Фэнтези - Виталий Слюсарь

Рассказы

		Слюсарь Виталий
		Рассказы

 Автобиография
 ОКЕАН
 КИСКА
 СЫН ДОЖДЯ
 РЕАЛЬНОСТЬ
 СЕРЕЖА
 СТЕНЫ
 СВОЙ МИР



 Слюсарь Виталий Федорович
 Родился 9 мая 1971 года
 Живет в г.Запорожье (Украина)
 До 1996 года писал под псевдонимом "Вистар"

 Виталий любезно согласился ответить на вопросы "Руматы":

   1. Когда и при каких обстоятельствах Вы начали писать?  Каковы основ-
ные периоды Вашего творчества?
     Писать всерьез я начал с  1989-90  гг.  Собственно  говоря,
сочинительством я  баловался  еще  с младших классов,  но то все
было наивно и  несерьезно.  Припоминается  что-то  про  разумные
кристаллы и  синих  пришельцев-захватчиков.  К  сожалению,   эти
рассказики давно  где-то  затерялись,  а  жаль.  Было бы забавно
сейчас почитать...
     Выделить в  своем творчестве какие-либо периоды мне сложно.
Стараюсь не зацикливаться на определенных темах.

2. Каким образом в ваших произведениях преломляются  Ваш  личный
опыт и события общественной жизни?
     Личный опыт  помогает более реалистично обосновать мотивы и
поступки персонажей  в   различных   ситуациях.   Что   касается
общественной жизни, то она, увы, служит образчиком того, "как не
должно быть"...  Поэтому мне куда интереснее  присматриваться  к
людям, находить  среди  них  незаурядные характеры.  Я полностью
согласен с  позицией  Стругацких,  что  даже  в   фантастических
произведениях должны  действовать  реальные  люди.  Ведь еще Лев
Толстой сказал,  что выдумать  можно  все,  кроме  психологии...
Многие мои герои имеют прототипы в жизни.

3. Творчество каких писателей Вам нравится больше всего? Кого Вы
можете назвать своими учителями?
     Учителями своими считаю писателей,  книги которых произвели
на меня глубокое впечатление,  заставили и научили думать.  Могу
назвать Аркадия и  Бориса  Стругацких,  Станислава  Лема,  Ивана
Ф.М.Достоевского, Толкина,   Джека  Лондона...  Этот  ряд  можно
продолжать и продолжать.

4. Как и при каких обстоятельствах  Вы  узнали  о  существовании
"Руматы" и решили вступить в Ассоциацию?
     В 1991  году  я  случайно  увидел в "Комсомолке" объявление
Алексея Лебедева.  Он  просил  откликнуться  молодых  начинающих
писателей-фантастов. Я решил написать ему.  Вот так и завязалась
наша переписка, которая продолжается и по сей день.

5. Пытались ли Вы опубликоваться где-то кроме сборников "Руматы"
и насколько успешно?
     Легче сказать,  где я не пытался опубликоваться... Рассылал
свои произведения практически во все более или  менее  известные
журналы. Иногда  получал  стандартные  ответы-отписки (их у меня
набралось изрядное количество),  но чаще - ничего.  Это  здорово
напоминает попытки  установить  контакт  с братьями по разуму по
по программе SETI. С тем же результатом.
     Правда, однажды  мне  удалось  пробиться.  В  1994 году мой
рассказ "Встреча" победил на  конкурсе  нашего  республиканского
радио и прозвучал в передаче для любителей фантастики.

6. Как Вы относитесь к творчеству других руматовцев?
     С большим интересом. Дабы не обидеть одних авторов, выделяя
других, скажу, что каждый автор интересен по-своему.

7. Расскажите о своей жизни, работе и увлечениях.
     По профессии я переводчик. Постоянной работы, увы, не имею,
время от времени подрабатываю репетиторством и переводами. Такой
образ жизни не приносит  больших  денег,  зато  оставляет  массу
времени на творчество и книги.
     Помимо литературы в круг моих интересов входят  живопись  и
музыка. Глубоко уважаю творчество таких мастеров,  как Сальвадор
Дали, К.Малевич,  В.Кандинский,  Пауль  Клее.   Иногда   пытаюсь
изображать что-то сам, предпочитая графику.
     В музыке я практически всеяден.  По настроению могу слушать
почти все, однако не выношу откровенной примитивщины и того, что
называют "отечественной эстрадой". Предпочитаю старый добрый рок
и современную электронную музыку.

8. Что бы Вы могли посоветовать начинающим писателям?
     Советовать что-либо можно лишь с высоты достигнутого.  Я же
пока заметных вершин  не  достиг,  но  пытаюсь.  Чтобы  добиться
успеха,    надо    обладать   трудолюбием,   достойным   Сизифа,
маниакальным упорством и терпением,  умением критически смотреть
на плоды   своего   творчества.   Не   бойтесь   переписывать  и
переделывать снова и снова,  выбрасывать  и  начинать  заново...
Главное - не терять уверенность в себе, не опускать руки, упорно
работать, и тогда, как говорится, все у нас получится!

9. Что бы Вы хотели передать Вашим читателям?
     Читателям, которые,  надеюсь,  у  меня  есть,  я  хотел  бы
сказать  "спасибо"  за внимание к моим опусам,  а также заверить
их,  что я и в будущем постараюсь оправдать  их  доверие.  Ждите
новых  моих  произведений и,  я надеюсь,  не только на страницах
сборников "Руматы".

     апрель 1997


                             Вистар
                             ОКЕАН

     Маяк появился  неожиданно,   будто   вынырнул   из   глубин
вздымавшегося мрачными серыми волнами моря. Хлопотливо стрекотал
мотор, катер  проворно  приближался  к   островку.   Небо   было
пасмурным, под  порывами  ветра  клубились  темные осенние тучи.
Приближалась непогода - ветер становился резче,  срывая  с  волн
клочья пены,  неся  по воздуху мельчайшую водяную пыль;  темнела
вода...
     Соколов чувствовал себя неуютно, его тошнило от вездесущего
запаха йода. Он посмотрел на красное обветренное лицо деда Ивана
и отчетливо осознавал свою здесь неуместность.  В старом бушлате
и потертой фуражке с якорем, сдвинутой на бок, дед Иван выглядел
как настоящий морской волк.  Правда,  вместо трубки в углу рта у
него дымилась "беломорина".  Он  щурился  от  ветра,  насмешливо
поглядывая на пассажира, но молчал.
     Катер подошел к  небольшому  бетонному  причалу.  Дед  Иван
заглушил мотор,  прошел на нос катера так,  словно для него и не
существовало качки, и прокричал стоящему  на  причале мужчине  в
черной ветровке:
     - Эй, Сашко! А ну, лови...
     Он бросил  трос.  Через  пару  минут  Соколов  уже стоял на
твердой земле.  Дед Иван и смотритель маяка выгружали из  катера
какие-то ящики. Когда они подошли поближе, Соколов услышал слова
"морского волка":
     - А это,  Сашко, стало быть, гость к тебе, товарищ Соколов,
писатель из столицы.
     Смотритель маяка  протянул  руку,  но  взгляд его оставался
твердым и холодным.
     - Здравствуйте,  -  проговорил  он  сквозь  зубы не слишком
радушным тоном. - Ивченко, Александр.
     - Очень приятно...  Евгений. - Соколов почувствовал крепкое
рукопожатие.
     - Товарищ  писатель  хочет пожить у тебя несколько дней,  -
пояснил дед Иван.
     - Да,   знаете   ли...   -   улыбнулся   Соколов,  чувствуя
неловкость. - С детства мечтал побывать на необитаемом  острове.
Вы не возражаете?
     Ивченко ничего не ответил.
     - Ну,  ладно,  мне  возвращаться  пора,  - сказал дед Иван,
поправляя фуражку. - Ветер с севера, завтра шторм придет - спину
на него, будь он неладен, с утра ломит...
     Старик закурил  новую  сигарету   и   спрыгнул   в   катер.
Затарахтел мотор, катерок быстро поплыл прочь, оставляя за собой
белый пенный след.
     Смотритель маяка   взял  два  ящика  и  быстро  зашагал  по
тропинке, ведущей к маяку,  не  оглядываясь.  Соколов  прихватил
свой чемодан и оставшуюся коробку и последовал за ним.
     Маяк стоял посреди  острова,  возвышаясь  над  ним  подобно
древнему рыцарскому замку. Остров был скалист и невелик, над ним
в тревожной предштормовой суете с  криками  носились  чайки.  От
горизонта до  горизонта  простирался океан,  его волны двигались
ровными рядами, и в этой стройной системе вместе с громом прибоя
чувствовалось нечто почти живое...
     Ивченко толкнул дверь и пропустил гостя в темное помещение.
Щелкнул выключатель, загорелась тусклая лампочка. Голые каменные
стены были увешаны множеством разных вещей,  из которых Соколову
были понятны только мотки веревок и керосиновый фонарь.  Ивченко
поставил ящики в чулан,  стянул мокрую куртку.  Соколов  повесил
свой   отяжелевший  от  сырости  плащ  на  гвоздь  рядом.  Потом
смотритель жестом  пригласил гостя подняться по  узкой  винтовой
лестнице.   На   втором   этаже   начиналось   собственно  жилье
смотрителя.  Обстановка была более чем  скромной,  но  здесь  по
крайней мере  было тепло,  сухо и даже уютно.  Ивченко бросил на
диван пачку газет - почту, привезенную катером, - и сказал:
     - Располагайтесь. Я пойду приготовлю что-нибудь на ужин.
     Соколов сел на диван,  развернул первую попавшуюся  газету.
Ему   в   глаза  бросились  несколько  заголовков:  "Торнадо  на
восточном  побережье  США",  "Цунами  обрушивается  на  Японию",
"Шторм  у берегов Франции".  "Здесь тоже шторм разыграется не на
шутку", - подумал он, прислушиваясь к реву ветра за окном.
     За ужином  Ивченко  не  расспрашивал гостя - кто он,  зачем
приехал. Соколов понял,  что он не привык много разговаривать, и
решил начать  разговор  первым  -  угрюмая  молчаливость хозяина
начала действовать ему на нервы.
     - Ну и шторм! Ничего подобного в жизни не видел.
     - Это еще  не  шторм.  Шторм  придет  к  утру...  -  сказал
Ивченко, помолчал и добавил: - Вы и в самом деле писатель?
     - Надеюсь,  что так,  - пожал плечами Соколов. - По крайней
мере, некоторые  мои  книги имели успех:  "Ночное солнце",  "Это
случилось завтра"...
     - Послушайте,  а зачем вы сюда приехали?  - спросил Ивченко
напрямик.
     - Я  родился  и  вырос  в городе.  Море видел раза два,  не
больше, - ответил Соколов.  - Но если я причинил вам неудобства,
то...
     - Катер придет только через неделю. Ну, и как вам океан?
     - Есть   в  нем  какая-то  первобытная,  дикая  сила!  Его,
по-моему, очень трудно описать так, чтобы вышло по-настоящему.
     - Знаете,  почему?  Океан живет своей, непостижимой для нас
жизнью. Он слишком велик для человека,  и  потому  непонятен.  А
великим и непонятным можно либо восхищаться, либо бояться его.
     Эти слова удивили Соколова:  он никак  не  ожидал  услышать
нечто подобное  от  мрачного смотрителя маяка.  В первую ночь он
долго не мог уснуть.  Свистел ветер, грохотал прибой, раздавался
басовый рев маяка,  перекрывавший все остальные звуки, яркий луч
света пронзал мрак, выхватывая из темноты огромные волны, словно
рвущиеся к клубящемуся тучами небу...
     К утру  шторм  стал  еще   сильнее.   Соколов   вместе   со
смотрителем  поднялись  на  самую  вершину  маяка.  На небольшой
площадке было тесно  из-за  механизма,  приводящего  в  действие
прожектора,  но еще теснее и неуютнее было от ветра,  достигшего
ураганной силы.  Ивченко молча копался в  механизме,  а  Соколов
стоял,  вцепившись  руками  в ледяные металлические поручни и не
мог оторвать взгляда  от  раскинувшейся  внизу  устрашающей,  но
величественной, обладающей какой-то магической притягательностью
картины буйства стихии.  Океан сделался черным,  его волны стали
еще выше  и  быстрее,  они неслись к острову и всей своей массой
разбивались о камни.  Вверх,  к затянутому низкими серыми тучами
небу взметались   облака   водяных   брызг   и   пены...  Прибой
превратился в непрерывный грохочущий  гром.  Соколову  казалось,
что он слышит, как остров содрогается от ударов волн, словно это
не океан внизу,  а какое-то огромное существо бросается на берег
с каждой новой волной и безуспешно откатывается назад...
     Соколов вспомнил  слова  Ивченко,  когда  сел   просмотреть
рукописи,   которые  захватил  с  собой,  намереваясь  закончить
кое-что здесь,  на острове.  Тогда,  всего несколько дней назад,
написанное  казалось  ему умным и уместным,  а сейчас,  странное
дело,  он листал страницу за  страницей  с  ощущением,  что  это
чьи-то  чужие  мысли.  Он попытался исправлять,  но выходило еще
хуже. Все было глупо и ненатурально. "Все не то, совсем не то, -
думал он. - Во всем виноват океан... Действительно, им можно или
восхищаться, или бояться его. Ивченко, похоже, восхищается, а я,
значит, - боюсь?"
     Повинуясь безотчетному импульсу,  он сгреб все  рукописи  и
спустился на  кухню.  Ивченко  был  там,  читал  газету,  широко
расставив локти на  столе.  Соколов  присел  на  корточки  возле
печки, развел огонь.  Несколько минут он бросал в огонь пачку за
пачкой и ворошил бумагу кочергой.  Пустые слова взлетали мелкими
чешуйками пепла  и  уносились  в  дымоход.  Когда  все догорело,
Соколов поднялся и подошел к окну.
     Ивченко молча смотрел на него.
     За окном ветер быстро гнал черные тучи,  меж ними  сверкали
молнии, и  с каждой минутой становилось темнее,  будто наступала
ночь.
     - Почему  вы  сожгли  свои  рукописи?  -  спросил  Ивченко,
складывая газету.
     - Океан  заставил  меня сделать это,  - сказал Соколов,  не
отворачиваясь от окна.  - Там было слишком много лжи.  Сегодня я
увидел океан и понял - все,  что я делал раньше,  гроша ломаного
не стоит.
     - А вы,  оказывается,  неплохой человек, - произнес Ивченко
слегка удивленно. - Вы читали "Солярис"?
     - Станислава Лема?
     - Да. Так вот: Лем не выдумал его.
     Очень яркая  молния  вспыхнула,  и  через  несколько секунд
раздался грозный  раскат   грома.   Соколов   повернул   голову,
вопросительно посмотрел на Ивченко.
     - Мы допускаем существование Океана где-то в Космосе, но не
видим, что  он  занимает три четверти поверхности нашей планеты.
Это наш океан, - пояснил смотритель маяка.
     - Так  вы думаете,  что он...  разумен?  - серьезно спросил
Соколов. В его голосе не было и тени удивления.
     - Не совсем...  Он возник тогда, когда на Земле не было еще
и речи о жизни.  Миллиарды лет  ничто  не  нарушало  его  покой,
поэтому у него не было стимулов к развитию,  он находился как бы
в младенческом состоянии.  Так продолжалось до тех пор,  пока не
появились мы,  люди. Мы сразу же начали взрывать в океане бомбы,
сливать туда ядовитые отходы, топить атомные подводные лодки. Мы
делали ему больно,  и с каждым годом все больнее и больнее...  -
Ивченко помолчал, был слышен только вой ветра и грохот прибоя. -
Вы заметили,  как  в  последнее  время меняется климат?  Во всем
винят парниковый эффект,  все такое прочее...  Я думаю,  дело  в
другом. Океан  получил  стимул  к  развитию.  Мы принудили его к
этому. В конце  концов,  даже  амеба  приучается  не  лезть  под
электрический ток.  Океан  стал  прогрессировать фантастическими
темпами, какие и  не  снились  его  лемовскому  собрату.  В  его
огромном теле  происходят неведомые нам изменения,  отражающиеся
на всей планете.  Над  океаном  зарождаются  ураганы  невиданной
силы, из его глубин поднимаются волны, сметающие целые города.
     Ивченко бросил на  стол  газету,  и  Соколов  снова  увидел
заголовок: "Цунами обрушиваются на Японию".
     - Каким-то образом океан понял - чтобы  выжить,  он  должен
уничтожить все,  что  вредит  ему.  И  не  надо  искать  в  этом
соотношения с нашими понятиями добра и зла.  Это просто защитная
реакция. В  сущности,  наш  океан еще только ребенок.  Его разум
только начинает пробуждаться.
     - Что же будет дальше? - спросил Соколов.
     - Океану достаточно всего нескольких ударов,  чтобы  снести
человечество с лица Земли.  А потом... потом воцарится покой, но
океан уже будет развиваться,  потому что мы дали  ему  стартовый
толчок. До каких вершин он поднимется - этого мы так и не узнаем.
     - Вы думаете,  я сумасшедший? - неожиданно спросил Ивченко,
поймав взгляд  Соколова.  На его губах появилась легкая усмешка.
Он пожал плечами:  - Можете мне не  верить,  дело  ваше,  только
очень скоро убедитесь - все это правда.  Прислушайтесь к шторму.
Уже играет прелюдия!  Я давно живу рядом с океаном  и,  кажется,
научился понимать его. Развязка близка, но я всего лишь человек,
мне страшно,  как   и   всем.   Я   давно   храню   пистолет   с
одним-единственным патроном.  А вы, наверное, неплохой писатель.
Жаль, никто не  сможет  прочесть  книгу,  которую  вы  могли  бы
написать ПОСЛЕ. Некому будет ни писать, ни читать. Извините, что
у меня нет второго патрона, для вас.
     Ивченко поднялся  и  ушел,  оставив  Соколова  одного.  Тот
слышал грохот океана,  рев маяка, видел вспышки молний за окном.
Он стер  со  лба  испарину.  "Нет,  этого  просто не может быть.
Все-таки он сумасшедший",  - повторял писатель про себя, пытаясь
убедить себя  в этом,  потому что иначе глубинный ужас готов был
захлестнуть его.
     Соколов сел  за  стол  и  несколько  минут  тупо смотрел на
чистый лист бумаги.  Руки его дрожали.  Потом он схватил ручку и
начал писать  - быстро,  не думая.  Это было как озарение свыше,
голова была какой-то опустошенной,  только кровь громко билась в
висках и слова,  казалось, ложились на бумагу сами собой.  Он не
слышал неистовства   стихии,    поднимавшегося    к    какому-то
немыслимому крещендо, он не замечал времени, ничего вокруг...
     Звук выстрела  вернул  его  к  реальности.  Он  взбежал  по
винтовой лестнице в комнату Ивченко и замер на месте.
     Смотритель маяка с лицом,  изуродованным выстрелом  в  рот,
лежал на   полу  в  расплывающейся  луже  крови.  Рядом  валялся
пистолет. Страшная кровавая лужа блестела,  и почему-то Соколову
трудно было отвести от нее глаза. Он подумал вяло и отстраненно,
будто это происходило не с ним: "Почему говорят, что кровь алая?
Темная она, почти черная..."
     Было тихо. Почему тихо?!
     На негнущихся ногах Соколов подошел к окну.  Он увидел, что
поверхность океана стала гладкой,  волн  почти  не  было.  Гроза
удалялась, молнии вспыхивали все слабее,  а грома вообще не было
слышно. Ужас  исказил  лицо  Соколова,  он  посмотрел  на   труп
смотрителя и бросился бежать.
     Он сбежал по винтовой лестнице  вниз,  натянул  свой  плащ,
распахнул дверь.  Холодный  ветер  ударил его по лицу.  Соколов,
шатаясь, побежал от маяка,  не зная,  куда  и  зачем  он  бежит,
остановился и  обернулся.  На  фоне покрытого тучами серого неба
маяк казался неестественно белым; он заревел, а когда рев умолк,
Соколов вдруг   услышал  в  зловещей  тишине  за  спиной  ровный
нарастающий гул.
     Повернувшись лицом к океану, он увидел, как навстречу ему с
огромной  скоростью  несется  чудовищная,  заслонившая  полнеба,
черная волна, вобравшая в себя всю мощь Океана.

     1993


                             Вистар
                             КИСКА

     В квартире было темно и тихо,  и это не  предвещало  ничего
хорошего.  Игорь понял это,  едва переступив порог, будто что-то
тягостное летало в воздухе.
     - Лариса, я дома!
     Ответила ему лишь тишина.
     Настроение сразу  упало,  появилось нехорошее предчувствие.
На плечи навалилась усталость.  Вздохнув,  он зажег  в  прихожей
свет и стал снимать плащ.  Уже закрывая дверцу шкафа, услышал за
спиной тихие и настороженные,  как ему показалось,  шаги.  Игорь
нарочито  неторопливо пригладил волосы перед зеркалом,  чувствуя
спиной неотрывный взгляд жены, и только после этого повернулся к
ней.
     Она вышла из гостиной и стояла,  напряженно глядя на  него.
Ее   губы  были  плотно  сжаты,  а  темно-зеленые  глаза  жестко
прищурены.  Она шагнула к нему  как-то  неуловимо  мягко,  почти
по-кошачьи.  В  ней  всегда  было что-то от кошки - из-за черных
волос и этих зеленых глаз,  может быть...  Игорь так и звал  ее:
Лариса-киса,  только  сейчас  в ней ничего не осталось от мирной
домашней кошечки,  сейчас она была похожа на  готовую  к  прыжку
пантеру.
     В ее  глазах  билось  нервное   напряжение   надвигающегося
скандала.  Игорь  попытался  отвести его.  Он наклонился,  чтобы
поцеловать жену,  как всегда после возвращения с работы,  но она
отстранилась.   Ее   ноздри   слегка  дрогнули,  словно  пытаясь
принюхаться,  уловить запах,  которого не было,  -  запах  чужих
духов.
    - В чем дело, Лариса? - спросил Игорь.
     - Ты где был?!  - Ее голос взвился до истерической ноты.  -
Ты должен был вернуться два часа назад!
     - Немного  задержался.  Работы было много,  - сказал Игорь,
стараясь сохранить спокойный тон.  -  Если  не  веришь,  позвони
Рассохину, спроси у него.
     - Рассохину!    -    взвизгнула    Лариса,    саркастически
рассмеявшись.  - Да уж конечно, он будет покрывать тебя, вы ведь
с ним друзья. Все вы, мужики, одинаковы... Ну, так кто она?
     - Слушай,  Ларис, кончай! - глухо выдавил он, чувствуя, что
больше не может сдерживаться.  - Ты доведешь меня,  что  я  и  в
самом   деле  заведу  любовницу.  Тебе  не  надоело  каждый  раз
закатывать истерику из-за моих опозданий?  Ты всех  уже  достала
своим "случайными" звонками ко мне на работу,  ты добилась того,
что из-за твоей патологической ревности от тебя отвернулись даже
твои подруги. Хватит!
    - Хватит? - вскрикнула Лариса. - Нет, ты точно был у нее...
    С этими   словами  она  круто  развернулась  и  бросилась  в
комнату. Игорь шагнул за ней.
    - Я был на работе!  - твердо сказал он. - Не сходи с ума. Ты
выглядишь,  как взбешенная кошка.  Это все от безделья. Посмотри
на себя - ты целыми днями сидишь дома или шляешься по магазинам.
А  задумывалась  когда-нибудь,  откуда  все  это  берется?   Эта
квартира в престижном районе,  машина,  твои импортные шмотки? Я
должен работать,  чтобы у нас  все  это  было!  Чтобы  ты  могла
тратить деньги на всякую ерунду...
    Лариса повалилась  на  тахту,  отвернулась,  закрыв   голову
руками. Ее плечи тряслись от истерических рыданий.
    Игорь оставил ее в покое.
    Вечер, конечно,  был  испорчен  напрочь.  Они поужинали,  не
произнеся ни слова,  будто не замечая друг  друга.  Потом  Игорь
ушел спать в свой,  как он говорил,  "кабинет".  Скорее это была
библиотека. Одну из стен комнаты занимали полки, заставленные до
потолка  рядами  книг.  Игорь  собирал  их  много лет,  и всегда
чувствовал,  как  среди  них  к  нему   возвращается   покой   и
уверенность в себе.
    Но в этот раз устроенный  женой  скандал  крепко  ударил  по
нервам.  Унять  напряжение  не помогли даже "Мастер и Маргарита"
Булгакова.  Посмотрев  на  часы,  Игорь  отложил  книгу  и  стал
устраиваться на ночлег. На диване было непривычно и тесно. Игорь
ворочался и долго не мог уснуть, его мысли возвращались к одному
и тому же: почему Лариса так переменилась, почему?
    Игорь вспомнил, как они познакомились на вечеринке у кого-то
из  приятелей.  Тогда  она  была  совсем  другой.  Но  почему та
девушка,  похожая на древнеегипетскую  царевну,  превратилась  в
истеричку с маниакальной ревностью? Ведь самый-то прикол, что он
не давал ей никакого повода - не было у него никого на  стороне.
Он  терпеливо  сносил  ее  сцены,  хотя  с  каждым разом терпеть
становилось все труднее...
    Тяжелые мысли  так  и  не  дали  ему  выспаться как следует.
Наутро  Игорь   чувствовал   себя   выжатым   лимоном.   Кое-как
позавтракав,   он  начал  собираться  на  работу.  Проходя  мимо
приоткрытой двери комнаты Ларисы,  он  на  секунду  остановился,
увидев,  что жена сидит в своем любимом кресле и смотрит в окно.
Она даже не шевельнулась.
    Полубессонная ночь   не   прошла  даром.  Работа  весь  день
буквально валилась из рук, болела голова. Выглядел он, наверное,
тоже  неважно  -  коллеги  смотрели  на  него  с сочувствием,  а
Рассохин посоветовал принять аспирин и уйти с  работы  пораньше.
Однако    Игорь    отправился    домой,   только   добросовестно
расправившись со всеми своими делами.
    На улице  шел  дождь,  отвратительный  мелкий осенний дождь,
смывший,  казалось,  с  города  все  его   краски.   Все   стало
однообразным  и  уныло-серым:  затянутое  облаками небо,  мокрые
голые деревья,  серые дома, силуэты редких прохожих в плащах и с
поднятыми воротниками.
    Игорь вел машину по серой  улице  и  не  мог  избавиться  от
ощущения,  что находится в каком-то затянувшемся сне. Тело стало
вялым и апатичным,  мозг будто плавал  в  вязком  киселе.  Игорю
часто  приходилось  проводить  ладонью  по лицу,  чтобы отогнать
застилавшую глаза  муть.  Веки  слипались,  Он  чувствовал,  что
засыпает за рулем, но ничего не мог с собой поделать.
    Он ничего не успел сделать даже тогда,  когда его машину  на
мокром  асфальте  вдруг  стало  заносить  в  сторону,  на полосу
встречного движения.  Усталость притупила  реакцию,  драгоценные
мгновения   были   безвозвратно  утеряны.  Игорь  вдавил  педаль
тормоза,  вывернул руль до отказа, но было уже поздно. Он видел,
как   надвигается   заляпанный   грязью   грузовик   с  горящими
глазами-фарами,  оскаленной  решеткой  радиатора,   похожий   на
ревущего дракона...
    А потом в глаза плеснула  тьма.  Вернее,  Игоря  окружал  не
полный   мрак.   Он  словно  лежал  на  дне  глубокого  колодца,
совершенно не ощущая своего тела,  а сквозь  колышущуюся  темную
толщу  воды  в  его  сознание  проникали  размытые пятна света и
неясные обрывки фраз.  Он слышал разговоры врачей,  но никак  не
мог сосредоточиться, чтобы понять смысл услышанных слов... Перед
ним вдруг появилось лицо Ларисы, колеблющееся в водных течениях.
Тьма  вокруг  начала  светлеть,  наполняясь зеленоватым сиянием,
лицо Ларисы колыхалось, и ее глаза, ставшие почему-то кошачьими,
тоже наливались зеленым светом.
     Игорь застонал  от  возвращающейся  боли.  Медленно,  очень
медленно,  он открыл глаза.  Зыбкое лицо Ларисы исчезло,  вместо
него он увидел личико склонившейся над ним девушки.
    - Как вы себя чувствуете? - спросила медсестра.
     - Отлично,  как фарш после мясорубки,  - ответил Игорь и не
узнал   своего  голоса.  Сухой,  будто  наждаком  вытертый  язык
слушался неважно.
     На ярко накрашенных губах медсестрички промелькнула быстрая
улыбка.  Игорь шевельнул головой, и это движение отдалось резкой
болью в правом боку.
    - Вам еще нельзя двигаться, больной!
    - Я уже догадался. Как долго я здесь валяюсь?
    - Вы пробыли без сознания почти сутки.
    - Позвоните...  жене,  -  сказал  он,  попытавшись сглотнуть
слюну пересохшим горлом.
    Медсестра аккуратно записала номер телефона и вышла,  плотно
закрыв за собой дверь палаты.  Игорь долго лежал  неподвижно,  у
него  не  было  сил думать о чем-либо;  незаметно он уснул.  Его
разбудил шум открывающейся двери.
     Кроме той   же   девушки   в   палату   вошел   мужчина   с
непроницаемо-строгим лицом.
     - Гражданин  Рудаков?  -  Он  достал из внутреннего кармана
пиджака служебное удостоверение. - Капитан милиции Демченко.
    Игорь поймал на себе сочувственный взгляд медсестры.
    - Я занимался вашей аварией, - сказал капитан.
     - Авария произошла по моей вине, - хрипло произнес Игорь. -
Я выехал на встречную полосу.
     - Все  так,  -  кивнул  капитан.  -  Но  я здесь по другому
вопросу.  Вы просили позвонить жене, и выяснилось... выяснилось,
что она покончила с собой.
     Игорь попытался приподняться,  но боль снова бросила его на
подушку.
    - Как это случилось? - с трудом спросил он.
     - Ваша  жена  выпила  упаковку снотворного.  Перед этим она
написала записку.
    Демченко протянул ему листок голубоватой бумаги. Игорь сразу
узнал размашистый почерк Ларисы:
    "Я уверена,  что  ты  сейчас с НЕЙ,  и вынести это выше моих
сил. Но знай, что забыть меня ты не сможешь никогда!"
    В записке  так и было написано - "с НЕЙ" - большими буквами.
Игорь сомкнул веки и скомкал записку в руке.  Он плохо  понимал,
что  и как отвечал на вопросы Демченко.  Он находился в каком-то
шоке.
    Много ночей  подряд  его  преследовал один и тот же сон:  он
видел,  как Лариса вытряхивает из бутылочки на ладонь  таблетки,
бросает их в рот,  давясь слезами, и так снова и снова... Каждый
раз он просыпался в холодном поту,  увидев  в  кошмаре  пылающие
зеленым  огнем  глаза  Ларисы,  и  в  голове его эхом отдавались
слова: "никогда-никогда-никогда!"
    Но время  шло.  Наступила  слякотная бесснежная зима,  когда
Игорь вернулся из больницы домой. Он долго простоял перед дверью
квартиры,  боясь  войти.  Внутри  все  напоминало  ему о ней,  о
Ларисе,  вызывало острое чувство вины. Игорь отчаянно бросился в
работу,  пытаясь найти забвение от ощущения безысходности. Время
шло, и постепенно боль притуплялась.
    Несколько раз Игоря вызывали в милицию по поводу аварии.  На
его счастье водитель  грузовика  остался  жив.  В  конце  концов
удалось отделаться штрафом.
    Однажды, где-то в  середине  декабря,  Игорь  задержался  на
работе  дольше  обычного.  На улице шел дождь - совсем как в ТОТ
день, но Игорь не обратил на это внимания.
    Он вошел  в подъезд,  прикрыл за собой массивную дребезжащую
дверь и стал подниматься по ступеням спиральной лестницы к  себе
на седьмой этаж.  Отзвук его шагов гулким эхом поднимался вверх,
долго бродил по пролетам старого дома.
    Он подошел  к дверям своей квартиры и вдруг услышал какой-то
шорох.  В желтоватом свете тусклого плафона Игорь увидел  темный
комочек,  сжавшийся на коврике возле двери.  При его приближении
комочек издал жалобное мяуканье и настороженно блеснул глазками.
Это была маленькая кошечка.
    - Ах ты, киска, - сказал Игорь, взяв ее на руки. Кошечка вся
дрожала  и мяукала тонким голоском.  - Замерзла,  бедняжка?  Ну,
идем...
    Он отпер  замок и толкнул дверь локтем.  Сняв пальто,  Игорь
направился на кухню.  Достал  из  холодильника  молока,  немного
подогрел  его,  налил в блюдце и поставил на пол,  потом опустил
рядом кошку.  Она испуганно сжалась. Он легонько подтолкнул ее к
блюдечку.  Наконец,  киска  начала  жадно лакать молоко.  Игорь,
присев на корточки, долго смотрел на нее.
    - Как  же  тебя звать-то,  кроха?  - спросил он,  поглаживая
черную шерстку киски.  - Я назову тебя...  да хотя бы Алисой. Ну
как, киска, нравится тебе это имя?
    Кошечка облизнулась розовым язычком,  благодарно мяукнув, но
в  ее  зеленых  глазах  на  миг  блеснул  огонь.  Игорь поспешил
отогнать наваждение...
    Ему в голову пришла мысль: а откуда вообще могла взяться эта
киска? Игорь порасспросил соседей, однако, как выяснилось, кошка
ни  у  кого  не  пропадала.  Сосед  с шестого этажа,  ветеринар,
посмотрев Алиску, сказал, что кошка совершенно здорова и от роду
ей  всего  несколько  месяцев.  Выходило,  что  она вполне могла
появиться на свет именно в тот день,  когда Лариса  покончила  с
собой... Похоже, эта киска действительно была бездомной. Странно
только,  что забрела она так высоко - на седьмой  этаж.  Слишком
странно для простой случайности...
    Так черная  кошка  Алиса  поселилась  у  Игоря.  Она  быстро
освоилась,  неизменно встречала его у двери, раздраженно шипела,
когда  он   задерживался.   Игорь   смеялся   и   удивлялся   ее
сообразительности,  когда  Алиса  стягивала на место его одежду,
разбросанную в беспорядке, или, ухватив его за штанину, тащила к
пылесосу, заставляя за выходные навести хоть какой-то порядок...
Но в душе его зрела неясная  догадка,  постепенно  приобретающая
все более четкие и зловещие очертания.
     Это случилось, когда через пару месяцев Игорь привел к себе
Светлану,  свою  новую подругу.  Едва Светлана вошла,  как Алиса
грозно зашипела на нее.
     - Похоже,  я твоей кошке не очень понравилась,  - с улыбкой
заметила Светлана.
     - Чепуха!   Просто   Алиска  редко  видит  новых  людей,  -
рассмеялся Игорь.  Он взял кошку на  руки  и  сказал:  -  Ну-ка,
девочки, познакомьтесь. Это - Света, а это...
    Светлана протянула руку,  чтобы погладить кошку, но та вдруг
с диким воплем неуловимо быстрым движением выбросила вперед лапу
с выпущенными когтями, намереваясь оцарапать ей руку. Вскрикнув,
женщина едва успела отдернуть пальцы.
    Отчаянно визжа,  Алиса попыталась вырваться,  но Игорь отнес
ее в ванную и захлопнул дверь. Из-за двери доносилось истеричное
мяуканье.
     - Даже не знаю,  что с ней такое. Будто взбесилась, - пожал
он плечами.
     - Неужели нам не о чем поговорить,  кроме бешеной кошки?  -
поинтересовалась с многозначительной улыбкой Светлана.
     Неистовые вопли  были  слышны еще некоторое время,  а затем
стихли.  И Игорь со Светой совершенно забыли о запертой кошке...
На  следующее  утро  была  суббота,  поэтому  они  провалялись в
постели подольше и просто  смотрели  телевизор.  Потом  Светлана
накинула рубашку Игоря и ушла в ванную.  Игорь потянулся,  чтобы
достать сигарету из пачки на столике,  и в ту же секунду услышал
кошачий визг и крик Светланы. Он вскочил с кровати.
    Светлана отбивалась  от  кошки,  которая  вспрыгнула  ей  на
затылок  и  с  хриплым  торжествующим  мявом  рвала волосы на ее
голове. Игорю кое-как удалось отогнать кошку. Алиса отряхнулась,
с  ненавистью  глядя  на  людей.  Кончик ее хвоста нервно бил по
паркету, а шерсть на загривке стояла дыбом.
     Светлана рыдала,  размазывая  по исцарапанному лицу слезы и
потекшую тушь. Игорь попытался обнять ее, но она оттолкнула его.
    - Не трогай меня, идиот несчастный! Ты нарочно подстроил все
это с кошкой... А я, как дура...
     Игорь стоял и с ощущением полной беспомощности смотрел, как
она в спешке собирается,  крича что-то сквозь слезы. Он двинулся
с  места,  только  когда  Светлана подхватила сумочку и выбежала
прочь,  со всей силы хлопнув дверью.  Он выскочил на  лестничную
площадку.
     - Света,  погоди!  - крикнул он, перегнувшись через перила,
но она даже не остановилась, сбегая вниз по лестнице.
    Игорь вернулся в квартиру.  Алиса  встретила  его  у  самого
порога.  Увидав,  что  чужой  женщины  больше нет,  черная кошка
повернулась и с гордым видом  направилась  в  комнату.  Там  она
вспрыгнула в кресло, уютно устроившись на любимом месте Ларисы у
окна.
     Игорь смотрел   на   все  это  с  нарастающим  страхом.  Он
оцепенел.  Его смутная догадка стала отчетливой,  но он  не  мог
заставить  себя  поверить в нее.  Ему казалось,  что он сходит с
ума.  Он сел,  почти упал в  кресло,  неотрывно  уставившись  на
черную кошку,  которая вылизывала шерсть на лапках,  и сдавленно
пробормотал:
    - Киска... Киса... Киса-Лариса...
     Кошка метнула на него зеленый взгляд. Теперь ему стала ясна
жутковатая схожесть этой кошки и бывшей жены,  сначала смешившая
его,  а затем внушавшая страх. Ведь это она, Лариса, вернулась к
нему в кошачьем обличьи!
     Игорь сжал голову руками.  Он смотрел на киску,  но  вместо
нее  видел  Ларису  с  холодной  жестокой  улыбкой  на  губах  и
бесцветный голос звучал в его мозгу:  "Забыть меня ты не сможешь
никогда! Никогда! Никогда!"
     Когда настойчивый звонок телефона вывел его из  оцепенения,
он не имел никакого представления, сколько времени прошло. Игорь
вздрогнул,  очнувшись от  забытья.  Телефон  продолжал  звонить.
Игорь протянул руку и механически поднял трубку.
     - Привет,  старик!  -  раздался  в  трубке  веселый   голос
Рассохина. - Решил вот позвонить, узнать, как у тебя дела...
     - Ты знаешь,  КАКОЙ сегодня день?  - хрипло спросил  Игорь.
Его голос был полон ужаса.  - Сегодня день рождения Ларисы.  Она
вернулась...
    В трубке  повисла недоуменная тишина,  только бродили где-то
вдали  отзвуки  чьих-то  разговоров.  После  нескольких   секунд
растерянного молчания Рассохин торопливо произнес:
    - Я сейчас еду к тебе, слышишь?
    Но Игорь не слушал. Он бросил трубку.
    Кошка пристально смотрела на него.  Ее глаза пылали  зеленым
огнем.  Из  спальни  донесся звук работающего телевизора:  "Ваша
киска купила бы "Вискас"!" Игорь  не  выдержал,  выскочил  через
распахнутую  дверь  на  лестничную площадку.  Его руки тряслись,
когда он пытался закурить сигарету.
    Несколько глубоких затяжек немного успокоили его. Да, Лариса
вернулась. И Игорь знал, зачем.
    Он услышал  сзади,  из квартиры,  тихий шорох,  почувствовал
спиной взгляд и его охватил ужас. Мурашки пробежали меж лопаток,
лоб  покрылся испариной.  Сигарета выскользнула из его пальцев и
алым огоньком канула вниз.
    Холодея от страха, Игорь обернулся. В глубине черного проема
двери горели неподвижным огнем зеленые глаза.
    - Лариса, это ты?
    Черная кошка с  истошным  воплем  прыгнула  на  него.  Игорь
увидел пылающие кошачьи глаза, блестящие когти, нацеленные прямо
в лицо...  Инстинктивно  отшатнувшись,  он  ударился  о  перила,
потерял равновесие и с отчаянным криком полетел вниз.
    ... Он лежал со свернутой шеей в растекающейся  луже  крови.
Маска нечеловеческого ужаса застыла на его изуродованном лице. А
рядом,  тихо  мурлыча   и   умываясь   лапкой,   сидела   черная
зеленоглазая киска.


                             Вистар
                           СЫН ДОЖДЯ

                                  Памяти Виктора Цоя посвящается

     Крупные капли дождя падали сверху на  шляпу,  на  промокший
насквозь плащ.  С полей шляпы вода стекала на спину,  попадая за
шиворот.  Вся одежда была пропитана влагой до  последней  нитки.
Странно, но холода он не чувствовал. Изо рта вылетал серый пар и
растворялся в мокром черном воздухе.  Он поднял голову и вода  с
хлюпаньем стекла по плащу.
     Дождь шел  медленно  и  неторопливо,  собираясь   растянуть
удовольствие своего существования на много недель.
     Он сунул  руку  глубже  в  карман  плаща  и  нащупал  пачку
сигарет.  Он достал ее. Бумага размокла, сигареты превратились в
отвратительную коричневую кашу. Он выбросил ее, пачка шлепнулась
в лужу.
     Он подошел к подъезду, сам не зная почему, выбрав второй.
     Грязная красноватая   лампочка  освещала  массивную  дверь,
обитую ржавой жестью.  Этот дом  все-таки  чем-то  отличался  от
таких же девятиэтажек,  стоящих вдоль улицы. Он словно возник из
ниоткуда  вместе  с  дождем,   тусклой   загаженной   лампочкой,
перевернутым мусорным баком и кучей мокрого вонючего мусора.
     Он считал этот уродливый дом своим,  потому  что  не  знал,
откуда он и кто.
     Не стряхивая  шляпы  и  плаща,  он  начал  подниматься   по
лестнице.  Тяжелая  дверь  за спиной низко загудела,  заверещала
тугой пружиной и грохнула  изо  всей  силы.  Гул  спиралью  ушел
вверх.
     Он поднимался по лестницам, не касаясь грязных перил. Везде
быдло  темно,  только на одном этаже горела неразбитая лампочка.
Воняло мусором,  но было тепло и уютно.  Снаружи журчала вода по
дождевым  трубам,  гремела  по  карнизам.  А  во тьме лестничных
площадок горели  точки  "глазков".  Он  слышал  звон  посуды  на
кухнях,  музыку и голоса.  Там,, за одинаковыми дверями, обитыми
одинаковым дермантином,  жили люди,  у которых  были  одинаковые
жизни.  Они  жили в своем мире,  где все было предрешено.  У них
было серое безликое прошлое,  темное дождливое настоящее и такое
же безысходное будущее.
     Он остановился на третьем этаже,  ища в карманах  сигареты,
но  вспомнил,  что  выбросил их еще на улице.  Вместо сигарет он
достал ключи с ярким пластмассовым брелком. Он не помнил их, как
и все остальное, но почему-то был уверен, что это его ключи.
     Слева от него ярким прямоугольником  распахнулась  дверь  и
такой  же  прямоугольник  света  лег на грязный бетонный пол.  В
проеме двери появился черный силуэт пожилой женщины  с  мусорным
ведром.  Она  вышла на площадку,  увидела незнакомца,  но прошла
мимо, проворчав:
     - Еще один!
     Она стала подниматься по лестнице  к  мусоропроводу.  Когда
она вернулась,  незнакомец так же стоял, слабо освещенный светом
из квартиры, держа на ладони ключи.
     - Ну, че стал? - проворчала женщина, шаркая тапочками. -- Вон
твоя квартира, иди, иди... Каждую неделю ходют тут...
     Он посмотрел,  как  за  женщиной  закрылась дверь и услышал
короткий диалог.  "Кто там?" - "Да этот,  как  его...  Из  сорок
седьмой квартиры.  Ну, который с кажным дождем приходит..." - "В
сером плаще?" - "Ага" - "Надо бы в милицию сообщить..."
     Он подошел к двери квартиры, которую подсказала женщина. Он
не помнил этой двери, не помнил ключей, старухи-соседки, ничего.
Но  тем  не  менее  он  осторожно  вставил  ключ в замок и легко
повернул.  Замок подался,  щелкнул,  и дверь  открылась.  Оттуда
пахнуло сухим мраком.  Он вошел в темноту,  дверь толкнула его в
бок и захлопнулась.
     Несколько минут  он  стоял,  прислонившись  спиной к двери.
Капли дождя стекали на пол.  Глаза уже привыкли к темноте,  и он
увидел  справа  отсвет  уличного  ртутного фонаря.  Его охватило
непонятное чувство - не страх, а тоскливое равнодушие.
     Он не  помнил  этой квартиры,  но точно знал расположение в
ней всех предметов.  Он снял тяжелый  мокрый  плащ,  повесил  на
вешалку  слева,  потом  не  глядя  сел на стул.  Он увидел через
комнату в окне кружок фонаря,  подернутый сеткой занавески. Стул
был старый,  он скрипел. А справа, совсем под рукой, был телефон
цвета слоновой кости.  Он  знал  это.  Ему  стало  по-настоящему
страшно.
     Это было похоже на чей-то жестокий  эксперимент.  Его,  без
воспоминаний, без тени прошлого бросили в этот мир дождя. Но кто
проводит над ним этот опыт?
     Он вошел  в  комнату.  Рука сама потянулась к переключателю
слева.  Он оглядел комнату,  словно ища следящие за ним глаза. В
углу стоял телевизор,  у окна стол,  справа у стены диван. Везде
лежал слой пыли.  На столе валялись старые газеты.  Он взял одну
из них. Выгоревшая бумага громко хрустела. Газета была от 9 мая.
Он не знал,  давно ли это,  и  рассматривал  аляповатые  красные
заголовки.  Май - это весна,  а сейчас дождь. Осень. Впрочем, он
не мог представить себе другой погоды, кроме дождя.
     Он должен  был разобраться во всем,  чего бы это ни стоило.
Человек без памяти - не человек.
     Он попытался  вспомнить  хоть что-то,  но ощутил в сознании
лишь холодную серую пустоту.  Затылок царапнула боль.  Он сел  в
кресло  и сжал виски руками.  Память была пуста.  Он помнил себя
лишь с того момента, когда очнулся стоящим под дождем. Что это -
амнезия? Амнезия стирает память, а у него кое-что осталось.
     Он знает язык, другие абстрактные понятия, знает все в этой
квартире, но не помнит ничего, относящегося к нему лично.
     В застоявшейся тишине квартиры телефонный звонок  прозвучал
невероятно громко.
     Он вздрогнул, подошел к аппарату. Поднял трубку.
     - Алло!  Где  ты пропадаешь?  - В трубке звучал бесшабашный
пьяный голос.
     - Вам кого нужно? - спросил он.
     - Да тебя же!  Мы уже все собрались,  а ты где-то ходишь! -
Его явно принимали за кого-то другого.
     - Вы ошиблись номером.
     Несколько секунд в трубке было тихо.  Потом на другом конце
глухо выругались, и зачастили короткие гудки отбоя. Он осторожно
положил трубку на рычаг.
     Он боялся упустить мысль, которая мелькнула у него во время
этого  нелепого  телефонного разговора.  Если нет памяти внутри,
значит, что-то могло остаться вовне. Он подошел к книжной полке,
где  тесным  рядом стояли книги.  Он провел пальцами по корешкам
книг,  читая названия,  которые ему ничего  не  говорили.  Между
книгами   стояли   втиснутые   общие   тетради   в  разноцветных
пластиковых  обложках.  Он  взял  одну  из  этих  тетрадей.   На
темно-коричневой   обложке  тетради  была  наклеена  бумаги,  на
которой были написаны только два слова: СЫН ДОЖДЯ.
     Это был роман,  написанный сплошь от руки. Тетрадь распухла
от вложенных листочков и целых тонких тетрадей.
     Он искал  имя  написавшего это,  но на первой странице было
выведено крупно  только  "Сын  дождя".  Почерк  был  сплошной  и
мелкий.  Он полистал кое-где тетрадь, но везде были лишь строки,
главы и части романа.
     Кто написал это? Тот, кто жил здесь раньше? Но здесь раньше
был,  а может,  и жил он сам.  Значит... Стремясь проверить свою
догадку,  он  нащупал карандаш и написал несколько слов.  Почерк
совпадал абсолютно.  У него появилась одна ступенька для  выхода
из темной бездны - эта книга.
     Он открыл  первую  страницу  рукописи  и  прочел   эпиграф,
написанный  зеленой пастой:  "Дождь шел непрестанно и непрерывно
день за днем,  месяц за месяцем,  мелкий и холодный.  Иногда  он
прерывался,  но  низкие  серые  тучи  не расходились никогда,  и
никогда над миром не светило Солнце..."
     Слова были  тяжелыми  и  плотными;  как   дождевые   капли,
срывались  они  со  строк.  Он поднял глаза и посмотрел в черную
пустоту заоконного пространства.  Он склонился над рукописью, но
снова неожиданно зазвонил телефон.
     С минуту он подумал,  идти ли к  нему,  но  телефон  звонил
настойчиво, как будто собирался звонить так хоть миллион лет. Он
подошел к аппарату:
     - Алло?
     Сначала в трубке была  тишина,  он  слышал  только  отзвуки
какого-то далекого  разговора.  Потом  на  другом  конце провода
коротко кашлянули и сказали - не спросили, а именно сказали:
     - Хорошо,  что  вы  уже  пришли.  -  Голос  был  необычный,
глубокий и басовитый,  такой, что между словами оставались паузы
и слышался легкий, почти неуловимый акцент.
     - Кто вы? - спросил он. - Что вам нужно?
     На том конце вздохнули басом.
     - Если бы мы знали, что нам нужно... Вы нашли тетрадь?
     - Какую тетрадь...  - Он не мог ничего понять.  - Да... Кто
вы такой?
     Там положили  трубку.  Он  тоже  осторожно  положил  свою и
выдернул вилку телефона из розетки.
     Все складывалось в непонятную мозаику. это звонили ему.
     Значит, кто-то о нем знает. Кто? Это были
вопросы без ответов. Они спросили про тетрадь, а когда он сказал,
что уже нашел ее,  положили  трубку.  Они  хотят,  чтобы  он  ее
прочитал. Он вспомнил, что взял именно эту
тетрадь чисто интуитивно. Значит, все сложилось именно так, чтобы
он прочитал эту рукопись.
     Он снова раскрыл тетрадь и начал читать.
     "Крупные капли  дождя падали сверху на шляпу,  на промокший
насквозь плащ.  С полей шляпы вода стекала на спину,  попадая за
шиворот. Вся одежда была пропитана влагой до последней нитки."
     Первый абзац что-то напомнил ему, но это воспоминание сразу
же угасло.
     "Дождь шел  медленно  и  неторопливо,  собираясь  растянуть
удовольствие своего существования на много недель.
     Он уже узнал это, и теперь быстро бежал глазами по строкам,
стремясь проглотить страницу за страницей как можно скорее.
     "Он считал этот уродливый дом своим,  потому что  не  знал,
кто он и откуда."
     Он захлопнул тетрадь.  Читать больше не было  сил.  Он  уже
знал,  что  в  ней  будет  дальше.  Это  было изощренное мучение
кого-то,  кто  безмерно  могущественен  и  силен.   Божественный
садизм.
     Этот кто-то спутал и изорвал  причинно-следственную  связь,
как старую магнитную ленту.  И потом еще этот звонок.  Тот,  кто
звонил,  знал все с самого начала и  до  конца.  Именно  он  мог
открыть ему глаза,  но не сделал этого,  предоставив разбираться
во всем самому.
     Он снова  взял  в  руки  коричневую  тетрадь,  усилием воли
заставил себя ее открыть.  Он начал читать сначала. Сперва слова
распадались,  но потом он уловил сначала только ритм,  а потом и
глубинный смысл этой рукописи.  Он  уже  не  мог  оторваться  от
текста,  который заворожил его.  Всю ночь напролет он читал,  не
чувствуя усталости,  не чувствуя,  как болят глаза. Он торопливо
переворачивал страницу за страницей.
     Это была странная книга.  В ней  причудливым  образом  было
переплетено реальное и вымышленное. Нить сюжета то стягивалась в
тугой узел, то распадалась на множество ходов... Главный герой -
сын дождя - так же очнулся под дождем.  Так же у него не было ни
имени, ни памяти, ни прошлого.
     Когда тетрадь  была  закрыта,  за  окном  уже умирала ночь.
Поднимался новый день,  такой же серый и тоскливый, как вечность
позади.  Темные тяжелые тучи ползли низко по небу, почти задевая
за крыши высотных домов.
     Коричневая тетрадь  лежала  у него на коленях,  а он сидел,
откинув голову на спинку кресла и закрыв  глаза.  Глаза  горели,
будто  кто-то насыпал под веки раскаленный песок.  Он устал,  но
это была особенная усталость.  Как будто он прошел долгий путь и
теперь  был близко от цели.  Сын дождя из рукописи так и не смог
разобраться в самом себе.  Он же  знал,  что  близок  к  верному
пониманию вещей.  Поэтому в его душе была спокойная уверенность.
Что-то в его сознании уже изменилось.  Его уже не пугала  черная
пустота  на месте памяти.  За эту ночь он понял,  что окружающий
мир только хитроумная иллюзия.
     Он поставил  коричневую  тетрадь на полку и подошел к окну.
Внизу шел дождь.  Голые скелеты деревьев были мокры и  черны,  с
искореженных  ветвей  текла  вода.  Опавшие  листья громоздились
грязными  бурыми  кучами.  По  блестящей  черной  дороге   резко
проезжали   машины,   заляпанные   грязью.  Люди,  все  какие-то
одинаково серые,  спешили по улице,  глядя под ноги и прячась от
вечного дождя под мокрыми зонтами.
     И снова спину ему царапнул звонок телефона.
     Он посмотрел  через плечо на аппарат и лишь потом подошел к
нему:
     - Алло?
     - Вы уже прочитали роман? - Голос был тот же - низкий бас с
акцентом.
     - Да.
     - И вы хотели бы что-нибудь спросить?
     У него  вдруг  мурашки  побежали  по  спине.  Телефон   был
отключен,  вилка лежала рядом с аппаратом. Он взял ее в руки, не
веря своим глазам.
     - Вы - инопланетяне?  - спросил он совсем не то,  что хотел
опросить.
     - Нет, мы не инопланетяне, - ответил бас без тени улыбки.
     - Но вы все знаете обо мне.  Кто я? Что со мной происходит?
Почему я ничего не помню? Это болезнь?
     - Не волнуйтесь,  молодой человек. Это не болезнь. Памяти у
вас еще нет,  потому что вы - первые.  Да, да, вы не один такой.
Вы появляетесь с каждым дождем. Вы - люди нового поколения. Дети
дождя.  Вы  незаметно  выросли в тесных кварталах новых районов.
Право на этот мир вечного дождя принадлежит вам. Не бойтесь того
нового,  что  ждет  вас.  А  когда вам станет трудно,  отключите
телефон,  как сейчас, и тогда мы вам позвоним. Идите, сын дождя,
вас уже ждут.
     Он положил трубку.  Подошел к окну.  Во двор въехала  белая
машина  и  замерла  напротив его подъезда.  Из машины вышли двое
мужчина и женщина.  Мужчина в сером  плаще,  шляпе  и  перчатках
посмотрел наверх, достал сигареты и закурил.
     Он вышел в прихожую.  Накинул на шею  шарф,  надел  плащ  и
шляпу.  Перчатки оказались в правом кармане. Он быстро спустился
по лестнице на улицу.  Дождь продолжал идти,  и  машина  так  же
стояла возле подъезда.
     Он подошел к двоим,  стоявшим возле машины. Они не говорили
ни  слова  -  зачем  нужны слова?  Они смотрели на своего нового
собрата - может быть,  вспоминали, как сами впервые увидели этот
дом.
     Трое молча стояли возле машины,  а вокруг был  серый  город
под серым небом, будто дождь смыл все краски. На черном асфальте
блестели глубокие зеркала луж,  и эти зеркала дрожали,  когда  в
них попадали тяжелые капли дождя.


     Вистар
     РЕАЛЬНОСТЬ

     1.
     Очередь тянулась мимо костров,  горевших прямо на  бетонном
полу  цеха.  Все рабочие были на одно лицо:  небритые,  серые от
усталости,  в одинаковых фуфайках;  ни у кого не было  сил  даже
разговаривать.  Паек  урезали:  Сандер получил 250 грамм хлеба и
какую-то консерву.  Подходя к военному кордону на проходной,  он
спрятал  пакет  с  едой  поглубже  за  пазуху.  Капрал  проверил
документы и выпустил его за пределы завода.
     Город лежал в руинах. Сандер шел между груд битого бетона и
кирпича. Из  земли  торчали  обгорелые  огрызки  стен  с пустыми
глазницами окон.  Среди развалин горели костры. Люди, которые не
погибли и не ушли на запад,  подальше от войны, жили в подвалах.
Здесь еще теплилась жизнь.  У колодца стояли женщины с  ведрами,
рядом играли  дети,  на  веревке  сушились  какие-то тряпки.  Из
громкоговорителя, прибитого  к  столбу  посреди   улицы,   вещал
Президент.
     Сандер спустился по  бетонным  ступеням  во  мрак  подвала.
Из-за полотняной занавески вышла женщина в черном платке.
     - Сынок! - бросилась она к Сандеру, обняла его, поцеловала.
- Я уж так Бога молила, чтоб тебя не убили...
     - Ну-ну, мама, не надо плакать, - сказал Сандер. - Живой я,
живой... Вот принес вам кое-что. - Он достал из-за пазухи пакет.
     - Что ты, сынок, - встрепенулась женщина, - не нужно!
     - Я на заводе поел,  - солгал Сандер.  - А это для вас. Как
Илена?
     - Хуже ей. Думала - помрет. Но, дал Бог, выжила...
     - К врачу бы ее.
     - Какой  врач...  -  вздохнула  мать.  - Фронт возле самого
города. А когда я в очереди за хлебом стояла, слышала, что будет
массированное наступление, может, даже с ядерным ударом...
     Сандер рассеяно слушал мать.
     - К Илене можно заглянуть?
     - Она о тебе все время спрашивает.
     Отец Илены погиб на фронте, мать убило при первом же налете
шесть лет назад. Девушка осталась сиротой, мать Сандера приютила
ее, и она стала для Сандера сестрой.
     Он отодвинул занавеску и вошел в огороженный закуток. Илена
читала при  тусклом свете каганца.  Увидев вошедшего брата,  она
радостно вскрикнула:
     - Сан! Я тебя так ждала.
     Она хотела встать,  но Сандер не позволил. Он сел на шаткую
табуретку и  долго смотрел на ее осунувшееся худое лицо.  Только
синие глаза были живыми на этом лице.
     - Какие новости? - спросила Илена.
     - Какие могут быть новости?  - пожал плечами Сандер. - Наши
отступают, фронт подходит к городу...
     Он не говорил Илене всей правды,  не хотел ее расстраивать.
Он казнил  себя за то,  что год назад не отправил мать и Илену в
южную гуманитарную зону,  под защиту войск  ООН,  как  советовал
Ангор. Тогда еще он верил Президенту,  верил в армию.  Теперь он
не верил никому и ничему.
     Он говорил с Иленой, чувствуя, как от усталости ломит тело,
а веки просто слипаются.  Мать приготовила ужин и согрела  воды.
Сандер умылся и сел за стол.  Перед ним стояла тарелка похлебки,
и он знал,  что мать и Илена едят за день  меньше,  чем  в  этой
тарелке. Сандер  съел несколько ложек и заставил себя отодвинуть
тарелку. Еда только пробудила голод - он  не  ел  со  вчерашнего
дня. Сославшись на усталость, Сандер лег спать.
     Это было настоящее блаженство. Он лежал, наслаждаясь покоем
и неподвижностью, думал, а потом незаметно для себя уснул.
     И ему снился сон.  Ему всегда снились странные сны.  В этих
снах он  жил  в  ином мире.  Там не было войны.  Там было теплое
синее море,  какое он видел только по телевизору, пальмы и белый
песок. Он плыл на яхте вместе с молодой женщиной, похожей чем-то
на Илену.  В других снах он видел вещи,  которых в его  мире  не
было вообще.  Все эти сны были беззвучны, будто он смотрел немое
кино.
     Его разбудила Илена.
     - Сан,  проснись!  Армия бежит, в городе паника. Только что
по радио передали - началось наступление.
     - Надо уходить. Собирайтесь. Может, еще удастся уехать...
     Они выбрались из подвала.  Яркие лучи прожекторов шарили по
вечернему небу.  Армия еще сопротивлялась, но вражеские самолеты
уже  прорывались  сквозь  заслоны.  По  улицам  сплошным ревущим
потоком неслась бронетехника. В панике метались люди, и над всей
этой ужасающей картиной надсадно выли сирены.
     Сандер понял - они обречены,  как и  тысячи  других  людей.
Илена  почти  не могла идти,  сотрясаясь от надрывного кашля,  а
мать все плакала,  бормоча  сквозь  слезы  молитвы.  В  одиночку
Сандер, может, и прорвался бы, но с ними...
     Это был   конец.  Вражеская  армия  ворвалась  в  город,  и
началась бойня.  В безумной толпе потерялась мать Сандера. Илена
жалась к нему,  ища защиты,  но как он мог ее защитить?  Кровь и
смерть были везде.
     Когда что-то  сильно толкнуло его в левый бок,  он не сразу
понял, в чем дело. Просто земля под ногами ожила, и он упал.
     - Сан,  что с тобой?! - закричала Илена, склоняясь над ним.
Он видел ее белое лицо,  слышал ее голос, но не мог вымолвить ни
слова. Странное пугающее онемение сковывало все тело, но боли он
не чувствовал. Потом в глаза ударила тьма.
     А с  неба,  равнодушного  ко  всему происходящему на земле,
сыпалась мелкая острая хрупка, первый в этом году снег.

     2.
     Сандер медленно приходил в себя.  Открыв глаза,  он увидел,
что лежит на чем-то вроде кровати посреди  небольшой  комнаты  с
белыми  стенами,  забитой  электроникой.   Вспыхивали индикаторы
приборов,  мерцали дисплеи.  Темноволосый мужчина  стоял  рядом,
засунув  руки  в  карманы  белого халата,  и изучающе смотрел на
своего пациента.
     - Как вы себя чувствуете, Сандер? - спросил он.
     - Голова болит... Где я нахожусь? Кто вы?
     Мужчина бросил   взгляд   на  показания  датчиков  и  вновь
повернулся к Сандеру.
     - Мне придется начать издалека,  - сказал он.  - Меня зовут
Дмитрий Иванчук,  но мое имя ничего вам не говорит.  А ведь мы с
вами... вернее, с Александром, были друзьями. Постараюсь все вам
объяснить, хоть это и не просто.
     Несколько лет  назад наш институт начал проект "Виртуальная
Реальность", целью которого было смоделировать искусственный мир
так, чтобы  он  был неотличим от настоящего.  Вскоре стало ясно,
что добиться этого чисто компьютерными средствами невозможно,  и
тогда вы...    точнее,    Александр    предложил    использовать
человеческий мозг.  По сравнению с мозгом возможности компьютера
- ничто.  Возьмите  сны.  Они бывают настолько реалистичны,  что
часто трудно разобраться - был то сон или нет.  Во  сне  человек
проживает целую жизнь, смоделированную до мельчайших деталей. Мы
разработали приборы   и   химические    реактивы,    усиливающие
способности мозга к моделированию.  Полгода назад,  когда проект
вступил в решающую фазу, Саша согласился стать добровольцем.
     - Мне трудно поверить этому,  - покачал головой Сандер. - Я
не знаю ничего из того,  о чем вы говорите. Даже имя, которым вы
меня назвали - чужое.
     - Я могу показать вам одну запись, которая, надеюсь, убедит
вас. Но для этого мы должны пройти в мой кабинет. Вы можете идти?
     - Вполне,  - кивнул Сандер.  Он уже  пришел  в  себя,  даже
головная боль прошла.
     Войдя в  кабинет,  Иванчук  достал  кассету  и  вставил   в
стереопроектор.  Сандер  увидел  объемное  изображение и услышал
голос:  "По своей воле и без  принуждения  я,  Столяр  Александр
Викторович,   ясно   сознавая  все  возможные  последствия,  даю
согласие на участие в эксперименте..." Сандер смотрел на экран и
видел, что, несмотря на одно лицо, он и Александр - разные люди.
У них разные глаза.  Александр жил в благополучном мире, и глаза
его были чисты. Он не видел ничего из того, что довелось увидеть
Сандеру.
     - Хорошо,  - сказал Сандер, когда запись кончилась. - Будем
считать, я вам поверил. Что дальше?
     - Дальше...   Эксперимент   начался   два   месяца   назад.
Александра ввели в состояние гиперсна,  и пока тело находилось в
анабиозе,  разум жил в другом мире другой жизнью.  Вашей жизнью,
Сандер.  Но мы не предвидели...  - он сделал паузу,  - что  ваша
психоматрица  сотрет  психоматрицу  Александра.  Вместо него в
Реальность  вернулись  вы,  Сандер.  Впрочем,  разве  это  можно
назвать "вернулись"...
     За окном  простирался  мегаполис.  Небоскребы   зеркальными
кристаллами уходили  в  серое  осеннее  небо.  Этот  мир был для
Сандера чужим,  он казался сном.  Так вот,  откуда, оказывается,
приходят странные  сны  -  это все,  что осталось от Александра.
Сандер стоял у окна,  скрестив руки на груди,  потом спросил, не
оборачиваясь:
     - Я могу вернуться туда?
     - Нет.   Вы   умерли  в  том  мире,  и  он  прекратил  свое
существование, потому что держался только на вас. Его уже просто
нет.
     Сандер промолчал. Иванчук подошел к нему.
     - Сандер,   я  знаю  -  вам  сейчас  тяжело.  Вы  попали  в
Реальность. Это чужой для вас мир,  но он настоящий, и вы должны
привыкнуть к нему.  Вам в нем жить... Трудно не только вам. Как,
как я смогу объяснить происшедшее Наташе,  жене Александра?  Она
звонит каждый день...
     Тяжелая тишина длилась несколько минут.
     - Что ж,  я постараюсь...  привыкнуть, - вымолвил Сандер. -
Разве мне остается что-нибудь другое?

     3.
     Сандер медленно шел по улице. Вокруг были люди, они спешили
по своим делам,  но Сандер был одинок  в  этой  толпе,  как  был
одинок  уже несколько недель с тех пор,  как попал в Реальность.
Привыкнуть к технике и быту  оказалось  проще  всего.  Сложность
была  в  другом.  Сандер испытывал непонятное чувство вины перед
друзьями Александра,  его женой Наташей,  перед  его  трехлетним
сыном...  В том,  что произошло, не был виноват никто, но Сандер
знал, что это чувство останется с ним навсегда. В нем продолжают
видеть  Александра,  а  ведь  он другой,  он прожил свою жизнь в
своем мире,  куда ему никогда не вернуться.  И пусть  того  мира
никогда не существовало,  пусть он был всего лишь иллюзией,  для
него реальностью всегда будет тот мир,  а не этот,  настоящий. И
это всегда будет отделять его от других людей.
     Сандер остановился  в  людском  потоке,  посмотрел   вверх.
Зеркальные обелиски небоскребов поднимались в небо,  по которому
ползли тяжелые снежные облака.  Дул пронизывающий ветер.  Сандер
поднял воротник куртки,  спрятал руки в карманы и побрел дальше,
глядя на серый асфальт под ногами.
     А с неба сыпалась мелкая острая крупка,  первый в этом году
снег.


                        Виталий Слюсарь
                            СЕРЕЖА

                              Памяти Роджера Желязны посвящается

     Сережина семья переехала в наш дом где-то в  начале  весны.
Они  поселились  в соседней квартире,  прежние обитатели которой
укатили в прошлом году на "историческую родину", в Израиль.
     Семья новых  соседей  состояла  из четырех человек.  Отец -
коренастый сорокалетний мужик,  постоянно небритый  и  неопрятно
одетый,  с лицом,  как говорится,  не изуродованным интеллектом.
Мать,  невзрачная худощавая женщина,  вся какая-то блеклая,  как
старая  выцветшая  фотография.  Двое  детей:  старшая нескладная
девица семнадцати лет,  крашеная в "марсианский" рыжий  цвет,  и
младший сын лет двенадцати, Сережа.
     Мое знакомство   с   главой   этого   семейства   произошло
несколькими днями позже. Мы случайно встретились в лифте.
     - Здорово,  сосед!  - сказал он,  когда лифт начал подъем к
нам на восьмой этаж.  От него разило перегаром.  - Слышал я,  ты
вроде как писатель?
     Я пожал плечами.
     - Вообще-то  я  журналист.  Но у меня действительно недавно
вышла книга...
     - И  что  же  ты  за  книжки пишешь?  - поинтересовался он,
окончательно переходя на "ты".  В его хриплом голосе  прозвучала
насмешливая нотка:  мол,  мы по восемь часов в день пашем, а ты,
значит,  интеллигент   паршивый,   книжечки   пописываешь...   -
Детективы или стихи?
     - Научную фантастику.
     Тут этот  нетрезвый  пролетарий,  вряд ли одолевший за свою
жизнь хотя бы дюжину книг,  криво  ухмыльнулся.  Странное  дело,
почему-то все,  кому  бы  я  ни говорил,  в каком жанре работаю,
сразу начинают  вот  так  же  снисходительно  усмехаться:  "А-а,
фантастика... Летающие тарелочки, зеленые человечки..."
     Лифт остановился. Мы вышли на площадку.
     - Мой  пацан тоже книжки любит,  - сообщил сосед,  стараясь
попасть ключом в замочную скважину,  что удалось ему  только  с
третьей попытки.   -   В  библиотеку  ходит.  Другие  во  дворе,
понимаешь, мяч гоняют, а он сделает уроки - и в книжку уткнется.
Даже телик не смотрит. Мне, говорит, неинтересно.
     Сережа и в самом  деле  выделялся  среди  остальных  членов
своей семьи.  Это был тихий,  немного робкий мальчик. За линзами
очков прятались умные,  чуть рассеянные,  как у всех  близоруких
людей,   глаза.   Учился   Сережа   хорошо,   что   было  весьма
примечательно,  учитывая,  в  какой  обстановке  он  рос.   Отец
частенько выпивал,  вернее,  редко когда приходил домой трезвым,
старшая сестра была попросту глупа как пробка, кое-как влачилась
в ПТУ,  думая лишь о тряпках и гулянках,  а мать... ну что может
поделать мать, забитая невзгодами жизни необразованная женщина?
     Пришло лето.  Наступил жаркий  пыльный  июль.  Весь  город,
залитый солнечным зноем,  казался призрачным и почти нереальным,
окутанный маревом дрожащего над раскаленным бетоном и  асфальтом
горячего воздуха...  Возвращаясь  однажды из редакции,  я увидел
возле нашего подъезда Сережу.  Расположившись в  жиденькой  тени
чахлого тополя, он возился со своим велосипедом.
     За время, прошедшее после переезда, Сережа не успел завести
новых друзей.  К  тому  же большинство ребятишек из нашего двора
разъехались на  летние  каникулы  к  бабушкам-дедушкам.   Сережа
остался на лето в городе.
     - Здравствуйте, - вежливо сказал он, взглянув на меня через
плечо.
     - Здравствуй.  - Я подошел к нему и присел на  корточки.  -
Что случилось с твоим железным конем?
     - Да вот,  цепь соскочила...  - Щурясь от  солнца,  мальчик
потер щеку тыльной стороной ладони, чтобы не выпачкаться.
     Мало-помалу завязался разговор.  Мы  говорили  о  школе,  о
любимых и  нелюбимых  предметах  -  о  чем  еще  взрослые  могут
говорить с детьми?  Выяснилось,  что Сережа больше  всего  любит
математику и терпеть не может географию. Неожиданно он спросил:
     - Валерий Андреевич, это правда, что вы пишете фантастику?
     - Правда, - согласился я. - Тебе нравится фантастика?
     - Угу...  я хотел попросить...  если,  конечно, можно... вы
дадите мне что-нибудь почитать?
     - Разумеется.  У меня неплохая библиотека.  Знаешь, приходи
ко мне завтра. Выберем что-нибудь интересное...
     На следующее утро Сережа пришел.
     - Можно? - сказал он, когда я открыл дверь.
     - О чем речь? Проходи.
     Он вошел  и  с нескрываемым восторгом и любопытством окинул
взглядом комнату,  где на полках ровными рядами были расставлены
книги, рабочий   стол   с   пишущей   машинкой  и  довольно-таки
беспорядочно разложенными  рукописями  и  стопками  бумаги.   Я,
помнится, подумал,   что  такое  количество  книг  самой  разной
тематики, от классики до современной беллетристики,  должно было
показаться настоящим сокровищем для парнишки из семьи, где из-за
пьянства отца порой не хватало денег на хлеб, не то что на книги.
     Для начала я выбрал Сереже что-то попроще, для его возраста:
"Затерянный мир" незабвенного сэра Артура Конан Дойля и "Сто лет
тому вперед"  Кира  Булычева.  Эти  книги он прочел менее чем за
неделю. Более восприимчивого читателя  я  никогда  не  встречал.
Сережа буквально  глотал  книги.  При  этом высказывал по поводу
прочитанного иногда такие глубокие суждения,  какие и  не  ждешь
услышать от   двенадцатилетнего   подростка...   Так  он  прочел
"Ариэль" Александра Беляева,  сборник рассказов Рэя  Брэдбери  и
повесть братьев   Стругацких  "Малыш",  осилил  даже  знаменитую
трилогию Толкина о Средиземье.  Постепенно очередь  дошла  и  до
Роджера Желязны.
     Признаться, я  сомневался,  не  рановато  ли   ему   читать
"Хроники Амбера".  Однако Сережу,  как оказалось, в этом сериале
больше поразила не запутанная интрига,  полная тайн и  дворцовых
заговоров, а сама структура созданного автором мира.
     - Валерий Андреевич,  как  вы  думаете,  мир  действительно
устроен так,  как его описал Желязны? - спросил он, когда пришел
за вторым томом, прочитав первые два романа "Хроник".
     - Гм-м...  -  Вопрос Сережи меня порядком озадачил.  Честно
говоря, я не задумывался об  этом  раньше.  -  Все  может  быть.
Согласно космологическим теориям последних лет,  наша Вселенная,
возможно, действительно, не единственная. Возможно, существуют и
другие вселенные.  Их  можно называть по-разному:  параллельными
мирами, иными измерениями... Или Отражениями.
     Я невольно  попытался  представить  эту  бесконечную череду
Вселенных, таких же бесконечных  в  пространстве,  как  и  наша,
отличающихся порой  друг от друга на один-единственный атом,  но
чем дальше,  тем более странных, постепенно изменяющихся, словно
переходящие из  одного  в  другой  цвета  спектра...  Абсолютное
воплощение вероятного в реальном.
     В детстве  я любил играть в такую игру:  ставил параллельно
два зеркала и смотрел в  пространство  между  ними.  Мистическое
ощущение, будто  выходишь  за пределы реального мира...  Зеркала
создают иллюзию уходящих  в  бесконечность  отражений,  согласно
закону перспективы становящихся все меньше и меньше,  теряющихся
в зеленоватом сумраке.  Овеществленная абстракция, воочию зримая
бесконечность. Так я представлял себе Отражения.
     - А человек может пройти по Отражениям? - спросил Сережа.
     - Человек?  Вряд  ли.  Насколько я помню,  это могли делать
только те,  в чьих жилах  течет  кровь  королей  Амбера.  Пройдя
Лабиринт, они могли странствовать в Отражениях.
     - Но если очень-очень захотеть?... - настаивал Сережа.
     - Ну, если очень-очень... тогда, может быть...
     Несмотря на жаркую погоду,  Сережа  почему-то  был  одет  в
рубашку с  длинными  рукавами.  Во  время  разговора  он немного
наклонился вперед,  уперевшись локтями в колени. Один рукав чуть
сдвинулся, и  я заметил у мальчика на руке выше запястья лиловые
пятна синяков.
     - Что это у тебя?
     Сережа мгновенно побледнел.
     - Ничего, - пробормотал он, поспешно одернув рукав. - Это я
вчера... упал с велосипеда.
     С велосипеда...   Я  промолчал.  Накануне  я  засиделся  за
работой до поздней ночи - надо было срочно закончить  статью.  И
через стену  из  соседней  квартиры  доносились  крики  и брань.
Порядком набравшись,  глава семейства решил  устроить  очередной
разгон...
     Взяв книгу,  Сережа ушел.  Но  на  следующий  день  в  моей
квартире раздался звонок.  Я открыл дверь. На пороге стояла мать
Сережи.
     - Сережа у вас? - встревоженно спросила она.
     - Нет. А что?
     - Он куда-то пропал,  с самого утра. Только вот эту записку
оставил.
     Женщина протянула   мне   листок  из  школьной  тетрадки  в
клеточку. Я развернул  его.  Аккуратным  детским  почерком  была
выведена всего одна строка: "Я ушел в Отражения".
     - Я думала, может, вы знаете, что это значит...
     - Н-нет,  - с трудом вымолвил я, возвращая записку. Мысли в
голове сумбурно кружились, и я не мог ухватить ни одну из них.
     Что было  дальше?  Приезжали  серьезные  люди  из  милиции,
расспрашивали жильцов,  в том числе и меня. Разумеется, правды я
им не сказал.  Да и кто бы мне поверил?... Последними, кто видел
Сережу, были   старики-доминошники,   которые    дни    напролет
просиживают, забивая  козла,  за  столом под развесистой липой в
конце двора. Они видели, как мальчик вышел из дому и повернул за
угол...
     Вот и  все.  Фотографии  Сережи   появлялись   на   местных
телеканалах,   в   городских   газетах  под  рубрикой  "Помогите
разыскать",  но безрезультатно.  Сережу так  и  не  нашли  -  ни
живого,  ни  мертвого.  По правде говоря,  меня это нисколько не
удивило.  Вопреки логике,  я был уверен,  что ему удалось  найти
путь  в  Отражения.  Ведь он так хотел этого.  Очень-очень...  Я
знал,  что Сережа отправился искать среди бесчисленных Отражений
свой мир. Мир, где у него была бы счастливая семья.
     О чем еще рассказывать?  О том,  что с тех пор я много  раз
бродил по городу,  пытаясь открыть дорогу в иные миры?  Стоит ли
говорить, что из этого у меня ничего не вышло.  Но я  верю,  что
Сережа все-таки сумел найти свой мир. И еще я надеюсь, что он не
забыл Отражение,  которое покинул. Быть может, став взрослым, он
когда-нибудь вновь  посетит его,  хотя бы из чувства ностальгии,
ненадолго, заглянет ко мне и  поведает  об  удивительных  вещах,
виденных им в Отражениях. Кто знает...

     апрель 1996


                             Вистар
                             СТЕНЫ

     Он сделал еще несколько шагов и остановился.
     Перед ним возвышалась Стена.
     Стена была всегда,  и никто не  знал,  как  она  появилась.
Когда-то ее  пытались  пробить,  но  это не получилось.  В конце
концов, о ней забыли.  Мир достаточно велик, чтобы жить, растить
хлеб и  воевать.  И  люди  жили,  растили  хлеб  и воевали.  Они
говорили: "у Стены",  подразумевая:  где-то на краю  света.  Они
были даже рады, что отгорожены Стеной от неведомого Мира.
     А он был одним из  тех,  кому  Стена  не  давала  покоя.  В
детстве он  расспрашивал о ней взрослых,  они пожимали плечами и
несли какую-то чушь.  Позже, уже в школе, он прочел о Стене все,
но и  ученые  невнятно  бормотали  о  Внешнем  Мире  - то ли там
бесконечный океан,  то ли враждебный климат,  то ли  вообще  нет
ничего. И  его  целью  стало  узнать,  что же там на самом деле.
Внешне он жил,  как все.  Закончил университет,  работал. Но все
эти годы готовился к походу к Стене. И вот этот день настал,
     Он смотрел на Стену,  озаренную  светом  костра,  и  думал:
"Почему  люди привыкли жить в огороженном мире,  словно кролики?
Стена стала привычной,  как клетка.  И если бы  вдруг  появилась
возможность убрать Стену, люди наверняка оставили бы ее". Он лег
спать и долго не мог уснуть, глядя через откинутый полог палатки
на безлунное звездное небо.
     Наутро он проснулся рано,  торопливо  поел  и  принялся  за
дело. Скоро все было готово.  Близилось исполнение его мечты, но
он почему-то медлил,  глядя на степь,  на блеклое небо, на яркое
солнце...
     Он резко крутанул ручку взрывателя.
     Ударил тяжелый  грохот  взрыва,  земля  глухо содрогнулась.
Взметнулись комья земли и  камни.  Расползлось  желто-коричневое
облако дыма и пыли.
     Он вскочил и побежал туда, где в Стене зиял неровный пролом.
Земля еще  тлела,  но  он прыгнул в дымящуюся воронку и пролез в
дыру.
     Над головой  светило  такое же солнце,  над такой же степью
пел такой же ветер,  но что-то - цвет неба или  вкус  воздуха  -
просто кричало:  это другой мир!  Он сделал то,  о чем мечтал. И
сломить Стену оказалось совсем  нетрудно,  она  только  казалась
несокрушимой,  потому  что  никто  не  пытался  пробить ее очень
давно.  Он думал о том,  что мир, где жизнь идет однообразно, по
раз и навсегда заведенному порядку, где люди живут как кролики в
клетках,  боясь свободы,  остался позади;  тот мир, в котором он
жил  -  лишь  маленькая  и  совсем не главная часть бесконечного
Мира.
     Сначала он  бежал,  потом шел.  Эйфория прошла,  и ее место
заняло тревожное предчувствие. Он уходил все дальше в новый Мир,
и  эта  тревога  усиливалась.  День  клонился  к вечеру.  Солнце
опускалось, его лучи становились багровыми.
     И вдруг  он  остановился,  потому  что  дальше идти не было
смысла. Перед ним, освещенная пурпурными лучами заката, высилась
новая Стена.

     1992

                             Вистар
                            СВОЙ МИР

     За окном  идет  дождь.  Капли  воды  скользят  по   стеклу,
оставляя извилистые следы.  Из окна моего офиса видно,  как люди
уныло бредут по мокрым тротуарам с зонтиками в руках и поднятыми
воротниками плащей.  По  улице  катятся машины;  они все кажутся
одинаково серыми, словно этот дождь смыл все краски.
     Дождливый осенний день.  Точно такой же день был тогда, год
назад, когда...
     Усилием воли  отгоняю  воспоминания  прочь,  возвращаюсь  к
столу, сажусь  в  кресло  и  вяло  перебираю  бумаги,  аккуратно
разложенные на  столе  секретаршей.  Факсы,  деловая  переписка,
фирменные бланки с эмблемой "Свой мир" в  уголке.  Дела  идут  в
гору, прибыли  растут  с  каждым днем,  объем продаж виртуальных
конструкторов модели "Космократор" вырос за последний год  почти
вдвое.
     Я помню,  как все это начиналось.  Разговоры о  Виртуальной
Реальности начались  еще  в  80-х годах прошлого века,  но тогда
дело так и не пошло дальше игровых телеприставок и  спецэффектов
в фантастических   фильмах.  Постепенно  компьютеры  становились
совершеннее, появилось программное обеспечение,  способное  дать
ощущение реальности  виртуального  мира.  К  концу восьмидесятых
технология ВР   начала   потихоньку   выходить   из    секретных
лабораторий военных  ведомств.  А  в  начале 90-х появилась наша
фирма - "Свой мир".  Смешно вспоминать,  с чего мы начинали -  с
двух потрепанных компьютеров, с оборудования, собранного большей
частью собственными руками.  Поначалу,  чтобы выжить в  условиях
"дикого рынка" и встать на ноги, приходилось заниматься дешевыми
компьютерными играми.  Но мы с  друзьями  были  тогда  молоды  и
энергичны, мы верили в свой успех, потому что знали - наше время
еще настанет.
     Я собирал    к    себе   лучших   специалистов,   настоящих
компьютерных фанатов.  И  когда  грянул  наконец   Великий   Бум
Виртуальной Реальности,  мы встретили его во всеоружии. Подумать
только, мы,  никому не известная фирма,  опередили и японцев,  и
американцев! Мы выбросили на рынок первую модель "Космократора",
и он в считанные  месяцы  завоевал  весь  мир.  Это  было  время
жестокой и  упоительной борьбы с конкурентами много сильнее нас.
Но мы выстояли,  потому что дали людям именно то,  что  им  было
нужно.
     Люди никогда  не  бывают  полностью   удовлетворены   своей
жизнью, им всегда чего-то не хватает - денег,  славы,  власти...
Люди всегда  стремились  уйти  от  тягостной  реальности  в  мир
сладостных грез и видений. И мы дали им совершенный наркотик. Не
причиняющий вреда наркотик,  который нужен  всем.  Наркотик  под
девизом "Создай  свой  мир!"  Любой,  кто  купит  "Космократор",
действительно может   создать   СВОЙ   МИР,   воплощение   своих
стремлений и   мечтаний.  Достаточно  одеть  видеошлем  -  и  ты
переносишься в  мир,   где   тебя   ждет   безграничная   власть
всемогущего Космократора твоей вселенной, в мир полного забытья,
после возвращения из которого настоящая реальность кажется такой
тусклой и унылой...
     Мой взгляд останавливается на листке перекидного календаря.
Пятое октября. Сегодня ровно год с тех пор, когда Кристина...
     - Дмитрий Андреевич, - звучит из динамика голос секретарши,
-  вы просили напомнить,  что сегодня на восемнадцать тридцать у
вас  назначена  встреча  с  представителем  японской  корпорации
"Мицуи" господином Якамото.
     - Отмените  встречу.  Позвоните  Якамото  и  передайте  мои
сожаления. В общем, вы сами знаете, что говорят в таких случаях.
     Я отключаю  селектор,  откидываюсь  на  спинку   кресла   и
закрываю глаза.  Плевать.  Плевать  я  сегодня  хотел  на  этого
японца, плевать на многомиллионный контракт. Сегодня ровно год с
тех пор, как Кристина ушла навсегда.
     Снова нажимаю кнопку селектора.
     - И еще. Вызовите к подъезду мою машину. Я еду домой.
     - Хорошо, Дмитрий Андреевич.
     Надеваю плащ  и не спеша иду к выходу.  Освещенные холодным
светом люминесцентных ламп коридоры  пусты.  Это  и  к  лучшему:
сейчас мне ни с кем не хочется говорить. Спускаюсь по лестнице в
вестибюль и выхожу через огромные стеклянные двери на улицу.
     Меня ждет  Сергей - мой шофер и телохранитель в одном лице:
рост под два метра, квадратная челюсть, угрюм и молчалив.
     Садимся в машину  -  серебристый  "мерседес"  модели  97-го
года. Сергей поворачивается ко мне с вопросительным взглядом.
     - Домой, - коротко говорю я, и этого достаточно.
     "Мерседес" мягко  трогается  с  места и выезжает на дорогу,
вливаясь в поток движения.  Я достаю из пачки сигарету, не спеша
закуриваю ее, глядя в окно.
     На город спускается ночь.  Небо затянуто тучами,  и сумерки
сгущаются быстро.  Зажигаются огни. Мягкий свет витрин магазинов
и вспышки рекламы отражаются в мокрых  черных  тротуарах.  Город
сменяет ритм рабочего дня на ритм ночной жизни.
     Шумный деловой  центр  остается   позади.   Негромко   урча
мотором, "мерседес"  сворачивает  на  тихую улочку.  Здесь стоит
дом, в котором я живу.  Вот он - двадцатичетырехэтажная башня  в
стиле "супермодерн".    Сергей    выруливает    к   подъезду   и
останавливает машину.
     - Поставь  машину  в  гараж  и  можешь  идти,  -  говорю я,
открывая дверцу. Сергей молча кивает.
     Выхожу из "мерседеса". Капли дождя сразу же падают на лицо,
холодный воздух обжигает легкие.  Щелчком  выбрасываю  сигарету,
прячу руки  в  карманы  и спешу подняться по ступеням подъезда к
зеркальной двери.
     В холле  блаженно  тепло.  По  стенам вьется пышная зелень,
сверху струится неяркий свет, отражаясь во множестве зеркал.
     - Господин Орловский!
     Я оборачиваюсь.  Ко  мне  спешит   консьерж   -   невысокий
лысоватый мужичок с подобострастными глазками.
     - Добрый  вечер,  Дмитрий  Андреевич,  -   говорит   он   с
заискивающей  улыбкой  и  протягивает сегодняшнюю почту.  - Ваша
корреспонденция.
     - Благодарю...  э... - Я хочу добавить его имя-отчество, но
никак не  могу  вспомнить,  как его зовут.  Консьерж кланяется и
уходит. Холуй.
     Вызываю лифт  и  просматриваю   почту.   Газеты,   журналы,
рекламные  проспекты,  несколько  писем...  Ничего  интересного.
Наконец подходит  лифт.  Пока  кабина  поднимается  ко  мне   на
семнадцатый этаж, листаю журнальчик.
     Двери лифта открываются с мелодичным звоном.  Я поворачиваю
от  лифта  направо,  открываю  свою  квартиру  и вхожу в темноту
прихожей.  Захлопнув за  собой  дверь,  включаю  свет,  медленно
раздеваюсь и вешаю плащ в шкаф.  В квартире темно и тихо. Теперь
здесь всегда царит тишина,  с того дня,  как ушла Кристина...  Я
один в огромной роскошной квартире.
     Ужинать на хочется.  Я иду в гостиную и  сажусь  на  диван.
Вокруг смыкается кольцо безмолвия,  только капли дождя монотонно
стучат по карнизам. Дождь. Пятое октября. Год назад в этот самый
день    Кристина    ушла,    оставив   записку,   состоящую   из
одного-единственного слова:  "Прощай".  В памяти вновь возникает
ее   образ.   Как  она  была  красива!  С  мечтательными  синими
глазами...  Но я знал,  что за ее хрупкой внешностью  скрывается
твердый характер.  Она была похожа на орхидею - нежный и сильный
цветок.  И я дарил ей орхидеи,  я дарил ей все лучшее, что можно
купить за деньги,  хотя знал,  что деньги для нее не главное.  У
нее было все,  о чем только могла мечтать любая другая  женщина.
Но  однажды Кристина ушла,  не взяв ничего из того,  что я дарил
ей,  - ни драгоценностей,  ни  дорогих  платьев.  Я  не  мог  ее
удержать. Это было хуже, чем пощечина. Она просто ушла.
     Я нанял частного детектива, который выследил ее. Оказалось,
что   Кристина  уехала  в  другой  город,  нашла  работу,  сняла
крохотную однокомнатную квартиру и живет там совсем одна.  Я  не
стал ее трогать,  потому что знал ее характер и понимал:  она не
вернется.
     Прошел уже   целый   год...   Я  подхожу  к  бару,  наливаю
полстакана шотландского  виски  и  залпом  опрокидываю  в   рот.
Становится еще  хуже.  Почему она ушла?  Снова наливаю янтарного
скотча и обессилено опускаюсь в кресло.  Тупо смотрю прямо перед
собой и  не  сразу  понимаю,  что  смотрю  в  зеркало,  на  свое
отражение. Господи, неужели это я?! Злые глаза, судорожно сжатые
губы... Дрожащей рукой отбрасываю упавшие на лоб волосы.  Да,  я
стал таким за этот год без Кристины.  Я сходил с  ума  от  одной
мысли, что  никогда  не смогу вернуть ее.  Она должна быть моей,
только моей!.. Что ж, да будет так.
     Встаю и  на негнущихся ногах,  как лунатик,  иду в комнату,
где кроме меня не  бывал  никто.  На  двери  электронный  замок.
Набираю  на  клавиатуре:  "Кристина".  Что  еще  может быть моим
кодовым  словом?  Дверь  отъезжает  в  сторону,  и   в   комнате
зажигается мертвенно-белый свет.  Вхожу внутрь, и дверь бесшумно
закрывается за моей спиной.
     Несколько минут стою неподвижно, окидывая комнату взглядом,
как будто что-то здесь могло измениться.  Посреди комнаты  стоит
кресло  с  откидывающейся  спинкой.  На  пульт  небрежно  брошен
видеошлем.  Всю дальнюю стену  занимают  высокие,  под  потолок,
металлические шкафы электронных блоков.  Снаружи не проникает ни
один звук.  Мертвенный свет в сочетании с абсолютной  тишиной  и
молочно-белым пластиком,  которым отделаны пол, потолок и стены,
создают  ощущение   призрачности.   Очертания   всех   предметов
становятся  зыбкими  и  нечеткими  в  этом  сиянии,  будто здесь
пролегла грань, за которой законы реального мира не действуют.
     Я сделал  это.  Конечно,  потратил  уйму денег,  но добился
своего. На  базе  суперкомпьютера  я  создал  такой  конструктор
Виртуальной Реальности,    по    сравнению    с   которым   даже
"Космократор" последней модели не больше,  чем детская  игрушка.
Вот они - Врата в мой собственный мир.
     Я сажусь в кресло,  в  привычном  порядке  нажимаю  кнопки,
включаю аппаратуру  в  рабочий режим.  Много раз входил я в свой
мир через эти Врата,  но почему сегодня  так  дрожат  мои  руки?
Почему мне так хочется увидеть ее именно сегодня?
     Надеваю видеошлем,  откидываюсь в кресло,  погружаюсь в его
мягкие объятия.   Тело   теряет   ощущение  тяжести,  становится
невесомым, как во сне. Кресло начинает медленно вращаться, и это
вращение сбивает  с  толку  вестибулярный аппарат,  окончательно
отрывает мои чувства от реальности. К горлу подкатывает тошнота,
но это   длится  лишь  мгновение,  затем  наступает  невыразимое
блаженство. Я   парю    в    бесконечном    пронзительно-голубом
пространстве. Со всех сторон льется тихая музыка. Я вошел в свой
мир, где все подвластно только мне.
     Несколько секунд  я  свыкаюсь  с  новыми ощущениями.  Гулко
бьется сердце. Мне надоедает одиночество, я хочу, чтоб появились
облака - и они появляются,  ослепительно-белые,  вверху и внизу,
заполняя пространство.   Я   лечу   сквозь   них,    наслаждаюсь
стремительностью полета,  хочу  ощутить скорость и слышу,  как в
ушах свистит ветер...  Кажется,  будто в этом  парении  проходит
вечность, прежде  чем я вспоминаю,  для чего вошел в свой мир на
этот раз.  Оглядываюсь в бело-голубом пространстве и вижу далеко
внизу светлую точку.
     Устремляюсь к ней. По мере приближения точка увеличивается,
разрастается  в  стороны,  превращаясь в огромный диск,  парящий
безо всяких опор в пространстве, наподобие свифтовской Лапуты.
     Это действительно  летающий остров.  Я не видел его раньше,
но это не удивительно.  Эта иллюзорная  и  вместе  с  тем  такая
реальная вселенная  бесконечна,  тысячи жизней не хватит,  чтобы
увидеть все ее чудеса.  Здесь каждый раз  можно  увидеть  что-то
новое, как  в калейдоскопе.  Я видел в предыдущих странствиях по
Виртуальной Реальности и  сюрреалистические  пейзажи,  достойные
кисти Сальвадора Дали, и вообще невообразимые миры.
     Я облетаю остров вокруг.  Он окутан туманом. Движением руки
разгоняю туман, еще одно движение - и по всему острову мгновенно
вырастают джунгли.  Сочная  зелень  тропической   растительности
радует глаз.  Лечу  над островом,  внося все новые штрихи в этот
райский пейзаж.  Появляются прохладные прозрачно-голубые  озера,
бегущие по камням ручьи,  миниатюрные хрустальные водопады...
     Я поднимаюсь  выше.  Весь  остров  виден  как  на   ладони,
окруженный   лазурной   пустотой.  Легким  усилием  мысли  меняю
виртуальное  пространство.  Теперь  вокруг  острова   раскинулся
бескрайний  синий  океан.  Его  волны  блестят  в лучах золотого
солнца.  Создаю коралловый пляж,  а под конец возвожу на  берегу
океана   дворец.   Он   возникает  подобно  сказочному  видению,
ослепительно сияя белым мрамором.  Широкая лестница спускается к
океану, и волны плещут на нижних ее ступенях. Я спускаюсь вниз и
вхожу через колоннаду портика во дворец,  в огромный  зал.  Лучи
солнца проникают сквозь высокие окна, заставляя сверкать золотые
стены  и  пол,  выложенный  замысловатым  узором  из  рубинов  и
сапфиров.
     Вот теперь все готово.  Я оборачиваюсь и вслух произношу ее
имя.  Голос эхом отдается под сводами. Скрестив руки на груди, я
жду ее появления,  глядя в синий простор океана.  Я спокоен. Она
появится, ведь в этом мире мне послушно все, даже она...
     И все же на миг меня охватывает непонятное смятение,  когда
между белых колонн появляется озаренный солнцем знакомый силуэт.
     Кристина входит  в  сверкающий  зал  такой,  какой   я   ее
запомнил:  в  платье фиалкового цвета,  с ниткой янтарных бус на
шее.  Она садится на тут же созданную  мной  скамеечку  и  молча
смотрит  на  меня.  Ее  рассыпанные по плечам волосы золотятся в
солнечном свете,  их слегка шевелит долетающий с  океана  теплый
бриз.  Как  мне  хочется коснуться ее волос!  Но я стою и просто
смотрю  на  нее.  В  ее  синих   глазах   нет   больше   прежней
мечтательности,  в них появилось какое-то новое,  незнакомое мне
выражение.
     Я знаю,  меня  толкнуло  на  этот  шаг отчаяние.  Я потерял
Кристину в  настоящем  мире,  но  вместо  нее  создал  Кристину,
принадлежащую только  мне...  Я  смоделировал  ее  в виртуальном
пространстве компьютерной  реальности.  Чертовски  трудно   было
воссоздать ее  образ.  Для  этого  потребовалась мощность целого
суперкомпьютера, но ведь мне нужна была НАСТОЯЩАЯ Кристина, а не
говорящая кукла,  похожая  на  нее  внешне.  Теперь эта Кристина
говорит точно так  же,  как  и  та,  настоящая,  у  нее  тот  же
характер, та  же походка,  те же любимые жесты...  Я учел все до
мелочей. Кто еще может знать ее лучше, чем я?
     Кристина смотрит  на  меня  каким-то отстраненным взглядом,
как будто рассматривает неодушевленный предмет.
     - Зачем ты пришел?
     - Увидеть тебя.
     Уголки ее рта едва заметно трогает ироничная полуулыбка.
     - Ты знаешь,  что сегодня  за  день?  -  спрашиваю  я.  Она
молчит, и я отвечаю сам:  - Ты ушла от меня ровно год назад. И я
хочу спросить - почему? Ведь ты любила меня.
     В ее синих глазах скользят печальные тени.
     - Да.  Но ты давно уже стал другим,  Дмитрий.  Ты  даже  не
заметил, как  я решила уйти...  Ты сам не замечаешь,  как сильно
изменился с тех пор,  как к тебе пришел успех.  Работа полностью
поглотила тебя - рост капитала, прибыли, выгодные контракты...
     - Я делал все, чтобы обеспечить тебя.
     - А может,  нужно было еще что-то,  кроме денег? - негромко
говорит Кристина. - Совсем немного тепла и внимания, например...
Ты видел  во  мне  только  красивую  женщину,  с которой приятно
появиться на каком-нибудь банкете.  А я не  хотела  быть  просто
куклой. Поэтому я ушла.
     Каждое ее слово пронзает меня словно тонкая ледяная стрела.
Я   чувствую,   как  внутри  вскипает  жгучая  волна  злости,  и
виртуальный мир мгновенно реагирует на перемену во мне:  темнеет
океан,   наливаются   свинцовой   серостью   его   волны,   небо
заволакивают грозовые облака,  закрывают солнце. Свет становится
зловеще серым.
     - Но ты,  как видишь,  осталась моей!  -  Я  уже  с  трудом
сдерживаю свои чувства. Сердце колотится в груди с бешеной силой.
     Кристина снова загадочно улыбается.
     - Ты превратился в настоящего собственника,  Дмитрий.  Тебе
следовало бы жить в средневековье.  Тогда какой-нибудь дон вроде
тебя запросто  мог пленить себе на забаву женщину в своем замке,
чтобы она принадлежала только ему одному.  Ты поступил точно так
же, заточив меня в компьютер.
     Моя ярость вырывается наружу с  раскатистым  ударом  грома.
Вспыхивает молния,  и роскошный зал в одно мгновение сжимается в
тесную камеру подземелья, с плесенью на серых каменных стенах, с
красноватым трепещущим  пламенем  факелов,  с зарешеченным окном
под потолком.  Ржавые  железные  цепи,  продетые  в  кольца   на
потолке, живыми змеями опутывают Кристину, заламывают ей руки за
спину, рывком вздергивают ее вверх.
     Мне хочется  ударить  ее,  причинить  ей  боль,  чтобы  она
закричала... Сколько раз я  уже  входил  в  свой  мир  и  убивал
Кристину разными способами, мстя за то, что она ушла, терзая ее,
находя в том сладостное удовлетворение,  подвергая пыткам,  один
вид которых заставил бы сжаться сердце самого Торквемады.
     - Не смей говорить так!  Не  смей,  слышишь?!  -  кричу  я,
задыхаясь от злости.  - Я верну тебя в реальном мире.  Ты будешь
моей!!!
     Я наотмашь  бью ее по лицу.  Но Кристина не кричит от боли.
Она смотрит не меня совсем без страха,  и это  приводит  меня  в
бешенство.
     - Нет, Дмитрий, ты проиграл.
     Синева глаз Кристины тверда и холодна,  как алмаз.  Цепи со
звоном осыпаются с ее рук,  растворяются в  воздухе,  подземелье
исчезает, стены  разворачиваются  в  какое-то  неясное эфемерное
пространство. Вокруг нас клубится мерцающий зеленый туман.
     Меня сковывает внезапный страх.
     - Ты проиграл, потому что слишком стремился к совершенству.
- Кристина смотрит на меня уже просто с жалостью.  - Ты создал в
виртуальном пространстве меня,  абсолютную копию той,  настоящей
Кристины, но забыл о законе самоорганизации сложных систем...
     Ее спокойный голос не сразу проникает в мой мозг,  но когда
я понимаю наконец,  что значат ее слова, страх переходит в самый
настоящий ужас. Она вышла из-под моего контроля...
     - Я  давно  уже  перестала быть твоей игрушкой,  и не могла
допустить, чтобы ты причинил вред мне или той, другой Кристине.
     Я в  ужасе отшатываюсь от нее,  судорожным усилием напрягаю
волю,  чтобы вырваться из этого кошмарного видения,  вернуться в
реальность,  -  и мне это удается.  Гулко стучит в висках кровь,
сердце,  кажется,  вот-вот выскочит из груди.  Срываю видеошлем,
хватаю  воздухом  рот  и...  вижу  стоящую передо мной Кристину,
окруженную белым сиянием.
     - Ты!  -  вскрикиваю  я  срывающимся  на  фальцет голосом и
вскакиваю из кресла. - Как ты попала в реальный мир?!
     - В реальный мир?  Нет,  это мой мир, - говорит она все тем
же спокойным тоном.  - Я  создала  в  компьютерном  пространстве
модель настоящего мира, а ты, Дмитрий, ничего даже и не заметил.
Твой разум заблудился в бесконечном множестве миров,  вложенных,
как матрешки, один в другой, и никогда уже не сможет вернуться в
тот единственный настоящий мир. Ты останешься здесь навсегда.
     Я медленно  отступаю назад.  Значит,  тот мир,  в котором я
жил, который  считал  таким  реальным  -  всего  лишь  одна   из
бесчисленных ипостасей   Виртуальной   Реальности...  Моя  спина
упирается в  стену.  Ноги  подкашиваются,  я  вяло  сползаю   по
гладкому белому пластику.
     Из горла  вырывается  мучительный  крик,  и  мое   сознание
раскалывается как разбитое зеркало на тысячи осколков, каждый из
которых еще отражает крохотный кусочек Реальности, и осыпается в
пустоту, оставляя после себя черное Ничто.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: