был. И неведомо откуда донесся страшный предсмертный вой. Вовик
рванулся в сторону, но учитель удержал его, крепко сжав руку. Острый
хвост ящера вздыбился над дорогой и опал, рухнул, словно его
подрубили. И тут учитель понял, что ящер просто провалился в какую-то
яму. Откуда на дороге взялась яма, это было непонятно. Сколько раз они
проходили здесь, и никогда никакой ямы не видели. Да еще такой, чтобы
в нее мог провалиться большой зверь. Но теперь яма, к счастью, была. И
учитель увидел ее, когда, переборов себя, подошел ближе. Свежие края
говорили о том, что яма недавно вырыта. Зачем? Специально для ящера,
чтобы он не нападал на людей? Но кто мог знать, что ящер появится
именно с этой стороны? Кто мог вырыть яму да еще предусмотрительно
вкопать в ее дно острые колья? Анты?..
И тут учитель похолодел от мысли, что яма предназначалась вовсе не
для ящера, а для него, для них с Вовиком. Только они должны были
пройти этой дорогой. Сегодня, как и вчера, как позавчера, как ходили
все эти дни. Ящер - случайное совпадение, спасшее их?..
Учитель вынул небольшую коробку радиопередатчика и сообщил о
случившемся. Он собрался тут же идти обратно, но вдруг увидел впереди,
в улицах "Вовикова города" совсем маленького сгорбившегося анта.
Присмотревшись, он понял, что ант очень старый, какой-то мохнатый от
слишком длинных седых волос, свисавших с головы. Никогда учитель не
видел такого старца и потому стоял и рассматривал анта, стараясь
понять, что ему нужно, почему он прыгает там и машет руками. Наконец
понял: он просто зовет их. Значит, там что-то случилось? И учитель,
крепко держа Вовика за руку, побежал к городу. Не мог не побежать,
потому что, как всякий учитель, был полон сострадания ко всему живому.
Ант, как только увидел, что люди бегут к нему, перестал махать
руками, стоял неподвижно, ждал, когда они приблизятся. Дождавшись,
повернулся и пошагал по недостроенной улице с темными нишами
квадратных окон. Учитель пошел следом: он уже знал, что, если ант так
вот, ничего не говоря, поворачивается и неспешно уходит, значит,
приглашает идти за собой.
В молчании они прошли улицу, затем другую и оказались на площади,
такой большой, что учитель никак не мог понять, зачем Вовику
понадобилась эта обширность, Вовик, когда его спрашивали,
отмалчивался. А может, он и сам не знал, зачем спланировал такую
площадь. У дальнего ее края высилась башня, похожая на гриб из-за
широкой шапки наверху. Шапка была смотровой площадкой - этого Вовик не
скрывал. Наоборот, он очень охотно рассказывал, когда речь заходила об
этой башне, говорил, что без смотровой площадки антам никак не
обойтись, что, посмотрев сверху на этот город, они оценят подарок
по-настоящему.
Не доходя до башни, ант остановился и маленькой ручкой показал
вперед. Там, куда он показал, что-то лежало ровненьким пунктиром. Еще
до того, как разглядел, что это такое, учитель похолодел от страшного
предчувствия. Подошел ближе и увидел, что это те самые анты, которые
работали на строительстве.
- Что тут случилось? - спросил он. И спохватился, вынул коробочку
радиостанции, набрал код кибернетического переводчика и включил
динамик погромче.
- Что тут случилось? - повторил он в микрофон.
Через мгновение динамик затрещал, защелкал по-антовски. Старый ант
удивленно посмотрел на учителя, на коробку в его руках и вдруг
торопливо затрещал о чем-то, странно и часто причмокивая и словно бы
всхлипывая.
- Уходите и больше не приходите, - начало переводить радио. - Вы
приносите несчастье. Анты не хотят иметь с вами никакого дела...
- Их убил ящер? - спросил учитель, показывая на лежавшие в ряд
трупики антов. И тут же сам понял, что ящер здесь ни при чем. Иначе
чего бы они лежали целехонькие, в ряд?
- Они умерли от опасной болезни, - прощелкал старый ант. - Болезнь
принес этот мальчик, - указал он на Вовика. - Он давал еду, которой
нельзя насытиться, но которая заставляла антов забыть о доме, о труде,
о других актах и думать только о том, чтобы лизать ядовитый корм. И
чем больше они лизали его, тем больше, хотели. Эта болезнь заставляла
их целыми днями заниматься глупостями здесь, в нагромождении никому не
нужных камней...
- Это не глупости! - закричал Вовик. - Мы строили город для вас
же...
- Анты никогда не будут здесь жить.
- А вот они говорили, что будут. - Вовик показал на мертвых
строителей и, испугавшись, что посмотрел в ту сторону, спрятался за
учителя.
- Они потеряли головы, наедаясь отравы. Они могли говорить и
делать все, что угодно.
- Какой отравы? - спросил учитель, повернувшись к Вовику. - Чем ты
их кормил?
- Ничем!..
Впервые за все время учитель не поверил ему, но не подал виду:
нельзя показывать воспитаннику, что ты ему не веришь.
- Он хороший мальчик, если он что-либо делает, то только с благими
намерениями, - сказал учитель.
- Благими намерениями выстлана дорога в ад.
- Что?! - удивился учитель и, выключив динамик, спросил точно ли
так сказал старый ант, попросил повторить.
- Глупая доброта хуже зла, - сказал автомат-переводчик. - Фраза
труднопереводимая, но смысл ее примерно такой.
Это было неожиданно и по-новому показывало аборигенов. Люди
думали, что мышление актов не выходит за утилитарные рамки, а они,
оказывается, способны к философским умозаключениям...
А старый ант, словно подтверждая эту мысль учителя, вдруг
заговорил о том, что всякое разумное существо, живущее среди себе
подобных, сильно только тогда, когда оно занимается своим делом, если
его заставить делать чужое дело, оно, это разумное существо, очень
быстро перестает понимать свое место в жизни и становится беспомощным,
как ребенок. А если многие, анты начнут заниматься не своим делом, то
очень скоро актов не станет совсем. Цунга не может не расти во все
стороны, иначе это не цунга. Ящеры на воле не могут не быть хищниками.
Если их обречь на голод, а затем начать кормить только зелеными
ветками цунги, они становятся не ящерами, а домашними животными...
Он еще что-то говорил в этом же роде, но учитель уже не слушал, он
думал о том, что хоть "Вовиков город" и не будет построен, все же он,
этот город, послужил некой точкой соприкосновения с недоступными
антами. Выяснилось, например, что анты мудры.
Учитель терпеливо дожидался, когда старый ант перестанет говорить,
чтобы задать какой-либо другой вопрос. Такого рода беседы были очень
большой редкостью, и если уж разговор получился, то его следовало
продолжать как можно дольше. Каждое слово, каждый оборот мысли, каждый
прямой или уклончивый ответ будут потом исследованы лингвистами,
психоаналитиками, социологами. И потому учитель готов был забыть даже
о Вовике и продолжать эту беседу без конца.
Но ант не оправдал его надежд. Он вдруг резко прервал монолог,
повернулся и быстро пошел, покатился по самой середине улицы, не
приближаясь к домам, словно они были свежеокрашены и о них можно было
испачкаться. Отойдя достаточно далеко, он остановился, обернулся и
стал ждать, когда люди уйдут.
- Ну что ж, Вовик, пошли домой, - сказал учитель.
Вовик покосился на лежащих у стен" антов и тяжело, совсем как
взрослый, вздохнул. Затем он вздохнул еще раз, уже облегченно, сунул
руку в карман, вынул коробку с леденцами, еще раз покосился на мертвых
антов и снова убрал коробку.
- Ты их конфетами кормил? - догадался учитель.
- Так они сами просили. Прямо как сумасшедшие были, когда я
коробку вынимал.
- Что они говорили?
- Ничего не говорили. Смотрели так, будто никогда конфет не
пробовали. А сосали... уж я и не знаю. Даже глаза закатывали от
удовольствия.
- Значит, это и было для них отравой.
- Конфеты?!
- Для тебя конфеты, а для них, как видно, яд. Ты слышал, что
говорил старик?
- Если бы яд, они бы умирали. А они не умирали. За каждый леденец
готовы были делать все, что угодно. А вы говорите - яд...
- Как тебе объяснить... Это по-другому - яд. Так они были анты как
анты, а наевшись конфет, забывали, что они анты, забывали про свои
дела и обязанности. Ты разве не понял, что говорил старик?
- Понял, - сказал Вовик и оглянулся на башню, на одинокую фигурку
старика, темневшую в просвете улицы. Рука его, зажатая в большой
ладони учителя, мелко дрожала.
Они медленно шли по дороге, и учитель думал о том, что анты,
возможно, не сами умерли. Вполне возможно, что их убили. Как носителей
болезни, опасной для коллектива. Как отщепенцев. В назидание другим
антам, в назидание людям, чтобы больше не лезли со своими
"благодеяниями". И яму вырыли, и весь этот спектакль с ящером
разыграли для предупреждения...
Учитель резко остановился от этой мысли, дернув Вовика за руку,
Значит, они знали, что ящер побежит именно тут?! Может, они сами его и
выпустили? Значит, у них, что же, есть прирученные ящеры?..
Вспомнилось, как старик говорил, что если ящера кормить зелеными
ветками цунги, то он становится домашним животным. Но зачем маленьким
актам огромные ящеры?.. Мало ли зачем. Может, просто на мясо...
И тут ему пришло в голову, что тот неизвестно откуда взявшийся
ящер, так напугавший его в молодости, тоже, возможно, был не дикий, а
прирученный. Значит, у актов давно существует животноводство? Как же
люди это проглядели? А впрочем, много ли известно об актах? А много ли
понятно? Только то, что соответствует воззрениям людей?..
- Знаешь, давай догоним старика, порасспросим еще, - сказал
учитель. И, не отпуская руки Вовика, быстро пошел назад, через
площадь, к темневшей в улице фигурке акта. Но тот не стал дожидаться,
исчез куда-то, словно провалился.
- Послушай, Вовик, тут все гораздо сложней, чем мы думаем, -
сказал учитель, остановившись. - Они не хотят, чтобы мы давали им
что-либо по своему разумению. Потому что наше разумение, как видно,
совсем не соответствует здешнему... - Он поморщился, машинально поймав
себя на жаргонном словечке. Но тут же забыл о своей оговорке. То, что
пришло ему сейчас в голову, было куда важнее, куда значительнее. - Мы
ведь как ищем с ними контакта? Предлагаем, можно сказать, навязываем
наши знания, наши представления о том, что хорошо, что плохо. Но
видишь, Вовик, что для нас сладко, для них - яд. Надо предлагать, не
навязывать. Да еще и с оглядкой... Хорошо еще, что ты начал строить
свой город в стороне. А если бы на месте их же городища? Мог ведь
приказать роботу разрушить несколько лачуг и на их месте возвести то,
что, по-твоему, дворцы. Это было бы совсем нетрудно, верно? Ведь анты
разбегаются, когда приходит робот, и никого в жилищах не остается...
- А я так сначала и хотел, - признался Вовик.
- Хорошо, что расхотел. Все-таки ты, значит, умный парень.
- Конечно, умный, - сказал Вовик.
- Вот как? Значит, хвастливый? Плохо это, хвастливые редко бывают
умными.
Вовик ничего не ответил, но учитель и не заметил этого. Он все
думал об актах, об этом странном народце, не желающем поступаться
ничем из привычного им. Такая стойкая последовательность! Может, не
зря их назвали актами? Может, первые поселенцы землян на Аранте
усмотрели это стойкое в их привычках, в их характере? Легендарный
Антей был ведь силен до тех пор, пока стоял на земле. На своей земле,
которая была для него матерью. Он стал беспомощным лишь тогда, когда
его оторвали от земли. Не то же ли самое только что говорил старик?
Значит, и для них это истина? Нельзя отрываться от родины, от своего
