла в прежнем порядке: впереди Ронна, посередине люди, позади
Ланна. Аркадий заметил, что Ланна не произнес ни единого слова в комнате с
проникновенным  зеркалом.  Его  постоянное  молчание  раздражало  Аркадия.
Аркадий обернулся к нему и спросил, долго ли им идти. Ланна вздрогнул,  но
промолчал и на этот раз.
     За Ланну ответил Ронна:
     - Мы  у  входа.  -  И  добавил:  -  Ланне  предстоит   доклад   перед
Старейшинами. И это первый в его жизни доклад. Естественно, он  волнуется.
Не будем отвлекать его от трудных размышлений.
     - О чем он будет докладывать Старейшинам? - поинтересовался Аркадий.
     - О вас, пришельцы. - И показав на внезапно  открывшийся  в  сплошной
стене  туннель,  Ронна  произнес  с  торжественностью:  -  Входите  в  зал
Предварения, гости с Земли.



                                    7


     Вдоль стен пустого зала стояли скамейки. Первым  уселся  Асмодей.  Он
совсем не нуждался в сидении, но демонстрировал, что во  всем  ведет  себя
как человек. Бах и  Аркадий  тоже  уселись,  у  них  уже  болели  ноги  от
блужданий по городу. Рина Ронна показал гостям, что и дилоны умеют сидеть,
но не нуждаются для этого ни в креслах, ни в скамейках:  выпростав  из-под
плаща свой хвост, скрутив его кончик в опорное кольцо, он уселся,  как  на
треноге, на хвосте и обеих ногах. Уве Ланна не умел так красиво сидеть  на
хвосте, он отошел к стене и скромно стоял там, молча поглядывая на людей и
стараясь вдуматься в их мысли.
     - Задавайте вопросы, - предложил Ронна.
     Бах взглядом показал Аркадию, что хочет вести беседу.
     - Первый вопрос таков: почему вы не задаете нам вопросов? Мы  явились
из  неизвестного  вам  мира  непредвиденно  для  вас.   У   людей   раньше
расспрашивают гостей о цели их прихода, потом лишь отвечают на их вопросы.
     Ответ Ронна прозвучал неожиданно:
     - У дилонов, наоборот, до  всего  доходят  собственным  размышлением.
Именно о цели вашей высадки на Дилону и размышляет  сейчас  проницательный
Различник Уве Ланна. Уверен, вы будете восхищены глубиной, с  какой  Ланна
обрисует в своем докладе ваши намерения и цели.
     - Разве не проще узнать намерения и цели от нас самих?
     - Возможно, и  проще.  Но  оскорбительно,  ибо  равнозначно  унижению
своего интеллекта,  мощи  своих  познавательных  умений.  Истинное  знание
достигается активным движением мыслей, а не накоплением знаний  пассивными
вопросами.
     Академику Михаилу Баху понадобилась почти  минута,  чтобы  переварить
ответ  дилона.   Тот   спокойно   ожидал,   пока   человек   справится   с
замешательством.
     - Мне кажется, вы впадаете в противоречие с собственной практикой,  -
сказал наконец Бах. - Вы как будто умеете использовать законы природы,  но
ведь для этого надо раньше узнать эти законы, то  есть  задавать  учителям
вопросы и получать ответы.
     - Мы сами открывали законы природы, пришелец. Каждый дилон  обязан  в
молодости самостоятельно найти и обосновать хоть один  из  важных  законов
мироздания. Наш друг Уве Ланна  открыл,  что  тело,  погруженное  в  воду,
теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им вода. И с  каким
блеском он опроверг Опровергателей,  старавшихся  доказать  неправильность
этого закона. А я в свои юные годы открыл закон мирового тяготения.
     - Неужели другие до вас не знали закона всемирного тяготения?
     - Ты  меня  поражаешь,  пришелец.  Конечно,  все  знают.  Но  кто  же
признается в таком - от других  -  знании?  Кто  открыто  обвинит  себя  в
неспособности к постижению мира? Иные дилоны имеют  до  сотни  собственных
законов мироздания - и это не предел. Открытые дилоном в молодости  законы
природы определяют всю его дальнейшую  жизнь.  Закон  мирового  тяготения,
найденный и обоснованный мною, внесен в мою личную  Программу  Судьбы  как
фундамент для взрослости.
     - Я не совсем понимаю тебя, Рина Ронна...
     - Но ведь это так просто!  Каждый  открывает  те  законы  мироздания,
которые  близки  его  натуре.  В  обоснованных   закономерностях   природы
выражается душа, жизненные цели. И когда юноше  приходит  пора  утверждать
свою взрослость,  составляется  его  Программа  Судьбы,  то  есть  система
жизненных целей и методов их осуществления. И в той Программе находят свое
место открытые им фундаментальные законы.
     - И в твоей Программе нашел место Закон всемирного тяготения?
     - Естественно! Ибо о  чем  твердит  этот  закон,  так  блестяще  мной
открытый и защищенный от критики Опровергателей? О том, что  все  различия
материальных тел поглощаются общим им всем свойством - притягиваться  одно
к другому.  И  когда  я  доказал,  что  это  всеобщее  взаимное  тяготение
усиливается пропорционально массе тел и обратно  пропорционально  квадрату
разделяющего их расстояния, моя судьба  была  решена:  я  стал  Стирателем
Различий. Моя Программа Судьбы была однозначно решена одной  моей  научной
находкой. Элементарно, не правда ли?
     - Ты упомянул Опровергателей. Это  что  же,  общественная  функция  -
опровергательство? И в чем оно заключается? В критике законов природы?
     - Отлично, пришелец! Хоть и примитивным способом вопросов и  ответов,
но ты начинаешь нас постигать.  Конечно,  Опровергатели  критикуют  законы
природы, это их обязанность в юном возрасте. Все  дилоны  проходят  стадию
Опровергательства, но далеко не все превращают умелое опровергательство  в
главную задачу своей будущей Программы  Судьбы.  В  юном  возрасте  каждый
подбирает достаточно важный, лучше свой, но можно и открытый другими закон
природы и опровергает его - то есть изыскивает условия, при  которых  этот
закон   перестает   действовать   или    даже    превращается    в    свою
противоположность.  Разве  у  вас  формой  познания  природы  не  является
опровержение ее законов?
     - Нет, у людей законы природы не опровергают. И, честно говоря, я  не
понимаю,  как  можно  опровергнуть  закон  мирового  тяготения,   открытие
которого ты закрепил за собой?
     - Не закрепил за собой, а просто открыл.  Нет  одного  автора  закона
мирового тяготения. Тысячи до меня открывали этот закон - и  тысячи  после
меня откроют его. Не только откроют, но и опровергнут,  его  опроверг  Уве
Ланна, когда был моим учеником.  Он  отыскивал  условия,  когда  всемирное
тяготение совсем перестает действовать или ослабляется. И как  превосходно
решил свою  задачу!  Разве  не  вес  тела  является  важнейшим  параметром
тяготения? И разве, погружая тело в воду, он не  ослабляет  вес?  Создавая
невесомость, он творит  условия,  при  которых  тела  теряют  самые  общие
свойства. Такое искусство творить различия  там,  где  они  уже  стерты  в
поглотившем их единстве, и  стало  главной  чертой  Программы  Судьбы  Уве
Ланны: он сдал экзамен на высокий чин Сына Конструкторов Различий, он ныне
-  один  из  выдающихся  наших  Различников.  Вы  скоро  оцените  его   по
достоинству, когда в зале Утверждения услышите его доклад о вас самих.
     - С  удовольствием  послушаем.  Хотя,  повторяю,  люди  не  стремятся
критиковать законы природы, тем более, не опровергают их...
     - Это означает, что вы не  умеете  строить  свою  защиту,  -  заметил
дилон. - Ведь враги нападают, используя законы природы. Не  будете  же  вы
применять  против   них   использованные   ими   законы.   Это   было   бы
безнравственно.
     - На наших планетах у людей нет врагов. Попадаются опасные  животные,
но они нам не враги.
     Рина Ронна вдруг рассердился.
     - Чудовищно  жить  без  врагов!   Аморальное   существование.   Враги
необходимы для обострения разума и утверждения  собственного  достоинства.
Если врагов нет, их надо изобрести. Изобретение врагов составляет одну  из
прерогатив Конструкторов Различий.
     - И много времени они посвящают  конструированию  врагов?  -  не  без
иронии поинтересовался академик.
     - В нашу эпоху немного. Теперь  нам  врагов  хватает.  Наши  враги  -
рангуны, обитатели  второй  половины  планеты.  Эти  бессмертные  твари  с
избытком удовлетворяют любую потребность во  вражеском  противостоянии.  В
других врагах нужды нет. Мы при вашем явлении, конечно,  поразмыслили,  не
враждебные ли у вас цели. Но ничего враждебного не обнаружили.
     - И не могли обнаружить, - подтвердил Бах. - Мы странствуем в мире  в
прямом и фазовом временах с миссией  дружбы,  а  не  вражды.  Таково  наше
человеческое свойство.
     В разговор вступил молчавший до того Аркадий:
     - Прости, Ронна, примитивность моего интеллекта, но  люди  не  мыслят
познания без вопросов,  ответа  на  которые  собственным  рассуждением  не
находят.
     - Прощаю. Спрашивай.
     - Я  астрофизик.  Меня  интересуют  закономерности   мироздания.   Мы
повернули к вам наш хронолет, потому что обнаружили удивительное  явление.
Ваши две звезды существуют в разных физических временах - та,  которую  вы
называете   Гаруной   Белой,   функционирует   во   времени,   практически
противоположном времени Гаруны Голубой. Так?
     - Так, но не так. Прекрасная Гаруна  Голубая  существует  во  времени
истинном, но слабом, интенсивно подавляемом зловещей Гаруной Белой. Гаруна
Белая функционирует во времени лживом. Это время  наших  врагов  рангунов.
Продолжай, иновременник.
     - Почему  ты  называешь  нас  иновременниками?  Ведь   физически   мы
пребываем с вами в одном и том же времени.
     - Только в данный момент. Ваш корабль, приближаясь к  Дилоне,  возник
сразу из ничего. Он выпрыгнул из пустоты.  Он  не  вырастал  из  крохотной
точки в большое тело, как было бы при подходе издалека. Не приближался,  а
материализовался. Так могло быть, если ваш  корабль  возник  не  из  иного
пространства, а из иного времени.
     - Правильный вывод. Еще вопрос: дилоны и рангуны пребывают  в  разном
времени. Как это сказывается на жизни дилонов и рангунов?
     - Вопрос дельный. Жалко,  что  ты  не  хочешь  самостоятельным  ходом
мыслей найти на него ответ. Ибо ответ мой будет печален.
     Ответ Стирателя Различий походил не на справку, а на речь. По древним
преданиям, существовала только одна Гаруна, и вокруг нее вращалась  только
одна планета Дилона, и обе они, звезда и планета,  существовали  в  едином
времени. И  жители  составляли  один  народ,  также  пребывавший  в  одном
времени. Затем откуда-то примчалась вторая звезда. Физическое время  новой
звезды не совпало со временем первой. Один ток времени  путался  с  другим
током, на планете  заметались  хроновихри.  То  одна,  то  другая  звезда,
притягивая к себе планету, внедряла в нее свое время  -  и  это  порождало
великие трудности. На стороне Дилоны, захваченной рангунами,  периодически
воцаряется то время Гаруны Голубой, то время Гаруны Белой.  Отвратительные
рангуны впадают то в одно время, то в другое. Им удалось использовать  эту
неполадку для превращения своей жизни в бессмертное существование.
     - Ты сказал - бессмертное существование, Ронна?
     - Я сказал - бессмертное существование,  друг  иновременник.  Рангуны
смогли растянуть свое бытие на полный период одного из двух времен. Рангун
теперь начинает свое детство, когда полновластно господствует время  одной
из двух звезд, взрослеет в этом времени, начинает стариться в нем - и  тут
одолевает время другой звезды.  И  стареющий  рангун,  не  успев  умереть,
переходит в обратный ток времени, и вместо заслуженной гибели от  старости
- молодеет, пока не превращается снова в ребенка. А к моменту младенчества
время опять меняет свой ход, и рангун повторяет путь в обратную сторону.
     - Ты сказал, что ответ твой  будет  печальным.  Тебя  печалят  качели
бессмертного бытия рангунов?
     - Нет, нас одолевают собственные  недуги.  У  нас  нет  периодической
смены времен, как на другой стороне планеты. У  нас  властвует  прекрасное
время красавицы Гаруны Голубой. Но на него накладывается влияние  яростной
Белой Звезды. Не периодическая смена, а схватка разных времен -  вот  наша
реальность. И от этого нарушается синхронизация в нашем теле.  Это  тяжкая
хворь, человек. Нет  большей  беды,  чем  разрыв  в  тебе  твоего  единого
времени. Иногда мы справляемся с недугом путем перевоплощения  -  заменяем
выпавшие   из   синхронности   органы   на   другие,   естественные   либо
искусственные.  Но  и  перевоплощение  дает  лишь  временное   облегчение.
Несинхронизация времени - единственная наша болезнь, и в ней неисчерпаемый
источник печали.
     Аркадий обернулся к Баху.
     - Миша, после твоей археологической  находки  все  мы  были  покорены
идеей, что где-то в глубинах космоса существует Высший  Разум  -  общество
инженеров  и  генотворцов,  умеющих  распространять  по  разным   звездным
системам создания, похожие на нас по образу и интеллекту. В  космосе  наши
звездопроходцы таких жизнесоздателей не обнаружили.  Теперь  и  в  фазовом
времени...
     Рина Ронна, Стиратель Различий и Дешифратор, радостно прервал Аркадия
Никитина, штурмана хронолета "Гермес":
     - Иновременник! Вы попали,  куда  стремились.  Дилоны  -  воплотители
Высшего Разума. Глубже нас немыслимо познать природу и себя. Ты это  сразу
поймешь,  когда  предстанешь  перед  собранием  Старейшин.  Высший   Разум
мироздания, воплотившийся в Отцах Различниках и Отцах Стирателях, а  также
частично в Братьях Дешифраторах, изобразит вам самим, пришельцы, кто вы по
своей сущности, а не только по облику.



                                    8


     Люди вошли в круглое помещение с четырьмя амфитеатрами,  с  таким  же
черным, пропадающим в незримости потолком, как  в  двух  других  залах,  с
такими же излучающими мягкое сияние стенами.  В  одном  из  амфитеатров  -
всего на три ряда  кресел  -  восседало  двенадцать  дилонов  в  малиновых
плащах,  четверо  в   каждом   ряду:   Отцы   Конструкторы   Различий,   -
протелепатировал людям Ронна.  На  втором  амфитеатре,  напротив  первого,
заседало двенадцать дилонов в фиолетовых плащах - это были Отцы  Стиратели
Различий. А в боковом амфитеатре  разместились  шесть  дилонов  в  зеленых
плащах и еще шесть в желтых - Братья Дешифраторы и  Братья  Опровергатели:
первые - справочные кладези знания,  вторые  -  начальники  боевых  башен,
готовых в любой момент отразить любое нападение рангунов, как с  уважением
обрисовал Ронна их общественную функцию.
     Четвертый  амфитеатр,   напротив   Дешифраторов   и   Опровергателей,
предназначался для обсуждаемых. Для обвиняемых,  -  подумал  по  старинной
земной терминологии Аркадий, но тут  же  поправил  себя,  вспомнив,  какое
различие провел Ронна  между  обсуждением  и  осуждением.  В  первом  ряду
пустого четвертого амфитеатра уселись трое хронавтов, рядом Ронна и Ланна.
Ронна вручил людям небольшие шарики, чтобы  вставить  в  уши:  посредством
таких шариков  Братья  Дешифраторы  переведут  мысленную  речь  дилонов  в
человеческую. Асмодей немедленно запихнул шарики  в  оба  уха  и  радостно
хохотнул: ему нравилось, что к его  богатейшей  дешифраторской  аппаратуре
для всех языков и кодов добавились и эти  забавные  белые  шарики.  Бах  с
Аркадием не торопились вставлять шарики в уши: в зале  Утверждения  стояло
молчание. Малиновые, фиолетовые и зеленые Воплотители  Высшего  разума  не
двигались и не разговаривали, только в семьдесят два глаза всматривались в
тех, кого собирались обсуждать.
     Хрононавигаторы быстро обнаружили, что  дилоны  в  одном  амфитеатре,
непохожи на восседавших в другом. Дешифраторы и Опровергатели, как и Ронна
с Ланной, тоже были собаковидны -  вытянутые  рты,  высокие  уши,  торчком
стоящие на голокожей голове. Лишь розовая кожа щек, способность  улыбаться
и выпуклые умные глаза сближали их облик с человеческим. Зато Конструкторы
Различий гораздо больше напоминали человека, только пещерного - выпяченные
губы, скошенные лбы, глубоко посаженные глаза.  И  вовсе  иными  выглядели
Стиратели Различий: у каждого львиная, а не человечья  и  не  собаковидная
голова, огромная, тонущая в пышной гриве зеленых волос;  острые  светлячки
глаз...
     Понимая, что показывает свою  примитивность,  расспрашивая  там,  где
надо  бы  достичь  понимания  собственным  рассуждением,  Аркадий  все  же
обратился к Ронне с вопросом: почему Старейшины так различны? Не связан ли
их  облик  с  выполнением  государственных  функций?  Не  подбирают  ли  в
Дешифраторы  и  Опровергатели  только  собакоголовых,  в  Конструкторы   -
человекообразных,  а  в  Стиратели  -  львиноликих?  Ронна  с  любезностью
разъяснил, что удивляется наивности людей, так странно совмещающих остроту
мысли с непониманием  простейших  явлений.  Конечно  же,  облик  связан  с
государственными функциями.  Но  не  он  определяет  сан  в  иерархии,  а,
наоборот, полученный ранг вызывает перемену облика. Так и он, Ронна,  пока
Сын Стиратель, выйдя в  следующий  ранг  Отца  Стирателя,  переменит  свою
собаковидность на львообразность. Операция естественная, не так ли?
     - Простая и каждому понятная, - подтвердил Аркадий.
     Один из Стирателей выделялся высоким ростом и величавостью, волосы  в
его зеленой гриве отливали желтизной. Ронна  протелепатировал,  что  перед
хронавтами глава Стирателей Различий,  Старейшина  всех  Старейшин  Гуннар
Гунна. И если бы он стал перечислять все  открытые  Вещим  Старцем  законы
мироздания и общества, все отличия,  чины,  саны  и  ранги,  приобретенные
Гуннаром Гунной за долгое пребывание в иерархии, то  у  гостей  из  других
миров не хватило бы ни прямого, ни кривого,  ни  фазового  времени,  чтобы
уложить все эти сведения в своей голове.
     Гуннар Гунна начал  заседание  Старейшин,  как  принято  у  людей,  -
вступительным словом.
     - Слушаем дело о гостях из иных миров. Первый доклад поручен молодому
Конструктору Различий Уве Ланне. Он общался с  пришельцами  с  момента  их
появления на Дилоне. Будьте к нему благосклонны.
     Уве Ланна поднялся, люди и киборг уселись  боком,  чтобы  глядеть  на
докладчика. Ланна волновался - нервно удлинялись и сокращались руки,  тело
подергивалось, голова подрагивала на шее. Но в мыслях путаницы не было - и
Бах, и Аркадий с удивлением обнаружили, что молодой  Различник  рассуждает
логично.  От  молчаливого  спутника,  постоянно  погруженного  в  какие-то
размышления, они не ожидали такой свободы мыслеизъявления.
     Над  Дилоной,  докладывал  Уве  Ланна,  появился  чужой  корабль.  По
мощности - звездолет, по типу -  хронолет,  способный  пересекать  мировые
потоки времени и менять течение своего собственного корабельного  времени.
Хронолет сделал несколько облетов  планеты,  выбирая  место  для  посадки.
Проклятые рангуны и низменные хавроны,  их  воины  и  операторы,  пытались
посадить корабль на своей стороне, но хронолет игнорировал  их  вызовы.  В
полете над планетой он  вначале  лишь  частично  материализовался  в  двух
местных временах и виделся в каждом  скорее  призраком,  чем  вещественно.
Овеществившись в нашем времени, корабль опустился в районе Голубой Рощи  и
попал под опеку охранных маяков. В  момент  спуска  пришельцев  обстреляли
рангуны.  Охранным  маякам  удалось  лишь  незначительно   ослабить   удар
рангунов, зато корабль собственными средствами легко отразил нападение.
     Для предотвращения новых атак корабль прикрыл себя оптическим щитом и
впал в невидимость. Наблюдения показали, что у хронолета надежна защита от
оптики, ядерных частиц, гравитационных волн и колебаний времени.  В  лучах
ротонного прожектора он прозрачен. И, нет сомнения, удар  ротонных  орудий
отразить неспособен. К счастью, у рангунов нет ротонных аппаратов.
     Экипаж хронолета "Гермес"  состоит  из  пяти  особей,  продолжал  Уве
Ланна.  Четверо   -   естественной   природы,   пятый   -   искусственник.
Естественники именуют себя людьми,  каждый  обладает  еще  характеризующим
названием, приставляемым к кличке "человек".
     - Перечисляю их в порядке замеченного различия рангов: человек, он же
хронофизик, он же капитан, Анатолий Кнудсен; человек, он же  академик,  он
же археолог, Михаил Бах; человек, она же женщина, она же геноинженер,  она
же геноконструктор, она же Мария Вильсон-Ясуко; человек, он же хронофизик,
он же хроноштурман, он же Аркадий  Никитин;  и,  наконец,  киборг,  он  же
Асмодей, он  же  "конструкция  опытная  многоцелевая  на  двадцать  четыре
основные функции и девятнадцать обликов с обертонами".
     Пришельцы, рассуждал Уве Ланна, отдаленно напоминают дилонов, но  при
разработке конструкции  людей  допущены  серьезные  просчеты.  Недоработка
тела:  короткие,  негибкие   руки,   слабые   ноги,   отсутствие   хвоста,
неповоротливая шея - даже полоборота на ней не сделать  голове,  -  полная
неспособность удлинять руки и  шею;  хотя  биоинженеру,  конструировавшему
людей, наверняка было понятно, что подобная омертвелость органов в однажды
заданном  размере  серьезно   осложняет   функционирование   организма   в
меняющихся условиях. Трагична недостача жизненных запасов  в  теле.  Людям
вечно не хватает воздуха, они вынуждены непрерывно дышать, хотя вмещение в
тело  хотя  бы  суточного  запаса  воздуха  составляет  вовсе  не  сложную
биоинженерную  задачу.  Но  не  только  воздуха  не  хватает  людям,   они
испытывают частые позывы к еде и питью: трижды в сутки возобновляют в теле
запасы пищи и воды. И несмотря на такое  постоянное  пополнение  воздухом,
пищей и жидкостью, людьми овладевает порой внезапное бессилие,  они  тогда
впадают в неподвижность, равнозначную короткой смерти. Это непростительное
действие, отнимающее у  каждого  добрую  треть  его  жизнеактивности,  они
называют сном. И что  всего  удивительней,  незаметно,  чтобы  впадение  в
ненужный сон серьезно огорчало их. Еще несовершенней  человеческие  методы
взаимной информации. Их мозг, как и наш, генерирует отдельные мысли,  хотя
способность к длительной мыслительной концентрации остается под сомнением.
Каждой мысли, как и у нас, соответствует свое мозговое излучение.  Но  оно
так слабо,  что  не  передается  из  мозга  в  мозг  непосредственно,  ибо
экранируется черепной коробкой. И вместо того, чтобы ослабить  поглощающую
силу черепа либо существенно усилить энергию мыслеизлучения,  конструкторы
человека возложили донесение мыслей на звуки, совершаемые ртом  попутно  с
мыслеизлучением. Это равносильно тому, как если бы они  пытались  почесать
ухо не рукой, а ногой (хотя, по нашим наблюдениям, ногами люди своих  ушей
не чешут). И последнее. Чудовищно короток их жизненный  срок.  Люди  в  их
времени живут не больше ста лет, что при  пересчете  на  наше  время  дало
верхний предел жизни, примерно в десять  раз  меньший,  чем  у  дилона.  В
пределах такой короткой жизни, да при несовершенной телесной  конструкции,
да при неэффективных  методах  общения  -  ни  один  человек  не  способен
совершить чего-либо по-настоящему  выдающегося.  Наш  общий  вывод  таков:
модель организма, именуемого человеком, выполнена по проекту поспешному  и
примитивному.
     Гораздо совершенней  киборг  Асмодей,  продолжал  докладчик.  В  этой
модели  видится  разумная  программа.  Но  киборг  разработан   лишь   как
дополнение  к  человеку,   ибо   в   него   не   внедрено   стремление   к
самовоспроизводству. В результате всестороннего размышления  мы  пришли  к
заключению, что и людей, и киборгов создали одни и те же  биоинженеры,  но
раньше людей, а потом киборгов. И, сообразив,  насколько  неудачна  первая
модель, попытались исправить недоработки  в  новой  конструкции.  Остается
неразгаданной  проблема,  почему  творцы  людей  и  киборгов   вообще   не
уничтожили свою первую несовершенную модель, то есть людей, и не  заменили
их полностью второй, более удачной моделью. Этот странный факт  сохранения
людей  при  наличии  более  совершенных  асмодеев  вызывает   обоснованные
сомнения  в  профессиональном  умении  и  моральном  уровне  биоинженеров,
создавших людей и киборгов.
     - Перехожу к цели посещения людьми  и  киборгами  прекрасной  планеты
Дилоны, - продолжал Уве Ланна. - Это, несомненно, труднейшая  из  загадок,
порожденных  появлением  пришельцев.  Первые  попытки  высветить  ее  дали
неоправданный разброс ответов. Но в результате сложной серии вычислений, а
также длительных эффективных раздумий мы готовы предложить  Высокому  Суду
ровно восемнадцать возможных целей  прилета  к  нам  пришельцев  из  иного
времени.
     Аркадий со смехом прошептал Баху:
     - Мы с тобой интеллектуально и конструктивно недоработаны, но все  же
не стали бы при помощи математики допытываться о цели  прилета,  а  просто
спросили бы: "Зачем прибыли?" И вместо восемнадцати  ответов  получили  бы
один, но он удовлетворил бы нас больше, чем восемнадцать.
     Бах ответил:
     - Вот  ты  и  доказал  свое  несовершенство.  Уверен,  что,  выслушав
восемнадцать ответов на один вопрос, мы узнаем о своих намерениях  многое,
о чем сами не подозревали. Между прочим, в той  критике,  которой  молодой
Различник Уве Ланна подверг телесные недостатки человека, содержится много
правды. Ты не находишь?
     - Молодой! После того, как он сравнил пределы жизни людей и  дилонов,
я начинаю думать, что в его молодости содержится больше лет, чем у  любого
нашего старика. А что до критики несовершенств человеческого организма, то
точно  такую  же  критику  мы  с  тобой  слышали  от  Марии,   когда   она
демонстрировала нам на Латоне  свое  лучшее  творение  -  Асмодея.  Просто
удивительно, до чего совпали их рассуждения.
     Уве  Ланна  в  это  время,  нумеруя,   перечислял   причины   прилета
пришельцев.
     Первая  причина  -  авария.  Повреждение  хронодвигателей   забросило
иновременников в поток времени, куда  они  не  собирались  проникать.  Эта
причина недостоверна, ибо ротонное просвечивание не показало и  намека  на
какие-либо разрушения в хронолете.
     Вторая причина - желание вмешаться  во  вражду  дилонов  и  рангунов.
Очень маловероятно, ибо от рангунов чужой корабль увернулся, а от  дилонов
пытался опасливо экранироваться силовыми щитами.
     Третья цель - попытка завоевания Дилоны для колонизации ее людьми или
киборгами, народом искусственников, по всему, ныне  более  многочисленному
на  их  далекой  Земле,  чем  люди.  Такую  цель  нельзя  исключить,  хотя
неисполнимость ее очевидна и разуму, далекому от Высшего.
     В-четвертых, похвальное желание, которое на примитивном  языке  людей
называется "поучиться уму-разуму". Цель  осуществима,  но  трудна  в  силу
интеллектуальной ограниченности людей.
     Остальные  четырнадцать  возможных   причин   появления   пришельцев,
приведены в сводной таблице, где каждая дана с  вероятностью  до  тысячных
долей - более точная  оценка  недостижима  из-за  расплывчатости  исходных
данных.
     На потолке засветился экран, на нем  вспыхнули  знаки  и  цифры.  Бах
деловито поинтересовался у Ронны, почему среди восемнадцати причин прилета
не упомянуто стремление к знанию, потребность распознать неопознанное.
     Ронна разъяснил:
     - Этой  цели  приписана  нулевая  вероятность.   Она   включена   как
теоретический довесок в практическую потребность "поучиться уму-разуму".
     - Это не одно и то же, - возразил Бах.
     Заключение Уве Ланны  было  пессимистично.  Люди  мало  пригодны  для
общения.  Чрезмерность  конструктивных  недоработок  в  их  организмах   и
несовершенство интеллекта не позволяет им встать  вровень  с  дилонами.  В
качестве  временных  гостей  их  принять  можно,  в  качестве   постоянных
сожителей  -  нет.  Кораблю,  странствующему  в  разных  потоках  мирового
времени, надлежит покинуть планету.
     Ланна сел. Старейшина Гуннар Гунна возгласил:
     - Поблагодарим  молодого  Различника  за  воодушевляющее   сообщение.
Второй доклад сделает Сын  Стирателей  Различий  и  Брат  Дешифратор  Рина
Ронна. Пожелаем успеха и Рина Ронне.
     Рина Ронна, встав, преобразился. Огонь лился из его глаз - они, как и
у Старейшины Старейшин Гуннара  Гунны,  уже  не  только  светились,  но  и
освещали. В каждом движении удлинившихся рук,  в  каждом  резком  повороте
головы на свободно крутящейся шее ощущался огонь. Тут  и  Бах,  и  Аркадий
узнали, как развито у дилонов искусство спора и как  мастерски  пользуются
им  называющие  себя  Стирателями  Различий.  Ронна  не  отвергал  фактов,
отмеченных Уве Ланной, только  ограничивал  их  -  смягчал  выводы,  а  не
исходные положения. Конструктор  Различий  безошибочно  установил  десятки
отличий  людей  от  дилонов,  Стиратель  Различий  столь  же   безошибочно
доказывал, что они не могут стать препоной для дружеского общения людей  и
дилонов.
     - Да, конечно, люди и конструктивно недоработаны, и силой  интеллекта
уступают дилонам, и их передача  мыслей  несовершенна,  и  срок  их  жизни
печально невелик. Но что из того? Разве  мы  обречены  общаться  только  с
полноценными представителями Высшего Разума, подобными  нам  самим?  Разве
наши дети интеллектуально и физически равноценны взрослым дилонам? И разве
жизненный срок детства не меньше вдесятеро полного времени  бытия  дилона,
включающего в себя и краткое  детство,  и  продолжительную  взрослость,  и
непродолжительную старость? Так примем людей как существа,  пребывающие  в
нашем интеллектуальном и физическом отрочестве. Пусть они станут  для  нас
нашими инодетьми из дальних миров. Ибо ни одно из  справедливо  очерченных
различий людей от дилонов не способно стать причиной вражды.
     - И последняя проблема,  -  продолжал  Рина  Ронна,  -  цель  прилета
иновременников на Дилону. Мы узнали восемнадцать мотивов  их  появления  у
нас. Но общая сумма вероятностей всех целей прилета составляет всего  ноль
целых шестьдесят одну сотую. Лишь немногим больше половины  достоверности!
Предлагаю поэтому Дешифраторам  и  Различникам  продолжить  свои  глубокие
изыскания, а Старейшинам не класть в основу своих решений мало достоверные
предположения о целях появления пришельцев.
     Рина  Ронна,  закончив  доклад,  продолжал  стоять.  Встал  и  первый
докладчик. Аркадий поглядел на Баха - не следует ли теперь  встать  и  им?
Бах сказал, что пока дилоны  прямо  этого  не  велят,  он  и  не  подумает
подниматься. Трое землян  продолжали  сидеть,  ожидая  приговора  Высокого
Суда, а над ними, молчаливые и неподвижные,  возвышались  во  втором  ряду
четвертого амфитеатра два докладчика - Различник  Уве  Ланна  и  Стиратель
Рина Ронна.
     В зале простиралось каменное молчание.  Все  Старейшины  пребывали  в
неподвижности. Люди  понимали,  что  молчание  только  кажущееся,  реально
Старейшины в это время обмениваются мыслями и,  возможно,  спорят,  только
людям не переводят свои соображения и споры.
     И когда, по мнению Аркадия, молчание слишком уж  затянулось,  до  них
донеслись слова Гуннара Гунны. Вещий Старец все так же  недвижно  сидел  в
первом ряду первого амфитеатра, ни малейшее движение не трогало его губ, а
в сознание людей внедрялся приговор:
     - Считать отличия пришельцев от  дилонов  второстепенными  и  принять
иноплеменников  как  дорогих  гостей.  Предлагаю  также  двум  пришельцам,
оставшимся на хронолете, выйти в город для радостного знакомства  с  нами.
Благодарю докладчиков и Высоких Судей.
     Даже в бесстрастном переводе мысли на человеческий  язык  было  явно,
как обрадовался Рина Ронна:
     - Теперь вы - наши друзья! Поняли мощь мысли  Верховного  Воплотителя
Высшего Разума? Как он постиг вас! Как постиг!
     К удивлению хронавтов радовался решению Высокого Суда  и  Уве  Ланна,
предлагавший изгнать людей с Дилоны. Он все повторял, вдруг изменив  своей
молчаливости:
     - Я так счастлив, иновременники! Я боялся, что Высокий Суд согласится
с моими доказательствами - и изгонит вас. А он  не  согласился  -  большей
удачи я и не желал себе!
     Бах обратился к Ронне:
     - Не мог бы я поговорить со Старейшиной Старейшин Гунной?
     Ронна подвел хронавтов к Вещему Старцу.
     - Хотел бы задать несколько вопросов, - начал Бах.
     - А не кажется ли тебе, что ты мог бы, поразмыслив, и  сам  высчитать
ответ на интересующий тебя вопрос? - дружелюбно поинтересовался Старейшина
Старейшин. -  Ведь  выспрашивание  вместо  самопостижения  унижает  Высший
Разум.
     Бах ответил с живостью:
     - У людей выспрашивание не считается зазорным.  Я  человек,  и  ничто
человеческое мне не чуждо. Итак, мой первый вопрос. Почему  так  разделены
функции Различников и Стирателей?  Разве  для  познания  любой  истины  не
достаточно ее отличия от всех других истин, тем более от заблуждений? Если
дважды два четыре, а четыре - это не три, не десять, не козел с  рогами  и
не сапоги всмятку,  то  зачем  еще  подвергать  такую  непреложную  истину
дополнительной проверке на достоверность?
     Старейшина Старейшин ответил, что ему не совсем  ясна  разница  между
козлом с рогами и сапогами всмятку, о чем так красиво сказал иноплеменник,
эта разница требует особого размышления. Но отличие четырех от трех и, тем
более, от десяти нестираемо и потому должно быть утверждено. Но далеко  не
всегда возможны такие простые решения.  Бывало  в  истории  Дилоны,  когда
поверхностно установленные причины  приводили  к  вредным  действиям.  Так
возникла ужасная война между дилонами и рангунами, а ведь ее могло  бы  не
произойти, если бы проанализировали на стираемость разделившие оба  народа
расхождения. Без утверждения стираемости ни одно различие  не  может  быть
принято, как реальное.
     - Критический подход, достойный  Высшего  Разума.  Вы  назвали  войну
между дилонами и рангунами ужасной, а мне объясняли, что существование без
врагов на Дилоне считается аморальным,  ибо  без  этого  нельзя  обострить
разум и утвердиться в собственном достоинстве. И  что  изобретение  врагов
является одной из прерогатив Конструкторов Различий...
     Баху показалось, что на какую-то земную минуту Гуннар  Гунна  испытал
замешательство. Но он не без  основания  считался  Верховным  Воплотителем
Высшего Разума.
     - Да, враги нужны. В смысле - противники. Именно такими  противниками
предстают между собой Различники и Стиратели. Их противоборство высветляет
глубину познания. Но заметь, иновременник:  противоборство,  а  не  война.
Борьба, а не истребление. Опровержение, а не  убийство.  А  наша  война  с
рангунами, когда-то начавшаяся как взаимное противоборство  мнений,  давно
преобразовалось в схватку на гибель. Ужасная война! Ты был свидетелем, как
рангуны пытались резонансными ударами через толщу всей  планеты  разрушить
наш город. Что в этом хорошего? Меня охватывает глубокая печаль, пришелец,
когда  я  думаю  о  том,  что  рангуны  непрерывно   совершенствуют   свои
резонансные механизмы, а ведь никакому совершенствованию  нет  предела.  А
если им  удастся  поставить  себе  на  службу  околополюсные  хроновороты?
Поразмысли, иновременник: хроноворот, выпущенный из своих  диких  пустынь!
Да он же истребит все живое! Моя должность - провидение. Провидца не может
не терзать страх перед грядущим. Этот страх - единственная гарантия  того,
что ужасы не выйдут за  узкие  межи  возможностей,  ибо  страх  принуждает
искать средства опровержения его.
     Даже в словесном переложении этой мысли ощущалось, что сердце  Вещего
Старца поражено великой печалью. Бах испытывал сочувствие к нелегкой  доле
Главного Провидца. Ему, однако, показалось, что есть вариант, которого  не
нашел Старейшина Старейшин.
     - Итак, война длится долго и приносит массу горя обеим  сторонам,  но
разве нельзя завершить многолетнюю распрю миром?
     - К  сожалению,  невозможно.  Чтобы  установить  мир,  нужно  стереть
причины войны.
     - Так сотрите их, черт возьми! Я хотел сказать - с вашим  разумом,  с
вашим умением пренебрегать несущественными различиями...
     - Я понял  твой  благородный  порыв,  иновременник.  Но  опровергнуть
причины, вызвавшие войну, мы не можем  при  всем  своем,  так  справедливо
тобой оцененном, искусстве Стирания.
     - Они так глубоки, эти причины?
     - Этого мы не знаем.
     - Не знаете причин войны?
     - Не знаем. Все было так давно, что и мы,  и  рангуны  забыли,  из-за
чего началась война. И теперь не способны точно установить, заслуживают ли
эти причины сохранения или их можно стереть.
     - Вот и отлично! Раз вы не знаете причин войны, то и войны не  должно
быть. Это же так очевидно!
     Старейшина Старейшин протелепатировал с укоризной:
     - Иновременник!  Как  же  мы  можем   прекратить   войну,   если   не
опровергнуты породившие ее причины? И как можно опровергнуть их,  если  не
знаем, каковы они? Неужели тебе непонятно, что нельзя уничтожить то,  чего
нет? А ведь все так просто!
     - Та  самая  простота,  которая  хуже   воровства.   Нет,   нет,   не
спрашивайте, что такое воровство, вам этого не понять, у вас этого нет.
     - У нас все есть, - с достоинством отпарировал Вещий Старец. -  И  мы
никого не спрашиваем, ибо до разгадки любой тайны доходим  мощным  усилием
своего разума. И легко сами уясним, что  такое  воровство,  о  котором  ты
сказал, что оно лучше простоты, а ведь простота так прекрасна! У тебя  еще
есть вопросы?
     - Последний. При такой мощи мысли вы никогда не пробовали  высчитать,
сколько ангелов может поместиться на острие иглы? У нас когда-то  подобный
подсчет считался наилучшей проверкой интеллекта.
     Вещий Старец, поразмыслив, объявил:
     - Об ангелах я знаю из ваших мыслей.  В  них  дешифраторы  обнаружили
хорошие слова: "ангельские голоса", "ангельская доброта", "машет крыльями,
как заблудившийся  ангел",  "ангельская  наивность".  Дешифраторы  сделали
заключение, что ваши ангелы  -  крылатые  домашние  животные,  которых  вы
опекаете и над которыми иногда дружески посмеиваетесь. Но что такое игла -
не установлено. Трудная проблема иглы потребует размышления.
     - Не трудитесь! Вот игла!
     И  Бах  показал  вынутую  из  куртки  иглу.  У  Старейшины  Старейшин
засверкали глаза от воодушевления.
     - Великолепная загадка! Давно мы не анализировали столь увлекательных
секретов мироздания. Ручаюсь, иновременник, что только мы  способны  найти
удовлетворительное решение мучительной для людей  тайны,  сколько  ангелов
можно разместить на острие иглы. Ты вскоре  это  узнаешь  для  всех  пород
ваших  домашних  ангелов  -  двукрылых  и  четырехкрылых.   По   некоторым
расшифровкам у вас водятся и шестикрылые.
     - Водились в сознании древних народов. Их называют серафимами. С  тех
пор как мы ликвидировали старинные мифы, серафимы перевелись, а  вместе  с
ними и все другие ангелы.
     Гуннар Гунна радостно кивнул львиной головой  -  взметнувшаяся  грива
закрыла его лицо. Могучая  копна  волос,  так  сильно  отличавшая  его  от
гололобых дилонов, очень шла всему его мощному облику.
     - Понимаю. Мифы были у вас вроде загончиков, где вы  содержали  своих
крылатых друзей. В общем,  не  тревожься,  иновременник,  наши  вычисления
будут  достоверны.  А  теперь  возвращайтесь  на  свой  корабль  вместе  с
Различником Уве Ланной и  Стирателем  Рина  Ронной.  Пусть  наши  посланцы
осмотрят ваш хронолет и разберутся, насколько люди отстали в использовании
и опровержении законов природы от воплотителей Высшего разума.



                                    9


     Аркадий жестоко бы соврал, если бы сказал, что его обрадовало веление
Старейшины Старейшин вести обоих дилонов на хронолет. Такие экскурсии  мог
разрешить только капитан корабля. Аркадий соединился с Кнудсеном и Марией.
     - Вас ждут в гости на нашем корабле, - сказал Аркадий  обоим  дилонам
после разговора с Кнудсеном.
     На этот раз они шли по пустой  улице.  Авиетка  стояла  где-то  в  ее
конце. Аркадий удивился, что нигде не видно дилонов, и хотел было спросить
у  Ронны  об  этом,  но  вспомнил,  что  дилоны  считают   интеллектуально
неполноценными тех, кто пристает к ним с вопросами, и промолчал  -  только
высказал свое недоумение Асмодею. Киборг ответил, что  чувствует  какой-то
непорядок и в себе, но не может разобраться, что к чему, -  его  приемники
ничего существенного не фиксируют. Бах заметил,  что  неплохо  бы  киборгу
позаимствовать  остроту  восприятия  у  дилонов,  тогда  бы  он  смог  без
специальных приемников и датчиков  самостоятельно  вычислить  смысл  любых
непорядков. У киборгов обидчивость не была запрограммирована,  но  Асмодей
вдруг огрызнулся, что самоусовершенствованием надо заняться  людям,  а  не
ему - все восприятия у него на порядок острей, чем у человека.
     Аркадий бросил взгляд на склонившего голову Ронну и споткнулся. Ронна
так вытянул шею и так склонил голову налево, что она почти падала с плеча.
Нижняя челюсть отвисла, глаза потускнели, безволосая голова  побелела.  Он
путался в шаге, что-то тихонько вывизгивал. Но еще больше испугали Аркадия
руки дилона. Он удлинял их, когда хотел в два обвива охватить свою  грудь,
а сейчас они волочились по грунту, когти на  десяти  пальцах  каждой  руки
сухо постукивали по камням.
     Аркадий схватил Ронну за плечо и заорал:
     - Что с тобой?
     Ронна приподнял голову. Ретрансляция  мыслей  в  слова  шла  неровно,
через каждые несколько слов прерывалась. И каждую фразу  сильней  обычного
сопровождало повизгивание:
     - Не  понимаю...  У  меня  ломит  кости...   Мутит...   Иновременник,
постоим... Уве Ланна, где он? Пусть он...
     Уве Ланна  плелся  позади,  так  глубоко  погруженный  в  мысли,  что
непорядок в  окружающем  мире  до  него  не  дошел.  Он  вздрогнул,  когда
посмотрел на обессилевшего Ронну, и стал тревожно оглядываться.
     Аркадий взглянул на небо. С двух сторон зенита  сияли  по-полдневному
роскошная Гаруна Белая и нежная Гаруна Голубая - Аркадию почудилось что-то
зловещее  в  ее  ласковом  блеске.  Аркадий  перевел  взгляд   на   ручной
передатчик. На экранчике возникло встревоженное лицо Кнудсена.
     - Торопитесь  к  авиетке!  Что-то  нехорошее  вокруг  вас,  но   наши
анализаторы пока не дают однозначного ответа.
     Аркадий потянул каменно застывшего в трудном  размышлении  Ронну,  но
тот лишь с трудом пошевелился. Бах,  присоединив  свои  усилия  к  усилиям
Аркадия, энергично приказал дилону:
     - Двигайся, дружище! Бери ноги в руки! Да не  толкуй  мои  слова  так
буквально, это образное выражение. До чего же вы друзья,  неповоротливы  и
неоперативны!
     Асмодей в эту минуту возился с Ланной. Молодой Различник, уяснив себе
какую-то опасность, вдруг, как  и  его  старший  друг,  впал  в  бессилие.
Асмодей взвалил на себя Уве Ланну и побежал вперед. Аркадий с Бахом тянули
Ронну, в полной прострации волочившего  по  камням  и  ноги  и  руки.  Бах
крикнул Аркадию:
     - Спеши к авиетке и готовь ее в  полет.  Я  как-нибудь  дотащу  этого
слабака!
     Аркадий оставил Баха с Ронной и быстро обогнал Асмодея.
     Авиетка стояла на  том  же  месте,  в  сторонке  покоились  два  шара
дилонов, недавно конвоировавшие хронавтов. Аркадий заколебался - пятерым в
авиетке не разместиться, дилонов нужно сажать в их шар. Но смогут ли  они,
обессиленные,  управлять  своим  летательным  аппаратом?  Аркадий  включил
ручной передатчик и услышал приказ командира "Гермеса":
     - Пусть Асмодей с Ланной сядут в шар. Страхую охранным полем. Скорей,
скорей!
     - В шар сяду я с Ронной! - крикнул подоспевший Бах и подтащил Ронну к
одному из шаров.
     Ронна,  протянув  длинные  руки,  ощупью,  как  слепой,  цеплялся  за
раскрытый зев шара, но не мог впихнуть  свое  тело.  Сильным  толчком  Бах
вбросил дилона внутрь и впрыгнул сам. Асмодей  проворно  влез  в  авиетку,
положил Ланну на скамейку. Аркадий вскочил следом и мигом  задраил  дверь.
Голос Кнудсена прокричал:
     - Ко мне!.. - и прервался, не договорив.
     То, что совершилось в следующую минуту - Аркадий это  сразу  понял  -
должно навеки остаться страшной картиной в его памяти. Приникнув  к  окну,
почти не дыша от негодования, он все же не мог оторвать глаз от того,  что
совершалось на поляне.
     Оба шара - и пустой, и тот, в каком укрылись Бах с  дилоном  -  вдруг
затряслись, завибрировали,  зазвенели  живыми  голосами  и  покатились  от
авиетки. Отдалившись на десяток метров, пустой шар  заметался  в  траве  и
стал распадаться на части. В воздухе не было ветра, ни  одна  травинка  не
шевелилась, а шар разбрызгивало, как взрывом. Не прошло и десятка  секунд,
как по земле катились, подергиваясь, лишь осколки летательного аппарата.
     Второй шар взлетел, но на первых же метрах  полета  распад  настиг  и
его. Из шара выпал Ронна, его подбрасывало и катало по траве, он судорожно
хватался обеими руками за стебли и камни, но не мог  удержаться:  какая-то
мощная сила крутила и несла его.
     Шар, в котором оставался Бах, беззвучно распадался в воздухе. Аркадий
судорожно хватал рычаги, нажимал на кнопки - надо было немедленно взлететь
и мчаться за гибнущим шаром, чтобы выхватить Баха, пока тот еще боролся за
свою жизнь в разваливающемся аппарате. Но  авиетка  не  слушалась  команд:
трижды, четырежды, десятки раз давил Аркадий на кнопку взлета, а взлета не
было, и остатки шара медленно уносились от авиетки.
     Шар повернулся в воздухе,  и  Аркадий  снова  увидел  Баха.  Археолог
распластался всем телом  по  боковине  шара,  руки  вцепились  в  какие-то
обнажившиеся тяги и провода,  ноги  впились  в  неровности  бывшего  пола.
Человека трясло вместе с шаром, бросало то вверх, то вниз, то  вправо,  то
влево, а он  не  отрывался  от  тех  обломков,  за  которые  так  отчаянно
цеплялся. Остатки шара пропали между деревьями, а затем в чаще синего леса
вспыхнуло багровое пламя и донесся  грохот.  Еще  спустя  мгновение  пламя
погасло, а крутящиеся  остатки  двух  шаров,  словно  гонимые  бурей,  все
уносило и уносило  в  безветренном  воздухе,  не  способном  пошевелить  и
травинки. И вдалеке от авиетки, на самом краю поляны, смутно  чернело  уже
неподвижное тело Рина Ронны, да в древесной  чащобе  расплывалось  светлое
облачко - дымное свидетельство взрыва.
     До Аркадия  наконец  дошло,  что  кто-то  рвет  его  руки,  судорожно
закоченевшие на пульте.
     Аркадий услышал молящий голос Асмодея:
     - Аркадий! Пусти к пульту! Мы гибнем!




                               Часть вторая

                            В ФОКУСЕ ХРОНОБОЯ

                             Аркадий Никитин

                                    1


     Аркадий снял руки с пульта.  Асмодей  быстро  заменил  его  у  кнопок
управления.  Только  теперь  Аркадий  понял,  что  таинственная  вибрация,
разметавшая оба шара дилонов, уже терзает и авиетку,  но  защитный  щит  с
"Гермеса" амортизирует налетающее волнами чужое поле. Асмодей крикнул, что
одна волна отражена, вторая нейтрализуется,  но  охранное  поле  "Гермеса"
слабеет. Усевшись вместо Аркадия у пульта,  киборг  ввел  полную  мощность
собственной защиты авиетки - беснование внешних  полей  немного  притихло,
однако в кабине все содрогалось и звенело. С трудом передвигая  трясущиеся
ноги, Аркадий подобрался к Ланне. Дилон лежал на скамье,  жалко  приоткрыв
зубастый рот. Ни одной осмысленной передачи от него не шло. Аркадий сказал
Асмодею:
     - У парня памороки отшибло. Я постараюсь привести его в чувство, а ты
налаживай четкую связь с  "Гермесом".  Анатолий  почему-то  закричал:  "Ко
мне!.." Миша Бах погиб, с ним и с Ронной так подло расправились! Неужели и
на "Гермес" напали?
     Асмодей хмуро ответил, не поворачивая головы:
     - Связи с хронолетом нет. Ни четкой, ни нечеткой.
     - Как нет связи? Разве может отказать связь, если  действует  силовая
защита "Гермеса"?
     - И  силовой  защиты  "Гермеса"  больше  нет.   Мы   противоборствуем
нападению одним своим полем.
     Аркадий схватился за ручной передатчик. Рука подрагивала.  Передатчик
казался целым, а связи не было. На экранчике не появилось  даже  размытого
изображения  корабля.  Ни  при  каких  вариантах  аварии,  кроме   больших
повреждений корабельных  генераторов,  не  могло  произойти  столь  полное
отключение.
     - С хронолетом беда! - закричал Аркадий. - Срочно курс  на  "Гермес"!
Чему ты ухмыляешься?
     Асмодей и  вправду  улыбался,  но  то  была  ухмылка  не  радости,  а
замешательства.  Аркадий  часто  видел  киборга   радостно   хохочущим   -
растерянным он был впервые.
     - Не могу определить курса. Все приборы отказали.
     - Летим визуально. Держи на большую рощу. Скорей, Асмодей!
     Металлический голос киборга прозвучал глухо:
     - Не могу! Мир пропадает. Аркадий, скоро не будет мира!
     Два дилона, недавно задававшие авиетке направление  полета,  посадили
ее на полянке неподалеку от города. Аркадий запомнил синествольные деревья
с оранжевыми кронами - удивился их густоте, когда вылезал  из  авиетки.  И
трава поражала: она была  сумрачно-фиолетовой,  от  нее  струился  терпкий
аромат. Точно такой же предстала эта полянка,  когда  они  впятером:  трое
людей и двое дилонов - выбежали на нее, спасаясь от  неведомой  опасности,
заставившей обоих дилонов так внезапно потеряться и ослабеть.
     Сейчас  все  переменилось.  В  закрытую  авиетку  ароматы  извне   не
доносились, но траву можно было бы увидеть - а травы больше  не  было,  ни
густо фиолетовой, ни обесцвеченной - ее всю словно вырвали  до  последнего
стебелька. Почва, на которой покоилась авиетка, слагалась из одних  камней
и песка -  однотонно  сероватых  камней,  однотонно  сероватого  песка.  И
деревья, замкнувшие полянку в свой круг, вдруг потеряли листву и окраску -
они были без оранжевых крон, стволы из  синих  стали  грязно-серыми.  Лишь
силуэты прежних могучих растений проступали как бы в мареве. Стерся и труп
Рина Ронны на краю полянки - темный и неподвижный, он посерел, расплылся и
исчез. Уве Ланна,  обретя  потерянную  было  способность  мыслить,  что-то
протранслировал Аркадию, с трудом поднимаясь со скамейки. Аркадий подбежал
к дилону. Трясущийся Различник  показывал  на  пропадающий  лес  и  путано
телепатировал, что рангуны поймали их в прицел своих  хронобойных  орудий,
надо немедленно бежать!
     - Куда бежать? Покажи - куда? - крикнул Аркадий.
     - Бежать! - твердил дилон. - Поскорей! Подальше! Нас здесь разбросает
по прошлому и будущему. Скорей, скорей!
     Киборг быстро проверил  ходовые  генераторы.  Они  работали.  Авиетка
взмыла. Стирающийся лес обесцвеченных, потерявших листву деревьев,  почва,
лишившаяся своей травы, падали вниз.  По  курсу  сверкала  Свирепая  Белая
Гаруна, другая Гаруна томно  сияла  левей.  Авиетка  повернула  на  Гаруну
Голубую. Асмодею показалось, что он сам задал направление, - и до него  не
сразу дошло, что полетом теперь командует чужая сила, и она гораздо мощней
его собственных решений.
     - Мы в фокусе хронобоя! - горестно телепатировал Ланна. -  Нас  скоро
разорвет на прошлое и будущее.
     Аркадий сообразил наконец, чего  страшится  дилон.  Рангуны,  похоже,
владели искусством путать  течение  времени  -  замедлять  одни  процессы,
ускорять другие: то самое, что испытывал в  первых  своих  хроноустановках
творец  хронистики  Чарльз  Гриценко.   Автор   науки   о   трансформациях
физического времени академик Гриценко создал на  Урании,  соседке  Латоны,
специально оборудованную хронолабораторию. И там впервые  экспериментально
осуществил  разрыв  физического  времени   в   материальных   телах.   Для
биологического объекта это означало гибель, но на минералы  и  металлы  не
действовало. А среди сотрудников Гриценко был и нынешний капитан "Гермеса"
Анатолий Кнудсен - по собственному признанию создателя  хронистики,  самый
даровитый из его учеников. Но разве Анатолий не говорил, что для "Гермеса"
не   опасны   местные    разрывы    времени?    Мощные    хроногенераторы,
хронотрансформаторы и  хроноэкраны  сумеют  противостоять  любому  разрыву
связи времен. В  лабораторных  условиях  Латоны  и  он,  Аркадий  Никитин,
хроноштурман  "Гермеса",  неоднократно  испытывал  надежность  корабельных
аппаратов в любом  режиме  хроноразрывов.  Один  из  хронотрансформаторов,
преобразующих искривленное и пульсирующее время внешнего  мира  в  прямое,
смонтирован и в авиетке - небольшой аппарат, вон он покоится на полу у ног
Асмодея! Пока он действует, можно не  опасаться  ни  разрывов  времени  на
прошлое и будущее, ни замедлений, ни убыстрений.
     И Аркадий стал успокаивать ополоумевшего от страха Различника.
     - Возьми себя в руки,  Ланна.  Нет,  не  обхватывай  себя  руками,  а
перестань трястись. Разрыв времени нам не страшен. Мы  унырнем  в  фазовое
время - как раз на точке, где рангуны устроят разрыв.
     Асмодей все снова и снова,  на  разных  каналах,  выискивал  связь  с
хронолетом. Но для приемников авиетки"Гермеса" больше не  существовало.  И
города дилонов не существовало. С высоты он должен был открыться -  но  не
открылся. На все стороны простиралось скопище сероватых песков  и  камней,
лишенное признаков жизни. А над авиеткой, почти в зените, сверкала  Гаруна
Белая,  и  скромно  сияла  в   сторонке   Гаруна   Голубая.   Был   точный
астрономический полдень - все хронометры показывали глухую  ночь.  Асмодей
захотел изменить курс и повернул  на  Гаруну  Белую.  Авиетка  затряслась,
завибрировала, завизжала каждым сочленением. Ланну швырнуло со скамейки на
пол. Аркадий вцепился руками в поручни кресла и крикнул:
     - Асмодей! Ты решил вытрясти из нас душу?
     - Хочу узнать, крепко ли завладела нашей душой чужая воля, -  ответил
Асмодей. - Держись, Аркадий!
     Он крутанул на прежний курс. Тряска  прекратилась.  Выждав  несколько
секунд, Асмодей снова бросил авиетку вправо,  и  она  снова  затряслась  и
завибрировала. У Аркадия сводило каждую жилку, зубы стучали, руки рвало  с
поручней. Дилон тихо постанывал на  полу.  Аркадий  еле  выговорил  сквозь
дребезжащие зубы, когда Асмодей обернулся посмотреть, не нужна ли  срочная
помощь:
     - Продолжай!
     Асмодей поднял вверх обе руки, показывая,  что  больше  не  командует
движением. Авиетка, медленно поворачиваясь, сама ложилась на прежний  курс
- на Гаруну Голубую. И так же медленно  стала  затихать  тряска.  Авиетка,
потеряв  разбуженные  в  ней  голоса  вибраций,   молчаливо   мчалась   по
предписанному ей направлению. Аркадий усадил дилона в кресло позади своего
и сказал Асмодею:
     - Поворачивать нам запрещают, а как с высотой? Не меняй  курса,  чтоб
нас не разнесло на кусочки, но опустись пониже.
     Асмодей плавно устремил авиетку вниз. Неведомая  сила,  командовавшая
движением, противодействия не оказала. Из марева стали выплывать очертания
гор, потом показался и лес, безжизненно серый, как бы ободранный, - хлысты
и сучья, ни один листочек не оживлял этого мертвого леса. Аркадий  толкнул
дилона, отрешенно сидевшего с закрытыми глазами:
     - Очнись! Что говорит тебе этот пейзаж?
     Ланна глянул вниз. Даже со стороны было видно, что его охватил ужас.
     - Назад! Скорей назад! Иновременник, нас несет в разнотык времен!
     - В разнотык времен? Я правильно услышал?
     - Самое страшное место на планете! Здесь природа сошла с  ума,  здесь
она хронобуйствует. Такие хроновороты! Такие хронобури! Живому  здесь  нет
спасения. Назад, назад!
     - Наши двигатели заблокированы, мы не можем повернуть назад.
     - Тогда сесть! Может, выберемся пешком.
     - Снижение не воспрещено, - ответил  Асмодей  на  взгляд  Аркадия.  -
Попытаюсь идти плавно вниз, будто отказывают двигатели.
     Вскоре стало ясно, что тех, кто гнал авиетку в область  хроноворотов,
обмануть не удалось. На высоте в сотню метров  снова  появилась  вибрация.
Асмодей вывернул авиетку на горизонтальный полет.
     - Посадку тоже не разрешают, - констатировал Аркадий. - Но смогут  ли
воспретить падение? Асмодей, проверь защитные поля. Дилона я возьму в свое
поле. Веди авиетку вниз, пока она не начнет  распадаться.  Я  выброшусь  с
Ланной, ты за мной.
     Асмодей снова начал снижение. На этот раз вибрация  появилась  сразу.
Аркадий обнял дрожащего дилона. Асмодей распахнул дверцу и крикнул:
     - Внизу площадка. Прыгаем!
     Аркадий, не отпуская дилона, полетел  вниз.  Защита  сработала  -  на
почву и Аркадий, и Ланна не  свалились,  а  встали.  Неподалеку  опустился
киборг. Распавшаяся авиетка грудой  лома  умчалась  за  горизонт.  Асмодей
топал ногами и орал:
     - Провели их! Еще минуту - вытрясло бы мозги! Всех рангунов надул - я
такой!
     По лицу молчаливого Ланны было видно, что он не  разделяет  ликования
киборга. Аркадий скомандовал:
     - Теперь шагать! За горизонт этой околополюсной пустыни, подальше  от
проклятого разнотыка времен и убийственных хроноворотов.



                                    2


     Он показал рукой на юг - так  в  древности  полководцы  повелительным
жестом бросали свои войска в поход. Асмодей остановил его.
     - Аркадий, ты хорошо продумал план спасения?
     - Я не способен сосредоточиваться на размышлении, как  Различник,  но
простым человеческим соображением понимаю - спасение там, где нет  угрозы.
Здесь грозят хроновороты, на юге их нет. Значит, на юг!
     - Аркадий, надо на север. Туда улетели остатки нашей авиетки.
     - Для чего тебе эта груда лома?
     - Оснащение  авиетки  полностью  не  уничтожить.  Генераторы  хода  и
защиты,  хронотрансформаторы,  мой   компьютер   личин,   запасы   пищи...
Что-нибудь да сохранилось.
     - Ты прав. Идем на север.
     Асмодей зашагал впереди. Аркадий, поддерживая шатающегося  дилона,  с
улыбкой - для приободрения - сказал:
     - У  нас  моряки  считают  скорость  эскадры  по  самому  тихоходному
кораблю. Ты у нас тихоход, будем подделываться под тебя, но и сам старайся
двигать ножками.
     Уве Ланна освободился от поддержки Аркадия. Он старался не отставать,
хотя ему было трудно угнаться за Асмодеем - тот оглядывался и сбавлял шаг.
Аркадий восстанавливал в уме пережитые события. Все получалось иначе,  чем
задумывалось. Люди прибыли на Дилону с миссией мира - и сразу ввязались  в
войну. Они здесь  никому  не  враги,  но  один  из  них,  крупный  ученый,
прекрасный человек, погиб - и ни Аркадий, ни оставшиеся  на  могущественно
оснащенном  корабле  друзья  не  спасли  его.  Почему  он   погиб?   Зачем
понадобилось уничтожать его?  И  что  с  "Гермесом"?  Неужели  и  хронолет
уничтожен? И Мария с Анатолием тоже мертвы, как несчастный Миша Бах?
     - И как, возможно, скоро будем мертвы и мы! - вслух произнес Аркадий.
     Все непонятно! И что загадочные рангуны  беспричинно  объявили  людей
своими врагами и с жуткой последовательностью стремятся их  уничтожить.  И
что в своей жестокой вражде применяют средства мощней защиты хронавтов,  и
что природу этих средств не удается разгадать. Самое срочное - разобраться
в ситуации. Преодолеть враждебные силы. Хотя бы ускользнуть из  мест,  где
они непреодолимы. Гонят в какую-то область хроноворотов,  как  баранов  на
убой!
     Итак, ситуация. Две соседних звезды связаны взаимным  тяготением,  но
существуют в двух разных потоках времени. И если одна  звезда  движется  в
свое будущее, то  другая,  тоже  двигаясь  в  свое  будущее,  одновременно
погружается в прошлое соседки, ибо будущее одной  -  прошлое  для  другой.
"Удивительно  просто,  не  так  ли?"-  сказал  бы  погибший  Рина   Ронна.
-"Чертовски запутанно!"- так скажет Аркадий  Никитин,  штурман  хронолета,
свободно перелетающего из одного  потока  времени  в  другой.  Просто  или
запутанно, но реально!  Если  бы  две  Гаруны  столкнулись,  они  враз  бы
аннигилировали, ибо одна из обычного вещества, а другая  из  антивещества,
поскольку антивещество,  так  сегодня  считают  иные  физики,  это  то  же
вещество, только в обратном времени. К счастью для Дилоны ни одна из Гарун
пока не стремится в объятья другой.
     Зато  оба  светила  устраивают  злодейские   хроновороты,   размышлял
Аркадий. Дилона клонится то к Белой  Гаруне,  то  к  Голубой  -  и  каждая
возбуждает на обращенной к ней стороне свое время.  А  столкновение  их  и
есть разнотык времен, так ужасающий дилонов.  Вроде  как  идешь  навстречу
самому  себе,  как  бы  бросаешься  на  самого  себя!  Пока   все   просто
непостижимой дилонской простотой. Но хроновороты?  Но  завихрения  времен?
Хроноциклоны, так?
     Чувствуя,  что  его  размышления  неспособны  разъяснить  всю  физику
времени, Аркадий заговорил с дилоном:
     - Ланна, ты не мог бы объяснить мне то, чего я не понимаю.  Люди  без
вопросов не могут, придется тебе с этим примириться.
     Ланна знал о хроноворотах только то, что они существуют и  что  любое
существо, попавшее в хроноворот, непременно погибает. Аркадий  допытывался
- погибает или исчезает? Ланна поправился: погибает, потому что  исчезает,
то  есть  исчезает,  потому  что  погибает.  Хрен  редьки  не   слаще,   -
прокомментировал Аркадий. Так  погибла  его  дорогая  Салана,  пожаловался
Ланна. Ее похитили, но потеряли в хроновороте. Она там  навсегда  исчезла.
Из хроноворотов не выбираются.
     Больше ничего из Ланны Аркадий не извлек.  "Для  воплотителя  Высшего
Разума понимание ситуации могло быть и поглубже,  -  недовольно  размышлял
Аркадий. - Что, собственно, такое разнотык времен? Место, где прямое время
схлестывается с обратным, территория хронобоя. И  могила  всего  живого  -
качка то в прошлое, то в будущее. Не такова ли  поразившая  нас  вибрация?
Прошлое резонирует с будущим -  то  прыжок  вперед,  то  прыжок  назад,  а
настоящего нет, настоящее разорвано, настоящее - только вибрация между уже
прошедшим и еще не наступившим. Для первого приближения подойдет.
     И прав Ланна - из такого местечка надо поскорей бежать, пока тебя  не
разорвало между прошлым  и  будущим.  Но  куда?  Делаю  следующий  шаг.  В
разнотыке времен рождаются хроновороты. Удар лоб в лоб создает завихрения.
Стало  быть,  время  из  прямолинейного  превращается  в  кривое?  И   сам
хроноворот - уход от  прямой  аннигиляции,  от  взаимного  уничтожения  не
только  настоящего,   но   и   прошлого,   и   будущего.   Безвременность,
вневременность - категории,  чуждые  природе,  в  ней  все  существует  во
времени. Наверно, есть и закон, что сумма разновременностей  во  Вселенной
есть величина постоянная, и, стало быть,  время  физически  неуничтожаемо.
Вот, кажется, и я открыл свой собственный закон мироздания - да еще какой!
Если  останусь  на  Дилоне,  попрошу  внести  этот  закон  в  мой  Паспорт
Взрослости - как личное открытие.
     Но что следует из этого неожиданного открытия,  которое  когда-нибудь
объявят великим? А то следует, что хроновороты неизбежны при  столкновении
противоположных потоков времени - только искривление  времени  гарантирует
его неуничтожение. Время изгибается, чтобы  сохраниться.  А  раз  так,  то
можно в том же  хроновороте  проделать  полукруг  и  возвратиться  в  свое
однолинейное время. Дилоны считают, что на полюсах природа сходит  с  ума.
Во всяком безумии есть своя система  -  и  чаще  всего  разумная.  Безумие
хроноворотов - единственная  разумная  защита  от  уничтожения.  Итак,  не
бежать от хроноворота, а вынестись на нем, как  на  взбесившемся  коне,  в
место  поспокойней.  Должен  же,  черт  побери,  любой  вихрь   где-нибудь
ослабнуть и распасться!"
     Аркадий почувствовал удовлетворение от силы своей мысли.  Немного  бы
попрактиковаться в самодвижении  понятий  без  подсказок  извне  -  и  он,
пожалуй, сдаст экзамен на высокий ранг в иерархии дилонов. Но  размышление
об опасности отнюдь не отменяет самой опасности, - тут же сказал он себе.
     Аркадий стал осматривать окрестности.
     Мир был до того уныл, что  щемило  сердце.  И  на  Земле  встречались
пустыни - их  берегли  как  достопримечательность  природы.  И  на  других
планетах не жаловались на недостачу  пустынь  -  мирились  с  ними  как  с
неизбежным злом. Но в тех пустынях была первозданная величественность, они
покоряли  грандиозностью.  В  околополюсном  пространстве  Дилоны  на  все
стороны простиралась не пустыня, а могила - кладбище окаменелых  деревьев,
серый песок!
     - Вижу! - закричал Асмодей, энергично продираясь  сквозь  окаменевший
кустарник. - Авиетка, Аркадий!
     Это была не авиетка, а груда обломков. Асмодей извлекал  из  лома  то
один, то  другой  предмет.  Аркадий  относил  в  сторонку  то,  что  могло
пригодиться. Ланна, уперев  глаза  в  грунт,  сосредоточился  на  какой-то
трудно вьющейся мысли. Почти потеряв сходство с человеком, он в эти минуты
казался Аркадию настоящей, очень доброй  и  очень  грустной  собакой,  для
чего-то вставшей на задние лапы. Аркадий хлопнул  молодого  Различника  по
плечу.
     - Не старайся самостоятельно сообразить,  для  чего  нужны  предметы,
которые мы выуживаем из обломков. Лучше помоги перетаскивать.
     Ланна от усердия широко открывал удлиненный рот с двумя рядами  зубов
сверху и снизу. Но аккуратно складировать  вещи  было  ему  не  под  силу.
Аркадий остановил Ланну: тот старался взгромоздить компьютер личин Асмодея
на переносной, вроде школьного ранца, гравитатор - механизм капризный,  но
незаменимый, когда надо срочно превратиться  из  ходящего  и  скачущего  в
парящего и летящего.
     - Присядь и  отдыхай,  Ланна.  И  наблюдай,  что  делает  Асмодей  со
спасенным снаряжением, слушай, что он скажет о назначении аппаратов.  Тебе
полезно  ознакомиться  с   человеческой   техникой,   раз   уж   совместно
выпутываемся из беды.
     Корпус авиетки распался, но почти вся аппаратура сохранилась. Асмодей
вслух извещал, что можно использовать. Вот этот хрономоторчик -  генератор
фазового времени, питается  и  от  радиации  "Гермеса",  и  от  двигателей
авиетки. "Гермес" неизвестно  где,  а  двигатели  авиетки  повреждены.  Но
почему  бы  для  питания  хроногенератора  не  использовать  сохранившиеся
гравитаторы? Или личную защиту Аркадия  и  Асмодея,  смонтированную  в  их
одежде? Индивидуальная защита генерирует слабые поля для экранирования  от
механических, лучевых, гравитационных нападений. Но ее можно подключить  и
к хрономотору, чтобы выскользнуть из опасного времени в  близкую  фазу,  в
которой опасность отсутствует.
     - А вот эта турбинка, - Асмодей с нежностью  поднимал  и  поворачивал
небольшой приборчик, - по мощности не  заменит  настоящих  двигателей,  но
если ее закрепить на обыкновенной доске да спарить с гравитатором, а у нас
гравитаторов два, то ведь получится самолет. Рекордов скорости не  побить,
от оснащенного врага не скрыться, но заменить пешее продирание сквозь чащу
окаменевших веток на неспешный полет над ними - нет, это тоже неплохо!
     - А вот этот контейнер, -  показывал  Асмодей  на  ящик  с  пищей,  -
спасение для Аркадия. Мне, естественно, пищи не надо, дилоны обедают раз в
месяц, но Аркадий должен ежедневно подкрепляться: а тут ему еды на  добрые
три недели.
     - И, наконец, компьютер личин, - в бодром голосе Асмодея  послышались
грустные  нотки:  великое  творение  Марии   Вильсон-Ясуко   было   сильно
повреждено. В нормальном состоянии он способен создать два десятка личин -
об  этом  сейчас  и  не  мечтать.  Удовлетворительно  функционируют   лишь
программы трех личин, в том числе и его нынешней No 17.  Такая  авария,  а
даже рожки на голове не погнулись!
     - Твоя личина доброго дьявола так хороша, что мы согласны видеть тебя
в ней всегда, - успокоил его Аркадий.
     - Поищу дерево для самолета, - сказал Асмодей и убежал в чащу.
     Аркадий позвал к себе Ланну. В зале Предварения Ронна  объяснял,  что
дилоны еще в школе самостоятельно открывают важные законы природы,  а  кто
специализируется на Конструкторов  Различий,  обязан  еще  и  опровергнуть
закон  природы  -  и  непременно  важный.  Какие  именно  законы   природы
опровергал Ланна?
     Ланна, оживившись от приятных воспоминаний, сказал, что открыл потерю
веса предметов в воде, которая у  людей  называется  законом  Архимеда,  а
выбрав профессию  Различника,  специализировался  на  опровержении  закона
всемирного тяготения. Он долго манипулировал с водой, добиваясь, чтобы она
полностью лишилась веса и уже  не  заполняла  сосуды,  а  размазывалась  в
пространстве. В дипломной  работе  на  Зрелость  он  сконструировал  воду,
которая, не растекалась, а сохраняла компактность,  рушилась  не  вниз,  а
вверх.  Фонтанирующая  антигравитационная  вода  была  удостоена  отличной
оценки.
     - Очень интересно, - сказал Аркадий. - На Земле за такое  изобретение
ухватятся специалисты по фонтанам. А пока хочу  предложить  тебе  задачку.
Открой противодействие хроноворотам. Опровергни закон природы. Верней,  не
закон, а безумие природы.  Поскольку  противоборство  с  природой  -  ваше
интеллектуальное ремесло, тебе эта задачка вполне по мысли.
     - Открою, - заверил Ланна и впал в отрешенность.
     Асмодей отыскал массивное сухое дерево. Проворно  вытащив  шпагу,  он
сделал выпад. Кончик шпаги удлинился узким лезвием пламени,  киборг  повел
пламенем по стволу, как пилой. Мертвое дерево было толщиной  почти  в  три
обхвата, но киборгу потребовалось всего  пять-шесть  земных  минут,  чтобы
уложить его на песок - срез обрушенного ствола дымился. Обрезав омертвелую
крону,  Асмодей  той  же  шпагой,  превращенной  в  огненный  резак,  стал
выпластывать в могучем стволе челнок. Работая, он хвастался:
     - Вот вы с Мишей Бахом посмеивались, что личина No 17  -  это  помесь
средневекового аристократа с дьяволом. Но ты же знаешь,  Аркадий,  дьяволы
народ работящий, не бездельники. А как аристократы  владели  шпагой,  даже
ваши дети наслышаны. Я потому и выбрал эту личину для десантного выхода на
планету: во-первых, очень красива, а во-вторых, практична -  и  оружие,  и
рабочие инструменты под рукой. Вот поглядишь, что за прелесть получится из
этого деревца. Люди еще не знали такой летательной конструкции...
     - Похожая была. Имею в виду ковры-самолеты.
     Асмодей на миг огорчился, что его опередили. Но потом сказал:
     - Знаю, знаю! Я ведь досконально изучил  человеческую  историю.  Ваши
предки, точно, летали  на  коврах-самолетах.  При  тогдашней  бедности  на
моторы это было общепринятое летательное средство. Но ведь ты же не будешь
отрицать, что мой  челнок-самолет  оборудован  гораздо  совершенней  давно
отставленных ковров-самолетов?
     - Отрицать не буду.
     Ланну пришлось потрясти за плечо, чтобы вывести из сосредоточенности.
Нет, решения пока не найдено, но определены  три  дороги,  по  которым  он
усердно шагал, когда Аркадий прервал его раздумье.
     - Шагал, не шевеля ногами, и сразу  по  трем  дорогам!  -  восхитился
Асмодей.
     Первая дорога - пересечь хроноворот, когда  он  разразится.  Как  это
сделать,  Ланна  додумать  не  успел,   но   чувствует,   что   хроноворот
приближается. Вторая дорога - умчаться с хроноворотом и сдвинуться  к  его
внешнему  краю,  а  там  выскользнуть  в  невозмущенное  время.  Если  еще
поразмыслить, он придумает и способ соскальзывания с хроноворота. И третья
дорога - бежать в центр хроноворота. В центре - спокойствие.
     Аркадий уточнил:
     - Спокойствие надо понимать  так,  что  в  центре  хроноворота  время
полностью прекращается. В центре пребывает вечность.  Я  правильно  понял,
Ланна?
     - Правильно. В центре хроноциклона миг равен бесконечности.
     - Нового ты сказал немного, - оценил Аркадий плоды раздумья дилона. -
Но омертвление времени в центре! Попасть в  такое  местечко  и  стать,  не
умирая, своей собственной нетленной статуей! Жуть! Между прочим, на  нашей
Земле центр бури, где прекращается  бушевание  вихрей,  называется  глазом
циклона.  Ты  описал  око  вечности,  глаз  мертвого  времени   в   центре
хроноциклона. Постараемся в вечность не угодить.
     - Самолет готов! - доложил Асмодей. - Можно любоваться.
     Искусство плотничанья числилось в первой десятке двадцати пяти умений
Асмодея.  В  широком  стволе  он  вырезал  несколько   желобов,   как   бы
перегороженных перекладинами. В трех  первых  желобах  удобно  размещались
пассажиры, на трех задних закреплялась аппаратура.
     - Я сяду впереди, - сказал Асмодей. - Куда держать, Аркадий?
     - Пока мы в пустыне, а не в круговороте времени. Дорога на все  румбы
открыта.  Держи  на  юг,  Асмодей,  снова  на  юг,  пока  не  воротимся  в
гостеприимный город дилонов.
     - Или пока нас не вышвырнет  на  почву  новая  судорога  резонанса...
Слушаюсь. Летим!



                                    3


     Аркадий никогда не  ездил  на  лошадях,  но  сказал  киборгу,  что  в
креслице, вырезанном в перекладине,  еще  удобней,  чем  в  седле.  Ланна,
сидевший между Асмодеем и Аркадием, с грустью вспомнил,  что  в  их  шарах
гравитаторы придают телу полувесомость - с  полувесомостью  легче  летать,
чем с полным весом. Аркадий мог включить свой  индивидуальный  гравитатор,
но опасался, что после аварии регулировка  не  такая  плавная,  как  была.
Взлететь неожиданно наверх, а после обрушиться на почву Ланна не захотел.
     Асмодей вел лодку, ориентируясь по Гарунам:  они  оставались  позади,
одна  левее,  другая  правее,  -  он  ощущал  их  спиной.  Высоту   киборг
регулировал гравитатором, тягу создавал один из сохранившихся  моторчиков,
а на защиту Асмодей использовал и свои с Аркадием скафандры, и  генераторы
разбившейся авиетки, и переносной хронотрансформатор.
     - Летим в броне, - похвалился он,  когда  лодка  взмыла  над  мертвым
лесом. - Если рангуны напустят резонансы, то потрясет, но не разорвет.
     Внизу мелькали унылые картины: оголенные холмы, пустынные озера  -  и
по зеркальной гладкости воды, не оживляемой  дуновением  ветра,  виделось,
что и вода мертва. Скорбный пейзаж озаряли двойным сиянием Гаруна Белая  и
Гаруна Голубая - холодная игра двойного света лишь  усиливала  впечатление
смерти.
     - А хроноворотов все нет! И мы всё летим! - порадовался Асмодей.
     Его замечание пробудило Ланну. Дилон пожаловался:
     - У меня путаются мысли. Близится хроноворот.
     Киборг, не любивший, чтобы сомневались в его  способностях,  объяснил
понуро сидевшему дилону, что в его наборе ощущений каждое гораздо  сильней
человеческого, а это что-нибудь да значит. Так вот, все его  ощущала  пока
не предвещают непорядка.
     - Такое смятение в голове! - еще унылей ответил дилон. - Мысли -  как
огоньки... Вспыхивают, погасают...
     Вскоре     Асмодею     представился     случай     продемонстрировать
чувствительность своих ощущал. Он сбросил скорость и, склонив вниз рогатую
голову, стал во что-то  всматриваться.  Аркадий  спросил,  что  случилось.
Асмодей ответил нерешительно - нерешительность ни для  каких  ситуаций  не
была у него запрограммирована:
     - Вдруг запутался... То вижу, то не вижу!..
     - Зрение  ослабло?  Ты  же  всегда  хвалился,  что   твои   глаза   -
разновидность оружия, а не тривиальные приемники света.
     - Аркадий! Выпусти на меня льва - с одного взгляда опрокину, я такой.
Но вон тот лес впереди... Появляется и пропадает...
     Лес был как лес - мертвый, темный,  на  стволах  смешивалось  голубое
сияние одной Гаруны с яркой белизной второй. Кроме этого смешения  красок,
Аркадий ничего не разглядел в приближающемся лесу. Асмодей закричал:
     - Мы в царстве привидений! Запускаю защиту!
     Теперь и Аркадий увидел, что лес впереди то светлеет, то темнеет.  Он
огляделся. Позади простиралась  лишенная  трав  и  деревьев  пустыня,  она
стиралась в дымке. Справа поблескивало  озерко,  его  блеск  разгорался  и
притушивался, оно то выступало сверкающей чашей в пустыне, то  неразличимо
сливалось со  своими  берегами.  Аркадий  снова  повернулся  к  лесу.  Лес
появлялся и исчезал, как будто какой-то густеющий полог  то  накрывал,  то
открывал его.
     - Разнотык времен? Не так ли? - Аркадий тронул  за  плечо  дилона.  -
Схлест противоположных потоков времени? Что теперь делать?
     Ланна бормотал, что его  угнетает  неведомая  сила,  он  не  способен
сосредоточиться. С Асмодея  слетела  бодрость  -  даже  во  время  падения
авиетки он выглядел уверенней.
     - Аркадий, нас то выносит в будущее, то отбрасывает в прошлое.
     Один рог Асмодея сиял голубым  от  левой  Гаруны,  второй  раскаленно
сверкал от Гаруны правой, - и от такого свечения киборг казался  двуликим.
Лодка подлетала к лесу.  Реальные  деревья  превращались  в  призраки,  но
полностью  не  пропадали   -   полустерлись,   каждое   продолжало   слабо
обрисовываться, а затем снова восстанавливалось.
     Аркадий потряс дилона.
     - Ланна, сколько лет живут на Дилоне деревья - вон те, что под нами?
     Немалое  усилие  понадобилось  дилону,  чтобы  во  взгляд  воротилась
осмысленность. Он ответил и снова закрыл глаза:
     - По вашему счету этим деревьям лет сорок.
     - Отлично!  Асмодей,  мы  залетели  в   хронобой.   Потоки   времени,
генерируемые  одной  Гаруной,  сталкиваются  с  противоположным   временем
другой. В общем, разнотык.
     - Вот-вот - разрыв времени. Выдержит ли его наша защита?
     - Деревья то показываются в настоящем  времени,  то  отбрасываются  в
прошлое и будущее. Но они остаются, Асмодей! Стало быть,  колебание  между
прошлым и будущим невелико. Ведь пятьдесят лет назад  их  еще  не  было  и
спустя пятьдесят лет не будет. Колебание в сто лет - вот разрыв времени.
     - Разрыв в сто лет наша хронозащита выдержит.
     Лес долго не  менял  своего  облика  -  стирался  в  призрак,  густел
кладбищем мертвых стволов, снова превращался в привидение. И,  поглощенный
созерцанием леса, Асмодей не сразу обнаружил перемены в самой  летательной
лодке. Обернувшись назад, он вдруг  обнаружил,  что  коробка  с  едой  для
Аркадия пропала. Остальной багаж лежал, одной коробки не было, словно  она
выпала в полете. Но сохранились веревки, скреплявшие коробку с лодкой, они
натягивались под прямым углом, словно  по-прежнему  схватывали  громоздкий
груз. Но под ними была пустота - они обхватывали пустоту. Асмодей крутанул
лодку влево. Теперь и веревки  пропали,  словно  их  и  не  было.  Асмодей
повернул лодку направо -  веревки  появились.  Еще  круче  повернув  лодку
вправо, он погнал ее под углом к прежнему курсу. Коробка не  возникла,  но
что-то под туго натянутыми веревками затемнело. Это могло  быть  лишь  то,
что сохранялось от содержимого коробки в их новом полетном времени.
     Ругательства у киборга  были  не  запрограммированы,  но  вырвавшееся
восклицание было равнозначно брани.
     - Что с тобой? - спросил Аркадий.
     - Надо  поворачивать  назад.   Впереди   хроноразрыв   увеличивается.
Посмотри на  корму  -  там  исчезают  не  только  коробки  с  едой,  но  и
аппаратура.
     - Защита перестает нас экранировать?
     - Может, дерево,  из  которого  сделана  лодка,  сохранится  долго  -
мертвая древесина долговечна. Но нас  унесет  из  лодки,  Аркадий.  Защита
будет экранировать пустоту, а мы будем валяться на мертвой почве в мертвом
лесу. Нас разорвет - голова затормозится в прошлом, туловище устремится  в
будущее. Это даже не для меня. Бежим назад!
     Аркадий не захотел поддаваться панике. Спасение  -  на  юге.  Там  ни
разнотыков времени, ни хроноворотов.  На  севере  -  лишь  кратковременная
отсрочка гибели. Только на юг. Единственный шанс сохранить  жизнь  -  там,
где Асмодей предрекает гибель.
     - Я гибели не боюсь, Аркадий! -  с  достоинством  сказал  Асмодей.  -
Страх смерти в меня не внедрен. Я опасаюсь за тебя и за  этого  наполовину
безжизненного юношу. Слушаюсь. Держу прежний курс.
     Теперь и Аркадий поминутно оглядывался на багажник. Коробка больше не
появлялась, пропали и скрепляющие ее веревки -  возможно,  уже  навеки  не
состыковаться ему в едином времени со своей пищей. Лучше все же смерть  от
голода, чем от разрыва времени в теле, утешал себя Аркадий. Потом на корме
стали пропадать  и  другие  предметы.  Аркадий  закричал.  Впереди  пропал
Асмодей.  На  первой  перекладине  качался  его  смутный  силуэт.  Аркадий
схватился рукой за призрачное плечо киборга. Пальцы прошли  сквозь  плечо,
как сквозь дымок. Лес заметался, обе Гаруны нестерпимо засверкали в глаза.
Аркадий потерял сознание.
     Когда он очнулся, впереди сидел реальный Асмодей и сосредоточенно вел
лодку на две Гаруны: большую, обжигающую белым жаром, и  малую,  ласкающую
фиолетово-голубым сиянием. Аркадий закричал:
     - Ты жив, Асмодей, ты жив!
     - Как видишь.
     - Значит, ты услышал меня? Я кричал, чтобы ты сменил курс.
     - Ничего я не услышал. Разве можно услышать человека, который жил  за
сто лет до тебя? Мы были уже в разных  временах.  Я  сам  изменил  курс  в
последний миг, когда это было возможно. А  хронозащита  восстановила  нашу
одновременность.
     Аркадий обернулся. На корме все лежало в прежнем порядке.  Коробку  с
пищей  охватывали  веревки.  Аркадий  передернул  плечами,  избавляясь  от
тошнотворного страха. Все  восстановилось,  но  путь  на  юг  был  закрыт.
Внезапная гибель не разразилась, но  и  спасение  не  состоялось.  Аркадий
хмуро произнес:
     - Куда же нас вынесет? Или мчаться до вечности?
     Ланна  поднял  свалившуюся  на  плечи  голову,  повернулся  -  мутные
печальные глаза уставились на Аркадия.
     - Я рад, что тебе лучше, Ланна, - сказал Аркадий. - Мы едва не попали
в тяжелый разрыв времени, но благополучно ушли.  Как  у  тебя  с  головой?
Мысли больше не раздувает и не гасит, как огоньки на ветру?
     - Меня тревожит только одна мысль, - ответил дилон. - Ты сказал,  что
из хронобоя мы ушли? Нас настигает хроноворот. Это не лучше.



                                    4


     Внизу проплывали лески и озера, холмы и долины  -  безжизненный  мир,
арена беспощадных вибраций времени. Асмодей заметил, что их сносит вправо:
они летели над новой местностью. Новый пейзаж мало отличался от  прежнего:
та же мертвая пустыня, те  же  стволы  погибших  деревьев,  те  же  тускло
поблескивающие озера. Лишь  телескопическая  острота  глаз  киборга  могла
различить в этом однокрасочном мире какие-то непохожести. А  когда  и  обе
Гаруны, в момент поворота с юга на север  переместившиеся  из-за  спины  в
лицо, стали съезжать налево, и Аркадий понял, что их выворачивает.
     - Старайся держать прежний курс, - посоветовал он.
     - Не могу, Аркадий. Посмотри вниз. Тебе не  кажется,  что  слева  мир
снова становится призрачным? Вон там, на линии горизонта.
     У горизонта  все  расплывалось.  Предметы  не  отдалялись,  а  теряли
очертания, становились полупрозрачными. Недавно, когда они  стремились  на
юг, тоже совершалось нечто похожее. Но  тогда  то  медленно  исчезали,  то
снова постепенно возникали все ближние предметы и справа и слева. А  здесь
пропадал только левосторонний мир и пропадал  издалека,  а  не  вблизи,  -
горизонт слева суживался, все  дальнее  тускнело  и  закатывалось  за  его
надвигающуюся линию, все ближнее сохранялось  -  мертвое,  однотонное,  но
четкое. Пейзаж становился односторонним, он был только с правого бока.
     - Это хроноворот, - размышлял вслух Аркадий. - Ланна  обещает  что-то
страшное, но пока я вижу  одни  несообразности.  Просто  выход  в  фазовое
время. Правда, угол много больше того, какой мы применяли на "Гермесе".
     - Страшное еще будет, - сказал Асмодей.
     - А какой будет страх?
     - Не знаю. Потряси Ланну, он должен знать.
     Трясти Ланну было пустой затеей. Дилон так измучился, что впал  не  в
сосредоточенность, а в беспамятство.  Он  откинулся  на  сидении,  вытянул
вверх острую мордочку, одно дыхание - гораздо более редкое, чем у людей  -
свидетельствовало, что жизнь не покидает ослабевшее тело.
     Аркадий вспоминал, что знает о хроноворотах. По термину -  завихрение
времени. Рождается в схлесте двух противоположных потоков времени.  Попали
в хронокольцо времени и несемся в нем. Пока все просто...
     Да, но почему так боятся  хроноворотов  дилоны?  Что  в  них  опасно?
Изменение скорости вращения  времени?  Уменьшение  диаметра  хроноворотов?
Вихревой  заворот  сжимается,  хронокольцо  превращается  в  хроноколечко,
хроноколечко завинчивается в точку. Какая же бешеная скорость бега времени
в схлопывающемся хроноколечке! Если в центре большого  хроноциклона  время
замирает и мгновение оборачивается вечностью,  то  в  ветвях  время  столь
ускоряется, что и вечность равнозначна мгновению. И задолго  до  того  все
гибнет. Там, где столетия сжимаются в секунду, не только живые клетки,  но
и почти бессмертные граниты Скандинавии не устоят. Короче - взрыв!
     Аркадий окликнул киборга:
     - Тебе не кажется, что диаметр хроноворота постепенно уменьшается?
     - Мы не сделали и одного витка, как же судить о том,  уменьшается  ли
диаметр следующих витков? Наберись терпения, Аркадий.
     Терпение относилось к  свойствам  характера,  которые  были  дарованы
Аркадию с большим недобором. Он всматривался и всматривался во все, на что
падал взгляд. И первый увидел перемену в  светилах:  ослепительная  Гаруна
Белая  потускнела,  томная  Гаруна  Голубая  разгоралась.   Асмодея   тоже
встревожили эти перемены.
     - У тебя есть объяснение, Аркадий?
     Аркадий напомнил, что обе звезды существуют в разных временах, одно в
прямом, другое в противоположном.  От  схлеста  этих  времен  и  возникают
хронобои и хроновороты.
     - Ты не отвечаешь на вопрос, Аркадий. Все это я и сам знаю.
     - Знаешь, стало быть, и ответ, которого ищешь. Каждая звезда в  своем
собственном времени ярче, чем в близком  по  фазе.  И  когда,  вращаясь  в
хроновороте, мы пересекаем истинное время звезды, она видится в максимуме.
Цикл разгораний и потускнений звезды и есть один  виток  хроноворота.  Так
вот, ближайшая задача - определить, сохраняются ли размеры хроновитка  или
он постепенно уменьшается.
     - Буду следить, - пообещал киборг.
     И опять  терпение  Аркадия  подверглось  трудному  испытанию.  Гаруна
Голубая, достигнув максимального  блеска,  совсем  затмила  недавно  столь
великолепную  Гаруну  Белую.  И  она  уже  не  была  голубой  с  сумрачной
фиолетовостью, она накалилась добела. Затем ее блеск стал притушиваться, а
сверкание Гаруны Белой восстановилось.
     - Полный цикл, - сказал Асмодей. - Хроноворот  сокращается.  Горизонт
прозрачности приблизился. Жду приказа.
     - Может, прокрутимся еще виток?
     - Опасно. Ты угадал сжатие хроноворота.  Но  как  угадать,  скоро  ли
кольцо превратится в точку?
     Та полоса слева,  где  даже  близкие  предметы  из  материальных  тел
становились силуэтами, на втором витке приблизилась.  "Если  выберемся  из
этого удивительного мира,  -  думал  Аркадий,  -  поверит  ли  кто  в  его
реальность,  когда  стану  рассказывать?"  Справа,   до   очень   далекого
горизонта,  простиралась  обширная  пустыня  -   все   было   мертво,   но
вещественно, предметы отбрасывали тени, они реально были, и небо над  ними
было реальное. А слева уже ничего не было, лодка-самолет мчалась как бы по
самой кромке горизонта, по  четко  ограниченной  линии  пустоты,  за  этой
линией даже неба не было.
     Аркадий понял, что дальше медлить опасно.
     - Асмодей, выбрасываемся из вихря!  От  твоего  умения  зависят  наши
жизни. Нужно выскользнуть наружу, а не внутрь.  Ибо  внутри  будет  взрыв,
превращение столетий в микросекунды.  Ворваться  в  хроноворот  наперерез.
Пересечь его!
     Асмодей всегда гордился, что застрахован от человеческих эмоций, хотя
способен все ощущать острей,  чем  люди.  Но  то  выражение,  с  каким  он
обернулся к Аркадию, походило на ужас.
     - Но ведь это значит - снять хронозащиту!
     - Асмодей, не медли. С каждым витком время  убыстряется.  Хронозащита
не сможет противостоять такому бегу времени.
     Киборг успокаивался  быстро.  А  пейзаж  пустоты,  поглощавшей  слева
предметный мир, действовал сильней, чем приказы Аркадия.
     - Общую защиту отключаю, индивидуальную оставляем. Аркадий, возьми  в
свое поле Ланну! Раз, два!..
     Решительное восклицание не означало, что Асмодей  так  же  решительно
сбросит всю защиту. Аркадий не почувствовал изменений, лишь стало  трудней
дышать.  Пробудившийся  из  пассивной  беспомощности  Ланна   зашевелился,
завизжал тонким голоском, но четкой мысли не передал. Хроноворот  завершил
второе кольцо, Гаруна Белая опять потускнела, Гаруна Голубая опять свирепо
накалялась.  Аркадия  уже  не  удивляло,  а  беспокоило,  что  он   ничего
необычного не испытывает. Он сказал:
     - Ты ничего не замечаешь, Асмодей?
     - А что замечать?  Убыстрение  времени  мы  тормозим  индивидуальными
полями. Уж не ожидаешь ли  ты,  что  наш  самолет  начнет  распадаться  на
щепочки от стремительного старения?
     - Я не был бы поражен, если бы это случилось.
     - Постараюсь, чтобы этого не случилось. Одно новое: сижу  неподвижно,
а впечатление, будто пустился в  бег.  Потребление  кислорода  увеличилось
вдвое. Хоть я могу не дышать, меня тревожит, что для  нормального  дыхания
нужно больше воздуха. Боюсь, что индивидуальная защита слабовата. Нас  все
же увлекает быстрина времени.
     Вскоре и Аркадий почувствовал нехватку воздуха. Он тоже, покойно сидя
в углублении на перекладине, всем телом как бы устремился в  бег.  Он  уже
должен был широко  распахивать  рот,  чтобы  заглотить  побольше  воздуха.
Аркадий сосчитал вдохи - дыхание убыстрилось чуть ли  не  в  четыре  раза.
"Хоть и грубая, но все же оценка убыстрения времени", - думал Аркадий.
     Потом он заметил, что дышать  стало  легче,  -  по-видимому,  внешнее
время стало совпадать с внутренним. Он сказал Асмодею:
     - Пора освобождаться от индивидуальной защиты. Я дышу нормально.
     - Под  хроноэкраном,  Аркадий.   Мы   уже   в   замедленной   области
хроноворота,  но  скорость  и  здесь  больше  скорости   нашего   времени.
Освободимся от хроноэкрана, когда внешнее  и  внутреннее  время  полностью
совпадут.
     Пейзаж почти не менялся. Все так же свирепо сверкала белая  звезда  и
томно сияла голубовато-фиолетовая, на них не действовало вращение времени.
"Возможно, и нет уже никакого вращения", - подумал Аркадий.
     Киборг вдруг резко направил вниз  свой  диковинный  самолет.  Аркадий
вздрогнул - уж не падаем  ли?  Ланна  дал  знать  о  своем  страхе  слабым
повизгиванием. Асмодей крикнул, что пора снимать хронозащиту, но лучше это
сделать на почве, а не в воздухе.
     Летящая лодка врезалась в грунт. Аркадия и Ланну  вышвырнуло  наружу.
Аркадий вскочил, помог подняться дилону. Асмодей ходил  вокруг  посаженной
на полянку лодки и ликовал:
     - В последнюю микросекунду! Уже совсем времени не осталось!  Погляди,
Аркадий! - Он показывал когтистой рукой на обломки лодки.
     Аркадий рассердился:
     - Чего веселишься?  Разбил  уникальный  воздушный  корабль,  повредил
аппаратуру. Повод для торжества недостаточный.
     - Нет, ты погляди! - орал Асмодей.
     Он совал Аркадию обломок развалившейся лодки. Аркадий взял обломок  в
руки, меж пальцев стала сыпаться труха. Аркадий поднял другой обломок, тот
рассыпался еще до того, как его  подняли.  Еще  недавно  каменно  прочное,
дерево распадалось при легком прикосновении.
     Пришедший в себя Ланна тоже попытался  поднять  с  почвы  обломок.  И
когда он раскрошился в гибких пальцах дилона, Ланна  сказал  человеческими
словами, отчетливо прозвучавшими в сознании обоих хронавтов:
     - Мне надо сосредоточиться. Потом объясню, что случилось.
     - У нас не хватит времени, чтобы ты саморазмышлением  все  открыл,  -
сказал Аркадий. - Поэтому не сочти  за  оскорбление  мое  толкование.  Так
скорее, а время - деньги, говорят у нас. Нет, нет, - добавил он  поспешно,
заметив,  что  дилон  опять  собирается  задумываться,  -  ты  не  дойдешь
авторазмышлением до смысла термина "деньги", это  древнее  понятие,  давно
забытое человечеством.
     И Аркадий объяснил, что киборг снимал  хронозащиту  двумя  этапами  -
сперва с летящей лодки, потом лишь с них троих. Но за тот десяток минут их
собственного времени, что лодка летела во времени убыстренном, внешнем,  -
там, где для них троих мчались мгновения,  для  нее  уже  пробегали  годы.
Дерево постарело на много лет, а они втроем за это  же  время,  по  своему
счету, провели лишь несколько минут. Лодка, дряхлея, уже в  воздухе  стала
рассыпаться. Асмодей посадил ее в миг, когда готовилась отвалиться корма с
аппаратурой. И было  бы  истинной  катастрофой,  если  бы  их  хронометры,
гравитаторы и генераторы силовой защиты при падении разбились.
     - Но  ведь  они  тоже  состарились,  когда  твой  друг  Асмодей  снял
хронозащиту с лодки, - возразил молодой  Различник,  обнаруживая,  что  не
только внимательно слушает, но иногда и быстро делает выводы. -  Я  сейчас
подумаю и определю...
     Аркадий не  дал  дилону  впасть  в  новую  задумчивость.  Конечно,  и
аппаратура  состарилась.  Но  для  конструкций  из   металлов   и   других
долговечных материалов это не так опасно, как для дерева, которое  даже  в
омертвелом состоянии не вечно.
     - Проверить, однако, надо, - сказал Асмодей.
     Втроем  они  собрали  разбросанную  аппаратуру.  Асмодей   осматривал
хрономоторы и силовые генераторы. Его лицо мрачнело.
     - Говори! -  попросил  Аркадий.  -  Вижу,  что  преувеличил  вечность
металла. И готов к худшему. Силовая защита уничтожена?
     - Ничего подобного! -  запротестовал  Асмодей.  -  Силовая  защита  в
порядке, там  такая  прочность!  И  гравитаторы  работают...  Слабей,  чем
прежде, но если придется падать, не разобьемся.
     - Хрономоторы?
     - Да, Аркадий. Хрономоторы не вынесли хронотряски.  Черт  его  знает,
простого аппарата не смогли  по-человечески  изготовить.  На  Латоне  буду
жаловаться.
     - Если воротимся, Асмодей. Если воротимся...
     - Я попробую подремонтировать их, Аркадий.
     - Что нужно для этого?
     - Местечко  поспокойней,  подальше  от  хроноворотов.   И   время   -
обыкновенное время, но в достаточном количестве.
     Аркадий  осмотрелся.  Асмодей  посадил  рассыпающуюся  от   грянувшей
дряхлости лодку  на  лесной  прогалине.  Кругом  громоздились  окаменевшие
стволы. Еще недавно они шумели голубыми  лохматыми  головами,  а  скоро  и
мертвыми перестанут быть - лодка, вырезанная из ствола, показала, что и  в
смерти своей мертвый лес не вечен. А на севере, над полюсом, клонящимся то
к одной, то к другой звезде,  разъяренно  калится  Гаруна  Белая  и  томно
струится почти фиолетовая Гаруна Голубая. Там спокойствия не найти  -  там
короткие  островки  усмирения,   крохотные   интервалы   между   трясками.
Спокойствие только на юге, в стране дилонов, - и только в часы,  когда  их
неведомые враги не начинают убийственные  резонансные  обстрелы.  Но  туда
преграждает путь хронобой. Их, забронированных еще  крепкой  хронозащитой,
вышвырнула оттуда схватка остервенелых хронопотоков.  Где  гарантия,  что,
лишенные хронозащиты, они уцелеют в фокусе неистового хронобоя?
     - Взваливаем на  себя  аппаратуру  и  шагаем  на  север,  -  приказал
Аркадий.



                                    5


     "Предусмотреть последовательность действий, - думал Аркадий, двигаясь
за тяжело нагруженным быстро шагающим Асмодеем. - Первое  -  удалиться  от
хроноворота. Вокруг бешено убыстренного  потока  времени  область  времени
замедленного  -  хроноворот,  наверно,  всасывает  в  себя  и  текущее  по
соседству время. А подальше к полюсу время до того заторможенное, что  это
уже не время, а вечность. Оказаться вне времени столь же гибельно,  как  и
угодить во время убыстренное. В одном гибнешь от мгновенного состаривания,
в другом - от консервации сиюмгновенности. Хрен редьки не слаще".
     Аркадий усмехнулся - сколько бы  усилий  понадобилось  дилону,  чтобы
своим умом дойти до вкуса неведомых ему хрена и редьки. И как ошибался тот
древний философ, - а ведь он так нравился в школе! - который придумал  для
счастья формулу: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" Черта с  два  было
бы счастье, остановись мгновенье реально!
     - Найти бы межу, отделяющую хроноворот от заторможенного  времени,  -
посоветовал Аркадий киборгу.
     - Выйдем  куда  надо,  -  пообещал  Асмодей.  -  В  этих  местах  нет
чередования дня и  ночи,  но  хронометр  у  меня  сохранился  -  моторчик,
заменяющий сердце. Я сам назначу  ночь  и  расположимся  на  отдых.  Вы  с
дилоном поспите, а я подремонтирую аппаратуру.
     Вспоминая потом поход на север, Аркадий  удивлялся,  как  они  сумели
пройти свой недолгий, но бесконечно  трудный  путь  до  первой  остановки.
Асмодей скомандовал привал на голой скале, вздымавшейся над мертвым лесом.
     Обессиленный  Ланна  уткнулся  в  почву.  Аркадий  присел  рядом,  не
отключая ни гравитаторы, ни силовую защиту. Вероятно,  это  и  спасло  их,
когда скала затряслась. Первая же  судорога,  пронзившая  камень,  бросила
Асмодея вниз - он перед этим отключил  защиту,  чтобы  лучше  работать  и,
пойманный врасплох, не сразу восстановил связь с генераторами.
     Аркадия больше ошеломил гул и грохот, вырвавшиеся из недр скалы,  чем
ее тряска. Обхватив дилона рукой, он прижался к почве и видел, как киборга
швырнуло вниз. Новая судорога в недрах скалы заставила и Аркадия с дилоном
заскользить вниз. Теперь они поменялись местами -  Асмодей,  вцепившись  в
выступ скалы, задержался на склоне, а Аркадия с Ланной вынесло к подножью.
     Аркадий вскочил, попытался поднять  и  Ланну;  одновременно,  еще  на
учебных  тренировках  усвоенным  движением,  проверил,  есть  ли  связь  с
генераторами защиты. Поврежденные генераторы все же действовали, но защита
была слишком слабой, чтобы преодолеть судорогу, в третий раз пронизавшую и
каменную скалу, и мертвую почву. Аркадия снова швырнуло,  он  закричал  от
боли, раздиравшей тело. Вибрировала каждая жилка,  трепетал  каждый  нерв.
Сам Аркадий не услышал своего  вопля:  ему  казалось,  что  все  тело  его
звенит, вопит, визжит - этот внутренний визг и звон были так реальны,  что
все истинно реальные звуки потонули в звуках воображаемых.
     Потом наступили тишина и неподвижность.  Почва  обрела  устойчивость.
Аркадий поднял голову. В глазах стояла пелена, пелену прорезали  глумливые
искры, они образовали полусветящуюся завесу -  за  ней  проступало  что-то
темное.   Аркадий   со   стоном   опустил    голову.    Темные    призраки
материализовались. Вокруг троих хронопутешественников кольцом  выстроились
странные фигуры. До Аркадия донесся как бы издалека голос Асмодея:
     - Да это же земные обезьяны! Откуда они на Дилоне?
     Ланна тоже приподнялся. На его выразительном лице изобразились ужас и
безнадежность.
     - Мы в плену, иновременник. Мы у хавронов.
     И, как бы обессилев от тяжкого объяснения, Ланна опять  повалился  на
почву.



                                    6


     Это, конечно, не были обезьяны,  как  почудилось  Асмодею.  Они  были
слишком высоки и широкоплечи для земных  обезьян  -  даже  мощная  горилла
уступила бы любому хаврону ростом  и  весом.  И  одеждой  у  них  была  не
собственная шерсть, а  что-то  похожее  на  юбочку  до  колен.  В  юбочках
виднелись карманчики и петельки, и каждый карманчик оттопыривался - в  нем
что-то хранилось, а в каждой петельке висели предметы - некоторые походили
на кинжалы и ножи, другие казались аппаратами. Четырехугольный  ящичек  на
петельке у одного особо рослого хаврона был  снабжен  жезлом,  похожим  на
антенну. Радиоприемник, подумал Аркадий.
     Но еще больше, чем оснащение хавронов, убеждало, что они не животные,
то, что двое из них выкатили вперед громоздкое сооружение -  фургончик  на
колесах, и на фургончике высился на треноге диск, похожий на зеркало.  Оба
хаврона,  поворачивая  колеса  фургончика,  направили  зеркало   на   трех
хронопутешественников. Издали было видно, как в  зеркальном  диске  тускло
отразилась голая скала и три фигурки, застывшие у ее  подножья.  Не  нужно
было  длительного  размышления,  чтобы  догадаться,  что  и  фургончик  на
колесах, и диск на нем - боевое оружие и  что  хавроны  выкатили  его  для
удара, а не для радостного знакомства с людьми.
     - Что делать? - спросил Асмодей. - Могу напасть на них.
     - Не смей! - сказал Аркадий. - Конечно, хавроны воюют  с  дилонами  -
они ведь солдаты рангунов, как объяснял бедный Ронна. Но  мы  рангунам  не
враги. И я постараюсь показать, что у  нас  нет  других  намерений,  кроме
дружественных. На всякий случай - охраняй меня.
     Аркадий стал приближаться к хавронам, протягивая вперед и  вверх  обе
руки. Еще в школе  космонавтов  ему  внушали,  что  именно  такой  жест  -
безоружные руки, поднятые вверх и немного вперед -  любого  инопланетянина
непременно убедят в доброжелательности людей. Но хавроны явно  не  изучали
языка жестов. Они стали тесниться к боевому  механизму,  а  двое  мохнатых
операторов еще проворней закрутили колеса фургончика. Диск  поворачивался,
угрожающе нацеливаясь на приближающегося Аркадия.
     - Иновременник, падай! - отчаянно протранслировал Ланна и  сопроводил
свое предупреждение громким визгом.
     Диск  вспыхнул  тусклым  желтоватым   огоньком   и   погас.   Аркадию
показалось, что его рвут на тысячу частей.  Он  упал  и  завертелся,  гася
резонансную судорогу. Поврежденная силовая защита,  не  отразив  полностью
удара, все же самортизировала его.
     На операторов резонансного аппарата вихрем обрушился Асмодей.
     Не имея  сил  подняться,  Аркадий  прижался  боком  к  земле.  Потом,
вспоминая сражение  киборга  с  хавронами,  он  не  переставал  удивляться
фантастичности увиденного. Стройная человеческая  фигура  при  шпаге  и  с
пистолетом,  в  роскошном  камзоле  и  узорных  штанах  до  колен,  как  у
средневекового  французского  маркиза,  с  усиками  какого-то   надменного
немецкого  императора  и  изящными  рожками  придворного  дьявола  Сатаны,
выхватив шпагу, бросилась на двух хавронов, переставших крутить  колеса  и
что-то достававших из своих петелек и кармашков. Из шпаги вырвалось лезвие
пламени, пламя полоснуло одного хаврона, он  с  клекотом  рухнул.  Второй,
наставив на Асмодея  какой-то  приборчик,  сдунул  пламя,  когда  оно  уже
касалось его груди, пламя метнулось в сторону. Но  шпаги  он  сдвинуть  не
смог, металл пронзил его грудь - и второй хаврон тоже свалился,  заверещав
еще пронзительней. Асмодей перекрестил  струей  пламени  из  шпаги  боевой
диск, и диск распался на четыре куска. Асмодей бросился на других  врагов,
размахивая длинным  огнем  своей  шпаги.  Хавроны  посыпались  врассыпную.
Только один рванулся вперед на киборга.
     Это был рослый хаврон с ящичком, из  которого  торчала  шестообразная
антенна. Хаврон наставил на Асмодея ящичек: две струйки пламени,  как  два
меча, скрутились и отбили одна другую - струя из шпаги киборга и струя  из
ящичка. Асмодей снова сделал выпад, и снова пламенный  выплеск  из  ящичка
пересек и отбросил вбок пламя шпаги. Хаврон пока не нападал, а  защищался,
поджидая момента, когда сможет не только парировать выпад  киборга,  но  и
нанести собственный удар. Аркадия  томил  страх,  что  остальные  хавроны,
воспользовавшись тем, что киборг поглощен огненной дуэлью,  набросятся  на
него сзади. Но не было признаков, что воины рангунов, так странно  похожие
на земных обезьян, собираются нападать со спины и боков.  Наоборот  -  они
сгрудились поближе к сражающимся, громко перекликивались  и  так  глазели,
словно главным была не победа собрата, а красочный спектакль дуэли.
     Рослый хаврон  улучил  момент  и  бросил  пламя  в  киборга.  Асмодей
повернулся, пылающее острие сбоку ударилось в  боевой  приборчик  хаврона.
Шпага Асмодея, перерезанная у эфеса, отлетела в сторону, а боевой  аппарат
хаврона вспыхнул. Отбросив комок огня, в который превратилось его  оружие,
хаврон отскочил. Тут на него ринулся Асмодей.  Сбычив  голову,  он  ударил
исполинского врага обоими рожками в живот.
     Аркадий всегда считал, что живописные рожки на голове  киборга  -  не
больше  чем  парадное  украшение  его  любимой  личины  No  17.   Асмодей,
прихорашиваясь перед зеркалом, так любовно поглаживал их, что  становилось
ясно: они его восхищают  эстетически,  деловой  ценности  в  них  нет.  Но
коротенькие рожки были оружием. Когда они коснулись тела хаврона,  из  них
вылетели точно такие же полоски огня, как и те,  что  генерировала  шпага.
Два кинжальных огня пронзили насквозь обезьяноподобного воина и  вышли  из
спины. Голова Асмодея свирепо уперлась в живот  хаврона,  в  полтора  раза
превышающего его ростом; и  два  потока  пламени  выскочили  двумя  мечами
наружу. Хаврон завопил и задергался, замахал руками, но не упал,  а  повис
на двух пронизавших его кинжальных огнях, как на железных клинках.
     Ошеломленные хавроны молча взирали на гибель  товарища,  ни  один  не
рванулся на помощь. Асмодей отдернул рога. Две огненные струи,  вылетавшие
из спины великана, сразу погасли, он зашатался и упал. И, словно очнувшись
от оцепенения, все хавроны скопом набросились на Асмодея. На мгновение  он
исчез в их куче, затем все были отброшены, и  он  стоял  один,  готовый  к
новой схватке. Три раза повторялось одно и то же:  хавроны  набрасывались,
погребая Асмодея под собой, - он всех отшвыривал, они снова  набрасывались
- и снова рассыпались.
     Аркадий поднялся,  пошатываясь  на  тряпичных  ногах,  и  поплелся  к
схватке. Вряд ли он понимал, что,  вконец  обессиленный,  не  годится  для
борьбы, зато знал, что киборгу надо помочь - без помощи тот  не  сдюжит  с
такой оравой противников.
     Ланна, по-прежнему лежащий недвижно на камнях,  удлинил  свою  правую
руку и вцепился в Аркадия десятью когтистыми пальцами.  Дилон  был  слабей
человека, но у Аркадия не хватило силы содрать  с  себя  цепкую  руку.  Он
только крикнул дилону:
     - Пусти! Немедленно пусти, Ланна!
     - Не пущу, - твердил дилон, - они тебя убьют, иновременник!
     И, вытянув вторую руку, он и ею  ухватил  Аркадия  и  потащил  назад.
Неспособный сделать хоть шаг к киборгу, Аркадий  увидел,  как  закончилась
его схватка с хавронами. Один из  нападавших  сорвал  с  киборга  моторчик
индивидуальной защиты и отскочил с радостным воплем,  размахивая  трофеем.
Двум-трем противникам Асмодей и  теперь  мог  противостоять,  но  их  было
больше десятка. Киборга повалили, опутали ремнями, положили связанного  на
фургончик - на нем уже не было боевого излучателя -  и  проворно  потащили
фургончик в лес.
     Один из хавронов подошел к Аркадию и Ланне - на мохнатой морде  остро
посверкивали маленькие злые глазки - и повернулся к  дилону.  Ланна  слабо
протранслировал Аркадию:
     - Велят быстро идти с ними. Надвигается новый хроноворот,  надо  всем
спасаться. Я попытаюсь, а ты сможешь, иновременник?
     - Постараюсь. - Аркадий шагнул с большим трудом.
     Дилон правой рукой обнял человека.
     - До сих пор ты мне помогал, теперь буду помогать тебе.
     С помощью дилона Аркадий сумел сделать несколько шагов. Боль  в  теле
усилилась, перед глазами все плыло. Только рука дилона удерживала  Аркадия
от падения. Ланна что-то громко провизжал  -  визг,  похоже,  сопровождала
мысль, но мысль до Аркадия  не  дошла.  Конвоирующий  обоих  хаврон  вдруг
побежал вперед.
     - Ты ему что-то сказал? - спросил Аркадий.
     - Велел посадить тебя внутрь фургона. Он поспешил за подмогой.
     - Велел? Ты можешь им повелевать?
     - Конечно. Эти низшие существа обязаны  выполнять  волю  воплотителей
Высшего Разума. - Дилон  задумался  и  добавил:  -  Если  мои  веления  не
противоречат приказам рангунов. А посадить  или  не  посадить  тебя  в  их
фургон, - я установил это точным размышлением, - рангуны заранее приказать
не могли.
     Аркадий уточнил ситуацию:
     - Хорошо, что ты правомочен отдавать хавронам приказы. Хоть  какая-то
гарантия безопасности. Но если ты отдашь им приказ освободить нас, они его
выполнят?
     На этот раз дилон размышлял дольше.
     - Не  выполнят,  иновременник.  Им  велели  взять  нас  в  плен.  Они
подстерегали нас. И раз есть приказ захватить, то не  может  быть  приказа
отпустить.
     - Логично.  Взять  в  плен  и  освободить   из   плена   -   операции
взаимоисключающие.
     - И это хорошо, пришелец.
     - Что хорошо? - удивился Аркадий. - Что мы в плену?
     - Что мы захвачены по приказу рангунов. Это значит, что мы у хавронов
только в плену, но вовсе не в их воле. Нас, так  я  продумал,  доставят  к
Ватуте. Верховному  Злодею  Рангунии  еще  не  приходилось  встречаться  с
людьми. Он захочет с тобой познакомиться.
     - Не уверен, что я  хочу  такого  знакомства,  Ланна.  Да  еще  таким
способом - напали, превратили в полуинвалида...
     К пленным подошли двое хавронов. Они взяли Аркадия на руки и  понесли
к фургону. От них пахло зверьем. Аркадию какую-то минуту было страшно, что
их когти вопьются в тело. Но несли его осторожно.
     Хавроны  положили  человека  рядом  с  киборгом  и  отошли.   Асмодей
изобразил  улыбку,  но  голова  и  лицо  его  были  так  измордованы,  что
получилась гримаса.
     - Не находишь ли, Аркадий, что  я  сделал  все,  что  мог?  -  хрипло
спросил киборг -  и  голосовой  механизм  у  него  был  тоже  основательно
поврежден.
     - Ты сражался как лев, - сказал Аркадий.
     Киборг относил львов к низшим конструкциям живого мира.
     - Что может лев? Ну, куснуть, ну, разок царапнуть.  А  я  разбрасывал
обезьян как щепки. Будут долго помнить. Ты и Ланна не очень пострадали?
     - Я  немного  пострадал,  а  Ланна  переменился.  Полюбуйся,  как  он
вышагивает среди наших похитителей. Знатный гость, а не пленник.
     С  дилоном  и  вправду  совершилась  перемена.  Еще  недавно  он  еле
передвигал ноги, испытывая панический страх перед хавронами, -  увидев  их
воочию, он свалился почти без сознания. А сейчас  двигался  среди  воинов,
гордо вытянув собаковидную голову; правая  рука  величественно,  в  полный
обхват, обвивала туловище, лишь  левая  безвольно  висела  ниже  колен.  И
хавроны воспринимали такое его поведение  как  естественное  -  окружавший
дилона десяток хавронов  казался  скорей  почетным  конвоем,  чем  суровой
стражей.
     Аркадий сделал знак, чтобы Ланна приблизился.
     - Нужна помощь? Вам плохо, иновременники? - осведомился  дилон  -  он
понемногу привыкал к человеческому обычаю задавать вопросы. -  Что  смогу,
все сделаю.
     - Вижу, что ты многое можешь сделать. Но  почему  ты  держишься  так,
будто вовсе не пленник?  И  почему  наши  похитители  разрешают  тебе  так
держаться? Ты ведь недавно боялся их!
     Ланна пренебрежительно оскалил зубастый рот.
     - Хавроны опасны при случайной  встрече  -  рвут  в  клочья,  а  если
оставляют в плену, то издеваются. И совсем  иные,  если  выполняют  приказ
своих повелителей. Тупые исполнители!  Зачем  же  унижаться?  Пусть  видят
величие Высшего Разума. Буду держаться так, пока нас не передадут рангунам
или пока все не погибнем в этих страшных местах.
     Аркадий показал на левую руку дилона.
     - Что с ней? Она висит как плеть. Не сосредотачивайся, плеть это... в
общем, у людей - полезный предмет. Ты недавно с такой силой  ухватил  меня
обеими руками, чтобы я не рвался к Асмодею.
     - Сейчас бы я не мог этого сделать.  Левая  рука  вдруг  ослабела.  Я
боялся этого, иновременник, но думал, что не настанет  столь  скоро.  Ваше
появление на Дилоне помешало мне выздороветь.
     - Наше  появление?  Вот  уже  не  думал,  что   препятствуем   твоему
выздоровлению. Ты болен?
     - У меня рассинхронизирован организм, - с грустью объяснил  Ланна.  -
Главная наша болезнь - рассогласование жизненных времен органов тела.
     - У людей рассогласования времен в теле не бывает, - вдруг вмешался в
разговор Асмодей, показывая, что прекрасно разбирается  в  быте  людей.  -
Люди синхронизированы от рождения до смерти.
     Дилон посмотрел на  киборга  со  снисходительностью,  которая  вполне
смогла сойти и  за  жалость.  У  людей  рассинхронизации  в  организме  не
наступает? Но не потому ли, что люди мало живут? За ничтожный период в сто
земных лет и у дилонов не возникает рассогласования времен. Он, Сын  Отцов
Различников Уве Ланна, полагает, что и у людей, доживи они до тысячи  лет,
непременно появится рассогласование: ноги будут пребывать в одном времени,
мозг - в другом. Впрочем, о людях он мыслить не будет, он сообщит о  себе.
У него убыстрилось время в мозгу, время туловища и ног отстает.
     - Разве вы не заметили, иновременники, что я кажусь замедленным?  Моя
быстрая  мысль  значительно  обгоняет  движения   тела.   Мне   достаточно
маленького размышления, чтобы разобраться  в  любой  проблеме,  но  совсем
иного времени требуют действия.
     Для излечения рассинхронизации, продолжал дилон, применяется  простое
средство - перевоплощение. Два дилона меняются частями своих организмов  -
и  синхронизация  восстанавливается.  Конечно,  подобрать  двух   дилонов,
подходящих для взаимного перевоплощения, непросто. Но все дилоны находятся
на строгом  учете  Стирателей  Различий,  а  наши  Старейшины  никогда  не
ошибаются. Безвременно погибший Различник Рина Ронна  подобрал  для  Ланны
отличного перевоплотителя, молодого  Мат  Магона.  У  Мат  Магона  мозг  в
замедленном  времени,  зато  туловище  убыстрено.   Снабдив   Мат   Магона
замедленным телом и получив от него  в  дополнение  к  своей  стремительно
мыслящей  голове  столь  же  быстрое  туловище,  и  сам   Ланна,   и   его
перевоплотитель были бы надолго синхронизированы.  Хлопоты  с  пришельцами
отодвинули дату перевоплощения, и вот результат -  левая  рука  болезненно
замедлилась.
     - Но она еще работает, - сказал дилон, пытаясь вытянуть левую руку, -
она удлинилась лишь вдвое.
     - На человеческий взгляд, твоя левая рука  не  рассинхронизирована  с
туловищем и мыслью, а тривиально больна, - сказал Аркадий.
     - Я  подумаю  над  этим,  иновременник.  Ты  сказал   -   тривиально?
Тривиально - неизвестная проблема, которую надо...
     Аркадий не дал Ланне впасть в размышление. Асмодей изнывает в  путах.
Если  веления  Ланны  исполняются  хавронами,  то  пусть  он  попросит  их
развязать киборга. Оружие у него отобрано,  сопротивляться  он  больше  не
будет.
     - Сделаю, - ответил Ланна и без спешки удалился.
     Вскоре двое охранников развязали Асмодея.  Киборг  замахал  руками  и
ногами, как бы восстанавливая кровообращение. Гимнастика не  была  у  него
запрограммирована, но  он  видел,  что  люди  по  утрам,  еще  в  постели,
занимаются ею, и считал своим долгом проделывать  все,  как  люди,  только
лучше людей.
     Потом киборг соскочил  на  почву  и  громко  захохотал  металлическим
голосом - сейчас, правда,  слегка  охрипшим  из-за  небольших  повреждений
горлового  механизма.  Оба  охранника  и  другие  солдаты,  собравшиеся  у
фургона, с большим почтением наблюдали за действиями Асмодея.
     - Так, хорошо! - объявил киборг. - Ужасно люблю быть на свободе. Быть
связанным по рукам и ногам - это не моя  стихия.  По-моему,  Аркадий,  эти
рослые обезьянки - неплохие ребята. Сражаются неважно,  но  это  им  можно
простить,  как  и  их  дурной  запах.  Уверен,  что  мы  с  ними  сойдемся
по-доброму.
     Хавроны пахли не так уж скверно, скорей  необычно  для  человеческого
носа. У киборга, правда, обоняние было острее человеческого.
     Аркадий сказал с улыбкой:
     - Рад твоему доброму настроению, Асмодей! Ланна, нам остается  решить
одну важную проблему, тут тебе надо сосредоточиться. Как наладить  общение
с хавронами? Будешь нашим переводчиком?
     Ланна презрительно покривился.
     - Хавроны не заслуживают того, чтобы тратить на  них  размышления.  У
этих бесхвостых бестий два свойства: они яростно дерутся, пока не  победят
или не погибнут, и быстро воспринимают  любую  речь.  Я  прикажу  хавронам
быстро освоить ваш язык, внесу в их тупые мозги несколько тысяч ваших слов
- и ты будешь доволен!



                                    7


     Теперь в повозке лежал один  Аркадий.  Киборг  шагал  рядом,  поодаль
плелись охранники. Впереди четверка мохнатых солдат, схватившись лапами за
дышла, тащила боевой аппарат на колесах.  По-видимому,  других  двигателей
для него,  кроме  собственных  мышц,  у  хавронов  не  было.  Картина  так
напоминала старинные изображения людей, потерявших лошадей и впрягшихся  в
свои телеги, что Аркадию стало жалко хавронов. Он сказал об этом  Асмодею.
Киборг отреагировал по-своему:
     - Поставить один из наших моторчиков? Они повреждены, но  на  десяток
лошадиных сил каждого хватит. Приказывай!
     Аркадий такого приказа не отдал. Неизвестно, куда их везут  и  что  с
ними будет, когда привезут. Глупо самому ускорять дорогу к  своей  гибели.
Пусть хавроны надрываются, если у них такой обычай - надрываться.
     Кругом  простирался  все  тот  же  унылый  мир  -  перелески  мертвых
деревьев, почва, лишенная растений,  озерки  мертвой  воды.  На  сероватом
мрачном небе сверкали два солнца, голубое и белое. И они не закатывались и
не восходили, как было еще недавно - только поворачивались на одном и  том
же  небольшом  небесном  пространстве.  Когда  отряд   хавронов   захватил
хронавтов и дилона, Гаруна Белая калилась слева. Теперь на  том  же  месте
сияла Голубая звезда, а Белая переместилась вправо. Аркадий вглядывался  в
нерадостное небо и думал, что раз обе звезды описали полный круг на полюсе
и раз они в противоположных временах,  то  и  время  должно  было  описать
полный круг и они должны теперь существовать не в своем прямом времени,  а
во времени обратном, а он такого перехода не ощутил,  да  и  вообще  такой
переход - полная остановка времени, то есть смерть, а он вроде бы  еще  не
умирал.
     К фургончику подошли Ланна и предводитель отряда.
     - Я выполнил твою просьбу, - сообщил Ланна. - Можешь  убедиться,  что
рангуны подбирают в отряды похитителей только способных к языкам. Поговори
с Клаппой, главным бандитом хавронов: это и чин его, и почетное звание,  а
имя Клаппа означает - "несгибаемый". Он очень гордится и тем, что  бандит,
и тем, что Клаппа.
     Аркадий сообразил, что почетное звание  "бандит"  представляет  собой
результат  неверного  прочтения  Дешифраторами  человеческих  слов,  и  не
решился обратиться к хаврону с таким  наименованием.  Еще  меньше  он  мог
представить себе, что возможен прямой  разговор  человеческими  словами  с
обезьяноподобным существом. Его первый вопрос к Клаппе прозвучал  довольно
невнятно:
     - Я хотел... Короче, надо бы... В общем, куда вы нас ведете?
     Ответ был дан на хорошем человеческом языке, только с  нечеловеческим
акцентом:
     - Куда надо, туда и ведем.
     Беседу  перехватил  Асмодей.  Киборга  не   удивило,   что   обезьяна
разговаривает по-человечески. Сам он был конструктивно дальше от человека,
чем любая земная  или  инопланетная  обезьяна,  но  ведь  отлично  овладел
человеческим языком! И заметив, что  Аркадий  растерялся,  быстро  заменил
его:
     - А куда надо?
     На это Клаппа ответил обстоятельней:
     - Обе Гаруны  в  противостоянии,  неизбежен  новый  хроноворот.  Надо
укрыться.
     - Есть где укрыться?
     - Пещера в скале. Хроновороты в ней гаснут.
     Клаппа отошел. Недоумение Асмодея, однако, не было рассеяно. Сведения
по хронистике в него не  внедряли.  Он  знал,  что  время  бывает  прямым,
обратным и фазовым, или криволинейным. В хронолете часто спорили  о  фазах
космического времени, он запоминал такие разговоры. И он умел пользоваться
хроноэкранами и хронотормозами,  чтобы  отстраниться  от  опасных  скачков
времени, - и пользовался ими даже лучше, чем люди. Но дальше его знания не
распространялись.
     Аркадий  объяснил  жаждущему  познания   киборгу,   что   экраны   от
хронокатаклизмов бывают не только искусственные, но и  естественные.  Иные
материалы малочувствительны к небольшим  изменениям  времени  -  например,
граниты. Гранит - долгоживущий камень, он  числит  за  собой  не  годы,  а
миллионы лет:  тысячу  лет  назад  был  такой  же,  через  тысячу  лет  не
изменится. А человеку небольшое колебание времени в  сотни  лет  гибельно.
Ведь сто лет назад этого конкретного человека не было и сто лет спустя  не
будет.  Поэтому  большая  толща  гранита,  не  изменяясь   при   небольших
перебросах времени с прямого на обратное, тем самым полностью или частично
амортизирует эти опасные для человека хроноскачки.
     - Для дилона хроноскачки так же опасны, как и для людей?
     - Опасны, но не в такой степени. Дилоны живут тысячу земных лет - что
для них жалкий скачок на сотню  лет  в  прошлое  или  в  будущее!  Немного
постареет в одном случае, немного помолодеет  в  другом.  Но  перебросы  в
пять-шесть тысяч лет гибельны и для них.
     - А  в  хроноворотах  убыстрения  и  замедления  времени   достигают,
наверно, миллионов лет? Не так? Вот почему наш Ланна так их  страшится.  Я
рад.
     - Чему ты рад, Асмодей?
     - Тому, что наш хроноэкран спасал не только тебя и меня, но и  Ланну.
Он должен быть нам за это благодарен.
     Отряд мохнатых воинов в юбочках,  набитых  оружием  и  инструментами,
шагал все быстрей. Хавроны, тащившие повозку, выбивались из сил, чтобы  не
отстать от отряда. Аркадий все больше  жалел  их  -  его  собственный  вес
немало отягчал фургончик. Попросив Асмодея помочь, он слез на землю. Ноги,
еще нетвердые, уже кое-как ходили. Почувствовав, что  фургон  стал  легче,
солдаты радостно закивали Аркадию и энергичней поволокли повозку.
     - Новая гора. Не в ней ли та  пещера?  -  сказал  Аркадий,  показывая
рукой на холм впереди.
     Холм был таким же голым и унылым, как и тот, где на хронавтов  напали
обезьяноподобные воины. Навстречу небольшому отряду Клаппы высыпала группа
хавронов. Два отряда соединились и двигались  компактной  кучкой.  Каталей
фургончика сменила другая четверка. Появился пропавший было  Ланна.  Левая
рука все больше тревожила его. В ней появилась боль, особенно при  быстром
движении.  Он  сказал,  что   рассогласование   времен   в   теле   опасно
увеличивается. Теперь он и сам понимает, что перевоплощение не  надо  было
откладывать. Вероятно, и Мат Магону, милому пареньку,  еще  не  достигшему
никаких степеней в иерархии из-за замедленности в мышлении, несладко.  Ему
жаль несчастного Мат Магона.
     - А себя не жаль? - спросил Асмодей.
     Себя Ланне тоже было жаль. Но в своей хвори он сам виноват -  затянул
перевоплощение. А в нынешних недугах Мат Магона  виноват  он,  Ланна,  это
тяготит его душу. Бедный Мат Магон так ожидал перевоплощения!
     В каменистом холме виднелось темное отверстие. Один за другим солдаты
пропадали в нем. Хронавты и дилон  подождали,  пока  в  отверстие  вкатили
повозку, потом проследовали за ней. Узкий туннель  круто  спускался  вниз.
Аркадий отметил, что каменные  стены  туннеля  светятся,  как  и  стены  в
помещениях Ратуши, где их сперва "прозеркаливали", потом  объясняли  жизнь
дилонов и вели на суд Старейшин. Только свечение стен  пещеры  было  много
слабей, чем в Ратуше. Читать при таком свете было бы трудно, но  фигуры  и
лица виднелись отчетливо. Аркадий припомнил, что еще не встречал на Дилоне
искусственных светильников, везде применялись самосветящиеся  камни,  одни
излучали ярче, другие слабее - каждый материал подбирался по  силе  света,
необходимой для определенного места. Миша Бах, если  бы  не  погиб,  думал
Аркадий, наверно, разузнал бы обстоятельней  о  самосветящихся  минералах,
это пригодилось бы впоследствии  на  Земле.  Аркадий  грустно  усмехнулся:
Земля далека, Бах погиб, а их, пока живых, гибель поджидает неподалеку.
     Самосветящийся туннель расширился и превратился  в  обширную  пещеру,
тускло освещенную  стенами,  затхлую  и  сырую.  К  пленникам  приблизился
Клаппа.
     - Здесь будем пережидать хроноворот. Отдыхайте. Выходить нескоро.
     - Одному из нас надо поесть, - сказал Асмодей, показывая на  Аркадия.
- Где пакет с запасами пищи?
     - Все ваше вон там, - Клаппа показал на дальний угол. - Возьмите  что
захочется, кроме оружия и аппаратов.
     - Пойдем вместе, чтобы не потеряться потом среди  обезьян  -  их  тут
жутко много, а свету мало, - сказал киборг и  добавил:  -  Ну,  и  дух  от
здешнего зверья!
     Хавронов было, и вправду, так много, что в просторной пещере они чуть
не лежали один на другом. Духота, показавшаяся такой неприятной Аркадию  и
Асмодею, шла от их мохнатых тел. Но это был не так запах зверья, как запах
болезни. Хотя  свету  было  чуть-чуть,  хронавты  быстро  разглядели,  что
большинство наполнивших пещеру солдат не отдыхает, а страдает. Это было не
спокойное  убежище  от  налетающих   снаружи   хроноворотов,   а   лазарет
искалеченных и умирающих. Отовсюду доносилось жалобное  рычание  и  стоны.
Аркадий спросил Ланну, откуда столько пострадавших, - ведь ни  Старейшины,
ни сам Ланна, ни его друг Ронна не говорили, что  в  этих  местах  недавно
происходили битвы, а без жестокого сражения  не  могло  бы  появиться  так
много раненых.
     Ланна долго не отвечал - то ли впал  в  трудное  размышление,  то  ли
телепатически допытывался разъяснений у самих хавронов.
     - Здесь не сраженные в битве, а пострадавшие в хроновороте, - ответил
он потом. - Отряд хотел вторгнуться  на  нашу  половину  планеты.  Но  его
покарала природа. Он попал в хроноворот,  в  солдатах  разорвалось  время.
Часть погибла, часть спаслась в этой пещере. Здесь время единое,  но  мало
кто выйдет отсюда. Только два-три десятка не пострадали, они  и  захватили
нас.
     - Разве пострадавшим не оказывают помощи, Ланна?
     - Какая  помощь,  иновременник?  От  разрыва   времени   единственное
спасение - восстановить синхронизацию. Но и это уже  мало  кому  помогает,
если разрыв времени велик. А рангуны никаких перевоплощений...
     Ланна, вдруг  прервав  объяснение,  страшно  завизжал  и  бросился  в
сторону. В полусвете пещеры его невысокая  худая  фигурка  быстро  пропала
среди массивных хавронов,  слоняющихся  между  лежащими.  Некоторое  время
слышался его голос, в нем смешивались радость и отчаяние. Аркадий  побежал
на голос. Но Ланна замолчал, и Аркадий остановился, не соображая, куда  же
идти в беспорядочном навале раненых  и  искалеченных.  Подоспевший  киборг
показал вправо - там особенно густо теснились пострадавшие.
     - Он побежал туда. Там споткнулся и упал. Я все видел.
     Резко расталкивая ходящих солдат, не церемонясь и с лежащими, Асмодей
поспешил в сторону, где упал Ланна. Кто-то охнул, кто-то  грозно  зарычал,
кто-то жалобно взвизгнул - Асмодей не стеснялся наступать то на  ноги,  то
на туловища. Аркадий схватил его за пояс.
     - В тебе нет жалости, Асмодей! Разве можно шагать по телам?
     - Жалость у меня есть, - с достоинством  возразил  киборг.  -  Полный
комплекс жалости к людям. К раненым, к больным, к маленьким, к большим.  К
женщинам, детям и старикам - даже усиленная, так  меня  запрограммировали.
Но ведь это не люди, а обезьяны, да еще враги людей, да  еще  вооруженные.
Зачем их жалеть?
     Аркадий сердито сказал:
     - Если  мы  когда-нибудь  вернемся  на  Латону,   я   попрошу   Марию
домонтировать в тебе еще один комплекс -  человеческую  жалость  ко  всему
живому, нуждающемуся в помощи.
     Философское мышление у  Асмодея  запрограммировано  не  было,  но  он
иногда собственным старанием прорывался в эту  область.  Он  сказал  почти
пренебрежительно:
     - У людей, Аркадий, много излишних комплексов,  понижающих  жизненную
эффективность. Если бы мне поручили сотворить людей, я применил  бы  более
рациональную программу.
     Аркадию вспомнилось, что на Латоне Мария  именно  так  и  говорила  о
своем искусственном создании: что  сотворила  Асмодея,  освободив  его  от
множества человеческих недостатков. Он лишь повторял ее мысли  как  верный
ученик. Надо будет сказать ей, что  лучше  бы  в  новых  ее  искусственных
созданиях она не  столько  освобождала  их  от  человеческих  недостатков,
сколько внедряла побольше человеческих достоинств.
     - Он здесь! - заорал Асмодей  и  большим  прыжком  перепрыгнул  сразу
через троих лежащих. - Ланна! Ланна!
     Ланна, стоя на коленях, склонялся над чьим-то распростертым телом. Он
не откликнулся на призыв Асмодея. Киборг повернул дилона к себе.  Мордочка
Ланны жалко кривилась, из глаз катились  слезы.  Аркадий  не  ожидал,  что
дилоны способны плакать.  У  молодого  Различника  вдруг  отказало  умение
телепатировать свои  мысли  в  человеческое  сознание,  он  только  громче
обычного повизгивал - мысли не трансформировались в слова.
     - Успокойся, Ланна! - твердил  Аркадий.  -  Что  так  огорчило  тебя?
Успокойся и скажи!
     - Салана! - дошла наконец до хронавтов воплощенная в слово мысль. - Я
нашел мою Салану. Ей плохо, иновременник, ей очень  плохо,  моей  дорогой,
моей единственной Салане!
     Аркадий тоже опустился на колени,  всматриваясь  в  лежащую  на  полу
фигуру. Сияние стен в этом уголке было особенно скудным, но света хватало,
чтобы разглядеть дилона, резко отличавшегося от всех, кого  Аркадий  успел
повидать. О том, что дилоны, как и люди, разнополы,  Аркадий  знал,  Ланна
уже вспоминал, что у него была невеста, похищенная  рангунами.  Но  ни  на
улицах, где навстречу хронавтам высыпали толпы дилонов, ни в Ратуше он  не
видел женщин и уже думал, что если они и имеются, то внешне их не отличить
от дилонов-мужчин.
     Но одного взгляда на Салану было достаточно, чтобы понять,  что  она,
точно, женщина и что до сих пор  хронавтам  встречались  -  преднамеренно,
наверно - одни мужчины.  Дилоны  ростом  не  брали:  Ланна  терялся  среди
внушительных хавронов, а Салана  была  еще  меньше  своего  друга.  И  она
разнилась от него не только ростом,  но  и  всем  обликом  -  тонкая,  без
длинных рук, с мордочкой почти вдвое короче, чем у Ланны, она еще имела  и
волосы на голове, их было немного - рыжих,  мягких,  коротких,  -  но  они
всего больше и выделяли ее и, вероятно, всех женщин-дилонок от гологоловых
дилонов-мужчин.
     Салана лежала на правом боку, Аркадий видел только один ее глаз. Глаз
жил, в нем  было  страдание  и  страх.  Она  вся  сжалась,  когда  Аркадий
наклонился к ней, еще сильней вдавилась правым боком в пол.
     - Она тебя боится, - протранслировал Ланна. -  Она  всего  боится,  а
тебя особенно - она еще не видела людей.
     - Могу я с ней говорить, Ланна?
     - Она не знает, как переводить свои мысли в ваши слова. Она  потеряла
три четверти своих мыслительных излучений и почти  не  понимает  меня.  Ей
очень плохо, иновременник. Посмотри сам, что сделали с ней  отвратительные
хавроны.
     Ланна повернулся к Салане, что-то ей внушал, слегка повизгивая, - и в
попутном мыслям визге было столько нежности и горя, что  по  одному  этому
звуку Аркадий понимал, как глубоко он  страдает.  Она  что-то  отвечала  -
тихий стон сопровождал ответ. Потом она  стала  поворачиваться  на  спину,
Ланна помогал, обхватив здоровой рукой ее плечо.
     Даже в бредовом видении Аркадию не могло  примерещиться  то,  что  он
увидел. Перед ним на спине, беспомощно раскинув  руки,  лежала  маленькая,
тоненькая, изящная дилонка. Но это было не одно, а два  существа  в  одном
теле: одно - правая половина Саланы, другое - левая  ее  половина.  Единое
тело складывалось из двух частей, и две эти  части  столь  разнились,  что
невозможно  было  вообразить,  что  они  вообще  могут  составить   что-то
физически единое.
     Левая половина Саланы - та, которую первой  увидел  Аркадий,  -  была
телом молодого привлекательного дилона; правая, только  сейчас  увиденная,
была телом старухи - дряхлой,  морщинистой  и  уродливой.  Левый  глаз,  в
котором Аркадий увидел страдание и  страх,  излучал  все  то  же  молящее,
нежное сияние, глаз  правый,  тусклый,  обезображенный  нависшей  складкой
века, глядел дико и отстраняюще.  Из  левого,  молодого  глаза  покатились
слезы.
     - Какой ужас! - воскликнул Аркадий.
     - Да, ужас! Ты правильно говоришь,  иновременник,  ужас!  И  это  моя
Салана, самая прекрасная девушка на Дилоне. Вот что с ней сделали  мерзкие
похитители!
     - Разрыв времени, Ланна? - Аркадий понимал,  что  никакое  оружие  не
способно так страшно изуродовать живое существо.
     - Разрыв времени! Он был маленький, когда Салану похитили, она  могла
прожить еще сотню ваших лет  без  перевоплощения.  Но  хавроны,  когда  их
настиг хроноворот, бросили ее у пещеры, она прижалась левым боком к  почве
и так лежала, пока буря не пронеслась. Хроноворот  был  короткий,  это  ее
спасло от полной гибели,  но  вот  видишь  -  жизненное  время  по-разному
потекло в двух половинах ее тела.
     Салана стыдливо  прикрыла  левый  глаз,  но  правый,  старческий,  не
закрылся и глядел по-прежнему с дикой безучастностью. Этой  половине  тела
было  уже  неведомо  чувство  стыда.  Аркадию  вспомнилось,  как  в   годы
студенчества, на работах в горах страшноватой планетки Лахезы, один из  их
отряда свалился со скалы и у него парализовало половину  тела.  Когда  его
уложили в постель, он лежал вот такой  же,  наполовину  живой,  наполовину
омертвелый. Аркадий мысленно возразил своему воспоминанию: там был  единый
человек, у него временно отказала половина тела, но  он  остался  в  своем
возрасте. А здесь были  два  существа  в  едином  теле,  чудовищно  разные
существа, немыслимо совмещенные, - и каждое жило своей особой жизнью.
     Аркадий оглянулся. Повсюду в пещере лежали мохнатые тела, наполнявшие
воздух стонами, рычанием, резким запахом ран. Между  лежащими  расхаживали
здоровые хавроны, их было меньше. Наверно, ходящие - те,  которым  удалось
первыми вскочить в пещеру,  когда  грянул  хроноворот;  а  искалеченным  и
раненым не удалось спасение в экранированное каменной толщью убежище.
     - Надо бы ее перенести в местечко  поудобней,  -  сказал  Асмодей.  -
Здесь слишком много раненых.
     - Где ты найдешь местечко, свободное от раненых?
     - Уже нашел. Вон там, где сложены  наши  аппараты  и  твоя  еда.  Там
Клаппа и его охрана, а раненых нет. Салану понесу я. Скажи Ланне,  что  он
может спокойно доверить мне это без  предварительного  размышления.  Пусть
только глядит и не мешает.
     Аркадий шел впереди, выбирая дорогу между лежащими, за  ним  двигался
Асмодей - Салана покорно лежала на его руках. Ланна то  отставал,  то  шел
рядом и, тихо повизгивая, что-то телепатировал своей подруге.
     Предводитель хавронов  заворчал,  что  нехорошо  без  его  разрешения
менять места в убежище. Несколько охранников потеснились, Асмодей  положил
Салану на освободившееся место.  Ланна  прикорнул  с  ней  рядом.  Асмодей
обратился к Клаппе:
     - Ты разрешил нам взять припасы и вообще, все что нам понадобится,  -
кроме оружия, так?
     - Всё, что не опасно  для  нас,  -  проворчал  Клаппа.  Обезьяноликий
офицер уже так хорошо освоил человеческий язык, что не только словами,  но
и тоном мог передавать одобрение и недовольство. Ланна  не  преувеличивал,
уверяя Аркадия, что тот скоро сумеет хорошо объясняться с воинами рангунов
на своем языке.
     - Помоги разобраться в предметах, - сказал Асмодей Аркадию.
     Отобранные у хронавтов вещи были  не  свалены  в  кучу,  а  аккуратно
разложены. У Асмодея вырвалось радостное восклицание, когда он увидел, что
компьютер личин тоже лежит среди прочих предметов.
     - Зачем он тебе? - удивился Аркадий. - Ведь он поврежден. Только одну
личину и можешь добавить к своему прекрасному образу No 17.
     - Две, а не одну, зато  какие!  Бык,  извергающий  пламя  из  золотых
рогов, и огнедышащий дракон с  радиоактивными  излучателями  вместо  глаз.
Каждая личина на мощность в десяток киловатт. А номер семнадцатый, хоть  и
самый красивый, но всего на полкиловатта - максимум три мушкетера  в  теле
одного маркиза. К тому же я пообтрепался  -  уже  не  парадная  одежда,  а
рубище. И шпага  сломана.  Вообще  для  серьезной  битвы  дракон  или  бык
эффективней маркиза.
     - Жаль, что среди  набора  личин  нет  облика  хаврона,  -  посетовал
Аркадий. - Тогда бы ты сумел выскользнуть из пещеры и как-нибудь добраться
до "Гермеса", чтобы вызвать помощь.
     - Я бы добрался, Аркадий! Можешь не сомневаться.
     Аркадий и Асмодей возвратились к дилонам. Асмодей  прижимал  к  груди
компьютер личин.  Клаппа  скосил  на  него  глаза,  что-то  проворчал,  но
отбирать не стал, громоздкая штука на  оружие  не  походила.  Аркадий  сел
около  Ланны,  тот  лежал  рядом  с  Саланой,  прижимался  к  ее  больному
старушечьему  боку,  что-то  тихо  вывизгивал.   Салана   молодым   глазом
посмотрела на Аркадия. Аркадию показалось,  что  взглядом  она  благодарит
человека за сочувствие. Он вдруг почувствовал, что  почти  преступление  -
смотреть на чужое страдание, зная, что неспособен это страдание облегчить.
Он тихонько заговорил с Ланной:
     - Ей не легче, Ланна?
     - Немного легче. Она уже  не  одинока.  И,  может  быть,  удастся  ей
помочь. Синхронизировать ее нельзя, но можно попытаться  хотя  бы  немного
смягчить хроноразрыв.
     - Смягчить хроноразрыв? Без перевоплощения?
     - Перевоплощение  Саланы  невозможно.   Можно   меняться   отдельными
органами, но не половинами тел. Старость с юностью в одно хроноединство не
слить. Но  есть  предание,  что  один  дилон  смягчал  страдания  другого,
перенося его хроноразрыв в себя.
     - Ты хочешь создать у себя в половине тела старость,  чтобы  смягчить
быстрое старение Саланы? Жертвуешь собой?
     - Облегчить страдания своей подруги - разве это жертва? Радость, а не
жертва!
     В  мыслях  дилонов,   перетранслированных   в   человеческие   слова,
передавалась  информация,  а  не  эмоции  -  слова  прозвучали   в   мозгу
бесстрастно. В страсть и муку, в радость и облегчение их невольно  облекал
сам Аркадий. И сейчас в передаваемых  Ланной  мыслях  ему  чудилась  такая
человеческая печаль, такая горькая решимость, такая  любовь,  что  у  него
стеснило сердце. Он смотрел на Ланну, прильнувшего  к  больной  Салане  в,
наверно, безнадежной  попытке  отдать  свою  молодость,  чтобы  остановить
неотвратимое дряхление подруги, и думал, смог ли бы он сам  поступить  так
же, если бы и ему выпала судьба бороться за жизнь своей  любимой.  Аркадий
еще никого  не  любил  и  не  мог  ответить  на  такой  вопрос.  Он  вдруг
почувствовал, что хочет любить - и именно так любить, чтобы  жертва  собой
ради подруги была и легче и радостней трусливого самосбережения.



                                    8


     К предводителю хавронов подходили его солдаты, он что-то говорил  им,
они убегали, снова возвращались. Аркадий  догадывался,  что  среди  воинов
возникла какая-то тревога. Надо было оторвать Ланну  от  больной  подруги,
чтобы он разузнал, что произошло. Но Ланна спасал  ее  -  спасению  нельзя
было мешать.
     Вскоре Клаппа подошел к Аркадию.
     - Приближается новый  хроноворот  -  и  такой  силы,  что  пещера  не
защитит. Из Рангунии  приказано:  срочно  уходить.  Готовьтесь  к  выходу,
можете взять с собой свои вещи.
     - Дорога в Рангунию безопасна? - только и догадался спросить Аркадий.
     - Безопасных дорог нет, человек. Был бы безопасный  выход  домой,  мы
все давно уже были бы дома. При возвращении  мы  можем  погибнуть,  но  не
наверняка. Здесь погибнем все. Пойдут одни здоровые,  пострадавшим  дорогу
не осилить. Обход обезумевшего леса далекий и тяжкий, а другого пути  нет.
Через лес идти нельзя.
     - С нами Салана, подруга Ланны. Мы возьмем ее с собой?
     - Я сказал: пострадавшие остаются в пещере.
     - Ты осуждаешь ее на смерть, Клаппа!
     - И всех, кто остается!
     Клаппа отошел к своим солдатам. Аркадий заговорил с  Ланной.  Новость
дошла до него не сразу.
     - Хавроны чтут в тебе воплотителя Высшего Разума, - напомнил Аркадий.
- Ты уже отдавал им приказы. Потребуй, чтобы  Клаппа  разрешил  нам  взять
Салану.
     Ланна с трудом поднялся, с трудом направился к  предводителю  отряда.
Он шел согнувшись; совсем не таким он недавно расхаживал перед  хавронами.
Не  воплотитель  Высшего  Разума,  высокомерно  взирающий  на   неразумных
солдат-служак, а смирный и робкий юноша, недавно  лишь  достигший  первого
чина в иерархии, - таким он выглядел среди своих собратьев выше  рангом  и
значением. В такого он вдруг снова превратился.
     - Что с ним? - встревожился Асмодей. - Идет как на казнь.
     - Боюсь, что именно на казнь, - ответил  Аркадий.  -  Он  ведь  может
требовать от хавронов только того, чего прямо не запрещают рангуны.  И  он
знает, что приказ оставить в пещере пострадавших отдали рангуны.
     Достаточно было одного взгляда на воротившегося Ланну, чтобы  понять,
как принял Клаппа его просьбу. Ланна улегся возле Саланы, Аркадий спросил:
     - Что будешь делать, Ланна?
     - Останусь с Саланой.
     - Клаппа разрешил тебе остаться?
     - Он запретил мне оставаться. Но я не могу покинуть  Салану.  Она  со
мной проживет столько, сколько проживу я. Я уже задержал  старение  правой
половины. Как же я могу ее оставить?
     - Ланна! Хавроны силой уведут тебя из пещеры.
     - Клаппа так и пригрозил. Меня требует  в  Рангунию  сам  Ватута.  Но
живым я не уйду от Саланы.
     В разговор вмешался киборг.
     - Аркадий, у нас два хрономоторчика. Если Ланна останется, я  дам  им
свой. Защиту от несильных  хронотолчков  он  обеспечит.  Уверен,  что  они
переживут новый хроноворот.
     Ланна улыбался человечески благодарной и грустной улыбкой.
     - Клаппа меня не оставит, а я не оставлю Салану, - повторил он.
     Аркадий с киборгом отошли. Аркадий сказал:
     - Надо нам четверым бежать из пещеры. Пробраться в Дилонию не сможем,
но почему бы не уйти в Рангунию? Если большой отряд хавронов  решается  на
такой путь, то мы с двумя хроногенераторами, проделаем его быстрей.
     - Понял. Готовлю побег!
     Асмодей отошел к остаткам аппаратуры и стал  рыться  в  них.  Аркадий
опустился  на  слабо  светящийся  камень.  Вокруг  стонали,  покряхтывали,
рычали, наполняя воздух  тяжкими  запахами,  и  искалеченные,  и  раненые.
Сколько жизни им отпущено? До близящегося хроноворота? Многие и до него не
дотянут. Какая огромная могила! Тех, кого навсегда  покидает  жизнь,  пока
выбрасывают наружу здоровые солдаты - там, у входа, уже горка тел. А когда
здоровые уйдут? Мертвым хоронить своих мертвецов, как странно  посоветовал
древний мыслитель. Не будут  мертвые  хоронить  своих  мертвецов!  Мертвые
будут здесь убивать живых - убивать своим запахом,  своим  тлением,  самим
обликом неотвратимой смерти.
     - Побег будет первого класса! - сказал вернувшийся Асмодей.
     И  он  с  воодушевлением  объявил,  что  главный  элемент  побега   -
перевоплощение его самого в личину No 3. Действует и личина No 11, но  это
обыкновенный бык, правда, со стреляющими рогами. Огонь из пасти, молнии из
глаз - оснащение почти всех личин, ничего особенного. Так что бык большого
страха не вызовет, а на солдат нужно нагнать страху. Личина No 3  тоже  не
из самых жутких, но все же поужасней. Дракон со всем воинским снаряжением:
огнем  и  молниями,  грохотом,  маскировочным  и  боевым  дымом   и   даже
гравитационными  ударами  -  и  рослому  хаврону  не  поздоровится,   если
сфокусировать на него.
     Аркадий прервал разглагольствования Асмодея:
     - Личина! Личина! Речь о побеге, а не о личинах.
     Киборг  иногда  обижался.  Именно  о  побеге  речь,  он   никуда   не
отклоняется, Итак, они трое -  Аркадий,  Ланна  и  Салана  -  перемещаются
поближе к выходу,  чтобы,  убегая,  не  запутаться  среди  лежащих.  А  он
обряжается в огнедышащего ящера и нападает на  солдат.  Солдаты  в  панике
разбегаются  от  выхода,  Аркадий  с  дилонами  спешит   наружу.   Асмодей
прикрывает их, чтобы ушли подальше, потом догоняет. В общем, отводит  себе
роль достойного арьергарда их небольшой армии. Но куда  направиться  после
бегства из пещеры?
     - Думаю, путь у нас один, - сказал Аркадий.  -  Клаппа  говорил,  что
идти надо в  обход  какого-то  обезумевшего  леса,  они  его  побаиваются.
Значит, нам в этот лес, хоть, возможно, он опасен и для нас.
     - Знаю его. Мы обходили тот лес по кривой, когда двигались в  пещеру.
Мертвечина, как и другие погибшие леса. Вряд ли опасен.  Ты  не  сказал  -
нравится ли мой план побега?
     - Нравится уже тем, что другого плана не придумать. Пойду уговаривать
Ланну на побег.
     - Ради Саланы он согласится на любые муки, а тут все  же  возможность
вызволения, - уверенно сказал киборг.
     Предводитель отряда остановил Ланну, когда тот, обвив здоровой  рукой
Салану, направился к выходу. Уж не намерен ли дилон  бежать?  Пусть  и  не
старается - у выхода охрана. Аркадию, шедшему  вместе  с  дилонами,  Ланна
протелепатировал свой ответ Клаппе. Нет, он не собирается  бежать,  он  не
безумец. Но Салане нужен воздух посвежей, она задыхается.  У  входа  струя
свежего воздуха. Если нет прямого приказа Верховного Злодея Ватуты держать
пленников подальше от чистой струи, то он  настаивает,  чтобы  их  пустили
поближе к ней.
     - Запрета дышать воздухом посвежей нет, - сказал Клаппа. -  Ложитесь,
где нравится, но охрану не беспокойте.
     Ланна с подругой разместились  у  выхода.  Рядом  опустился  Аркадий,
положив возле себя коробку с едой. В коробке Асмодей спрятал и  переносной
хроногенератор.  Запрета  носить  его  Клаппа  не  объявил,   но   Асмодей
позаботился, чтобы приборчик не бросался в глаза. Сам  киборг  остался  на
прежнем месте, там было потемней - это облегчало превращение в дракона.
     Киборг возвестил о  своем  новом  появлении  взрывом,  потрясшим  всю
пещеру. В углу вознеслось огненно-дымное облако, сияние озарило  сумрачные
стены. А из пылающего облака вырвался диковинный зверь и с ревом кинулся к
выходу, рассеивая вокруг себя короткие молнии и светящиеся облачка дыма.
     Киборг  в  несколько  огромных  прыжков   достиг   выхода.   Солдаты,
охранявшие лаз, в ужасе разбежались. Аркадий первым  выскочил  в  туннель.
Какой-то из еще не убежавших стражей  преградил  дорогу,  Аркадий  повалил
его. Ланна с подругой на руках бежал  за  человеком.  В  первую  минуту  в
туннеле показалось темно, Аркадий два раза больно толкнулся о стену. Потом
туннель осветился наружным  светом,  стало  видно,  куда  бежать.  Асмодей
продвигался за тремя беглецами и сражался - пришедшие в себя после  паники
солдаты наседали на него.
     Выскочив наружу, Аркадий пошатнулся, ослепленный - так  засверкала  в
глаза Гаруна Белая.  Ланна  с  подругой  пробежал  мимо,  его  глаза  были
привычней к сиянию обоих солнц.
     Асмодей выдвинулся спиной  из  туннеля.  Отбиваясь  от  хавронов,  он
закричал:
     - Аркадий, торопись! Бестии тащат резонансные аппараты, долго я их не
задержу.
     Аркадий припустил во всю мочь. Слева от пещеры простирался темный лес
мертвых деревьев, справа лежало  мертвое  озеро.  Аркадий  помнил,  что  в
пещеру отряд хавронов шел вдоль берега озера, сторонясь  леса.  Ланна  уже
пропал среди деревьев. Аркадий добежал до леса и обернулся. У  пещеры  шло
сражение. Несколько хавронов с резонансными орудиями наподобие  того,  что
Асмодей разрезал на четыре части  пламенем  из  шпаги,  вырвались  наружу.
Одного Асмодей сразил вместе  с  аппаратом,  другой  успел  нанести  удар.
Асмодей выбросил из пасти длинный язык огня - второй хаврон закрутился  на
каменистой  почве,  сбивая  охватившее  его  пламя.  Из  лаза  выскакивали
солдаты.
     Аркадию надо  было  бежать:  любая  минута  промедления  могла  стать
роковой. Он все стоял, наблюдая картину боя. Асмодей в своей новой  личине
на открытом месте уже не казался таким ужасным, как предстал в пещере, - и
пламя не ослепляло в сиянии двух Гарун, и молнии не так сверкали,  и  рев,
вырывавшийся из пасти, не оглушал, а  клубы  дыма  быстро  рассеивались  в
воздухе. Да и туловище его не выглядело устрашающим, он был лишь  немногим
крупней рослого хаврона, а их навалилось с десяток.
     Асмодей сражался так яростно, с таким боевым изяществом, что  Аркадия
охватило восхищение. На него нападали,  и  он  нападал.  В  него  целились
резонаторы - от одного он ловко уворачивался, другой  уничтожал  до  того,
как попадал ему в фокус. И он не  забывал,  что  за  ним  человек  и  двое
дилонов. Кто-то из хавронов,  оставив  Асмодея,  припустил  за  беглецами,
киборг приобернулся - длинный луч прошил преследователя. Еще один  солдат,
выскочив из лаза, бросился за беглецами, но не  добежал  и  до  сраженного
собрата. Асмодей обещал стать боевым арьергардом  их  небольшой  армии,  а
стал несокрушимым заслоном.
     Клаппа, выскочивший из пещеры, понял, что,  пока  не  сражен  киборг,
преследовать беглецов опасно. Солдаты больше не  нападали  на  Асмодея,  а
разбегались, замыкая его в неширокое кольцо: ни молнии, ни струи огня  уже
не доставали до них. Картина боя переменилась.  Один  резонансный  выстрел
угодил в цель: Асмодей закричал, подпрыгнул, завертелся, но устоял. Второе
попадание опрокинуло киборга. Асмодей завалился, забил в  воздухе  лапами,
мощный гребень, увенчивающий спину, разорвался и улетел,  жиденькое  пламя
струилось из ноздрей...
     Аркадий побежал в лес.
     Это было такое же скопище омертвелых деревьев, как  и  те  леса,  что
встречались раньше. Аркадий смутно удивился: почему хавроны так страшились
этого унылого, но вовсе не грозного леса? В чаще, лишенной кустов, травы и
листьев, виделось далеко, но Ланны и следа не было. Аркадий  закричал,  ни
один звук не донесся ответно, только где-то хрустнула упавшая ветка - даже
треск падения слышался мертвым. Аркадий снова закричал - отклика не  было.
Аркадий растерянно оглядывался. Неужели  Ланна  взял  другое  направление?
Нет, он не мог ошибиться. Обе Гаруны стояли  у  полюса,  они  должны  были
оставаться за спиной, чтобы идти точно на юг, Ланна бы  не  повернулся  на
них лицом или боком.
     - Иновременник, я здесь! - донесся слабый зов.
     Аркадий  остановился.  Откуда  позвал  его  Ланна?  Если   бы   слова
прозвучали, он побежал бы на звук. Зов был телепатирован в сознание, он не
имел направления и был очень слаб. Аркадий снова громко закричал.  В  этом
странном лесу, прозрачном  для  глаза,  так  легко  потеряться,  если  сам
безгласен. Хоть бы научился кричать "Ау!", подумалось Аркадию.
     - Иди, как шел, - донесся тихий ответ дилона.
     Аркадий повернулся  спиной  к  обеим  Гарунам  -  единственно  верный
ориентир - и побежал на голос.
     Ланна с Саланой лежали за большим камнем, прикрывавшем их  с  севера.
Салана прижималась к другу обезображенной правой стороной. Аркадий  раньше
не слышал, как дилоны дышат, одного вдоха воздуха, много  более  плотного,
чем земной, хватало им надолго.  Сейчас,  на  отдалении,  он  услышал  шум
втягиваемого и выдыхаемого  воздуха.  Ланна,  измученный,  не  повернул  к
Аркадию  головы,  только  скосил  глаза.  Аркадий  с  восхищением  сказал,
прикидывая пройденный дилоном с Саланой на руках немалый путь:
     - Ты молодец, Ланна, бежал так, что еле догнал  вас.  И  хорошо,  что
присел отдохнуть. Но надо двигаться, хавроны, уверен, уже преследуют нас.
     - Где Асмодей?
     - Последнее,  что  видел:  Асмодей   упал.   Его   расстреливали   из
резонаторов.
     - Значит, погиб. Надо идти. Я понесу Салану.
     - Будем нести Салану поочередно. Сейчас моя очередь. Но, может  быть,
Салана хоть немного пройдет сама?
     Ланна покачал головой.
     - Иновременник! Ее правая нога так одряхлела, что Салана и ступить на
нее не сможет.
     Аркадий  поднял  девушку,  прижал  к   себе   обезображенной   правой
половиной. Салана была не тяжелее пакета с едой и хроногенератора, которые
он носил на себе. Она прижалась правой щекой  к  груди  человека,  молодой
глаз глядел умоляюще и благодарно. Она что-то тихонько провизжала,  нежный
визг наверняка сопровождал мысли и чувства, но ни мыслей, ни чувств она не
умела передать на человеческом языке.
     - Она благодарит тебя за доброту, - перевел Ланна, но Аркадий  и  без
перевода понял, что хотела сказать девушка.
     Он шел быстро,  не  заботясь  о  Ланне.  Одно  было  важно:  поскорей
положить между  собой  и  преследователями  расстояние  побольше.  Хавроны
боялись леса, но нужда поймать  беглецов  могла  пересилить  страх.  Ланна
старался  держаться  рядом  с  подругой   -   вытягивал   здоровую   руку,
дотрагивался до Саланы, гладил ее плечо, что-то мысленно говорил, тихонько
повизгивая. Но шаг Аркадия постепенно  становился  ему  непосилен.  Он  не
просил отдыха, но Аркадий чувствовал, что силы Ланны на исходе.
     На крохотной полянке, закрытой мертвыми  кустиками  -  хоть  какое-то
укрытие, - Аркадий скомандовал:
     - Привал! Набираемся сил на новый переход.
     Ланна поспешно сел. Аркадий передал ему Салану, девушка  все  тем  же
движением - поскорей спрятать обезображенную половину -  прильнула  правой
щекой к дилону. Аркадий долго всматривался в северную часть  леса.  Оттуда
не доносилось ни звука, лес там был недвижим и прозрачен.  Неужто  хавроны
примирились с потерей пленников? Тут была странность, каких-то  фактов  не
хватало, чтобы уяснить истину. Аркадий обратился к Ланне:
     - Почему хавроны не преследуют нас, Ланна?
     - Они страшатся безумного леса.
     - Но я не вижу безумия. Лес как лес. Мертвый, как и все здесь.  Но  и
только.
     - Мне надо подумать. Поразмышляю и раскрою тайну.
     Ланна отдался размышлению. Аркадий подкрепился едой, выбросил  пустую
коробку, потом, подумав,  прикрепил  ее  снова  к  поясу  -  не  следовало
оставлять хавронам,  если  они  сюда  явятся,  следов  своего  пребывания.
Вынутый из коробки хрономоторчик занял свое обычное место на поясе. Теперь
можно было двигаться  дальше.  Посмотрев  на  задумавшегося  Ланну  и  его
подругу, Аркадий решил дать им еще несколько минут отдыха.  Салана  внешне
не изменилась с момента, как  Аркадий  ее  увидел.  Правая  нога  походила
скорей на палку, чем на ногу, правая  рука  висела  плетью,  а  голова  не
поворачивалась: шея, такая гибкая  у  всех  дилонов,  справа  окаменела  -
больше не удлинялась и не изгибалась. Зато левая, здоровая  половина  тела
даже посвежела,  в  ней  возродилась  жизнь.  Ожила  оттого,  что  уже  не
чувствует себя такой безысходно одинокой, думал Аркадий.
     А Ланна сдал. Поврежденная рука выглядела лишь  немногим  лучше,  чем
одряхлевшая рука Саланы. Дилон иногда пытался удлинить ее,  повернуть,  но
даже крохотное движение давалось  трудно  -  Ланна  страдальчески  разевал
зубастый рот. И правая рука, которой он прижимал к себе  подругу,  уже  не
так свободно вытягивалась и сгибалась, и гибкая шея потеряла какую-то долю
подвижности. Поднимать голову вверх Ланна еще мог, но  поворачивать  назад
уже не был способен. Аркадий подумал, что  если  дилоны  и  вправду  живут
тысячу земных лет, то юный Сын Конструкторов Различий за считанные  земные
часы постарел на добрых четыреста лет. И если бы ему пришлось сейчас снова
докладывать совету Старейшин, то даже глаза самого острого  Различника  не
нашли бы значительных различий в  возрасте  между  ним  и  величественными
старцами в фиолетовых и красных мантиях.
     - Додумал, Ланна? - спросил Аркадий.
     - Додумал. Безумие впереди. Мы до него не дошли.
     - Не густо. Но все же  ориентир.  Итак,  торопимся  к  безумию,  ибо,
сколько  понимаю,  только  область  неведомого  нам  безумия  может  стать
надежным барьером между нами и преследователями. Нет, Салану понесу я.
     Теперь Ланне было уже не по силам держаться вровень с  человеком.  Он
так отставал, что Аркадий несколько раз  останавливался  и  поджидал  его.
Дилон не просил отдыха, но Аркадий сделал новый привал раньше,  чем  хотел
вначале. Местом отдыха стала ложбинка, ее пологие стены  надежно  укрывали
беглецов.
     - Мне кажется, лес оживает, - поделился наблюдениями  Аркадий.  -  Он
меняет свой вид. Ты не находишь?
     Ланна еле протелепатировал, что изменений  не  замечает.  Но  Аркадий
видел  изменения,   которых   дилон   не   обнаруживал.   Изменения   были
несущественные, мертвый лес оставался мертвым,  даже  легкое  движение  не
шевелило окаменевшие  ветви,  в  лесу  по-прежнему  не  слышалось  шорохов
зверья, голосов птиц. Но деревья уже не высились недвижимыми хлыстами, как
в том лесу, какой они прошли, на них оставались ветви и  сучья,  такие  же
окаменевшие, но не обрушенные. В том лесу ни одно дерево не  имело  кроны.
Здесь кроны попадались - безлистные, неширокие, голые ветви и  сучья.  "Не
оживает, конечно, я, пожалуй, преувеличил, - думал Аркадий, всматриваясь в
деревья, - но и не добит до полного распада".
     - Вставай, дружище! - сказал он дилону. - Знаю, что не  отдохнул,  но
времени на добрый отдых пока нет.  Ты  сказал,  что  безумие  ожидает  нас
впереди. Мне кажется, мы приближаемся к безумию.
     Чем дальше они шли, тем гуще на деревьях раскидывались костяшки сухих
крон. А под деревьями виднелось все больше кустов -  наборы  безлиственных
палок, цеплявшихся за одежду. Лес перестал быть прозрачным, в  таком  лесу
уже  можно  было  укрыться.  Аркадий   сбавил   шаг.   Было   чудом,   что
преследователи их до сих пор не настигли. Но теперь утаиться от врагов уже
не составляло труда. "Пройдем вон до той кучки деревьев, на  которых  даже
сухие листья сохранились, - думал Аркадий, повеселев, - и там расположимся
на длинный отдых, там даже треклятые Гаруны не  будут  припекать  спину  -
сучья с сухими листьями сойдут за навес".
     Что-то схватило Аркадия и дернуло  назад.  Он  вскрикнул  и  едва  не
уронил Салану. За одежду, за шею, за  руки  цеплялись  ветви  дерева,  под
мертвой кроной которого он пробирался. Аркадий издали  прикинул  на  глаз,
что костлявая шапка ветвей гораздо выше головы, веток он  не  заденет.  Но
крона вдруг оказалась много ниже, Аркадий очутился  в  гущине  омертвелых,
искривленных палок и сучьев, они перекрыли путь. Аркадий окликнул дилона:
     - Иди сюда. Да наклонись, а то сам запутаешься в палках. Бери Салану,
а я расчищу дорогу.
     Ланна склонился так низко, что не коснулся ни одной ветки, пробираясь
к Салане. Аркадий  отодрал  сучья,  вцепившиеся  колючками  в  девушку,  и
положил Салану на правую руку дилона. Ланна, обняв  Салану,  опустился  на
почву.  Аркадий  начал  расчищать  путь.   Каменно-омертвелые,   усыпанные
крупными колючками, ветки не отпускали одежды. Он стал  ломать  их.  Скоро
вокруг высился большой ворох сломанных сучьев и веток.
     - Если бы дерево было  живым,  я  бы  зачислил  его  в  отряд  хищных
растений, - сказал он дилону. - В  нашем  космосе  на  некоторых  планетах
попадаются растения-разбойники. Одно так и названо -  "вампир-дерево".  Не
дай  бог  животному  пробежать  под  его  кроной,  ветви   вдруг   падают,
обхватывают жертву присосками и не оставляют, пока не высосут. Я сам попал
под такое дерево и спасся лишь благодаря бластеру-огнемету.  Огня  вампиры
не переносят. Теперь надо набраться  побольше  сил.  Новый  переход  будет
длинным.
     Приближаясь к следующему дереву с распатланной сухой кроной,  Аркадий
увидел, что ветви отчетливо опускаются. Аркадий остановился.  Дерево  было
каменно-сухим, но не мертвым. Оно как бы  готовилось  к  нападению  -  как
истинный хищник. И крона, приготовившаяся схватить беглецов, была и  гуще,
и массивней, чем у прежнего дерева.
     - Безумия  пока  не  вижу,  но  разбой  несомненен,  -  констатировал
Аркадий. - Остался бы у меня мой походный бластер, я бы поборолся  с  этим
сухим бандитом. Но переносной хроногенератор, да еще не вполне  исправный,
для таких операций не годен. Поищем обхода.
     Обойти опасное дерево удалось просто, но впереди были другие деревья,
они стояли гуще, проход между ними приходилось заранее выглядывать,  чтобы
не попасть в рискованную близость сразу к двум хищникам. Стали досаждать и
кусты. Их становилось все больше, они хватали за ноги, впивались колючками
в одежду. Салана раза три  тоненько  взвизгивала  и  стонала.  Постаревшая
половина тела, плотно прижатая к Аркадию, была защищена,  но  в  наружную,
юную, колючки впивались часто. Аркадий осмотрел  одну  колючую  ветку.  Ни
присосков, способных пить кровь, ни даже длинных шипов, пронзающих  одежду
и кожу, на ветке не было. Аркадий отломил  одну  колючку  и  кольнул  свою
руку, но не  испытал  ни  жжения,  ни  боли.  Колючка  была  как  колючка:
цеплялась и кололась - и только. Ни яд, ни высасывание крови не грозили.
     - Странные растения: мертвы и живы одновременно, - сказал Аркадий.  -
Нападают, чтобы мешать идти. Вроде бы хищники, но ран не наносят. Если  бы
я не знал, что хавроны сами их побаиваются, я  бы  решил,  что  они  верно
служат хавронам: задерживают,  чтобы  преследователи  сумели  догнать.  Ты
слышишь шум, Ланна? Нет, определенно - лес оживает!
     Ланна ничего не слышал. Ланна стоял рядом с Аркадием, прислонив  свою
голову к голове Саланы, лежавшей на руках хрононавигатора.  Они  безмолвно
переговаривались, разговор был печален, -  в  левом,  юном  глазу  девушки
светилась жалоба и покорность судьбе, в глазах Ланны было отчаяние,  -  он
плакал, крупные слезы катились по щекам. Аркадий не понимал их  мысленного
разговора, но догадывался, о чем они могут говорить.
     - Положение плохое, но не отчаянное.  Ты  преждевременно  оплакиваешь
Салану. Если дойдем до рангунов, ее удастся спасти: они враги, но ведь  не
палачи. - Аркадий говорил так откровенно, зная, что смысл слов до  нее  не
дойдет, а Ланна не переведет его на свой язык.
     Аркадий теперь выбирал такой путь, чтобы не только  клонящиеся  сухие
кроны не могли схватить их, но чтобы и кустарник не опутывал ноги. А Ланна
спотыкался на ровных местах, два раза вдруг беспричинно падал.  Во  второе
его падение Аркадий воротился назад, чтобы  подать  руку.  Поставив  Ланну
перед собой - Салану он держал одной рукой,  -  Аркадий  сильно  встряхнул
дилона:
     - Ланна! Ты двигаешься как во сне. Вот уж не  думал,  что  на  дилона
способна напасть сонная одурь!
     - Дилоны не спят, - невнятно протелепатировал Ланна. -  Мы  не  знаем
одури. Я очень устал, иновременник.
     Обе Гаруны освещали Ланну. Недавно юный Различник  показался  Аркадию
почти равным по возрасту  Отцам  Старейшинам.  Но  он  не  просто  казался
старцем, он реально стал стариком. На Аркадия глядело незнакомое  существо
- морщинистое собаковидное лицо с глубоко запавшими щеками, тусклые глаза,
одеревеневшая шея, одеревеневшие руки, ноги, не гнущиеся от бессилия...
     - Хорошо, - сказал Аркадий. - Значит,  долгий  отдых!  Отдых  на  всю
ночь. Хоть в этих местах, где два солнца не  сходят  с  неба,  ночи  и  не
бывает.
     Он выбрал удобное место - прогалину среди рослых  стволов  с  мощными
кронами. Прежде чем положить Салану на почву, Аркадий прикинул, не  смогут
ли опустившиеся ветви накрыть его  и  дилонов.  Кроны,  как  бы  низко  ни
падали, достать беглецов не могли Аркадий помог  дилону  улечься  рядом  с
Саланой, потом улегся и сам.
     - Теперь бы поспать, - сказал он вслух. - В палатах  "Гермеса"  можно
принять  радиационный  душ,  чтобы   отделаться   от   сонливости.   Здесь
радиационные души не смонтированы. Ох, и лихо же я посплю!
     Но сон не шел. Аркадий разбирался в ситуации. Хавронов  теперь  можно
не страшиться, они вряд ли сюда  доберутся.  Если  хронавта  в  зализанном
костюме так цепляет всякое когтистое сучье, то лохматым в  такую  чащу  не
пролезть. Но что это за отдаленный шум? Шума  не  должно  быть  в  мертвом
лесу. Всю долгую дорогу от пещеры до последнего привала томила  тишина.  И
когда они летели над мертвыми полями,  недвижными  озерами,  окостеневшими
лесами - всюду стояло каменное безмолвие. Тишина угнетала, терзала тело  и
душу. Кто-то из древних поэтов сказал: "Тишина, ты лучшее  из  всего,  что
слышал". Тот поэт слушал не  эту  тишину.  Он  слушал  тишину  отдыхающей,
погруженной в саму себя жизни, то была тишина бытия - временное успокоение
от деятельности. А здесь каменело безмолвие небытия, безгласие  абсолютной
недвижимости: тишина-пытка,  а  не  тишина-отдохновение.  И  вот  в  лесу,
остающемся окостенелым, пробудился шум - мертвый шум мертвого леса! К чему
бы это?
     Шум  доносился  издалека,  вблизи  ничто  не  звучало.  Аркадий  стал
прикидывать, на что похож  этот  отдаленный  шум.  Грохот  сражения?  Нет,
конечно. Гул прибоя? Схож, но не очень. Буря, забушевавшая в  чаще?  И  не
это. Голоса  живых  существ?  Вопли,  стоны,  рык  и  свист,  тысячеголосо
слившиеся в единое звучание?  Маловероятно:  откуда  здесь  столько  живых
существ, чтобы породить такой хаос звуков?
     Шум шел из той части леса, куда  лежал  путь  беглецов.  Вокруг  была
недвижность и безмолвие, шум накатывался издалека. Аркадий  вдруг  увидел,
что кроны деревьев, обступивших прогалину, зашевелились.  Ветви  и  раньше
опускались, пытаясь схватить беглецов, это  выглядело  странно  и  дико  -
такая подвижность у омертвелых растений, но что было, то было,  повторение
раздражает,  но  не  удивляет  -  удивляет  неожиданное.  Всматриваясь   в
задвигавшиеся кроны деревьев и убеждая себя ничему не удивляться,  Аркадий
удивился. Движение в окостеневших кронах не было повторением известного. В
воздухе не чувствовалось и легкого дуновения, воздух был такой же  каменно
застывший, как и все в этом окаменелом мире. А кроны  заметались,  как  от
урагана. И заголосили. Тот  шум,  что  слышался  издалека,  теперь  гремел
вокруг. Ветки со свистом полосовали неподвижный воздух. Не внешняя буря, а
какой-то внутренний ураган, вырвавшийся из стволов наружу, бешено  взметал
кроны.
     А вскоре Аркадий увидел, что два  ближайших  дерева  стали  вершинами
изгибаться одно к другому, их кроны смешались. Аркадий вскрикнул.  Деревья
дрались! Ветви одного дерева хватали ветви другого,  скручивали  и  ломали
их,  осатанело  вырывали  из  стволов.  На   Аркадия   посыпались   сучья,
превращенная в пыль кора, остатки листьев, еще  сохранявшиеся  на  ветках.
Аркадий окликнул дилона. Ланна, не отпуская подругу, приподнялся. И ему, и
Салане зрелище битвы деревьев было внове, они глядели с испугом, потом оба
обернулись к Аркадию. Ланна  что-то  провизжал.  Самоуверенность,  похоже,
покинула дилона, он уже не считал, что  достаточно  глубоким  размышлением
сможет раскрыть все тайны мира. Аркадий прочитал  в  его  запавших  глазах
немой вопрос.
     - Не  знаю,  -  сказал  Аркадий.  -  Наверно,  то  безумие,  которого
страшились хавроны. Пока нам это не грозит бедой. Но не  уверен,  что  без
беды обойдется.
     Теперь весь лес вокруг представлял собой арену злого  сражения.  Куда
Аркадий ни оборачивался,  дерево  схватывалось  с  деревом.  Стволы  хищно
гнулись,  кроны  схлестывались,  снова  выпрямлялись,  отдирая  ухваченную
своими ветвями крону соседа. От бешеного метания  ветвей  появился  ветер.
Сучья и крупные обломки коры рушились на почву, остатки листьев метались в
вышине. Хронавта оглушал свист и грохот, визг раздираемого  сухого  корья,
треск и глухое уханье стволов,  тонкие  всхлипы  рвущихся  веток  -  почти
живоголосый вопль. Тот  тревожный  шум,  что  недавно  слышался  издалека,
теперь, тысячекратно усиленный, грохотал вокруг.
     Аркадий, согнувшись, старался не шевельнуться, чтобы не  попасть  под
удар свирепо качающихся ветвей. И если раньше бредовый пейзаж сражающегося
леса его только удивил, то сейчас все оттеснил страх за себя и дилонов. Он
выбрал это место потому, что сюда  не  могли  бы  достать  ветви  соседних
деревьев, как бы они ни склонились. Но в этом  проклятом  лесу  гнулись  и
стволы! Если они, прекратив взаимное сражение, наклонятся к  беглецам,  их
кроны перекроют всех троих чудовищной сетью - и выбираться будет некуда.
     - Слушай меня, Ланна, - сказал Аркадий. - Предвижу  новую  опасность.
Взбесившиеся деревья могут перенести  свою  ярость  на  нас.  Сражаться  с
мертвыми бестиями, наделенными отнюдь не мертвой хваткой, нам не под силу.
Единственная  защита  -  хроноэкран.  Мой  хроногенератор  поврежден,   но
небольшую хронофазу он обеспечит. На какие-то  секунды  мы  ускользнем  из
местного времени. Но мы должны двигаться, чтобы  за  несколько  выигранных
секунд выиграть и несколько метров. Ты бежать не можешь,  Салана  тоже.  Я
понесу вас обоих, а вы хватайтесь за меня покрепче  и  старайтесь  мне  не
мешать. Вам понятно, друзья мои?
     - Нам понятно, - ответил за обоих Ланна.
     Аркадий проверил хроногенератор.  Небольшое  поле  он  создавал.  Шум
ослабевал,  сражение  деревьев  иссякало.   Стволы   выпрямлялись,   кроны
замирали. Лес снова изменил свой облик, теперь, ободранный,  покореженный,
он мало чем  отличался  от  того  голого  и  прозрачного  леса,  куда  они
вступили. Аркадий не отрывал глаз от ближних стволов, чтобы не  пропустить
грозного  мгновения.  Он  точно  уловил  его:  стволы  окружных   деревьев
шевельнулись, стали медленно изгибаться к центру площадки.  Их  ободранные
ветви хищно наклонялись на троих беглецов. Аркадий вскочил.
     - Пора! Бежим!



                                    9


     Аркадий прижимал дилонов к своей груди: правой рукой - девушку, левой
- Ланну. Салана прижалась к Аркадию молодой  щекой,  больная  рука  дилона
висела плетью, да и здоровая так обессилела, что он не сумел ухватиться за
шею человека, только слабо цеплялся за пояс. Аркадий чувствовал, что, если
споткнется, Салана с трудом, но удержится, а Ланна свалится. И он изо всей
силы притиснул к себе дилона, когда кроны изогнувшихся деревьев не  просто
опустились, а всей массой упали на них.
     Опережение времени,  какое  мог  обеспечить  поврежденный  генератор,
составляло около четырех секунд - Аркадий знал, что большего не достичь. И
еще  готовясь  к  побегу  сквозь  купу  деревьев,  окруживших   прогалину,
рассчитал, что за эти четыре секунды сумеет одолеть с  двумя  дилонами  на
руках не более двадцати метров. Но и пятнадцати хватало,  чтобы  вырваться
из опасного кольца. Любому космонавту приходилось в годы учения  бегать  с
грузом на груди и  в  руках  по  пересеченной  местности  -  и  Аркадий  в
последних по бегу никогда не числился. Но еще ни  разу  ему  не  случалось
разгоняться так, как он это сделал сейчас.
     И, прорвавшись за цепь взбесившихся деревьев на свободное  место,  он
остановился и оглянулся. Деревья плотно сомкнулись кронами, тысячи  ветвей
и веток шарили по грунту,  пытаясь  ухватить  то,  что  по  времени  этого
ошалелого мирка еще находилось тут, но по времени самого Аркадия  отстояло
ровно на четыре секунды - и  на  двадцать  метров  дальше.  На  лекциях  в
Институте Времени хронавтам  часто  говорили,  что  расхождения  своего  и
окружающего времени  даже  на  секунду  бывает  достаточно,  чтобы  успеть
покинуть опасное место, если соединить сдвиг времени с быстрым движением в
пространстве. И сейчас, остановившись и оглянувшись, Аркадий  до  дрожи  в
ногах чувствовал, что спасли их от гибели именно  эти  ничтожные  секунды.
Упади он, просто замешкайся на бегу - и их  всех  накрыла  бы  беснующаяся
гора ветвей: вон они снуют там,  уже  полная  минута  прошла,  а  они  всё
копошатся, всё впиваются колючками в почву, всё пытаются выхватить одна  у
другой ускользнувшую добычу.
     - Первый раз проскочили,  -  сказал  Аркадий  трясущемуся  от  страха
Ланне. - И во второй раз проскочим!
     - Иновременник, я  непрерывно  размышляю,  -  слабо  протелепатировал
Ланна. - И прихожу к выводу, что у всех  деревьев  нарушена  синхронность,
оттого они такие агрессивные, хотя и безжизненные. От этой  несинхронности
они в конце концов распадутся.
     - Этот конец  концов  будет  в  очень  далеком  будущем.  Раньше  они
полностью окаменеют.
     - Камни от внутренней несинхронности тоже распадаются.
     - Да, через миллионы лет, ибо что для камня несинхронность в какое-то
тысячелетие? Меня это не устраивает. Я не смогу так  долго  дожидаться  их
распада. Секунды мне сейчас важней миллионов лет.
     Теперь  надо  было  избегать  скопищ  деревьев,  там  четырех  секунд
опережения  могло  и  не  хватить  для  бегства.  Аркадий  кривил  дорогу,
пробирался мимо отдельных стволов там,  где  гарантия  в  двадцать  метров
обеспечивала свободный пробег. Вторично  ускользнуть  от  падающих  ветвей
удалось легко, столь же легким было и третье бегство. Аркадий повеселел от
удачного обмана. Он не сражался с удивительным  противником,  а  обманывал
его - это была захватывающая, хотя и опасная игра. Лес поредел. Уже  можно
было пробираться так  далеко  от  деревьев,  встречавшихся  на  пути,  что
никакой изгиб ствола в сторону беглецов не давал возможности  ухватить  их
ветвями.
     И на безопасном месте, между двух деревьев -  проскочить  между  ними
можно было всего за две  секунды  опережения,  за  десять  метров  бега  -
случилась беда. Он ее предвидел - и не сумел предотвратить.
     Здесь везде были понатыканы скелеты кустов, за один Аркадий запнулся,
уже бросившись в бег. Он бы устоял на ногах, одно потерянное мгновение  не
стало бы роковым в сравнении со спасительным запасом в четыре секунды.  Но
висевшая левая рука дилона зацепилась за куст, Аркадий дернул Ланну, но не
вызволил - и все  запасные  секунды  были  потеряны  на  выпутывание  руки
дилона. На них обрушились ветви, и Аркадий упал,  подмяв  под  себя  обоих
дилонов.
     В школе  Аркадий  как-то  смотрел  стереофильм  об  освоении  Семелы,
неплохой планетки в системе Денеба. Один астронавт,  безрассудный  парень,
вступил в единоборство с араном - многоногим чудищем,  похожим  на  паука,
только размером с земного бегемота, - а товарищ его спокойно фиксировал их
схватку. Затея вышла из неудачных: аран  так  прижал  человека,  что  стал
лопаться прочнейший  скафандр,  даже  гравитатор  не  преодолел  железного
объятия  мохнатых  ног  чудища.  И  если  бы  товарищ   не   бросил   свой
стереоаппарат и сам не схватился за бластер, забава  могла  бы  окончиться
трагически.
     И  теперь  Аркадию  почудилось,  что  повторяется  ситуация  из  того
стереофильма: хищные ветви будут рвать и ломать его столь же яростно,  как
это делали ноги арана. И разница будет лишь  в  том,  что  у  арана  всего
восемь ног, а у дерева сотни ветвей и веток. Он уже  ощущал,  что  в  тело
впиваются колючки, но это было ложное ощущение. Его опутывали,  не  давали
подняться, но не рвали на части, не впивались мертвыми  остриями  в  живое
тело. Он был как  бы  в  сети  -  странной  сети,  шевелящейся,  ползущей,
хватающей, но не терзающей.  С  минуту  он  остро  страшился,  что  его  и
дилонов, опутав ветвями, куда-то потащат, но и тащить дальше самого дерева
было некуда; и похитить их не стремились  так  же,  как  не  стремились  и
разорвать: лишали движения, придавливали к почве - и только!
     И когда до Аркадия дошло, что физический разрыв тела  не  грозит,  он
понял и и другую страшную истину. Все деревья в этом  безумном  лесу  были
вампирами. Это предположение было первым - и оно оказалось правильным.  Но
здесь - и во время схваток меж собой, и  сейчас,  опутывая  и  сжимая  три
тела, - сучья пили не кровь, не соки организма, а физическое его время.  И
мгновенно вспыхнула мысль, что если он немедленно не придумает отпора,  то
не пройдет и десятка минут, как и он, и оба дилона превратятся в нечто без
собственного  живого  времени  -  во  вневременные  окаменелости,  которым
безразлично, сейчас они, тысячу лет в прошлом, или тысячу лет  в  будущем.
Ибо из его жил, из его крови, костей, из самого  его  мозга,  секундами  и
минутами, как каплями крови, вытекает самое  животворящее,  самое  важное,
чем он обладает,  -  физическое  время  бытия.  Вот  чего  так  страшились
лохматые обезьяноподобные хавроны, старательно обходившие этот лес:  здесь
и  растения,   утратившие   собственное   жизненное   время,   уже   почти
вневременные, исступленно, яростно вырывали у  всего,  что  пока  было  во
времени, а не вне его, остатки живых секунд, минут и часов.
     Вместе с пониманием пришло и решение. До сих пор он стремился вперед,
выискивая секунды опережения, чтобы пробежать мимо древесных вампиров в их
близком будущем, а не в прошлом. Но  в  будущее  он  не  проскользнул,  он
схвачен и опутан в настоящем. И если  снова  выиграет  еще  недавно  столь
спасительные четыре секунды, то для них не хватит свободного пространства.
Не то что за четыре секунды, но и за четыре минуты он не выберется из этой
чащобы навалившихся, ползающих по его телу, жадно  прилипающих  ветвей.  И
почти нечеловеческим усилием выдернув руку из  перехлеста  веток,  Аркадий
переключил хроногенератор на обратный ход.
     Теперь он уходил в прошлое - и не на секунды, а  на  минуты,  точного
счета он не знал, но  в  минутах  не  сомневался.  И  быстро  почувствовал
перемену в борьбе с вампирами. Только что все тело томило, из него  что-то
высасывалось настойчиво и беспощадно:  ветви  не  кололи  кожу,  не  рвали
мышцы, но как бы сливались с телом, становились его частями  -  как  язва,
губящая организм, всегда часть этого организма, а не внешняя сила.  И  вот
сразу оборвалось отвратительное слияние.  Ветви  скользили  по  его  телу,
отыскивая и не находя соединения. Он был для них как бы смазан  жиром,  не
дающим зацепок. Ибо они существовали в настоящем,  а  он  еще  пребывал  в
прошлом, они хватали его теперешнего,  а  он  отстоял  от  теперешнего  на
несколько минут назад, его сейчас еще не было, хотя реально он уже  был  -
но не для них.
     Аркадий понимал, что от  быстрой  гибели  ускользнул,  но  от  угрозы
гибели в близком будущем отнюдь не избавился. Он продолжал жить, его время
шло - и с каждой пройденной секундой прошлое приближалось к настоящему, он
не мог вечно пребывать в  нем  -  на  это  не  хватило  бы  энергии  тысяч
карманных хрономоторчиков. Одни  могучие  генераторы  "Гермеса"  могли  бы
обеспечить полную отстраненность  от  настоящего.  Но  где  он,  "Гермес"?
Аркадию не понадобилось вспоминать инструкции хрононавигаторов, они всегда
стояли в памяти, и среди них одна, единственная в этот миг важная:  "Сдвиг
времени не дает гарантий ухода из опасного места, если не сочетать  его  с
перемещением в пространстве". Аркадий рванулся вперед. Он еще оставался  в
прошлом, но устремился в будущее, не оставляя врагу  ни  одного  мгновения
настоящего.
     Он хотел подняться, но не смог. Он полз, вытаскивая за собой Салану и
дилона, - извивался, отталкивался от неровностей почвы, цеплялся ногами  и
телом за каждый бугорок. Шапка накрывших их ветвей становилась все реже, в
ней виднелись просветы. Он исступленно полз к просветам, а когда дополз до
открытого простора  -  не  остановился,  не  отдохнул,  не  встал,  а  все
продолжал ползти, таща обоих дилонов.
     И только увидев себя на поляне, лишенной деревьев и кустов, он замер,
и, закрыв от бессилия глаза, судорожно и жадно дышал, пытаясь восстановить
силы. И еще не надышавшись, потерял сознание. А когда сознание воротилось,
оно было спутанным и неполным: мутные ощущения,  такие  же  мутные  мысли,
неопределенные желания чего-то - Аркадий никак не мог сообразить, чего же.
Одно он понял раньше остального - надо  встать,  надо  убедиться,  что  не
надвигается новая беда. Руки приподняли туловище, но ноги не удержали.  Он
снова упал, набираясь сил и как-то безучастно удивляясь,  почему  силы  не
приходят. Он прошептал вслух - ему казалось, что он говорит очень громко:
     - Ну, не высосали же они из меня всю мою  жизненную  энергию?  Дудки!
Отдохну еще минутку, и хватит.
     В ответ он услышал тихий визг Саланы. Девушка лежала головой на груди
Ланны и плакала. Наверно, она еще что-то говорила  мыслями,  но  мысли  до
него не доходили, а плач ее, очень  похожий  на  человеческий,  хватал  за
душу. Аркадий подполз к дилону. Он плохо  видел,  неожиданная  картина  не
входила в сознание - смутное видение из  другого  мира.  Перед  ним  лежал
опавший  всем  телом,  иссохший,  маленький  старичок.  Ланна  должен  был
постареть от тяжких испытаний, он и раньше уже походил на Старейшин, а  не
на молодого Сына Различников. У него пострадала одна рука,  она  не  могла
удлиняться, но другая была  здоровой.  А  старик,  лежащий  на  каменистой
почве, раскинул две одинаково сухие крохотные ручки, он весь был крохотный
- вовсе не тот дилон,  что  звался  Ланной.  И  мордочка,  такая  живая  и
выразительная у Ланны, у этого была уродлива и много  меньше.  Но  тем  же
смутным сознанием Аркадий установил,  что  перед  ним  именно  его  добрый
товарищ,  милый  юный  мыслитель,  внезапно  катастрофически  одряхлевший,
уходящий из бытия, если уже не ушедший.
     - Добрались они до тебя, Ланна! - горько сказал Аркадий.  -  И  я  не
смог защитить! Все твое жизненное время высосали. Нет тебя больше, Ланна!
     Что-то дрогнуло в неподвижной мордочке крохотного старца: он  раскрыл
глубоко запавшие глаза, медленно скосил их  на  Салану,  так  же  медленно
обратил на Аркадия. В глазах не  было  ни  мысли,  ни  чувства,  они  были
безучастны к окружающему, они, отрешенные,  уже  ничего  не  выражали.  Но
Ланна три раза - все медленней, все с большим усилием - переводил взгляд с
Аркадия на Салану. И Аркадий понял, что хотел передать  этим  последним  в
своей жизни движением уже потерявший способность генерировать  свои  мысли
дилон.
     - - Да! - сказал Аркадий. - Я  не  покину  Салану.  Либо  сам  с  ней
погибну в этом проклятом лесу, как погиб ты, либо выберемся оба.
     Он говорил с Ланной, как с мертвым. Он знал, что Ланна уже  не  может
слышать. На груди недвижимого Ланны тихо плакала его подруга. Аркадий  лег
рядом с ним, вытянул ноги, закрыл глаза. Позади, уже ощутимо ниже  зенита,
две недобрые звезды, Голубая и Белая, очень  медленно  -  им  некуда  было
торопиться, они пребывали в вечности - преследовали одна  другую.  Аркадий
набирался сил. Силы возвращались медленно, но  он  уже  ощущал  их  слабый
прилив.
     Почувствовав, что сможет устоять на ногах, Аркадий поднялся,  положил
Салану в сторонке на обезображенный правый бок,  чтобы  она  могла  видеть
умершего друга, и стал собирать камни. Он клал их вокруг мертвого  тела  и
на него, пока не возник холмик. Потом подошел к Салане  и  наклонился  над
ней.
     Она глядела на него здоровым левым глазом  и  что-то  почти  неслышно
визжала. Аркадий услышал в ее  тихом  визге  такую  мольбу,  увидел  в  ее
незамутненном глазе такой страх и  такую  надежду  одновременно,  что  его
волной охватило еще не испытанное чувство -  горячая  нежность  к  слабому
существу, молящему о помощи.
     - Деточка, я не покину тебя, - сказал он. - Правда, ты  не  понимаешь
моих слов. Но это неважно. Я без тебя не уйду. Сейчас  я  подниму  тебя  и
крепко обниму, а ты тоже крепко  обними  меня,  и  мы  пойдем  вместе.  До
полного спасения вместе! Верь в это так же, как я сам в это верю. Нет - не
верю, Салана, ибо верят в то, чего не знают, - а я знаю, я твердо  знаю  -
скорей умру, чем оставлю тебя!
     Она вслушивалась в его слова, они как-то доходили  и  успокаивали.  В
здоровом глазу пропал страх.  Он  поднял  ее,  обнял  обеими  руками,  она
обхватила левой рукой шею, уткнулась правой щекой в плечо. Он  чувствовал,
как расслабилось ее тело: она доверилась его  воле  -  маленькое  создание
покоилось на груди защитника.
     Он еще раз оглянулся по сторонам. Позади сияли два зловещих солнца  и
чернел погибший лес - опасный лес, еще не ушедший во  вневременность  и  в
последней судороге существования пытающийся оживить  себя  крохами  чужого
жизненного времени.  Впереди  проглядывались  разбросанные  стволы  бывших
деревьев - их теперь можно было не опасаться.  Он  шел  к  ним,  осторожно
переставляя ноги, чтобы не наткнуться на бугорок или яму.
     Отчетливое сознание еще не вернулось. Глаза порой затягивало туманом.
Мысли не  вспыхивали,  а  медленно  вырисовывались:  он  не  постигал  уже
родившуюся мысль обычным мгновенным знанием,  а  как  бы  всматривался  со
стороны в какие-то возникавшие в сознании надписи, и лишь после этого  они
становились ясными. И ноги потеряли устойчивость, он не был  уверен  в  их
крепости. Ему все казалось, что  если  он  сильно  топнет  ногой,  то  она
согнется, как резиновая, или переломится,  как  высохшая  тростинка.  Надо
было проверить, так ли это это - без проверки он  не  мог  доверять  ногам
долго нести  его  с  Саланой.  Но  он  не  смел  рисковать  такой  опасной
проверкой, она могла стать роковой.
     Смутно соображая,  что  страшно  не  только  ему,  но  и  Салане,  он
заговорил вслух. Она не могла понять его слов, да это  было  и  лучше:  он
говорил о том, что ей не нужно было знать, о  том,  что  могло  ее  скорей
огорчить, чем успокоить. Но она успокаивалась от его голоса - он старался,
чтобы в голосе звучала ласка и доброта.
     - Бедная моя девочка, теперь я понимаю, отчего  погиб  твой  друг,  -
говорил он, медленно передвигаясь. - Мне он сказал: "Она будет жить,  пока
я живу". Я тогда  не  понял.  Вот,  думал  я,  выспренность,  человеческие
словесные фиоритуры, а не глубокое рассуждение дилона. Вот так я  думал  -
поверхностно - ты права, но не от пренебрежения  к  нему,  он  ведь  -  ты
знаешь - достоин восхищения. "Я такой", - как любил говорить  о  себе  наш
добрый Асмодей; он тоже погиб, хороший был парень, настоящий человек, хотя
и не человек. Я о Ланне, я  о  твоем  друге  -  ты  не  сердись,  от  меня
ускользает мысль, я ловлю ее. Ланна погиб от любви к  тебе,  и  это  такая
прекрасная смерть, девочка!.. Он нес тебя и вливал в тебя свое собственное
жизненное время, он не давал тебе состариться, как ты уже начала, ты  даже
помолодела  постаревшей  половиной,  а  другой,  юной,  так  молода,   так
прекрасно молода, что мне хочется плакать: ну почему свалилась на тебя эта
чудовищная хворь раздвоения -  разрыв  связи  времен  в  едином  теле.  Он
отдавал тебе свое живое время, а сам старел, нес тебя и непрерывно старел.
Вот так он любил тебя, девочка, так чудесно, так скорбно тебя любил.  А  я
не смогу передать тебе свое жизненное время  -  я  человек,  Салана,  люди
живут много меньше дилонов, но не в  этом  дело.  Я  отдал  бы  тебе  свое
маленькое время, если бы оно могло влиться в тебя, но я не знаю,  как  это
сделать. Вы умеете не только открывать, но и опровергать законы природы, а
я не научен - прости меня за это. Вот мы идем и идем, а Ланны нет,  а  без
Ланны вдруг опять ускорится твое постарение, что нам делать тогда? Я же не
умею, как он, а мы идем и  идем,  и  я  так  боюсь  за  тебя,  бедная  моя
девочка!..
     Аркадий помолчал и снова заговорил:
     - Итак, я о Ланне, о моем добром друге Ланне, о твоем друге  Ланне...
Он умер, ты видела, как он умирал, ты плакала на его груди.  Он  упал  под
тем деревом уже постаревший, а я не защитил его - я  не  знал,  что  моего
хрономоторчика не хватит на троих; тебя защитил, а его не сумел,  вот  так
это получилось. И проклятый вампир высосал из него остатки его физического
времени, которое он предназначал для тебя, для тебя  одной,  Салана.  Боже
мой, как он внезапно одряхлел, каким стал древним  стариком,  я  не  узнал
его, но ты плакала на его груди, он, уже не знакомый для  меня,  оставался
для тебя все тем же близким, самым дорогим, - и это так печально и хорошо,
что ты не отшатнулась от страшно преображенного старика, что ты плакала  о
нем на его груди... И мы идем, Салана, мы идем, только не знаю  куда  -  к
спасению или к гибели.
     Аркадий  снова  остановился.   Салана   плакала.   Маленькое   тельце
содрогалось от рыданий.  Аркадий  прижал  ее  покрепче  к  себе,  погладил
растрепавшиеся волосы, поцеловал в  голову.  Она,  поплакав  еще  немного,
затихла. Аркадий пошел дальше, продолжая разговаривать:
     - Я человек, Салана; ты не человек, а  другое  существо  -  разумное,
милое и страдающее. Так  много  различий  между  нами,  так  ужасно  много
различий! Не нужно быть специалистом по  конструированию  различий,  каким
был твой друг Ланна, чтобы разглядеть ту  бездну,  что  нас  разделяет.  И
внешний облик, и все прочее  -  да,  очень,  очень  многое,  ты  права,  я
согласен. Но в тысячу, в безмерную бездну раз больше единства  -  я  этого
раньше не знал, теперь знаю.  Мы  непохожи,  мы  радуемся  по-разному,  но
страдаем одинаково, твое маленькое сердце так же болит, когда у тебя беда,
как и мое в мою беду. И у тебя есть свое добро и свое зло, и у  меня  свое
добро и свое зло, мы не вне добра и зла. Кто  может  быть  по  ту  сторону
добра и зла? Так когда-то у нас писали высокомерные  глупцы,  а  это  была
ерунда: та сторона, за которой нет добра и зла, вне нашей  вселенной,  вне
любого разума и любой жизни. А мы с тобой живые и разумные, разве не так?
     Он еще помолчал, набирая побольше дыхания.
     - Салана, я обрадую тебя. Лес уже другой! Не мертвые хлысты и  палки,
а настоящие деревья. Вот погляди, я чуть-чуть поверну тебя, чтобы ты могла
увидеть своим здоровым глазом, видишь - живые листья,  такие  же  голубые,
как и на всех живых деревьях на вашей планете. И трава под  ногами  живая,
такая  ярко  оранжевая.  Ты  ведь  видишь,  правда?  Это  -  спасение!  Мы
возвращаемся в мир нормального времени, мы возвращаемся в  жизнь,  хорошая
моя девочка! Правда, там рангуны, там ваши враги, но ты не страшись, я  не
дам тебя в обиду, пусть лучше меня разорвут на клочья, чем я позволю  тебя
обидеть. Не дам, слышите вы, не дам!
     Аркадий выкрикнул эти слова с гневом и угрозой. Он вдруг ощутил,  что
в нем самом что-то очень важное переменилось. Он  больше  не  был  веселым
юнцом-хронавтом,  в  столь  молодые  годы   наделенным   высоким   званием
хроноштурмана, - он  стал  суровым  мужчиной,  какого  показывало  Зеркало
Сущности в зале Предварения. И на руках у него было слабое существо, почти
ребенок, доверчиво прильнувшее к спасителю. Он должен был ее защитить,  он
жаждал ее защитить - это была его  священная  обязанность,  его  радостный
долг взрослого,  собственным  телом  заслоняющего  ребенка  от  опасности,
высочайший долг мужчины, собственной жизнью спасающего женщину.  Он  вдруг
стал как бы всеми отцами  мира,  людьми  и  нелюдьми,  оберегающими  своих
детей. Он ощутил себя мужчиной  всех  мужчин  вселенной  -  охранителем  и
надеждой всех женщин мира!
     - Я спасу тебя, Салана, спасу,  мы  уже  вышли  в  хорошее  место,  -
бормотал он и вдруг оборвал бормотание.
     Он остановился, вгляделся в девушку. Она холодела. Она преображалась.
Левая здоровая половина тела теряла свою резкую отличность от  одряхлевшей
правой. Обе  половинки  сливались,  в  них  восстанавливалась  целостность
времени. Салана вновь обрела единое время  существования  -  не  жизненное
неровное время, а постоянное вечное  время  смерти.  На  руках  у  Аркадия
лежала маленькая, почти лишенная веса старушка. Аркадий положил Салану  на
траву, молча смотрел на нее.
     - Не донес, - сказал он горько. - Прости, не донес тебя.
     Потом он собрал камни и, как перед тем хоронил Ланну, похоронил и его
подругу. Когда вознесшийся холмик полностью закрыл маленькое тело, Аркадий
сел рядом с могилой. Надо было идти, спасение было  недалеко.  В  нарядном
голубом лесу уже не грозили разрывы времени, хроновороты и  хронобои:  еще
тысяча шагов - и кончатся его страдания. Но у него не было сил сделать эту
тысячу шагов. И не было желания искать спасения - так непреодолимо  трудно
стало добывать его.
     Все же он заставил себя встать и пойти. Но он не шел, а плелся:  тело
стало тяжелым для ног, в глазах все расплывалось и мелькало.  Споткнувшись
о бугорок, он упал.
     Теперь ему было хорошо. Он смотрел на серое небо: где-то вверху  одна
безжалостная Гаруна преследовала другую, - он не видел их,  они  были  вне
обзора. Тихо шумела голубая листва деревьев, тонко пела  оранжевая  трава.
Он закрыл глаза. Надо было заснуть, надолго заснуть.
     До него донеслись голоса,  кто-то  с  силой  схватил  его  за  плечи,
потряс, кто-то целовал его щеки, со слезами говорил:
     - Сын мой, родной мой! Мальчик мой, скажи что-нибудь!
     С усилием  он  поднял  веки.  Около  него  на  коленях  стояла  Мария
Вильсон-Ясуко - она тормошила его, по лицу ее текли слезы. Он не  поверил,
что это Мария, ее не могло здесь быть. Он не хотел отвечать на ее  призыв,
на ответ не было сил. Он перевел взгляд в сторону. Вокруг Марии  толпились
какие-то фигуры, он  не  узнавал  их.  Только  одна  показалась  отдаленно
знакомой: она чем-то напоминала  Асмодея.  На  ней  был  такой  же  камзол
средневекового аристократа, та же сломанная шпага,  рожки,  высовывавшиеся
из кудлатой головы. Но это не мог быть киборг: тот был строен и элегантен,
этот изодран, согнут, изможден - развалина, а не изящный кавалер.
     Аркадий перевел взгляд дальше.  Справа  от  Марии  стояло  незнакомое
высокое существо - нечто очень похожее на человека и очень нечеловеческое.
Львиной головой и гривой он напоминал Старейшину Старейшин Гуннара  Гунну,
но был много моложе, не имел таких длинных рук и был лишен хвоста. Он  был
высок, этот незнакомец, рост гармонировал с величавой осанкой.
     Мария встала с колен и сказала величавому незнакомцу:
     - Ватута, прикажи положить Аркадия на  носилки.  Он  плох,  его  надо
срочно доставить на "Гермес".
     Незнакомец церемонно поклонился  настоящим  человеческим  поклоном  и
громко ответил на хорошем человеческом языке:
     - Будет исполнено, повелительница!




                               Часть третья

                            МЕРТВОЕ БЕССМЕРТИЕ

                             Михаил Петер Бах

                                    1


     Михаил Петер Бах, знаменитый на Земле  археолог,  академик  и  знаток
населенных  и  пустынных  планет  ближнего  к  Солнцу  космоса,   человек,
испытавший множество опасных приключений и неизменно выходивший  сухим  из
воды, ни минуты не  сомневался,  выпадая  из  разваливающегося  шара,  что
гибель и на этот раз не близко. Его выбросило наружу, но не  разбило;  его
непреодолимо тащило куда-то, но тащило мягко; он вполне мог разнести  свой
череп о любой  крупный  камень,  но  его  увертывало  от  камней.  Это  не
случайность,  понял  он.  "Меня  похищают",  -  подумал  он   и   перестал
сопротивляться уносящей силе.
     И он не удивился, когда вдруг  почувствовал,  что  его  тело  уже  не
катится,  а  летит  над  почвой.  "Подняли  антигравитационным  полем,   -
хладнокровно думал он, - а зачем подняли? Что-то новое,  подождем".  Новое
предстало в образе такого же шара, из какого его выбросило, но значительно
крупней. Шар подлетел вплотную, в нем открылся  лаз,  из  лаза  высунулась
рука, схватила человека и втянула в  шар.  Бах  упал  на  пол,  с  усилием
приподнялся. У пульта сидело трое аборигенов,  весьма  похожих  на  людей.
Лишь у того, кто втянул его, руки были по-дилоньи  гибки;  у  двух  других
они, более короткие, явно не удлинялись, а хвостов не было ни у одного.  И
лица у всех были скорей  обезьяноподобными,  а  не  собаковидными,  как  у
дилонов; на теле - густая шерсть, губы выпячены. Все  трое  повернулись  к
Баху спиной, как только он поднялся с пола, -  похоже,  он  больше  их  не
интересовал.  Один  что-то  сказал  другому,  тот  что-то  ответил  -  они
разговаривали звуковой речью, слова были непонятны, но это были  слова,  а
не однообразный визг дилонов, лишь  сопровождающий  передачу  мыслей.  Это
приободрило Баха, - акустической речью, как она ни сложна,  все  же  легче
овладеть, чем телепатированием неизвестно как закодированных мыслей.
     Он   обратился   к   аборигенам,   стараясь   говорить   медленно   и
членораздельно, чтобы они, если и  не  поймут  сразу,  то  хоть  запомнили
слова:
     - Вы рангуны? Не откажите в любезности сообщить, куда меня  волочите?
В смысле: для чего похищаете?
     Все трое разом обернулись. Один сказал гортанно, как бы не произнося,
а выплевывая каждое слово поодиночке:
     - Хаврон. Бедла.
     - Хаврон. Кадла, - подхватил второй.
     Третий закончил:
     - Хаврон. Рудла.
     И все трое опять повернулись спинами к Баху.
     - Понятно. Хавроны, - сказал Бах в спину троим. - Воины рангунов.  Не
знаю, будет ли приятным наше знакомство,  но  все  же  познакомимся.  Я  -
человек, Михаил Петер Бах, археолог. Впрочем,  вряд  ли  вы  поймете,  что
такое археолог. Да и  вообще  сомнительно,  чтобы  вы  хоть  словечко  мое
понимали. Но все же - куда вы меня тащите?
     Хавроны, уловив вопросительную интонацию, обернулись.
     - Хаврон. Бедла, - выплюнул первый.
     - Хаврон. Кадла, - дополнил второй.
     - Хаврон. Рудла, - закончил третий.
     Бах помолчал. Долго молчать он не мог.  Его  распирало  от  мыслей  и
чувств. В далеких походах он привык общаться  со  словоохотливым  и  умным
собеседником - самим собой. Он заговорил вслух:
     - Итак, хавроны. Дилоны ненавидят хавронов (все они обезьянолики  или
только эти три молодца?) пожалуй, больше, чем рангунов.  Это-то,  впрочем,
объяснимо. Слуга врага всегда отвратительней самого врага.  И  тащат  меня
эти слуги, естественно, не по  своей  прихоти,  а  по  велению  господина.
Возможно, по приказу Верховного Злодея рангунов, как его назвал Старейшина
Старейшин, тот милый  старец,  который  сейчас  трудит  свою  высокомудрую
голову над мучительной  загадкой,  сколько  ангелов  можно  разместить  на
острие иголки. Как его зовут, Верховного Злодея? Да, вспомнил - Ватута!
     Трое хавронов поспешно вскочили, услышав  громко  произнесенное  имя,
разом обернулись, разом склонили мохнатые головы.
     - Хаврон. Бедла, - почтительно сказал первый.
     - Хаврон. Кадла, - угодливо добавил второй.
     - Хаврон. Рудла, - торжественно завершил третий.
     - Заткнитесь, лохматые!  -  раздраженно  попросил  Бах.  -  Мне  ваши
церемонные самопредставления надоели. Одно важно: кому и зачем я нужен,  а
этого вы не скажете, даже если бы знали, а наверно, и не  знаете.  Поэтому
помолчим. Сидите ко мне спинами. Спины у вас еще невыразительней лиц. Один
древний писатель по выражению спин определял характер людей точней, чем по
их лицам. Вы его не читали,  естественно.  Интересно,  умеют  ли  в  вашей
стране читать? У дилонов, считающих  себя  воплотителями  Высшего  Разума,
книг нет, но разум есть, хотя,  по-моему,  не  высший.  Впрочем,  это  мое
частное мнение. Поэтому и о дилонах помолчим. В вашем летательном  снаряде
все стены изнутри прозрачны, это хорошо. Конечно, взирать на ваши светила:
и томную Голубую, и разъяренную  Белую  -  равно  нерадостно,  зато  можно
полюбоваться планетой. Хорошая планета Дилона,  одно  плохо  -  враждуете,
воюете, а зачем? Причины войны позабыли - значит, и  прекратить  войну  не
можете, ибо без устранения позабытых причин... В общем, неважная ситуация,
лохматые. Вы не находите?
     Хавроны уловили не только вопросительную интонацию,  но  и  некоторое
сокрушение в голосе Баха. Все трое согласно обернулись.
     - Хаврон. Бедла, - печально сказал один.
     - Хаврон. Кадла, - грустно добавил второй.
     - Хаврон. Рудла, - скорбно вымолвил третий.



                                    2


     Шар делал  круг  над  столицей  дилонов.  На  охранной  башне  -  они
пролетали вблизи - ярко вспыхнула верхушка,  донесся  грохот  взрыва.  Шар
уклонился от удара резонансных орудий,  отделавшись  лишь  кратковременной
вибрацией,  сделал  круг  и  воротился  к  той  же  башне,   чтобы   ловко
сманеврировать при новом ударе. Полет походил на игру,  но  игру  опасную.
Бах помнил, как вспыхнул и превратился в раскаленную пыль аэроразведчик  с
"Гермеса", - и не хотел такой же участи для себя.  Надо  было  сказать  об
этом хавронам, но ведь они в ответ только обернутся и сообщат, кто они.  И
тут Бах сообразил, почему они  неустанно  рекомендуются,  -  он  обращался
сразу ко всем, никого не называя особо.
     - Бедла! - сказал  он  громко.  Обернулся  один  Бедла,  двое  других
деловито выворачивали шар на третью петлю вокруг башни. -  Бедла,  мне  не
нравится ваша игра с башнями. Во всяком случае,  пока  я  в  шаре.  Ты  не
знаешь моего языка, но уверен, что ты меня понял.
     Бедла махнул лохмами, изобразил подобие улыбки и так же гортанно, как
свое имя, выплюнул одно слово, зато настоящее человеческое слово.
     - Понял! -  И,  помолчав  и  вторично  обернувшись,  добавил  так  же
гортанно, скорее звериным рыком, чем речью: - Улетаю.
     Шар отвернул от башни и унесся  за  город.  Вскоре  он  пролетел  над
местом, где произвели резонансное нападение на авиетки  "Гермеса"  и  шары
дилонов. Внизу лежали  остатки  одного  из  шаров,  но  авиетки  не  было.
"Гермес" пригрунтовывался где-то неподалеку, с высоты  открывался  большой
обзор, но корабля и следов не было.
     Бах тихонько - чтобы не привлекать внимания хавронов  -  беседовал  с
собой:
     - Четыре возможности. Первая: погиб. Чушь! "Гермес" может в ответ  на
нападение  разнести  все  боевые  установки  на  планете,  но   погибнуть?
Исключено! Вторая: улетел. И обсуждать  не  буду  -  вздор!  Товарищей  не
оставляют. Третья: заэкранирован. Возможно, но сомнительно. Кнудсен  будет
нас вызволять, а  не  экранироваться.  Последняя:  сменил  место  стоянки.
Зачем? Не знаю, может быть, толковому Различнику под силу авторазмышлением
обнаружить место новой стоянки, но мне - нет. И все же "Гермес"  где-то  в
другом месте!
     Шар увеличивал скорость. Внизу проплывала странная планета: безмерные
леса, прерываемые остриями скал. Где-то на другой стороне ее  разместилась
гористая страна рангунов; горы виделись издалека, но Рангунии все не было.
На вершинах гор что-то посверкивало - жгучее сияние  Гаруны  Белой  мешало
разглядеть детали. Вероятно, резонансные батареи, думал Бах.  Батареи  его
не интересовали, эта техника была ближе Кнудсену и Аркадию. Он  поглядывал
на  хавронов.  Согнутые  спины  трех   похитителей   свидетельствовали   о
сосредоточенности.  "Нахмуренные   спины",   -   думал   Бах.   Он   любил
выразительные словечки, они улучшали настроение при неудачах.  Нахмуренные
спины, угрюмые затылки, невеселые локти рук - или лап?  -  варьировал  Бах
описание пилотов шара.
     Потом  показалось  населенное  место,  разорвавшее  лес,  -  равнина,
утыканная зданиями и сооружениями, похожими на промышленные. А  вокруг  на
все стороны простирались бесконечные леса, уходившие за далекий горизонт.
     Шар стал снижаться. Бах  увидел  толпу  на  крохотной  площадке.  Шар
опустился, в стене распахнулся лаз. Бедла показал мохнатой рукой на выход.
Бах вышел и остановился, оглушенный. От города  несся  такой  грохот,  что
заложило уши. Из шара вылезли трое хавронов. Бедла лапой подтолкнул Баха к
стоявшей  поодаль  толпе  встречающих.  Толпа  складывалась  из  таких  же
хвостатых собаколиких дилонов, каких Бах встречал в Дилонии, даже хавронов
не было, кроме троих пилотов шара. "Где же чертовы рангуны?"- с удивлением
спросил себя Бах, но не стал придумывать ответа. Бедла  подталкивал,  надо
было идти.
     Толпа раздвинулась, вперед выступили три фигуры. Бах понял - рангуны!
Эти трое не были похожи ни на дилонов, ни на хавронов - в их  облике  было
много человеческого, но и нечеловеческого хватало:, две  ноги,  две  руки,
два глаза, два уха, мощная шевелюра,  зато  голова  скорей  львиная  да  и
бочкообразное туловище  сразу  выдавало  нечеловечность.  Баху  показалось
издали, что приближаются три вертикальные цистерны с  руками  и  ногами  и
пышноволосой головой. В рисунках одного детского художника он видел  много
таких бочкообразных  фигур  -  эти  трое  сходили  за  спрыгнувших  с  тех
красочных страниц.
     Рангуны встали в ряд  перед  Бахом:  правый  самый  высокий,  средний
пониже, третий самый низенький и очень юный.
     Правый выдвинулся на шаг вперед и сообщил  на  неплохом  человеческом
языке, только со скрипом в голосе -  будто  одна  сухая  доска  терлась  о
другую:
     - Бессмертный номер двадцать девять. Кагула.
     Выступил средний, в его голосе звучал металл:
     - Бессмертный номер сорок четыре. Варана.
     Юный рангун прозвенел тонким голоском:
     - Бессмертный номер одиннадцать. Казана.
     Бах постарался  не  показать,  что  его  поразило  и  человекоподобие
рангунов, и что они, не зная до него ни  одного  человека,  все  же  знают
человеческий язык. Он вежливо отрекомендовался:
     - Михаил Петер Бах, археолог, хронавт.
     - Знаем, -  благожелательно  сказал  Кагула,  Бессмертный  No  29.  -
Путешественники по искривленному  времени,  хронолет  "Гермес",  родина  -
планета Земля, другой поток времени. Верно?
     - Верно. Откуда вы все это узнали?
     - От вас. Вы о себе рассказали дилонам, всё  рассказали...  Мы  знаем
все, что делается у дилонов, что делается... Они отлично раскодировали ваш
язык, они это могут, но говорить по-вашему неспособны. Для нас это просто,
для нас...
     Кагула по-человечески наслаждался удивлением Баха.  Он  еще  добавил,
что рангуны  могли  похитить  людей  и  раньше,  но  решили  дать  дилонам
досконально изучить пришельцев, а потом изымать их.
     - Похищен я один? А мои товарищи?
     Рангун любезно разъяснил:
     - Пока один. Твои товарищи, некто Аркадий и некто Асмодей Киборг  или
Киборг Асмодей, его точное имя пока не установлено, попали  в  хроноворот,
попали... Мы велели найти и вызволить  их.  Будь  покоен,  они  не  минуют
плена, они не минуют...
     - А наш корабль?
     Рангун нахмурился.
     - Исчез. Но мы его разыщем. Иди рядом со мной. Нас ждут в городе, все
нас ждут... Это близко.
     Впереди шли три хаврона - Бедла, Кадла и Рудла, потом Бессмертный  No
29 и Бах, а замыкали церемонное  шествие  -  уже  беспорядочной  толпой  -
дилоны, составлявшие, сообразил Бах, свиту Бессмертных.
     Город рангунов походил скорей на промышленный поселок и грохотал, как
древний котельный цех на Земле. В городе имелись и здания, и улица, но все
окутывала пыль, в пылевом тумане посверкивали искры. Бах,  скинувший  было
шлем астроскафандра, пожалел, что поторопился открыть голову.  Можно  было
натянуть шлем снова, но трое Бессмертных шли с непокрытыми  головами.  Бах
ограничился тем, что натужно закашлялся.
     - Много пылят в вашем городе, - сказал Бах Бессмертному No 29.
     - Стараются! Вот этот дом, - Кагула показал на  облако  пыли,  в  нем
что-то смутно темнело, - должны были разрушить  только  завтра,  а  начали
разрушать вчера, начали... А это прекрасное здание, - он показал на другое
облако пыли, в нем еще меньше можно было  что-либо  разглядеть,  -  должны
были завершить только через неделю, но  строители  передадут  разрушителям
для уничтожения совершенно готовое здание  на  четыре  дня  раньше  срока,
раньше передадут... Великолепная работа, не правда ли?
     - Не понял. Разрешите,  я  повторю:  строители  завершают  сооружение
прекрасного здания, чтобы без промедления  передать  его  разрушителям  на
слом?!.
     - Правильно. Ведь нельзя разрушить то, что  еще  не  построено,  ведь
нельзя...
     - Да, уничтожить можно лишь то, что предварительно создано.
     - Рад, что понимаешь это. Мы уверены, что найдем с людьми общий  язык
быстрей,  чем  глубокомысленные  глупцы  дилоны,  которых   вы   почему-то
предпочли, вы предпочли. Мы сразу поняли: пришельцы - существа  такого  же
разума, как и мы, такого же... Это облегчит взаимопонимание.
     - В порядке взаимопонимания... - Бах закашлялся от удушливой пыли.  -
Ты сказал, что нас ждут. А где? В одном из тех прекрасных зданий,  которые
немедленно идут на слом, едва их построят?
     - Нет, мы идем  в  пещеру.  Иногда  и  наши  боевые  операторы  могут
переусердствовать,  иногда  и  дилоны-Опровергатели  возмутительно   плохо
сдерживаются... Бессмертный No 3, великий  Ватута,  не  любит,  чтобы  при
важных обсуждениях валилась крыша или судорога сводила пол...  В  глубоких
пещерах такие неудобства исключены, такие неудобства...
     - Вы меня ведете к Ватуте?
     - К Великому Ватуте, так точней. К Великому!
     - А зачем?
     - Как зачем? Надо дружески  обсудить,  какой  тебя  удостоить  казни,
какой удостоить. Где это  торжественней  совершить,  как  не  на  синклите
Бессмертных под председательством самого Ватуты.
     Бах споткнулся на ровном месте.
     - Удостоить казни, ты сказал? А зачем меня казнить?
     - Казнь - лучшее, что можно предложить тебе.
     - Я  не  считаю  ваше  решение  наилучшим.  Тем  более,   в   порядке
взаимопонимания... Буду протестовать!
     - Непременно протестуй! Протест удостоенного казни входит  в  ритуал,
входит... Если  бы  казнимые  не  протестовали,  их  было  бы  неинтересно
казнить. Дружески  информирую  тебя,  что  после  того,  как  ты  объявишь
Бессмертным свой протест, который они, естественно, отклонят,  ты  сможешь
выбрать  самую  приятную  для  тебя  форму  перехода  в  небытие,  сможешь
выбрать...
     - И с самой приятной формой перехода в небытие не примирюсь, - твердо
сказал Бах.



                                    3


     Ошеломленный  дружеским  сообщением  Кагулы,  Бах  все  же   сохранил
наблюдательность. Он не раз в беспокойной жизни  исследователя  незнакомых
планет попадал в отчаянные положения - и никогда  не  впадал  в  отчаяние.
Минуту-другую он присматривался, нельзя ли сбежать из-под конвоя. Сбежать,
наверно, не так уж трудно - рванул в ближайшее облако  пыли:  в  удушливом
полусумраке теряются целые здания, кто его там быстро  отыщет?  Быстро  не
отыщут, но отыщут непременно! Бегство - не выход, надо придумывать другой.
И тут он вспомнил простодушный ответ рангуна на свой  возмущенный  вопрос.
"А что еще с тобой делать?"- сказал рангун.  Здесь  выход  -  надо  самому
придумать, что с ним делать. Он должен стать нужен для еще чего-то,  кроме
казни. Вон сколько у них дилонов, а ведь это их враги, а он никому не враг
- ни дилонам, ни рангунам. Местные дилоны им чем-то  полезны.  Хорошо,  он
станет полезным проклятым бессмертникам!
     Пока эти мысли торопливо проносились  в  голове  Баха,  он  продолжал
набираться впечатлений. Бах любил ощущать себя не  только  исследователем,
но и уличным зевакой.  И  хоть  грохот  из  облаков  пыли  мешал  что-либо
отчетливо слышать, а пыль не давала что-либо  отчетливо  рассмотреть,  Бах
быстро установил, что рабочие на стройке и разрушении чаще  всего  дилоны,
но попадаются и хавроны, а переноска  тяжестей  совершается  так:  груз  -
иногда и громоздкий, и по виду тяжелый - сам плывет  над  поверхностью,  а
рабочий только подталкивает его ногой или поворачивает рукой.  И  еще  Бах
разглядел, что  главные  инструменты  -  резонаторы,  небольшие  аппараты,
которые все здесь  носят  с  собой:  резонаторами,  при  слабой  вибрации,
утрамбовывают и  закрепляют,  резонаторами  же,  давая  большую  нагрузку,
сваливают  и  разрушают.  Грохот  и   пыль,   терзавшие   уши   и   горло,
свидетельствовали, что резонаторы работают исправно и эффективно.
     - Интересный  у  вас  способ  переноса  тяжестей,   -   заметил   Бах
Бессмертному No 29.
     - Очень простой, - любезно откликнулся Кагула. - Я рад,  что  ты  это
заметил, я рад.
     - Не мог бы ты меня проинформировать обстоятельней  о  вашем  быте  и
труде, - осторожно  продолжал  Бах,  не  зная,  как  относятся  рангуны  к
чрезмерному любопытству.
     Рангуны, в отличие от дилонов, видимо, не считали  зазорным  задавать
вопросы и требовать ответа. С охотой,  граничащей  с  энтузиазмом,  Кагула
разъяснил, что их общество совершенно,  ибо  гармонично.  А  вот  общество
дилонов  уродливо,  у  них   отсутствует   гармония,   они   страдают   от
несинхронности своего физического времени и, стало быть,  смертны.  И  так
углубляются в саморазмышления по любому поводу, что забывают о реальностях
бытия. Они...
     В этом месте Бах счел возможным прервать Бессмертного No 29:
     - Я спрашивал тебя не о дилонах, а  о  цели  вашего  строительства  и
разрушения, ибо мне показалось, вы не различаете эти понятия и  строить  у
вас то же, что разрушать.
     Кагула, однако, считал, что отвечает именно на заданный вопрос. Итак,
дилоны. Дилоны знают, но  не  умеют.  Дилоны  способны  многое  постигнуть
продолжительным размышлением,  но  не  в  состоянии  реально  использовать
знания. Им раздумывание важней применения. Зато  рангуны  знают  и  умеют.
Кое-что и меньше знают, но зато больше умеют. Уловил  ли  пришелец  Михаил
Петер Бах, чем разнятся рангуны от своих вечных противников?
     - Очень интересно, - неопределенно прокомментировал Бах.
     Рангун с тем же воодушевлением продолжал.  До  вибрации  и  резонанса
додумались дилоны. Их Конструкторы установили, что  при  помощи  резонанса
можно разрушить любой предмет, любую  конструкцию,  живую  и  мертвую.  Их
Опровергатели доказали, что тот же резонанс способен и созидать, превращая
конгломераты  частиц  в  прочные  предметы.  Ну   и   что?   Что   сделали
значительного дилоны из своего великого открытия? Да ничего! Зато  рангуны
сумели  все  свое  строительство,  все  свои  разрушения   базировать   на
резонансе. Наши аппараты превращают самые прочные  конструкции  в  осколки
при помощи вибраций. Потом из этих же осколков и пыли, теми же  аппаратами
воссоздаются прежние величественные строения. Разве это не великолепно?
     - Как ваши резонансные орудия  превращают  в  прах  летательные  шары
дилонов и наши авиетки, я испытал на себе, - заметил Бах.
     Вот именно - испытал на себе! Это же восхитительно - испытать на себе
действие мощного резонатора! Чтобы все клетки в теле тряслись  и  стонали!
Чтобы и вопль, исторгаемый из  груди,  распадался  на  тысячи  разобщенных
звуков, чтобы и в вопле звучала все  та  же  непреодолимая  вибрация.  Все
основано на резонансе! Мы резонируем даже мыслями, ибо мысли одни у  всех,
они  -  всеобщий  резонанс  от  главного  резонатора:  он  и  создает   ту
пленительную, ту захватывающую, ту таинственную вибрацию в голове, которая
называется мыслью и которая немедленно резонирует  во  всех  головах.  Все
Бессмертные сообща вибрируют одними и теми же мыслями. А у  людей  имеются
всеобщие идеи, творимые могучим резонансом?
     - Всеобщие  идеи  у  нас  есть,   например,   хорошие   идеи   добра,
справедливости, дружбы, любви, совершенствования, да и  много  других.  Но
они создаются не вибрацией какого-то резонатора, а  всей  нашей  жизнью  -
воспитанием, чтением, бытом...
     - Несовершенный способ, - установил Кагула.  -  Вы  могли  бы  у  нас
поучиться, у нас... Жалко, что из-за казни ты  не  успеешь  перенять  наши
успехи.
     - Ради этого можно бы и повременить с казнью, как по-твоему?
     - Это решит ассамблея Бессмертных, это решит.
     - Но ты мог подсказать бы... С одним поговорить, с другим...
     - Какое это имеет значение? - удивился Кагула. - Идея сохранить  тебе
жизнь должна одновременно прорезонировать во всех головах.
     - Тогда провибрируй во все головы  мысль,  что  мне  надо  непременно
сохранить жизнь.
     - А если Ватута провибрирует мысль о твоей казни?  Его  вибрация  так
сильна! Ее резонанс забьет любую мою вибрацию, забьет...
     Процессия миновала два  дома  -  один  строился,  другой  разрушался.
Густой пылью одинаково несло от обоих, грохота каждый производил  столько,
что Бах невольно ускорил шаг. Кагула придержал его рукой.
     - Полюбуйся, пришелец! Сколько энергии! Уверен, что у вас и  похожего
нет.
     - Почему же? - возразил археолог. - И  на  Земле  иногда  совершаются
подобные операции. Их называют переливанием из пустого в порожнее.
     - Звучит неплохо - переливание  из  пустого  в  порожнее!  -  одобрил
Бессмертный No 29. - Но  согласись:  создавать,  чтобы  разрушать,  -  еще
сильней! Выразительнейшая формула. Самодумы дилоны, определенные  на  нашу
службу, установили, что эта формула прорезонирует на всю Вселенную.
     - Старайтесь, старайтесь! - хмуро ответил Бах.
     Пока Бах разговаривал с Кагулой, двое других Бессмертных молчали,  и,
как показалось Баху, не  просто  молчали,  а  почтительно.  Наверно,  и  у
рангунов табель о рангах - как у дилонов, думал академик. Тогда решают  не
сообща, а высшие в иерархии. Кагула сказал о Ватуте, что тот командует,  а
остальные вибрируют под него,  то  есть  ответно  резонируют...  в  общем,
покорствуют.
     Поселок конвой прошел быстро. За поселком высилась гора - безлесная и
островершинная. В горе зияло отверстие. У отверстия сторожили  два  рослых
хаврона: голова Баха была ниже их плеч. Наружное отверстие начинало  собой
туннель - обычные самосветящиеся стены, уклоны и повороты. И на  Земле,  и
на  других  планетах  Бах  повидал  множество  пещер  -   естественных   и
искусственных, обитаемых и безжизненных, грандиозных и крохотных. Эта была
из средних - не брала ни красотой минералов, ни обширностью пустот. В этом
логове рангунов не придется ничему удивляться, кроме них самих, - невесело
думал Бах.
     Но когда его ввели в  обширную  пустоту,  он  удивился.  Удивительное
предстало в форме ярко светящегося пятна на потолке. Какое-то естественное
вкрапление в массивный камень разбрасывало вокруг столь  яркие  лучи,  что
освещение в пещере ненамного уступало дневному свету. Бах быстро  прикинул
природу светящегося пятна. Конечно, какая-то смесь радиоактивного минерала
с минералом, способным  выбрасывать  фотоны  при  облучении  нейтронами  и
протонами. Модель  естественной  ядерной  бомбы,  только  тлеющего,  а  не
взрывного типа. Но ведь этот естественный светореактор  не  только  дарует
сияние, но и губит своим излучением! Неужели радиоактивность не  действует
на рангунов и их прислужников?
     Все пространство освещенной  естественным  фонарем  пещеры  заполняли
рангуны. Один направился к Баху - он был на  голову  выше  всех.  Короткие
руки едва доставали до бедер, зато ноги были длинные  и  массивные.  А  на
массивных ногах покоилось цилиндрическое туловище,  и  грудь  не  выпирала
бочкой, как у других. Уродлив, но  величественным  уродством,  оценил  его
Бах. И ближе к человекообразию, чем остальные рангуны,  не  говоря  уже  о
хавронах и дилонах.
     Величавый рангун неторопливо проговорил на хорошем человеческом языке
- скрип в голосе был слабей, чем у Кагулы:
     - Бессмертный No 3. Ватута.  Дилоны  зовут  меня  Верховным  Злодеем.
Горжусь этим званием. Дилоны чтут меня.
     - Ваш гость. Человек, археолог, хронавт и академик Михаил Петер  Бах,
- отрекомендовался Бах. - Друзья обычно зовут меня Миша Бах.
     - Пленник, а не гость, - ласково поправил Ватута. - Пленник.
     - Гость, - повторил Бах. - Пленные - профессиональный продукт  войны.
А мы с вами не воюем, брать нас в плен вы не можете.
     - Но мы взяли тебя в плен. Ты этого не будешь отрицать?
     - Буду. Вы пригласили меня в гости, только выбрали для приглашения не
самый лучший способ.
     - Ты гость дилонов, ты друг наших врагов. Мы взяли тебя  в  плен  как
врага. И против этого будешь возражать?
     Бах быстро заметил, что Бессмертному  No  3,  с  гордостью  носившему
титул Верховного Злодея, по душе их спор.  Он  улыбался,  глаза  лучезарно
сияли, слова - отнюдь не дружественные - произносились весьма  дружелюбно.
На этом можно было сыграть.
     - У меня тысяча возражений против плена  и  все  -  убедительные!  Но
прежде хотел бы спросить тебя... как  величать  столь  высокую  особу.  Не
Верховным же Злодеем?
     - Можно и Верховным Злодеем, это правдиво и  величественно.  Можно  и
Ватутой. Каждое наименование рисует мою исключительность. Ибо  у  рангунов
только один Верховный Злодей и только один Ватута.
     - Понял. Именовать тебя просто Бессмертным No 3 не годится, ибо у вас
Бессмертных, наверно, много.
     - Годится и наименование Бессмертный No 3, но оно, кроме номера, мало
выражает мою особость - Бессмертных сейчас девяносто восемь. О чем  же  ты
хотел спросить меня? Об ожидающей тебя казни?
     - И об этом. Люди в древности казнили только больших преступников  за
очень большие провины. Но я перед вами не провинился.  Почему  бы  вам  не
перенять благородные обычаи древних людей?
     Ватута заулыбался еще шире и благодушней.
     - Мне не нравятся ваши порядки, человек. Ты назвал  их  благородными?
Это  звучит  нехорошо.  Кто  из  Бессмертных  согласится  все   бессмертие
пребывать в благородстве? Таких глупцов не найти.
     - И все-таки - почему меня надо казнить?
     - А  почему  бы  не  казнить?  И  то  и  другое  возможно.  Из   двух
равнозначащих возможностей я выбираю ту,  что  приятней.  Приятней  видеть
твою казнь, чем постоянно видеть тебя. Казнь врага - радостное зрелище,  а
какая радость в любовании твоей тщедушной фигурой?
     - Я могу быть вам полезен, Ватута.
     - Не  смеши!  Смертному  надо  искать  пользы,  чтобы  удлинить  свое
кратковременное существование. А какая польза искать пользы  Бессмертному?
Можешь ли ты удлинить мое существование? Оно и так безгранично. К чему  же
твои услуги, тем более, что ты и сам не знаешь, на какую услугу  способен.
Бессмертные ненавидят полезное. Ты заметил, что мы одновременно  строим  и
разрушаем построенное?
     - Заметил.
     - И сказал при этом, что на вашей далекой  родине  подобные  действия
называют переливанием из пустого  в  порожнее.  Мой  министр  Прогнозов  и
Ведовства,  дилон  Кун  Канна,  в  своей  стране  некогда  величайший   из
Конструкторов   Различий,   додумался   глубоким   саморазмышлением,   что
переливание из пустого в  порожнее  равнозначно  творению  бесполезного  и
ненужного.  Вот  единственная  операция,  роднящая  людей  и  рангунов:  с
энтузиазмом переливать из пустого в порожнее! Именно  с  энтузиазмом,  ибо
без энтузиазма такие совершенные операции не совершить!  Вы  расцвечиваете
редкими случаями бесполезности свое скудное существование,  оно  немыслимо
без непрерывно творимой пользы. Вы всё делаете по необходимости. А мы,  не
нуждающиеся ни в чем, заполняем свое бессмертие одним бесполезным.  И  чем
выше степень  красивой  бесполезности,  чем  горячей  градус  великолепной
ненужности, тем привлекательней. Вот если бы ты сказал: могу сделать нечто
такое, что никогда, нигде, никоим образом и ни для какой  цели  не  сможет
вами быть использовано, еще можно было бы сохранить тебе жизнь.  Но  разве
ты, раб полезного,  мог  бы  сотворить  что-либо  прекрасное  и  абсолютно
ненужное?
     - Могу, - хладнокровно объявил Бах.
     Пока  Ватута  разглагольствовал,  Бах  увидел  путь  к  спасению.   В
студенческие годы Бах среди друзей прославился  как  острослов  и  софист.
Создатель хронистики, науки о трансформации  физического  времени,  Чарльз
Гриценко, тоже артист в переиначивании  понятий,  с  уважением  говорил  о
молодом ученом: "Миша Бах способен  убедительно  доказать,  что  "да"  это
"нет", а после - еще убедительней, - что "нет" это "да". И сообразив,  как
воздействовать на Верховного Злодея, Бах  быстро  переориентировался.  Но,
уже уверенный в успехе, он позволил себе раньше поиздеваться над  Ватутой,
а уж потом увлечь его абсолютной бесполезностью задуманного плана.
     - Мой отец был из немцев, - начал он, - а мать гречанка.  Теперь  все
народы на  Земле  сильно  перемешались,  но  в  древности  немцы  и  греки
существовали особо. И каждый народ отличался от другого.  Считаю,  что  от
отца-немца я унаследовал трудолюбие, глубину мысли и основательность, а от
матери-гречанки - любовь все оспаривать и неверие в незыблемость истин.
     - В самовосхвалении тебе не отказать, - одобрил Ватута.
     - И, в  порядке  побочного  замечания,  -  продолжал  Бах,  игнорируя
реплику Ватуты, - я сейчас докажу, что, казнив меня, ты совершишь полезный
для себя поступок. - Бах почувствовал  удовольствие,  увидев,  что  Ватута
удивился. - Ведь, оставив меня в живых,  ты  обязан  заботиться  обо  мне,
кормить, искать мне дело без переливания из пустого в порожнее - я  не  из
мастеров такого искусства. Тысяча хлопот! А казнив, избавляешься  от  всех
хлопот, то есть совершаешь нечто полезное для себя. Ты не смеешь умертвить
меня, поскольку такой поступок тебе полезен и,  стало  быть,  противоречит
сущности вашего абсолютно бесполезного бессмертия.
     - Интересно, я подумаю, - с уважением промолвил Ватута. - Но ты хотел
предложить что-то, а не только оспорить твою казнь.
     - Именно предложить. Слушай, Ватута.
     И Бах сообщил, что за свою не такую уж  короткую  жизнь  он  совершил
немало путешествий по ближнему к их Солнцу космосу, прежде чем записался в
хронавты. На сотнях планет он узнал столько событий, форм жизни, катастроф
и расцветов, что одно перечисление  открытий  заняло  бы  месяцы  местного
времени. И главным из его открытий была недавняя  по  их  земному  времени
находка в Северной Скандинавии - есть такая мало  обитаемая  местность  на
Земле. Та находка поколебала все  устоявшиеся  представления  о  жизни  во
Вселенной. Именно для проверки его  скандинавского  открытия  и  снарядили
"Гермес", первый хронокорабль, путешествующий не только в  прямом  времени
космоса, но свободно  вторгающийся  во  времена  фазовые  -  под  углом  к
прямому.
     - Так  вот,  Ватута,  я  согласен  рассказать  о  всем  пережитом   и
обнаруженном, и ручаюсь, что рассказ мой,  во-первых,  будет  захватывающе
интересным, и, во-вторых, ничто услышанное никогда, нигде, никоим  образом
и ни для какой  цели  вы  не  сможете  использовать.  Всё  будет  для  вас
абсолютно и всеохватно ненужным!
     Ватута задумался.
     - А если что-либо из твоей  информации  будет  неинтересно  или,  что
хуже, полезно для нас? Тогда тебе придется немедленно расстаться со  своим
краткосрочным существованием.
     - Кое-какие  мелочи  моей  жизни  могут  быть  вам  малоинтересны,  -
согласился Бах. -  Но  не  буду  злоупотреблять  скукой.  Зато  гарантирую
собственной головой бесполезность даже интереснейшей информации.
     - Гарантируешь собственной головой - это внушительно!  Принимаю  твое
предложение. Немедленно приступим к извлечению из тебя всего интересного и
ненужного для нас, что ты успел накопить за жизнь.
     Бах быстро сказал:
     - Предупреждаю: рассказ займет не один ваш  день,  ведь  перевести  в
слова все события моей жизни...
     Ватута презрительно прервал его:
     - Переводить всю свою жизнь в слова? Даже у  нас,  имеющих  в  запасе
бессмертие, не хватит терпения слушать.  Мы  не  услышим,  а  увидим  твою
жизнь. - Ватута повысил голос:  -  Где  Кун  Канна,  министр  Прогнозов  и
Ведовства? Пусть он говорит так, чтобы его понял и пришелец. Почему  я  не
вижу Кун Канны?
     Уже не речью, а телепатированной мыслью до Баха донеслось:
     - Повелитель, я всегда рядом. Прости, что не  осмеливаюсь  попадаться
на глаза, твое величие ослепляет меня.
     - Прощаю. Выдвинись.
     К властителю засеменил худыми  ногами  дилон  -  проволочил  облезлый
хвост по камню, плотно ухватил десятью пальцами одной руки десять  пальцев
другой, удлинил обе руки  и  сложил  их,  сплетенные,  к  ногам  Ватуты  -
вероятно, высший знак покорности и послушания, подумал Бах.
     Ватута недавно назвал Кун Канну величайшим из Конструкторов Различий,
но на Старейшин министр Прогнозов и Ведовства походил лишь отдаленно:  те,
хоть и немолодые, были еще в теле -  этот  выглядел  увядшим  старцем;  те
держались величественно - этот униженно горбился;  те  транслировали  свои
мысли с важной неспешностью - у этого даже мысли, так показалось Баху,  от
торопливости заплетались. Бах на миг закрыл глаза от сострадания к жалкому
пленнику, словно в насмешку наделенному высоким званием министра.
     - Кун  Канна,  доложи  поведение  старого  глупца  Гуннар  Гунны   на
ближайший срок, - повелел Ватута.
     В мозгу Баха зачастили  ответы  министра  Прогнозов  и  Ведовства.  У
дилонов не проходит ошеломление. Старейшина Старейшин Вещий Старец  Гуннар
Гунна пребывает в  страдании  после  недавнего  удара  по  Столице.  Новые
разрушения ввергли его в полуомертвелость. Ни мыслей, ни  приказов  он  не
генерирует. На  башнях  растерянность  и  тишина.  Окончательный  прогноз:
дилоны ответных атак не предпримут, на это у них нет сил.
     - Очень хорошо. Отмечаю  перед  всеми,  что  ты  постарался  провести
последний бой на высоком уровне. Теперь скажи, Кун Канна,  ты  слышал  мой
разговор с пришельцем?
     - Внимал каждому слову и каждой мысли, повелитель.
     - Объясни, что с ним  сделаешь.  Повернись  к  пришельцу  лицом,  Кун
Канна.
     Кун Канна повернулся к Баху не лицом, а боком  -  похоже,  побаивался
встать спиной к Бессмертному No 3. Теперь дилон телепатировал  свои  мысли
без спешки. У  каждого  непрерывно  накапливаются  воспоминания  о  разных
событиях жизни. Любое воспоминание  имеет  свой  энергетический  потенциал
сохранения. Большие  события  высокопотенциальны  -  прочно  внедряются  в
память, легко возобновляются, иногда самопроизвольно возникают в сознании,
когда вспоминать о них вовсе не хочется. События мелкие легко  забываются,
но и они полностью не выветриваются  из  мозга.  Особым  облучением  можно
восстановить в мозгу любое событие, даже если оно кажется прочно  забытым.
Но многое так стерто, что для воспоминания о нем нужно  облучение  большой
мощности, а это не всегда  безопасно.  В  общем,  легче  восстанавливаются
важные воспоминания, а не пустяки. В министерстве  Прогнозов  и  Ведовства
имеются резонаторы любого калибра - от слабоимпульсных,  восстанавливающих
лишь сильные воспоминания, до мощных, возобновляющих мелочи.
     - Восстановленные воспоминания записываются и ты,  пришелец,  сможешь
собственными глазами увидеть и себя, и всё пережитое  тобой,  собственными
ушами услышать свой голос и голоса  своих  собеседников,  -  объяснил  Кун
Канна.
     Бах сказал, что это напоминает "прозеркаливание" в зале  Предварения.
Кун Канна возразил, что там анализировали  его  характер  -  каков  был  в
прошлом и каким, всего вероятней, станет в  грядущем,  а  здесь  -  только
восстановление событий жизни: характер человека и события его жизни - вещи
не одинаковые.
     Ватута встал.
     - Тебе ясно, пришелец? В рассказе ты  мог  одно  приукрасить,  другое
выдумать. Но воспоминание, сохранившееся в мозгу, не знает лжи. Оно  может
фиксировать  ошибочное  понимание,  но  не  лукавое  вранье.  По  прогнозу
враждебные действия дилонов пока не грозят.  Приказываю  для  рассмотрения
жизни пришельца перебазироваться из пещеры Безопасности в рабочий зал.



                                    4


     Они  опять  двигались  по  городу,  сотрясаемому   строительством   и
разрушением, и вскоре подошли к зданию, по виду  вполне  законченному,  но
еще не разрушаемому. Ватута первый вошел внутрь.
     Огромный рабочий зал, залитый теплым сиянием  самосветящихся  стен  и
потолков,  был  роскошен,  как  парадные  хоромы  королей.   Для   каждого
Бессмертного стояло кресло, похожее на трон. У стен  высились  постаменты,
на них покоились разноцветные камни. Бах  узнал  старых  знакомцев:  кусок
мрамора - на Земле эту белую глыбу не сочли бы  достойной  экспонирования,
но здесь, видимо, мрамор был в чести; а по обе стороны мрамора,  на  таких
же постаментах, красовались два других камня. У Баха даже  дух  захватило:
бесценный зеленый нептуниан, размером с  футбольный  мяч,  и  алмаз  такой
величины, что на Земле его сочли бы невозможным.
     И  куда  археолог  ни  кидал  взгляд,  всюду  на   постаментах,   как
драгоценные статуи, высились образцы минералов и  каменных  пород.  Ватута
воззвал к Баху:
     - Садись, пришелец! - и показал на трон рядом с собой.
     Бах опустился на трон, подумав, что хорошо бы получить снимок  своего
как бы восшествия на престол - вот бы посмеялись в Академии Наук! Ватута и
Бах разместились в первом ряду, остальные Бессмертные расположились сзади.
По левую руку Ватуты, на простом стуле, перед столом с аппаратурой  уселся
министр Прогнозов  и  Ведовства.  Кун  Канна  обхватил  двадцатью  гибкими
пальцами какие-то приборчики на столе и обернулся к Ватуте.  Вероятно,  он
что-то протелепатировал властителю, но без трансляции для Баха, а на  Баха
и не поглядел.
     - Начинай, - разрешил Ватута, и обратился к Баху: - Узнаешь ли себя в
молодости? Многие не узнают себя, ибо воображали себя другими.
     Кун Канна протелепатировал:
     - Изображаю детство  пришельца,  возобновляю  воспоминания  на  самом
малом резонансе - только для крупных событий.
     Передняя стена зала исчезла. Пропавшую  стену  заполнило  изображение
какой-то комнаты. На плите кипела кастрюля, из  нее  вкусно  пахло  -  Бах
отчетливо услышал аромат варева, - а  из-под  крышки  высовывался  красный
тряпичный колпачок игрушечного гномика. Женщина  в  халате  с  возмущением
выговаривала рыдающему  мальчику,  который  натягивал  штанишки  на  голый
задок:
     - Михель, ты получил по заслугам! Разве это хорошо - в суп из  свежей
косули бросать грязную куклу? Хорошо? Отвечай мне!
     - Хорошо! - сквозь слезы упрямо  ответил  мальчик.  -  Пусть  и  Ганс
немного  поварится.  Он  любит  горячее,  ты  сама  говорила,  что   гномы
опускаются в вулканы и без пара и дыма не живут.
     А в стороне стоял рыжебородый  мужчина  с  ремнем  в  руке  и  не  то
гневался, не то смеялся. Женщина обратилась к нему:
     - Петер, придется заново варить обед. Ты подождешь?
     - Не надо, - сказал мужчина. - Жидкое слей, а  косуля,  приправленная
поркой Михеля, будет от  этого  еще  вкусней.  -  Он  захохотал  и  весело
потрепал мальчишку по плечу, словно не наказывал, а одобрял.
     Картина исчезла. Теперь хохотал Ватута - рангуны  чувствуют  смешное,
отметил про себя смущенный неожиданным воспоминанием Бах.
     - Интересная, но бесполезная сценка - это хорошо, - сказал Ватута.  -
Мне нравится твой отец, человек.
     - Лучшего отца и не надо было, - сказал Бах.
     - Продолжай, - велел Ватута министру Прогнозов и Ведовства.
     Второе ожившее воспоминание показало того же мальчишку, бредущего  по
лесу. Мальчик впервые в жизни отправился в дальнее путешествие.  Он  знал,
что отец работает на краю света, так говорил сам  отец.  Мальчик  понимал,
что край света сразу за лесом. Но,  наверно,  он  прошел  далеко  за  край
света: отца нигде не  было,  лишь  попадались  группки  туристов.  Мальчик
выбрался на береговой простор.  Над  ним  высилась  угрюмая  громада  горы
Бастай - отец много рассказывал сказок и о ней, и о соседних горах.  Внизу
- кружилась голова от  страшной  глубины  -  серебряной  лентой  струилась
Эльба. Мальчика заполнила красота мира. Все было так  хорошо,  что  трудно
стало дышать. Мальчик, очарованный до неподвижности, вбирал в  глаза  все,
из чего  складывался  восхитительный  мир:  поросшую  лесом  гору,  крутые
берега, сияющую, как небо, реку внизу... Позади  раздался  сердитый  голос
отца:
     - Вот он где, негодник!  Три  часа  расспрашиваю  всех  туристов,  не
видели ли они моего сорванца. А он на обрыве  и  поплевывает  с  высоты  в
Эльбу. Мне кажется, ты вполне заслужил новую порку, Михель. Как ты к этому
отнесешься, хотел бы я знать?
     Мальчик показал на реку и сказал:
     - Папа, как красиво!
     Мужчина присел рядом с мальчиком, помолчал и сказал:
     - Да, очень красиво, ты хорошо это увидел, Михель.
     Мальчик горячо сказал:
     - Когда вырасту, я буду лазать по горам, переплывать реки,  проходить
сквозь леса... Всю Землю увижу и узнаю!
     - Это еще нескоро, Михель. Пока пойдем домой, мама тревожится. Ты  не
устал? Обними меня за шею, я понесу тебя.
     И  это  изображение  погасло.  И  его  тотчас  заменило   новое.   По
прекрасному городу Дрездену шагал юноша  -  невысокий,  быстрый,  веселый.
Сидя в кресле, похожем на трон, Бах понял, что это он  сам,  но  не  узнал
себя в юноше. Ватута точно сказал - Бах был незнаком  себе.  Проходя  мимо
музея Цвингер, юноша напевал песенку. Он торопился, ему надо было в другое
место, а не в музей, он отлично знал все, что было в музее.  Из  картинной
галереи вышла девушка - и юноша замер. Он потряс головой,  чтобы  сбросить
наваждение. На него шла святая Инеса с картины Хосе  Рибейры,  висевшей  в
галерее. Сколько раз  он  всматривался  в  это  прекрасное  лицо,  сколько
восхищался удивительными волосами, закрывшими коленопреклоненное тело! Это
была она, точно она, его юная святая Инеса - только не нагая, а в нарядном
платье, и волосы не раскинуты свободной струей по всему телу, а собраны  в
два ручья на спине.
     Юноша повернул за девушкой. Он уже не помнил, куда шел. Во всем  мире
теперь существовала только одна эта девушка, и было  только  одно  дело  -
идти и идти за ней.
     Девушка почувствовала преследование.
     - Что вам надо от меня? - спросила она  гневно.  У  нее  был  звучный
голос, низкое контральто.
     - Мне нужно смотреть на вас! - Он сам ужаснулся глупости ответа.
     - Не терплю, когда на меня  бессмысленно  глазеют!  -  Она  взмахнула
двумя жгутами волос и пошла быстрее.
     Он тоже прибавил шагу - она побежала. Бежать за ней по  улице  он  не
осмелился.  Вдалеке  пропадал  тонкий  силуэт  незнакомой   девушки,   так
удивительно похожей на юную страдалицу Инесу с  картины  великого  испанца
Хосе Марии Рибейры.
     - Важная информация, - насмешливо прокомментировал картину Ватута.  -
Неплохо бы поглядеть, во что девица потом превратилась.
     И словно отвечая Ватуте, на экране показалась та же женщина - уже  не
юная, а представительная дама со светлой косой,  дважды  обернутой  вокруг
головы. Она сидела в первом ряду академической аудитории и слушала  лекцию
профессора Михаила Петера Баха об открытых им  поселениях  в  Месопотамии,
построенных почти шесть тысяч лет назад. Она слушала, а  он  -  впервые  в
жизни - путался в словах. Он  сразу  узнал  ее,  хотя  с  их  единственной
случайной встречи прошло почти двадцать лет. Он смотрел на  нее,  думал  о
ней и  мысленно  одергивал  себя,  чтобы  не  сбиться.  После  лекции  она
собралась уходить, он перехватил ее у двери. Он не придумал вопроса умней:
     - Зачем вы пришли сюда?
     Она спокойно ответила:
     - Чтобы услышать вашу лекцию, разумеется.
     Он все больше волновался.
     - Как вас зовут? Я хочу поговорить с вами.
     В ее голосе зазвучал металл:
     - Мне кажется, я сказала очень ясно: я пришла слушать вашу лекцию,  а
не беседовать с вами, профессор.
     Картина погасла.
     - Вот  пока  все  воспоминания  с  высоким  потенциалом   сохранения,
Властитель, - донеслось до Баха объяснение министра Прогнозов и Ведовства.
- Зато сейчас...
     Бах сердито прервал Кун Канну:
     - Протестую, Ватута! Ваш импульсатор чудовищно искажает мою жизнь. Ту
женщину я видел всего два раза, не знаю даже  ее  имени.  А  в  промежутке
между этими встречами я влюбился в чудесную  девушку  Ирмгард  Вебер,  она
стала моей женой, у нас трое детей, я люблю их, я  люблю  свою  Ирмгард  -
каждый день вспоминаю их! Никакой объективности! Так вы ничего  важного  в
моей жизни не обнаружите.
     Пленный министр  смиренно  возразил,  что  задал  наименьший  уровень
резонанса. На этом  уровне  воспоминания  о  незнакомой  женщине  возникли
сразу: в них высокий потенциал сохранения, он скажет  резче  -  высочайший
потенциал! Для возбуждения воспоминаний о семье  нужны  импульсы  сильней.
Конечно, пришелец  может  внутренним  позывом  -  собственным  резонансным
импульсом - быстро возобновить в себе любые семейные воспоминания. Но одно
- субъективные желания, другое - объективная реальность. Наверно, пришелец
запрещал себе думать о незнакомке, вот ему и казалось, что она  выпала  из
памяти. Объективно же  воспоминание  о  той  девушке  куда  глубже  прочих
воспоминаний - потому сразу возникло при самом малом резонансе, а семейные
картины не проявились даже силуэтно.
     - Дай резонансный потенциал помощней, - приказал Ватута.
     Теперь на экране появилось то, что Бах считал своим семейным счастьем
- добрая жена Ирмгард, здоровые дети, веселые разговоры и игры,  когда  он
возвращался из поездок. Бах узнавал себя - всматривался  и  вслушивался  в
лица и голоса близких людей... Счастливчик Миша Бах, говорили о  нем.  Все
удавалось: работа, семья, друзья. Но вот память  плохо  сохраняла  картины
лучшего в жизни; довольства и удачи не впечатали в нее  глубоких  зарубин:
низкий  потенциал  сохранения  -  так  это  сформулировал  пленный  дилон,
возведенный  в  сан  министра-раба.  Всегдашнее   и   лучшее   забывается,
мимолетное и неудачное хранится вечно. Для чего он помнит ту женщину?  Она
пришла на его лекцию - тоже думала о нем, тоже помнила его. Почему?  Какая
бессмысленная трата энергии памяти! А если не бессмысленная? Тогда  что  в
ней? Или это сумрачный мост, переброшенный от островка достигнутого  через
бездну неосуществимого на широкие просторы  желанного?  Или  только  ценой
такой траты энергии  на  воспоминания  о  неосуществленном  и  сохраняется
вечный призыв к тому, чего нет, - в  иной  мир,  в  иные  края  духа?  Бах
припомнил стихи Эмиля Верхарна, он часто в  детстве  читал  про  себя  эти
древние строки, не понимая, чем  они  покоряют  его,  -  возможно,  Ощущал
сопричастность души  поэта  своей  собственной  душе.  Он  снова,  мыслью,
повторил эти восемь и радостных, и горестных строк:

                Жили-были на свете юный принц и царевна,
                Но поток разлучал их, грохочущий гневно,
                И моста не бывало - разве тонкая жердь
                Где-то там, где с землею сливается твердь.
                Но любили друг друга юный принц и царевна
                Потому ль, что стремнина угрожала им гневно?
                Иль им снилась над бездной повисшая жердь
                Где-то там, где с землею сливается твердь?

     До Баха донесся резкий голос Ватуты:
     - Скучная жизнь. Поищи воспоминаний поярче, Кун Канна.
     Покорный голосок министра Прогнозов и  Ведовства  -  даже  выраженный
одними бесстрастными мыслями, он сохранял униженность - ответил:
     - Переключаю на самый малый резонанс. Фиксирую яркое  воспоминание  о
какой-то раскопке.
     Бах выпрямился в роскошном, но неудобном кресле. Сейчас он увидит  со
стороны главное дело своей жизни.



                                    5


     - Чудовищно! Невероятно!  -  энергично  высказался  Бах,  вылезая  из
котлована. - То самое,  что  не  может  быть,  но  есть!  У  кого  имеются
соображения?
     Группа  археологов,  окруживших   своего   руководителя,   растерянно
молчала.  Ни  у  кого  не  было  соображений,  хоть  отдаленно  отвечающих
парадоксу находки. Лишь один неуверенно пробормотал:
     - По-моему, это женщина. Хорошо сохранившийся труп древней женщины.
     - Конечно, женщина - вы правы, коллега! И достаточно древняя -  трупу
три с половиной миллиарда лет. Здесь нет ни одного камешка, который был бы
хоть на крохотную сотню миллионов лет моложе.
     Бах широким жестом обвел окрестности.  На  все  стороны  простиралась
полярная тундра. Зеленые болотца сменяли покрытые  серым  ягелем  полянки,
сверкали сталью озера. Синеватый камень сопок испятнили бурые пятна  мхов.
Невысокое солнце заливало холодным светом сугробики снега,  уплотнившегося
во впадинах и на северных склонах. Мир был уныл до боли в сердце.
     Тундра  потускнела,  ее  сменила  комната,  заполненная   книгами   и
фигурками из разных раскопок, - рабочий кабинет Баха в Академии Наук. Он с
нетерпением смотрел на дверь: кого-то ждал. Дверь  открылась,  вошли  двое
мужчин. Бах заторопился навстречу.
     Один   из   вошедших   -   немолодой,   широкоплечий,    длинноногий,
крупноголовый, с темным лицом, тонущем в могучей волнистой бороде, с такой
же могучей  копной  лохматых  волос  -  шагал  неторопливо  и  мощно,  как
запущенный на прямой ход механизм:  по  всему,  он  был  не  из  тех,  кто
уступает дорогу другим, таких почтительно обходят.
     А его безбородый спутник - пониже на полголовы, тонкий,  светлолицый,
золотоглазый, тоже длинноволосый, но в ярко-оранжевых кудряшках  -  спешил
за товарищем, поминутно сбиваясь с шага.  Они  являли  собой  впечатляющий
контраст,  эти  двое:  сумрачный  могучий  мужчина  и  его  ангелоподобный
спутник. И голоса отвечали внешности:  у  одного  -  колокольные  гуды,  у
другого - флейта; один как бы гремел, другой вроде бы пел.
     - Миша, дорогой, как видишь, отозвались на зов! - прогудел мужчина. -
Только с Латоны - и сразу у тебя!
     - Сто лет не  виделись!  -  воскликнул  Бах.  -  Конечно,  знал,  что
откликнешься, но все же нервничал, ибо без тебя... В общем, невозможно без
тебя, Анатолий! Такие новости! Садитесь, друзья.
     - Знакомьтесь, - сказал  мужчина.  -  Собственно,  только  ты,  Миша,
знакомься, тебя не нужно представлять - Михаил Бах всемирно  знаменит.  Но
Аркадий тебе незнаком.  Итак,  официально:  Аркадий  Никитин,  сперва  мой
ученик в хронолаборатории, потом мой помощник, блестяще сдал  полный  курс
хронистики  -  мне  сдал,  а  это,  Миша,   кое-что   значит,   -   теперь
хрононавигатор, хроноштурман "Гермеса", первого  трансвременного  корабля.
Больше о нем ничего не скажу, хотя и мог бы. Говори ты.
     - Вы, друзья, наверно, знаете об удивительной скандинавской  находке?
- начал Бах.
     - Только то, что находка удивительна. Не возражаю, если прочтешь  нам
лекцию о своих изысканиях. Всегда любил твои лекции, Миша.
     - Тогда слушайте.
     Первыми на место находки явились геологи, рассказывал Бах. В Северной
Швеции первозданный каменный щит - древние кристаллические породы Земли  -
образовался еще на раскаленной поверхности и выстоял,  не  разрушаясь,  до
нашего времени. Три с лишком миллиарда лет - таков возраст здешних  пород.
А когда заложили шурф в глубину, чтобы извлечь  пробы  минералов,  геологи
наткнулись в недрах гранитов на следы человеческого захоронения и  вызвали
археологов.  "Я  сам  поспешил  туда",  -  с  воодушевлением   повествовал
академик. В граните обнаружили человеческое тело.  Захоронения  в  обычном
смысле не было, останки тела неразделимо слились с гранитной массой.  Тело
было в своем каменном претворении - и его  не  было,  оно  стало  из  тела
камнем. Можно допустить, что расплавленные первозданные породы,  застывая,
образовали подобие человеческого тела, но в  камне  нашли  все  химические
элементы реального человека, и сочетания их были точно такими, какими  они
даны в любом из нас.  Облик  окаменевшего  тела  указывал,  что  погребена
женщина.
     Вокруг тела, продолжал Бах, обнаружили как бы сгущение растворенных в
камне  посторонних  образований.  Их  тоже  проанализировали.  И  себе  не
поверили,  когда  узнали  составы  искусственных  изделий,  немыслимых   в
естественных  гранитах.  В  некоторых  случаях  они  почти  с   абсолютной
точностью повторяли сверхпрочные стали, в других соответствовали элементам
пластмасс,  в  третьих  копировали  составы  одежных  тканей  современного
производства. И во всех пробах комбинации  элементов  свидетельствовали  о
жароупорном выполнении. Вывод  был  один:  необычайные  вещества  не  были
расплавлены в толще гранита, ибо  могли  сохраниться  и  при  температурах
более высоких - ведь гранит плавится при 700-800 градусах. И  это  значит,
что они растворились в камне в результате постепенной диффузии. А  на  это
требовалось чудовищное время.
     - Проблема возраста находок превратилась  в  главную,  -  все  больше
воодушевлялся Бах. - И оказалось, что возраст окаменевшего женского тела и
вещей, уложенных  в  могиле,  сравнимы  с  возрастом  замуровавших  могилу
гранитов. Нет ни одного признака,  ни  одного  показателя,  опровергающего
такой вывод. Доныне считалось, что человек появился на  Земле  около  трех
миллионов лет назад. Я утверждаю, что уже три миллиарда лет назад  человек
впервые ступил на поверхность нашей планеты - и это была не  полуобезьяна,
не питекантроп, а "гомо сапиенс", человек разумный.
     - Нет, температура нормальная, - произнес  Кнудсен,  дотрагиваясь  до
руки академика. - И глаза не вовсе безумные.
     Бах наслаждался произведенным впечатлением.
     - Итак, картина рисуется в таких линиях и красках, - снова  заговорил
он. - Примерно три миллиарда лет назад,  когда  наша  Земля  была  молодой
планетой,  снедаемой  внутренним  жаром,   изуродованной   чирьями   тысяч
вулканов,  где-то  на  островах  раскаленной  суши  высадилась  экспедиция
разумных существ, подобных современным людям. Один из  членов  экспедиции,
по всему - женщина, скончалась. Ее не увезли  с  собой,  а  похоронили  на
Земле. Она была укутана в жаропрочные ткани, около трупа оставили ненужные
изделия из жаропрочных пластмасс. В  течение  последующих  тысячелетий  на
могилу, погребая захоронение, изливалась лава. А затем потянулись  уже  не
тысячелетия, а миллиарды лет. Застывшая лава кристаллизовалась в  граниты,
и  под  страшным   давлением   наваленных   на   могилу   масс   произошла
взаимодиффузия костей и камня, искусственных изделий и естественных пород.
Вот такую гипотезу я представил на  суд  Академии  Наук  -  для  мыслей  и
домыслов.
     - И каков результат, Миша?
     Бах выразительно пожал покатыми плечами.
     - Никакого! Никто  не  принял  моей  гипотезы.  Никто  не  представил
убедительных возражений.  Никто  не  предложил  другой  идеи,  объясняющей
парадоксы находки. Проблема остается открытой.
     Кнудсен размышлял, поджав губы и  наклонив  голову,  -  мощные  кудри
соскользнули с плеч на грудь. Юный хроноштурман переводил взгляд с  одного
на другого. Кнудсен сказал:
     - Миша,  а  можно  ли  утверждать,  что,  кроме  твоей  скандинавской
находки, за все миллиарды лет существования Земли не открыты другие  следы
человека? Не инопланетного пришельца, а именно  человека,  нашего  земного
предка?
     - Да, могу! Миллиарды лет Земля не знала людей. Человеку всего  около
пяти миллионов лет.  И  он,  появившись,  был  мало  схож  с  современным.
Низкорослый, сутулый, длиннорукий,  весь  в  шерсти,  с  покатым  лбом,  с
глубоко посаженными глазами, с вытянутыми  губами  -  скорей  пастью,  чем
ртом... В общем, полузверь - телесно и интеллектуально.
     Великое чудо истории, что эта полуобезьяна так стремительно пробежала
все  стадии  своего  физического  и  интеллектуального  совершенствования.
Уродливый дикарь превратился  в  Аполлона  и  Афродиту.  Таков  уникальный
исторический бег человека.  Ни  одно  другое  существо  и  за  несравненно
большие сроки  не  проделало  схожего  преобразования.  Будешь  возражать,
Анатолий?
     - Не буду. Но хочу поразмыслить. Итак, не  человек,  а  инопланетянин
открыт тобой в скандинавской тундре. Об  инопланетянах  твердят  уже  пять
столетий. Следы их ищут повсюду - и пока не находят. А ты нашел!  Разрешил
мучительную загадку - одни ли мы во Вселенной или не одни? Но разрешил ее,
создав такой новый парадокс, что он, мне  кажется,  полностью  опровергает
всю концепцию инопланетной экспедиции.
     - В чем парадокс находки, опровергающий ее существование?
     - В возрасте ее, Миша. В возрасте! Три миллиарда лет. Да это же  черт
знает что такое!  Вдумайся,  Миша!  Ведь  если  ты  прав,  то  уже  многие
миллиарды лет во Вселенной существует могущественная цивилизация  подобных
нам существ. Они посещали Землю, посещали, несомненно, и другие планеты. И
если эта сверхмогущественная цивилизация людей давно погибла, то не  могли
же исчезнуть ее следы, не менее впечатляющие, чем  окаменелый  труп  твоей
скандинавки. А их нет, Миша. Их нет - ни  могущественной  цивилизации,  ни
оставленных ею следов.
     - Ты в этом уверен?
     - Абсолютно! Вот вопрос, на который отвечаю с убежденностью. Конечно,
мы не изучили всю Вселенную.  Это  просто  невозможно.  Но  наши  лайнеры,
аннигилирующие пространство  для  сверхсветовых  скоростей,  углубились  в
космос на тысячи светолет.  Наши  астронавты  проносились  мимо  миллионов
звезд, высаживались на сотнях планет.  Мы  познакомились  с  бесчисленными
формами  жизни.  Но   нигде   не   встречали   цивилизаций,   равных   нам
технологически и интеллектуально. Вселенная, в общем,  однородна.  Знаток,
чтобы определить качество вина, нацеживает из бочки один стакан,  ему  нет
нужды выпивать всю бочку. Можно обоснованно утверждать, что  и  в  дальнем
космосе мы не найдем того, чего не нашли в ближнем.  Хочу  тебя  огорчить,
Миша, - думаю, что во Вселенной никогда не существовало  цивилизации,  так
удивительно похожей на современное человечество.
     По лицу Баха казалось, что возражения Кнудсена не только не  огорчают
его, но,  напротив,  приносят  удовольствие.  Бах  улыбался,  одобрительно
кивал. Когда Кнудсен закончил, Бах чуть ли не с ликованием воскликнул:
     - Именно то, чего ожидал.  Великолепный  анализ!  Согласен  с  каждым
твоим словом! Ты абсолютно прав.
     - Но если я прав, то ты...
     - Тоже прав. И сейчас это докажу. Для этого я и попросил вызвать тебя
с Латоны. Ты единственный, кто может - и гораздо лучше меня! -  превратить
мою гипотезу в полную достоверность.
     - Воля твоя, Михаил...
     - Не перебивай! Формулирую. Ни на Земле, ни в космосе не обнаружено и
намека  на  мощную  человекоподобную  цивилизацию,  тем  более   возникшую
миллиарды лет назад. Но  открытие  в  Скандинавии  доказывает,  что  такая
цивилизация существовала и ее представители посещали Землю. В общем,  было
то, чего не могло быть. И нужно решить непростую задачу:  как  может  быть
то, чего не может быть? От имени Академии Наук поручаю решение этой задачи
тебе!
     - И ты хочешь, чтобы я нашел то, чего не может быть.  Не  слишком  ли
много взваливаешь на мои слабые плечи?
     - Ровно в меру твоих возможностей. Есть  еще  один  человек,  который
думает о тебе так же, как я.
     - Кто же этот человек, которого ты выставляешь против меня?
     - Это ты, Анатолий.
     - Ты серьезно?
     - Вполне. Ибо ты уже нашел  решение  проблемы.  Правда,  пока  только
гипотетически, а не практически. Но от слов  к  делу  перейти  не  так  уж
сложно.
     Кнудсен начал сердиться.
     - Миша,  я  не  такой  любитель  парадоксов,  как  ты.  Выпусти  свои
соображения вторым изданием со списком опечаток.
     - Никаких опечаток! Ты говорил, что существа, оставившие тело  своего
представителя на Земле, не могли быть из нашего космоса. Значит, они  были
из другой Вселенной. Вот ты и нашел решение проблемы.
     Кнудсен медленно проговорил:
     - Начинаю понимать. Они из миров с иным течением времени?
     - Наконец-то снизошло! Ты стал тугодумом, Анатолий! Еще до того,  как
ты пустился в иновременность на опытном  хронолете  "Протей",  меня  стала
мучить  проблема  иных  вселенных  -  невидимые  черные  дыры,  звезды  из
антивещества, схлопнувшиеся  галактики...  А  после  возвращения  "Протея"
стало ясно, что Вселенные с иным течением времени существуют реально. И во
время раскопок в Скандинавии я уже подумывал об этом. Раз человекоподобных
могущественных цивилизаций не существуют в мирах прямого  времени,  а  они
все-таки существуют, поскольку побывали на Земле, то, значит,  они  пришли
из миров иного времени. Неотразимое рассуждение, не так ли?
     Кнудсен усмехнулся.
     - Уж  не  хочешь  ли  ты   послать   нас   с   Аркадием   на   поиски
человекоподобных цивилизаций в миры с иным течением времени?
     - Именно, Анатолий!  Академия  Наук  постановила  использовать  новый
хронолет "Гермес" для  рейса  в  иновременные  Вселенные.  Таким  образом,
проверка моей гипотезы станет одним из пунктов вашей  рейсовой  программы.
Будут и другие, но они вне моих интересов.
     - Понятно. Теперь скажи - ты вызвал меня, чтобы получить мое согласие
на рейс в иновременность?
     Бах вдруг смутился.
     - Не только. Хочу просить... Возьми меня в члены экипажа!..
     - Да ведь ты не хронавт, Миша.
     - Изучу. Сам проэкзаменуешь меня. Поблажки не попрошу.
     Кнудсен пожал плечами.
     - Нужно решение Академии, чтобы  включить  тебя  в  экипаж.  Конечно,
разрешение ты получишь. О чем еще проинформируешь нас?
     - Только о том, что тебе предложат взять еще одного  человека.  Не  я
назвал эту кандидатуру,  но  горячо  поддержал  ее,  хотя  лично  не  знаю
кандидата - только читал работы, знакомился с научными успехами.
     - Кто  же  этот  кандидат,  которого  ты   не   знаешь,   но   горячо
рекомендуешь?
     - Мария  Вильсон-Ясуко,  директор  геноструктурной   лаборатории   на
Урании.  Она  создала  такие  искусственные  организмы,  что  поражаешься.
Выдающийся геноинженер Вильсон-Ясуко, так считают в Академии  Наук,  будет
незаменима, когда мы повстречаем новые формы жизни.
     По лицу Кнудсена пробежало темное облачко.
     - Не уверен, что хотел бы видеть Марию в своем экипаже. Но для  удачи
рейса это несущественно. Она, конечно, незаменима в своей области. Вы  уже
говорили с ней?
     - Мы не могли вести с ней переговоры до твоего согласия.
     - И вы уверены, что она бросит создание  новых  типов  животных  ради
участия в экспедиции, цели которой очень далеки от ее специальности?
     - Надеемся, что она посчитается с просьбой Академии Наук. Пока  важно
одно: нет ли у тебя возражений против ее участия?
     Кнудсен ответил ровным голосом:
     - У меня возражения нет.
     Эта картина погасла, и сейчас же  вспыхнула  другая:  Бах  и  Кнудсен
вдвоем шли по улице и разговаривали...
     Бах с возмущением сказал Ватуте:
     - Повторяю снова: ваш импульсатор  показывает  на  экране  далеко  не
самые важные события моей жизни. Против встречи с Кнудсеном и Никитиным не
возражаю, она была важна, решалось - быть или не  быть  хроноэкспедиции  в
миры искривленного времени. Но ведь происходили события и не менее важные,
а где они? Например, мой доклад Академии  Наук  о  скандинавской  находке,
дискуссии  в  связи  с  моей  гипотезой,  разработка  проекта  экспедиции,
штудирование хронистики, очень сложной науки, - я в математике не силен, а
там такая математика! Совещания,  заседания,  встречи,  вызовы,  лекции!..
Ничего этого и в помине нет. А взамен вот эта прогулка  в  музей,  которую
Кун Канна восстановил на экране. Разговоры о личных взаимоотношениях...
     Министр Прогнозов и  Ведовства  поспешно  погасил  экран  и  смиренно
протелепатировал:
     - При  низком  уровне  резонанса  восстанавливаются  воспоминания   с
сильной сохранностью. Но если прикажешь, Властитель, я  увеличу  потенциал
резонанса, и тогда оживут события, которые человек считает более  важными,
но которые гораздо слабей сохранились в его памяти.
     - Работай при низком  потенциале,  -  сказал  Ватута.  -  Возобновляй
только сильные  воспоминания.  А  почему  наш  пленник  прочней  запоминал
пустяки, а не важное - это его личное дело.
     Бах больше не протестовал. Он удивился себе.  Он  всегда  думал,  что
хорошо помнит свою личную жизнь. Он порой оглядывал  пережитое  как  бы  с
большой высоты - и жизнь представала  как  обширная  местность,  неровная,
пересеченная,  живописная:  ровные  долины  повседневности,  высокие  пики
успехов, темные болота неудач, уходящий за горизонт океан  непознанного...
Пейзаж, называвшийся "жизнь",  был  ярок  и  впечатляющ,  его  можно  было
восстановить любым усилием памяти. Но  вот  пленный  министр  возобновляет
жизнь Михаила Баха, фиксируя только сильные  воспоминания  -  и  он  плохо
узнает себя.  Он  тот  же  и  уже  не  тот  -  пропала  гармония  событий.
По-прежнему различима с высоты хорошо знакомая местность, но долины и реки
затянуло туманом, над пеленой тумана вздымаются отдельные пики, между ними
нет связи, нет переходов - картина дикая и неожиданная...
     На экране Бах и Кнудсен шли по улице города.
     - Заседание в Академии прошло удачно, - говорил  Бах.  -  Все  важное
утвердили, против состава экипажа не возражали.
     - Опасался, что тебя отведут?
     - Сомнения были. А ты за своего Никитина не опасался?
     - Почему я должен за него опасаться?
     - Не должен, а мог. Уж очень несхожая вы пара!
     - В чем ты увидел несхожесть?
     - Не я один.  Во-первых,  внешность.  Ты  -  огромен,  хмур,  лохмат,
грозен; в общем - зверь из бездны, так называл похожих на тебя один старый
писатель. Он -  ангельский  лик,  кудряв,  румян,  нежен,  женообразен  до
неприличия.   Скажешь,   внешность   несущественна?   Оставим   внешность,
присмотримся  к  сути.  Ты  -   любимый   ученик   создателя   хронистики,
продолжатель  гениального  Чарльза  Гриценко,  его   преемник,   создатель
"Протея",   первого    трансмирового    корабля,    главный    конструктор
трансвременного  "Гермеса".  Короче  -  сотни  выдающихся  научных  работ,
десятки первоклассных изобретений. Вот он  -  ты!  Прославленный  Анатолий
Паоло Кнудсен! А он? Ни одной работой о себе не заявил - ни в теории, ни в
эксперименте. Нет, не подумай, что отговариваю брать его. Твое  решение  -
закон! Но почему он? Сотни напрашивались тебе в помощники,  в  стажеры,  в
лаборанты. Ты выбрал его.
     Кнудсен добродушно посмеивался.
     - На простой вопрос  -  почему?  -  ответить  очень  непросто.  Начну
издалека. Много лет прошло с момента, когда я впервые  прибыл  на  Латону.
Чарльз Гриценко только приступал к основным хроноэкспериментам. Да  и  кто
тогда разбирался в хронистике? Пожимали плечами,  говорили  неопределенно:
"Да, новая наука, много, много в ней  загадочного".  А  я  мечтал  о  ней,
мечтал увидеть ее создателя. И вот вошел в его лабораторию, остановился на
пороге - перехватило дыхание! А  Чарльз  взглянул  на  меня,  улыбнулся  и
сказал: "Наконец-то вы пришли! Давайте направление, стажер!" Так он открыл
меня. Это незабываемо, Миша.
     - Отличная лирико-психологическая сценка. Гриценко любил поражать. Но
какое это имеет отношение к Аркадию Никитину?
     - Прямое,  Миша.  Их  было   десятка   два,   кандидатов   в   первую
хроноэкспедицию, - каждый предъявлял труды, инженерные или  теоретические,
каждый мог похвалиться усердием в  стажировке.  Аркадий  бледнел  в  ярком
созвездии таких фигур. И он знал, что его физическая красота - недостаток,
а не достоинство, с красотой обычно связывают легкомыслие и самолюбование.
И собственная молодость угнетала его, она знаменовала отсутствие опыта.  А
я взглянул на него и понял: единственный, кто  нужен!  И  отвергнутые  мне
нравились, но Аркадий не просто понравился - покорил. Так когда-то  Чарльз
выбрал меня среди многих стажеров  лаборатории,  так  теперь  и  я  выбрал
Никитина. Гриценко не пришлось раскаиваться в своем выборе, я пока тоже не
разочаровываюсь. Я сразу понял,  что  ангелоподобный  облик  Аркадия  мало
отвечает его характеру.  Он  решителен  и  крут,  настойчив  и  вспыльчив,
чертовски требователен - не правда ли, это плохо вяжется  с  кудряшками  и
румяными щечками? Посмотрел бы ты на него во время  монтажа  "Протея".  Он
тогда своими придирками доводил кого до слез,  кого  до  ярости,  кого  до
ухода. Лишь на ходовых испытаниях выяснилось, что не было  придирок,  было
обоснованное требование совершенства, без этого еще невиданный корабль  не
сумел бы уйти в еще неслыханный рейс.
     - Буду рад, если он таков, как описываешь. Но раз уж мы заговорили  о
личных отношениях, то разреши задать еще один вопрос.
     - Задавай.
     - Ты сказал при встрече, что не жаждешь видеть Марию Вильсон-Ясуко  в
составе экипажа. Почему, Анатолий?  Такой  геноконструктор,  такой  знаток
всех форм земной и неземной жизни... Ты хмуришься? Неприятен вопрос?
     - Задумался, как отвечать. Отвечу в Музее Космоса.
     - Он сегодня закрыт.
     - Не для меня. Ты забыл, что до того, как я стал хрононавигатором,  я
имел звание астронавта первого класса - это звание  открывает  двери  всех
залов музея. Но мы с тобой пойдем не в главные  помещения,  а  на  окраину
музейного  городка,  в  домик   планет,   уже   потерявших   интерес   для
звездопроходцев.
     Они свернули на боковую улицу, подошли к  группе  зданий,  обнесенных
оградой. Над входом светилась надпись "Музей Космоса". Кнудсен углубился в
улочку между двумя высокими зданиями, остановился перед двухэтажным домом,
вынул металлическую карточку астронавта, вложил ее в щель  автоматического
контроля, и дверь отворилась. Кнудсен прошел два первых зала. Над входом в
третий зал висела надпись: "Созвездие Лиры. Звезда No 6. Планета Гефест".
     - Смотри внимательней, Миша, - сказал Кнудсен. - Это важно.
     Бах смотрел во все глаза - и  не  открывал  ничего  важного.  Гефест,
небольшая планетка, весь был в струпьях гор, в пламенных опухолях вулканов
- его затягивали дым и пар, сотрясали взрывы. На одной серии стереоснимков
массивная гора отрывалась от тела планеты  и  уносилась  вверх,  а  вверху
рассыпалась на миллионы  раскаленных  обломков  -  огненный  дождь  камней
иссекал поверхность Гефеста. Местечко было жуткое, но  страшных  планет  в
космосе и без Гефеста хватало.
     - Прежде всего,  интересна  лава,  -  сказал  Кнудсен.  -  Она  слабо
радиоактивна. Воды на Гефесте немного, но в лужицах найдены живые  клетки,
не организмы, но все же жизнь! Все благоприятствовало здесь творению жизни
- теплота, влажность и радиоактивность!  Ты  помнишь,  конечно,  геохимика
Владимира Вернадского, он ближе к твоей профессии, чем к моей. Вернадский,
я  читал,  относил  слабую  радиоактивность  к   синтезаторам   жизни,   а
радиоактивность сильную - к ее губителям. Гефест открыли два  века  назад,
но что это такое горнило  непрерывно  возникающей  и  непрерывно  гибнущей
жизни, узнали недавно. Пятнадцать лет  назад  сюда  послали  экспедицию  в
составе вулканолога Хидаки Ясуко, его сына Алексея Ясуко  и  руководителя,
которого пока не назову. Хидаки было сорок  лет,  Алексею  -  шестнадцать,
руководителю тридцать семь. Хидаки был мужем Марии Вильсон, Алексей  -  ее
сыном. Во время одного из вулканических выбросов Хидаки и его сын погибли,
руководитель даже ранения не получил. Он  видел,  как  мальчика  взметнуло
вверх огненным факелом. И мальчик кричал, все кричал из  пламени!  Что  до
отца, то  он  сразу  провалился  в  кратер.  Расследование  показало,  что
огнеупорные  костюмы  вулканологов  были   недостаточно   надежны   -   их
конструкцию пришлось перерабатывать.
     Бах в негодовании воскликнул:
     - Как руководитель экспедиции мог потом смотреть в глаза жене Ясуко?
     Кнудсен спокойно сказал:
     - Ты прав, он не мог смотреть ей в глаза. Он  был  так  страшно,  так
непростимо виноват перед ней!
     Бах вдруг сообразил, зачем Кнудсен привел его в музей.
     - Руководителем экспедиции был ты?
     Кнудсен продолжал:
     - Я должен кое-что добавить к обстоятельствам трагедии.  Руководитель
был с детства дружен с Марией, а в юношеские годы  дружба  превратилась  в
любовь. Односторонне превратилась, только  у  него.  Мария  и  слышать  не
хотела о других отношениях, кроме дружеских. А затем появился Хидаки Ясуко
- обаятельный человек, умница, талант. Женщины в него влюблялись,  мужчины
считали радостью общение с ним. Это  была  удивительная  пара  -  Мария  и
Хидаки! Семнадцать лет они  прожили  вместе  -  и  каждый  день  был  днем
внимания и любви.
     - Руководителем экспедиции был ты? - повторил Бах.
     - Руководителем был я, Миша.  Так  захотели  в  Совете  Космоса  -  я
считался хорошим астронавтом и геофизиком. Я обрадовался  назначению,  мне
хотелось после долгих лет отдаления от Марии хоть служебно приблизиться  к
ее семье. Прежней любви уже не было, ничто не могло помешать нашей дружбе.
     - Мария верила, что ты преодолел прежнюю любовь к ней?
     - У нее не было оснований думать, что я лгу. Перед нашим  отлетом  на
Гефест она сказала: "Анатолий, я вручаю судьбу моего сына и моего  мужа  в
надежные руки".
     - Что ты сделал после возвращения с Гефеста?
     - Что я мог сделать? Она уже знала о трагедии. Следственная  комиссия
установила, что моей вины в катастрофе нет  -  неожиданный  взрыв  вулкана
произошел  в  спокойном  месте  Гефеста,  приборы   прогнозировали   здесь
длительное спокойствие.
     - У тебя был разговор с Марией после возвращения на Землю?
     - Я ее не  видел.  Она  улетала  на  Латону,  оттуда  на  Уранию:  ей
предложили заменить Глесстона, -  директора  геноструктурной  лаборатории,
тот ставил слишком уж жестокие эксперименты. В общем, никаких объяснений в
связи с трагедией на Гефесте у нас не было.
     - Но ведь ты сам вскоре прилетел на Уранию. Ты не мог не  встретиться
с Марией. Надо было объяснить ей свою невиновность!
     - Выводы комиссии она читала. Повторять их своими  словами?  И  я  не
сразу полетел на Уранию, я больше года  провел  на  Земле.  Геофизика  мне
опротивела. Об экспедициях на планеты, охваченные вулканическим жаром, я и
думать не мог. На Землю прилетел Чарльз Гриценко. Он рассказывал  о  своих
экспериментах с фазовым временем в атомных процессах. Ты  его  знал  -  он
истинный златоуст! И я понял: надо проситься в ученики к  творцу  науки  о
трансформациях физического времени. Чарльз, как и ты, Миша, был  любителем
поэзии. Когда я завершил стажировку, он приветствовал мое  превращение  из
геофизика в хрониста прекрасными словами древнего поэта:

                ... Когда великий Глюк
                Явился и открыл нам новы тайны,
                Глубокие, пленительные тайны,
                Не бросил ли я всё, что прежде знал,
                Что так любил, чему так жарко верил,
                И не пошел ли бодро вслед за ним,
                Безропотно, как тот, кто заблуждался
                И встречным послан в сторону иную?

     - Так ты очутился на Урании?
     - Так я очутился  на  Урании.  Не  знаю,  что  думала  Мария  о  моем
появлении у Гриценко, но  встретиться  со  мной  не  пожелала.  Мы  иногда
виделись  в  столовой,  на  ученых  советах...  Пятнадцать  лет  прошло  с
катастрофы на Гефесте, пятнадцать лет мы живем с Марией на одной  планете,
но  не  помню  случая,  чтобы  мы  перекинулись  больше,  чем  двумя-тремя
равнодушными словами: "Здравствуй, Мария!", "Добрый день, Анатолий!"
     - Она сохраняет такую вечную вражду к тебе?
     - Вражды нет. Она безразлична ко мне.  Она  смотрит  не  на  меня,  а
сквозь меня. Ей нужно усилие, чтобы заметить меня.
     - Может, она и к другим так относится?
     - С другими она иная. Она  строга,  но  приветлива.  Я  один  обладаю
грустной привилегией не существовать для нее.
     - Анатолий, зачем ты привел меня в  этот  зал?  Печальную  историю  о
Гефесте я мог услышать и в другом месте.
     - Не мог.  Я  не  сказал  тебе,  что  приборы,  фиксировавшие  уголок
Гефеста, я установил на вершине одного из холмов. Сейчас  ты  сам  увидишь
катастрофу. Пойдем в демонстрационную.
     В демонстрационной Кнудсен включил  экран.  На  нем  вспыхнул  пейзаж
Гефеста. Планета гудела и погромыхивала, огнеточила из  кратеров,  похожих
на  открытые  раны.  Две  фигуры  карабкались  на   холм,   помогая   себе
присасывающимися жезлами, на спинах висело походное снаряжение.
     - Хидаки и Алексей, - бесстрастно сказал Кнудсен. - Меня не видно,  я
заполнял дневник рядом с регистрационными приборами.
     Ничто не предупреждало о возможности  катастрофы.  Вдруг  разверзлась
почва и вверх рванулся исполинский столб багрового пламени. Хидаки  пропал
сразу, а юношу взметнуло. Секунду он темной фигуркой  возносился  в  диком
выбросе извержения, потом тело стало факелом, и огненный  факел  был  ярче
возносившего его тока газа  и  камней.  Из  факела  вынесся  пронзительный
вопль: "А-а-а!"- и иссяк, а тело, ставшее огнем, распадалось на  куски,  и
куски на лету обращались в пар и дым.
     Кнудсен выключил экран. Бах в ужасе смотрел  на  друга.  Кнудсен  был
смертно бледен.
     - Этот крик будет вечно звучать в моих ушах! - воскликнул Бах.
     - Этот крик вечно звучит во мне! - глухо сказал Кнудсен. - Выйдем.  Я
должен показать тебе еще одну картину.
     Кнудсен повел Баха к другому стенду. На нем висели две  стереографии.
С  одной  глядели  трое  -  высокий,   широкоплечий,   тогда   безбородый,
коротковолосый Кнудсен, Хидаки Ясуко, мужчина пониже и постарше, с умными,
улыбчивыми глазами, а между ними юноша - красивый, радостно смеющийся.  На
второй стереографии к трем мужчинам добавлялась  Мария  Вильсон.  Высокая,
статная, серьезная, она обнимала левой рукой мужа, правой Кнудсена;  сбоку
к Кнудсену доверчиво  прижимался  Алексей,  и  Кнудсен,  как  бы  охраняя,
охватывал плечи мальчика рукой.
     - Послушай, но ведь Алексей удивительно похож на  Аркадия,  -  сказал
Бах. - Если бы я не знал, что это разные люди,  я  бы  подумал,  что  вижу
портрет Аркадия, только помоложе.
     Кнудсен кивнул.
     - Ты правильно разглядел - очень похожи. Сходство странное, у них нет
кровного родства. Вот еще одна причина, почему я  заколебался,  приглашать
ли Марию в экспедицию. Она еще не видела Аркадия...
     - Ну что ж - увидит, удивится и расстроится, наверно, но  примирится,
что Аркадий похож на сына! Столько лет прошло, любые душевные раны за этот
срок затягиваются.
     - У нее  не  затянулись.  И  думаю,  она  не  примет  приглашения  на
"Гермес", чтобы не видеть меня.
     Они вышли из музея и зашагали по улице. Бах сказал:
     - Знаешь, я уже видел Марию, не просто видел, а  долго  рассматривал.
Даже любовался ею.
     - Ты же никогда не бывал ни на Латоне, ни на Урании, а  Мария  с  той
катастрофы не прилетала на Землю.
     - Верно! Я не мог ее видеть, а все-таки видел. И знаешь где? В музее.
     - В том, где мы были? В Музее Космоса?
     - Нет, в музее живописи. Во всех  городах  я  посещаю  художественные
собрания. В столичном музее меня числят завсегдатаем. Там  я  часто  стоял
перед картиной старого  русского  художника  Врубеля.  "Валькирия"  -  так
называется та замечательная  картина.  Ты  знаешь,  кто  такие  валькирии?
Девы-воительницы северных саг - полубогини-полуженщины, на полях  сражений
летают на  крылатых  лошадях,  оказывают  помощь  раненым.  Не  то  боевые
помощницы, не то прототип позднейшей сестры милосердия. Врубель  изобразил
величественную  женщину  -  одной  рукой  она  держит   уздечку   коня   -
удивительное лицо,  удивительная  фигура.  Так  вот,  Мария  Вильсон-Ясуко
похожа  на  ту  валькирию.  Правда,  на  стереографии  Мария  помоложе   и
покрасивей врубелевской девы.
     - Очень возможно, - рассеянно отозвался Кнудсен; он  думал  о  чем-то
своем.



                                    6


     Министр Прогнозов и Ведовства,  дилон  Кун  Канна  сделал  перерыв  в
передаче на экран воспоминаний Баха. Ватута зевнул человеческим  зевком  -
широко распахнул рот, долго вбирал воздух, долго выдыхал его, даже -  тоже
по-человечески - чуть-чуть подвыл, выдыхая.
     - Странный народ - люди, - сказал он после  зевка.  -  Самые  сильные
воспоминания у вас не о делах, которые вы считаете главными в жизни,  а  о
том, что чувствуете, о чем думаете, как общаетесь. Беспрестанное выяснение
отношений. Если, конечно, все люди как ты.
     - Все  люди,  в  общем,  как  я,  -  заверил  Бах.  -   Мы   существа
общественные, взаимные контакты для нас очень важны.
     - Ты сказал, что ты ученый археолог и что вся жизнь твоя  -  служение
науке. По воспоминаниям, которые всего прочней, такой вывод не сделать.
     - Дай резонанс посильней,  тогда  увидишь,  чем  была  заполнена  моя
жизнь. Память капризна...
     - Много еще прогнозируешь воспоминаний на малом резонансе? -  спросил
Ватута министра.
     Тот сверился с аппаратурой.
     - Две-три картинки, Властитель.
     - Две-три картинки вытерплю.
     На экране появилась небольшая комнатка - стол, три кресла, диван.  На
диване сидели Кнудсен и Аркадий. Бах у окна любовался пейзажем.
     - Замечательная планетка эта Латона, - сказал Бах. - Идеальное  место
для отдыха и научных экспериментов, которые нельзя проводить поблизости от
Земли. Но для чего обустроили Уранию - та ведь хуже.
     - Хуже для отдыха, лучше для работы, - возразил Кнудсен.  -  Если  бы
заводы и лаборатории Урании были размещены на Латоне, ты  не  говорил  бы,
что  Латона  -  идеальное  место  для  отдыха.  На  Урании   сосредоточены
предприятия, которые опасно размещать в окрестностях Земли.
     - В том числе и твоя хронолаборатория? А чем она опасна?
     - Ничем, пока исследования идут нормально.
     - Всё, что ненормально, опасно. Разве не так?
     - Не так, Миша. На Урании однажды произошел взрыв двух миллионов тонн
сгущенной воды. Случись он на Латоне, добрая треть  планеты  лежала  бы  в
развалинах. Урания защищена путаницей  гор  -  пострадали  лишь  несколько
зданий. И если хронотрансформаторы на Урании выйдут из строя... Конечно, и
там радости не будет, но соседи уцелеют - горы вокруг  Института  Гриценко
послужат щитом от катаклизмов  с  временем.  Камню  безразличны  скачки  в
тысячу  лет  назад   или   вперед,   а   люди   не   выдерживают   больших
хроноперебросов. Между прочим, еще в  мое  стажерство  один  из  хронистов
лаборатории погиб от разрыва внутреннего  времени  в  организме.  Гриценко
тогда очень усилил защиту, не столько нашу собственную, сколько соседей  -
от нас.
     - Почему ты посматриваешь на дверь, Анатолий?
     - Мария должна была быть уже десять минут назад.
     - Женщины неточны, разве ты этого не знаешь?
     - Только не Мария. Она женщина, но точней тебя.
     - Может, ты перестал ее понимать? Ты  думал,  что  она  откажется  от
экспедиции, а она согласилась сразу.
     В комнату вошла женщина. Она остановилась на пороге,  оглядела  троих
мужчин. На ее лице возникло удивление, когда она увидела  Аркадия.  Бах  и
Кнудсен обменялись быстрыми взглядами. Если женщину  что  и  поразило,  то
справилась она быстро.
     - Здравствуйте, друзья! - Она обратилась к Баху:  -  Знаменитый  Бах,
автор открытия, которое всех нас  скоро  бросит  в  океан  иновременности?
Столько раз видела твои стереопортреты,  что  узнала  бы  при  встрече  на
улице. А юноша - Аркадий Никитин? О тебе у меня не  было  предварительного
представления,  но  рада  видеть.  -  Только  теперь  она  повернулась   к
молчаливому Кнудсену, на лице ее высветилась улыбка. -  Ты  не  меняешься,
Анатолий. Такой же могучий, серьезный, лохматый. Говорят, что ты внешность
скопировал с Зевса, но,  думаю,  твоим  прототипом  был  отец  Зевса,  бог
времени Хронос - и по его узкой божественной специальности он тебе  больше
походит.
     Кнудсен ответил без улыбки:
     - Учту,  Мария,  схожесть  с  Хроносом.  Непременно   раздобуду   его
изображение. Жалко, что древние греки не удосужились фотографировать своих
богов. Большое упущение, по-моему.
     Мария  Вильсон-Ясуко  опустилась  в  кресло.  Высокая,  широкоплечая,
худая, с нервным и резким лицом, она могла сойти за  мужчину,  одевшись  в
мужское, - лишь красные губы на бледном лице да очень женские глаза выдали
бы ее. Голос у нее был звучный и сильный.
     - Ты, наверно, сердился, что я опаздываю, Анатолий,  -  сказала  она,
все так же дружески улыбаясь. -  Помню,  ты  выходил  из  себя,  если  кто
опаздывал на минуту. Не сомневаюсь, что ты  сохранил  вызывающую  привычку
быть педантично точным.
     - Просто точным, Мария, без вызова.
     - Так вот - ради точности... Хочу предупредить, друзья, что  в  нашей
встрече примет участие мой друг и помощник. Он  явится  точно  в  двадцать
один час. У него есть хорошее имя, внесенное в паспорт астронавта,  но  он
охотно откликается на  дружеское  прозвище  Асмодей.  Я  бы  хотела  взять
Асмодея в нашу хроноэкспедицию. Он будет полезен и  вам,  а  я  просто  не
мыслю себя без него.
     Бах и Аркадий посмотрели на Кнудсена. Кнудсен нахмурился.
     - Ты ставишь предварительное условие своего участия?
     - Нет. Если не возьмешь моего друга, я от экспедиции не  откажусь.  И
можешь дать ответ после того, как посмотришь на Асмодея. Уверена,  что  он
всем вам понравится. Теперь задавайте вопросы.
     - Пока один. Давая согласие на участие в экспедиции, ты, естественно,
ознакомилась с ее задачами?
     - В самых общих чертах, Анатолий. Знаю о находке в  Скандинавии  и  о
гипотезе, что высокоразвитые антропоиды посещали Землю уже  три  миллиарда
лет назад. И о том, что в нашей Вселенной не  обнаружено  и  следов  такой
цивилизации. И что вы надумали искать ее  во  Вселенной  с  иным  течением
времени. И что для этого  снаряжен  хронолет  "Гермес",  в  члены  экипажа
которого пригласили и меня. Этими скудными сведениями и ограничивается мое
знание программы хронорейса.
     - Но ведь это  самое  существенное!  -  воскликнул  Бах.  -  Что-либо
добавить не берусь.
     - Ты не берешься, другие возьмутся, -  сказал  Кнудсен.  -  Не  знаю,
будет ли верна добавка, но что существенна - ручаюсь.
     - Надумали менять программу рейса? - удивился Бах.
     - Не я, а наш общий друг Никитин. - И Кнудсен с  улыбкой  показал  на
покрасневшего Аркадия.
     - Лучше в другой раз, я не подготовился, - попросил Аркадий.
     - Рассказывай, как придет в голову. А чтобы  помочь  тебе,  я  изложу
вкратце твою концепцию - доказательства представишь сам. Так вот,  друзья,
Аркадий  считает,  что  наша  основная  цель  -  отыскать  в  иных   мирах
человекообразную цивилизацию, представители которой  миллиарды  лет  назад
посетили Землю,  -  в  принципе  своем  ошибочна,  ибо  такая  цивилизация
невозможна и потому не существует. Я правильно излагаю, Аркадий?
     - Правильно. Но это...
     - Понимаю. Только вступление к идее, а не сама идея. А  вот  и  идея.
Человек не естественное создание  природы,  а  искусственная  конструкция,
продукт какого-то эксперимента. Поэтому надо искать не другую антропоидную
цивилизацию, а  того  экспериментатора,  который  пустил  в  биологическое
существование   человека...   Но   где   гарантии,   что   экспериментатор
конструировал  человека  по  своему  образу  и  подобию?  Тот  неизвестный
конструктор разрабатывал не только человека, но и все биологические формы.
Какая - его подобие? Амеба, рыба, бык, обезьяна?
     - Новый вариант Высшего Разума? Чепуха! - воскликнул Бах.
     Аркадий, вспыхнув, с обидой сказал:
     - Не мешало бы раньше выслушать  мои  аргументы,  а  потом  говорить,
чепуха или не чепуха.
     - Для чего? Идея, что человек - искусственник, отнюдь не нова.  Почти
во всех религиях людей  порождают  субъекты,  именуемые  богами,  то  есть
существа со сверхъестественной мощью и волшебной способностью не считаться
с законами природы. Правда, говорится не о конструировании  людей,  термин
туманней - творение. Но уже  в  библейской  легенде  о  сотворении  первой
женщины трактуется, что тело Евы нарастили на ребре, вынутом у ее будущего
мужа Адама. Иначе, предлагается ясный метод конструирования с  применением
исходного материала - ребра. Твоя концепция об искусственном  производстве
биосуществ не имеет ли истоком такие религиозные сказания?
     - Религиозные сказания мне и в голову не приходили.  Я  слишком  мало
знаю историю религий. Я исхожу из научных данных.
     - В  частности,  из  работ  твоей  геноструктурной   лаборатории,   -
обратился Кнудсен к Марии. - Когда  пришло  твое  согласие  на  участие  в
хронорейсе, Аркадий проштудировал все, что  опубликовано  тобой  и  твоими
сотрудниками.
     Мария ласково  посмотрела  на  Аркадия.  Ее  доброжелательная  улыбка
воодушевила его.
     Воинственный  Бах  спросил  с  вежливостью,   какой   одаривал   лишь
противников, заслуживающих не опровержения, а уничтожения:
     - Какой  же   из   блестящих   экспериментов   нашего   друга   Марии
Вильсон-Ясуко породил в тебе, друг мой Аркадий, идею о Высшем Разуме?  Или
лучше говорить о Высшем Существе, а не о Высшем Разуме?
     - Можешь говорить как заблагорассудится  -  термины  Высший  Разум  и
Высшее Существо принадлежат не мне, а тебе, - сдержанно возразил  Аркадий.
- Я бы сказал по-иному - высококвалифицированный  геноинженер.  И  докажу,
что этот термин соответствует реальности.
     - Подождем Асмодея, он появится через десять секунд, - сказала Мария.
- Ему тоже полезно ознакомиться с темой спора.
     Асмодей уже открывал дверь, когда  Мария  заканчивала  фразу.  Он  на
мгновение задержался на  пороге  -  высокий  мужчина  лет  тридцати  пяти,
стройный, жилистый, крупноголовый, с  худым,  быстро  меняющимся  лицом  -
сейчас оно приветливо улыбалось. И он был нарядней всех  мужчин  -  та  же
одежда сидела на нем изящней.
     - Общий привет, друзья! - Асмодей  поклонился.  У  него  был  высокий
веселый басок с металлическим звоном. - Я не опоздал?
     - Не опоздал! - Мария показала на кресло рядом с собой.  -  Садись  и
слушай. Нам предстоит познакомиться с интересными идеями.  -  Она  кивнула
Аркадию. - Итак, мы слушаем.
     Аркадий начал с того, что еще недавно  и  не  думал  о  происхождении
человека. Изготовление аппаратов для навигации  в  разных  токах  мирового
времени  представлялось  ему  операцией  куда  сложней,   чем   сотворение
человека.  Ибо  производство  хроноштурманских  механизмов  совершалось  в
человеческой истории  впервые,  чего  нельзя  сказать  о  создании  людей.
Знакомство с геноструктурными исследованиями открыло ему новый  мир.  Нет,
он и раньше  знал,  что  биоэкспериментаторы  способны  переконструировать
маленькую ящерицу в огромного дракона,  наделить  двурогого  барана  целой
бороной рогов, вырастить у вороны крылья. Он не слишком удивился бы,  если
бы к нему привели говорящего козла и тот скромно попросил просветить его в
интегральном исчислении. В принципе он спокойно приемлет любую  новизну  -
раз  искусственная  конструкция  практически  осуществима,  она   уже   не
искусственна, а естественна. Его  удивило  не  новаторство,  а,  наоборот,
консерватизм биоконструкторов.
     - Консерватизм! - не удержался Бах от восклицания.
     Кнудсен тихо радовался, что  помощнику  удалось  поразить  академика.
Мария слушала со спокойным любопытством. Бах  сверкал  глазами,  парадоксы
мысли вздыбливали его на схватку.
     - Да, консерватизм, - продолжал Аркадий.  Какая  бездна  неизменного,
давно отработанного сохраняется в каждой новой конструкции! Только  потому
и удается переконструировать животных. Основные  жизненные  отправления  у
всех одни и те же. И тогда он задумался о человеке. И понял, что человек -
биологический  автомат.  Все  основные  жизненные  процессы  в   организме
человека совершаются сами собой, не требуют осознания и  осмысления.  Люди
автоматически дышат, переваривают пищу, засыпают и просыпаются,  рождаются
и умирают, автоматически вырастают из зародыша в ребенка,  из  ребенка  во
взрослого, автоматически приобретают способность  создавать  потомство.  И
сознание, и воля могут лишь крохотно замедлить или ускорить эти  процессы,
но бессильны взять их под свою власть. Еще  ни  один  человек  не  отменил
неизбежности старения и  смерти,  хотя  многие  жаждали.  Просто  повелеть
своему желудку не выделять соки для  пищеварения  -  и  такого  пустячного
воздействия на свои жизненные процессы человек лишен.
     - Автоматизм жизненных функций свойствен и животным, - заметил Бах.
     - Да, и животным! И животным даже больше: человек способен  осознать,
что  он  автомат,  а  животные  лишены  такого  самопостижения.  Вот  этот
автоматизм  и  лежит  в  основе  конструирования  новых  пород   животных.
Геноинженер меняет у подопытных существ  один  автоматический  процесс  на
другой, такой же автоматический, одно автоматическое свойство  преобразует
в другое. Несколько составных частей  заменены  в  генонаборе  барана  или
коровы - и вот на голове барана частокол рогов, а на боках коровы  крылья.
И ни сам геноконструктор, ни тем более баран с коровой уже не способны  не
допустить выращивания абсолютно им ненужных рогов  или  крыльев.  Творение
новых  пород  животных  становится  в  принципе   проще   творения   новых
механизмов.
     - Хлестко, хлестко! - произнес Бах, и не понять было,  осуждающе  или
одобрительно.
     - Но если возможно переконструировать живые организмы,  то  неизбежна
мысль:  а  не  искусственные  ли  они  создания  вообще?  Конечно,  курица
возникает из яйца, а дуб из желудя; живую курицу не  собрать  искусственно
из ее анатомических частей. Но в первом образце той курицы  не  участвовал
ли  чей-то  расчет?  Завтра  можно  будет  ввести  в  питательный  раствор
рассчитанный  набор  генов  и  потом  увидеть,  как  из  бассейна   тяжело
карабкается наружу лохматый бычок. А через сто лет? А через тысячу?  Никто
не наложит запрета на возможность такого эксперимента!
     И народилась новая мысль:  вообразить  себя  творцом  геноструктур  и
поразмыслить, как бы я сам решал проблему  создания  жизни?  И  тогда  вся
история жизни  на  Земле  предстала  в  форме  исполинского  эксперимента.
Традицией стало описывать великую эволюцию  как  постепенное  движение  от
первичной  клетки  в  питательном  бульоне  древнего  океана   до   высших
организмов, включая человека. Но можно рассматривать эволюцию  как  стадии
методического  эксперимента.  Я,  хроноштурман   Аркадий   Никитин,   став
жизнеконструктором, начал бы с создания живой клетки - и Земля начинала  с
творения триллионы раз нарождавшихся и погибавших в океане клеток. Если бы
этот первый эксперимент удался, если бы клетка показала себя  естественной
жилицей океана, я перешел бы  ко  второй  стадии:  наделил  клетку  генным
аппаратом,  заставляющим  ее  соединяться   с   другими   в   определенном
соподчинении -  создал  модель  организма.  Разве  не  так  шла  эволюция?
Следующая стадия:  наделить  коллектив  клеток  специальными  функциями  -
инстинктом, чувствами, движением в пространстве,  начатками  рассудка.  На
этой стадии немалым соблазном было бы определить, какие организмы наиболее
жизнестойки. Но ведь и  биологическая  эволюция  не  удержалась  от  такой
любознательности, создавая рядом с вирусами китов и динозавров,  слонов  и
птиц, мхи и деревья. Следующая стадия: сконструировать популяции  -  стаи,
стада, сообщества. Экспериментально проверяются типы жизни, немыслимые вне
коллектива,  само   индивидуальное   существование   становится   функцией
коллективного бытия. Существенное усложнение, не правда ли? И последнее  -
создание разума. Для этой цели и сконструирован человек.
     Человек - завершение эксперимента, во всяком  случае  на  современном
этапе. Вас не удивляло, что все биологические функции и у  животных,  и  у
человека даны в очень скудных границах от  средних  потребностей?  Скажем,
максимум десятикратных. Не пробежать в десять раз быстрей  обычного  шага,
не съесть вдесятеро больше нормы, не прожить в десять раз дольше  среднего
бытия.  Все  живое  запроектировано   с   большой   экономией   жизненного
потенциала. И только одна жизненная функция и  только  у  одного  человека
дана воистину в безграничности -  разум.  Только  разуму  вы  не  положите
десятикратного верхнего предела. Ни в еде, ни в ходьбе,  ни  в  физической
силе, ни в росте мы и двукратно не превзошли нашего предка питекантропа. А
в разуме?  Тысячекратно!  И  продолжаем  наращивать  наш  интеллектуальный
потенциал!
     Аркадий чувствовал себя победителем. Бах сказал с одобрением:
     - Отличная речь, друг Аркадий.  Весьма  горячая,  весьма!  Но  ты  не
ответил на главный вопрос. Раз обнаружены  искусственные  конструкции,  да
еще в таком количестве, то должен существовать и искусник-конструктор.  Мы
не  возвращаемся  к  идее  бога,  но  все  же  конструктор,  разработавший
безграничный, как ты утверждаешь, потенциал человеческого  разума,  должен
сам обладать разумом не меньше нашего, а, пожалуй, больше. Где же он, этот
Высший Разум? Как его найти? Как вступить с ним в контакт?
     - Предлагаю такую гипотезу. Вообразим человечество, ушедшее от нас на
тысячу  лет  вперед.  И  пусть  на  новой  Урании  новая   Мария   Вильсон
геноконструирует организмы. Она тогда, наверно, сможет  не  просто  менять
их, но создавать неслыханно новые, необыкновенные.  Какому-нибудь  дикарю,
нашему предку,  та  грядущая  Мария  покажется  творящим  божеством  -  ее
инженерное умение он расценит как божественное.
     - Божественность как инженерное умение! Неплохо! Но как  связать  все
эти твои рассуждения со скандинавской находкой?
     - Вижу две возможности. Либо сами представители  Высшего  инженерного
Разума посетили молодую Землю, но потеряли здесь одного из своих.  Либо  -
особенно если они сами не человекообразны - начали оснащение  Земли  всеми
биоконструкциями, включая и человека, но потерпели фиаско, ибо еще не было
условий для высших организмов.
     - То  есть,  иначе  говоря,  Высшему  Разуму  не  хватило   разумного
понимания обстановки? Но послушай, друг  Аркадий:  даже  если  эксперимент
жизни сознателен, а не  стихиен,  почему  его  не  может  произвести  сама
природа? Напомню тебе об одном  старом  философе,  Фридрихе  Энгельсе.  Он
писал,  что  природа  одарена  внутренней  потребностью  познавать   себя.
Создание мыслящего  человека  -  один  из  способов  ее  самопознания.  Но
человечество появилось и может исчезнуть,  а  потребность  самопознания  в
природе  остается,  поскольку  остается  сама  природа.  И   вот   Энгельс
утверждает, что с такой же неизбежностью, с какой природа в какое-то время
в каком-то месте уничтожает свое высшее создание - мыслящий разум, с такой
же неизбежностью в другом месте и, возможно,  в  другой  форме  она  снова
возродит его.
     - Но ведь это не противоречит моей гипотезе! - воскликнул Аркадий.  -
Вижу подтверждение, а не опровержение.
     Кнудсен обратился к Марии, весело смотревшей  то  на  одного,  то  на
другого, но не проронившей ни одного слова:
     - Спор интересен, не правда ли? Твое мнение о спорящих?
     Она ответила:
     - Мне понравилась  дискуссия.  Благодарю  тебя,  Аркадий,  за  доброе
упоминание работ моей геноструктурной лаборатории.
     Он спросил с вызовом:
     - Понравился только хороший отзыв о геноструктурщиках?
     - Не только.
     - Что же еще?
     - Многое. И что тебя с академиком  одолевают  не  совсем  стандартные
идеи. И что оба вы захвачены силой своих доказательств. Мне  приятно,  что
буду работать с людьми, умеющими мыслить и увлекаться.
     - Это значит, друг Мария, что ты согласна с моей гипотезой?
     Она ответила спокойно:
     - Нет, конечно.
     Он сказал с удивлением:
     - Не  понимаю!  Так   блестяще   использовать   разумное   начало   в
трансформировании животных - и отрицать разумность жизни!
     - Не разумность, а только то, что в ее создании и эволюции участвовал
некий Высший Разум.
     - По твоему мнению, Высшего Разума нет?
     - Ты меня не так понял. Я хочу сказать другое: если  Высший  Разум  и
существует, то он неразумен. Если твой гипотетический Высший Разум надумал
конструировать жизнь, то такая попытка ему не удалась.
     Бах в восторге воскликнул:
     - Черт возьми! Я думал, что спор закончен, а он снова начинается -  и
по-иному! Друзья мои, спорьте, спорьте!  Я  весь  обратился  в  слух,  как
выражались в старину.
     - Попытка не удалась? - переспросил Аркадий. -  Как  же  не  удалась,
если жизнь реально существует?
     - Существует, но без предварительного инженерного расчета. Ты ведь не
будешь отрицать, что расчет есть основа разумного решения. Я не нахожу его
в эволюции жизни. Жизнь не несет на себе  печати  разумности.  Если  живые
существа  -  искусственные  конструкции,  то  генеральный  конструктор   -
посредственность. Слово "искусственное" происходит от  слова  "искусство",
не так ли? Твой Высший Разум неискусен, если живой организм его творение.
     - И это можно доказать?
     - Уверена, что смогу это сделать.
     Аркадий в  замешательстве  посмотрел  на  Кнудсена.  Старший  товарищ
вмешаться в дискуссию не захотел.  Бах,  ухмыляясь,  наслаждался  стычкой.
Изящный Асмодей словно набрал  в  рот  воды.  Мария  сидела  невозмутимая,
легкая улыбка смягчала серьезность лица.
     - Я слушаю, - сказал Аркадий.
     Все,  знакомившиеся   с   земными   организмами,   отмечали   в   них
целесообразность строения и функций, говорила Мария. Но что  содержится  в
той прославленной целесообразности? Только то, что организмы существуют не
погибая.   Возможно,   нарождались   и   миллионы   тварей    с    меньшей
целесообразностью - такие погибали быстро. Целесообразность -  набор  того
минимума приспособлений и умений,  без  которого  не  прожить  самому,  не
породить потомства. Но где же здесь разум?
     Разум выявился бы и здесь, если бы в строении  и  функциях  организма
были найдены  оптимальные  решения.  Ибо  разумное  творчество  изобретает
лучшие варианты. Но такого стремления к совершенству и в природе в  помине
нет. Она немедленно удовлетворяется, едва найдет первое, самое примитивное
решение, она конструирует тяп-ляп, лишь бы пустить свое  создание  в  мир.
Поиск узких щелей существования - такова творческая  работа  природы.  Она
создает организмы для жизни в границах десяти  -  сорока  градусов  тепла.
Попробуй  брось  их  в   нулевую   температуру,   в   стоградусную   жару!
Сконструированы легкие - и всю  жизнь  непрерывно  дыши,  остановишься  на
несколько минут - погиб! А рабская прикованность к  еде?  Вечная  трагедия
безостановочного поиска пищи? А разве нельзя найти  решение,  при  котором
пища создается в самом организме либо откладывается  в  длительный  запас,
чтобы высвободить физические силы и мозг для иных дел? Таких  недоделок  и
скороспелостей в труде природы - тысячи! Даже обычный  мыслящий  разум  не
может примириться с ними - а ты еще говоришь о  каком-то  Высшем!  Некогда
поэт Владимир Маяковский требовал  жить  "не  на  подножном  корму,  не  с
мордой,  опущенной  вниз".   Это   было   требование   истинного   разума,
возмущенного слепой неряшливостью природы.
     - Но ведь та великая целесообразность... - попробовал вставить  слово
Аркадий.
     Мария оборвала его властным жестом. Она спорила  по-иному,  чем  Бах.
Тот  наслаждался  вывязыванием  аргументов,  мог  восхититься   искусством
противника доказывать идеи, с которыми он не соглашался. Для этой женщины,
так похожей на древнюю полубогиню-воительницу, красота слов  и  стройность
фраз значения не имела, у нее был один божок - истинность  факта.  Спор  с
Бахом закончился на нулях - и это удовлетворило  обоих,  они  предоставили
решение грядущему  опыту.  Здесь  решение  вырисовывалось  ясно  -  и  оно
опрокидывало концепции Аркадия.
     Она продолжала:
     - Вот что такое целесообразность природы!  Целесообразность  казалась
успешной,  пока  человек  не  проверил  ее  собственным  экспериментальным
искусством. Разработка  новых  геноструктур  утвердила  тебя,  Аркадий,  в
мысли, что в животворчестве природы есть разумное начало,  а  должна  была
утвердить в обратном - что нет разума в миллиардолетнем творении жизни  на
Земле, только игра слепых сил. Ведь  в  своей  геноструктурной  работе  мы
стремимся прежде всего избежать недоработок  природы,  мы  поправляем  ее,
выискиваем оптимальные решения. И только теперь,  только  с  высоты  наших
успехов,  только  на  фоне  нашей   геноструктурной   работы   мы   начали
доказательно понимать, как далеко от разумного поиска шла  природа.  Метод
проб и ошибок, выхватывание удачного случая - вот ее труд.
     Аркадий попытался еще возразить:
     - Но  автоматизм  жизненных  функций  -  разве  он  не  свидетельство
искусственного конструирования?
     Широким движением руки Мария  словно  отогнала  подлетевшую  пушинку.
Нет, тысячекратно - нет!  Автоматизм  -  продукт  слепой  эволюции,  а  не
творение разума. Мыслящий творец все же  добавил  бы  сознания  и  воли  в
жизненные функции. Для этого ему нужно  бы  построить  их  на  оптимальном
варианте - природа таких вариантов не нашла или, скажем  так,  до  них  не
дошла. В этих условиях только автоматизм может обеспечить жизнеспособность
жизни. Дай сознанию и воле, обычным атрибутам  разума,  командовать  всеми
функциями организма, такая бы разыгралась  дикая  вакханалия,  что  в  ней
погибла бы сама жизнь.
     - Итак, друг Мария, ты отрицаешь разум в жизнетворчестве?
     - Сомневаюсь  в  нем.  Я  сегодня   могу   конструировать   организмы
совершеннее природных. И мне для этого не требуются миллионы лет. А ведь я
не представитель Высшего Разума, а только человек.
     Аркадий не удержался от укора:
     - Хотел бы я посмотреть, как геноструктурщики  превзошли  природу.  У
тебя тоже гипотезы - насчет надежности, резервов, лучших решений жизненных
функций.
     - Не только гипотезы! - Она повернулась к Асмодею. -  Продемонстрируй
себя, друг.
     Асмодей вскочил, снял пиджак, бросил его в кресло, туда  же  полетела
сорочка,  обнажив  волосатую  грудь.  Нарочито  медленным  движением  руки
Асмодей провел от горла до живота -  и  грудь  отверзлась.  В  ее  глубине
раскрылось переплетение проводов и механизмов.
     - Объясняй! - приказала Мария.
     - Прежде  всего  -  питание,  -  заговорил  Асмодей.  -  Если   я   в
человеческом облике, как сейчас, то  могу  и  питаться  как  человек:  еда
утилизуется  в  желудке.  Но  основная  жизненная  энергия  -  от  ядерных
аккумуляторов, отличные аппараты последней модели! Их хватает на два года,
это время могу прожить без пищи. Конструкторы не лишили меня и дыхания, но
вместо легких - пластины, адсорбирующие кислород. Могу без воздуха прожить
восемь месяцев, передам часть  своего  кислорода  задыхающемуся  человеку.
Обычное  дыхание  тоже  есть,  но  идет  лишь   на   пополнение   запасов.
Конструкторы ввели в меня генератор крови и насосик типа сердца. При драке
могу истечь кровью, но не  погибну,  только  обману  противника.  Запускаю
кровогенератор и для того, чтобы снабдить кровью человека. Что  до  мозга,
то это компьютер. Мозг работает  от  желудка...  в  смысле  -  от  ядерных
аккумуляторов.  Конструкция  моя  -  комбинация  органических   тканей   и
искусственных  приспособлений.  Типичный  облик  -  человек.  Но  способен
модифицироваться  в  иные  облики  -  всего  их   двадцать.   Имею   набор
человеческих чувств, кроме шестого - любви к существу  другого  пола,  ибо
сам  бесполый.  Способен  на  дружбу  и  преданность.  Имею  дар  гипноза,
генерирую  электромагнитные  и  гравитационные   поля.   Могу   стрельнуть
взглядом, как пулей. Список моих умений и возможностей описан  в  паспорте
"Кибернетический организм на живых тканях и механизмах",  к  которому  вас
отсылаю. Все. Одеваюсь.
     Асмодей захлопнул грудь, надел  сорочку  и  пиджак.  Конструкторы  не
лишили его и такого человеческого чувства, как самолюбование. Он  завершил
объяснение гулким, не совсем человеческим смехом.
     Бах с восхищением сказал:
     - Друг Мария, поздравляю! Какое инженерное  умение,  какое  изящество
проекта! Конечно, это не тот киборг или кибер, которых  так  размусоливали
древние фантасты. В Асмодее превалирует искусственное, а  не  естественное
начало  -  электроника,  ядерные   реакции,   полупроводники,   генераторы
различных полей. Однако,  дорогой  друг,  твой  ответ  Аркадию  не  совсем
корректен.
     - Ты тоже считаешь, что в творениях природы виден Высший Разум?  -  с
удивлением спросила Мария. - Но ведь ты доказывал другое.
     - Я  не  доказывал  ничего  другого,  я  только  проверял   прочность
аргументов нашего молодого  друга.  Опровергала  их  ты  -  и  лично  меня
убедила. Но разве этот восхитительный молодец, этот очаровательный  парень
с  сатанинским  именем  Асмодей,  разве  он   может   быть   доказательным
аргументом? Ты обвинила Аркадия  в  софистике,  но  сама  же  софистически
противопоставила   живому   организму    внежизненную    модель.    Именно
внежизненную, а не безжизненную! И  если  в  лабораторной  модели  найдены
самые оптимальные решения, то это еще не порочит долгий труд природы.
     Приунывший было Аркадий воспрянул духом.
     - И не доказывает, что в природе нет разума, - продолжал Бах. -  Твои
геноконструкторы   талантливы,   но   почему   считать   всех    остальных
геноконструкторов глупцами? Доверим решение спора нашему хронопоходу.
     Мария засмеялась.
     - Доверим, доверим!.. Теперь скажите, друзья, принимаете Асмодея?
     - Принимаем, - сказал Кнудсен.
     - Принимаем, - эхом отозвались Бах и Аркадий.
     - Как видите, мои предварительные условия необременительны, -  весело
продолжала Мария. - Надеюсь, вы не будете возражать еще против  одного.  И
я, и наш теперь общий друг Асмодей беремся выполнять любые обязанности. Но
у меня есть свои проблемы. Хочу брать  генопробы  всех  форм  иновременной
жизни. И если познакомимся с представителями Высшего Разума, - она  лукаво
поглядела на покрасневшего Аркадия, - то постараюсь  разжиться  генофондом
высшей разумности. А на Урании разберемся,  насколько  разумность  Высшего
Разума  уступает  разумности  обычного  человеческого,  в  чем  я  заранее
уверена.
     Аркадий молча пожал плечами.



                                    7


     - Хватит! - Ватута снова по-человечески,  с  подвыванием,  зевнул.  -
Скучные вы, люди. Все разговариваете, все разговариваете...
     - Не  только  разговариваем,  -  возразил  Бах.   -   Еще   построили
трансмировой корабль "Гермес", прилетели на Дилону.
     - На Рангуну, - поправил  Властитель.  -  Но  в  твоих  воспоминаниях
больше разговоров, чем дела.
     - Ты просто не  перевел  на  экран  другие  воспоминания.  А  если  я
запомнил прочней наши споры, чем наши дела, то это значит, что наши  мысли
шире и глубже наших дел, а великие дела - обыденность.
     Властитель опять зевнул. Другие Бессмертные тоже раззевались - зевота
вдруг стала всеобщей. Отзевавшись, Ватута сообщил:
     - Люди как дилоны, те тоже обожают думать. Все  смертные  размышляют.
Мы Бессмертные, нам незачем размышлять. Мне нравится тот парень - Асмодей.
Он сейчас мчится на самодельном автолете в разнотык времен. Если уцелеет в
хроновороте, его перехватят мои хавроны. Я сделаю его  главным  министром.
Твою судьбу, человек, решим позже. Кагула, обеспечь охрану пленника.
     Ватута встал. Бессмертные задвигались. Ватута пошел к выходу, за  ним
потянулись рангуны, Бессмертный No 29 подозвал троих хавронов.
     - Хаврон. Бедла, - преданно сказал первый и стал во фрунт.
     - Хаврон. Кадла, - почтительно сказал второй и тоже вытянулся.
     - Хаврон. Рудла! - восторженно выплюнул третий и от усердия стал выше
на целую голову.
     - Слушайте меня, Бедла,  Кадла  и  Рудла,  слушайте  меня,  -  Кагула
говорил  на  человеческом  языке  -  очевидно,  чтобы  пленник  знал   его
распоряжения. И Бах с уважением отметил, что Кагула говорит  много  лучше,
чем при встрече за городом, даже скрипы в голосе почти не слышались -  так
быстро  он  перенял  произношение  и  интонации,  когда  ожили  на  экране
воспоминания Баха. - Будете  охранять  пришельца  по  имени  Академик,  по
возрасту - археолог, по рангу - Бах.
     Бах хотел было поправить рангуна,  тот  все  же  путал  смысл  хорошо
выговариваемых слов, но удержался.
     - Ваши три головы отвечают за его одну, ваши головы... Понятно?
     - Понятно, Бессмертный! - одинаково лихо отрапортовали хавроны.
     Кагула, удаляясь, дружески помахал Баху рукой - наверно, и этот  жест
он заимствовал из воспоминаний.
     Бах расположился  в  кресле,  похожем  на  древний  трон,  и  не  без
внутренней усмешки подумал, что спать на троне древние властители не умели
- на тронах только красовались, а он найдет трону  новое  применение.  Но,
бросив взгляд на Кун Канну, Бах выпрямился. Министр Прогнозов и Ведовства,
весь  сеанс  воспоминаний  смиренно  просидевший   за   пультом,   теперь,
преображенный, стоял лицом к хавронам - важный, хмурый, на груди его сияла
изумрудная звезда - видимо, знак министерского сана. Он мысленно заговорил
со стражей, телепатируя Баху свои слова:
     - Видите, кто я? - Министр показал  когтистой  десятипалой  лапой  на
сановный знак. - Вам ясно мое значение?
     Трое хавронов склонили головы, что-то мысленно  ответили.  Кун  Канна
продолжал - даже в визге, сопровождавшем, как у всех дилонов,  его  мысли,
слышалась повелительность:
     - Мне нужно провести  тайный  допрос  пленника.  Выйдите  из  зала  и
охраняйте дверь. Никого не пускать, кроме Бессмертных. Идите!
     Было ясно, что приказ министра Прогнозов и Ведовства показался охране
странным. Трое хавронов переглядывались. Визги в голосе министра зазвучали
еще повелительней - он повторил приказ.
     Бедла повернулся к Баху, с колебанием произнес:
     - Хаврон. Бедла, - и первый пошел к двери - так медленно, словно  его
толкали в спину и только потому он двигался.
     - Хаврон. Кадла, - покорно сказал второй и последовал за Бедлой.
     - Хаврон.  Рудла,  -  угодливо  воскликнул  третий  и   поспешил   за
товарищами.
     Кун Канна сделал знак Баху, во  всех  мирах  имеющий  одно  значение:
"молчи!"- и неслышно подобрался к двери. Там он постоял, потом воротился и
четырьмя рядами зубов улыбнулся Баху. Бах показал на дверь.
     - Что там происходит?
     - Телепатня, - непринужденно ответил пленный министр.
     - Телепатня?
     - Ну, болтовня, говорня, трепотня - так на вашем языке? Я боялся, что
они поднимут тревогу. Но они не осмелились нарушить покой  Бессмертных.  И
убеждают один другого, что, вероятно, допрос раскроет большие тайны, раз я
не разрешил им присутствовать. Впрочем, в данном случае они  не  ошиблись,
иновременник.
     - Так меня называл погибший Рина Ронна, твой земляк, - грустно сказал
Бах.
     - Я видел его в твоих последних воспоминаниях, которые  не  подал  на
экран, когда ты говорил с презренным Ватутой.
     - Ты сказал?.. Я не ослышался?
     - Ты правильно услышал. Презренный Ватута, Верховный Злодей Рангунии.
Впрочем, он гордится  своим  мерзким  прозвищем.  Ватута  собирается  тебя
казнить.
     - Кагула говорил, что меня обрекут казни, если  коллегия  Бессмертных
захочет этого.
     - Бессмертные захотят всего, чего захочет Ватута.
     - А зачем Ватуте казнить меня?
     - Незачем.
     - Но если незачем...
     - Пришелец, ты рассуждаешь слишком по-человечески. У  вас  для  всего
должны быть причины. Нет причины для действия, нет и действия -  вот  ваше
понимание.
     - Сколько знаю, у дилонов понимание такое же.
     - Нет, иное. Чтобы проверить силу причины,  мы  противопоставляем  ей
первопричину. И только если причина выдержит  опровержение,  мы  действуем
согласно ей.
     - Знаю, вы пытаетесь опровергать даже законы природы.
     - И опровергаем! Вы мыслите  точно,  мы  мыслим  широко,  рангуны  не
мыслят. У них позыв к действию, а не к пониманию. И они не любят  действия
по воле причин. Любая обоснованность им кажется принуждением. Беспричинные
поступки для них - единственно приятные.
     - Ватута  разъяснял,  что  ему  хочется  делать  бесполезное,  а   не
полезное. А я доказал, что моя казнь ему будет  полезна  и  потому  он  не
должен меня казнить.
     - Я слышал твой ответ. Ты нашел отличный способ  избежать  смерти,  я
порадовался за тебя. Но обстановка переменилась. Я  составил  прогноз  его
поведения. Прогноз нехороший. Вы, люди, к чему-то стремитесь,  вам  всегда
чего-то не хватает, вы ставите себе  цели,  вы  меняете  все  вокруг  ради
исполнения цели. Это опасно. Вы можете внести полезную цель  в  бесцельное
бессмертие рангунов. Это смертный приговор тебе.
     - Какая странная логика в их бессмертии!
     - Бессмертие и логика несовместимы. Бессмертие алогично. Завтра  тебе
предстоит  доказать,  что  информация  из  твоих  воспоминаний   абсолютно
бесполезна рангунам. Но тебя опровергнут. Твой план защиты развалится, как
дом на песке.
     - Кто меня опровергнет? Ты  сам  говоришь,  что  логика  рангунам  не
дарована.
     - Опровержение Ватута поручит мне,  -  сумрачно  сказал  дилон.  -  Я
докажу, что в твоих воспоминаниях много полезного для Бессмертных.
     - Значит, выхода нет? -  Бах  побледнел.  В  разговоре  с  Кагулой  и
Ватутой угроза казни воображалась чуть ли не шуткой, он не мог  воспринять
ее серьезно - игра  слов,  причуды  обращения.  Мрачный  прогноз  министра
Прогнозов и Ведовства рисовал иную перспективу.
     - Выход есть. Он опасен,  но  не  более  опасен,  чем  грозящая  тебе
смерть. И если удастся - реальное спасение. Много надо пережить мук,  пока
вырвешься на свободу.
     - Смерть - единственное, чего не смогу пережить, -  невесело  пошутил
Бах. - Все остальное - трудности. Трудности переживу. В чем выход?
     - Защищайся оружием, а не словами.
     - У меня нет оружия, Кун Канна.
     - Я даю его тебе.
     Пленный министр Прогнозов и Ведовства извлек  из  кармана  приборчик,
похожий на пистолет. Бах с удивлением смотрел на дилона.  Кун  Канна  стал
выше ростом, уверенность заменила бывшее  смирение,  визг,  сопровождавший
мысли, стал громче и резче, - но еще сильней переменились  глаза.  Пылают,
сказал себе Бах. Из глубоко посаженных темных глаз лился  красный  свет  -
воодушевление и ярость.
     - Бери, бери! - требовал Кун Канна, всовывая в руку  Баха  оружие.  -
Этот резонатор безотказен. Рангуны бессмертны, ибо их жизнь точно  совпала
с фазами двух светил. Но они разрушаемы.  Удар  извне  может  для  каждого
стать гибельным. Порази Ватуту!
     - Ты уверен, что это гарантирует мне жизнь и свободу?
     - Гарантии не дам, но  возможность  есть.  Ватута  испугается,  когда
увидит резонатор. А если ты убьешь его, перепугаются все Бессмертные.
     Бах долго смотрел на возбужденного дилона.
     - Кун Канна, почему ты стараешься мне помочь? Ведь это опасно  и  для
тебя: Бессмертные допытаются, кто дал мне оружие...
     - Не допытаются, если не скажешь. Я пленный.  У  пленных  резонаторов
быть не может.
     - Ты украл этот резонатор?
     - Я изготовил его. В их пустые головы  не  придет,  что  я  могу  это
сделать. Они решат, что ты украл оружие у хавронов.
     - Ты не ответил, Кун Канна, почему помогаешь мне.
     - Ненавижу рангунов, разве не ясно? - Визг в голосе дилона  стал  еще
резче и громче. - Посмотри на меня, пришелец. Неужели тебя не удивило, что
министр Властителя такой униженный, такой покорный, такой угодливый? Разве
ваши министры тоже так жалки?
     - Твой внешний облик и твой ранг плохо вяжутся...
     - Вот-вот, не вяжутся! Оскорбление и издевательство! Мой высокий ранг
- это моя голова, мои знания, мое постижение событий. Рангуны кичатся, что
их бессмертие ни в чем не испытывает нужды. Но я им нужен  -  за  это  они
ненавидят меня. На пленнике легко выместить ненависть!
     - Значит, это они предписывают тебе покорность и угодливость?
     - Я сам предписал себе быть таким. Иным я бы не выжил.  Уже  не  один
дилон попадал к ним в плен - где они? Не хочу увеличивать список погибших.
     - У тебя нет надежды на освобождение, Кун Канна?
     - Какая надежда? Уж кого-кого, а меня Ватута не выпустит.  Он  знает:
среди своих я значил побольше, чем министр у  рангунов!  В  моем  нынешнем
жалком облике ты не разглядишь того, кем я был в своей  стране,  -  сперва
самого выдающегося из Различников, потом самым глубокого из Стирателей.  Я
получил ранг Отца Стирателя Различий, когда по возрасту еще  во  Внуки  не
годился. Великий Гуннар Гунна объявил, что передаст мне звание  Старейшины
Старейшин, вот каким я был! Подлые хавроны похитили меня сразу  после  его
заявления. Ватута знал, что на таком посту я  не  потерпел  бы  их  вечных
нападений. Он презирает пользу, но опасается вреда - помни об этом!
     - Никакой надежды на освобождение!..
     - Никакой! Вечный пленник.
     - Тяжело тебе жить, Кун Канна!
     - Зато у меня  есть  одно  животворящее  чувство,  одна  одушевляющая
мысль. Ненавижу рангунов! Ненавижу их бессмысленное  бессмертие!  Ненавижу
их бездельную хлопотню! Ненавижу  за  отсутствие  целей,  желаний,  просто
мыслей, наконец! И особо ненавижу за то, что они  заставили  меня  творить
зло моей стране. Сколько бед я причинил  собратьям!  Сколько  несчастий  и
бед!
     Он помолчал, взволнованный. Помолчал и Бах, потом спросил:
     - Ты считаешь их всех глупцами?
     - О нет! Они не глупцы! Но их ум - пустота! Мысль ничего не стремится
постичь. Воля не жаждет свершений. Страсть не требует удовлетворения. Да и
нет у них страсти - ни к чему, ни  к  кому!  Какое  пустое  существование!
Какая чудовищная кража бытия у тех, кому так не хватает жизни!
     Бах сказал задумчиво:
     - У людей слово и дело, чувство и  поступок  неразделимы.  А  у  вас?
Почему при такой ненависти к рангунам ты верно служишь им? Разве ты не мог
бы сам воспользоваться резонатором? У тебя, ты  сказал,  нет  надежды,  но
есть ненависть. Но если ненависть не порождает поступков,  она  бесцельна.
Твоя живая ненависть столь же пуста, как неживое бессмертие рангунов.
     Министр Прогнозов и Ведовства опустил голову. Визги звучали надрывно.
     - Иновременник, я боюсь хавронов. Я никогда не подниму руку  на  моих
мучителей. Я боюсь!



                                    8


     Кун Канна удалился, и тотчас вошли трое стражей. Они стояли у двери -
высокие, лохматые, молчаливые.  Бах  обошел  вдоль  стены  все  помещение,
присмотрелся к красочным камням на пьедесталах, приблизился к  хавронам  -
они не  шевелились,  только  не  спускали  с  него  глаз.  Бах  нерадостно
засмеялся, ему вдруг вообразилось, что он пытается вырваться  наружу.  Что
они будут говорить? В  нормальном  мире  беглецов  ругают,  грозят:  убью,
разорву на куски, не смей  убегать!  А  эти,  хватая  шерстистыми  лапами,
наверно, вежливо отрекомендуются: Бедла! Кадла! Рудла! Вышколили лакеев!
     Соблазн испытать вежливость охраны был велик, но Бах не стал искушать
судьбу. Погрузившись в похожее на трон кресло, он задумался. Оружие у него
теперь есть, это хорошо, но зачем ему  оружие?  Уничтожать  других,  чтобы
вызволить себя, - нет, это не путь! Разве для того они впятером  пустились
в иные миры, чтобы размахивать оружием? Познавать, а не завоевывать -  вот
их задача. Ученые, а не конкистадоры! Миссия познания не отменяется,  даже
если наталкивается на вооруженный отпор. Но и умирать не хотелось.
     И Бах стал думать - далека ли цель великого познания? Продвинулись ли
они к ней? Что важного узнали? Не густо, с грустью думал Бах. Углубились в
миры с другим течением времени, услышали  о  хронобоях  и  хроноворотах  -
астрофизики обрадуются, им будет интересно.  Познакомились  с  сообществом
мыслителей-дилонов - странных  мыслителей,  радующихся  мысли  просто  как
мысли,  а  не  как  средству   добыть   что-то   практическое.   С   каким
воодушевлением несчастный  Рина  Ронна  доказывал,  что  познание  природы
состоит из двух стадий: сперва открыть закон природы,  потом  опровергнуть
его. Размышление о природе, а не овладение ей - в эту  сторону  направлена
глубокая  мысль  дилонов.  Переплетение  противоборствующих   рассуждений,
ожесточенные бури на  интеллектуальном  мелководье  -  где  Высший  Разум,
открытие которого запрограммировано в рейсовом задании хронолета "Гермес"?
А ведь дилоны считают себя воплотителями Высшего Разума!  Интеллектуальная
мельтешня - вот что такое, вот их Высший Разум! Разум грызет сам себя,  он
самоедствует, у него отныне одна задача  -  возиться  с  собой,  как  иные
возились с писаными торбами. Какое жалкое зрелище!
     Но, может, дилонов превзошли их вечные враги рангуны? Черта с два,  а
то - и с три! Один важный признак чего-то высшего у рангунов, правда, есть
- биологическое бессмертие. Но какое оно бессмысленное и уродливое! И  оно
не  полное,  оно  одностороннее.  Не  умирают  по  внутренней  потребности
организма, либо, скажем так, по внутренней необходимости. Их организм  так
же разрушаем, как и любой другой, но только  под  напором  внешних  сил  -
смерть всегда грозит им извне.  Стало  быть,  они,  приобретя  бессмертие,
внесмертия не приобрели. Они не только просто смертны, как мы, они смертны
хуже нас, смертны трагично, вот формула их бессмертия. Ведь вдуматься! Для
смертного смерть - это неизбежность самой жизни.  Ее  можно  отдалить,  но
нельзя  отринуть.  А  для  бессмертного  рангуна   смерть   -   чудовищная
случайность, роковая неудача. Нет, как же они  должны  страшиться  смерти,
эти Бессмертные! "И не от этого ли бессмысленность их бессмертной жизни? -
размышлял Бах. - Они восхваляют одно бесполезное, никакой  пользы  нам  не
нужно, надменно провозглашает Ватута. Я было подумал - словоблудие, глупое
хвастовство. Нет, Ватута прав - все полезное им не только  не  нужно,  оно
опасно. Ибо что такое польза? Приобретение того, чего нет, но  что  нужно.
Польза, без нужды в ней, - не польза.  Но  если  что-то  нужно  -  значит,
чего-то не хватает, значит, нет полноты существования. А неполнота требует
восполнения - выход дальше первичного бытия. Но  всякий  выход  из  границ
закосневшего   бессмертия   грозит   случайностями,   случайности   грозят
бессмертию. Внесмертия нет, любое углубление во "вне" опасно - а что новое
не лежит во "вне"?"
     А жажда действия  -  величайшее  свойство  живого  -  остается.  И  у
бессмертного, освобожденного от "подножного  корма,  от  морды,  опущенной
вниз", эта жажда стократ усилена. Так возникает энергичное переливание  из
пустого в порожнее, недаром  эта  хлесткая  формулировочка  так  восхитила
Ватуту. Строить - чтобы  тут  же  разрушать;  разрушать  -  чтобы  тут  же
строить. Воевать с дилонами, ни в коей мере  не  стремясь  к  победе,  ибо
победа создает новую ситуацию, а новизна опасна. И  войну  не  прекращать,
ибо война - деятельность, а без деятельности  не  пробессмертствовать  все
бытие. Война без желания победить, бесполезная война -  как  раз  то,  что
нужно! Ах черт, опять парадокс - нужно то, что не нужно. Не  выбраться  из
железного круга понятий и дел, очерченных великим настоянием: надо!
     - Что же  делать?  -  вслух  спросил  себя  Бах.  -  Каким  волшебным
доказательством пронять их души, чтобы не умертвили мое тело?
     Трое сторожей, услышав голос, пошли к Баху. Он понял, что сейчас  они
будут кланяться и отрекомендовываться.
     - Кыш! Я вас не звал! - Бах с досадой замахал на них.
     Сообразив, что они не нужны, хавроны, пятясь  спинами,  воротились  к
двери. Но церемонии избежать не удалось.
     - Хаврон. Бедла, - доверительно сообщил один, низко кланяясь.
     - Хаврон. Рудла, - радушно добавил второй и склонился еще ниже.
     - Хаврон. Кадла, - угодливо проговорил третий  и,  опустив  голову  в
поклоне, не поднял ее, пока не уперся спиной в запертую дверь.
     Баху явилась новая мысль - и показалась  спасительной.  Он  не  будет
беседовать с рангунами на языке физических понятий и социальных категорий.
Строй их жизни не изменить,  психологию  не  переделать.  Он  поговорит  с
Ватутой на языке морали, самом общепонятном языке всех народов  Вселенной.
Не может же того быть, чтобы рангунам были вовсе чужды концепции  добра  и
зла!



                                    9


     Баха разбудил веселый призыв Бессмертного No 29.
     - Археолог по имени Академик, чина Бах, по ученой степени человек,  -
вставай, нас ждут. Ужасно вы, Бахи и  человеки,  медлительны.  Рангуны  не
переносят медлительных, не переносят...
     Кагула так забавно путал имена и звания,  что  Бах  не  удержался  от
смеха, хотя ситуация не веселила.  В  зале,  кроме  Баха,  Кагулы  и  трех
хавронов, истово вытянувшихся у двери, никого не  было.  Радостный  Кагула
разъяснил, что все уже в Главной пещере, только их двоих не хватает, чтобы
приступить  к  восхитительной  операции  приговора.  Он  так   и   сказал:
"восхитительной операции". Бах сердито заметил, что для приговоров,  какие
бы они ни были, люди применяют  совсем  иные  оценки,  чем  восхищение,  и
вообще - чем собирается  восхищаться  Кагула?  Бессмертный  No  29  сперва
вытаращил шарообразные глаза, потом, подумав, сказал:
     - Разве тебя не восхищает, что услышишь великого Ватуту?
     - Послушаю, что он скажет, тогда решу - стоит ли восхищаться.
     В третий раз Бах шел по улице, оглушаемый грохотом и удушаемый пылью.
Теперь он заметил известный порядок в лихорадочной деятельности  рангунов.
Дома  строились  и  разрушались  по  системе:  справа   строились,   слева
разрушались. На правой стороне не было той пыли, что неслась  слева,  зато
грохота у строителей было больше, чем у разрушителей. Бах сказал  об  этом
Кагуле, тот с уважением посмотрел на археолога.
     - Ты  нашел  наше  слабое  место.  Разрушители  ломают  быстрей,  чем
строители возводят. Строители не успевают вовремя  сдать  свои  здания  на
разрушение, у разрушителей частые простои, у  разрушителей...  Боремся  за
ритмичную работу, но разрушители постоянно опережают. Как  по-твоему,  это
не от того, что в разрушители стремятся лучшие работники?
     - Именно поэтому. У людей раньше говорили: ломать - не строить,  душа
не болит. И вообще - дурное дело не хитрое. К вам подходит.
     После хорошо освещенного зала и улицы, залитой сиянием  двух  светил,
пещера, как  и  в  прошлый  раз,  показалась  сумрачной.  В  дальнем  углу
возвышались два самосветящихся валуна. На одном  стоял  Кун  Канна,  обвив
себя в полный обхват гибкими руками, на другой возвели Баха.  Стоять  было
неудобно, валун был покатый и скользкий - Бах  потоптался  и  сел,  свесив
ноги вниз. "В ногах правды нет", - хладнокровно разъяснил он  Бессмертному
No 29. Тот беспомощно оглянулся на  Ватуту,  сидевшего  на  камешке  перед
валуном. Ватута махнул рукой: добродушный жест, видимо, означал  -  ладно,
пусть сидит. Кагула мигом успокоился  и  встал  рядом  с  валуном.  Позади
выстроилась охрана пленника - Бедла, Кадла и Рудла.
     Пещера мерно гудела от перешептываний Бессмертных - каждый  маленький
звук усиливался отражением стен. Ватута милостиво изрек  -  громкий  голос
гулко разнесся по подземелью:
     - Пришелец! Доказывай, что жизнь, изображенная в твоих воспоминаниях,
абсолютно бесполезна для рангунов и что общение с людьми не  принесет  нам
ни пользы, ни вреда.
     Бах сразу отметил, что Ватута говорит не только  о  пользе,  но  и  о
вреде.  Раньше  он  требовал  одной  бесполезности,   теперь   добавил   и
безвредность.  Новые  условия  не   обеспокоили   -   скорей   порадовали.
Бесполезность общения с людьми все же трудней доказывать, чем то,  что  от
людей не будет вреда. И  Бах  перечислил  цели  хронавтов:  узнать  законы
природы в мирах с  иным  течением  физического  времени,  познакомиться  с
народами  иномиров,  познакомить  их  с  собой;  добраться   до   разумной
сверхцивилизации, есть некоторые надежды, что и такая существует где-то во
Вселенной, - с ней бы хорошо завязать  дружбу.  Вот,  собственно,  и  все.
Какая от этого может быть польза рангунам? Да никакой! А какой  вред?  Тот
же самый - никакой!
     - Кун Канна, - промолвил Ватута. - Ты когда-то был нашим злым врагом,
а не верным помощником, каким стал теперь, и в те  свои  позорные  времена
свободы считался у дилонов великим Конструктором Различий и - одновременно
- крупнейшим Опровергателем. Докажи, что та твоя слава  верна.  Опровергни
пришельца!
     Бах с надеждой посмотрел на Кун Канну. Неужели и вправду  дилон,  так
страстно убеждавший  его  защищать  свою  жизнь,  с  опасностью  для  себя
вручивший ему оружие, будет ныне безжалостно губить его? Дилоны  не  умеют
лгать, но  ведь  можно  и  не  лгать,  только  кое-что  опустить,  кое-что
затушевать,  что-то,  наоборот,   акцентировать.   Человеческая,   слишком
человеческая, с унынием думал Бах об этой своей надежде, - а  ведь  дилоны
не люди.
     И Кун Канна еще не начал своего  опровержения,  как  Бах  понял,  что
пощады не ждать. Кун Канна нервно шевелил  чересчур  подвижными  руками  с
целой бороной пальцев на ладонях, он дергался, двигал хвостом по  гладкому
валуну. Его охватил азарт опровержения, восторг от  убедительности  мысли.
Он забыл о Бахе, видел сомнительные утверждения  и  вдохновенно  уничтожал
их.
     Как нет пользы от того, что  мы  встретились  с  пришельцем  из  иных
миров? Огромная польза, бесспорная польза! Мы  думали,  что  время  всегда
раздвоено, что два его течения  всегда  под  углом  одно  к  другому,  как
времена наших Гарун. Но вот оказывается, что существует и однонаправленное
время;  и  в  том  времени  нет  ни   хронобоев,   ни   хроноворотов,   ни
рассинхронизации, ни попеременного постарения и омоложения, а  оно  всегда
идет  вперед,  только   вперед   -   от   прошлого   к   будущему.   Такое
однонаправленное время можно ввести и  у  себя  -  дилоны  поразмышляют  и
найдут средства, рангуны сделают. Польза очевидна!
     - Потеряете тогда бессмертие, -  кинул  Бах  реплику.  Ватута  кивнул
головой, он ее услышал. И Бах понял, что реплика опрометчива, -  он  хотел
показать бесполезность для рангунов однонаправленного времени, но  доказал
его вредность: в нем циклического бессмертия не сохранить.
     Кун Канна продолжал нанизывать в убийственную цепочку  возражение  за
возражением. И дойдя до Высшего Разума,  с  восторгом  живописал,  сколько
бесценного  можно  получить  от  настоящего  Высшего   Разума,   если   он
существует. Дилоны всегда считали себя воплотителями  Высшего  Разума,  но
это не тот разум,  которого  ждут  пришельцы.  У  того  Разума,  наряду  с
всепроницательностью, есть еще и всемогущество. Дилоны одарены озарением и
провидением, но всемогущества у них нет. Именно поэтому сам он, знаменитый
Кун Канна, попал в позорный плен... Он хотел, конечно, сказать, в почетный
плен! Нет, какая польза, какая  великая  польза  будет  от  знакомства  со
всемогущим  Высшим  Разумом  -  хоть   бы   немного   перенять   от   того
всемогущества.
     И Кун Канна с воодушевлением громко провизжал:
     - Я кончил, Властитель!
     Ватута наморщил лоб, сжал губы. В пещере установилась густая  тишина.
Ватута заговорил:
     - Итак,  пришелец,  доказать  безвредность  и  бесполезность   твоего
прилета тебе не удалось. Доказано, что общение с людьми способно  принести
рангунам одновременно и пользу, и вред. Ты уяснил, чем это грозит тебе?
     - Уверен, что твое решение будет милостивым.
     - Самым милостивым, пришелец. Предоставлю тебе самому выбрать  способ
своей казни. Наиболее простой -  распад  тела  под  действием  резонатора.
Быстро, но мучительно, и казнь тебе не по рангу - так мы  расправляемся  с
провинившимися хавронами, в этой казни  нет  почета.  Гораздо  возвышенней
замуровывание с похоронами.
     - Замуровывание с похоронами? - Бах не мог отделаться от чувства, что
путается в дурном сне - хотелось  разобраться  в  жутковатых  подробностях
видения.
     - Да, замуровывание с последующими похоронами. Отличная казнь, только
для особо чтимых. Тебя сперва закладывают в строящееся здание, возводят на
твоем теле стены и даже колонны - это уже высшее  отличие,  но  ты  можешь
просить и о нем, мы тебе не откажем в красивой колонне. Оконченное  здание
быстро разбивают, тело извлекают и с почетом хоронят. Все Бессмертные  при
похоронах говорят хорошие речи о прекрасном  казненном.  Но,  может,  тебе
хочется еще большего отличия? Есть и такое. Казнь,  которую  совершают  не
рабочие и не воины, а одни Бессмертные. Тебя приводят в тот  зал,  где  мы
любовались твоими воспоминаниями, каждый Бессмертный  берет  с  пьедестала
один из священных камней, говорит в твою честь похвальную речь и бьет тебя
священным камнем. Обычно пятидесяти ударов хватает. Бессмертных около ста,
так что не  тревожься  -  смерть  обеспечена.  Какую  ты  выбираешь  форму
преодоления жизни?
     - Никакой! Считаю смерть абсолютно излишней.
     - В принципе - правильно, - одобрил Ватута. -  Мы  тоже  не  признаем
смерти. Но мы Бессмертные. А ты? Разве тебе даровано бессмертие?
     - Послушайте меня, Ватута, и вы, Бессмертные, -  с  волнением  сказал
Бах. - Во всех мирах, где мы побывали,  все  разумные  существа  различают
категории добра и зла. И если они воистину  разумны,  они  защищают  добро
против зла.
     - Добро и зло? -  спросил  Ватута.  -  Никогда  не  слыхал!  Расскажи
подробней, что такое добро и что такое зло.
     Меньше всего Бах думал, что способен  объяснить  кому-нибудь  природу
добра и зла. Он всю жизнь пребывал в убежденности, что каждому и  добро  и
зло понятны без объяснений  и  обоснований.  Но  Ватута  не  издевался,  а
спрашивал серьезно. Бах с сокрушением  подумал,  сколько  обидных  слов  о
неточности  формулировок  накидал   бы   ему   университетский   профессор
философии. И утешив себя мыслью, что сейчас нужна не точность тысячекратно
проверенных  определений,  а  самое  грубое  толкование,  он  с  отчаянной
решимостью бросился в омут этических оценок.
     Он начал с того, что  добро  и  зло  -  одновременно  и  самые  общие
категории жизни, ибо вбирают  в  себя  все  ее  муки  и  успехи,  и  самые
конкретные, ибо сопровождают любого со дня его рождения до дня  смерти.  И
всю историю человечества эти два понятия - добро и зло - противоборствуют.
Но побеждает добро, оно главная двигательная сила истории.  Когда  человек
жил одной собственной семьей, добрым было все, что шло на  укрепление,  на
расцвет  семьи,  злом  было  все,  что  мешало  ее   благополучию:   самые
примитивные формы добра  и  зла.  А  когда  человек  объединился  в  роды,
племена, в общество, добро стало шире и  благородней,  а  зло  коварней  и
опасней. Главной целью добра стала охрана благополучия и совершенствования
человеческих обществ, а  зло,  наоборот,  превратилось  в  силу,  вредящую
обществу. И добро для себя уступило место более высокому понятию  -  добра
для всех. Взаимная дружба и уважение, взаимная  поддержка  -  вот  простые
выражения общего добра. Не сделай другому того, чего не  хотел  бы,  чтобы
сделали  тебе!  Но  шло  время,  и  наступила  эпоха  еще  более  высокого
обобщения. Человек понял, что живет среди других существ - на Земле  и  во
внеземных мирах, что он - часть природы. И злом стало все,  что  вредит  и
человечеству, и иным формам жизни, и благополучию самой  природы.  Человек
стал другом всего живого и разумного, он не ищет  себе  добра  в  создании
кому-то зла. И если вы, рангуны, явитесь когда-нибудь на наши планеты,  вы
будете там дорогими гостями, а не пленниками. И никто вам не причинит зла,
ибо это означало бы отступить от великих принципов добра. И я уверен,  что
во имя высочайших требований морали вы и  мне  не  причините  губительного
зла.
     Ватута задумался. Баху показалось, что он убедил Властителя.
     Ватута сказал:
     - Я понял тебя, человек: добро у вас - это то, что приносит пользу, а
от зла ждут вреда. Техника безопасности - вот ваше добро и зло. Но к  чему
это нам? Никакая польза не продлит нашего бесконечного существования.  Для
вашей короткой жизни добро важно, оно удлиняет жизнь, делает  ее  прочней.
Но ваша мораль не для  нас.  Мы  не  знаем  ни  добра,  ни  зла.  Все  эти
выдуманные смертными понятия годятся лишь для смертных. Ты меня не убедил.
Скажи теперь, какой способ смерти тебе приятней?
     - Они все омерзительны! - с отвращением воскликнул Бах.
     - Решаю за тебя. Тебя казнят с почетом.  Начинается  закладка  нового
строения. Твое тело станет опорой главной колонны. Бедла, Кадла  и  Рудла,
связать пленника!
     Охранники подбежали к камню, на котором сидел Бах, и  хотели  стащить
его. Бах отчаянным ударом ноги опрокинул Бедлу, вслед за Бедлой  рухнул  и
Кадла. Рудла, дико заверещав, напал не сзади, а сбоку - Бах воткнул ногу в
его лохматую морду. Рудле досталось больше, чем товарищам, он  катался  по
полу и визжал от боли. Бедла и Кадла, вскочив, снова бросились на Баха,  и
он снова их свалил. В мозгу Баха зазвучал исступленный призыв Кун Канны:
     - Достань резонатор и сокруши их!
     Отбрасывая  хавронов,  Бах  мельком  взглянул  на  пленного  министра
Прогнозов и Ведовства. Кун Канна дергался и прыгал на валуне - то, удлиняя
руки, размахивал ими в воздухе,  то,  резко  утолщая,  прижимал  к  груди,
словно сдерживал мятущееся сердце. И он все снова  и  снова  телепатировал
Баху призыв к оружию. Два хаврона стали одолевать Баха  -  стащили  его  с
валуна, бросили наземь. Кадла наступил ногой на грудь,  Бедла  вязал  руки
ремнем.
     И, лежа на каменном полу, Бах  увидел,  как  Кун  Канна  сорвался  со
своего валуна и побежал к сражающимся. Еще на бегу, безмерно  удлинив  обе
руки, он схватил Кадлу за  горло,  приподнял  и  далеко  отшвырнул.  Бедла
отшатнулся от нового удара. Кун  Канна  наклонился  над  связанным  Бахом,
лихорадочно ощупывал его одежду, в мозгу Баха гремело:
     - Где резонатор? Где резонатор?
     Бах услышал выкрик  Ватуты.  Хавроны,  недвижно  выстроившиеся  вдоль
стены, бросились к валуну. Кун Канна с  резонатором  в  руках  вскочил  на
валун, на дилона ринулся Бедла: раздался визг, и хаврон развалился на  две
части - голова направо, туловище налево. Кадла успел  вскочить,  но  дилон
повернул на него резонатор -  и  Кадла  рухнул.  Все  хавроны  в  смятении
попятились, ни один не осмелился приблизиться под удар резонатора. И тогда
министр  Прогнозов  и  Ведовства  с  торжествующим  визгом,   оглушительно
усиленным стенами пещеры, обернул резонатор на Ватуту.
     Ватута успел вскочить, но не устоял на трясущихся  ногах.  Кун  Канна
прицеливался всего мгновение, но и мига  хватило  Рудле,  чтобы  заслонить
своим телом ошеломленного властителя. И еще увидел лежащий  со  связанными
руками Бах, как смертоносный луч прошелся по груди хаврона  -  мучительный
вопль сраженного стражника еще отражался от стен, когда сам он кучей праха
рассыпался у ног шатающегося Ватуты. Кун Канна не успел вторично  включить
резонатор. Подобравшийся со спины Кагула вскочил  на  плечи  дилона;  тот,
круто повернувшись, отшвырнул его, но, падая, Бессмертный No  29  выхватил
из рук дилона резонатор. И когда Кун Канна наклонился над  Кагулой,  чтобы
вырвать оружие, его самого полоснул убийственный луч - дилон, уже мертвый,
упал на рангуна, и только тогда Кагула выпустил резонатор из рук.
     Несколько минут пещера гремела, пищала,  визжала,  звенела  на  сотни
голосов. Ватута поднял руку, но и повелительный жест Властителя  не  сразу
восстановил тишину. Ватута подошел к мертвому  дилону,  долго  смотрел  на
него.
     - Он казался таким смирным и угодливым!  Как  же  он  ненавидел  нас,
чтобы решиться на бунт.
     Ватута повернулся к Баху. Лицо Властителя перекосила ярость.
     - Самая мучительная смерть - вот теперь твой удел, пришелец!
     - Прикажи поднять меня! - попросил Бах.
     - Лежащий ты мне больше нравишься. Лежи!
     - Жаль.  Я  хотел  плюнуть  тебе  в  лицо.  И  перед   всеми   твоими
Бессмертными  громко  сказать:  будь  ты  проклят  навеки,  на  все   твое
отвратительное бессмертие!
     - За это тебе!.. - гневно произнес Ватута и вдруг замолчал.
     В сумрачной пещере, освещенной лишь  призрачным  сиянием  самоцветов,
вдруг вспыхнул факел. Все Бессмертные  и  хавроны  отшатнулись  к  стенам.
Факел медленно угасал и превращался в  силуэты  двух  человеческих  фигур.
Призраки  материализовались.  Бах  увидел   Марию   в   боевом   скафандре
астроразведчика и Асмодея рядом с  ней.  Мария  простерла  руку,  из  руки
струился свет. Все, на кого падало сияние, цепенели. Мария  направила  луч
на Ватуту. Властитель затрепетал  и  сделал  шаг  к  Марии.  Она  погасила
сияние, и он остановился.
     - Асмодей, развяжи Баха, -  приказала  Мария.  Низкий  сильный  голос
колокольно прозвучал в пещере. -  Вы  все  здесь  облучены,  не  вздумайте
сопротивляться. Ватута, будешь передавать мои приказания своим подданным.
     - Буду передавать, - почти беззвучно прошептал Ватута.
     Мария подошла к Баху.
     - Миша, я так боялась,  что  хроногенератор  проскочит  ваше  местное
время и затормозится где-нибудь в  прошлом  или  будущем.  Асмодей  сделал
почти невозможное, и мы прибыли вовремя.
     - Лучше бы вы все-таки явились на час раньше, - с горечью сказал  Бах
и показал на мертвого Кун Канну.
     Отвращение исказило лицо Марии.
     - Не хочу и смотреть на него. Ты будешь презирать его, когда узнаешь,
что этот предатель сотворил в своей родной Дилонии!




                             Часть четвертая


                         МЕЖДУ СМЕРТЬЮ И ГИБЕЛЬЮ


                                    1


     Возглас Марии был похож на стон:
     - Анатолий! Я простила тебе гибель сына - гибели Аркадия не прощу.
     На экране распадался транспортный  шар,  из  шара  вываливались  Рина
Ронна и Бах; дилона ударило о землю, он лежал неподвижно,  коротышку  Баха
несло как пушинку на  ветру  в  глубину  голубого  леса.  Авиетку  трясло.
Асмодей, сидевший у пульта, пытался поднять ее, но  ее  снова  бросало  на
почву. Кнудсен видел две картины одновременно: ту, что показывали  датчики
хронолета - они  отчетливо  высвечивали  полянку;  и  ту,  что  передавали
изнутри авиетки ее приборы. Обе картины были безрадостны:  нападение  было
слишком внезапным и мощным.
     - Ответь мне! - закричала Мария. - Ответь, я требую!
     Он не отрывал глаз от экрана.
     - Подожди! - сказал он. - Меня нельзя сейчас отвлекать.
     Спустя минуту он обернул к ней лицо. Полянка на экране погасла.
     На сером  фоне  мчалась  авиетка,  серая  и  расплывчатая,  -  скорей
привидение, чем реальное тело.
     - Чего ты хочешь? Спрашивай побыстрей!
     Мария показала на экран.
     - Куда их несет? И что с Мишей?
     - Ни того, ни другого не знаю. Я вижу не больше, чем ты.
     - Ты  видишь  столько  же,  но  знаешь  больше  меня.  Объясни,   что
случилось? И почему не поднимаешь хронолет им на помощь?
     Он опять повернулся к экрану. Похожая на  привидение  авиетка  теряла
последнее подобие предметности. Кнудсен знал  гораздо  больше  Марии  -  и
потому не спешил с ответом. Она продолжала:
     - Ты закричал Аркадию: "Ко мне!" Отчего к тебе, а не ты к ним? Почему
не спешишь на выручку? Почему теряем  драгоценные  минуты,  когда  им  еще
можно помочь?
     - Мы ничего не теряем, - сказал он. - Нельзя потерять то,  чего  нет.
Мы блокированы. У нас отказали двигатели.
     - Но ты кричал: "Ко мне!". Ты звал их  к  себе,  на  них  напали,  ты
требовал, чтобы они убежали  от  опасности,  а  сам  не  противоборствовал
нападению? Ведь так? Почему ты струсил, вот что я хочу знать!
     Она стояла перед ним,  разгневанная  и  преображенная.  Она  не  была
красивой и в молодости, но, сердясь, хорошела. Сейчас  она  увиделась  ему
такой зловеще красивой, что сжалось сердце. Она ненавидела его - нужен был
сильный толчок, чтобы вырвалась наружу так долго  сдерживаемая  ненависть.
"Сильный толчок? - подумал он с горькой иронией. - Трагедия, а не  толчок!
Возьми себя в руки! - мысленно приказал он себе. - Хронолет не  уничтожен.
Не такой корабль  "Гермес",  чтобы  его  можно  было  превратить  в  груду
обломков с первого удара".
     - Не молчи, Анатолий! - гневно крикнула Мария. - Я должна знать  все,
что знаешь ты!
     Да, она должна знать все, что знает он. Да, он кричал "ко мне!", а не
"иду к вам, держитесь!". Но не оттого, что струсил. Нападение  совершилось
разом и на хронолет, и на десантный отряд. Но хронолет лишь  блокирован  и
обездвижен, а десантный отряд разметали. Бах, возможно, погиб.  Авиетку  с
Аркадием,  Асмодеем  и  Уве  Ланной  гонят  в  плен  или  на  гибель.  Она
закатывается в невидимость, а что  в  той  невидимости?  Связи  нет  -  их
передатчики повреждены, приемники "Гермеса" бездействуют.
     Блокада "Гермеса" усиливается. Вокруг  хронолета  дико  выкручиваются
физические поля. Гравитационные удары, резонансная судорога...
     - Но я не чувствую нападения, Анатолий! Мы экранированы?
     - Конечно. Сниму на минутку оптический экран, чтобы ты  увидела,  что
снаружи.
     Мария, ослепленная, закрыла глаза, но  бушеванье  света  проникало  и
сквозь веки. Мир пылал  и  содрогался.  Огромные  деревья  -  еще  недавно
величественные стволы с  голубыми  кронами  -  метались,  раскалывались  и
рушились белокалильными факелами. Земля  стала  подобием  воды  -  по  ней
мчались волны песка и  камней,  она  вспухала  и  опадала,  взбрызгивалась
фонтанчиками,  взлетала  облачками  валунов  и  осколков,  земляные  волны
оторачивало, как пеной, пылью. Небо  валилось  на  землю.  Мимо  хронолета
ошалело пронеслась одна из Гарун. Мария  вскрикнула  -  звезда  чудовищным
болидом врезывалась в планету.  Гаруну  взметнуло  ввысь,  она  пропала  в
пылающем лесу.
     Кнудсен погасил внешний мир. Только на дисплее расплывалось  пятнышко
-  авиетка  пропадала  где-то  вдали,   в   еще   не   возмущенном   краю.
Светопреставление было поставлено только в окрестностях корабля.
     - Анатолий, это ужасно! Ты уверен, что экраны выдержат?
     Он ответил с мрачным спокойствием:
     - Какое-то время - да. Постараюсь провести контрманевр до  того,  как
защитные экраны откажут.
     Она сказала с надеждой:
     - Ответим на их нападение контрударом?
     Он покачал головой.
     - Они держат "Гермес" на прицеле и бьют по кораблю. А по  какой  цели
бить нам? Хочу выскользнуть в фазовое время. Но хрономоторы от неожиданной
вибрации, которую автоматы сразу не  погасили,  разрегулированы.  Если  не
будешь меня отвлекать...
     - Я не буду тебя отвлекать, Анатолий!
     И, чтобы не  попадаться  ему  на  глаза,  она  села  позади.  Кнудсен
склонился над пультом, пальцы бегали по кнопкам - как по клавишам рояля  в
бурном фортепианном пассаже. Она видела его спину -  какая  хмурая  спина,
какие суровые плечи! А в лакированной  панели  мнемосхемы  отражалось  его
лицо. Лицо было незнакомо: старый друг, сколько раз  смотрелось  на  него,
каждая черточка, каждая морщинка - так  всегда  представлялось  -  изучены
абсолютно. Внешне все такое же: те же морщинки, те же глаза, те же волосы,
но всё вместе - неожиданное.
     Она помнила Анатолия - доброго  паренька,  так  смешно  смущавшегося,
когда  над  его  неуклюжестью   подшучивали   друзья;   помнила   мужчину,
подавленного их общим великим несчастьем - гибелью ее сына и мужа; знала и
знаменитого  хроноконструктора,  создателя  первых  кораблей   времени   -
спокойного, невозмутимого при осложнениях, равнодушного к своей  славе,  к
ученым  почестям...  Этого,  собранного  и  натянутого,  сурового,   почти
жестокого - таким он глядел из панельного зеркала, - еще не знала.  Таким,
наверное, был древний бог Хронос  -  недаром  он  повесил  в  каюте  образ
грозного бога.
     Он уловил ее взгляд в зеркале, ответил рассеянным взглядом, и тут  же
забыл о ней. На панели вспыхивали и погасали красные  и  зеленые  огоньки,
они вытягивались в  линии,  складывались  в  запутанные  фигурки  -  схемы
взаимодействия аппаратов. В их  метании  ощущался  хаос,  пальцы  Кнудсена
нажимали на кнопки - каждая красная и  зеленая  вспышка  была  ответом  на
приказы с пульта. Пальцы нервничали и сердились, они чего-то добивались, у
них что-то не выходило.  Правая  рука  разбрасывалась  пальцами  по  всему
пульту, левая била в одни и те  же  точки  -  как  бы  вызывая  что-то  из
бездействия. И вскоре у  Марии  сложилась  ясная  картина  -  правая  рука
обеспечивала  координацию,  она  создавала  общий   фон,   она   трудилась
сосредоточенно и хладнокровно. А левая взывала: каждый палец,  нажимая  на
свои кнопки, чего-то настойчиво требовал и раздражался, что требование  не
исполняется. Марию захватила живая речь левой руки, она хотела  проникнуть
в скрытое ее значение, но смысл  оставался  вне  ее  понимания.  Мария  не
вынесла и сказала очень тихо:
     - Не получается...
     Кнудсен услышал и  сердито  ответил  -  сердился  не  на  нее,  а  на
разлаженные автоматы, она это поняла:
     - Получится!
     Он продолжал с той же быстротой  и  настойчивостью  манипулировать  с
клавиатурой, и  она  вскоре  определила,  что  картина  вспышек  меняется.
Зеленые и красные  огоньки  складывались  в  правильные  сочетания,  стали
повторяться  одни  и  те  же  фигурки.  Повторяющиеся   фигурки,   видимо,
образовали схему, какой добивался Кнудсен. Его пальцы успокаивались -  уже
не раздраженные, просто властные, они приказывали, а не  взывали.  Из  рук
исчезало  живое  чувство,  так  поразившее  Марию:  они  только  что  были
самостоятельными личностями, со своими мыслями и  знаниями,  теперь  снова
стали только руками - работали, как и полагается рукам, исполнителям  воли
хозяина.
     Кнудсен хмуро сказал:
     - Выскользнули в фазу. Теперь буду определяться, где мы и когда мы  в
этом "где" и что нас ждет?
     Она спросила:
     - Опасаешься нового нападения?
     - Вряд ли. У рангунов нет хронопреобразователей. Мы в другом  времени
и в другом месте - стало быть, недоступная цель.
     Она знала, что любой отход во времени от пути в будущее или в прошлое
невозможен без  смены  места  в  пространстве.  Таков  кардинальный  закон
хронистики - начатки ее она усвоила. Но тот  же  закон  утверждал,  что  и
малый выход в хронофазу  иногда  сопровождается  несоразмерным  броском  в
пространстве. Как  далеко  от  прежнего  места  это  их  новое  "где"?  Не
столкнутся ли они при перемещении с крупным материальным телом? Не  унесло
ли хронолет с Дилоны? Может быть, они снова в межзвездном пространстве? И,
словно отвечая на ее молчаливые вопросы, Кнудсен сказал:
     - Далеко  не  унесет.  И  автоматы  следят,   чтобы   перемещение   в
пространстве было такое  же  незначительное,  как  и  во  времени.  Снимаю
оптический экран.
     Стены кабины стали прозрачными.  Хронолет  лежал  на  голой  скале  в
долинке. Вокруг высились горы.
     - Мы по-прежнему на Дилоне, это главное. Сейчас выйдем и определимся.
Но перед этим я должен  кое-что  сказать  тебе.  Не  время  для  выяснения
отношений, но ты сама вызвала меня на это.
     - Слушаю, Анатолий.
     Он глядел строго и печально.
     - Ты сказала, Мария, что простила мне гибель сына, но гибели  Аркадия
не простишь. Я хочу, чтобы ты знала: сам себе я гибели Алексея никогда  не
прощал. А товарищей мы спасем, если они еще живы. И горе  тем,  кто  будет
мешать нам!
     Она молча смотрела на него. Она все более убеждалась,  что  он  иной,
чем она всегда думала о нем.



                                    2


     Если это и была Дилона, то неизвестный ее уголок. Дилоны  обитали  на
лесных  равнинах,  рангуны  укрывались  в  лесистых  горах.   Здесь   тоже
вздымались горы, но один голый камень, и травинки  не  росло  на  склонах.
Мария читала в отчетах астронавтов, что на всех планетах, где есть воздух,
вода и тепло, трава и деревья заполняют любые закоулки. Здесь  этот  закон
нарушался. На Дилоне было вдоволь воздуха, воды и тепла - и в этом мертвом
уголке тоже; на Дилоне - не так уж далеко отсюда -  шумели  величественные
леса, везде гнездилась жизнь.
     Различие было лишь в том, что в иных местах  эта  жизнь  на  какое-то
время сокрушалась хроноворотами, чтобы  опять  возродиться  и  снова  быть
сокрушенной. А здесь  и  намека  не  было  на  жизнь  -  существующую  или
погибшую: какая-то абсолютная внежизненность.  Мария  вытащила  "индикатор
жизни" - маленький  приборчик,  с  которым  не  расставалась.  Не  то  что
высокоорганизованных клеток, даже бактерий не показывал индикатор.
     - Ты знаешь, почему здесь так голо? - спросила Мария.
     - Знаю, - ответил Кнудсен.
     - Результат хроноворотов, о которых Старейшина Старейшин  рассказывал
Мише?
     - Не думаю. Здесь  не  кладбище  погибшей  жизни,  а  изначальное  ее
отсутствие. Ничто живое здесь не возникает и сюда не добирается.
     - Но почему?
     - Погляди на свой наручный передатчик.
     На ручном  передатчике  ярко  светилась  красная  точка  -  индикатор
опасных излучений. Кнудсен сказал, что хронолет, выскользнув  по  фазовому
времени, попал в  район  интенсивного  распада  атомных  ядер.  Здесь  все
пронизано альфа- и гамма-лучами,  здесь  свирепствуют  нейтронные  бури  -
природа тут казнит саму себя, так можно определить это невеселое место. И,
по всему, характер этого страшного уголка сложился таким задолго до  того,
как на Дилоне народилась жизнь.
     - Значит, хронолет вышвырнуло в жерло природного  ядерного  реактора,
так?
     - Не в жерло, а на поверхность его. Но нам это самодурство природы не
опасно. Конструкторы скафандров постарались, чтобы мы оставались  в  живых
не только в раю, но и в аду.
     - Я не поклонница рая, но хотела бы поскорей убраться из ада.
     - Тогда возвращаемся на корабль.
     - Еще постою здесь несколько минут, если не возражаешь.
     Мария осматривала горы, никогда не знавшие жизни, и думала, что  если
Аркадий прав и где-то существуют могущественные геноинженеры, то  и  всего
их разума не хватит устроить полигон жизнерождения в таких  вот  гибельных
местечках. "А почему бы и нет? - думала она. -  Надо  лишь  создать  живую
ткань, так же противостоящую смертоносному излучению, как наши  скафандры.
Вот еще аргумент против Аркадия: существуй такие высшие геноинженеры,  они
бы сконструировали жизнь всезащитней,  чем  она  реально  вышла.  Природа,
слепая природа - и без Высшего Разума в себе!"
     Мария  вспомнила,  что  новых  аргументов  Аркадию  не  узнать,  ибо,
возможно, Аркадия уже нет. Анатолий обещает вызволить товарищей, если  они
живы. А если нет? Будет мстить за них?
     - Обратная синхронизация с временем, в котором мы находились в момент
нападения, прошла хорошо, - сказал Кнудсен, когда  Мария  возвратилась  на
корабль. - Сдвиг был всего в одно или  два  столетия  вперед,  пустяк  для
наших хронотрансформаторов.
     - Будем возвращаться на прежнюю стоянку?
     - Поищу другое местечко. Прежняя стоянка под прицелом рангунов.
     "Гермес" пронесся над крутогорьем, превратившимся в природный ядерный
реактор, и вскоре оказался над лесом. Кнудсен высмотрел извилистую долинку
среди крутых холмов. От прицельного обстрела место было защищено надежней,
чем прежняя стоянка, а нападения  с  зенита  корабельная  защита  отражала
автоматически. Кнудсен сказал:
     - Вывожу на поиск планетолет.
     - Авиетка для поиска удобней, Анатолий.
     - Но защищена хуже. Планетолет - боевой корабль.
     - Ты допускаешь возможность сражения?
     - Не отвергаю такой возможности.
     Планетолет, космическая ракета на ядерных  аккумуляторах,  взмыл  над
лесом. Спустя короткое время Кнудсен приземлился на полянке,  где  недавно
стояли авиетка и два разведочных шара дилонов.
     - Вот здесь выпали Рина Ронна  и  Миша  Бах,  -  Кнудсен  показал  на
примятую траву полянки.
     Мария наклонилась над темным пятном, широко разлившимся по  оранжевой
траве. Кровь, куски одежды, раздробленные кости, клочья кожи  и  тканей...
Несчастного дилона не разбило о почву  при  падении  с  высоты,  а  еще  в
воздухе разорвало и разбросало.
     - Какая ужасная сила в  резонансной  вибрации!  -  Мария  обернула  к
Кнудсену побледневшее лицо.
     - Во  всяком  случае,  много  больше  той,  какую  способно   вынести
незащищенное тело.
     - А следов расправы с Бахом не видно, - сказала Мария.
     - Поищем дальше.
     Осмотр окрестностей полянки нового не принес.
     - Миша не погиб, - сказал Кнудсен. - Вспомни: он цеплялся  за  прутья
развалившегося шара, потом вывалился, но не упал на почву, а пронесся  над
ней, как если бы его несло вихрем, и пропал в лесу. В лесу его нет,  вихря
не было - ни один кустик не поврежден. Миша в плену у рангунов.
     - Будем искать авиетку, Анатолий?
     Кнудсен ответил не сразу.
     - Нет, Мария. Что авиетка сразу не погибла, мы знаем. Знаем и то, что
ее унесло на север. Я хочу раньше посоветоваться с дилонами.
     Хронавты воротились на планетолет. Кнудсен направил корабль к столице
дилонов. Внизу показался город. Кнудсен сделал над ним несколько кругов.
     С тяжелым чувством люди смотрели вниз. Города не  было.  Еще  не  так
давно они вглядывались в высокие цилиндры жилых зданий, удивлялись, что ни
на одном не видно окон, веранд и балконов.  А  потом  наблюдали  на  своем
экране,  как  эти  здания  противостояли  искусственному  недротрясению  -
раскачивались, нагибались, но  ни  одно  не  обрушилось,  даже  трещин  не
появилось на  стенах.  А  сейчас,  сколько  хватало  взгляда,  простирался
ландшафт разрушения - улица, забитая обломками зданий, неусмиряемая  пыль,
тонким туманом, как куполом, заволокшая Столицу.
     Планетолет медленно проплывал над обломками, стали видны и дилоны:  и
недвижные тела на камнях, и живые,  подбиравшие  убитых  и  раненых,  -  и
транспортные шары, куда складывали тех, кого поднимали. Шары, полные  тел,
уходили за пределы города.
     - Ужасная картина! - Мария содрогнулась. - Сколько погибло!  Половина
зданий разрушена.
     - Да,  многое  погибло!  -  с  какой-то   нарочитой   бесстрастностью
отозвался Кнудсен: еще никогда  она  не  слыхала  у  него  такого  голоса.
Впрочем, никогда ни ему, ни ей  не  приходилось  видеть  таких  варварских
разрушений.  Она  понимала,  что  он  лишь  с  великим  трудом  сдерживает
негодование.
     Планетолет  опустился  перед  Ратушей.  Правая  половина  прекрасного
здания превратилась в холмик камней, на левой половине слетела крыша и  на
стенах змеились трещины. Но главный вход  сохранился,  около  него  стояла
охрана. Два рослых охранника преградили людям путь. В  отличие  от  быстро
раскодировавших человеческую речь Рина Ронны и Уве Ланны  эти  два  дилона
телепатировали что-то невнятное. Но оскал ртов и угрожающее  движение  рук
недвусмысленно объясняли происходящее. Несколько дилонов  встали  поодаль,
жестикулируя и повизгивая - по-видимому, готовились помогать охране.
     - Дай мне поговорить с ними, - сказала  Мария.  -  Код  их  мысленных
передач я подучила на "Гермесе". Возможно, они поймут меня.
     Не было сомнений, что и охрана, и прохожие хорошо разобрались в  том,
что  протелепатировала  Мария  при  помощи   наручного   передатчика.   Но
враждебная встреча не  преобразовалась  в  дружественную.  Кнудсен  шагнул
вперед, схватил обоих стражей за плечи и отодвинул.
     - Проходи,  я  за  тобой,  -  сказал  он,  не  отпуская  вырывающихся
охранников.
     Она вошла в туннель, по которому недавно  двигались  Бах,  Аркадий  и
Асмодей. И намека не было  на  торжественность  той  процессии  дружеского
прибытия  хронавтов  во  Дворец  Старейшин.  Позади  топотала,  возмущенно
повизгивая, охрана;  у  зала  Проникновения  с  десяток  дилонов  пытались
остановить людей. Они, казалось, не знали, как повести себя  с  нежданными
посетителями - одни показывали назад в туннель, а двое захотели усадить на
кресло перед проникновенным зеркалом: и кресло, и зеркало, неповрежденные,
стояли на том же месте, где их видели на экране оба хронавта. Кнудсен,  не
тратя времени на объяснения, размеренно шагал дальше - и  все,  кто  хотел
задержать его силой, быстро уступали силе человека:  даже  легкого  толчка
ему хватало, чтобы отстранить с дороги любого.
     - Ты уверен, что идешь верно? - спросила Мария, стараясь  поспеть  за
широким шагом капитана хронолета.
     - Уверен, - ответил он, не оборачиваясь.
     - Но Гуннар Гунны здесь может не быть.
     - Тогда зачем охрана у входа, зачем нас - уже в здании - стараются не
пустить  дальше?  Нет,  все  Старейшины  здесь.  Совершились  чрезвычайные
события - где еще быть руководителям, как не на общем сборе?
     После зала Предварения противодействие  людям  прекратилось.  Дилоны,
толпившиеся на дороге, дружно убежали вперед -  в  самосветящемся  туннеле
виднелись лишь спины и хвосты.
     - Торопятся предварить правителей, что нашего визита не  избежать,  -
проворчал Кнудсен.
     Тем же размеренным широким шагом он вошел в зал. На трех  амфитеатрах
в строгом порядке, как они предстали Баху и Аркадию - отдельно Различники,
отдельно Стиратели и, компактной кучкой, Дешифраторы  и  Опровергатели,  -
сидели правители страны. Только четвертый амфитеатр - в нем усадили  тогда
хронавтов - пустовал. Но Старейшин  было  много  меньше,  чем  при  первом
приеме людей.
     Катастрофа  внесла  сумятицу  в   ритуал   торжественных   заседаний:
присутствовало пять Отцов Конструкторов Различий в малиновых плащах, всего
три фиолетовых Отца  Стирателя,  два  зеленых  Дешифратора  и  два  желтых
Опровергателя. В первом ряду амфитеатра, среди Отцов Стирателей, выделялся
одинокий - по виду погруженный в глубокую печаль  -  Старейшина  Старейшин
Гуннар Гунна. И, не обращая внимания на остальных,  Кнудсен  направился  к
Вещему Старцу, готовясь произнести заранее продуманную фразу:
     - Ты пригласил нас двоих прийти на радостное знакомство с вами.  Хоть
в знакомстве теперь будет мало радости, но мы пришли.
     Но еще до того, как он произнес первое слово, в мозгу обоих хронавтов
прозвучало горестное восклицание Старейшины Старейшин:
     - Пришельцы! Чем мы заслужили несчастье, принесенное вами?
     Кнудсен знал, что каждое его слово преобразуется  в  мысль,  понятную
всем дилонам, - надо следить, чтобы оно было недвусмысленно точным.
     - Мы не считаем себя, Гунна, причиной вашего горя.
     - До вашего появления не было таких разрушений!
     - И до нашего появления  дилоны  воевали  с  рангунами.  Или  рангуны
воевали с дилонами - так, наверно, точней.
     - Да, не мы воевали с ними, а они с нами:  мы  только  давали  отпор.
Огромная разница в этих двух понятиях - нападение и отпор; неплохо, что ты
ее постиг. Но до вашего посещения Дилоны война шла по-иному. Что  она  так
страшно переменилась, виноваты вы. Столько  разрушений,  столько  смертей!
Никакой враг не сделал нам столько зла, сколько сделали вы, назвавшие себя
друзьями! Не будешь же ты возражать против очевидности?
     - Буду, - твердо сказал Кнудсен. - Взываю к  твоей  проницательности,
надеюсь на твою глубокую мысль,  уверен  в  твоей  выдающейся  способности
постичь даже непостигаемое, хотя буду говорить  о  простом  и  понятном...
Прошу меня выслушать, Гуннар Гунна.
     - Говори, - разрешил Вещий Старец.  -  И  если  даже  от  простого  и
понятного уклонишься в глубины непостигаемого, не смущайся: любой из  нас,
как ты справедливо заметил, постигает и непостижимое.
     Хронавты еще на площади, вступив  в  перепалку  с  наружной  охраной,
поняли, что причина того, что  отношение  дилонов  к  людям  сменилось  на
враждебное, - в варварской жестокости рангунов. Даже не видя Гуннар Гунны,
Кнудсен не сомневался, что Старейшина Старейшин поставит в вину людям  все
новые бедствия. Но одновременно  Кнудсен  не  сомневался,  что  переубедит
Старейшин,  если  использует  их  любовь  к  рассуждениям,   их   привычку
докапываться до отдаленных причин  любого  события,  не  останавливаясь  и
перед уходом в дальние абстракции.
     - Ты не будешь возражать, Великий Провидец, - так  начал  Кнудсен,  -
что рангунам надо было заранее хорошо подготовиться, чтобы  нанести  такой
мощный  удар?  Подразумеваю  материальные  средства   -   орудия,   боевую
обслугу...
     - Не буду возражать, - промолвил Вещий Старец.
     - И что для  такой  подготовки  требуется  время?  И  время  немалое!
Простым  нахрапом,  с  бухты-барахты...  я  хотел  сказать  -  без  умелой
мобилизации всех ресурсов, без длительного их накопления,  без  сохранения
подготовки в тайне...
     - Ты и прав и неправ, пришелец, - промолвил Вещий Старец. -  Конечно,
накопление   ресурсов,   использование   резервов...   Тут   твоя    мысль
проницательна - даже удивительно, что человек способен на такое  непростое
рассуждение. Но тайны для нас не было.
     На мгновение Кнудсен растерялся.
     - Вы знали, что совершится такое страшное нападение?
     - Вот   ты   и   показал   несовершенство   человеческого   понимания
сравнительно с нашим, - не то упрекнул, не то просто  установил  печальный
факт человеческой интеллектуальной отсталости Старейшина Старейшин.  -  Ты
не ощущаешь неодинаковости двух разных понятий:  возможности  свершения  и
реального свершения.  У  дилонов  даже  дети  не  путают  так  грубо  этих
категорий.
     - У нас тоже стараются их не путать,  -  сделал  попытку  оправдаться
Кнудсен. - Но мы ведь не представители Высшего Разума.
     - До Высшего Разума вам далеко, - согласился Гуннар Гунна. -  Поэтому
мы и предлагали вам использовать наши великие  успехи  и  возможности.  Но
сейчас...
     - Сейчас мы должны исправить то, что еще поддается исправлению. Итак,
тайны в подготовке рангунов к решающему удару не было?
     - Тайны не было, я уже объяснил. Но почему  ты  назвал  ужасный  удар
рангунов решающим? Он ничего не мог решить.
     - Как не мог? А победа в затянувшейся войне - разве не решение? Такой
удар, они могли подумать, принесет им долгожданную победу.
     - Нет, - с грустью промолвил Старейшина  Старейшин.  -  Вашей  слабой
мысли не проникнуть в глубины наших взаимоотношений  с  рангунами.  Вы  не
сосредоточиваетесь и  мыслите...  как  это  ваше  хорошее  определение?  -
нахрапом, с бухты-барахты, так? Очень выразительная формула! Иногда у  вас
такие прекрасные  и  благородные  выражения!  Такие  глубокие  проблемы...
Например, та мучительная проблема, о которой так красноречиво  повествовал
пришелец Бах - сколько поместится...
     - Черт возьми!  -  не  удержался  Кнудсен.  Его  охватил  страх,  что
хитродвижение спора уведет Вещего  Старца  далеко  от  темы.  Он  поспешно
поправился: - В данном  случае  "черт  возьми"  означает  вопрос:  как  вы
проникли в тайну подготовки рангунов к большому наступлению?
     - Понял, пришелец. Итак, "черт возьми"- в смысле  постижения  великой
тайны подготовки рангунов  к  большому  наступлению...  Но  ведь  в  среде
рангунов много  дилонов.  Один  из  них  -  глубокий  Кун  Канна,  великий
мыслитель Кун Канна - я его  прочил  в  свои  преемники.  Этот  выдающийся
стратег Кун Канна с момента его похищения хавронами трагически раздвоился:
душой он по-прежнему с нами, а искусные  руки  и  мудрая  голова  верой  и
правдой служат рангунам. Он провел подготовку того наступления, которое ты
неправильно назвал решающим и которое, тем не менее, ужасно и  губительно,
и, естественно, сообщал нам по секрету, что делает.
     - Но удар по дилонам провел, конечно, не он?
     - Конечно, он, кто же еще? Неужели ты  думаешь,  рангуны  сами  могли
провести такую операцию? Разве хоть одного Бессмертного можно  сравнить  с
самым неудачным из дилонов? Понимаешь меня, пришелец?
     - Стараюсь понять, но мне  трудно.  Позволь  возвратиться  к  термину
"решающий удар". Значит, рангуны не стремятся к победе?
     - Рад, что до тебя дошла эта простая истина. Они воюют ради войны,  а
не ради победы. Что им делать, если они победят? Тем более, если уничтожат
нас? Чем тогда они заполнят свое бессмертие?
     - Но если так, им было не нужно наносить такой удар.
     - Совершенно не нужно. Подготовка к удару - это деятельность; рангуны
деятельны. Но удар, уничтожающий нас, прекращает  их  военную  хлопотню  -
так, кажется, на вашем языке? И они нанесли этот бессмысленный  удар  лишь
потому, что вы появились на планете. Вот  почему  мы  утверждаем,  что  вы
принесли нам великое горе.
     - Бессмысленный, ты сказал? Позволю  себе  не  согласиться.  Смысл  в
нападении был. Надумали расправиться с нами и не посчитались, что погибнет
и  множество  дилонов.  Это  ведь  уже  третье  нападение  на   нас.   Они
обстреливали наш корабль при посадке, хотели уничтожить нашу  авиетку  при
помощи искусственного недротрясения, а теперь применили средства помощней.
Мы тоже  можем  сказать:  дружба  с  вами  сделала  людей  объектом  мести
рангунов. Мы потеряли трех наших товарищей.
     Кнудсен не сомневался, что его контраргументы  вызовут  растерянность
среди дилонов.  У  этого  странного  народа  рассуждение,  которое  нельзя
опровергнуть, по одной этой причине возводилось в истину. Они  не  изучали
школьной логики, как люди. Они и не подозревали, что об очень многом можно
высказать противоположные мнения и ни одно не опровергнуть, потому  что  в
каждом  будет  истина.  Такая  словесная  диалектика  им  чужда,  хоть   в
диалектике  реальной  дилоны  сильней:  каждый   практически   опровергает
незыблемые законы природы - то  есть  находит  условия,  при  каких  закон
лишается действенности.
     Но в следующую минуту  Кнудсен  убедился,  что  недооценивает  Вещего
Старца.  Гуннар  Гунна,  поразмыслив,  опроверг   Кнудсена   -   и   таким
опровержением, которое было радостней согласия, дороже признания в дружбе.
Старейшина Старейшин протелепатировал:
     - Очень  сильное  соображение,  пришелец,  очень  сильное:  проклятые
рангуны нападали  на  людей,  а  не  на  дилонов,  а  дилоны  погибали  от
случайности соприсутствия при ударе, направленном против вас.
     - Именно это я и утверждаю. Хотели уничтожить людей.
     - Но ведь все было по-другому, - продолжал  Старейшина  Старейшин.  -
Погибали мы, а вы невредимы.
     Кнудсен не сдержал возмущения:
     - Если ты считаешь гибель трех хронавтов...
     Вещий Старец не дал ему договорить:
     - Почему гибель? Все трое живы. В плену, но живы.
     У Кнудсена на миг перехватило дыхание. У Марии засияли глаза. Кнудсен
медленно проговорил:
     - Твои сведения верны?..
     - Дилоны не лгут, - с достоинством ответствовал Гуннар  Гунна.  -  Мы
ненавидим неправду.
     - Такое радостное для нас известие!.. Вы узнали,  что  наши  товарищи
живы, глубоким усилием мысли? Или есть иные доказательства?
     - Мы видели их в плену. Конечно, изображение примитивней рассуждения.
Мысль можно тысячекратно  проверить,  рассуждение  сто  раз  повторить,  а
картину достаточно один раз подделать... Понимаю твои сомнения,  пришелец.
Будет ли для тебя  доказательным  изображения  твоих  друзей  после  атаки
рангунов?
     - Будет, будет! - поспешно заверил Кнудсен.
     Гуннар Гунна повернул львиную  голову  к  амфитеатру,  где  восседали
зеленые Дешифраторы и  желтые  Опровергатели.  Один  Дешифратор  поднялся.
Гуннар Гунна что-то повелел, не  перетранслировав  приказ  в  человеческие
слова. Зато ответ Дешифратора ясно донесся до людей:
     - Канал на Клаппу, командира отряда хавронов. Связь через Уве  Ланну.
Нечеткость передачи вызвана болезненным состоянием  Конструктора  Различий
высокочтимого Уве Ланны.
     Стена  позади  Дешифраторов  вспыхнула.  На  ней  замелькали  тени  и
силуэты. Кнудсен и Мария разглядели Аркадия,  с  трудом  выбиравшегося  из
сооружения, похожего на древний человеческий фургон.  Аркадия  поддерживал
Асмодей. В стороне хаврон могучего телосложения показывал  мохнатой  рукой
на темное отверстие в скале:  туда  один  за  другим  входили  вооруженные
хавроны, туда же вели ослабевшего Аркадия.
     - Расшифруй! - дошло до людей веление Вещего Старца.
     Дешифратор свободно вносил в сознание людей свои пояснения. Хронавтов
и дилона Уве Ланну забросили в  хроноворот  аппараты  рангунов.  Пришельцы
выскользнули из губительного хроноворота. Их взял  в  плен  отряд  хаврона
Клаппы. На Клаппу сфокусирован разведывательный луч, связь с Клаппой тайно
создана Уве Ланной. И пленные,  и  охрана  скрылись  в  пещере  от  нового
хроноворота. Из пещеры связь не действует.
     - Теперь канал на бедного Кун Канну, - велел Гуннар Гунна.
     Экран озарился новой картиной. По улице городка,  окутанной  пылью  и
сотрясаемой грохотом механизмов, вели Баха под конвоем хавронов. Коротышку
Баха сопровождал, умеряя широкий  журавлиный  шаг,  бочкообразный  рангун.
Человек и рангун беседовали.
     - Бессмертный No 29, Кагула, любимец Ватуты, - бесстрастно докладывал
Дешифратор. - Ватута хочет казнить пришельца. Основание для казни такое  -
никаких оснований. Вполне в обычае Ватуты, передает Кун Канна.  Созывается
ассамблея Бессмертных, там согласятся с Ватутой, что пришельца  хорошо  бы
умертвить. Казнь совершится в полдень  следующего  дня.  Ватута  предложит
пришельцу самому выбрать  форму  своего  умерщвления  -  знак  уважения  и
высокого почета. У Кун Канны нет возможности вызволить пленника.  Почетных
казней у рангунов еще не  совершалось.  Ватута  гордится,  что  первым  из
Властителей Рангунии совершит такой выдающийся акт.
     Картина на экране погасла.
     Кнудсен обратился к Старейшине Старейшин. Дилоны мудры и справедливы.
Великим укором будет, если они оставят в беде своего гостя.  Не  допустить
беспричинной  и  преступной  казни!  Что  бы  ни  предприняли  дилоны  для
вызволения  хронавта,  они  -  капитан  хронолета  Кнудсен  и  геноинженер
Вильсон-Ясуко - добавят своих усилий. Дилоны  могут  рассчитывать  на  всю
мощь механизмов корабля.
     Гуннар Гунна, поразмыслив, заверил хронавтов,  что  они  сделают  все
возможное, чтобы спасти  пленника.  И,  не  дав  порадоваться,  с  печалью
констатировал, что никаких возможностей нет и поэтому спасение нереально.
     Кнудсен настаивал: оборона дилонов - разве  нельзя  превратить  ее  в
орудие нападения? Охранные  башни,  это  ведь  могущественные  крепости  -
ударить из них по берлогам рангунов! Собрать смельчаков, он сам  возглавит
такой отряд, вооружение найдется - и грянуть на город Ватуты! А если и это
невозможно, то вступить в переговоры с Ватутой, пообещать ему золотые горы
и хрустальные замки - не может же  быть,  чтобы  не  существовало  чего-то
такого, что было бы для рангуна ценней, чем наслаждение  от  бессмысленной
казни человека, не сделавшего ему вреда!
     Гуннар  Гунна,  впадая  в  кратковременные  размышления,   поочередно
отвергал все планы человека. Защитные орудия дилонов не способны  поразить
другую сторону планеты, зона действия охранных маяков тоже невелика. И  ни
один дилон не согласится  войти  в  отряд  для  нападения  на  рангунов  -
агрессия   принципиально   чужда   дилонам.   И   переговоры   с   Ватутой
неосуществимы: он твердит, что ему  ничего  не  нужно,  ибо  он  презирает
всякую пользу, - а какие могут быть переговоры без того, чтобы  выговорить
что-то полезное? Дилоны, так страшно пострадавшие от гибели своих близких,
всей  душой  разделяют  страдания  пришельцев,  у  которых  должен  завтра
погибнуть друг, но, кроме сочувствия, им нечего предложить.
     - Постарайтесь сами спасти товарища, - закончил Вещий Старец.
     Нахмуренный, злой капитан хронолета размышлял еще дольше, чем  дилон,
впадающий в трудную сосредоточенность.
     - Хорошо,  принимаю  -  собственными  усилиями,  -  снова   заговорил
Кнудсен. - Совет глубокий и дельный. Но нашего друга  казнят  завтра.  Для
серьезной подготовки мало времени.
     - Завтра - это очень  скоро,  -  высказал  очередную  глубокую  мысль
Гуннар Гунна. - Времени для  спасения  товарища,  ты  верно  это  грустное
явление определил, решительно не хватит.
     - Послушай меня, великий Гуннар Гунна,  -  продолжал  Кнудсен.  -  Вы
народ глубоких мыслителей. Вы знаете свою планету, знаете все ее законы  и
свойства, все ее особенности и процессы. На что нам нужно  воздействовать,
какой местный закон опровергнуть, чтобы хоть немного задержать казнь?  Без
подготовки, требующей времени, мы не сумеем спасти нашего друга.
     - Подожди, пока мы поищем ответ на твой  очень  непростой  вопрос,  -
сказал Гуннар Гунна.
     На этот раз  Вещий  Старец  со  Старейшинами  пребывал  в  молчаливом
раздумье так долго, что Мария успела перекинуться с Кнудсеном  несколькими
фразами.
     - Анатолий, у тебя не появился план спасения Миши?
     - Даже отдаленно не представляю себе, что можно сделать.
     - Неужели  отказываешься  выручать   его?   -   Мария   не   сдержала
негодования.
     - Отвечу в стиле дилонов. Ты путаешь разные понятия, Мария. Хотеть  -
хочу! Что сделать, чтобы исполнить хотение, - пока не знаю.
     В мозгу людей зазвучали слова Вещего Старца:
     - Мы рассмотрели все физические процессы на планете  и  не  нашли  ни
одного, воздействие на который помогло бы вам  спасти  товарища.  Конечно,
если бы в Рангунии могли остановить течение времени... Но задача эта самой
природе непосильна.  Пришелец,  мы  не  сможем  тебе  подсказать  никакого
решения.
     - Немного мы услышали от них, - грустно сказала Мария.
     - "Немного" - все же лучше,  чем  "ничего",  -  возразил  Кнудсен.  -
Теперь скорей на корабль, Мария!
     - Ты же сказал, что у тебя нет плана спасения Миши.
     - Уже есть. Скорей, Мария, скорей!



                                    3


     В планетолете Кнудсен объяснил свой новый  план.  Почему  он  твердил
Старейшине, что нет времени для спасения Баха? "Гермес" не только  еще  не
виданный корабль, свободно плывущий в разных потоках мирового времени,  но
и могучая крепость, надежно защищенная от атак извне. Но он сконструирован
для миссии мира, а не для завоеваний. Конечно, и на нем можно  напасть  на
рангунов и принудить их выдать пленника - и времени на  подготовку  такого
рейда не потребуется. Но  сколько  тогда  погибнет  рангунов  и  хавронов?
Ватута  без  сопротивления  не  выдаст  Баха.  В   рейсовом   задании   не
предусмотрены войны с другими народами - тем более, их уничтожение.
     - Все это я знаю сама, - прервала Мария. -  К  чему  ты  клонишь?  Ты
сказал, что обдумываешь план спасения Баха. Пока  я  вижу,  что  надежного
плана не существует.
     - Нет, план есть - и вполне надежный! И выполнишь  его  сама,  Мария.
Миша   когда-то   сказал,   что   ты   схожа   обликом   с    валькириями,
девами-воительницами северных  мифов.  Пришел  час  проверить,  только  ли
внешностью напоминаешь ты валькирию. Те девы отважно сражались на поле боя
и вызволяли своих воинов из беды. Ты прибудешь к рангунам и выручишь Мишу.
Но чтобы подготовиться, нужно время - то самое время,  которого  в  запасе
нет. Понятна идея плана?
     - Конечно, нет! - сказала Мария. - Можешь не сомневаться, я  согласна
на все, что ты велишь. Но в чем она, эта подготовка? Где и как  ты  будешь
добывать то время, которого в запасе нет?
     - Совместим дальнейшее объяснение с освоением аппаратуры.
     В долинке, где Кнудсен  укрыл  хронолет,  ничто  не  показывало,  что
рангуны обнаружили корабль. Кнудсен ввел планетолет в трюм.
     - Пройдем в хроногенераторную, Мария.
     Итак, нужно время, чтобы подготовиться к вторжению в царство  Ватуты,
а времени нет,  говорил  Кнудсен,  передвигаясь  между  хроногенераторами.
Вещий Старец посоветовал затормозить бег времени, будучи  твердо  убежден,
что нет в мире сил, способных остановить течение времени.  Но  такие  силы
есть. Вот они - в недрах этих механизмов!
     Его план таков. Он переводит хронолет поближе  к  убежищам  рангунов,
запускает хроногенераторы на полную мощность - и  замедляет  бег  внешнего
времени. Больше чем вдвое время не затормозить  -  пройдет  реально  около
двух суток там, где  рангунам  покажется,  что  они  прожили  всего  одни.
Выигрыша в сутки хватит для оснащения Марии  в  поход.  Еще  одно:  почему
Мария, а не он?
     - Об этом не спрашиваю! Я горжусь, что ты  доверил  мне  освобождение
Миши, независимо от того, какие мотивы...
     Кнудсен спокойно остановил ее. Им командуют не мотивы, а причины.  Он
должен их высказать.  Форсирование  генераторов  произведут  автоматы,  но
присутствие капитана при этом необходимо. Такова  строгая  инструкция,  он
сам ее составлял - и не разрешит себе ее нарушить. И последнее:  они  пока
идут на выручку Баха, а не Аркадия, потому что положение  Миши  серьезней.
Аркадию грозят  новые  хроновороты,  но  не  расправа  хавронов,  -  а  от
хроноворотов он укрыт в пещере. После спасения  археолога  настанет  черед
вызволять Аркадия с Асмодеем и Ланной.
     - Готовь меня в поход, - нетерпеливо сказала Мария.



                                    4


     Кнудсен  высмотрел  потайное  местечко  неподалеку  от  пещеры,  куда
Бессмертные укрывались на отдых.  Приближалась  ночь,  когда  он  запустил
хроногенераторы. Дежурные хавроны и пленные дилоны не засекли хронолета  и
не подняли тревоги, а ночь была как ночь: обе  Гаруны  ушли  чуть-чуть  за
горизонт, север неба светился кровавым пятном. Торможение  времени  сперва
шло слабо, потом все сильней  и  сильней.  Когда  одна  минута  за  бортом
хронолета сравнилась с двумя  на  корабле,  Кнудсен  остановил  дальнейшее
растяжение внешнего времени и пошел проведать, как Мария осваивает  боевую
экипировку.
     - До полного дня по нашим часам остались целые сутки, - поделился  он
успехом.  -  Рангуны  и  не  подозревают,  что  спят  уже  не  по   своему
естественному времени, а по тому, какое мы им диктуем. Демонстрируй теперь
свою подготовку.
     Мария успела облачиться в форму  десантника,  выходящего  на  задание
высшей сложности - разведку, диверсию, боевые действия, если  без  них  не
обойтись. В  училищах  астронавтов  снаряжение  и  методы  такой  операции
завершали курс - и всегда считались тем орешком, который трудно разгрызть.
Мария  начала  с  боевой  аппаратуры:  бластеров,  стреляющих   крохотными
шаровыми  молниями  и  лазерными  лучами;  гранат,  создающих  при  взрыве
кратковременные потери сознания; ручных  парализаторов,  лишающих  воли  к
сопротивлению; и резонаторов, вызывающих - последняя крайность сражения  -
распад живой ткани.  Мария  раскраснелась,  глаза  горячо  блестели  -  ей
нравилось превращение ученого геноконструктора, творца новых форм жизни, в
воительницу, сражающую противников.
     Кнудсен не одобрил увлеченности Марии.
     - Нет! Нет,  Мария!  Это  не  для  хронавтов  -  ослепить,  ослабить,
обезоружить, а при большом отпоре и уничтожить.  Примитивная  война  наших
предков.
     - Захват и казнь пленных тоже весьма примитивны. Одно стоит  другого.
Не понимаю твоего недовольства.
     Она должна понять: он и не подумал бы тормозить внешнее  время,  если
бы планировал победу в прямом сражении.  Для  этого  не  нужно  длительной
подготовки. Умение сражаться заложено в природе человека, за каждым из нас
-  опыт  предков;  бессмысленно  опорочивать  силу   этого   генетического
наследства.
     Хоть ситуация не располагала к веселью, Мария рассмеялась.
     - Генетическое наследство, ты сказал? В двадцатом  веке  один  ученый
псих  уверял,  что  существуют   особые   гены   храбрости   и   трусости,
гомосексуализма и платонизма, религиозного экстаза и атеизма,  щедрости  и
скупости. Я всю жизнь  экспериментирую  с  генами,  создавая  новые  формы
животных. Но ни разу не открывала и сама не создавала ни одного из  генов,
описанных тем ученым - моим однофамильцем Чарльзом Вильсоном.
     Кнудсен понял, что перехватил.
     - Не  хочу  знать  древних  Вильсонов!  Пусть  не   генетическое,   а
социальное наследство. Покажи, как ты  справляешься  с  хроноэкраном?  Как
тайно проскользнешь в пещеру к рангунам?
     Мария думала, что и эту часть операции  хорошо  усвоила.  Она  должна
пробраться в пещеру не в том времени, в котором пребывают находящиеся  там
Бессмертные.  Она  проникнет  в   пещеру   из   близкого   грядущего.   Ее
индивидуальные хрономоторчики обеспечивают выход из грядущего в  настоящее
так же свободно, как из прошлого в настоящее - она промелькнет  мимо  всех
встречных невидимкой, в крайнем случае - как привидение, и материализуется
именно там и именно тогда, где и когда нужно.
     Тревога Кнудсена не была, однако, развеяна.
     - Делаем хронобросок. Я засекаю время на уход в будущее и  возврат  в
настоящее. Даю на две эти операции одну минуту.
     Но Марии понадобилась минута только на то, чтобы исчезнуть. И исчезла
она  не  сразу,  а  постепенно  -  сперва  расплывались  очертания,   тело
превращалось в силуэт, силуэт  становился  призраком,  призрак  тускнел  и
стирался. Еще медленней совершилось возвращение из будущего - сперва такой
же призрак, после силуэт и лишь потом полная материализация.
     - Нет, нет и еще раз нет, Мария! Тебя успеют трижды убить, прежде чем
ты выполнишь один хронобросок.
     - Если я дам по себе стрелять! Я ведь могу и защищаться.
     - Сейчас   я   покажу   тебе,   что   защита   неэффективна.    Берем
демонстрационные пистолеты. Исчезай!
     До того, как Мария полностью ушла в близкое будущее, Кнудсен пять раз
разрядил в нее пистолет. От двух выстрелов она увернулась,  три  попадания
были удачны. Сама она, стираясь  в  невещественность,  два  раза  поразила
Кнудсена. Последний удачный выстрел был произведен из пистолета,  которого
Кнудсен уже не увидел, лишь легкая полоска  тумана  качнулась  перед  ним,
когда вылетела демонстрационная пуля.
     При обратном витке хроноброска повторилась  та  же  картина:  Кнудсен
пять раз успел выстрелить, три пули угодили в Марию.  И  сама  она  дважды
поражала капитана корабля.
     - Плохо, даже очень плохо, - невесело  констатировал  Кнудсен.  -  Ты
была шесть раз убита. Хронобросок не удался.
     - Но и я ровно четыре раза тебя убивала!
     - Да, четверых ты убьешь. А если их будет семь? Или  семнадцать?  Или
тысяча? Твоя боевая операция будет удачной в одном случае: если  обойдется
без боя! Надо победить  искусством  повыше  первобытного  умения  убивать.
Повторим хронобросок еще раз.
     И вторая, и третья репетиции не развеяли недовольства Кнудсена. Мария
по-прежнему растворялась в будущем слишком медленно. Она оправдывалась:
     - Ты настаиваешь: уход только в близкое будущее. Но  если  я  слишком
быстро дематериализуюсь в настоящем, я слишком далеко унесусь  в  будущее.
Разве это хорошо?
     - Нехорошо. Но все же лучше медленного исчезновения. В  будущем  тебе
не грозят сражения с реальными врагами. Будем повторять хроноброски,  пока
не отработаешь мгновенности.
     Только на третьем десятке повторений Кнудсен расщедрился на  похвалу,
но продолжал репетиции с прежней настойчивостью.
     - Мария, - сказал  он  на  пятидесятой  репетиции,  -  ты  выдающийся
геноинженер. Но если бы ты ушла в хронавты, то и  тут  не  осталась  бы  в
середнячках. Еще два-три десятка хронобросков - и можно выпускать тебя без
больших опасений.
     Настал момент, когда он объявил:
     - Хватит!  Технику  исчезновения   и   материализации   ты   освоила.
Воздействие на противника  отработала.  Датчики,  посланные  мной  еще  до
репетиций с хронобросками, проникли в пещеру рангунов  и  показывают,  что
суд над Мишей начался. Больше нельзя терять ни минуты!
     Она упрекнула его:
     - Ты ничего не говорил о датчиках! Что они собой представляют и когда
ты их выслал?
     - Не хотел говорить, чтобы ты не нервничала, узнав, что судилище  уже
идет. А датчики по виду - обыкновенные камни, каких  множество  в  пещере.
Вряд ли кто определит их истинное назначение.
     Мария подумала.
     - Ты не можешь превратить их в боевые средства?
     - Могу. Но что толку, если мы выведем из  строя  какое-то  количество
рангунов? Все равно надо проникать в пещеру, чтобы  вывести  Баха.  Теперь
исчезай!
     Она пропала столь стремительно, что он  не  успел  махнуть  рукой  на
прощанье. Кнудсен подсел к экрану и включил датчики, высланные  в  пещеру.
Один показал вход и хавронов, замерших на страже, - этот датчик  лежал  на
земле. Один из хавронов, проходя мимо, задел  его  ногой  -  картина  лишь
незначительно  переменила  угол  зрения.  Второй  валялся  в  туннеле:  он
показывал  тускло  освещенный  лаз,  то  одного,  то  другого  проходящего
хаврона. Третий высвечивал саму пещеру - Кнудсен сосредоточился на нем.
     В пещере творилась странная процедура: она мало напоминала суд, каким
он представлялся  Кнудсену.  Ему  вообразилось,  что  он  присутствует  на
философском диспуте о природе  добра  и  зла.  Бах  профессорским  голосом
излагал концепции добра на разных стадиях развития человечества; вероятно,
так же размеренно он объяснял с кафедры азбучные истины  археологии  своим
студентам. Ватута, зло выкривливая на лице  улыбку,  устанавливал,  что  в
основе добра лежит - от  вечной  нужды  -  потребность  в  пользе,  а  им,
Бессмертным, польза ни к чему, они ни в чем не нуждаются. И,  стало  быть,
добро - понятие чисто человеческое, рангуны же вне добра и зла - и поэтому
он не видит препятствий к тому, чтобы казнить пришельца по имени  Бах,  по
природе человека, по званию академика, самой почетной казнью, которую  тот
сам пожелает, - и это будет знаком высокого уважения рангунов к  пришельцу
из космоса.
     Теоретические споры всегда были вне интересов Кнудсена,  если  только
не затрагивали основы хронистики. В этой  созданной  Чарльзом  Гриценко  и
разрабатываемой   самим   Кнудсеном   молодой   науке   еще   много   было
необъясненного  и  непонятного.  И  быстро  утратив  интерес  к   предмету
препирательств человека и рангуна, Кнудсен стал осматривать пещеру. Датчик
угнездился в углублении под потолком и хорошо высвечивал два валуна  -  на
одном  сидел  Бах,  на  другом  стоял  немолодой  смиренный  дилон   -   и
разбросанные вокруг камни, на которых разместились  Бессмертные.  Впереди,
особо, - Ватута, позади, беспорядочной кучкой, - остальные. Охрану Кнудсен
видел отчетливей, чем Бессмертных. Охрану несли хавроны - рослые  обезьяны
с могучими мышцами и свирепыми мордами, каждый  сжимал  в  мохнатых  лапах
резонатор. Кнудсен всматривался в них и уверялся, что от таких ни  пощады,
ни раздумий не ждать: Властитель кивнет - и мигом  вся  вооруженная  орава
ринется  хватать,  вязать,  впиваться  когтями,  рвать  клыками.   Кнудсен
передернул плечами - стало нехорошо от лицезрения лохматых  палачей.  Пора
бы уже Марии  появиться!  Времени  прошло  достаточно  для  хроноброска  в
близкое будущее и возвращения в настоящее. На  репетиции  уход  и  возврат
совершались быстрей.
     Теоретический диспут в пещере вдруг  превратился  в  битву.  На  Баха
набросились хавроны. Он  поразбросал  их  отчаянными  ударами.  Кнудсен  с
волнением и гордостью за Баха глядел,  как  коротенький  полный  человечек
отражает натиск лохматых гигантов. Баха повалили, один хаврон наступил ему
ногой на грудь, другие вязали руки. "Где Мария? - думал Кнудсен. -  Почему
она задерживается? Нет, почему она задерживается?"
     В пещерном сражении возник нежданный поворот. Пленный  дилон,  долгое
время одиноко горбившийся на валуне рядом с Бахом, - уродливая фигурка, до
того смиренная и жалкая, что один взгляд на нее вызывал у Кнудсена смутное
недоброжелательство  -  вдруг  разразился  диким  визгом   и   кинулся   к
сражающимся. Кнудсен увидел, как дилон выхватил из кармана  упавшего  Баха
резонатор и резко повернул его  на  хавронов.  Один  из  нападавших  сразу
распался надвое, другой рухнул, густо залившись кровью, остальные в страхе
попятились, хотя каждый был вооружен. "Боятся применять оружие,  чтобы  не
угодить во Властителя, - этот чертов Ватута слишком близко к  сражающимся,
- думал Кнудсен. - Что с Марией? Она опаздывает недопустимо!"
     В это время возмутившийся дилон с радостным визгом направил резонатор
на Ватуту. Властитель Бессмертных пытался отбежать, он  -  Кнудсен  хорошо
видел это - весь затрясся. Но Ватуту заслонил своим телом какой-то хаврон;
резонатор полоснул по нему, хаврон рухнул, уже разваливаясь и все еще вопя
запоздавшим воплем, а на дилона набросился со спины один из Бессмертных  -
единственный, кто в этой кучке жалко потерявшихся рангунов  нашел  в  себе
смелость вмешаться в  сражение.  Марии  все  не  было,  Мария  непоправимо
запаздывала!
     Схватка взбунтовавшегося дилона и Бессмертного закончилась  быстро  -
рангун был много  массивней.  Сраженный  бунтарь  рухнул,  на  Баха  снова
набросились и стали вязать. К человеку  подошел  Ватута.  Ярость  и  жажда
мщения искажали львиное лицо Властителя Бессмертных. А Марии все не  было,
Мария затерялась где-то в просторах грядущего - она,  наверно,  не  сумела
найти пути для быстрого возвращения из какого-то слишком далекого  "потом"
в это так нуждавшееся в ней "сейчас". Кнудсен остро пожалел, что  растянул
внешнее время только вдвое. Нужно было притормозить бег времени не  вдвое,
а втрое; ему не удалось надежно подготовить Марию к спасательной операции.
Кнудсен положил руку на пульт, нащупал две крайние кнопки - особые  кнопки
- последнее  средство  спасения  Баха.  "Ultima  ratio  regis",  последний
аргумент короля - так назвали бы эту новую операцию древние. Он ничего  не
говорил о ней Марии, ей не следовало знать, что есть  и  еще  один  способ
спасения товарища - способ был чрезмерно жесток. Но  если  она  так  и  не
появится, в момент, когда слуги  Ватуты  кинутся  убивать  Баха,  один  из
датчиков - тот, что обычным камешком валяется сейчас в углублении на стене
- вырвется наружу взрывом  пламени  и  ядерных  частиц.  И  верная  гибель
поразит все живое, кроме  человека,  защищенного,  как  все  хронавты,  от
излучения распавшихся ядер. Это еще не будет спасением - связанный пленник
сам не выберется наружу, но и немедленной гибели не произойдет.
     Ватута грозно заговорил, отклоняясь от лежащего Баха:
     - За это тебе!..
     И Кнудсен понял, что,  когда  Властитель  Бессмертных  закончит  свою
фразу, наступит миг лихорадочно выстукивать на обеих кнопках шифр взрыва.
     Ватута не закончил приговора. Ватута в ужасе  окаменел.  В  сумрачной
пещере вдруг вспыхнул факел. И с радостным удивлением Кнудсен увидел,  что
в погасающем факеле материализуются не одна, а две фигуры.  С  Марией  был
Асмодей - жалкий, оборванный, светящийся сквозь дыры одежды  не  розоватым
подобием человеческой кожи, а металлическими  скрепками  и  пластмассовыми
пластинками, но, как всегда, быстрый и исполнительный. Всего  мог  ожидать
Кнудсен, когда выяснилось, что Мария сильно опаздывает, но что она  отыщет
киборга и явится с ним - и отдаленно не мог вообразить.
     Мария быстро поворачивалась, из ее руки вырывался  конус  фиолетового
света - все, на кого падало сияние, замирали. Асмодей поспешно  развязывал
Баха,  помогал  ему  встать  на  ноги.  До  Кнудсена   донеслось   громкое
предупреждение  Марии:  все  в  пещере  облучены,  малейшее  сопротивление
равносильно  гибели!  Ватута  покорно  склонил  большую  голову,   он   не
сопротивлялся. Мария  подошла  к  Баху,  перекинулась  с  ним  несколькими
словами. Только после этого она обернулась к выходу из пещеры - она знала,
что капитан хронолета в эту минуту взволнованно наблюдает за ними, и,  сам
невидимый, наблюдает, вероятно, именно с этой стороны.
     - Анатолий, высылай планетолет!



                                    5


     Бах кинулся в объятия  Кнудсена.  У  сдержанного  капитана  хронолета
дрожали губы и влажно сияли глаза. Он сказал:
     - Знаешь, я сегодня узнал, что  всего  горестней!  -  Бах  с  улыбкой
смотрел на друга, догадываясь, что речь пойдет о том,  как  страшились  за
него. Но Кнудсен сказал по-иному, чем ожидал Бах: - Самое горестное, когда
видишь, как гибнет близкий человек, и знаешь, что можешь  спасти  его,  но
ценой гибели тех, кого вовсе не хочешь уничтожать.
     - Погибли один Кун Канна и трое хавронов, правда, ребята  хорошие,  я
успел к ним привязаться, - с сокрушением сказал Бах.
     - Упрек в их гибели адресован мне? - спросила Мария.
     - Тебе, - ответил Кнудсен, - и не только в гибели четверых.  Если  бы
ты задержалась еще на минуту, погибли бы все, кто находился  в  пещере,  -
кроме Миши, естественно.
     - Ты сам виноват, что я запоздала, - сказала Мария. - Ты снабдил меня
хронодетектором. Благодаря ему я нашла Асмодея. Поставь мне в заслугу хоть
это.
     И она рассказала, что уже собиралась выбираться  назад  из  скачка  в
будущее,  когда  хронодетектор  обнаружил  какой-то  непорядок  в  близком
времени. Неподалеку свивался небольшой хроноворот, в кольце  замкнувшегося
на  себя  времени  металось  материальное  тело.   Она   догадалась,   что
естественные хроновороты так далеко от полюсов не возникают - он мог  быть
только искусственным. И когда ударом из своего  хроногенератора  разорвала
хронокольцо, из него вывалился Асмодей. Подробности он расскажет сам.
     - Это произошло, когда Аркадий с двумя дилонами бежали в мертвый лес,
которого страшно боятся все хавроны, а я остался прикрывать их бегство,  -
рассказывал Асмодей. - Я был в  личине  No  3,  вы  ее  еще  не  видели  -
настоящий стереозавр с  полным  набором  зубов,  к  тому  же  огнедышащий.
Подлинное страшило, вы  в  этом  сами  убедитесь,  когда  подремонтируюсь.
Хавроны стали меня одолевать.  Хронотрансформатор  был  на  издыхании,  но
вынес меня в иновремя, зато отказал при возвращении. И я запутался в новом
времени, только не знаю  каком,  все  так  повторялось,  что  звенели  все
контакты в мозгу. Если бы не Мария, мне бы крышка, хотя никакой крышки над
собой я не видел - и не совсем понимаю, почему вы, люди,  так  любите  это
словечко. Но главное не во мне, главное в том, что я увидел в будущем -  я
такое увидел! Не поверить! Сейчас я вам все расскажу...
     - Ты расскажешь потом. Аркадий, значит, спасся  в  каком-то  лесу?  -
спросил Кнудсен.
     - Он побежал в обезумевший лес, так его  называют  хавроны,  они  его
ужасно боятся. Они его не преследовали, да и я бы не пустил. А что  с  ним
теперь - не знаю.
     Кнудсен распорядился:
     - Будем отыскивать Аркадия и его спутников. Мария, поручаю это  тебе.
Возьми Асмодея.
     - Одного Асмодея может не хватить. Разреши взять в помощники  десяток
хавронов и  двух-трех  Бессмертных.  Что  они  будут  вести  себя  смирно,
уверена.
     - Бери кого хочешь, хоть в смирении рангунов я не уверен.
     Мария повторила, что убеждена в покорности Бессмертных,  но  какая-то
капля сомнения оставалась и у нее. Вспоминались древние книги о  покорении
одних  народов  другими:  в  них  ярко   живописались   восстания   против
покорителей и угнетателей. Что хронавты не  угнетатели,  рангуны  убедятся
быстро, но покорителями они остаются в любом  случае.  И,  направляясь  из
салона в трюм, где разместили Бессмертных, Мария тихо  твердила  про  себя
строчку из  романа  о  приключениях  астронавтов  на  прекрасной  планете,
населенной высокоразвитыми гуманоидами. Ни планеты  столь  прекрасной,  ни
совершенных гуманоидов реальные астронавты  за  двести  лет  после  выхода
романа в свет так и не обнаружили - ни в ближнем, ни  в  дальнем  космосе.
"Мы покорители сердец, мы завоеватели душ!"- говорил герой романа  жителям
удивительной планеты, и добросердечные аборигены - волей автора  романа  -
немедленно раскрыли души  и  отдали  сердца  покорившим  их  людям.  Мария
утешила  себя  еще  одной  древней  цитатой  из  кодекса  завоевателей   и
покорителей - она звучала не так  красиво,  зато  внушительно:  "Пусть  не
любят, лишь бы вели себя смирно".
     Пленные рангуны вели себя смирно. Предоставленный им пустой трюм  был
достаточно обширен, чтобы вместить пленников  и  побольше.  При  появлении
Марии все рангуны поспешно выстроились как  на  параде.  Ватута  церемонно
наклонил голову и чуть  отвел  назад  руки.  Асмодей,  вошедший  вместе  с
Марией, немедля повторил  приветствие  Ватуты,  ему  понравилась  красивая
поза:  наклоненная  голова,  отброшенные  назад  руки  -  и  уважение,   и
непринужденность, отлично подойдет к личине No 17. Мария ограничилась тем,
что впервые внимательно присмотрелась к Ватуте - в пылу вторжения в пещеру
было не до любования ошеломленным противником. Властитель Бессмертных  был
импозантен - рослый, крупноголовый, с цилиндрическим  туловищем,  лишенным
бочкообразности,  отличавшей  почти  всех  рангунов,  с  пропорциональными
туловищу ногами. Он вполне годился быть  статуей  самого  себя,  на  такую
статую и на Земле ребята взирали бы без смеха -  в  отличие  от  бочек  на
журавлиных  ногах-рычагах,  какими  скульптор  должен  был  бы  изобразить
остальных Бессмертных.
     - Ватута, попрошу тебя об одной услуге, - дипломатично начала Мария.
     Он явно не поддавался на дипломатические приемы.
     - Твое дело повелевать, мое - исполнять, - промолвил он на  приличном
человеческом языке - общение с Бахом дало плоды.
     Мария решила, что еще не время перевоспитывать  Бессмертных.  Хорошо:
повеление, а не просьба. Надо спасать хронавта Аркадия Никитина и двух его
спутников-дилонов, бежавших от хавронов в какой-то мертвый лес. Она хочет,
чтобы Ватута сопровождал ее в спасательном отряде со  своими  помощниками,
которых сам отберет.
     Асмодей не преминул поспешно объявить:
     - Я поведу отряд. Я хорошо помню пещеру, где задержал хавронов, когда
они хотели помешать нашему бегству.
     Ватута снова наклонил голову - на этот  раз  такой  жест  можно  было
истолковать как знак согласия.
     - Пусть ведет блистательный Асмодей, он отважно сражался против  моих
солдат. Удивляюсь только, что он остался в живых;  в  последнем  донесении
Клаппы сообщалось, что Асмодей погиб  в  битве,  а  трое  других  беглецов
несомненно  погибнут,   ибо   скрылись   в   безумных   лесах,   где   все
противодействует жизни. Даже мы,  Бессмертные,  избегаем  их.  Впрочем,  я
пойду в любое место, куда поведешь, Повелительница!
     - Ты уверен, что наши друзья погибли? - спросила Мария, обеспокоенная
легкой иронией в ответе Ватуты.
     Он выразительно показал на киборга.
     - Я был уверен в его гибели, а он жив. Вы умело  творите  чудеса.  Не
буду поражен, если  в  гуще  леса  повстречаем  твоих  друзей,  веселых  и
здоровых. После того как ты, внезапно появившись  из  небытия,  взяла  нас
всех в плен, о чем бестолковые дилоны даже подумать не  осмеливались...  В
общем, я теперь допускаю и недопустимое!
     Мария отметила, что общение с Бахом принесло и еще один  результат  -
Властитель Бессмертных не только хорошо объяснялся  по-человечески,  но  и
приобрел  навыки  земного  оратора.  В   данной   ситуации   он   мог   бы
разглагольствовать и не так напыщенно - и Мария постаралась показать,  что
лучше бы ему держаться по-иному.
     - Три  минуты  на  сборы!  Все,  кто  не  в  поход,  перемещаются  из
планетолета в другие помещения корабля. Асмодей, быстро!
     Планетолет с пассажирами стартовал на север. В рубке  у  пульта  села
Мария, рядом разместился Асмодей,  позади  обоих  -  невозмутимый  Ватута.
Сперва потянулись дремучие леса, такие же, как в Дилонии,  только  гуще  -
исполинские голубые деревья с пышными кронами.  В  глаза  сверкала  Гаруна
Белая, был ее час на небосклоне.  Сбоку  сияла  Гаруна  Голубая.  По  мере
углубления на север Белая звезда смещалась  вбок,  прямо  по  курсу  легла
Голубая. Густые леса разрежались: деревья теряли свою  высоту  и  яркость,
чаща  перебивалась  кустарниковыми  зарослями,  появлялись   пустоши,   их
становилось все больше.
     Пейзаж все сильней омертвлялся - сухие деревья, голые  холмы,  тускло
поблескивающие озерки... Ватута, молчавший  всю  первую  половину  полета,
подал голос:
     - Повелительница,  веди  корабль  осторожней.  Впереди  пещера,   где
хавроны держат нашу последнюю заставу.
     Мария посадила планетолет у озерка против горки,  где  неширокий  лаз
вел в пещеру. Площадка  перед  пещерой  хранила  следы  недавней  битвы  -
валялись трупы хавронов, оружие, остатки  боевой  личины  Асмодея.  Киборг
поднял обломки зубастой головы.
     - Все поломано, Мария. А какой был зверь! Нет, какой зверь!  Глаза  -
факелы, рот - пылающее горнило, каждый зуб - раскаленный металл! А шерсть?
Не шерстинки  -  электрические  разряды.  Ты  бы  посмотрела,  Мария,  как
шарахнулись от меня хавроны.
     Мария велела идти в пещеру. Асмодей ручным  фонарем  осветил  картину
побоища.  Всюду  лежали  мертвые  тела  -  перекореженные,  раздробленные,
расчлененные; труп возле трупа, труп на трупе.  Тяжкое  безмолвие  нависло
над могилой. Асмодей прислушался - и его обостренный  слух  не  уловил  ни
вздоха, ни стона.
     - Мой храбрый Клаппа, -  спокойно  проговорил  Ватута,  показывая  на
растянувшегося во весь рост хаврона.  -  Лучший  солдат  моей  армии.  Его
одного хроноворот не разорвал на части.
     Планетолет снова поплыл над  лесом.  Индикаторы  обшаривали  каменные
деревья. Минута шла за минутой, час за  часом,  беглецов  не  было  видно.
Мария повернула к Ватуте побледневшее лицо.
     - Неужели Аркадий погиб?
     Рангун вежливо проговорил:
     - Радуйся, что никого не видишь. Мертвые деревья отбирают  жизнь,  но
тела оставляют. Раз нет трупов беглецов - значит,  им  удалось  пробраться
сквозь чащу. Хавронам это еще не удавалось.
     - А Бессмертные эти места не посещают?
     - Бессмертные  эти  места  не  посещают,   -   бесстрастно   повторил
Бессмертный No 3.
     Лес стал меняться, появились живые  стволы,  их  становилось  больше.
Индикатор показал, что вдали движется человеческая фигура.  Мария  впилась
глазами в экран. Это мог быть только Аркадий, но бредущий в лесу человек -
пошатывающийся, старчески согнутый - мало напоминал  того  юного  Аркадия,
какого она знала. Человек упал, с усилием повернулся  на  спину  и  замер,
обратив неподвижные глаза к тусклому небу. Мария  опустила  планетолет  на
купку деревьев - кроны посыпались в стороны, стволы затрещали -  и  первой
выскочила наружу.
     Она упала возле Аркадия, схватила его,  тормошила,  целовала,  громко
звала:
     - Сын мой, родной мой, мы нашли тебя, мы спасли тебя!
     Он глядел на нее большими, серьезными, лишенными мысли глазами.



                                    6


     Кнудсен оглянул салон.  Все  пятеро  снова  были  вместе  -  он  сам,
сидевший под изображением так  странно  похожего  на  него  бога  Хроноса;
Мария,  свободно  откинувшая  голову  на  спинку  кресла,  -  ей  шла  эта
непринужденная, не лишенная какой-то значительности поза;  Бах,  с  ногами
забравшийся в свое кресло  -  он  любил,  усаживаясь,  превращать  себя  в
подобие комка; Аркадий, бессильно распростершийся на  диване;  и  Асмодей,
отремонтированный, вычищенный, в своей любимой личине No 17 -  для  нее  в
его багаже оказался полный дубликат деталей.
     - Были несчастья - преодолели, - сказал Кнудсен. - Что дальше?
     Бах незамедлительно откликнулся:
     - Одно из двух: либо  улепетываем  восвояси  с  этой  негостеприимной
планетки, либо задерживаемся на ней. Но для чего?
     Мария поморщилась.
     - Мне не нравится формула - улепетывать. И где расположено  это  твое
"восвояси"? Воротиться на Землю? Выискивать новые негостеприимные планеты?
Возвращаю тебе твой вопрос: для чего?
     Бах, обожавший научные дискуссии, с увлечением начал спор.
     - Очень  даже  для  чего!   Вспомни   рейсовое   задание.   Открывать
неизвестные цивилизации в мирах с иным физическим  временем,  поскольку  в
космосе неизвестных цивилизаций уже нет. И  среди  неоткрытых  цивилизаций
обнаружить ту сверхцивилизацию, тех воплотителей Высшего  Разума,  которые
три миллиарда лет назад высаживались на Землю и так  удивительно  походили
на современных  людей.  Дилоны  причисляют  себя  к  воплотителям  Высшего
Разума, но, думаю, не только Высший, но и обычный разум не всегда  найдешь
у прекраснодушных дилонов - не говорю уже о дубоватых  рангунах,  числящих
себя вне добра и зла. И те и другие к тому же не человекоподобны. В общем,
на Дилоне задание выполнить нельзя. Так в  чем  же  дело?  Искать  в  иных
местах!
     - Ты ясен, - сказал Кнудсен. - Аркадий?
     Аркадий  с  усилием  приподнялся.   Исхудавшее,   побледневшее   лицо
кривилось - не то от боли, не то от слабости. Он  передыхал  после  каждых
двух-трех слов, произнесенных слабым голосом:
     - Да, не находим...  Но  дилоны,  наши  друзья...  попали  в  беду...
Предательство - оставить их...
     Потратив минуты три на несколько фраз,  Аркадий  снова  откинулся  на
диван. Мария с нежностью поправила накинутый на него плед.
     - Ты, Мария? - спросил Кнудсен.
     - Оставаться, - твердо сказала она.
     - Итак, тебя никто не поддерживает, Миша, - резюмировал Кнудсен. -  Я
тоже против того, чтобы покинуть Дилону сейчас.
     - Ты приписываешь мне то, чего я не желаю, - хладнокровно отпарировал
Бах. - Я и не думал предлагать бегство.
     - Если я правильно понял тебя, Миша...
     - Ты неправильно понял! Я сказал, что есть две  возможности:  уходить
или оставаться. И каждую можно доказательно обосновать. И я  показал,  что
бегство вполне укладывается в задание  рейса.  Но  я  вовсе  не  стремлюсь
бежать с Дилоны. Наоборот, намерен уговорить вас на  радикальные  меры  по
оздоровлению планеты. В корне переменить существование рангунов и  дилонов
- вот моя идея!
     - В наше рейсовое задание не вписано вмешательство в  жизнь  народов,
которые  мы  повстречаем,  -  напомнил   Кнудсен.   -   Людям   только   в
исключительных случаях разрешено менять образ жизни инопланетян.
     Бах ожидал такого возражения. Основа  для  серьезной  дискуссии  была
создана. Она привскочил на кресле.
     - Утверждаю, что на Дилоне исключительная ситуация, требующая  нашего
вмешательства. Совражество дилонов и  рангунов  социально  бессмысленно  и
морально нетерпимо. Нужно покончить с их враждой. И, чтобы  разделаться  с
ней, вижу только одну эффективную меру. Вы спрашиваете - какую?
     - Еще не спросили, но спросим.
     - Покончить  с  бессмертием  рангунов  -  вот   единственный   способ
ликвидировать междоусобицы на Дилоне! - торжественно возгласил Бах.
     Он наслаждался эффектом.  Мария  не  сдержала  возгласа  негодования.
Аркадий ничего не сказал, но было видно,  как  жестоко  задели  его  слова
академика. Один Кнудсен сохранил спокойствие, даже иронически улыбнулся  -
молчаливая улыбка отвечала какой-то собственной мысли.
     - Ты хочешь уничтожить рангунов,  чтобы  ликвидировать  их  вражду  с
дилонами? - спросила Мария. - Радикально, конечно...
     Бах энергично прервал ее:
     - Но глупо - во-первых,  и  преступно  -  во-вторых,  ты  это  хочешь
сказать? Полностью согласен - преступно и глупо! Друзья мои,  и  мысли  не
держу уничтожать  рангунов,  это  было  бы  чудовищно.  Нет,  надо  просто
превратить рангунов из бессмертных  в  смертных.  Пусть  живут  долго,  но
бессмертие - ликвидировать! Ибо бессмертие аморально, а любая аморальность
неизбежно становится преступлением. Хотите обоснований?
     - Обосновывай!  -  разрешил  Кнудсен.  -  Послушаем,   как   археолог
превращается в философа.
     Бах махнул рукой. Нет, в  философа  он  не  превратится,  он  из  тех
сверчков, что знают свой шесток. Но есть изначальные понятия, свойственные
каждому, - он будет говорить  о  них.  Итак,  бессмертие.  В  принципе,  в
бессмертии нет злодейства, оно даже кажется высшим  благом  бытия  -  люди
всегда мечтали стать бессмертными.  Но,  к  счастью,  значительно  продлив
жизнь, бессмертными так и не  стали.  Ибо  что  такое  бессмертие?  Отмена
пределов жизни, иначе -  превращение  необходимости  во  вседозволенность.
Ватута, доложу вам, не дурак, он сразу сообразил, что наши понятия добра и
зла  связаны  с  бренным  бытием  человека.   Он   издевательски   обозвал
человеческую мораль техникой безопасности нашего существования - и  многое
тут верно, не буду отрицать.
     - Но посмотрите, - с увлечением ораторствовал Бах, - что  следует  из
их   удивительной   философии,   отвергающей   великую   формулу   "надо",
издевающейся  над  понятием  "польза".  В  существовании  исчезает  разум,
отыскивающий самый полезный и  справедливый  путь  в  голой  необходимости
жизни, - и оно само становится бессмысленным. Для чего им бессмертие? А ни
для чего! Ибо не содержит в себе цели, просто есть и  не  требует  никаких
усилий. Но существование  без  деятельности  невозможно  -  потребность  в
деятельности свойственна всему живому.  Они  деятельны,  но  деятельностью
бессмысленной. Строить, чтобы разрушать, воевать ради  войны.  Даже  жизнь
свою  не  украшать,  не  улучшать,  не   совершенствовать!   К   чему   ее
совершенствовать? Украшательство от нужды, а они не знают нужды ни в чем.
     - Что  лихорадочная  деятельность  рангунов  превращается  в   пустую
хлопотню, мы знаем и без твоей лекции, Миша, - заметил Кнудсен.
     - Нет! - воскликнул Бах. - Нет, Анатолий, не  хлопотня,  а  трагедия.
Хлопотливое строительство  превращается  в  разрушение,  деятельная  война
порождает уничтожение противника. Война на Дилоне не  просто  длится,  она
усиливается, она не может не усиливаться. И окончится  она  лишь  взаимным
истреблением дилонов и рангунов. Это  неизбежно,  друзья  мои!  Бессмертие
неспособно вечно сосуществовать со смертной жизнью. Такое  сосуществование
взрывает само себя. И мы должны совершить гуманную операцию: ликвидировать
бессмысленное бессмертие рангунов.
     - Гуманную,  ты  сказал?  -  переспросила   Мария.   -   Я   по-иному
представляла себе это понятие.
     - Гуманную! - повторил Бах. - И это не парадокс.  Настоящая  жизнь  у
рангунов начнется, когда они покончат со своим бессмертием.
     - Когда мы покончим с их бессмертием! - спокойно поправил Кнудсен.
     - Да, мы! Сами они  на  это  не  пойдут,  ибо  не  представляют  себе
нормальной жизни. Какие возможности интеллекта открывает  жизнь,  лишенная
тупой бесконечности! Оберегать свою жизнь - и разрабатывать тысячи средств
обережения! Превращать из короткой в долгую - и еще больше усиливать  свой
разум! Украшать существование, превращать его из только  биологического  в
эстетическое! Заботиться  о  потомстве,  которого  бессмертным  не  нужно,
испытывать любовь, нежность, страсть - ведь всего этого они сейчас лишены.
Наполнить жизнь любовью и красотой! Рангуны способны возводить дворцы,  но
прозябают в пещерах - такова цена их бессмертия. И когда увидят  они,  что
конец жизни неизбежен,  то  постараются  не  только  отдалить  его,  но  и
облагородить все, из чего складывается существование. Тогда и народятся те
законы справедливости и добра, которых так не хватает рангунам сегодня.
     - Какой гимн смерти! - сказала Мария, качая  головой.  -  Вот  уж  не
ожидала, что твоя любовь к парадоксам простирается так далеко.
     - Гимн жизни, а не  смерти!  Мария,  ты  геноконструктор,  ты  творец
жизненных форм, ты лучше нас должна понимать, что бессмертие неэтично, что
только  нормальная  жизнь  прекрасна.  Ты  ведь  ни  разу   не   создавала
бессмертных животных.
     - Просто не умею их конструировать. Не знаю, как бы я поступила, если
бы умела.
     - Зато я знаю. Отвергла бы бессмертных животных как объекты, лишенные
стимула к усовершенствованию.
     Бах с торжеством оглядел друзей.  В  том,  что  переубедил  всех,  он
уверен не был, но что неотвергаемых возражений не встретит, не сомневался.
     - Очень хорошо,  -  сказал  Кнудсен.  -  Допустим,  мы  приняли  твою
концепцию аморальности бессмертия. И допустим, твое красноречие покорит  и
Ватуту, и всех его Бессмертных. Но как тогда внедрить у них  это  смертное
существование со всеми его прелестями - любовью, заботой о продлении рода,
украшениями быта? Имеешь конкретные идеи по этой части?
     - Об этом пока не думал.
     - Напрасно. У меня подозрение, что если рангуны и примут твои идеи об
осмысленном существовании,  то  не  согласятся  со  средствами,  какие  ты
придумаешь.
     - Я еще ничего не придумал.
     - Зато я думал за тебя.
     - Ты знал, что я хочу предложить?
     - Догадывался, скажем так.
     - Как ты мог догадываться?
     - Думал о том же, о чем думал ты!
     - И дошел до тех же выводов?
     - Не дошел, а меня довели. Я разговаривал с природой.
     - У тебя есть способ непосредственного общения со всей природой?
     - Не со всей природой, а с ее полномочным представителем.
     - Кто же этот полномочный представитель природы?
     - Можешь посмотреть на него.
     Кнудсен   указал   на   Асмодея.   Радость   и   смущение    -    для
человекообразности  -  были  порознь  внедрены  в  сознание  Асмодея.   Но
радостное смущение не было запрограммировано, он дошел до  такого  чувства
собственным усилием. И ухмылку на  его  лице  можно  было  назвать  только
радостно-смущенной. В  отличие  от  киборга,  капитан  хронолета  выглядел
серьезным и хмурым. Бах воскликнул:
     - Ожидаю чрезвычайных известий! Верно, Анатолий?
     - Верно, Миша. Иначе как чрезвычайными не назвать те сведения,  какие
принес  Асмодей  из  своего  побега  от  хавронов.  Спасаясь  от  них,  он
ускользнул не в фазовое время, что было бы проще, а унырнул в  будущее.  И
по запарке оказался в далеком "потом". Что он там увидел,  я  переведу  на
экран. Асмодей, садись в демонстрационное кресло. Сосредоточься на  выдаче
картин, а комментировать буду я.



                                    7


     Демонстрационное кресло помещалось в нише салона. Кнудсен выкатил его
на середину.
     - Первая картина на экране, - сказал Кнудсен.
     Это было сражение киборга с хавронами. В сторонке,  в  поле  бокового
зрения Асмодея, промелькнул Аркадий с Саланой на  руках,  рядом  торопился
Уве Ланна. На Асмодея наседали хавроны, он отбивался  -  экран  полосовали
выбросы пламени изо рта ящера; падали, воя и извиваясь, лохматые  солдаты.
Потом взметнулся  сорванный  резонатором  спинной  гребень  и,  трепеща  и
содрогаясь  в  остаточной  вибрации,  покатился  по  земле.   За   гребнем
посыпались другие части оболочки ящера. Пламя и  дым  ослабели.  На  экран
вырвалась свирепая морда Клаппы - осатаневший хаврон пошел на  единоличную
схватку с киборгом. Картину затянуло  туманом,  в  тумане  сновали  темные
силуэты.
     Кнудсен прокомментировал первую картину:
     - Асмодей понял, что хавронов не  одолеть,  что  Аркадий  с  дилонами
успел убежать далеко в лес и что надо теперь бежать самому. Обычный  побег
в пространстве исключался. Асмодей повернул  регулятор  хрономоторчика  на
предел, но выскользнул, как я уже говорил, не в боковое время, а  прямиком
в грядущее. Посмотрите, что он там увидел.
     Асмодей удирал не только во времени, но и в  пространстве  -  мир  на
экране пустился в ошалелый пространственно-временной танец. Леса вырастали
и рушились, в лесах бежали, как живые, реки - они бросались то вправо,  то
влево,  вдруг  пересыхали,  вдруг  набухали  сверх  берегов.  Одна   гора,
оставаясь на своем месте, внезапно  побежала  за  другой  горой,  та  тоже
стояла на месте и тоже бежала. Горы были невысокие, остроголовые -  скорее
крупные скалы, чем  горы;  их  некогда  выперло  из  недр,  они  держались
подошвами в недрах - и вместе с тем непостижимо неслись по экрану вместе с
державшей их почвой. Одна из гор догнала другую, рухнула на нее  -  взрыва
не было, грохот не прозвучал, только мириады камней заполнили весь  экран.
Мария отшатнулась, в лицо ей метнулась глыба, но, не долетев, пропала. Мир
путался в самом себе, расшвыривал и судорожно  захватывал  все,  чем  был:
леса, горы, небо, реки, даже светила - одна Гаруна  бледнела  и  терялась,
падая за горизонт, другая увеличивалась и накалялась -  с  экрана  повеяло
жаром.  Мария  прикрыла  рукой  лицо,  Аркадий  что-то  пробормотал,   Бах
вскрикнул.
     - Тысячи лет истории планеты, сконцентрированные в  минуты  хронобега
Асмодея, - прокомментировал Кнудсен. - Сейчас Асмодей впадает в ужас,  что
забрался чрезмерно далеко, и пытается  затормозить  бег  времени.  Картина
третья. Полюбуйтесь, что ждет Дилону через два или три тысячелетия.
     Экран уже не показывал ошалелый бег изменений во времени, теперь  мир
менялся в пространстве. Асмодей проносился на экране над городом  дилонов.
Груда обломков чернела там, где он когда-то высился. Ни одного  дилона  не
виднелось среди обломков, только в  сторонке  от  бывшего  города  темнело
нагромождение предметов. Асмодей устремился  к  нему  -  горка  мертвецов,
трупы, одни трупы. Собрание мертвых тел унеслось в сторону - киборг  бежал
из страны дилонов.
     - Картина четвертая: рангуны, - сказал Кнудсен.
     Рангунов тоже не было. Не было и города с попеременно  возводимыми  и
разрушаемыми зданиями - такая же груда развалин, что и у дилонов. В восемь
глаз всматривались хронавты в мертвую площадку в горах, где в прошлом  так
шумно сновали лохматые обезьяноподобные хавроны, смиренно плелись  пленные
работяги  дилоны,  важно  вышагивали  на  журавлиных  ногах  бочкообразные
рангуны. В  сторонке  от  погибшего  города  мелькнула  какая-то  фигурка,
Асмодей устремился к ней. У  голубого  великана-дерева  сидел  рангун,  он
скорбно взирал на них. Такого рангуна не могло быть, он был очень  стар  -
еще ни одного старика не встречали люди среди  Бессмертных.  Все  запертые
сейчас в хронолете были в цветущем возрасте: кто  просто  юн,  кто  уже  в
зрелой поре - ни одного ребенка, ни  одного  старца.  У  ног  старика,  на
земле, высветились две фигурки -  ребенок,  раскинувший  ручки,  и  второй
старец, много дряхлей первого. Оба были еще живы, еще слабо шевелились, но
смерть уже вцепилась в них - и ребенок и  старец  замирали.  Живой  старик
плакал, тряся седой головой.
     - Как похож этот ребенок на Ватуту! - воскликнула Мария.
     - А плачущий старец - копия Кагулы, Бессмертного No 29,  моего,  смею
думать, доброго друга среди рангунов, - сказал Бах. - Но как он  чертовски
постарел! Просто безмерно стар! А кто все же третий? Во  время  суда  надо
мной присутствовали все Бессмертные -  ни  один  не  похож  на  умирающего
старика. И на тех, кто сейчас на корабле, не похож.
     - Возможно, мы захватили не всех Бессмертных, - отозвалась  Мария.  -
Но неужели через два тысячелетия  останутся  только  эти  трое  умирающих?
Асмодей, можешь мне ответить?
     - Только трое, Мария. Я несколько раз облетел  всю  Рангунию,  никого
больше не было.
     - Картина  пятая,  -  объявил  Кнудсен.  -  Присмотритесь  теперь   к
светилам: в них перемены, предвещающие важные со-бытия.
     На экране  сильно  увеличилась  Гаруна  Голубая  и  столь  же  сильно
потускнела Белая. Мария повернулась к иллюминатору, чтобы  поглядеть,  что
снаружи: но там  свирепо  сверкала  Гаруна  Белая,  томно  светила  Гаруна
Голубая, ее скромное сияние терялось в неистовом излучении Белой сестры. А
на экране Голубая звезда забивала Белую. Бах задумчиво сказал:
     - Впечатление, будто Гаруна Голубая перетянула Дилону поближе к себе.
Но как это возможно?
     - Впечатление правдивое,  -  сказал  Кнудсен.  -  Я  выключаю  экран,
остальные картины не так интересны и не так важны. Асмодей, ты свободен.
     Асмодей выскочил из тесного кресла и, страшно довольный, что вызвал у
людей волнение, пристроился у стены. Улыбки разных сортов не были  заранее
для  него  разработаны,  он  был  оснащен  лишь  ухмылкой,  но  умел   сам
разнообразить  ее  -  сейчас  она  изображала  почти  торжество.   Картины
грядущего были трагичны, торжествовать было  не  ко  времени,  но  Асмодей
радовался, что свое дело - добыть важные известия - проделал отлично.
     - Я не астрофизик и не хронист, - сказал Бах. -  Мария  в  хронистике
смыслит не больше моего. Объясни нам, Анатолий, возможно ли  зафиксировать
грядущее зримой картиной? Ведь грядущего еще нет, оно только  грядет,  как
же  фотографировать  то,  чего  нет?  По-моему,  видения  Асмодея  обычные
футурологические прогнозы, лишь облеченные в живописные картины.
     Кнудсен ответил:
     - Нет!  Картины  Асмодея   не   гипотезы,   а   фотографии   реальной
действительности. И хоть это действительность  далекого  завтрашнего  дня,
она не становится от этого менее реальной.
     - Значит, и города дилонов, и города рангунов, и  сами  дилоны,  а  с
ними рангуны с хавронами реально погибнут в скором будущем?
     - Нескоро, но непременно погибнут.
     - Тогда повторю свой вопрос. Как заранее  сфотографировать  то,  чего
еще нет? Никогда не слыхал об этом!
     - И этим доказываешь, как далек от астрофизики. Уже пять веков  назад
астрофизики знали, что реально существует то удивительное явление, которое
ты и сегодня отказываешься признать: реальной картиной  увидеть  грядущее.
Именно тогда они обнаружили необычайные звезды и выразительно  наименовали
их  черными  дырами.  При  некоторых   условиях   обычная   звезда   вдруг
схлопывается, превращается из  огромного  космического  тела  в  небольшой
шарик с невообразимой плотностью -  в  миллиарды  раз  плотней  воды.  Все
частицы, все кванты света, пролетая мимо такой звезды, поглощаются ею, как
бы проваливаясь в дыру. Для постороннего наблюдателя  звезда  выпадает  из
времени, погружается в вечность. А если бы на ней существовал наблюдатель,
он, наоборот, увидел бы, как все окружающее время стремительно  сжимается,
превращается из необозримо длинной  линии  в  точку.  И  этот  наблюдатель
воочию увидел бы все будущее вселенной -  вплоть  до  последнего  мига  ее
существования.  И  -  будь  у  него  фотоаппарат  -   сфотографировал   бы
бесконечное грядущее как  сиюминутную  реальную  картину.  Вот  что  знали
астрофизики двадцатого столетия и чего ты,  Миша,  не  знаешь  в  столетии
двадцать шестом.
     - Принимаю  упрек  в  невежестве.  Но  почему  Дилону  ожидает  такое
трагическое будущее? Можешь объяснить это так, чтобы я понял?
     Кнудсен видел трагедию Дилоны в  том,  что  она  обретается  в  сфере
притяжения двух звезд. В местном космосе  Гаруна  Голубая  чужеродна.  Эту
звезду  как-то  вышвырнуло  из  мира  антивещества  в   местный   мир.   В
пространственном "недалеке",  очевидно,  имеется  галактика  из  таких  же
звезд,  как  она.  Для  местного  космоса  та  галактика   невидима,   она
схлопнулась в точку, закуклилась в  самой  себе  -  тот  самый  "фридмон",
закрытый наглухо звездный мир, о котором немало  писали  еще  в  двадцатом
веке, но который пять последующих веков так и не удалось  обнаружить.  Так
вот, выброшенную из фридмона Гаруну  Голубую  снова  втягивает  туда,  она
неотвратимо тянет за собой и прихваченную планету. В настоящем  на  Дилоне
действуют  оба  времени  -  прямое  и   обратное.   Этим   и   объясняется
рассинхронизация в телах дилонов,  единственная  их  хворь,  как  они  нам
горестно поведали.
     - По-твоему, и они, и их города погибли в будущем... извини, погибнут
в будущем от усиливающейся рассинхронизации?
     - Они погибнут раньше! Усилится их вечная война  с  рангунами  -  вот
отчего погибнут дилоны. А рангуны потеряют свое биологическое бессмертие.
     - Тогда новый вопрос: почему они его потеряют?
     Кнудсен пожал плечами, Мария сказала:
     - Мне кажется,  это  лучше  растолковать  мне.  Я  все  думаю  о  том
умирающем младенце с лицом Ватуты.
     И Мария объяснила, что бессмертие рангунов циклично,  а  не  линейно.
Люди ведь как рисовали образ бессмертного существа? Бытие  тянется  вечно,
все вокруг стареет и уничтожается, а бессмертный -  например,  божество  -
пребывает в неизменности. "Дурная бесконечность"- так презрительно называл
когда-то  подобную  повторяемость  философ  Гегель.   А   писатель   Свифт
поиздевался над бессмертием,  законсервировав  навечно  не  молодость,  не
зрелость, а немощь и дряхлость. У него некие струльдбруги,  лишь  достигая
старости, обретают бессмертие - жалкое, безрадостное, полное мелких свар и
лишений. Так вот, бессмертие рангунов  совсем  иное.  В  нем  гармонически
соперничают два тока времени - прямой и обратный.
     В этом месте Бах прервал Марию:
     - Я доказал вам, что бессмертие рангунов аморально, а ты заговорила о
гармонии в зле и бессмысленности? Гармония - это красота!  Аморальность  -
уродство!
     Мария с улыбкой возразила:
     - Не переходи меру, Миша! В отличие от человека, природа не  признает
прямых линий и дурных бесконечностей  -  даже  свет  искривляется  в  поле
тяготения. Гармония в природе одинакова и в том, что мы называем злым, и в
том, что расценивается как  добро.  А  биологическое  бессмертие  рангунов
создано природой.
     Противоборство времен, продолжала Мария, почти не меняет процессов  в
мертвой природе. Зато живая ткань  чувствительней.  Деревья  омертвляются,
когда   в   них   возникает   переброс    времени,    дилоны    заболевают
рассинхронизацией, а рангуны избежали рассинхронизации, переходя от одного
тока времени  к  другому.  Так  создалось  циклическое  бессмертие:  когда
господствует время Гаруны Белой, они развиваются в  прямом  направлении  -
взрослеют, постепенно стареют. А когда пересиливает Гаруна Голубая,  столь
же постепенно совершают обратную эволюцию - и  молодеют.  Амплитуда  между
старением и омоложением пока не очень велика, сами рангуны, возможно, и не
ощущают, что молодеют  и  стареют.  Но  видения  Асмодея  показывают,  что
циклическое  движение  в  дальнейшем  превысит  жизненные  пределы.   Цикл
расширит свои границы. Рангун в прямом развитии докатится до старости, а в
обратном низвалится до младенчества. А при  дальнейшем  раздвижении  цикла
превзойдет и эти граничные межи: одни будут умирать от дряхлости,  ибо  за
дряхлостью  нет  продолжения   жизни,   а   другие   от   прогрессирующего
младенчества,  ибо  за  ним  еще  не  началась  жизнь.   Так   прекратится
циклическое бессмертие рангунов.
     Некоторое время в салоне стояла  тишина.  Капитан  хронолета  прервал
затянувшееся молчание:
     - Итак, перспектива ясна: никакой перспективы! Не  говорю  о  будущей
катастрофе,  но  и  сейчас  все  скверно.  Вещий  Старец  обвиняет  нас  в
обострении войны...
     - Ты хочешь вмешаться в их борьбу?
     - Мы  уже  вмешались,  Миша.  Мы  силой  освободили  тебя,   а   всех
Бессмертных взяли в плен. Остановиться на этом нельзя. Я  хочу  прекратить
войну рангунов с дилонами.
     Бах высоко поднял брови.
     - Прекратить войну, которую  ведем  не  мы?  Но  как?  Воспретить  ее
специальным приказом? Провести среди противников красноречивую агитацию?
     - И это, не смейся! Для агитации используем твое красноречие, Миша. Я
уничтожу  все  боевые  арсеналы  на  Дилоне.   Сделаю   войну   технически
невыполнимой - вот мой план. Ликвидирую все виды оружия,  все  технические
возможности войны. "Гермес" не уйдет  с  Дилоны,  пока  не  выполнит  этой
первоочередной задачи.
     С  дивана  раздался  слабый  голос  Аркадия.  Штурман  хронолета  все
обсуждение промолчал, а сейчас, с усилием приподнимая  голову,  вступил  в
разговор:
     - Анатолий, ты сказал "первоочередная задача".  Значит,  есть  задачи
второй и третьей очереди? Асмодей показал,  что  жизнь  на  Дилоне  должна
погибнуть. Она уже и сейчас гибнет, омертвление  распространяется...  Если
бы  вы  блуждали  в  том  лесу...  Равнодушно   покинуть   планету   перед
катастрофой!.. Такие оснащенные,  такие  могущественные!..  Бездействовать
перед свирепым своеволием природы!..
     Он снова откинулся на диване. Его жалоба  воспламенила  увлекающегося
Баха. Археолог энергично хлопнул себя по коленям.
     - А что? Идея! Побороться не с  рангунами  и  хавронами,  а  с  самой
природой! Те же дилоны... Они кое в чем превосходят нас,  но  куда  больше
отстают; а ведь ставят перед каждым задачу - опровергнуть хоть один  закон
природы. Чем мы хуже  их?  Так  давайте  опровергнем  безобразие,  которое
устраивает астрофизика с Дилоной!
     - Что конкретно предлагаешь?
     - То самое, что требуется! Увести Дилону от Голубой Гаруны.  Воротить
в  лоно  родной  звезды,  чтобы  больше  не  было  ни   хроноворотов,   ни
рассинхронизаций, ни чертового циклического бессмертия. А средства -  ваше
дело, астрофизики!
     С дивана снова подал голос Аркадий:
     - Анатолий, астроинженеры меняют орбиты планет. Та  же  Урания...  Ее
ведь отвели от Латоны незадолго до твоего прилета.
     Кнудсен вслух размышлял:
     - Это   произошло,   когда    Гриценко    налаживал    свою    первую
хронолабораторию. Использовали вулканическую потенцию Урании: одни вулканы
притушили, другим наддали жару. А отдача  от  их  взрывов  превратилась  в
космическую   двигательную   силу.   Урания   умчалась   в    направлении,
противоположном тому, куда извергались вулканы. Были и тормозные  вулканы,
остановившие ее бег в заданное время.
     - Короче, превратили Уранию в ракету, а потом  затормозили  в  нужном
месте, - сказал Бах. - Вот и решение. Разожжем на Дилоне вулканы и отгоним
от Гаруны Голубой на орбиту Гаруны Белой.
     Кнудсен покачал головой.
     - Миша,  Дилона  -  планета,  где  легко  вызвать  недротрясения.  Но
вулканизма она лишена. В ней отсутствует раскаленное ядро.
     - Не имела, так будет иметь! Заразить ее недра  искусственным  жаром!
Использовать для этого  естественный  атомный  реактор,  открытый  вами  в
какой-то долинке.
     Кнудсен задумался.
     - Превратить ослабевший ядерный реактор в искусственный вулкан? Можно
попробовать...  Кстати,  на  Земле   естественные   атомные   взрывы   уже
происходили.  В  Африке,  в  Нигерии,  нашли  остатки  ядерного  реактора,
образовавшегося путем слияния жидких урановых  руд  в  критическую  массу.
Правда, это  было  полтора  миллиарда  лет  назад,  и  ядерный  взрыв  был
несильным... Хлопок в атмосферу, а не вулкан.
     - Об открытии в Нигерии я тоже знаю. Но мы на Дилоне разожжем  пожар,
которому позавидует сам огненный работяга Гефест  или  его  римский  тезка
Вулкан. Между прочим, у  римлян  Вулкан  обладал  великой  привилегией  на
десять лет отсрочивать любой приговор судьбы. Даже Юпитер  не  имел  таких
прав, а бог огня противостоял самой судьбе. Вот какое уважение он заслужил
- можно сказать, был  первым  опровергателем  законов  мироздания.  Слепая
судьба гонит Дилону на гибель в какую-то черную яму...
     - Черную дыру, - спокойно поправил Кнудсен.
     - Я так и говорю - черную дыру схлопнувшегося звездного мирка.  А  мы
не дадим судьбе своевольничать - у нас вулкан не на десять лет, а навсегда
отведет от Дилоны уготованный ей скорбный жребий!
     Кнудсен заговорил тоном командира, принявшего окончательное решение и
отдающего приказы исполнителям:
     - Вулканом займешься ты, Миша.  Помощником  твоим  назначаю  Асмодея.
Тебе,  Мария,  ставлю  задачу   дипломатическую.   Ватута   именует   тебя
Повелительницей. Но искренно ли его смирение? Если  ты  убедишь  рангунов,
что можно спасти Дилону, немалая часть затруднений будет преодолена. Нужно
и от дилонов получить согласие. У Миши еще при первой  встрече  завязалась
дружба со Старейшинами  -  воспользуемся  этим.  А  я  буду  отыскивать  и
уничтожать технические средства войны. Поможет мне Аркадий. Он  еще  слаб,
но выздоровление наступит скоро.
     Кнудсен глядел на распростертого на  диване  молодого  хроноштурмана.
Суровое лицо капитана "Гермеса" светилось ласковой улыбкой.



                                    8


     Мария часто посещала помещение,  отведенное  пленным  рангунам,  -  и
Бессмертные  встречали  ее  с  такой  приветливостью,  что  она   казалась
радушием. Уже не один Ватута, но и остальные Бессмертные  показывали,  что
видят в Марии истинную Повелительницу - она подозревала, что кое-кто готов
причислить ее к обладателям Высшей Силы.
     Лишь одно тяготило пленных - и Мария хотела сыграть на этом,  как  на
козырной карте. Уже на  второй  день  плена,  когда  несколько  усмирилось
смятение от нежданного поворота судьбы,  Ватута  с  сокрушением  признался
Марии:
     - Все хорошо, Повелительница, но,  видишь  ли,  нам  нужно  дело.  Мы
принципиальные враги безделья. Кагула,  Бессмертный  No  29,  горюет,  что
строительство и разрушение в городе лишено надзора,  он  у  нас  Верховный
Строитель-Разрушитель.  Ленивые  дилоны  способны   лишь   на   длительные
размышления о пустяках, а хавроны нерадивы...
     Мария в той беседе строго оборвала Властителя Бессмертных:
     - У людей создалось нехорошее впечатление  о  вашей  хлопотне,  -  он
сознательно употребила презрительную  оценку  Баха.  -  И  мы  постараемся
подыскать вам занятие поэффективней.
     - Полезное, да? Коротышка археолог, он же Бах, поведал нам, что  люди
признают единственное божество - пользу. Он не преувеличивал?  -  В  очень
вежливом, почти смиренном вопросе Ватуты Мария уловила  иронию.  Возможно,
чтобы  скрыть   ее,   Ватута   склонился   в   почтительном   поклоне.   -
Повелительница, мы будем работать на вашу пользу.
     - На свою пользу, Ватута! Для себя, а не для нас.
     Ватута снова поклонился. Мария могла бы поручиться, что его угодливые
поклоны совершаются не столько для свидетельства покорности, сколько чтобы
скрыть насмешку в глазах.
     И отправившись выполнять задание капитана хронолета, Мария готовилась
напомнить Ватуте о его просьбе приобщить их к делу. Рангуны повскакали  со
своих мест и  поспешили  навстречу  Марии.  Радостно  ухмылявшийся  Кагула
протиснулся ближе всех - этот веселый Бессмертный  всегда  старался  стать
рядом с ней. Мария дружески положила руку на его плечо,  Кагула  счастливо
осклабился. К нему пробилось еще двое Бессмертных, Кадана и  Варана:  один
выглядел немного постарше  Кагулы,  другой  был  юн.  Везде  возле  Кагулы
появлялись эти двое - не то закадычные  друзья,  не  то  верные  помощники
Верховного Строителя-Разрушителя.
     В стороне ото всех в своей теперь обычной смиренной позе стоял Ватута
- даже в его нарочитом смирении ощущалась величественность, он  уже  одним
этим выделялся среди Бессмертных. Мария направилась к нему, сопровождаемая
Кагулой и его двумя спутниками. Говорить надо было со всеми, но обращаться
предпочтительно  к  нему:  речь  должна  прозвучать  как  слово   истинной
Повелительницы - значительно и категорично.
     - Друзья мои! - Мария встала  против  Ватуты  и  подчеркнула  голосом
обращение, еще ни разу не слышанное пленными. Все Бессмертные  уже  хорошо
владели человеческим языком, особенно Ватута и Кагула, - на них  не  могло
не произвести впечатление новое обращение. - Друзья мои!  Мы  узнали,  что
ждет в скором будущем вашу планету. Перспективы  нерадостные.  Понадобятся
совместные усилия людей и рангунов, чтобы избежать больших несчастий.
     В  помещение  вошли  Асмодей  и  Бах.  Мария,  показав  на   Асмодея,
рассказала, как он ускользнул от хавронов, как  унесся  в  будущее  и  что
обнаружил в том будущем.
     - Сейчас вы и сами увидите, что видел наш друг.
     Асмодей развернул на стене экран, поставил перед ним демонстрационное
кресло. Бах тихо заговорил с Марией.
     - Мы с Асмодеем вернулись  из  радиоактивной  долинки.  Облетели  ее,
взяли пробы пород, индикаторами просветили недра  на  глубину.  Обнаружена
урановая жила с повышенным содержанием легкого урана.  Идеально  делящийся
материал! И если жилу растворить в воде -  а  она  растворима  -  и  слить
урановый ручеек в обширную пещеру, то образуется тот  самый  объем  урана,
который ядерщики именуют критическим. Пустоты  в  недрах  тоже  найдены  -
природа сама заготовила помещение для горна.
     - В общем, на Дилоне созданы все условия для  своего  Кракатау,  -  с
улыбкой дополнила Мария.
     - Не Кракатау - в сотни раз мощней! Ведь тот  знаменитый  Кракатау  -
что? Побушевал в августе 1883 года, погубил сорок тысяч человек  и  иссяк.
Мы  создадим  вулкан  непрерывного  действия,   к   тому   же   постепенно
нарастающего - другой не годится. Нужна твоя помощь, Мария. Нужны  рабочие
- хавроны, дилоны, рангуны. В общем, все черти с  дьяволами.  И  ангелы  в
роли прорабов.
     - Позабочусь, - пообещала Мария, и Бах ушел.
     Большой экран в помещении для пленных давал изображение и крупней,  и
отчетливей показанного в салоне - Мария повторно всматривалась  в  видения
киборга, открывая в них новые детали. И комментировала  картины  грядущего
обстоятельней, чем Кнудсен: бочкообразные Бессмертные и понятия не имели о
том, что представлялось естественным для хронавтов.
     - Теперь вы знаете, что ждет вашу планету, - закончила Мария.
     Рангуны взволнованно переговаривались - и человеческими  голосами,  и
еще более непонятными  Марии  рыком  и  клекотом:  в  отличие  от  дилонов
Бессмертные  свободно  высказывались  на  разные  голоса.  Кагула   громко
прокричал Ватуте человеческими словами:
     - Это был ты, Ватута,  я  увидел  хорошо,  я  увидел!  Но  почему  ты
превратился в младенца, почему ты превратился, Ватута?
     - Это был я, - мрачно согласился Ватута. - Я не знаю, Кагула,  почему
я превратился в ребенка. Я  никогда  не  был  ребенком.  Я  не  мог  стать
ребенком. А тот плачущий старик - ты, Кагула. Ты был стариком, Кагула.
     - Я был стариком, я был, - печально сказал Кагула.  -  Я  видел  себя
стариком, Ватута. А то  тело,  что  лежало  у  моих  ног,  это  же  Дилай,
Хранитель Энергии, он лежал у моих ног, он  лежал!..  Ватута,  скажи  свое
великое решение,  скажи.  Этого  же  не  может  быть,  чтобы  Дилай  умер,
Бессмертный No 1, твой  предшественник,  Ватута.  Скажи  решение,  Ватута,
скажи!
     - Право решения принадлежит Повелительнице! - Ватута зло  показал  на
Марию.
     Она слушала их восклицания, всматривалась в их возбужденные лица -  и
ей вообразилось, что она  не  на  космическом  корабле,  в  кругу  пленных
врагов,  а  в  каком-то  детском  саду,  среди  детей,  которые  играют  в
Бессмертных. Что было бы с рядовыми людьми, не экипажем  хронолета,  узнай
они, что в скором будущем на Земле погибнет все живое? Мария  усмехнулась,
столь разительно иной представилась реакция  людей  на  грозное  известие.
Дети, большие дети - странная цивилизация, достигшая технических высот, но
не   вышедшая   из   интеллектуального   младенчества.   От   этого,    от
законсервированного   младенчества,   и   ребяческое   их   самолюбие,   и
неосознанная жестокость, и стремление все  превращать  в  игру  -  детское
влечение строить, чтобы тут же разрушать. Все окружающее - набор  игрушек!
"Дети, - думала она, - сообщество вечных детей, так и не приблизившихся  к
взрослости - вот истина  их  поведения;  она  вовсе  не  в  порочности  их
бессмертия, как выдумал Бах. Сегодня же докажу ему, что люди, стань и  они
бессмертными, отнюдь не выйдут из мира морали,  отнюдь  не  станут  по  ту
сторону добра и зла, и деятельность их, по-прежнему разумная  и  полезная,
отнюдь не превратится в подобие  детской  хлопотни,  как  он  зло  именует
младенческую игру в бессмертие".
     Ватута впервые изменил предписанному себе смирению.
     - Ты улыбаешься, Повелительница! - закричал он. - Пригрозила великими
несчастьями - и улыбаешься! Ты радуешься, Повелительница!
     - Я улыбаюсь своим мыслям. И ты верно понял - радуюсь.
     - Тому, что планете угрожают беды?
     - Нет, тому, что это так взволновало вас. Вижу в этом хороший знак. Я
ведь предупредила, что лишь соединенные усилия всех -  рангунов,  дилонов,
хавронов - могут предотвратить надвигающуюся беду.
     - Дилоны - наши вечные враги, Повелительница. Они ненавидят нас.  Мой
министр Прогнозов и Ведовства  Кун  Канна...  Мы  захватили  его  в  плен,
вознесли на такую высоту, а он? Вдруг восстал и погиб, пытаясь наброситься
на меня. Все дилоны такие.
     - Пусть отношение  дилонов  к  вам  тебя  не  беспокоит.  Важно  ваше
отношение к ним. Хочу  устроить  твою  встречу  с  Гуннар  Гунной.  Будешь
возражать?
     Ватута, видимо, решил, что не следует перебирать в противоборстве. Он
покорно склонил голову.
     - Твоя воля, Повелительница! Будут еще приказы?
     - Будут, Ватута. Войну рангунов с дилонами запрещаю. Строительство  и
разрушение прекращаются. Освободившиеся жители: вы, ваши солдаты  хавроны,
ваши  пленники  дилоны  -  в  общем,   все   население   направляется   на
строительство важного объекта, которым руководит твой бывший пленник, твой
- уверена - будущий друг.
     Ватута кивнул Кагуле.
     - Ты слышал приказ Повелительницы, Кагула?
     - Я жду твоего решения, я жду...
     - Будешь командовать всеми строителями объекта Баха.
     - Понял. Большое строительство вдалеке от города. Наши мерзкие  враги
дилоны, наверно, нападут на строителей, Ватута? У  них  такие  резонансные
орудия, такие орудия!
     Ватута выразительно скривил львиное лицо.
     - Повелительница запретила войну.
     - Дилоны не нападут, - твердо сказала Мария.
     - Будем строить, -  радостно  сообщил  Кагула.  -  Выстроим  и  сразу
разрушим. Наш бывший пленник будет доволен, он будет...
     Мария не сдержала новой улыбки. Представление о рангунах как о народе
взрослых   младенцев   укреплялось.   Кагула   огорчился,   услышав,   что
строительство  разрешается,  и  самого  высокого  класса,   а   разрушение
запрещено. Бессмертный No 29, в отличие  от  Властителя,  и  не  собирался
демонстрировать покорность. Он удивился - зачем  же  строить,  если  потом
нельзя разрушить? Мария  растолковала,  что  таковы  обычаи  людей:  люди,
построив, не разрушают, а надолго сохраняют возведенное.
     - Повелительница, - сказал Ватута, - разреши заметить, что,  находясь
на корабле, мы не сможем выполнить твои приказы. Значит  ли  это,  что  ты
освобождаешь всех пленных?
     Мария не колебалась.
     - Все освобождаются, Ватута. Вы нам не враги, а добрые знакомые, и  в
будущем, я надеюсь на это, - друзья.
     Спустя короткое время, уже в салоне хронолета, она повторила капитану
корабля и Аркадию, о чем договорилась с Бессмертными.
     - Против освобождения  рангунов  у  меня  возражений  нет,  -  сказал
Кнудсен. - Твои решения одобряю.
     - Тебе что-то не нравится? - Мария видела, что он чем-то недоволен.
     - Не то, чтобы не нравилось... Тревожусь.
     - Что тебя тревожит?
     Кнудсена тревожило многое. Хватит ли на всех радиозащитных  костюмов,
если Кагула ретиво погонит на площадку  все  население  Рангунии?  Рангуны
узнали, что в будущем им грозит гибель, но дошло ли до них, что и в случае
спасения  они   лишаются   своего   нынешнего   бессмертия?   Что   вечная
повторяемость жизненного цикла прекратится? И что нынешнее их преимущество
перед дилонами исчезнет - все будут одинаково смертны.
     - Я на этом внимания не концентрировала.
     - Вот-вот, не концентрировала! Как нынешние Бессмертные поведут себя,
когда поймут, что бессмертию пришел конец? И как воспримут  известие,  что
все орудия войны уничтожаются?
     - Я объявила, что запрещаю войну. Они подчинятся.
     - Но о ликвидации всех военных средств ты не говорила?
     - Об этом не говорила.
     Кнудсен покачал головой.
     - Это не одно и то же: не воевать - и  не  иметь  орудий  войны.  Они
могут возмутиться, узнав, что их лишают оружия.
     - Не думаю. Ватута хорошо запомнил, как я единственным излучателем  в
руке парализовала их волю к сопротивлению. Вряд ли он  осмелится  испытать
еще раз наши средства обороны.
     - Ты считаешь их  разновидностью  детей.  Поступки  детей  не  всегда
предсказуемы. Но оставим эту проблему на будущее. Пока ты вела переговоры,
я задействовал наши датчики и анализаторы. Имею схему всех  батарей,  всех
мастерских, где собираются  боевые  аппараты.  Работают  дилоны,  охраняют
хавроны, руководят рангуны. Четырех рангунов тебе не удалось  захватить  в
пещере. Вот их имена - Урана, Китата, Хрон, Парача. Те самые  Бессмертные,
которые даже торжественные собрания в  Тронном  зале  не  посещают  -  без
перерыва дежурят на боевых постах.  Они  подчиняются  велениям  Ватуты,  а
командовал ими погибший Кун Канна. Нужно, чтобы они сдали оружие.
     - Ватута велит им.
     - Если захочет, - с сомнением проговорил капитан хронолета.  -  Я  не
так уверен в его покорности, как  ты.  Еще  одно:  как  они  назвали  того
старичка, который умрет у ног постаревшего Кагулы?
     - Дилай, Бессмертный No 1. И титул у него  немаловажный  -  Хранитель
Энергии.
     - Номер один... наверно, не случайно!  И  такое  звание  -  Хранитель
Энергии! Очень интересно...
     - Чем так привлекает твое внимание Дилай?
     - Тем,  что  его  нет.  Наши  приемники  настроены  на  специфическое
излучение рангунов. Аппараты точно фиксируют каждого рангуна,  где  он  ни
находится и как ни укрыт. А Бессмертного No 1 они не фиксируют.  Он  есть,
но его нет. Нигде нет, Мария!



                                    9


     Бах с увлечением докладывал  капитану  хронолета,  что  строительство
искусственного вулкана в Долине гибели - так называют это место и рангуны,
и дилоны - идет успешней, чем он рассчитал. На большой глубине  обнаружена
вместительная пустота; хавроны с бывшими  пленными  дилонами  резонаторами
пробивают  туда  спуск  -  отличный  инструмент  для  раздробления  пород,
похвалил резонаторы Бах. Они превращают руду в порошок,  а  нагнетаемая  в
жилу вода растворяет руду. Скоро высокоактивная  жидкая  смесь  ринется  в
подготовленную пещеру - и зародится искусственный вулкан.
     - Надеюсь, без большого недротрясения? - осведомился Аркадий. Он  уже
ходил и начал помогать Кнудсену в поисках арсеналов. - После вибраций, что
бросали нас с тобой на землю, я не чувствую любви к тряске.
     Бах заверил, что вулкан  начнет  работать  постепенно.  Недротрясения
рангунов - ведь что? Взрыв и волна от взрыва, еще взрыв - и еще волна. Они
с Асмодеем оборудуют нарастающее извержение из огнедышащего горнила, а  не
взрыв. Разница!
     Узнав, что Мария подготавливает свидание Гуннар Гунны и  Ватуты,  Бах
пожелал участвовать во встрече. Он, можно сказать, приятель Вещего Старца,
столько переговорено на разные темы - очень интересно снова повидаться.  И
с Ватутой надо побеседовать: Властитель Бессмертных хоть и приговорил  его
к казни, но приговор вынес без злобы - это нельзя не ценить. В  общем,  он
считает свое участие в переговорах необходимым!
     Планетолет -  его  вел  Аркадий  -  опустился  на  Ратушной  площади,
окруженной руинами зданий. Ватуту сопровождал его любимец Кагула. Людей  и
рангунов встретил один из Старейшин. Бах с  Аркадием  уже  совершали  путь
через залы Проникновения и Предварения, Мария видела этот путь на экране в
салоне хронолета, но Бессмертным он был внове: Ватута, чтобы  не  нарушить
своего  достоинства,  не  показывал  живого  интереса,  но  Кагула,  жадно
осматриваясь, даже останавливался, чтобы получше все рассмотреть. Мария  с
удивлением обнаружила, что Ватута  нервничает:  львиное  лицо  покраснело,
руки подрагивали. А Бах отметил, что тяжелые  события  последнего  времени
внесли перемены в ритуал шествия: никто  не  подумал  усаживать  их  перед
зеркалом  Проникновения,  никто  не  задерживал  в  зале  Предварения  для
вопросов и ответов. И еще больше поразило Баха, когда он вошел с  Аркадием
к Старейшинам, поредение  в  зале.  "Какое  малодилонство!"  -  переиначив
привычное слово "малолюдство", сказал себе Бах.
     Старейшины поднялись со своих мест, когда вошли люди с  рангунами.  И
на этот  раз  дилоны  не  размещались  по  разным  амфитеатрам,  сообразно
функциям  и  чинам,  а  сконцентрировались  все  на   одном,   предоставив
противоположный амфитеатр  рангунам.  Люди  встали  между  двумя  группами
недавних врагов. Мария торжественно начала:
     - Вы хорошо знали друг друга, но еще никогда не виделись. Я рада, что
устраиваю вашу встречу в час примирения. Отныне прекрасную  вашу  планету,
столь долго сжигаемую пламенем  беспощадной  вражды,  осенит  вечный  мир.
Большая беда угрожает Дилоне, если такого вечного мира не наступит.
     Она сделала Ватуте знак приблизиться. Ватута  не  шел,  а  вышагивал.
Теперь не только Мария, но и Бах, и дилоны, впервые  увидевшие  Властителя
Бессмертных, могли разглядеть,  как  сильно  Ватута  волнуется.  И  Марии,
увлеченной идеей, что бочкообразные рангуны -  популяция  детей  в  облике
взрослых, увиделось, будто нашаливший мальчишка ждет выговора за  проказы.
Ватута так потерялся, что, приблизившись к Гуннар Гунне, молча стоял перед
ним,  не  поднимая  головы.  А  Старейшина  Старейшин  скорбно  взирал  на
Властителя рангунов как на нашкодившего сорванца, явившегося с повинной. И
еще  отметила  Мария  удивленной  мыслью,  что  оба   они:   короткорукий,
цилиндрофигурный, рослый рангун, пышущий здоровьем и силой,  и  согбенный,
длиннорукий, хвостатый старец-дилон, - несмотря  на  все  их  различия,  в
чем-то, более важном, чем внешнее несходство, очень  схожи.  "Это  оттого,
что у них почти одинаковые львиноликие головы", - подумала она.
     Вещий Старец, не разжимая  рта  -  даже  обычного  слабого  визга  не
услышалось, - протелепатировал Ватуте - Дешифраторы ввели в сознание людей
его слова:
     - Столько лет мы знали в тебе нашего  злого  врага,  великий  Ватута.
Столько лет ты  гордился  титулом  Верховного  Злодея.  И  вот  ты  явился
возвестителем дружбы. Можно ли в это поверить?
     Видимо, Властителю рангунов нужно было услышать Старейшину Старейшин,
чтобы быстро отделаться от смущения. Он принял обычную  надменную  позу  и
громко ответил на человеческом языке, демонстрируя уважение к людям:
     - А почему бы и не поверить, Гуннар Гунна? Разве вы  не  опровергаете
законов природы? Опровергнуть законы природы куда  трудней,  чем  изменить
себя. Я ведь меньше природы, не так ли?
     - Резон в этом есть, - согласился Вещий Старец. -  Ты  незначительная
часть природы и потому меньше, чем вся  она.  Но  надо  поразмыслить,  что
трудней: преодолеть частный закон природы или преодолеть самого себя?  Ибо
для себя каждый не часть, а всеобъемлющее целое, и потому...
     Ватута прервал его с  поспешностью,  показывающей,  что  он  знает  о
способности дилонов отдаваться глубоким размышлениям  и  побаивается,  что
размышление будет чрезмерно продолжительным:
     - Я не сам переделывал себя, Гуннар Гунна. Мне велели восстать против
себя. Нами командует Высшая Сила - вот  она!  -  он  показал  на  Марию  и
добавил, не скрывая злорадства: - Вы, дилоны, тысячекратно объявляли  себя
воплотителями Высшего Разума. Теперь вам предстоит убедиться,  что  Высший
Разум вынужден покоряться Высшей Силе.
     Старейшина Старейшин с сомнением  смотрел  на  Марию.  Бах,  стоявший
рядом с Гуннар Гунной, вдруг почувствовал, что не может отвести  от  Марии
глаз. "Она прекрасна! - с восхищением сказал себе академик. - Не Афродита,
конечно, но прекрасна!"
     Мария, захваченная врасплох  неожиданным  обращением  Ватуты,  только
переводила глаза с рангуна на дилона. Раскрасневшаяся, она ждала какого-то
выпада против  себя  и  готовилась  дать  отпор.  "Нет,  гораздо  красивее
валькирии с той картины, - думал Бах, - но  эти  хвостатые  и  бесхвостые,
смертные и бессмертные ничего не  понимают  в  человеческой  красоте!"  Он
впервые видел Марию такой - стройной, решительной, вдохновенной, -  и  ему
стало жаль, что потеряно столько времени: ни разу не любовался ею,  только
разговаривал и спорил.
     Гуннар Гунна снова повернулся к Ватуте.
     - Ты сказал, Ватута, Высший  Разум  должен  покориться  Высшей  Силе?
Стало быть, ты отделяешь Разум от Силы? Я должен  поразмыслить,  верно  ли
твое утверждение.
     Ватута бросил с торжеством:
     - Пусть  глубокий  анализ  разъяснит  тебе,  почему  вы,  воплотители
Высшего Разума, всегда отступали перед нами, которым отказываете не только
в Высшем, но даже в простом разуме? И почему ни один рангун не давался вам
в плен, а у меня твоих дилонов, вещий Гуннар Гунна, в плену больше, чем  у
тебя под свободной властью?
     Мария властно  прервала  их  -  Аркадий  сделал  знак,  что  передача
подготовлена:
     - Теперь смотрите на экран!
     Пока на экране возникали видения Асмодея и потом, во время объяснений
Марии, Бах украдкой присматривался  к  зрителям:  дилоны  держались  много
сдержанней, чем люди в такой обстановке. Мария объявила  короткий  перерыв
для раздумья. Бах заговорил с Гуннар Гунной. Старейшина  Старейшин  охотно
откликнулся на призыв к беседе.
     - Я очень рад снова видеть тебя, пришелец, - протелепатировал  он.  -
Не скрою, еще недавно вы  были  мне  неприятны,  я  так  и  сказал  вашему
капитану  Кнудсену.  Ибо  ваше  появление  вызвало  обострение   войны   с
проклятыми  рангунами.  Какие  разрушения,  какие  потери!  Ты  видел  наш
прекрасный город, пришелец. Что осталось, спрошу тебя? Что  сохранилось  в
нашей любимой столице?
     - В городе много развалин...
     - А наши замечательные дилоны! - скорбно продолжал  Вещий  Старец.  -
Пришелец, помнишь ли ты великолепного Стирателя Различий Рина  Ронну?  Как
он открывал сходство у самых несхожих понятий! В том, что мы приняли вас с
таким гостеприимством, его огромная  заслуга!  Такой  Стиратель  погиб!  А
юноша Уве Ланна, глубочайший мыслитель, будущее светило Высшего Разума, он
так проникновенно постиг ваши души и ваши цели! Помнишь его  блистательный
доклад о вас в этом зале?
     - Наш друг Аркадий Никитин пытался спасти бедного Уве  Ланну,  но  не
смог. И его подругу Салану - они ее нашли - спасти не удалось.
     - Уве Ланну погубила любовь к  Салане,  -  с  грустью  объявил  Вещий
Старец. - Я знаю об ужасном переходе  двух  дилонов  и  пришельца  Аркадия
Никитина через мертвый лес. Еще ни одно живое существо  не  пересекало  ту
область гибели. Великая участь была суждена глубокому Уве  Ланне,  высокая
честь - погибнуть самому, отдавая всю свою жизненную силу подруге. А нам -
скорбеть о нем.
     Бах посчитал, что настал момент выяснить впечатления Вещего Старца от
увиденного на экране.
     - Вспомни нашу первую встречу в этом зале, - потребовал Гуннар Гунна.
- Вспомни, что я тебе тогда говорил. Ты спрашивал,  почему  я  печален?  Я
разъяснил, что печален, ибо провижу будущее. Я  говорил,  что  губительные
хроновороты  расширяются  и  что  их  могут  поставить  под  свою   власть
ненавистные рангуны и наслать их на нас - и тогда великому народу  дилонов
конец. И вот теперь на  экране  мы  увидели,  что  я  узнал  в  результате
длительного размышления и что уже и  тогда  терзало  мою  душу.  Пришелец!
Дилоны никогда не  ошибаются  в  своих  прогнозах.  Осуществилось,  что  я
предсказывал. Хроновороты захватили всю планету и погубили все  живое,  не
только нас, но и рангунов. Это им расплата за злодеяния.
     Бах понял, что мысль Вещего Старца пошла в нежелательном  направлении
и способна породить нежелательные выводы. Он  энергично  внес  поправки  в
рассуждения Старейшины Старейшин.
     - Грядущую катастрофу вызовут не рангуны, а  слепая  стихия  природы.
Гибель Дилоне несет Гаруна Голубая. Несчастный Рина Ронна говорил мне, что
время Гаруны Белой - ложное, Гаруны Голубой - истинное.
     - Да, теперь мы узнали, что Голубой звезды  нужно  опасаться  больше,
чем Белой, -  с  чувством  высказался  Гуннар  Гунна.  -  Вы  нам  открыли
горестную  истину,  что  все  рассинхронизации  создаются  ею.  Мы  отныне
ненавидим  Голубую  звезду,  вот  такие  важные  перемены  совершили  ваши
открытия, пришелец.
     Бах деликатно  объяснил,  что  его  мало  интересуют  астрономические
эмоции дилонов, - ему важно знать, поддерживают ли Старейшины планы людей.
На это Вещий Старец ответил вдохновенной  речью.  Он  всецело  за  проекты
людей. Его  покоряет,  что  увод  планеты  от  злотворной  Голубой  Гаруны
прекратит  рассинхронизацию  дилонов.  Его  восхищает,  что   прекратится,
наконец, возмутительное бессмертие рангунов, пусть они станут смертны, как
все живые, - лишь тогда возникнет  между  их  двумя  враждующими  народами
настоящая дружба. А что люди уничтожат все орудия войны,  переполняет  его
горячей  благодарностью.  Рангуны  безмерно  вооружены,   это   нетерпимо.
Конечно, охранные маяки следовало бы  сохранить,  ведь  доверять  рангунам
опасно. Но он пойдет на демонтаж последнего  маяка,  если  враги  искренно
разоружатся.  Пусть   пришельцы   не   сомневаются:   дилоны   завтра   же
присоединятся к тем, кто вышел на строительство первого вулкана  в  Долине
гибели.
     - Не только первого, но и последнего, Гуннар Гунна. Очень рад  твоему
благоразумию. Впрочем, от  воплотителей  Высшего  Разума  иных  поступков,
кроме разумных, мы и не ожидали.
     - Подожди еще минутку, - попросил Вещий Старец. - В  прошлую  встречу
ты поставил мне мучающую людей важную задачу и  я  пообещал,  поразмыслив,
дать на нее скорый и точный ответ.  Но  несчастья  этих  дней,  разрушение
города... У меня не было возможности  сосредоточиться.  Попрошу  тебя  еще
погодить, пока я сумею свободно углубиться в столь трудную  проблему.  Ты,
разумеется, понял, что я говорю о том, сколько можно разместить ангелов на
острие иглы.
     - Дело не к спеху, я подожду, - пообещал академик.
     Пока Бах беседовал со  Старейшиной  Старейшин,  Ватута,  еще  сильней
волнуясь, чем при встрече с Гуннар Гунной, заговорил с Марией:
     - Повелительница, сегодня ты сообщила нам много нового. Выходит,  при
уходе от Гаруны  Голубой  на  орбиту  Гаруны  Белой  рангуны  теряют  свое
бессмертие? Это неизбежно?
     - Вам  нужно  выбирать  между  гибелью  всех  рангунов   и   смертным
существованием, которое вы  сможете  продлевать  на  долгий  срок.  Долгое
существование не так уж разнится от бессмертия.
     Ватута мрачно усмехнулся. Это был первый случай,  когда  он  разрешил
себе улыбнуться в присутствии Марии.
     - Выбирать между гибелью и смертью, Повелительница? Еще одно.  Ты  не
только запретила войну, но и хочешь уничтожить все наши  боевые  средства,
все запасы оружия?
     - Уже уничтожаем, - сказала она спокойно.
     Он долго не отрывал от нее хмурого взгляда.
     - Разве недостаточно, что не будет войны? Зачем  лишать  нас  средств
защиты?
     - Ватута, отсутствие оружия есть лучшая гарантия мира.
     - Я-то понимаю, - сказал он холодно, - но не уверен, что дилоны,  при
их неистощимой изобретательности...
     - Оружия не должно быть ни у кого. Мы за этим будем следить.
     Он опять усмехнулся.
     - Да, пока вы здесь. А когда улетите? Последний вопрос: вы  говорите,
что являетесь везде с миссией мира, но зачем тогда сами так вооружены?  Вы
подавили нас силой,  а  не  добрым  словом.  Разве  могущественное  оружие
равнозначно слову дружбы?
     На его обвинения можно было ответить исчерпывающе  и  неотразимо.  Но
она  не  захотела  спора,  которого  не  слушают  другие.  Она  сказала  с
подчеркнутой холодностью:
     - Поставь свои вопросы перед всеми. И выскажи свои несогласия.
     Он сделал шаг назад, склонил голову, широко разбросил в сторону  руки
- уже знакомый ей знак покорности.
     - Какие  несогласия,  Повелительница?  Рангуны  выполнят   все   твои
веления.  Не  уверен,  что  Гуннар  Гунна  сможет  поступить  так  же  без
предварительного размышления, а оно у него длится так долго...
     Гуннар Гунна, словно  угадав  насмешку  Ватуты,  высказался  коротко.
Дилоны поддерживают пришельцев. Дилоны завтра же выйдут  на  строительство
вулкана. Мария с тревогой ждала речи Ватуты.  Но,  как  и  обещал,  он  не
объявил возражений. Успокоенная Мария предложила разъезд.
     - Я так устала, Аркадий, - пожаловалась она в планетолете. -  Столько
страха перед последним выступлением Ватуты...
     Кнудсен в салоне всматривался в мнемосхему. С  момента  нападения  на
Аркадия и Баха Мария не видела у капитана хронолета таких злых глаз.
     - Что у вас? - спросил он Марию и Аркадия.
     - Встреча бывших врагов прошла отлично, - ответила она. -  Возражений
не было.  Наш  план  принят.  Рангуны  улетели  к  себе,  дилоны  собирают
собратьев. Завтра строительная армия получит прибавку рабочих. Что у тебя?
     Он показал на огоньки, вспыхивающие на мнемосхеме.
     - Взрываем арсеналы рангунов. Сейчас не это главное.
     - Тебя что-то тревожит, Анатолий?
     - Да, тревожит. Ватута сразу после вашего совещания поднял восстание.
Его  поддержали  все  рангуны,  много  хавронов.  Самые  крупные  арсеналы
заблокированы, уничтожить их дистанционно я не могу - нужна прямая  атака.
Объявился  таинственный  Дилай,  он  снабжает  восставших  оружием.  Очень
сожалею, что он умрет лишь  в  будущем  и,  лишенный  бессмертия,  все  же
доживет до глубокой старости. Нужно покидать хронолет. Охрану его  доверим
автоматам. Аркадий, грузи в планетолет оружие.
     Мария быстро встала, Аркадий выбежал.
     - Я готова, - сказала Мария. - Куда идем, Анатолий?
     - На стройплощадку. Ватута повел на  нее  яростное  нападение.  Будем
выручать Мишу и Асмодея.
     - Оружие погружено, - прокричал Аркадий, появившись на миг в салоне.



                                    10


     На подлете к стройплощадке стало видно облако  пыли.  Мария  подумала
было,  что  вулкан  начал  действовать.  Кнудсен  ответил,  что  пыль   от
извержения будет  другой.  Еще  в  воздухе  планетолет  затрясся.  Кнудсен
направил его на вершину единственной скалы в центре Долины  гибели,  здесь
размещались командные аппараты строительства.  Все  вокруг  содрогалось  и
вибрировало. Аркадий выбежал наружу первый и после нескольких  неуверенных
шагов свалился, поднялся и снова рухнул -  еще  не  окрепший,  устоять  на
сотрясаемой почве он не мог.  Кнудсен  помог  ему  подняться  и  с  минуту
поддерживал, пока Аркадий не  укрепился  на  ногах.  На  капитана  корабля
тряска почти не действовала - он  только  раскачивался,  широко  расставив
ноги. И подав Марии руку, когда она спускалась на землю, он посоветовал:
     - Не пытайся противостоять качанию  почвы,  на  это  не  хватит  сил.
Покачивайся, как качает, лишь бы не свалиться.
     Откуда-то  издалека  прибежал  Бах.  Коротенький  археолог  даже   не
пошатывался - сказалась многолетняя привычка таскаться по руинам, где  все
потеряло устойчивость.
     - Где Асмодей? - спросил Кнудсен.
     - Защищает колодец, куда подается вода под давлением.
     - Нужна ему немедленная помощь?
     - Думаю, рангуны скоро потеснят его и  передвинутся  поближе  к  этой
скале.
     - Доложи обстановку подробней, Миша.
     Бах считал, что на стройке имеются две  опасные  точки.  Первая,  где
сражается сейчас Асмодей, - колодец в  рудную  жилу,  в  него  нагнетается
вода, растворяющая руду. Если выведут из строя насосы, прекратится  подача
раствора в подземную пустоту и  станет  невозможным  создание  критической
массы. Восставшие отлично понимают значение этого места и обрушили на него
удары своих резонансных орудий. Асмодей  энергично  отбивается,  используя
захваченные резонаторы  рангунов,  а  также  наши  корабельные  вибраторы,
настроенные на противофазу: те либо полностью  поглощают  залпы  вражеских
орудий, либо сокращают амплитуду резонансных колебаний.
     - Что не мешает, однако, почве и в стороне от сражения трястись как в
лихорадке, - заметил капитан хронолета.
     - Почва тут только трясется, Анатолий! А если  бы  Асмодей  не  гасил
резонанс, все бы здесь взметывалось и рушилось, камни взлетали до  неба  и
скалы рушились в преисподнюю.
     - Очевидно, преисподняя неподалеку, - пошутила Мария.
     - Мария, ты и не догадываешься, как права! - весело воскликнул Бах. -
Преисподняя точно под нами!
     И он объяснил, что под скалой, на которой они  стоят,  на  глубине  в
несколько километров обнаружена та обширная пустота, куда  сейчас  стекает
активный раствор. Заполнение пещеры, предназначенной стать ядром  вулкана,
совершается по узкой естественной расщелине. И это  самое  уязвимое  место
всей  стройки!  Резонансный  удар  по  расщелине,   любое   недротрясение,
проникшее на глубину, способно полностью оборвать сток раствора в  пещеру.
И если этого еще не произошло, то лишь потому, что у  рангунов  в  обиходе
орудия для поверхностных сейсмических волн - они  ведь  направлены  против
дилонов, а те даже на такую маленькую  глубину,  как  рангуны  в  пещерах,
никогда не забираются. Но бывшие пленные рангунов, ныне  солдаты  Асмодея,
говорят, что несколько  таких  глубинных  орудий  сконструированы  и  есть
опасение, что Ватута доставит их к месту боя.
     Кнудсен обратился к помощнику:
     - Аркадий,  назначаю  тебя  комендантом  "преисподней".  Все  дилоны,
направляемые Вещим Старцем, в твоем распоряжении.
     Аркадий попросил еще хавронов. Он присмотрелся в плену к эти лохматым
бестиям - народ работящий и исполнительный,  а  по  физической  силе  один
хаврон превосходит двух дилонов. И они, как и  рангуны,  быстро  усваивают
человеческую речь, чего дилоны не  умеют.  Кнудсен  пообещал  отдать  всех
хавронов, какие встанут за них.
     Автоматы быстро выгружали из планетолета боевую  аппаратуру.  Аркадий
указывал, как размещать ее на  скале,  вознесшейся  над  "преисподней".  В
Долину гибели выдвинулся отряд дилонов во главе  с  самим  Гуннар  Гунной.
Вещего Старца сопровождали три Старейшины: Конструктор Различий, Стиратель
Различий и Брат Дешифратор. Два первых шествовали поодаль, Брат Дешифратор
держался рядом со Старейшиной Старейшин. Хронавтов удивило, что  Верховный
Провидец бледен, растерянно оглядывается, шагает неуверенно.  Импульсивный
Бах решил, что надо подбодрить главу дилонов  и  сделать  это  должен  он,
больше всех людей дружески беседовавший с Вещим  Старцем.  Он  подбежал  к
Старейшинам.
     - Друг Гуннар Гунна! Почему ты так склонил свою могучую голову? Узнал
о восстании Ватуты?  Неужели  тебя  испугал  безрассудный  поступок  этого
авантюриста? Ты сам называешь его Верховным Злодеем, он оправдывает сейчас
это свое позорное звание. Или ты сомневаешься в нашей  скорой  победе  над
восставшими?
     Брат  Дешифратор  трудился  изо  всех  сил,  переводя  быструю   речь
академика в понятные дилонам  мозговые  волны.  Кнудсен  посоветовал  Баху
настроить  свой  ручной  передатчик  на   телепатический   язык   дилонов,
корабельный компьютер наконец выдал код перевода слов в волны  мозга.  Вот
здесь на циферблате стоит индекс З-П, это ячейка для общения  с  дилонами:
теперь можно беседовать, пользуясь  одним  своим  аппаратом.  Бах  включил
кнопку З-П. В это время  Вещий  Старец,  выслушав  телепатический  перевод
Брата Дешифратора, выдал ответную передачу:
     - Пришелец, я знаю о восстании Ватуты. И знал об этом  еще  до  того,
как он восстал. Он удалился от нас, а я  впал  в  глубокое  размышление  и
скоро постиг, что он вышел из зала Совещаний не для мира, а для  войны.  И
когда Братья Дешифраторы доставили мне горестное известие о  восстании,  в
нем не было для меня  ничего  неизвестного.  Снова  и  снова  твержу  вам,
иновременники: рангунам нельзя верить, на их обещания  нельзя  полагаться.
Но пугает меня не новая война. Я провижу грядущую победу, хотя под  ногами
у нас сотрясается почва. Нет, не война страшит меня, а другое.
     - Поделись своими страхами.
     Вещий Старец вытянул правую руку и, не поворачиваясь, обвел ею вокруг
себя. Удлинившаяся рука, обернув спину, вышла с другой стороны и  уперлась
десятипалой ладонью в свое плечо.
     Четверо хронавтов с уважением отметили, что даже безвременно погибший
Рина Ронна не вытягивал так свободно руки, хотя  и  мастерски  пользовался
этим эффектным жестом.
     - Меня удивляет и  пугает,  пришельцы,  -  неторопливо  телепатировал
Старейшина Старейшин, - что вы  выбрали  для  спасительной  стройки  самое
убийственное место на планете. В области хроноворотов гибнет все живое.
     - Все верно, в этом месте жизнь не может появиться -  слишком  велика
радиоактивность, - подтвердил  Бах.  -  И  любое  существо,  пришедшее  со
стороны, должно здесь погибнуть, если не имеет защиты от  грозных  ядерных
излучений. Но у нас есть такая защита. А выбрали  это  место  потому,  что
только здесь можно устроить ядерное расплавление глубинных пород. Нет,  от
стихийных сил  природы  мы  защищены  надежно!  Единственная  опасность  -
нападение рангунов!
     Приободрившийся Верховный Провидец  известил  людей,  что  не  боится
рангунов. Он по-прежнему не верит  этому  коварному  народу,  но  глубокое
размышление  убедило  его,  что  пришельцы,  именующие  себя  людьми   или
хронавтами, гораздо сильней рангунов. И хоть те используют подвластных  им
хавронов и многочисленных пленных дилонов...
     В  этом  месте  Бах  довольно   бесцеремонно   прервал   неторопливое
размышление Вещего Старца:
     - Ты прав, великий Гуннар Гунна, мы,  объединенные,  мощней  заклятых
врагов. Но надо срочно обрушить нашу мощь на атакующих.  Идем  на  выручку
нашего друга Асмодея. Не хочешь ли сопровождать нас?
     Гуннар  Гунна  после  непродолжительного  раздумья  согласился.  Трое
хронавтов с Гунной и его свитой вошли в частично разгруженный  планетолет.
Корабль взмыл.
     Место сражения с армией Ватуты угадывалось издали не только по густой
туче пыли, но и  по  лихорадочной  трескотне  вибраторов.  К  хронавтам  и
Старейшинам метнулся запыленный Асмодей и радостно крикнул:
     - Пока держимся! Немного отступили, но основные позиции сохраняем.
     Кнудсен сурово сказал:
     - Чего ты ликуешь? Отступление - не повод для восторга.
     Замешательство не было свойственно киборгу.
     - Смотря какое отступление, капитан. Это отступление  для  успокоения
врагов. Я снял с обороны две трети моих солдат. Пусть Миша объяснит, а мне
некогда. Скорей давайте новые вибраторы, они дьявольски нужны.
     Асмодей побежал  командовать  выгрузкой  оружия.  Бах  объяснил,  что
одного не успел рассказать,  когда  докладывал  обстановку.  В  окружающих
Долину гибели горах, на высоте, в глубокой  воронке,  образовалось  озеро.
Если пробить из него канал в  радиоактивный  котлован,  то  и  насосов  не
понадобится: вода под собственным  давлением  пойдет  по  всей  рудоносной
жиле. Сделать это раньше, чем рангуны доберутся до  насосов,  -  и  первая
фаза боя выиграна: новообразованный бассейн рангунам не вычерпать. Асмодей
снял лишние войска с обороны, чтобы форсировать канал.
     К хронавтам снова подбежал Асмодей.
     - Я на линию боя. Кто со мной?
     Он умчался, не дожидаясь ответа. Роботы тащили с планетолета  оружие.
Люди пошли за ними. Немного подумав, трое  Старейшин  с  Верховным  Главой
неторопливо последовали за ними.
     Линия обороны проходила по склону двух гор, замыкавших Долину гибели.
Кнудсен недовольно сказал Баху:
     - Военной тактике ты не обучен. Позиции  нападающих  гораздо  сильней
наших: они на склоне, а мы в низине.
     Академик пожал пухлыми плечами.
     - Не  обучен  военному  искусству,  верно.  Впрочем,  как  и  ты.  Ты
забываешь,  что  восстание   началось   внезапно.   Солдаты   Ватуты   уже
подбирались, когда мы и не подозревали, что они готовятся напасть.
     Мария сказала с волнением:
     - Безумцы! Ватута гонит своих солдат на верную  смерть!  У  нас  есть
защита от ядерных излучений. А на что надеются  рангуны?  Если  хавроны  и
победят, ворвавшись сюда, то вскоре после победы погибнут.
     - Возможно, они не знают об опасности ядерных излучений?
     - А кто назвал это местечко Долиной  гибели?  Нет,  Ватута  намеренно
жертвует своими солдатами.
     - Не только ими, но и собой. - Бах показал  на  дальний  склон  голой
горы. В отличие  от  Марии  и  Кнудсена,  академик  обладал  столь  острым
зрением, что не нуждался в оптике.
     Мария долго вглядывалась, потом сказала:
     - Он и другие Бессмертные. Анатолий, разреши  мне  прогнать  всю  эту
свору с горы.
     - Чтобы спасти от убийственного излучения? - спокойно поинтересовался
капитан корабля.
     - Чтобы угрозой немедленной гибели спасти от гибели не столь близкой.
     - Тогда готовься! Снаряжение уже выгружено.
     Вскоре воротился убежавший на передовую позицию Асмодей. Оружие  было
доставлено в самый критический момент, шел  сильный  натиск  хавронов.  Он
преодолен, но в двух местах отступили.  Рангуны  готовят  решающий  штурм,
подтягивают  новые  резонансные  орудия.  Они  встретят  отпор,  но  новое
сокращение обороны не исключено. Кнудсен сердито сказал:
     - Наотступаемся, пока не отдадим насосов. На человеческом  языке  это
будет называться поражением, Асмодей!
     Впервые киборг выглядел растерянным.
     - Сделаем что сможем...
     - У нас имеются и другие боевые средства, - сказал Бах. -  Почему  бы
не использовать артиллерию хронолета: ядерные курдины, например. Они  вмиг
разнесут в пыль и прах все позиции противника.
     - Да, разнесут, - с горечью сказал Кнудсен. - Но вместе во всеми, кто
залег на позиции,  -  рангунами,  хавронами,  пленными  дилонами.  Хорошая
миссия мира - истреблять сопротивляющихся! Хороший план спасения  планеты:
сейчас уничтожить тех, кого  планируем  спасти  от  гибели  в  дальнейшем!
Запомни, Миша: что бы здесь ни случилось, корабельная артиллерия не  будет
задействована!
     - Но наши вибраторы!.. - пробормотал смущенный Бах.
     - Они убийственны только  для  тех,  кто  сунется  под  прямой  удар.
Вызывают болезненные потрясения, выводят из строя, но никого не превращают
в пламя и пепел! Разница, Миша!
     К ним подошла Мария. Киборг удивленно глядел на свою создательницу  -
она была в боевой форме. Мария сказала:
     - Анатолий, все исправно: гравитатор обеспечит полет, силовая  защита
предохранит от вибраций, а  излучатель  однажды  уже  парализовал  психику
рангунов и хавронов - и сейчас подействует не хуже.
     Асмодей радостно осклабился.
     - Капитан, позволь и мне в набег! Давно хочется врукопашную, в смысле
- с огнем из глаз и пальбой из бластера... С того боя у пещеры, где я один
против целой шайки...
     У  него  прожекторно  вспыхнули  глаза.  Кнудсен   прервал   отрадные
воспоминания киборга:
     - Летите вместе!
     С места, где стояли хронавты,  хоть  оно  было  и  в  низине,  хорошо
наблюдался полет Марии и Асмодея на склон горы, где затаились  нападающие.
Гравитаторы не обеспечивали ни высокого подъема, ни большой  скорости,  но
оба приближались к противнику достаточно быстро. Кнудсен не  отрывался  от
бинокля. Бах и без бинокля разглядел, как шарахнулись от Марии выскочившие
из укрытий враги.
     - Воительница! - восторженно орал Бах. - Нет, какая воительница!  Все
перед ней падают. Анатолий, вглядись, как она атакует!
     Кнудсен опустил бинокль и холодно проговорил:
     - Напрасно ликуешь, Миша. Рангуны  падают,  а  не  замирают.  Вспомни
пещеру, где она спасла тебя. Сегодня нападение не удалось.  Ватута  понял,
что излучатель - короткофокусный, далеко не разит.
     Теперь и Бах разглядел, что сражение не  так  радужно,  как  поначалу
представилось. Враги разбегались от Марии, а не  цепенели,  парализованные
облучателем. Она настигала то одного, то другого,  настигнутый  валился  и
снова поднимался, когда она преследовала другого. В пещере рангунам некуда
было бежать, здесь они умело рассредоточивались.  И  те,  что  оказывались
позади Марии или Асмодея, вдогонку направляли на  них  резонаторы.  Ватута
скрылся - ни Бах своим невооруженным  глазом,  ни  Кнудсен  в  бинокль  не
углядели его среди сражающихся.
     - Нет, но почему облученные сразу поднимаются? -  вдруг  вознегодовал
Бах. - Они же парализованы! Асмодей проверял все облучатели,  ни  один  не
отказывал.
     Кнудсен усмехнулся.
     - Недооценили Ватуту. Он не сомневался, что мы применим парализаторы.
Присмотрись - и рангуны, и хавроны надели на головы  металлические  сетки,
чтобы ослабить излучение.
     - Тогда надо скорей  выводить  обоих  из  боя,  пока  их  не  сразили
резонаторами, - сказал обеспокоенный археолог.
     - Я уже послал приказ возвращаться.
     Возле Кнудсена и Баха опустились Мария и Асмодей. Асмодей  ухмылялся:
ему понравилось, что противники разбегались врассыпную.
     - Трусы! - выразился он о вылазке  в  стан  противника.  -  Никто  не
принял честного боя один на один.
     Мария расценивала вылазку иначе.
     - Полная неудача! Я и подумать раньше не могла, что нападение с таким
оружием, как парализаторы, не даст никакого эффекта.
     - Эффект есть, но не тот, какого мы ожидали, Мария, - Кнудсен говорил
как всегда спокойно и неторопливо. - Ватута знает, что  мы  не  собираемся
уничтожать рангунов, только отбрасываем их, и принял свои  меры.  Посмотри
вправо, куда умчался Асмодей. Там скоро прорвут нашу оборону.
     На правом крыле по-прежнему клубилась пыль, оттуда доносился  режущий
визг резонаторов, распарывающих гранит.  Дилоны,  оборонявшие  подступы  к
насосам,  сражались  молча,  телепатируя  один  другому  команды  Асмодея.
Неподалеку  тонкая  струйка  воды  стекала  в   небольшой   приямок.   Три
компрессора, высасывая воду из приямка, вгоняли  ее  в  колодец.  Из  пыли
вырвался Асмодей.
     - Прорвали? - спросил капитан хронолета.
     - Прорвали! Остановил их на последней линии. Люди, спасайтесь!  Скоро
хавроны Ватуты перенесут свои резонаторы и прицельно ударят по насосам.  Я
приказал убираться всем, кто прокладывает канал с горы в  долинку.  Побегу
обезвреживать заряды, заложенные по склону. Ими хочет завладеть Ватута.  Я
ему этой радости не дам!
     С горы спускались рабочие. Асмодей  приказал  им  идти  к  Аркадию  -
укрепить "преисподнюю".
     - Курдины бы сюда, Анатолий! - чуть не простонал Бах. - Хоть бы одну!
Пойми, колодец уступать нельзя.
     - Не смей и упоминать о них! - отрезал Кнудсен. -  Асмодей!  Не  надо
извлекать заряды. Надо взорвать их. Сможешь?
     - Конечно, смогу, но для чего? Их слишком мало, чтобы взрыв образовал
канал. Пустая трата взрывчатки.
     - Не пустая, нет! - Кнудсен осматривал вершину горы. - На  Дилоне  не
было вулканов, но планета по структуре  сейсмоактивна.  Те  недротрясения,
что учиняют рангуны, были бы немыслимы, будь она иной.  Взрыв  на  склонах
горы может пробудить дремлющие силы. Взрывай заряды, Асмодей!
     Асмодей умчался. Позади молчаливой группой стояли Старейшины. Кнудсен
подошел к Гуннар Гунне.
     - Друзья мои! - взволнованно сказал капитан хронолета. -  Нужна  ваша
помощь. Скоро сюда прорвутся передовые отряды Ватуты. Конечно, мы могли бы
физически уничтожить всех рангунов...
     Гуннар Гунна с несвойственной ему поспешностью прервал Кнудсена:
     - Так сделай это! Если рангуны не сдаются, почему  бы  не  уничтожить
их? Разве не ясно, пришелец, что в  борьбе  двух  противников  уничтожение
одного из них - лучший способ прекратить борьбу?
     - Это не наш способ, Гуннар  Гунна.  У  людей  свои  правила  морали.
Слушай  мою  просьбу.  Вы  умеете  в  длительных   размышлениях   находить
опровержения законов природы. Я поставлю тебе задачу попроще: поразмысли и
найди  такой  способ,  чтобы  мы  могли  разоружить  рангунов,  никого  не
истребляя.  У  нас  могущественные  боевые   средства,   но   единственное
безвредное  оружие  -  временно  парализующие  излучатели   -   решительно
отказало, а всякое другое - уничтожает.
     - Ты правильно поступил, что обратился к нам за помощью,  -  величаво
одобрил  Вещий  Старец.  -  Ибо  вы,  пришельцы,  просто  разумны,  а   мы
воплотители Высшего Разума. Я сделаю все, чего ты требуешь.
     И он немедленно впал в такую  сосредоточенность,  что  при  очередном
толчке почвы не устоял на ногах.  Два  других  Старейшины  -  Различник  и
Стиратель - едва успели подхватить его под руки. Он и остался так недвижно
стоять - двое поддерживали его, а он, опустив  величественную  голову,  не
выходил из глубокого размышления.
     Кнудсен отошел к своим. Мария и  Бах  молчаливо  следили  за  бегущим
вдалеке Асмодеем. Хавроны, захватившие главную линию обороны, обстреливали
киборга: то спереди, то по бокам, то позади  Асмодея  взлетали  фонтанчики
пыли. Асмодей вдруг упал - не то добежал до нужного места, не то свалился,
сраженный.
     - Не поднимается! - глухо произнесла Мария.
     И, словно отвечая ей, над склонами горы поднялся огненный  столб.  До
людей донесся грохот взрывов, снизу  вверх  по  горе  промчался  смерч  из
пламени и камней. Огромные глыбы  взлетали  и  рушились.  Асмодей  все  не
поднимался.
     - К нему! - Мария побежала наверх, за ней поспешил археолог.
     Кнудсен нагнал друзей, когда они стояли над местом, где упал Асмодей.
Киборг успел выйти к цепи зарядов,  успел  включить  взрывную  машину,  но
спастись от падающих глыб не успел.  Вокруг  валялись  разрозненные  части
того, что  еще  несколько  минут  назад  составляло  прекрасную  фигуру  и
совершенный механизм - сорванная с шеи  голова  с  рожками,  торчащими  из
кудрей,  размозженное  туловище,   изломанные   руки,   развалившиеся   на
сочленения ноги. Мария остановившимися глазами смотрела на груду обломков,
оставшуюся от ее детища. Бах увидел моторчик индивидуальной силовой защиты
и с  негодованием  пнул  его  -  защита  надежно  предохраняла  от  ручных
резонаторов, но против рушащихся глыб была бессильна.
     Кнудсен прервал горестное молчание Марии и Баха:
     - Друзья, соберите останки Асмодея, похороним их, как  похоронили  бы
останки отважного человека.  Он  выполнил  свою  боевую  задачу  и  погиб.
Посмотри на гору. Нам больше не нужно оборонять насосы.
     С  горы  рушился  водопад.  Тысячи  тонн  воды,  грохоча  и   пенясь,
устремились в  Долину  гибели.  Бах,  отведя  взгляд  от  новосотворенного
водопада, с болью проговорил:
     - Я просил... Один залп курдины - и наш друг был бы цел!
     Кнудсен резко повернулся и пошел назад. Мария позвала его  -  капитан
хронолета не ответил и не обернулся.



                                    11


     Аркадий знал, что  времени  на  подготовку  обороны  "преисподней"  в
обрез: сразу после падения защитной линии у  колодца  наступит  его  черед
отражать атаку всей армии Ватуты. Кнудсен передал, что  Мария  с  Асмодеем
совершили нападение на атакующих и  что  вылазка  была  неудачна.  Аркадий
должен торопиться.
     Аркадий не торопился, он был готов.
     А затем донесся грохот взрывов  на  склоне  горы,  запиравшей  Долину
гибели, и он увидел  водопад,  ошалело  ринувшийся  из  верхнего  озера  в
котлован. Вода с ревом заполняла долинку.  На  единственном  возвышении  -
скале,  нависшей  над  "преисподней",  -  скапливались  беглецы.   Аркадий
всматривался в далекую линию обороны - там оставались друзья, они все  еще
не появились.
     Первым прибыл Гуннар Гунна со своей свитой, за ними Кнудсен.  Аркадий
кинулся к капитану хронолета с вопросом, где остальные.
     - Асмодей погиб, Мария  и  Миша  скоро  появятся,  они  собирают  его
останки. У тебя все в порядке?
     - Пусть Ватута приходит - его солдатам не поздоровится.
     Кнудсен стоял спиной к новой оборонительной линии, лицом к  котловану
Долины  гибели.  Уровень  воды  поднимался,  она  уже  доходила  до  колен
последних   защитников   первой   линии,   торопившихся   к   спасительной
"преисподней". Ни Марии, ни Баха не было видно.
     - Скоро Ватута не подойдет, -  сказал  Кнудсен.  -  Новое  озеро  над
бывшим колодцем спутало его планы -  надо  преодолевать  воду.  Он  найдет
средство для переправы, но на это ему понадобится время.
     - Марии и Миши еще нет, - с тревогой сказал Аркадий.
     - Уже идут, - ответил Кнудсен и отошел к Старейшинам.
     Мария и Бах брели по пояс в воде. Аркадий спустился со скалы и  помог
им выбраться наверх. Бах сложил в кучку останки киборга.
     - Вот и весь Асмодей тут, - произнес археолог. - Я так  привязался  к
нему!
     - Мария сконструирует нового Асмодея, - сказал Аркадий.
     Мария грустно покачала головой.
     - Если вернемся на Латону. Но это будет  уже  другой  Асмодей.  Может
быть, и лучше, но другой.
     Кнудсен беседовал со Старейшиной Старейшин.
     - Пришелец, я выполнил твою просьбу, - торжественно  протелепатировал
Великий  Провидец.  -  Воплотители  Высшего  Разума,  как  тебе  известно,
свободно решают самые сложные задачи.  Я  подверг  всестороннему  изучению
твою проблему  и  окончательно  постиг,  что  нет  никаких  известных  нам
средств,   способных   усмирить   проклятых   рангунов   без   физического
уничтожения. Я уже объяснял тебе, что этот коварный народ...
     - Немного же ты постиг, Верховный Воплотитель  Высшего  Разума,  -  с
горечью проговорил капитан. - Я и без твоего глубокого  размышления  знал,
что у меня нет никаких средств...
     Дилоны, похоже, что-то  переняли  от  людей  -  Старейшина  Старейшин
совсем по-человечески прервал Кнудсена:
     - Ты  не  понял  меня,  пришелец!  Нет  известных  средств,  но  есть
неизвестные. При опровержении  законов  природы,  нашем,  как  ты  знаешь,
любимом занятии и непременном долге каждого дилона... В общем, природа для
своих законов применяет известные всем средства, а чтобы их  опровергнуть,
мы конструируем нечто природе неизвестное...
     Кнудсен с загоревшимися глазами ждал продолжения.
     - Пришелец, единственная тяжкая болезнь  дилонов  -  рассинхронизация
организма. В отличие от нас, рангуны  избежали  разрыва  времени  в  своих
телах, ибо освоили свободный поворот своего целостного времени на обратный
ход; на этом, как  тебе  известно,  основано  их  бессмертие.  Так  вот  -
опровергни целостность их жизненного времени! Порази их  рассинхронизацией
головы  и  тела,  желаний  и  поступков.  У  вас  такие  аппараты,   такие
хроновозможности!.. Спутай время в рангунах!
     Старейшина Старейшин еще не окончил, а у  Кнудсена  уже  возник  план
действий.
     - Понял. Благодарю!
     Он быстро направился к помощникам. Давно они не видели своего хмурого
капитана таким оживленным,  почти  радостным  -  состояние  отнюдь  не  по
объективной ситуации борьбы с восставшими.
     - Друзья, Вещий Старец подсказал мне прекрасный новый план,  но  надо
продумать, как его выполнить, - сказал он, предваряя  вопросы.  -  Обсудим
возможности сообща. Сделаем это в хронолете.
     Аркадий оглядел подготовленные для обороны позиции.
     - Мне  тоже  покинуть  "преисподнюю"?  А  если  нападение  произойдет
раньше, чем ты ожидаешь?
     - Оставайся. Потом сообщим тебе детали нового плана.  Остальные  -  в
планетолет.
     Бах задержал капитана.
     - Анатолий! Я знаю, ты рассердился на мой упрек...  Я  о  курдинах...
Случайно вырвалось, прости!
     Кнудсен мгновенно стал холодным, почти враждебным.
     - Прощаю, но с условием: никогда больше ни случайно, ни преднамеренно
не наталкивай меня на такие средства борьбы!
     Он первым вошел в планетолет и молчал, пока не ввел небольшой корабль
в трюм хронокрейсера.
     В салоне, усевшись на привычное свое место под образом лохматого бога
Хроноса, капитан хронолета  начал  обсуждение  нового  плана  неожиданными
словами:
     - Мне стыдно, что  идею  рассинхронизации  рангунов  предложил  Вещий
Старец, ничего не смыслящий в хронистике, а мы, хронисты и хронавты,  даже
отдаленно не подошли к этой великолепной мысли!
     После такого энергичного вступления Кнудсен изложил  саму  идею.  Бах
мгновенно загорелся.
     - Я не хронист, хотя и хронавт, то есть путешественник во времени.  Я
археолог   и   мало   смыслю   в    хрономоторах,    хроногенераторах    и
хронотрансформаторах. Но мне кажется, что аппаратура,  в  которой  я  мало
смыслю, вполне пригодна для рассинхронизации наших врагов.
     Мария согласилась с Бахом. Она тоже немного смыслит  в  аппаратуре  и
тоже уверена,  что  эта  аппаратура  отлично  спутает  жизненное  время  в
рангунах. Кнудсен вскочил.
     - И вы не ошибаетесь в своей уверенности! Идемте на  склад  резервных
механизмов.
     На складе, у стеллажей, заполненных  приборами,  Кнудсен  показал  на
громоздкие стационарные хроногенераторы.
     - Приглядитесь к ним! У каждого из  нас  на  скафандре  хрономоторчик
такого же типа, как этот, но слабей.  И  вы  знаете,  что,  пользуясь  им,
можете менять свое собственное время - убыстрять  и  замедлять,  создавать
фазу к основному течению. Такой хрономоторчик, даже частично  разлаженный,
выручил  Аркадия  в  лесу  хроновампиров.  А  эти  громоздкие  аппараты  -
хроноорудия. Они - для нападения, а не для защиты. Обстрел хроноимпульсами
выводит неприятеля  из  его  сиюсекундности,  выбрасывает  в  иное  время.
Выводить из нашего времени рангунов бесполезно, с ними придется  сражаться
и в ином времени. Вещий Старец подсказал иное использование орудий. В  них
ведь можно менять и скорость, и фазу хроноимпульса.
     - Я поняла, Анатолий! - сказала Мария. -  Скорость  времени  меняется
по-разному в разных частях организма - вот и рассинхронизация. А  вывод  в
фазу рассогласовывает совместные действия рангунов, ибо  каждый  уходит  в
фазу неодинаково с соседом.
     Кнудсен  хохотал.  Бах,  тоже  обрадованный,  поглядывал  на  него  с
удивлением - академик и не подозревал, что его  старый  друг  способен  на
бурные выражения чувств. Отхохотавшись, капитан сказал:
     - Теперь грузим два хроноорудия и - к Аркадию!
     Аркадий встретил друзей  с  облегчением.  На  противоположном  берегу
новосотворенного озера рангуны собрали громоздкое сооружение - не то плот,
обнесенный металлическими щитами, не то широкопалубную лодку, и установили
на  палубе  массивные  орудия-резонаторы,   какие   Ватута   готовил   для
уничтожения колодца и какими намерен теперь закупорить подземную  щель  из
озера в пещеру.
     Кнудсен наблюдал в бинокль возню на другом берегу.
     - Отлично придумано! Ватута не глупец, но он думает, что у нас только
одно орудие - парализаторы. От них он защитился надежно  -  и  сетками  на
головах, и металлическими щитами на плоту. Но мы ему приготовили  сюрприз.
Аркадий, сколько времени понадобится рангунам, чтобы пересечь озеро?
     - Через час они будут у "преисподней".
     - Часа нам хватит.
     Кнудсен  объяснил  идею  нового  сражения.  Аркадий,  гораздо   лучше
разбиравшийся в аппаратуре, чем Бах и Мария, пришел в восторг.
     - Прошу доверить расправу с противниками коменданту "преисподней",  -
сказал он весело. - Искривление времени однажды уже  спасло  меня,  теперь
оно выручит нас всех.
     Но Мария тоже захотела участвовать в хроносражении.
     - Вы называете меня воительницей. Какая же  я  воительница,  если  не
воюю? Аркадию хочется повторить свой успех в манипуляциях со  временем,  а
мне, выражаясь языком древних воинов, нужно смыть позор неудачной вылазки.
Что морально весомей - повторение успеха или преодоление неудачи?
     - Сражение начинает Мария, - решил Кнудсен.  -  Мише  поручаю  второе
орудие. Он немедленно вступает в бой, если Марию постигнет неудача.
     Мария и Бах заняли свои посты. Плот рангунов отчалил  от  берега.  Он
быстро двигался по озеру -  хавроны  энергично  работали  веслами.  Группа
вооруженных солдат сгрудилась на носу, чтобы ринуться на скалу, когда плот
сядет на береговое дно. За их рослыми фигурами не было видно рангунов:  то
ли ни один не пошел в атаку, то ли  они  терялись  за  солдатами.  Капитан
"Гермеса"  залюбовался  порядком  на  плоту:   весельники   дружно   -   с
синхронностью до миллисекунд - вздымали и опускали весла, воины  смыкались
плечами, плот покачивался и покачивал весь отряд как единое целое, ни один
солдат не разрешал себе индивидуального движения. Внешний порядок  выражал
внутреннюю собранность и  дисциплину.  Ватута  посылал  в  атаку  отборных
солдат.
     - Начинаю! - доложила Мария.
     Кнудсен скосил на нее глаза. Она проворно переключала  хроноорудие  с
фазы  на  фазу,  со  скорости   на   скорость.   Волны   пульсирующего   и
разрывающегося времени обрушились на вражеский десант. Плот приближался  с
той же быстротой, гребцы так же синхронно работали веслами, воины каменели
в той же предписанной боевой неподвижности. Перемены начались с помутнения
обзора. Кнудсен проверил стекла бинокля - не насела ли пыль, - лишь  потом
сообразил, что дело не в пыли, а в  хронообстреле.  Хавроны,  стоявшие  на
носу, ближе всех к скале, вдруг потеряли резкие очертания и яркие  краски,
их словно замазало однотонной серой грязью. В неподвижном  строю  возникла
толкотня. Один хаврон оборачивался к другому. Какой-то солдат вырвался  из
строя вперед, двое других отпрянули от борта, словно спасались от  падения
в бездну. Кто-то замедлил  взмахи  весла,  кто-то  их  убыстрил.  Плот  по
инерции еще надвигался на скалу, но гребцы - так громко, что их слышали на
скале - корили друг друга в нарушении ритма. Самый вспыльчивый вдруг кинул
весло и бросился на соседа - мохнатым кулаком учить  трудиться.  А  сосед,
так  и  не  выпустивший  весла,   внезапно   стал   терять   очертания   и
непрозрачность - на скамье  сидело  привидение,  а  не  прежний  массивный
гребец: сквозь его тело  виднелись  задние  хавроны,  а  в  руке  призрака
неутомимо  двигалось  массивное,  отнюдь  не  призрачное  весло  -  только
двигалось не в том ритме, как у других гребцов. Драчун, увидев, что  сосед
превратился в силуэт, издал вопль и ринулся за борт - вода сомкнулась  над
его головой, но он тут же вынырнул  и  широкими  взмахами  рук  потянул  к
берегу.
     Плот толкнулся в скалу, солдаты и гребцы попрыгали  за  борт.  Вперед
вырвался  бочкообразный  рангун,  дешифратор  донес  его  истошный   крик:
"Вперед! Вперед!". И тут же, словно  не  поняв  собственного  приказа,  он
бросился  назад  и,  остановившись  уже  по  колено  в   воде,   потерянно
оборачивался, словно допрашивая себя, как его сюда занесло.
     Мария, непрерывно меняя фазы и силу импульсов, ведя аппарат  по  всей
разбросанной линии атакующих, быстро путала в  каждом  единство  движений.
Рангун, командовавший отрядом, снова выбирался из  воды  на  берег,  снова
орал "вперед!" и сам  же,  вместо  броска  на  защитников,  вдруг  начинал
вертеться - словно собака, преследующая собственный хвост. И  его  солдаты
тоже вертелись, кто вправо, кто влево, у каждого неутомимо трудилась  одна
нога,  другая  отказывала  -  он  бегал  послушной  ногой  вокруг  второй,
окаменевшей.  Наступающий  отряд  превратился  в  скопище  живых  волчков,
вращающихся в разные стороны, толкающихся плечами, сшибающих один  другого
и падающих.
     - Какой прекрасный приступ массового безумия! Какой роскошный концерт
массовой эпилепсии! - восторженно кричал Бах. Он понял, что  Марии  помощь
не понадобится, и,  не  отдаляясь  от  своего  хроноорудия,  весь  отдался
смакованию разгрома неприятелей.
     Командир отряда чудовищным напряжением  воли  преодолел  непослушание
рук  и  ног  и  заковылял,  спотыкаясь  на  ровной  почве,  к   передовому
хроноорудию. Ручной резонатор, покачиваясь в  нетвердых  руках,  угрожающе
нацеливался на  Марию.  Мария  хладнокровно  повернула  хроногенератор  на
подходившего Бессмертного. Предводитель отряда  вразброд  замахал  руками,
выронил резонатор и стал стираться. Он еще был, и его уже не было -  почти
вплотную перед хроноорудием пошатывался  призрак  рангуна,  а  не  рангун.
Призрак повалился наземь и замер. Бах подбежал к  нему:  на  земле  лежало
живое, слабо шевелящееся привидение - сквозь полупрозрачное  бочкообразное
туловище смутно проступали камни.
     - Забери резонатор и сними сетку у него с головы! - крикнула Мария.
     Бах с трофеем в руках убрался к своему орудию.
     Борьба с командиром отряда отвлекла Марию от нейтрализации остальных.
В отряде  восстановилось  подобие  порядка.  Уже  несколько  обезьяноликих
солдат лезли на орудия, безошибочно установив, что в них  основа  обороны.
Нападающие   были   слишком    близко,    чтобы    ограничиться    слабыми
хроноимпульсами. И люди, и  Старейшины  позади  людей,  и  рядовые  дилоны
увидели зрелище, которое могло померещиться лишь  в  малярийном  бреду.  У
нападающих в телах разорвалось  единство  времени.  Вдруг  появились  одни
свирепо оскаленные морды, морды орали и мчались, а  шей,  их  несущих,  не
было, и туловищ не было, и ноги отсутствовали. А  на  другом  краю  отряда
бежали одни ноги без туловищ и голов и чуть  повыше  ног  раскачивались  и
самостоятельно нацеливались несущиеся  сами  собой  резонаторы.  И  где-то
перли одни лохматые туловища без голов, без ног и без рук.
     Еще продолжавшаяся инерция атаки оборвалась. Нападающие валились один
за другим. Все пространство перед двумя хроноорудиями было  усеяно  телами
хавронов.  Мария  остановила  хроногенератор.  Единство  времени  медленно
восстанавливалось - безногие и безрукие туловища  обретали  конечности,  у
безголовых обрисовывались головы.
     - Неплохо, - буднично оценил обстановку Кнудсен. - Теперь  разоружаем
лохматых, пока их силы не восстановились.
     Трое хронавтов снимали с  хавронов  защитные  металлические  сетки  и
собирали брошенные резонаторы. Бах наклонился над сраженным рангуном.  Это
был его старый знакомый Варана,  Бессмертный  No  44,  вместе  с  Кагулой,
Бессмертным No 29, встречавший пленного Баха  в  городе  рангунов.  Варана
приходил в себя; он  еще  не  мог  подняться,  но  в  глазах  возрождалось
сознание.
     - Привет  тебе,  Варана,  вельможа  кровопийцы  и  Верховного  Злодея
Ватуты! - обратился Бах к пленному. - Теперь наши  роли  переменились,  не
так ли? Но в отличие от вас,  обрекших  меня  на  казнь,  я  не  собираюсь
насильственно превращать  в  смерть  ваше  бессмертие.  На  короткий  срок
привили тебе любимую болезнь дилонов, маленькую рассинхронизацию организма
- и все. Как себя чувствуешь, дружок Варана?
     Варана с усилием приподнял голову, оперся руками о скалу. Ответ -  на
хорошем человеческом языке - прозвучал стоном:
     - Спутаны времена мои. Ах, как спутаны времена мои!
     К Баху, услышав его разговор с рангуном,  подошли  Мария  и  Кнудсен.
Аркадий  с  дилонами  относил  в  тыл  отобранное  оружие.  Бах  продолжал
допрашивать пленного:
     - А что мой добрый друг Кагула? Все  ходит  на  задних  ножках  перед
Верховным Злодеем? Что так смотришь? Не узнаешь меня?
     У Вараны уже хватило сил на обстоятельный ответ:
     - Я узнал тебя, иновременник. Ты Бах, археолог, академик  и  человек,
что, как ты сам объяснил, означает одно существо. С твоим  другом  Кагулой
плохо. Ватута заточил Кагулу.
     - Заточил своего любимца? Своего спасителя в битве с Кун Канной? Я не
ослышался?
     - Ты не ослышался, человек и Бах. Кагула отказался  воевать  с  вами.
Кагула сказал, что он вам друг, а не враг. Сейчас Кагула  в  цепях  у  ног
Ватуты. Властитель грозит, что так будет с каждым, кто  ослушается.  Никто
не ослушался, но многие колеблются.
     Варана показал, что хочет подняться. Бах помог ему встать на ноги.  В
разговор вступила Мария:
     - Ты не колебался, верно? Я три раза поражала тебя, пока спутала твое
жизненное время. Ты зашатался лишь после второго хронопопадания.
     Бессмертный No 44 бесстрастно возразил:
     - Я колебался. Но в душе, а не на ногах. Кагула  своим  непослушанием
поразил мою душу, ты поразила мои ноги.
     - Колебался в душе, но всем телом бросился  на  нас!  И  вел  на  нас
озверелых хавронов!
     - Повелительница! Хавроны выполняли мой  приказ,  я  выполнил  приказ
Властителя.
     - Ты назвал меня Повелительницей? - Мария внимательно всматривалась в
рангуна. - Значит ли это, что ты выполнишь мое повеление?  Ты  отрекаешься
от Ватуты?
     - Я в твоем плену и в твоей власти. Приказывай, Повелительница -  так
тебя назвал сам Ватута. Так тебя называем мы все.
     - Очень хорошо! Анатолий, разреши мне действовать?  -  Кнудсен  молча
кивнул. - Варана, мы пойдем на приступ позиций Ватуты. Мы  хотим  выручить
нашего друга Кагулу. Повелеваю тебе принять  командование  над  хавронами,
которых ты отберешь. С нами пойдут, конечно, не все.
     Варана поднял голову.
     - Пойдут все, Повелительница.  Еще  не  было  случая,  чтобы  хавроны
ослушались моих приказов. Я командую гвардией Ватуты. -  И  он  добавил  с
радостью: - Спасем Кагулу! Спасем Кагулу!
     Кнудсен распорядился:
     - Собирайте хавронов. Плот в порядке -  отправимся  на  плоту.  Миша,
погрузи один хроногенератор. Идем мы трое, Аркадий остается.  Поторопимся.
Ватута, наверно, нервничает, что  долго  нет  победных  реляций,  и  может
сообразить, что это означает поражение.
     Кнудсен направился к группе стоявших поодаль Старейшин.
     - Друг мой Гуннар Гунна! - сказал он с чувством. - Твоя замечательная
идея осуществлена, мы породили в неприятеле жуткую  рассинхронизацию,  они
из воинского  отряда  превратились  в  обезумевшее  стадо.  Спасибо  тебе,
Верховный Провидец!
     Вещий Старец величественно протелепатировал:
     - Рад, пришелец, что ты  убедился  в  могучей  силе  Высшего  Разума,
свободно опровергающего незыблемые законы природы. А  мы  убеждаемся,  что
вы, люди и хронавты, что, впрочем, как мы твердо установили, одно и то же,
могли бы стать  добрыми  помощниками  воплотителей  Высшего  Разума.  Наше
проникновение в любые проблемы, ваши мобильность и энергия  так  дополняют
одно другое, что слияние их породит новую всемирную силу. Я  знаю,  вы  не
любите и неспособны всем в себе отдаваться вдохновенному  размышлению.  Но
если ты  преодолеешь  это,  впрочем,  извинительное  для  людей  нежелание
всецело  сосредоточиваться  на  мысли,  то   непременно   поймешь,   сколь
благотворен будет наш союз Высшего Разума и Физического Динамизма.
     Кнудсен поспешно сказал:
     - Непременно поразмыслю о твоем великолепном совете.  Но  не  сейчас.
Снаряжается плот для десанта на тот берег. Не  хотите  ли  сопровождать  в
последний бой людей и перешедших к нам рангунов?
     На лице Верховного Провидца выразилось замешательство.
     - Мне нужно поразмыслить, пришелец. Столько важных аргументов за твое
удивительно красивое  предложение  -  и  столько  убедительных  аргументов
против. Я должен выяснить разумное соотношение тех и других.  Позволь  мне
не торопиться с ответом.
     Он впал в очередную сосредоточенность. Кнудсен более  не  вмешивался.
Он понял: дело сделано, - и пошел к плоту.



                                    12


     Хавроны, как и обещал  Варана,  не  выказали  ни  замешательства,  ни
сопротивления, когда узнали, что они отныне  солдаты  пришельцев  и  будут
воевать против своих господ. Гарантией, что новая борьба законна, было уже
то, что  их  неизменный  предводитель  Варана  сразу  перешел  на  сторону
пришельцев, потерпев неудачу при высадке. Они даже не вполне  верили,  что
то была их военная неудача, а не временное помрачение  умов  и  непонятный
упадок сил, - впрочем, от грозной Долины гибели можно было  ожидать  любой
беды, а загадочных и необъяснимых происшествий - тем более.
     Варана вернул своим солдатам отобранное оружие, они  повеселели  и  с
новым приливом мужества ожидали приказа к сражению.
     - Мне сдается, им безразлично против кого  и  за  кого  сражаться,  -
заметил Бах, с любопытством  разглядывая  ряды  хавронов.  -  Отличные,  в
общем, ребята! С тремя я даже сдружился. Их звали Бедла,  Кадла  и  Рудла,
они непрерывно называли свои имена и оказывали мне всяческое почтение.  Их
всех сразил министр Прогнозов и Ведовства, робкий  по  натуре  Кун  Канна,
когда так отважно бросился меня защищать.
     - Кун  Канна  был,  конечно,   предателем,   но   довольно   странным
предателем, - задумчиво сказал Кнудсен. - Из страха перед Ватутой  обрушил
на своих собратьев ужасные бедствия, а сразу после этого напал на  Ватуту,
зная, что ничто, кроме гибели, не может его ожидать.
     Около Марии, не отходившей от хроногенератора, встал  Варана.  С  ним
подошли четверо рослых солдат.
     - Повелительница, командовать сражением будешь ты?
     - Старший у нас капитан Кнудсен. Но в бой поведу вас я.
     - Я выделил  для  твоей  охраны  двух  солдат.  Двое  других  помогут
передвигать орудие. Сам я пойду с десятком хавронов  прямо  на  Ватуту.  К
счастью, он не догадывается, что я теперь с вами.
     - Ты уверен в этом?
     - Он ожидает депеши, что мы захватили скалу. Я депеши не  послал.  Он
подумает, что сам хочу доложить о победе. Когда  он  выйдет  ко  мне,  бей
сразу, не ожидая, что он скажет мне и что отвечу я.
     - Почему же сразу? Узнав, что ты у нас  и  что  мы  используем  новое
оружие, он покорится. Он уже покорялся.
     - Теперь он не покорится. Он взял у  Дилая  те  страшные  резонаторы,
которые  погубили  столицу  дилонов.  Когда  я  отплывал,  пленные  дилоны
заканчивали монтаж орудия.
     - Мой хроногенератор не даст применить резонаторы  -  ни  ручные,  ни
стационарные.
     Варана презрительно усмехнулся. У рангунов  лица  были  подвижные,  с
быстро меняющимся выражением. Варана выглядел серьезней  других  рангунов,
и, когда на его лице появлялась усмешка, оно казалось  еще  выразительней,
чем у его собратьев.
     - Повелительница, ты преувеличиваешь свои возможности. Я  видел,  как
ты умело стреляешь. Но если почва затрясется, если сама ты  повалишься  на
камни, а орудие твое понесется вскачь от  тебя,  обстрел  не  удастся.  Ты
должна поразить Ватуту до того, как взмахом руки он  раньше  тебя  откроет
бой.
     Мария с минуту раздумывала.
     - Ты отдаешь себе отчет, что и сам попадешь в зону обстрела вместе  с
Ватутой?
     - Да. Но раз я на вашей стороне, я хочу обеспечить вашу победу. И еще
одно, Повелительница. И ты, и твои друзья не должны показываться,  пока  я
не встану рядом с Ватутой. Охранники прикроют тебя, а остальные люди пусть
затаятся.
     Все было разумно в плане Вараны - и очень рискованно. Мария подошла к
Кнудсену и Баху посоветоваться. Кнудсен  спросил,  верит  ли  она  сама  в
верность нового союзника? Мария верила. Тогда,  решил  капитан  хронолета,
подчинимся  его  совету.  Если  Варана  изменник,  он  все  же  не  успеет
предупредить Ватуту до того, как Мария начнет обстрел. А  если  верен,  то
нет ничего лучше, как поступить по его совету.
     - Мы   согласны,   Варана,   -   сказала   Мария,    возвращаясь    к
хроногенератору,  замаскированному  фигурами  стоявшей  к  нему   вплотную
охраны.
     Сдержанный Бессмертный No 44 - Бах успел сообщить, что  в  плену,  во
время его долгой беседы  с  Кагулой,  Варана,  сопровождавший  Кагулу,  не
обмолвился ни единым словом - и на этот раз в ответ только молча  наклонил
голову.
     Плот медленно подплывал к берегу. Из воды  торчали  крыши  палаток  и
оборонительные щиты - хлынувшая с гор вода затопила сооружения, какие были
пониже. Поодаль - в линию - размещались летательные шары, на  них  рангуны
со  своими  солдатами  недавно  прибыли  в  Долину  гибели.  Двойная  цепь
вооруженных хавронов выстроились на пологом склоне. Между рядами  хавронов
сновали рангуны, несколько Бессмертных выбежали навстречу плоту. Ватуты не
было.
     Толкнувшись в щит, плот остановился. Варана,  сделав  своим  солдатам
знак оставаться, сошел на берег. К нему метнулись рангуны. У Марии  сильно
забилось сердце. Если  Варана  изменник,  он  придумал  отличное  средство
победить людей - самый раз рангунам наносить упреждающий  удар!  Но  толпа
рангунов  расступилась,  Варана  шагал   дальше   один,   остальные   лишь
сопровождали его на отдалении.
     На склоне  горы  показался  Ватута.  Он  сделал  с  десяток  шагов  и
остановился. Две  Гаруны,  преследовавшие  на  небосклоне  одна  другую  в
необычайной своей взаимной погоне, заливали косым  сиянием  мощную  фигуру
Властителя. Он не просто стоял, а красовался - видный и своему  войску,  и
хавронам на плоту, и людям, таившимся за широкими спинами лохматых солдат.
Варана приближался к Властителю. И  не  дойдя  двух-трех  шагов,  повернул
голову назад. Это был условный знак, и Мария не потеряла ни секунды.
     Охранники,   маскировавшие   хроногенератор,   расступились.   Ватута
зашатался,  завертелся,  замахал  руками,  свалился  на  камни,  судорожно
подергался и замер. Рядом рухнул Варана. Долгую  минуту  Мария  ожесточено
осыпала два неподвижных тела хроноимпульсами - массивная фигура Властителя
стала терять очертания и стерлась, на камнях покоился лишь силуэт.  То  же
произошло и с Вараной - обоих выбросило  в  какое-то  иное  время,  не  то
прошедшее, не то грядущее, - Мария не знала.
     И лишь  убедившись,  что  с  Властителем  рангунов  покончено,  Мария
повернула аппарат на его солдат и  офицеров,  нестройно  карабкавшихся  на
гору помочь Ватуте. Нескольких импульсов хватило, чтобы внести  разброд  и
смятение в их толпу; три шара взлетели  над  горой  -  два  Мария  сшибла.
Настал черед войска, сгрудившегося у воды. Многоголосый вопль  ответил  на
хроноудар.  Мария  оставила  хроногенератор  и  велела  хавронам,  каменно
стоявшим на плоту, сходить на берег и собирать оружие.
     - А мы пойдем спасать Кагулу и брать Ватуту в  плен,  если  он  успел
восстановиться в нашем времени, - сказала Мария Кнудсену и Баху.
     - Оставишь плот без охраны? - спросил Кнудсен.
     Мария пренебрежительно махнула  рукой.  Оставлять  или  не  оставлять
оружие без охраны - дело капитана, а не ее. Он командир и стратег,  она  -
воин.  Сама  она  не  сомневается,  что   никто   и   не   подступится   к
хроногенератору. Да и кто о нем знает, кроме Вараны, а он наш, и он  лежит
вон там, с трудом возвращаясь в свое время.
     - Ты права. Поторопимся найти Кагулу.
     Три человека с трудом пробирались между толкающихся, орущих хавронов,
между бессмысленно слоняющихся рангунов. Все были живы,  ни  на  одном  не
было телесных повреждений  -  и  ни  один  не  держался  нормально.  Берег
превратился в шумное сборище потерявших  себя  безумцев.  Какой-то  рангун
побежал и едва не свалил Баха, тот сердито крикнул: "Смотри  куда  идешь!"
Рангун остановился, посмотрел на Баха, не увидел его и снова двинулся  как
бы сквозь него - археолог еле увернулся. Два  хаврона,  стоя  один  против
другого, толкались руками: они хотели идти, ни один не давал другому пути,
а что можно обойти, они не соображали. Между лишившимися четкого  сознания
неприятелями деловито сновали хавроны с плота, отбирая оружие.
     - Впечатление, будто обитателей сумасшедшего дома выпустили скопом на
прогулку, - поделился наблюдениями Бах.
     - И ведь никто, держа оружие, не  пускает  его  в  ход,  -  задумчиво
сказал Кнудсен. - Страшное было бы зрелище, если бы они стали обстреливать
окружающих.  Какое  чувство  дисциплины!  Даже  потеряв  себя,   сохранили
понимание, что без приказа оружие не должно действовать.
     - Инстинкт, а не понимание! - проворчал Бах.
     Варана, уже восстановившийся, приподнялся, увидев  людей.  Бах  помог
ему встать на ноги. Кнудсен отыскивал Ватуту. Ни вблизи, ни поодаль Ватуты
не было.
     - Потом разберемся, куда мы его забросили - в будущее или в  прошлое,
- сейчас отыскиваем Кагулу. Варана, ты не знаешь, где Кагула?
     - Знаю. Немного выше пещера, где был Ватута. Он держал  Кагулу  около
себя.
     В  пещере  -  небольшом  логове,  тускло  освещенном  самосветящимися
стенами, лежал  связанный  Кагула.  Варана  стал  развязывать  его,  Мария
помогала. Бах торжественно произнес:
     - Привет тебе,  мой  добрый  друг,  Бессмертный  No  29!  Мы  явились
вовремя, чтобы сохранить твое бессмертие от гибели.
     Кагула потопал ногами, чтобы восстановить кровообращение.
     - Я знал, что вы явитесь, я знал. Жаль, что Ватута ускользнул!
     - Как понимать  -  ускользнул?  Ватута  где-то  в  будущем.  Впрочем,
возможно, что и в прошлом. В общем, в  нашем  времени  встреча  с  ним  не
грозит.
     - Ты ошибаешься, иновременник. Он не в прошлом и не в  будущем,  а  у
Дилая. Он быстро пришел в себя после вашего нападения и хотел утащить меня
с собой, но не смог развязать, не смог... Он улетел на шаре. Я покажу  вам
склады Дилая, я покажу...
     Люди разочарованно переглядывались. Мария вспомнила,  что  над  горой
взмыли три шара; два она сбила, третий улетел - на нем, видимо,  и  спасся
Ватута. Кнудсен вызвал Аркадия. На ручных экранчиках появился  улыбающийся
хроноштурман и заговорил первым:
     - Поздравляю, друзья, с удачей! Мне хорошо видно, как  мечутся  воины
Ватуты. Анатолий, не пора ли убираться со скалы?  Расщепляющийся  материал
заполняет "преисподнюю", она и впрямь превращается в настоящее пекло,  там
уже такое выделение тепла, что припекает. Наши  добрые  Старейшины  что-то
часто перебирают ногами. Жду указаний и распоряжений.
     Кнудсен разрешил эвакуацию "преисподней" - нападение  на  нее  теперь
исключено. Аркадий должен позаботиться о срочной  эвакуации  обезоруженной
армии Ватуты куда-нибудь в страну дилонов. Они трое - Миша, Мария и  он  -
отправляются добывать бежавшего Ватуту, их сопровождают рангуны  Кагула  и
Варана и несколько верных хавронов. Пусть Аркадий доставит три  авиетки  с
боевым снаряжением.
     В каждой из трех авиеток за пульт сел человек. В свою авиетку Кнудсен
взял Кагулу и Варану. Варана не знал, где убежище хранителя Огня и Энергии
Дилая,  оно  держалось  в   большой   тайне.   Но   Кагула,   руководивший
Строительствами и Разрушениями, бывал там часто -  он  уверенно  показывал
путь.
     - Здесь! - сказал Кагула, показывая на лесистые горы внизу. Кнудсен с
удивлением посмотрел на рангуна: у молодого Бессмертного дрогнул  голос  -
местечко, видимо, было из священных, и Кагулу приводила в смятение  мысль,
что он явился сюда с оружием  в  руках.  Возможно,  было  и  не  так,  как
вообразилось  капитану  хронолета,  но  он  не  стал  доискиваться  правды
длительным размышлением, а, выбрав место, посадил авиетку.
     Рядом  опустились  другие  авиетки.   Варана   скомандовал   хавронам
выгружать снаряжение. Кнудсен предложил Баху и  Марии  оборудовать  боевую
позицию - не исключено, что убежище Ватуты и Дилая придется  брать  силой.
Сам он с Кагулой отправится  на  последние  переговоры  с  Ватутой.  Мария
потребовала,  чтобы  и  ее  взяли  на  переговоры:  Ватута   еще   недавно
прислушивался  к  ее  настояниям,  она  надеется,  что  и  сейчас   сумеет
воздействовать на него.
     Хранилище Огня и Энергии, как и все  убежища  рангунов,  представляло
собой пещеру в горе, вход в нее закрывали кусты.  Кагула,  очень  бледный,
лишь показал направление, но идти впереди  не  осмелился  -  первым  шагал
Кнудсен. То ли от слабости, то ли от страха  Кагула,  замедлив  шаг,  стал
пошатываться. Не пройдя и сотни шагов в гору, он воскликнул с испугом:
     - Ватута! Дилай!
     Кнудсен остановился. Впереди никого не было,  капитан  хронолета  уже
решил, что рангуну  от  волнения  померещилось,  но  в  эту  минуту  кусты
раздвинулись.  Наружу  вышел  Ватута  и   с   ним   маленький   рангун   с
непропорционально большой головой. Оба встали на крутом склоне, метров  на
десять выше подходивших хронавтов и Кагулы.
     - Ни  шагу  дальше!  -   приказал   Ватута.   -   Приветствую   тебя,
Повелительница. Ты отлично управляешься с  орудиями,  я  бы  взял  тебя  в
начальницы моих резонаторов дальнего действия. И тебя приветствую, капитан
Кнудсен, ты гораздо  лучше  командуешь  своим  войском,  чем  Варана  моей
гвардией, - недаром он так легко переметнулся  к  тебе.  А  тебя,  Кагула,
презираю - ты изменник! Ты отказался слушаться меня.
     Видимо, Кагулу нужно было оскорбить, чтобы он отделался от страха.  В
его ответе не слышалось ни робости, ни смирения:
     - Скажу тебе то же, что говорил раньше, Великий  Ватута:  я  слушаюсь
разума, а ты впал в безумие, ты впал... Твое восстание бессмысленно -  сам
видишь это, сам видишь.
     - Вижу, что мой бывший любимец Кагула  попал  под  влияние  автодумов
дилонов, сдружившихся с людьми. Я давно подозревал  в  тебе  это  пагубное
перерождение. Недаром ты так охотно беседовал с  тем  бешеным  трусом  Кун
Канной, моим министром Прогнозов и Ведовства.
     - Я спас тебя от нападения Кун Канны, я спас, - с достоинством указал
Кагула. - Если бы не я, твоя голова и твои руки отлетели бы от туловища.
     - Ты только исполнил свой долг, Кагула. Ты ясен, с тобой толковать не
о чем. Пусть люди скажут, чего хотят.
     - Мы пришли за тобой, Ватута, - сказал Кнудсен.
     - Пришли за мной, но уйдете ли отсюда сами?
     - Восстание не удалось, пора прекращать войну.
     - Восстание не удалось, война продолжается.
     - Ватута, не безумствуй! - воскликнула Мария. - У тебя такая  светлая
голова, ты не можешь не понимать!..
     Ватута страстно прервал ее:
     - Перестань, Повелительница! Я честно подчинялся твоей воле, пока  вы
не решили все переменить на планете.
     - Не мы, Ватута! Сама природа уготовила вам гибель, мы спасаем вас!
     - Природа со мной не разговаривала, со мной разговаривали вы.  Почему
я должен вам верить? И отчего вы нас  спасаете?  Лишаете  нас  бессмертия,
разве не так?
     - Ты погибнешь, отстаивая свое мнимое бессмертие!
     - Умереть,   защищая   бессмертие,   -   разве   это   плохая   доля,
Повелительница? Покорюсь я или нет, все равно  меня  ждет  участь  жалкого
смертного. Так хоть поборюсь. Бессмертие стоит смерти - тебе  не  нравится
такая формула, Повелительница?
     - Мне не нравится твое упрямство, Ватута, - сказала она с горечью.
     Кнудсен решил подвести итоги спору:
     - Слушай меня, Ватута. Внизу  установлен  хроногенератор.  Прицельные
фазы сдвинуты на разные углы.  Надеюсь,  ты  прекрасно  понимаешь,что  это
значит. Знаешь, что, когда мы начнем обстрел вашего  логова,  вас  пронзит
тяжкая болезнь дилонов - рассинхронизация.  И  она  поразит  вас  обоих  в
тысячекратном усилении. После этого мы  возьмем  вас  голыми  руками.  Даю
полчаса на раздумье.
     - Полчаса мне вполне хватит на  подготовку  к  ответу,  -  насмешливо
бросил Ватута.
     Ватута и карлик Дилай скрылись в чаще кустов.  Кнудсен  быстро  пошел
вниз.
     - Скорей, скорей! - командовал он. - Ватута задумал что-то  скверное.
Нужно до исхода получаса приготовиться к неожиданностям.
     Кнудсен  приказал  хронавтам  подготовить  защитные   хрономоторчики.
Рангуны и хавроны тесно обступят Марию и Баха  -  они  будут  под  защитой
людей. Аркадия в безумном лесу спасло, что он на несколько минут  отпрянул
в прошлое от сиюмгновенности.  Возможно,  и  сейчас  придется  уходить  из
настоящего минут на десять.
     - Я дам знак на уход в прошлое -  действовать  тогда  мгновенно!  Сам
займу позицию у хроногенератора.
     Когда  подготовку  к  защите  закончили,  Кнудсен   с   беспокойством
посмотрел на гору и произнес - скорей для себя, чем для  товарищей,  тесно
сгрудившихся неподалеку:
     - Прошло пятнадцать минут. Вряд ли Ватута обещанные полчаса...
     Над горой взвилось огненное облако. Кнудсен дал знак уходить. Мария и
Бах включили защитные хрономоторы. На позиции людей обрушилась туча камней
- они их не увидели.  Грохот  взрыва  потряс  окрестности  -  они  его  не
услышали. А когда спустя несколько минут Мария и Бах синхронизировались  в
настоящем, они не узнали окружающего мира.  Гора,  взорванная,  еще  тяжко
оседала, по склонам рушились выброшенные из почвы  деревья,  груды  камней
завалили площадку, где недавно размещалась боевая позиция. Мария  кинулась
к хроногенератору - он валялся  изуродованный,  холодный  и  ни  для  чего
больше не пригодный. Кнудсен, окровавленный, пытался встать на ноги.
     - Ты ранен, Анатолий?  -  спрашивала  Мария,  вытирая  кровь  с  лица
капитана хронолета. - Где ранен? Да ответь, я так волнуюсь!
     Он сделал попытку улыбнуться.
     - Немного ранен. Запоздал с уходом в прошлое.  Еще  повезло,  что  не
вовсе остался в настоящем...
     - Повезло! - говорила она, все более волнуясь. И это было страшно  на
нее непохоже. - Хорошо везение: весь в  крови,  весь  в  ссадинах,  голова
разбита...
     К ним подбежали Бах и  Кагула.  Бах  подхватил  Кнудсена  под  мышки.
Опираясь спиной на друга, Кнудсен показал рукой на гору.
     - Погребен навеки!.. Тысячи тонн над Ватутой! Устроил себе могилу!..
     Они молча глядели на взорванную, осевшую гору -  густое  облако  пыли
медленно, лениво, как бы сознавая никчемность всякой спешки, клубилось над
бывшей вершиной. Внезапно тяжкое содрогание  свело  землю.  Затем  донесся
грохот дальнего взрыва. Взрыв повторился и стал непрерывным тяжким  гулом,
разносившимся по всей планете.
     - "Преисподняя" превратилась в вулкан! - радостно воскликнул Кнудсен.
- Друзья мои, друзья! Мы полностью выполнили свою миссию!



                                    13


     У койки раненного капитана хронолета сидели Мария и Бах и  беседовали
о событиях на Дилоне.
     - Хочу немного пофилософствовать, - сказал академик. - Думаю  о  том,
что мы совершили на планете, - и многого не понимаю. Надеюсь, ты  рассеешь
мои недоумения.
     Кнудсен улыбнулся.
     - Я не философ, а астрофизик и хронист. Попытаемся вместе решить твои
недоумения. Начинай с главного.
     - Начну со странных видений Асмодея, забросившего себя в будущее. Они
содержат объективную истину?
     - Конечно. Почему ты сомневаешься в этом?
     - Потому, что не будет  того  будущего,  какое  он  увидел.  Будущее,
которого не будет, - вот парадокс! Предложить бы решение  этого  парадокса
Вещему Старцу, он же Великий Провидец!..
     - Обойдемся без старцев и провидцев. Мы хоть и не воплотители Высшего
Разума, но достаточно разумны, чтобы разобраться в простой проблеме.
     - Простой проблеме?
     - Да,  Миша.  То  будущее,  которое  Асмодей  увидел,   должно   было
объективно наступить, если  бы  нас  с  тобой  не  было.  Оно  естественно
вытекало из закономерностей природы - и потому  Асмодей  его  увидел.  Оно
реально в том смысле, что иным быть не могло. Но появились мы,  и  будущее
будет иным - и столь же реальным, как  было  бы  то,  в  котором  очутился
Асмодей.
     - Итак, мы та высшая сила,  которая  меняет  объективное  развитие  в
природе?
     - Мы просто одна из сил природы - сила разума, столь же естественная,
как и слепые ее силы. Природа меняет саму  себя  через  посредство  нашего
разума, он - ее собственная функция. Вспомни,  что  наши  предки  в  эпохи
общественной разобщенности составляли  правдивые  прогнозы,  но  поскольку
сами творили свою историю, то, пугаясь неблагоприятного  будущего,  меняли
настоящее - и будущее получалось не по предсказанию.  Раньше  люди  меняли
свое завтра, теперь мы доросли до преобразования завтра природы,  то  есть
она сама осуществляет преобразования себя, используя свою  высшую  силу  -
наш разум. По-моему, ясно.
     - Как в подземелье в глухую полночь. Ладно, буду думать.
     В каюту вошел Аркадий.
     - Дилоны и рангуны пришли прощаться.
     Первым вошел Гуннар Гунна, за ним Кагула. Кнудсен показал  гостям  на
диван. Вещий Старец торжественно поблагодарил хронавтов за все их  услуги.
Главная услуга - вечный  мир,  так  успешно  восстановленный  на  планете.
Дилоны и рангуны - отныне братья. Они в сладостном  плену  друг  у  друга.
Рангуны приняли в почетный плен Высокий  Разум  дилонов,  дилоны  взяли  в
радостный  и  плодотворный  плен  энергию  и  деловитость  рангунов.   Это
необыкновенное слияние разума и силы сулит прекрасное будущее. Он  уже  не
говорит о  том,  что  зловещая  борьба  двух  светил  ослабляется,  вскоре
восстановится   единое   время   и   сами   собой   отомрут   злые   хвори
рассинхронизации у дилонов и тягостное пустое бессмертие у рангунов.
     Вещий Старец разглагольствовал так долго, что у Кнудсена  сами  собой
стали  опускаться  веки.  Кагула  коротко  согласился  со  всем,   о   чем
повествовал Гуннар Гунна,  Воплотитель  Высшего  Разума,  и  в  заключение
вполне по-человечески пожал людям руки.
     Бах и Аркадий пошли провожать гостей. Кнудсен с улыбкой сказал Марии:
     - Вот и завершилась экспедиция на Дилону. И, как принято в  старинных
романах, завершилась счастливым концом.
     В каюту снова вошел Аркадий.
     - Анатолий, по  твоему  приказанию  принял  на  время  твоей  болезни
командование хронолетом "Гермес". Корабль взлетел с Дилоны и лег на  новый
курс.
     - Покажи курс, Аркадий.
     В  каюте  капитана  висела  рейсограмма.  Аркадий  показал  на   ярко
засветившуюся на карте Гаруну Голубую. Они идут на эту звезду,  непрерывно
меняя фазу рейсового времени. Где-то за Гаруной  еще  не  видная  точка  -
космическая черная дыра, царство схлопнувшейся галактики,  исчезнувшей  из
местного  космоса.  Когда  физическое   время   на   "Гермесе"   полностью
преобразуется, черная дыра распахнется на всю ширь неба миллиардами  своих
звезд. Их курс - на те неведомые звезды обратного времени.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: