Владимир РЫБИН
ВКЛЮЧИТЕ ВАШУ ПАМЯТЬ
В нашем классе появился вундеркинд. И надо же, им стал Петька
Самойлов, для которого тройка всегда была единственным "средством
передвижения" из четверти в четверть.
Но вот однажды он пришел в класс, бросил портфель на парту и ни с
того ни с сего стал декламировать наизусть строки из книги, которую мы
по литературе еще не проходили.
И тут как раз урок литературы. Татьяна Воробьева, отличница и
всезнайка, ясно, не выдержала, пискнула из-за парты:
- А Петя Гоголя наизусть выучил.
Анна Петровна поглядела на нас, а потом в журнал. Видно, не
поняла.
- Что мы приготовили дома? Кто готов отвечать?
Каждый раз она так спрашивает, и каждый раз после этого ее вопроса
парты скрипеть начинают. Это мы сползаем пониже. А тут все повернулись
к Петьке. И Анна Петровна тоже на него поглядела, как всегда смотрит,
когда хочет вызвать.
И Петька не стал ломаться, вылез из-за парты, рот открыл, и... ни
слова. Молчит. Мы уж подсказывать начали. Но тут Петька словно
проснулся. Всхлипнул как-то странно и сказал.
- Я лучше "Евгения Онегина" прочитаю.
И, не дожидаясь разрешения, пошел скороговоркой про дядю, который
не в шутку занемог и уважать себя заставил.
Анна Петровна не поверила даже, подошла, посмотрела: не по книжке
ли он читает. Да так и простояла рядом чуть ли не весь урок. А когда
звонок прозвенел, взяла Петьку за руку и увела в учительскую.
Вышел он оттуда красный, улыбающийся.
- Пятерку получил?
- Что пятерка! - сказал Петька таким тоном, будто никогда ничего
другого не получал. - Она меня представлять будет.
- Как это "представлять"?
- Обыкновенно. Перед всеми учителями буду декламировать.
И он важно пошел по коридору, а мы все стояли на месте,
удивленные, восхищенные, пораженные возможностями, которые отныне
открывались перед Петькой. Мы-то знали: если уж кто попадает в
вундеркинды, тому тройку не поставят. Лучше спросят еще раз.
На другой день было Петькино "представление". В актовом зале.
Впереди сидели учителя, потом мы всем классом (все-таки он наш
вундеркинд), а на последних рядах - остальные.
Представляла Анна Петровна. Она говорила недолго, но здорово.
- Товарищи! - говорила она. - Ребята! Кое-кто из вас жалуется на
плохую память. А ведь память наша имеет фантастические возможности.
История знает немало примеров, когда простой человек выучивал
невероятно много. Приведу только один пример - Маццофанти. Итальянец
Джузеппе Маццофанти выучил пятьдесят шесть языков. Конечно, не у всех
такие способности. Но все могут развить свою память настолько, чтобы
хорошо помнить не только уроки, но и многое другое. Живой пример
этому...
Тут Анна Петровна убежала за кулисы и вывела на сцену нашего
Петьку.
- Это Петя Самойлов. Вы все его хорошо знаете. Он сумел развить
свою память. Сейчас Петя прочтет по памяти отрывки из романа в стихах
Александра Сергеевича Пушкина "Евгений Онегин".
И первая стала аплодировать. А потом наступила тишина. Слышно
было, как воробьи за окном чирикали на весеннем солнце да половицы под
вундеркиндом скрипели. Он все переминался с ноги на ногу, уже не
красный, а бледный. И молчал.
- У лукоморья дуб зеленый, - подсказал кто-то, и все засмеялись.
Вдруг Петька словно проснулся:
- Богат и славен Кочубей, - сказал. - Его поля необозримы. Там
табуны его коней пасутся...
Анна Петровна пыталась возразить, что это, мол, не "Евгений
Онегин", а "Полтава", но на нее замахали руками. И Петька продолжал
без запинки говорить. С выражением говорил, какого мы от него никогда
и не слышали. Особенно это: "...И грянул бой, Полтавский бой!.."
Его долго не отпускали со сцены. А после мы за него взялись. Мы -
это Коля Еремеев, Ваня Колосов и я. Еще с утра мы договорились взять
вундеркинда под свою опеку. Приближался конец года, и нам тоже не
помешало бы вызубрить по поэмке, чтобы всех удивить.
На улице мы подошли к нему.
- Мы хотим узнать, как тебе удалось столько вызубрить.
- Я и не зубрил вовсе, - честно сказал Петька. - Я этих стихов и в
глаза никогда не видел.
- Наверное, ты их сам сочинил, - съязвил Коля Еремеев.
- Да они мне приснились, честное слово. Пусть меня на второй год
оставят, если вру.
Это была всем клятвам клятва. В такую поневоле поверишь.
- Вот оно что: обучение во сне, - сказал Ваня. - Известное дело. Я
читал: включаешь магнитофон и спишь себе. А во сне все само
выучивается.
- Да нет у меня никакого магнитофона! - сказал Петька. -
Приснилось - и все.
- Может, у тебя кровать такая волшебная?
- Ничего не волшебная.
- А ну покажи кровать... Мы пошли к Петьке домой. Оглядели
кровать, ничего интересного не нашли. Кроме царапины на деревянной
спинке да еще гвоздя, вбитого зачем-то снизу.
- А может, ты все это выдумываешь? - растерянно спросил Коля. Хотя
по Петькиной физиономии было видно, что ему самому все это до смерти
интересно.
- А почему ты со сцены начал читать совсем не то, что на уроке?
- Забыл, - шепотом сказал Петька. - На другую ночь мне "Полтава"
приснилась.
И мы зашептались, удивленные. Шепот ведь такая штука, только
начни, потом слово вслух сказать страшно. Так мы стояли и шептались,
пока не дошептались до одной идеи: кому-то остаться у Петьки ночевать.
Кинули жребий - досталось мне.
Родителей мы быстро уговорили. Сказали, что надо вместе уроки
учить, чтобы получить пятерки по литературе.
Мне постелили на полу. Лег я и стал глядеть в потолок. А по
потолку тени ползали: должно быть, на улице гулял ветер, фонари качал.
Петька уже спал давно, а я все лежал с открытыми глазами и завидовал
ему, зубрящему во сне очередную поэму. Потом догадался, подтянул свой
матрасик к самой его кровати и скоро уснул. Во сне я стоял у доски,
рассказывал какую-то сложную теорему. А учитель по математике - наша
самая страшная гроза - стоял и улыбался.
Утром на уроке математики, выйдя к доске, я вдруг совершенно ясно
вспомнил свой сон и начал исписывать доску тригонометрическими
знаками.
- Это же из программы девятого класса! - удивился учитель. Взял
меня за руку и увел в учительскую.
После моего триумфа вся школа потеряла покой. На переменках только
и разговоров было, что о вундеркиндах из 5-го "В". С других этажей
приходили смотреть на нас. Как на артистов.
Потом к Петьке стал проситься Коля Еремеев. Но прежде чем удалось
еще раз уговорить родителей, мы сделали открытие. Случайно узнали, что
"волшебные сны" можно видеть не только в Петькиной комнате, но и по
другую сторону стены, на улице, и не только ночью, но и вечером, если
задремать.
Мы вкопали в том месте скамеечку и допоздна стали просиживать на
ней с закрытыми глазами.
Сны наши были как кино. Даже интереснее. Они помнились довольно
долго, а потом как-то сразу забывались, но потом, на смену, и тоже
вдруг вспоминался другой сон. Но пятерок нам уже не ставили. Учителя,
прежде говорившие - "интересно", стали говорить - "подозрительно". И
требовали ответов на заданные уроки. А вот уроки нам почему-то не
снились.
Так продолжалось недели две. Однажды мы, как всегда, сидели на
своей скамейке и спорили о причинах странных снов.
- Дом у нас старый, - говорил Петька. - А в старых домах всегда
что-нибудь водится. Когда я был маленький, мне бабушка такое
рассказывала!
- Заколдованный дом, - сказал Коля Еремеев.
А Ваня, который ничего не представлял себе без космоса, стоял на
своем:
- Это космические лучи. Кто-то с другой звезды внушает нам свои
мысли.
- Откуда же они знают про нашу литературу?
- А может, они тебе только помогли вспомнить?
- Было бы чего вспоминать...
- А может, отец любил стихи? Мы оглянулись. Рядом стоял высокий
дядя в плаще.
- При чем тут отец? - рассердился Петька.
- Вот тебе раз! Ты же сын своего отца.
- Дяденька, - удивленно сказал Ваня. - Вы ведь не знаете, о чем мы
говорим.
- Подумаешь, тайна. Вы разговариваете об обучении во сне.
Мы рты поразевали от удивления.
- А вы откуда? - спросил Ваня, опомнившись.
- Во-он из того дома. Видите крышу? Могу утешить: мне тоже эти сны
не дают покоя.
- Ка-кие сны! - чуть не хором воскликнули мы.
- Эти самые. Вы только любуетесь ими, а мне еще приходится
разбираться в их природе. Понимаете? Замечено, что под воздействием
определенных электромагнитных излучений в человеческом мозгу
просыпаются какие-то неведомые центры памяти. Происходит это во сне...
- Во сне просыпаются! - спросил Колька Еремеев.
Я дернул его за рукав, Петька наступил на ногу, а Ваня толкнул в
бок. Чтоб не мешал.
- Ну а что видите вы во сне?
Тут уж таиться было ни к чему, и мы, перебивая друг друга,
рассказали все.
- Интересно, интересно, - говорил незнакомый дядя. - Вы хотите
спросить, что это такое? Не знаю, ребятки. Да и никто, думаю, пока еще
не знает. Ясно только, что это память.
- При чем тут память? Как можно вспомнить то, что еще не читал или
не проходил на уроке?
- Говорят же - весь в отца... Если наследуется внешность, то
почему не быть наследственной памяти? Почему бы детям не перенимать
знания и опыт родителей? Такая память, возможно, существует в каждом
из нас. Только не может вспомниться.
- Во была бы жизнь! - заволновался Коля Еремеев. - Учиться не
надо, ведь отец все уже проходил.
Мы поглядели на Кольку с завистью: его отец был кандидатом наук.
- Как же можно не учиться! Ведь знания не стоят на месте, их
становится все больше!
- Лет через сто какие же это головы у людей будут? - задумчиво
сказал Коля Еремеев.
- Вероятно, такие же. Речь идет не о том, чтобы все всегда
помнить, а чтобы, когда понадобится, вызывать в памяти нужные знания.
Будут люди ходить с такими аппаратами. Нажал нужную кнопку - и все
вспомнил.
- Как электронная машина?
- Вот, вот. Только машина большая. А тут запоминающее устройство -
это твоя голова. В руках же только пульт управления. Улавливаете идею?
Ведь что такое мозг? 14 миллиардов нервных клеток. Миллионы и миллионы
связей между ними. Представляете, какая была бы машина из 14
миллиардов транзисторов и многих километров между ними? С большой дом,
пожалуй. Вероятно, никогда не удастся создать машину, подобную мозгу.
Вот мы и подумали: а зачем ее создавать, когда она уже создана? У
каждого своя.
Надо только научиться управлять ею. С помощью, скажем, Х-лучей.
Ввел задачку - и готово решение...
Он легонько щелкнул Ваню по лбу. А Ваня даже не отодвинулся,
смотрел на незнакомца круглыми глазами и, похоже, ничего не понимал.
- А чего же память?
- Скажи-ка, что ты проходил, ну, например, по географии в этот
день прошлого года?
- Разве помню?
- Помнишь. Все, что читал или видел когда-либо, навсегда остается
в голове.
Мы засмеялись. Даже учительница говорит, что у нас в одно ухо
влетает, а из другого вылетает.
- Но вы сами в этом убедились. Мы испытывали наши лучи во-он там.
Один лучик, значит, случайно пробился, дошел до вашего дома и напомнил
вам даже то, что когда-то проходили ваши отцы...
Он начал говорить о каких-то сложностях, которые при этом
возникают, о переизбытке информации, о самозащите мыслящих систем от
информационного взрыва, о том, что, вероятно, невозможность в обычных
условиях вспомнить, что знали предки, и есть результат такой
самозащиты...
Но эти рассуждения мы плохо поняли. Мы мечтали о возможностях,
