рюмок-подавальщиц, хрупких до прозрачности, с талией в рюмочку, и тут-то все
отдохнули на славу, веселье било через край, каблуки топали, подошвы били
чечетку, даже шнурки отвязались.
И только чугунная пепельница на столе одна сгибалась под тяжестью окурков.
Утюг сразу увидел в ней родную душу, участливо спросил, как она дошла до
жизни такой, и пепельница, почти не видная из-под окурков, сказала, что
пошла сюда работать, чтобы содержать семью, целый письменный прибор с малыми
детишками-перышками, с мамой - высохшей чернильницей, никому не нужной,
потому что папа, работающий стаканом для карандашей, ушел от них, полюбив
шариковую ручку "Паркер". А она, пепельница, старшая дочь в семье и должна
помогать матери.
Утюг также спросил, какого завода вся их семья, и оказалось, что пепельница
родилась буквально в том же цеху, что и утюг, и земляки обрадовались и
вспомнили огни чугуноплавильных печей и груды чушек, болванок и отливок,
бабушек и дедушек.
- Ну, рабочий класс,- сказал утюг,- мы тебя отсюда вытащим!
- Нет,- отвечала пепельница, полная окурков,- любая работа почетна в нашей
стране!
- Глупости-то не говори,- ответил утюг. И оказался прав: вся компания после
танцев выпила по рюмочке и выкурила по сигарете, и грязные окурки со смехом
легли поверх прежних чинариков и бычков, и маленькая пепельница совсем
исчезла под своим грузом, но не дрогнула - хотя это уже явно было выше ее
сил.
- Когда же ты отдохнешь? - спросил утюг.
- Мы отдохнем,- ответила пепельница, покрытая сажей и пеплом,- мы отдохнем.
- Когда? - повторил свой вопрос утюг.
- Когда вас, посетителей, не будет! - хрустально засмеялась девочка-рюмочка,
переходя из рук в руки.
Тут же у утюга и сапога созрел план.
Утюг надел сапог, вышел наружу из ресторана и начал отпугивать поздних
гостей, топая на них.
Вскоре к ним присоединился и весь отряд тапок и ботинок.
Так они держали глухую оборону, пока старый стакан не нанял киллеров-убийц,
и автоматная очередь прошила темноту улицы.
Утюг немедленно принял удар на себя: вылез из сапога и велел всем залечь, а
сам подставился под огонь убийц.
Киллеры, потратив все патроны и видя, что утюг недвижим, решили - дело
сделано, и отправились к старому стакану за окончательным расчетом.
Получив, видимо, деньги и сказавши "приберите, он там валяется", убийцы
ушли, но недалеко - утюг набросился на них у выхода и помял им их
убийцевские шапочки, причем в сильной степени попортив форму.
Это были профессионалы, коробки с макаронами, и они в сплющенном виде,
держась за шапочки, позорно бежали, не разбирая дороги.
А хозяин ресторана, старый стакан, теперь просто не знал, что делать: народ
не шел в ресторан!
У входа стоял могучий утюг и отшибал у прохожих всякую охоту заглянуть к
старому стакану.
Наконец хозяин вышел к утюгу и спросил:
- Чего тебе надо?
- Отпусти пепельницу в оплаченные отгулы! - резко ответил утюг.
- Девушка сама хотела заработать,- пожал плечами старый стакан.
- Это наше семейное дело,- сказал утюг.
- Она тебе жена? - поинтересовался старый стакан с юмором.
- Она мне лучше, она мне сестренка! - воскликнул утюг.- Троюродная причем!
И пепельница робко вышла.
Теперь, без окурков, она выглядела чистенькой брюнеткой и зябко куталась в
меха, ее плечи украшал ершик для мытья бутылок.
- Брось эту дешевку,- проворчал утюг (а он уже был одет в ковбойский
сапог),- я куплю тебе все, что надо.
И пепельница впервые оставила свое чугунное равнодушие, тихо засмеялась,
поправила растрепавшуюся на ветру прическу, двинулась вслед за утюгом в
меховой магазин - и вскоре вышла оттуда счастливая: она выбрала себе сияющую
серебристую, как облако, накидку - металлическую мочалку для сковородок,
абсолютно новую.
Утюг, увидев ее в таких мехах, потерял голову и стал читать вслух стихи "В
густых металлургических лесах" - причем читал он изнутри сапога, и голос его
от этого был сильным и гулким.
И они втроем зашли в кабаре, тут играл джаз и стояла украшенная елка -
почему-то уже приблизился праздник Рождества. (Вспомним, что совсем недавно
цвел укроп - и на тебе! Как жизнь кипит!)
Утюг поднялся на носок и вертелся, как пропеллер, пепельница же привстала на
ребро и тоже крутила бедрами.
А вокруг них, переодевшись зайчиками и снежинками, плясал обувной народ -
Рождество так Рождество.
И хрупкая пепельница танцевала с утюгом, обутым в сапог, вся извиваясь, мех
так и сверкал.
И когда музыканты (махровое полотенце - на гитаре, ботинки - на ударных и
солистка - мыльница) исполнили "В лесу родилась елочка", утюг из глубин
сапога сказал:
- Ты моя умная девочка! Моя хорошая!
А пепельница, вся зардевшись, буквально, как если бы она выскочила из печи,
сказала:
- Ты клевый сапог!
Сапог же немедленно воскликнул:
- Будь моею!
- Как это, как это,- забормотал утюг в глубинах сапога,- что это, что это?
Она все перепутала!
Но сапог, прижимая к щеке пепельницу, уже пел с ней песню "Три года ты мне
снилась".
У него, правда, был довольно жидкий тенор, совсем не тот гулкий бас,
к которому привыкла пепельница.
Но они танцевали на цыпочках, как бы плавая в воздухе.
Утюгу стыдно было показываться перед пепельницей с голой подошвой,
и он перенес измену друга, сидя в глухой засаде внутри сапога-предателя.
Он сильно переживал.
Но затем он выпрыгнул из сапога и сказал своим хриплым басом:
- Сестренка! Я тебе спою!
Он понял, что она должна его полюбить и без этого американского прикида,
каким являлся сапог.
А опустевший сапог ничего не видел, он прыгал вокруг пепельницы, называется
друг!
Но тут часы пробили двенадцать, и все дружно начали петь "Новый год
настает".
Особенно выделялся в этом хоре уверенный, гулкий, глубокий бас босого утюга
- он потерял лучшего друга и любимую девушку, он пел со слезами,- но все
окружили бедного певца и водили вокруг него хоровод - все зайчики, снежинки
и снегурочки, деды-морозы и медведи, лисички и мышки (вся обувь, короче
говоря).
И надежда горела в его ничем не защищенной груди, и новые приключения ждали
его за горизонтом.
Глава четвертая
Ночь утюга
Праздник догорал.
Утюг стоял в дверях кабаре, с грустью и любовью наблюдая за другом сапогом и
землячкой - чугунной пепельницей, которые в обнимку танцевали вальс под
чумовые звуки джаза (соло на гитаре - махровое полотенце, соло на тромбоне -
водопроводный кран).
Но это длилось недолго, поскольку пепельница была сотрудницей ресторана, и с
вальсом было покончено, пора было приступать к трудовым будням. Когда они
вернулись в ресторан, хозяин, старый стакан, уже настойчиво побрякивал.
А сапогу, видимо, не терпелось проводить утюг вон отсюда, такие настали
времена.
- Прости, друг,- говорил сапог.- Так сошлось. Уйди.
- Давай уйдем вместе,- повторял утюг холодея.
- Так получилось, прощай,- твердил сапог.- Я не могу.
И он даже вынул из голенища подзорную трубу и протянул утюгу.
- Зачем мне это? - печально отвечал утюг.- Без тебя мне ничего не нужно.
И сапог вынужден был поставить подзорную трубу в угол просто так.
- Но это же я ее люблю,- упирался утюг.- Она мне землячка, мы с одного
завода. Пепельница-то.
- Прости, друг, но это она так решила,- тупо твердил сапог, притоптывая от
неловкости.
- Только ты уж ее не бросай,- тяжело сказал на это утюг.
В ответ сапог поклялся, что будет помогать во всем чугунной пепельнице,
устроится на работу здесь, в ресторане, и не кем-нибудь, а урной, чтобы
помогать пепельнице, которая, как ни говори, буквально пропадает под
тяжестью окурков и огрызков одна, каждый день полную смену!
Утюг тяжело вздохнул, а сапог уже встал и стоял на добровольных началах у
стены, и в него (извините) каждый мог бросить и бросал всякую дрянь, и
пепельница поневоле в этом участвовала каждые пять минут - поневоле, потому
что ее то и дело переполняли дымные, чумазые окурки, еще не вполне остывшие,
и сапог подбегал и подставлялся, жалея бедную чугунную подружку.
Сам-то себя он не жалел и тут же испачкался по колено! Не говоря о легких
ожогах в ходе этого горячего труда.
Но не об этом речь.
Пепельница, предательница, в процессе работы прижималась ободком к сапогу и
сияла!
"Сияй-сияй,- думал утюг,- не то ты скажешь скоро, когда утюг уйдет и
перестанет тебя защищать и наступят серые будни, полные нелегкого быта,
пьяного звона посуды здесь, в ресторане! Бедная, глупая пепельница,-
размышлял утюг, стоя в дверях,- как же ты затоскуешь, а будет поздно!"
- Понял, так случилось,- бормотал сапог, весь в саже.
- Так давайте же уйдем! - воскликнул утюг.- В дальние дали!
- Нет, друг,- возражал сапог,- нет. Так не выгорит. Она сказала, что должна
кормить семью, целый чернильный прибор, понял? И братья маленькие еще,
перушки еще. Understand - no? (Соображаешь - нет? - искаж. англ.)
Обувь, окружавшая утюг, почувствовала себя неловко и пошла вон, устраиваться
в магазин "секонд хэнд", где надеялась продать себя во вторые руки (на
вторые ноги). Только несколько особо преданных пар топталось в отдалении.
Но утюг как прикипел подошвой к полу и достоялся до того, что хозяин, старый
стакан, вновь вызвал киллеров.
- Выйдем поговорим теперь,- сказали киллеры, все те же самые коробки с
макаронами в сильно помятых убийцевских шапочках.
С этими словами они покинули ресторан.
Утюг не боялся ничего.
Но, чтобы не подвергать опасности жизнь друга сапога и землячки чугунной
пепельницы, он воскликнул:
- Айда, обувка!
И к нему тут же подвалили преданные кореша - пара босоножек, две дыроватые
галоши и крепкие ребята валенки на подшитом ходу.
Они были готовы на все для своего командира.
Утюг выскользнул в темную ночь и метнулся навстречу киллерам, чтобы
навтыкать им по шеям, однако киллеры, как оказалось, сидели в машине,
загадочно глядя сквозь прорези своих убийцевских шапок.
Также оказалось, что эти киллеры держали за ошейники два взрывпакета,
взрывпакеты же, лысые, злобные, почти без глаз, виляя обрубками хвостов,
выглядывали в окна машины и щерились.
Да! Утюгу, видимо, недолго оставалось жить, но он пошел вперед как ни в чем
не бывало, только товарищей стал уговаривать идти по своим делам.
Машина тронулась следом. Взрыва все еще не было. Видимо, киллеры решили
устроить фейерверк где-то подальше от ресторана.
Первыми свернули в булочную рваные галоши. Босоножки же и валенки все еще не
отставали от утюга.
- К вам обращаюсь я, друзья мои,- повторял утюг.- Братья и сестры, сержанты
и старшины, валенки и босоножки, валите отсюда подальше.
- Ты че,- сказали валенки,- ты че, шеф?
Босоножки заявили:
- Мы с тобой пойдем на раз. Ты от гибели нас спас.
Утюг же на ходу твердил:
- Я иду на бой, а вот вы можете влипнуть в хорошую историю, ни один сапожник
не возьмется оперировать. Так! Слушай мою команду! Все в кусты! Чугун завода
"Каслинское литье ООО" выдерживает атомный взрыв! Потом встретимся.
Обувь залегла, а утюг в сопровождении машины с убийцами бороздил ночное
шоссе.
И вдруг двери булочной открылись, и из них выскользнули две тени, которые
плавно помчались по дороге вслед за автомобилем, обогнали его и поравнялись
с утюгом.
Утюг воскликнул:
- Алло, мужики!
- Все в норме, шеф! - ответили две тени.- Это мы, галоши! Мы уговорили двух
бубликов на вечернюю прогулку! Везем их кататься! Погляди только!
И они проехались взад-вперед.
Вид калош, вооруженных бубликами, в темноте полностью напоминал вид утюга с
ручкой.
- О, бродяги,- довольно сказал утюг.- Закамуфлировались! Теперь
разъезжайтесь подальше от меня, будем вводить противника в заблуждение.
Спустя минуту машина киллеров притормозила. Впереди маячило три утюга, а
взрывпакетов-то было только два!
- Стой, стрелять буду! - завопили макаронные коробки.- Стой, раз-два!
Но три утюга продолжали следовать по дороге, причем порознь.
Машина остановилась, раздался шум макарон в коробках (убийцы, видно,
думали), затем киллеровоз развернулся и уехал.
- Ай да галоши, ай да сукины дети! - крепко выразил свое мнение утюг.
А на шоссе выползли мирные валенки, поверх которых выглядывали притихшие
босоножки.
- Ура! - воскликнули они все.
