здесь такое же значение, как маркировка летка улья на пасеке. Кабинет
фрау Хилл находился за светло-зеленой дверью. Но дверь оказалась на зам-
ке. Барус постучал обеими ладонями, полагая, что Вера Хилл сидит в науш-
никах и слушает магнитофон, которым она называла инструментом познания,
поскольку, по ее словам, в основе истинной науки и истинной музыки лежит
один и тот же умственный процесс. Хотя Барус и не отрицал элемента поэ-
зии, присущего научному мышлению, но все же не считал Веру Хилл талант-
ливее себя, поскольку оба они привлекали чувственные образы на помощь
логическому мышлению, и потому настаивал на строгой дисциплине. Постояв
перед закрытой дверью, Барус мелом начертил на ней свои инициалы. Эта
форма порицания воспринималась лаборантами как оскорбление их достоинс-
тва. На третьем этаже, где находились кабинеты теоретиков, стены коридо-
ров были увешаны ликами святых - Коперник, Галилей, Джордано Бруно, Нь-
ютон, Кавендиш, Кулон, Ампер, Галуа, Гаусс, Минковский, Максвелл, Планк
и Эйнштейн. На соответствующий вопрос Баруса теоретики Хинрих и Вандер
ответили, что, кажется, Вере Хилл позвонили из детского сада и после
этого звонка она покинула институт, примерно час назад, видимо, сын ее
заболел или что-то в этом роде. Барус, сам отец маленьких детей, коле-
бался между принципиальностью и сочувствием и полушутливо поинтересовал-
ся, каким путем Вера Хилл вышла из института.
- По воздуху, - ответили теоретики.
Тут Барусу показалось, что у него мутится рассудок. Профессора уже
закалили чудачества его коллег, например то, что руководитель механи-
ко-математического отдела был фанатичным планеристом, один электронщик
женился на матери своей невесты, а среди теоретиков, трудившихся на чет-
вертом этаже, двое были лунатиками, то есть гуляли под луной, но в из-
вестие о сотруднице, гулявшей по воздуху, он поверить не мог и считал
его чистейшей выдумкой. А в сложившейся ситуации - выдумкой злонамерен-
ной, которая могла, а то и вовсе должна была опорочить науку вообще и
его институт в частности. Ясно, что материалистическое мировоззрение его
коллектива заражено мистицизмом, и никто не сообщил ему об этом скан-
дальном факте. А может быть, его как директора перестали посвящать в
институтские сплетни? Или научные сотрудники решили разыграть из себя
эдаких религиозных сектантов, чтобы затем свалить
его за развал идеологической работы? Словом, кто-то явно строил про-
тив него козни. И неважно, по какой причине, сознательно или неосознан-
но. Подавленный, с мрачными мыслями, Барус удалился на свою виллу, пре-
доставленную ему в качестве служебной квартиры и расположенную на инсти-
тутской территории. Там он и провел остаток дня перед телевизором. Среди
ночи его пронзила догадка, что все эти слухи распускает из мести сама
Хилл, и он зарекся нежничать с кем-либо, кроме жены. Наутро он проснулся
с головной болью, однако настроенный менее сурово, чем накануне, ибо ему
снова стало приятно при мысли, что Вера Хилл принадлежит к редкому типу
женщин, не желавших выходить замуж. Барус уважал в ней также маниакаль-
ную страсть к работе и привычку не форсировать выводы, но дать им мед-
ленно, постепенно созреть. Преисполненный уверенности, что вся эта зава-
руха с Верой Хилл разрешится сама собой, естественным, разумным образом,
Барус после плотного завтрака снова направился в кабинет к Вере, где и
застал ее, к своей вящей радости. Он поздоровался с нею и, когда пожимал
ее руку, подумал об абсурдности своей миссии, отчего смутился и задал
вопрос о здоровье сына и работе над диссертацией. Ответ Веры Хилл был
утешительным и кратким, и, если бы Вера сама не спросила его об истинной
цели его визита, он бы и вовсе умолчал о ней. Он назвал ее в придаточном
предложении, главное же предложение составлял витиеватый комплимент. Ве-
ра Хилл убрала локоны со лба и провела пальцами по бровям. Рот ее был
приоткрыт, словно челюсти не могли сомкнуться до конца, хотя были абсо-
лютно правильной формы. Барусу представлялось, что у нее всегда что-то
во рту - во всяком случае, на языке вертится шутка. Профессор предусмот-
рительно извинился за нелепость обывательских подозрений, в которые, ес-
тественно, не может поверить ни он, ни любой другой здравомыслящий чело-
век.
- Почему же? - удивилась Вера Хилл.
Барус попросил, чтобы она помогла ему по-деловому и как можно быст-
рее уладить эту нелепую историю, ибо такой институт, как их, весьма уяз-
вим в финансовых вопросах и даже задержка в выделении валюты, вызванная
этим недоразумением, может иметь самые пагубные последствия для на-
учной работы.
- Недоразумения иногда только способствуют научной работе, - замети-
ла Вера Хилл. - Вы рассуждаете, словно соперник, - сказал Барус. - Вы
считаете меня своей соперницей? - спросила Вера Хилл.
Вопрос этот задел Баруса. Вера Хилл поняла это по его лицу и потому
объяснила ему, что, не додумайся она экономить время и расстояние хожде-
нием по канату, ей бы не удалось закончить к сроку диссертацию, ибо в
отличие от Баруса ей не помогают ни жена, ни домработница. Поскольку
после работы ей нужно закупить продукты, забрать сына из детского сада,
приготовить ужин, поужинать самой, порисовать сыну машинки или что он
там захочет, искупать его, рассказать ему перед сном сказку и уложить в
кровать, а еще вымыть посуду, или починить одежду, или наколоть щепу,
или принести из подвала брикеты торфа, то благодаря хитрости с канатом
уже в девять вечера она может сесть за стол и думать об инвариантности,
без каната - лишь часом позже. Да и вставать ей приходилось бы на час
раньше, а тогда, проспав менее шести часов, она ничего путного не напи-
шет. Барус долго и настойчиво внушал ей, что избранный ею вид транспорта
крайне сомнителен и ненадежен. На следующий день, возвращаясь с работы,
Вера Хилл потеряла равновесие. Фонарщик обнаружил ее тело в палисаднике
публичной библиотеки.
