- Умрешь? - Тропайл был поражен той бездной непонимания, которая была
между ними. Откуда начинать, чтобы объяснить человеку, который думает, что
когда теряешь все физические признаки в цистерне Снежинки, ты становишься
мертвым? Он попытался неуклюже подлизаться:
- Знаешь, - сказал он, - если бы я вернулся, я думаю, я смог бы
заняться Солнцем для тебя и, может быть, дать задний ход двигателям.
Ответом был лишь плач.
Как во сне, Тропайл возвращался назад. Он тихо постучал в дверь
Гражданина Джермина, и тот смотрел на него прищурившись. Прошла минута,
прежде чем Тропайл узнал Снисходительную Улыбку.
- О, я что-нибудь не так сделал? - спросил Тропайл. - Извините. Если
это из-за того, что я не остался, чтобы встретиться с вашими друзьями...
Ироничный, умоляющий наклон головы, означающий "Ничего, все чертовски
хорошо".
- Мне просто хотелось кое-что сказать.
- Входите, - сказал Гражданин Джермин. - Как мило, что несколько
минут до сна можно провести так интересно. (Читай: Довольно поздно для
визита, приятель.)
Тропайл уныло стоял в дверях.
- Я быстро, Джермин. Что ты думаешь насчет того, чтобы мне вернуться
на планету-близнец? Самому подключиться к цепи и все такое?
Наступила пауза, во время которой Гражданин Джермин серьезно
размышлял, его ноздри слегка раздувались, как будто он нюхал букет
незнакомых цветов. Потом он улыбнулся. Запах, в конце концов, прекрасный.
- Я думаю, это было бы отлично, - тепло сказал он. (Читай: Будет
очень мило не видеть тебя больше.)
Хендл встретил его с не меньшим энтузиазмом. Он спал как убитый,
когда Тропайл постучал. С затуманенными глазами он прохрипел:
- Это не может подождать?
- Думаю, нет, - твердо ответил Тропайл.
Он рассказал Хендлу о том, что задумал. Сумрачный вид Хендла
мгновенно изменился, появилась широкая улыбка.
- Сделай это, старик, - пророкотал он. - Черт, мы поставим тебе
памятник! - Говоря это, он подразумевал то же, что и Джермин.
Тропайл отвернулся. Один в спящем городе. Стояла поздняя теплая ночь.
Теплая Осень Пятигодичного Часового Цикла. Следующий Цикл он начнет сам,
разжигая Солнце из... Он усмехнулся. Из лохани с супом.
Найдет ли он еще семерых, чтобы начать это вместе с ним?
Нет, не на этой планете, подумалось ему. Это будет лохань с
одним-единственным телом. Он будет присматривать за очагом этой планеты
лучше, чем Пирамиды. Но он один, и нет надежды, что он станет кольцом
разгорающегося огня. По крайней мере, он сможет сбросить плоть, избавиться
от ее тирании. Стоя посреди улицы, он смотрел на звезды, сияющие в
созвездиях. Созвездия были новые и все время менялись и поэтому не имели
названий. Это была Вселенная. И слов было не нужно. Слова ничего не
объясняли; естественно, он не мог заставить Галу и других понять его,
потому что плоть не может уловить подлинную сущность ума и духа,
освобожденных от плоти. Дети! Дом! И впридачу - еда, сон, питье, занятия
грязных животных. Как могут они просить его остаться в грязи, если звезды
в небе зовут его?
Он медленно шел по улице, один в ночи, нарождающийся бог,
отрекающийся от смертных. Ничего здесь не осталось для него, но откуда же
это чувство утраты?
Долг говорил (или это была Гордыня?):
- Кто-то должен отказаться от плоти, чтобы управлять Землей, ее
орбитой, погодой - почему не ты?
Плоть говорила (или, Душа, если такая есть?):
- Но ты будешь одинок.
Он остановился и минуту колебался.
До тех пор, пока не понял, что слышит быстрые шаги за спиной и голос:
- Подожди! Подожди, Глен! Я хочу идти с тобой!
Он обернулся и подождал, но лишь минуту, а потом пошел рука об руку
со своей женой.
Он не один - так было и так будет! Был еще один. Будут другие!
Огненное кольцо будет разгораться!
