КЭТРИН МАКЛИН
(США)
НЕОБЫКНОВЕННОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
- Черт побери! А ведь он и вправду взялся за дело! Ты слышишь?
Сквозь открытый люк кабины управления падал солнечный луч и доносился
отдаленный голос. Этот голос говорил и умолкал, снова говорил и снова
умолкал, но слова сливались в сплошной неясный гул.
- Он вышел и читает им проповедь!
Инженеры приводили в порядок двигатели.
- А может быть и нет.- сказал Чарли, младший инженер.- Ведь он не знает
их языка.
- Ему на это наплевать, проповедовать он все равно будет,- сказал
Гендерсон, старший инженер и навигатор.
Чарли спросил:
- Почему Миссионерское общество дало ему корабль? Он всем действует на
нервы, у него прирожденный дар не ладить с людьми...
- Это-то понятно,- проворчал Гендерсон. отвинчивая гайку. Он был
мускулистый, коренастый человек с резкими движениями, привыкший терпеливо
относиться к странностям ближнего.- Миссионерское общество просто хотело
избавиться от него. А дальше чем сюда его не пошлешь.
Голос, доносившийся снаружи, был звучным и уверенным.
- Бедняга думает, что ему оказали честь,- добавил Гендерсон и вывинтил
гайку. Гайка с глухим стуком упала на мягкую обивку пола.
- Во всяком случае,- заметил Чарли, орудуя отверткой,- переводной
машиной он пользоваться не может. Она еще не отлажена, мы не знаем как
следует их языка. Он не может говорить с ними, раз они его не понимают.
- Ты думаешь? - Гендерсон захватил ключом следующую гайку и сердито
повернул ее.- А что, по-твоему, он делает сейчас? Именно проповедует, ни
больше, ни меньше.
В машинном отделении было жарко и душно. Чарли выпрямился и вытер лоб.
- Тогда пусть его. Раз они не понимают, то не станут и слушать.
- Мы с тобой не слушали, но нам он все равно проповедовал - нам,- резко
произнес Гендерсон.- Скажи спасибо, что мы так удачно нашли планету для
высадки и не успели сойти с ума! Такой человек опасен для корабля!
Гендерсон был консерватор. Он предпочитал регулярные полеты с обычной
командой и большим числом пассажиров. Только утроенная плата и тройная
страховая премия сманили его в этот рейс.
- О... Я лично ничего не имею против проповедей...- Чарли говорил
кротко, но взгляд, который он бросил в сторону кабины управления, был
несколько напряженным.
- Не стесняйся, говори прямо. Всякие там околичности нужны только в
полете, когда все заперты в одной кабине. Я стреляный воробей, Чарли, меня
не проведешь. Тебе это не нравилось, да?
- Пожалуй,- задумчиво произнес Чарли. Его пристальный взгляд был
неподвижен.- Не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Проповедник он
неважный. В барах я встречал получше...
Теперь голос проповедника сопровождало что-то вроде глухого эха.
- Он включил переводную машину, Гендерсон. Ему надо помешать.
Чарли был рыж, долговяз, кроток, примерно одного возраста с
проповедником; Гендерсон предостерегающе положил ему руку на плечо.
- Я сам.- сказал он и поднялся по трапу в кабину управления.
Кабина была ярко освещена солнцем, проникавшим сквозь арку раскрытого
люка. Люк был защищен прозрачной пластикатовой пленкой с ионным покрытием,
свободно пропускающей воздух, но непроницаемой для микробов и насекомых.
Инженер повесил на плечо респиратор, взял мундштук в зубы и двинулся
сквозь пленку. Она обвила его и склеилась за спиной, заключив его как бы в
просторный кокон. Миновав люк, Гендерсон шагнул в металлическую раму,
похожую на крокетные ворота в человеческий рост, и приостановился, ожидая,
пока рама стянет пленку петлей и заклеит разрыв.
Они пользовались этой тонкой оболочкой вместо скафандра, так как воздух
планеты был пригоден и даже приятен для дыхания. Оболочка была лишь мерой
предосторожности против инопланетной инфекции.
Вокруг звездолета расстилался травянистый луг с негустым лесом, за ним с
одной стороны виднелась синяя полоса моря, а с другой - туманная низкая
гряда далеких синевато-зеленых гор. Это было так похоже на пейзажи южных
штатов, знакомые Чарли с детства, что молодой инженер заплакал от волнения,
когда впервые вышел из корабля. Гендерсон не плакал, но он тоже был
потрясен тем, что они нашли планету, такую прекрасную, так похожую на
Землю.
Внизу, около трапа, чернела на лугу переводная машина, все еще в ящике
на колесной платформе. Это был один из самых новых индуктивных языковых
анализаторов; проповедник взял его, надеясь найти населенную планету.
Достопочтенный Уинтон торжественно восседал на ящике, скрестив ноги,
словно король на троне. Он говорил плавно, с мягкими интонациями опытного
оратора, и прозрачный пластикат слегка приглушал его голос.
Туземцы слушали. Они сидели вокруг ящика и смотрели.
Они были безволосы, только на локтях и коленях у них росли пучки шерсти.
Время от времени один из них вставал, бормотал что-то и убегал; иногда
приходили другие и тоже садились слушать.
- Не отчаивайтесь,- призывал Уинтон, и голос его звучал, как колокол.-
Теперь, когда я показал вам свет, вы знаете, что жили во тьме и грехе всю
свою жизнь, но не отчаивайтесь...
Переводная машина могла усвоить большое количество слов и фраз на любом
языке; если в нее вводили перевод полусотни слов, она на их основе могла
воссоздать грамматическую схему туземного языка; и она выдавала перевод
любого слова, которое твердо знала. Накануне Гендерсон нашел значение
нескольких туземных слов и ввел их в машину, и теперь она глухим низким
голосом добросовестно переводила то знакомое, что встречалось в речи
проповедника. Ее громовой голос был голосом Гендерсона записанным через
фильтр и усиленным в двадцать раз.
- Я... СВЕТ... ВАМ... ВЫ... ЖИЛИ... ТЬМА... ЖИЗНЬ...
Туземцы сидели на траве и слушали в терпеливом недоумении.
- Отец Уинтон,- окликнул Гарри.
Но Уинтон ничего не слышал. Он продолжал говорить, и в голосе его были
кротость и прощение.
- Нет, скажите себе только: "Я жил в заблуждении, но теперь я знаю
истинный путь к праведной жизни".
Машина переводила:
- СКАЖИ... СЕБЕ... Я... ЖИЛ... ПУТЬ... ЖИЗНЬ...
Гендерсон решил не сообщать проповеднику, что именно переводит машина.
Но это надо было прекратить.
- Отец Уинтон!
Проповедник повернулся и благосклонно взглянул- на него.
- В чем дело, сын мой? - Он был моложе инженера и беззаветно верил в
свою правоту.
- Сын мой...- пророкотала машина на туземном языке, и туземцы уставились
на Гендерсона.
Гендерсон выругался. Туземцы подумают, что он сын Уинтоиа! Но
проповедник не знал, что сказала машина.
- Не бранитесь,- мягко произнес он.- В чем дело, Гарри?
- Простите,- сказал Гендерсон, опираясь руками о край ящика.- Выключите
ее, будьте добры.
- Добры,- прогремела машина.
Проповедник выключил ее.
- Да? - сказал он, наклоняясь. Он был одет по-старомодному: обтянутые
темно-серые брюки и черная рубашка. Гендерсон ощутил смутную неловкость за
свои шорты и открытую волосатую грудь.
- Отец мой, неужели вы думаете, что поступаете правильно, проповедуя
этим людям? Переводная машина еще не отлажена, и мы ничего не знаем о них.
Ученые никогда не заговаривают с туземцами, пока не изучат хорошенько их
образа жизни, Я хочу сказать, вы чересчур спешите. Еще рано давать им
советы.
- Я пришел, чтобы дать им совет,- мягко возразил Уинтон.- Им нужна моя
духовная помощь. Антропологи приходят наблюдать. Они не вмешиваются в то,
что наблюдают,- иначе объект наблюдения изменился бы. Но я здесь не для
наблюдений, а для помощи. Почему я должен ждать?
Уинтон был весьма искусен в силлогизмах, он всегда ухитрялся повернуть
дело так, что оказывался логически правым, хотя Гендерсон был уверен, что
он почти всегда ошибается.
- Откуда вы знаете, что им нужна помощь? - спросил инженер.- Может, они
живут именно так, как надо.
- Полноте, это просто дикари, а не ангелы. Я почти уверен, что они
пожирают друг друга, или истязают, или совершают человеческие
жертвоприношения.
- Человекоподобные жертвоприношения,- пробормотал Гендерсон.
- Не играйте словами. Вы сами знаете, что у них должны быть какие-то
дикие и гнусные обычаи. Дикари на Земле обычно устраивали оргии и совершали
жертвоприношения весной. Здесь сейчас весна,- великий Предначертатель,
вероятно, привел нас сюда вовремя, чтобы помешать им.
- О господи! - сказал Гендерсон, вытирая лоб.- Если у здешних туземцев
есть весенние обряды, а это вполне возможно, то они наверняка убеждены, что
это придает силу солнцу, способствует урожаю и уловам рыбы. Они непременно
верят, что без обрядов лето никогда не вернется и они погибнут от голода.
Если Уинтон вмешается, они попросту убьют его.
Отец мой, уверяю вас, вмешиваться опасно. Давайте вернемся и сообщим об
этой планете. Правительство пришлет сюда ученых. Ведь если ученые обнаружат
потом, что мы вмешивались в обычаи туземцев, они сочтут это преступлением.
Нас будут ругать в научных журналах.
Проповедник вспыхнул.
- Не думаете ли вы, что я трус, который боится гнева безбожников? Не
думаете ли вы, что мы попали сюда случайно? Великий Предначертатель не
случайно прислал меня сюда. Я ответствен перед ним, а не перед вами или
перед вашими друзьями учеными. Я выполняю его веления! - Он подался вперед
и впился в Гендерсона взглядом фанатика.- Ступайте оплакивать свою
репутацию куда-нибудь в другое место.
- Антропология не любит подобного вмешательства,- произнес Гендерсон.
Уинтон сверкнул на него глазами.
- Но вы ведь не ученый, Гарри! Вы механик, инженер, так?
- Это верно,- согласился Гендерсон.
Уинтон кротко сказал:
- Тогда почему вы не возвращаетесь на корабль, к своим механизмам?
- Будут неприятности,- мягко сказал Гендерсон.
- К неприятностям я готов,- ответил достопочтенный Уинтон так же мягко.
Он достал из своей сумки большой старомодный револьвер и положил его на
колено.
Гендерсон пожал плечами и поднялся обратно по трапу.
- Ну и что? - Чарли с чашкой кофе в свободной руке заканчивал проверку
регуляторов горючего.
Гарри молча прорезал пластикатовую оболочку, сорвал с себя тонкую
пленку, смял ее в комок и бросил в мусоросборник.
- Он сказал, чтобы я занимался своими делами. Так я и поступлю.
Голос проповедника зазвучал снова, и время от времени машина произносила
слова на местном наречии.
- Переводчик включен,- заметил Чарли.
- Пускай. Из всей длинной речи этого червяка он перевел только "я -
жизнь - путь".- Гендерсон мрачно повернулся к книжному шкафу и достал
"Руководство к наблюдению и поведению на планетах других миров с
примерами".
- Все равно надо прекратить это! - Чарли стал подниматься по трапу.
Гендерсон пожал плечами.
- Попробуй. Пойди и скажи ему, что мащина не действует. Мне надо было бы
самому сказать это. Но если я сейчас подойду к нему, я его задушу!
Чарли скоро вернулся.
- Все в порядке. Туземцы боятся Уинтона, но ящик им
нравится. И они думают, вероятно, что ящик говорит сам по
себе, а Уинтон только лопочет что-то бессмысленное.
- Это так и есть. Они правы.
- Я вижу, он тебе не нравится,- Чарли принялся разыскивать в шкафу
второй экземпляр справочника для разведочных групп.- Я сказал Уинтону, что
он производит на туземцев плохое впечатление. Это остановило его. Он
сказал, что отложит проповеди на недельку, а пока будет изучать туземцев.
Но он добавил при этом, что мы должны наладить машину так, чтобы она
переводила все его слова.- Чарли улыбнулся.- Так что время у нас есть.
- Время для чего? - проворчал Гендерсон, не поднимая глаз от
справочника.- Уж не думаешь ли ты, что мы можем переубедить Уинтона? Этот
болван считает, что вмешиваться в чужую жизнь - его священный долг. А
попробуй-ка отговорить какого-нибудь болвана от его "священного долга"! Он
вмешается и в пиршество людоедов! Так я надеюсь, во всяком случае... Он
говорит, что намерен помешать их весенним обрядам. Если у них есть
жертвоприношения или что-нибудь еще, что ему не по вкусу, то он помешает
этому.
Чарли наклонился к Гендерсону.
- Послушай, мы даже не знаем, есть ли у здешних туземцев весенние
обряды. Может быть, их вовсе нет. Или есть, но Уинтон не сможет помешать
им. Может быть, нам не о чем беспокоиться. Только нужно пойти и посмотреть.
Мы можем написать обо всем, что увидим, и это будет напечатано, когда мы
вернемся.- Заметив выражение лица Гендерсона, он добавил: - Может быть,
если понадобится, мы сломаем переводную машину:
*
Приближалось время дождей. Мелкая река текла в узком русле, и рыбы было
много. Спет работал быстро: выбирал рыбу из ловушек, снова опускал ловушки
в воду, засаливал рыбу.
Он устал, но ему было приятно вспоминать пиршество прошлой ночи и
предвкушать пиршество нынешней. В эту пору были особые кушанья из трав,
кореньев и рыбы.
Сегодня вечернее пиршество может оказаться последним для него, ибо на
горизонте сгущалась дымка и дожди могли начаться завтра.
Один из пришельцев подошел и стал наблюдать за ним.
Спет продолжал солить рыбу. Не обращать внимания на незнакомца опасно,
но если сделать ритуальный знак мира и согласия, то этим ты покажешь
незнакомцу, что считаешь его принадлежащим к враждебному племени. А вдруг
он из племени друзей? Спет старался быть вежливым и притворился, будто ему
безразлично, смотрит на него незнакомец или нет.
Дымка в небе сгущалась, и солнечный свет потускнел.
Спет ловким движением своих коротких сильных рук бросил ловушку обратно
в реку. Если он переживет следующую неделю, то руки-у него будут не
короткими и сильными, а длинными и слабыми. Он начал вытаскивать следующую
ловушку, искоса поглядывая на пришельца.
Пришелец был безобразен. Весь красновато-бурый, как мертвый лист, с
уродливыми чертами лица, совершенно безволосый на локтях и коленях, он
блестел, словно облитый водой, но эта вода не стекала с него. Он был
невысок и коренаст и двигался быстро, как молодой, но не работал. Очень
странный, словно ненастоящий, он спокойно стоял, следя за Спетом, не
нападая на него, хотя мог бы напасть, потому что не сделал знака мира.
Значит, по-видимому, он не принадлежит к враждебному племени.
Быть может, нестекающая вода означала, что пришелец был духом кого-то,
кто утонул.
Пришелец продолжал смотреть. Спет уперся ногами в травянистый берег и
потянул бечевку ловушки, стараясь показать свою силу, но потянул слишком
сильно, и ячейка в сети лопнула. Пришелец вошел в воду и стянул сеть так,
что ни одна рыба не ушла.
Это был поступок друга. Но когда ловушка была благополучно вытащена на
берег, бурый пришелец отступил и снова принялся смотреть.
Значит, бурый был действительно его родич и член его семьи. Но Спет знал
всех своих родичей, и никто из них не выглядел так странно. Следовательно,
бурый был духом - духом утонувшего родича.
Спет кивнул духу, переложил рыбу из ловушки в плетеные корзины и засолил
ее. Потом присел на корточки, чтобы починить прорванную сеть.
Бурый дух присел рядом с ним, потом показал на ловушку и издал
вопросительный звук.
- Я чиню сеть, дедушка,- объяснил Спет. К духу родича следует обращаться
почтительно.
Дух приложил руку ко рту, потом указал на землю и снова издал
вопросительный звук.
- Земля еще сухая, дедушка,- ласково сказал Спет, не понимая, что хочет
узнать дух. Он встал и закинул ловушку в реку, надеясь, что бурый дух
оценит его силу. Бурый дух имел вид юноши, совсем как Спет, словно утонул
до обряда повешения. Быть может, он явился средь белого дня, потому что
Спет должен умереть и присоединиться к духам раньше, чем станет взрослым
мужем.
Думать так было страшно. Дымка, сгущавшаяся на горизонте, казалась
зловещей.
Бурый дух повторил сказанное Спетом голосом Спета, слегка приглушая
слова: "Земля еще сухая, дедушка". Потом указал на землю и издал
вопросительный звук.
- Земля,- сказал Спет, думая о смерти и обо всех слышанных им песнях
смерти.
Дух повторил слово "земля", и Спет увидел у него на лице выражение
удовлетворения; он понял, что дух разучился говорить и что его нужно учить
заново, словно новорожденного. Благодаря этому учтивость превратилась в
веселую игру.
Работая, Спет показывал на окружающие предметы, произносил их названия,
объяснял то, что делает, а иногда пел детские песни труда.
Дух следовал за ним, помогал управляться с сетями, слушал и указывал на
то, что хотел узнать. Потом Спет заметил, что пояс его обвивает слепая
серебряная змея. Дух поворачивал голову змеи к Спету, когда тот пел, и
иногда сам говорил со змеей, делая поясняющие жесты.
Спета покоробило, что змее нечто объясняют, ибо все змеи мудры, а слепая
змея - это премудрая змея из снов, та, что все знает. Слепой змее не нужно
никаких объяснений.
Они с духом продолжали работать, идя вверх по реке,- вытаскивали
ловушки, засаливали рыбу и снова забрасывали ловушки - и Спет рассказывал о
том, что делает, а дух говорил об этом змее, обвитой у него вокруг стана.
Но вот бурый дух протянул слепую серебряную змею к Спету, показав
знаком, что тот должен говорить с нею.
Спет упал на колени.
- Скажи мне. Премудрая, если соблаговолишь, умру ли я при повешении?
Он ждал, но змея неподвижно лежала у духа на ладони и равнодушно
молчала.
Спет встал и отступил.
- Благодарю тебя, о Премудрая.
Дух заговорил со змеей, заговорил очень тихо, с осторожными жестами,
потом снова обвил ее вокруг пояса и помог Спету нести засоленную рыбу.
Солнце почти зашло.
*
Возвращаясь в хижину своей семьи. Спет проходил мимо Говорящего Ящика.
Бормочущий черный дух сидел сверху и бормотал, как всегда, но на этот раз
Ящик остановил Спета, заговорил с ним, назвав его по имени, и стал
расспрашивать о его жизни.
Спет нес тяжелый груз соленой рыбы в двух корзинах на коромысле, которое
лежало на его сильном плече. Он устал. Он стоял посреди луга, где в другие
времена года текла река.
Серебряная хижина духов бросала на луг длинную тень. Ноги у Спета
устали, ибо он долго бродил по реке, а разум устал оттого, что бурый дух
целый день задавал ему вопросы, поэтому Спет сказал первое, что пришло ему
в голову: он объяснил, что должен вскоре умереть. Обряд Повешения, делающий
юношей взрослыми, начнется с первым дождем; для этого обряда предназначены
пятеро, большинство обычно выживает, но Спет думает, что сам-то он умрет.
Ящик умолк, и дух наверху перестал бормотать; и Спет понял, что это
правда, ибо люди умолкают перед лицом правды, о которой не хотят говорить
вслух.
Он сделал Ящику учтивый прощальный жест и направился к своей хижине,
чувствуя себя очень расстроенным. На вечернем пиршестве дети весело поедали
рыбу и коренья, а худые взрослые довольствовались кореньями и травами.
Спет, единственный среди родичей, готовился к посвящению во взрослые, и ему
нужно было бы хорошенько есть, чтобы толстеть и накапливать силы, но вместо
этого он вышел, вглядываясь в нахмурившееся небо. Он не вернулся больше к
пиршеству, а прислонился, дрожа, к стене хижины, не в силах даже уснуть.
Прямо перед ним лежали маленькие плоскодонные лодки его семьи, лежали в
пыли позади хижины, ожидая счастливых дней дождя. Никогда больше ему не
плавать в этих лодках!
Висеть вниз головой - это болезненный путь к тому, чтобы стать взрослым,
но кто сумел выжить, тот на это не жалуется. А для него повешение станет
трудным путем к смерти.
Задыхаясь, подгоняемый новостью, достопочтенный Уинтон подбежал к двум
инженерам, притаившимся на берегу реки.
- Я узнал...- начал было он.
- Тес! - сказал один из них, не оборачиваясь.
Они не отрываясь смотрели на маленькое животное у самого берега.
Уинтон подошел ближе и присел сзади.
- У меня есть новости, интересные для вас.- Он понизил голос до шепота,
но торжество скрежетало в этом шепоте, как напильник по стеклу.
- Расскажете, когда это кончится,- прервал его Гендерсон.- Погодите.
Молодой проповедник проследил за их взглядами и увидел четвероногого
зверька, большеглазого и острозубого, слабо барахтающегося в поднимающейся
воде. Чарли делал с него снимки.
- У него лапы увязли,- прошептал Уинтон.- Почему вы не поможете ему?
- Оно укореняется,- шепотом ответил Гендерсон.- Мы боимся помешать ему.
- Укореняется? - Уинтон был в недоумении.
- У него две жизненные стадии, как у морской уточки(1). Вы знаете, она
сначала бывает личинкой и плавает свободно, а потом закрепляется и
превращается в такую ракушку. У этого зверька тоже есть стадия закрепления,
и она сейчас как раз начинается. Когда вода дойдет ему до шеи, он свернется
под водой в клубок, вытянет вверх передние лапки и превратится во что-то
подобное водоросли. Сейчас он укореняется задними лапками. Это уже третий
случай.
Уинтон взглянул на барахтающегося зверька. Вода дошла зверьку почти до
шеи. Большие блестящие глаза и оскал мелких зубов выражали страх и
недоумение. Уинтон содрогнулся.
- Ужасно! - прошептал он. - Знает ли оно, что с ним происходит?
Гендерсон пожал плечами.
- По крайней мере знает, что вода поднимается и что оно не должно
убегать. Оно должно оставаться на месте и врыться лапами в дно.- Он увидел
выражение лица Уинтона и отвернулся.- Инстинкт - это могучее стремление.
Бороться с инстинктом нельзя. Поддаться ему - приятно. Так что это не так
уж и плохо.
Достопочтенный Поль Уинтон всегда боялся утонуть. Он отважился бросить
на зверька, готового превратиться в водоросль, еще один взгляд. Вода
подступала к самой шее, зверек старался поднять голову и дышал часто, тихо
повизгивая.
- Ужасно! - Уинтон повернулся и отвел Гендерсона подальше от берега.-
Мистер Гендерсон, я сейчас узнал кое-что.
Он был очень серьезен и с трудом подыскивал слова.
- Ну, говорите,- поторопил его Гендерсон.
- Я узнал это от одного туземца. Переводная машина сегодня работала
лучше.
- Мы с Чарли недавно ввели в нее сотни четыре слов и фраз. Мы
расспрашивали туземцев целый день. Кстати, вы, кажется, говорили, что не
будете пользоваться переводной машиной, пока она не будет готова?
- Я только проверял ее.- Уинтон почти извинялся.- Я только расспрашивал.
- Ладно.- Гендерсон мрачно кивнул.- Так что же случилось? Вы здорово
чем-то расстроены.
Уинтон отвернулся, словно разглядывая реку и прибрежные купы кустов и
деревьев. Потом поглядел на дальние холмы.
Вид у него был неуверенный.
- Прекрасная зеленая страна! Она кажется такой мирной! Бог щедро оделяет
красотой. Это доказывает его доброту. Когда мы думаем, что бог жесток, то
это только по своему неразумию. На самом деле бог не жесток.
- И это все, что вы хотели мне сообщить? - жестко спросил Гендерсон.
Уинтон вздрогнул и продолжал:
- Гендерсон, вы заметили, что здесь есть два вида туземцев?
Одни-высокие, худые, медлительные, другие - маленького роста, коренастые и
сильные. Они-то и делают всю работу. Коренастые - обычно дети и юноши. Так?
- Я это заметил.
- Как вы думаете, что это значит?
- Мы с Чарли говорили об этом.- Гендерсон был слегка озадачен.- Это
только догадка, но мы думаем, что высокие - это аристократы. А сильные,
коренастые работают на них.
Густые тучи громоздились над дальними холмами. Вода в реке медленно
поднималась.
- Маленькие - это дети высоких. Высокие и худые - это взрослые. И все
взрослые больны, вот почему всю работу выполняют их дети.
- Что такое?..- начал было Гендерсон, но Уинтон, заглушив его слова,
горячо продолжал, не сводя глаз с отдаленных холмов:
- Они больны потому, что с ними что-то сделали. Когда юноши, сильные и
здоровые, готовятся стать взрослыми, их... их вешают вниз головой. На много
дней, Гарри, может быть, больше чем на неделю - переводная машина не могла
сказать, на сколько. Некоторые умирают. Остальные... остальные
вытягиваются, становятся худыми и длинными.- Он запнулся и с усилием
продолжал: - Юноша туземец не мог сказать, когда это начали делать и зачем.
Это длится уже так долго, что никто не помнит.
Неожиданно, к неприятному удивлению Гендерсона, проповедник упал на
колени, сжал руки и, запрокинув голову и закрыв глаза, произнес молитву:
- Господи, не знаю, почему ты так долго медлил показать им истинный
свет, но благодарю тебя за то, что ты послал меня прекратить эту
жестокость!
Он быстро встал и отряхнул колени.
- Вы мне поможете, да? - обратился он к Гендерсону.
- Откуда мы знаем, что это правда? - нахмурился Гендерсон.- Мне это
кажется чепухой.
- Чепухой? - Внезапный гнев помог Уинтону вернуть себе уверенность.- Но,
Гарри, вы всегда говорите так, словно знакомы с антропологией. Вы, конечно,
знаете, что у дикарей бывают обряды посвящения юношей. Это для того, чтобы
испытать их мужество. Мальчиков истязают, и того, кто выдержит пытку, не
издав ни стона, признают мужчиной и наделяют всеми правами взрослого.
Низкая жестокость! Власти всегда прекращали ее.
- Здесь ни у кого нет власти, чтобы запрещать что-то кому-нибудь.
Обряд посвящения показался Гендерсону чудовищным, и он возражал только
потому, что Уинтон всегда был не прав, а значит, не прав и теперь.
Соглашаться с этим человеком было опасно. Это значило - ошибаться вместе с
ним.
- Нет власти? А власть бога?
- Ну да, бога! - грубо возразил Гендерсон.- Если он вездесущ, то,
значит, был здесь раньше вас. И он не сделал ничего, чтобы остановить их.
Вы их знаете только неделю. А бог - как давно он знает их?
- Вы не понимаете.- Уинтон говорил с полной убежденностью.- Это не
просто удача, что мы нашли эту планету. Это моя судьба. Мне предначертано
заставить этих людей прекратить свои обряды. Я послан сюда богом.
Гендерсон весь побелел от гнева. Два месяца он терпел надменность
проповедника, запертый вместе с ним в тесной кабине звездолета, терпеливо
выслушивал его проповеди, не позволяя себе возмущаться ради спокойствия на
корабле. Но сейчас он был под открытым небом, и чаша его терпения
переполнилась, и он не намеревался больше сносить высокомерие Уинтона.
- Вот как? - ядовито спросил он.- Ну, так я тоже участвую в этой
экспедиции. Откуда вы знаете, что бог не послал меня помешать вам?
Чарли окончил съемку подводного превращения зверька и вышел на берег,
складывая свой подводный киноаппарат. Он вышел вовремя - он увидел, как
Уинтон ударил старшего инженера по лицу, разразился проклятиями, повернулся
и убежал.
Минут через десять Гендерсон, наконец, растолковал Чарли, чем вызвано
волнение проповедника. Они лежали на берегу, глядя в воду и любуясь
отражением заката в водяной ряби.
- Хотел бы я знать, что сейчас делает этот червяк Уинтон.- Гендерсон
перевернулся на спину, лениво глядя в небо.- Я таки допек его. Теперь он не
будет нести свою чепуху с надуто-покровительственным видом. Может быть, он
даже станет называть меня Гендерсоном, а не Гарри.
- Не требуй слишком многого.- Чарли сорвал травинку и рассеянно пытался
перекусить ее, но ему помешала прозрачная пластикатовая пленка. Он отбросил
травинку.- Как мог этот червяк стать миссионером? Он не умеет ладить с
людьми. А для его работы это главное.
- Очень просто, я же говорил тебе,- ответил Гендерсон, глядя в темнеющее
розовато-фиолетовое небо.- Его уговорили стать миссионером, чтобы убрать
куда-нибудь подальше. Только не говори ему. Он думает, что избран за
красноречие.
Он снова перевернулся на живот и поглядел на реку. Теперь она была
холодного темного цвета, с серебристой рябью.
- Туч над горами все больше. Если пойдет дождь и река поднимется, то
возможно наводнение. Вероятно, нам придется переменить стоянку.
- Уинтон говорил, что туземец упоминал о наводнении. Нам нужно
расспросить его поподробнее.
Они пошли разыскивать проповедника.
*
То, что Уинтон рассказал им, было тревожным и неясным.
- Это Спет,- заключил Гендерсон.- Это тот, кого я расспрашивал весь
вечер. И он сказал, что должен умереть.
Уинтон был серьезен и бледен. Он сидел, сгорбившись, у навигационного
стола, словно испуганный собственным решением действовать.
- Да. Он сказал мне, что должен умереть. Сказал, что его повесят на
дереве вниз головой, как только начнутся дожди, ибо он уже достаточно
вырос.
- Но он говорил, что другие юноши выдерживают это испытание. Может быть,
он ошибается, говоря о смерти? Может быть, это не так страшно?
- Он сказал, что многие умирают.- Руки Уинтона неподвижно лежали на
столе. Внезапно он загорелся гневом.- О низкие дикари! Какая жестокость!
Какая жестокость! - Он повернулся к Гендерсону, и в голосе его не было
обычной снисходительности.- Пожалуйста, настройте переводчик так, чтобы он
переводил мои слова в точности. Мне не хочется стрелять в них, чтобы
заставить прекратить уто. Я только объясню им, что богу не угодны их
поступки. Они должны понять меня.
Потом он обратился к Чарли, стоявялему рядом:
- Дикари называют меня "Энксим". Что это значит? Не считают ли они меня
божеством?
- Это значит "Большой ящик",- резко ответил Гендерсон.- Они все еще
думают, что говорит ящик. Я заметил, что, отвечая, они смотрят на ящик, а
не на вас. За кого они принимают вас, не знаю.
В эту ночь дождя не было. Уинтон заснул только под утро.
*
Спет тоже был рад, что дождь не начался. На следующий день он как всегда
ловил рыбу. Река набухла и бежала у берегов высоко и быстро. Ловить рыбу
было сначала нелегко, но потом пришел бурый дух и привел с собой другого
такого же, и оба они помогали Спету вытаскивать ловушки. Новому духу тоже
хотелось научиться говорить, так что всем им было очень весело: оба духа
проделывали самые обычные вещи, а Спет говорил им нужные слова и пел песни.
Один из них научил его слову на языке духов, и он понял, что это так
нужно, ибо он сам скоро станет духом.
Возвращаясь вечером с рыбой к своей хижине, он опять проходил мимо
Говорящего Ящика. И Ящик снова говорил с ним и задавал ему вопросы.
Черного духа, обычно бормотавшего на Ящике, сейчас там не было, но рядом
с Ящиком стоял бурый, только что помогавший Спету ловить рыбу, и тихонько
говорил что-то всякий раз, когда Ящик спрашивал Спета. А когда Спет
отвечал, то Ящик тихонько говорил что-то духу. Казалось, они обсуждают
ответы Спета. Он не знал, почему они обсуждают его ответы, но это было их
делом, и они сказали бы ему, если бы захотели.
Когда он уходил, то бурый дух сделал ему жест уважения и взаимопомощи в
работе, и Спет ответил тем же, польщенный уважением со стороны духа своего
родича.
Он не вспоминал о своем страхе, пока не оказался у хижины.
Начинался дождь.
Чарли поднялся по трапу и вошел в корабль. Гендерсон расхаживал взад и
вперед, сутулясь, сжимая кулаки; лицо у него было напряженное и тревожное.
- Как дела? - беспечно спросил Чарли, разрезая пластикатовую оболочку.
Гендерсон остановился и выхватил из коробки сигару.
- Очень плохо. Уинтон был прав.
Чарли скомкал пленку и швырнул ее в мусоросборник.
- Туземцы действительно совершают этот обряд.- Гендерсон откусил кончик
сигары и торопливо закурил.- Я спрашивал Спета. Да, юношей вешают вниз
головой на деревьях при первых весенних дождях. Да, это больно, да,
некоторые умирают. Нет, он не знает, почему и зачем это делается. Ха! -
Гендерсон отбросил сигару и снова зашагал по кабине, свирепо нахмурившись.-
Поколение за поколением они истязают так своих юношей, и старшие не могут
вспомнить, как и почему это началось и почему продолжается...
Чарли облокотился о навигационный стол, следя глазами за Гендерсоном.
- Может быть,- тихо произнес он,- для этого обычая есть какие-нибудь
причины...
- Причины для того, чтобы вешать человека вниз головой на целую неделю?
Назови мне хотя бы одну!
Чарли ответил не сразу.
- Я сейчас из здешнего поселка,- заговорил он меняя тему.- Уинтон начал
действовать. Он поставил переводную машину посреди поселка, а сам сидит на
ней и говорит им, что бог на них смотрит и все такое. Я хотел увести его,
так он в меня прицелился. Он сказал, что прекратит это подвешивание пусть
даже ему придется убить нас обоих и половину туземцев.
- Пусть попробует остановить их своими разговорами! __ Гендерсон вновь
зашагал по кабине.- Болтун! Болтовней тут не поможешь. Болтовня сама по
себе ничего не стоит, Я сделаю проще. Я украду Спета и спрячу от них.
Чарли, дикари совершают обряды только в определенное время. Мы выпустим
Спета через неделю, и никто его не тронет. Они просто будут ждать
следующего сезона дождей и следить за тем чтобы деревья на них не гневались
или что-нибудь в этом духе. Когда они увидят, что Спету удалось обойтись
без подвешивания они поймут, что юноша может стать здоровым взрослым
мужчиной без всякого подвешивания и вытягивания.
- А на следующий год Спет, может быть, и сам догадается спрятаться. И не
только он. Может быть, и другие тоже решатся убежать и спрятаться.
- Хорошая выдумка,- сказал Чарли, следя глазами за шагающим
Гендерсоном.- Не буду напоминать тебе, что ты поклялся больше ничего не
выдумывать. Но сейчас я с тобой дружище. Как нам найти Спета?
Гендерсон сел улыбаясь.
- Мы увидим его завтра на реке. Не нужно предпринимать ничего, пока не
начнется дождь.
Чарли начал шарить в ящике с инструментами.
- Придется достать пару фонариков. И поторопиться. Нужно поскорее найти
Спета. Дождь уже идет - начался почти час назад.
*
Тьма и дождь, и висеть вниз головой было странно. Не так торжественно,
как говорится об этом в песнях, скорее даже обыденно: так же, как ловить
рыбу, и строить хижину, и сидеть за едой с братьями. Только весь мир
казался перевернутым.
Ствол дерева был рядом, толстый и прочный, земля - над головой, как
крыша, поддерживаемая деревом, а небо - под ногами, очень далеко. И при
виде облаков, кипящих в глубине неба, он боялся упасть туда. Небо было как
озеро, можно упасть в небо, как камень в воду. Если упадешь в небо, то
будешь падать долго-долго...
Дождь шел снизу, с неба. Ступни и кисти были связаны крепко, но не
больно, ибо старшие связали его мягкой веревкой из многих прядей, так,
чтобы кровь не застаивалась. Руки были привязаны к бокам, а кисти
прикреплены к той же веревке, которая стягивала лодыжки. Это было
странно-удобно.
Старшие руководствовались опытом множества поколений и выбрали высокое
дерево с веткой, росшей высоко над разливом.
Старшие выглядели мудро и уверенно, и он доверился им, когда они
связывали и вешали его очень осторожно, тихонько переговариваясь между
собой. Потом они оставили его одного.
Ровный дождь барабанил по сучьям и молодым весенним листьям, ручейки
разбегались по земле. Спет знал, что реки где-то выходят из берегов,
заливая леса и луга. В поселке улица становится грязной, и дети пытаются
вести по ней лодки, нетерпеливо ожидая высокой воды, чтобы увидеть быстрый,
холодный разлив, увидеть, как хижины поселка оседают и расплываются,
растворяются и исчезают под гладкой водяной поверхностью.
В течение месяца разливов все будут жить в лодках. Сначала племя
поплывет вверх по реке, вдоль берега, встречаясь с другими племенами,
обменивая корзины, рыболовные крючки и засоленную рыбу на солонину. Они
будут рассказывать друг другу старые сказки и петь песни, дополняя их
подробностями, услышанными в дальних краях. Прошлый раз им повезло: они
встретили большое животное, захваченное разливом и не способное противиться
охотникам. Люди враждебного племени отдали за шкуру половину жареного мяса
и спели большую песню, которой еще никто не слышал. Это было замечательное
пиршество!
Потом стаи лодок вернутся на озера, затопившие леса и луга; люди снимут
больных и умирающих юношей, подвешенных к деревьям, будут ухаживать за
ними, кормить, называть "старшими". И опять поплывут в поисках еды, будут
бороться с бурями, добывать соль, подбирать утонувших животных, ловить
морских рыб в высыхающих озерах.
А когда дожди прекратятся, они вернутся. На сырой вязкой земле начнут
строить хижины из мягкой свежей глины, оставленной разливом. Будут петь и
работать.
Но Спет уже не увидит этих дней.
Он висел на дереве вниз головой, и холодный дождь хлестал его по коже.
Становилось слишком темно, чтобы различить бледное небо. Он закрыл глаза, и
под сомкнутыми веками у него поплыли воспоминания, а потом сны.
- Вот он! Как нам снять его? Ты взял нож? Как к нему подняться?
Скользко. Не могу влезть. Подожди, я помогу тебе.
Вспышка света, слишком длительная для молнии, продолжалась целую
секунду. Спет очнулся, глядя в темноту, он искал уже погасший свет. Он
услышал голоса, говорящие на непонятном языке.
- Не надо фонарика, он испугается.
- Ты объяснишь ему, что мы делаем.
- Нет, не сейчас. Он пойдет с нами. Спет уже стал моим другом.
- Ну и корни же у этих деревьев! Как ветви!
- Как у мангровых...
Возле Спета появилась темная фигура и поползла по ветке.
- Отвязываю веревку. Спущу его медленно, а ты лови, чтобы он не
треснулся головой, ладно?
- Ладно. Спускай.
Голоса умолкли, мир завертелся, и ствол дерева начал двигаться мимо лица
Спета.
Вдруг его охватили мокрые руки, и голос бурого духа сказал:
- Поймал?
Тотчас же веревка перестала тянуть Спета за ноги, и он свалился вниз
головой на бурого духа. Они упали на гладкие высокие корни и скользили с
одного на другой все ниже и ниже, пока не оказались на мокрой земле. Дух
что-то сказал и стал развязывать сложные узлы на лодыжках и запястьях
Спета.
*
Странно было сидеть на мокрой земле, покрытой прошлогодними листьями.
Если стоять вверх головой, лес кажется каким-то странным. Спет запел песню
смерти.
Бурый дух помог ему встать и сказал отчетливо на языке племени Спета:
- Идем, мальчик, петь ты будешь, когда мы придем домой.
Его товарищ спрыгнул с нижней ветки на высокий корень дерева, скользнул
по нему и упал на землю рядом с ними.
Бурый дух сказал на языке Спета:
- Не время отдыхать, пошли.
Было совсем темно, с ветвей текли потоки воды. Они пошли по лесу, сделав
Спету знак следовать за ними. Спет размышлял, не стал ли он уже духом.
Может быть, духи берут его в свою страну заживо? Вероятно, потому, что он
их родич. Это было хорошо с их стороны, это была большая милость. Он
последовал за ними.
Дождь ослабел и лил легко и ровно, так он будет лить несколько дней
подряд. Но идти было трудно: земля стала скользкой от мокрых листьев и
мягкой, словно она вспоминала о том, что была частью реки. которая покинула
ее только год назад. Духи переговаривались между собою на Языке духов:
иногда они спотыкались, скользили и падали, помогали друг другу подняться и
торопили Спета.
В лесу приятно пахло мокрой землей и молодыми листьями. Грязь и вода
холодили болевшие ноги, и Спету почему-то захотелось остаться в лесу, сесть
и, может быть, уснуть. Начинался разлив, а лодки у духов не было.
- Скорее, Спет! Мы идем к большей лодке. Скорее, Спет!
Почему они скользят и спотыкаются в лесу, а лодки у них нет? И почему
они боятся? Разве духи могут утонуть, эти духи, казавшиеся всегда мокрыми?
Если они уже утонули когда-то, то неужели они должны снова и снова
испытывать это и каждый год гибнуть в разливе? Что-нибудь неприятное,
однажды случившись, повторяется в снах снова и снова. И тот, кому это
снится, переживает все каждый раз заново. В стране снов нет памяти. Эти
духи пришли из страны снов, но они пожелали сейчас быть с ним. Видимо, они
должны подчиняться всем законам страны снов. Им придется утонуть снова, их
лодка далеко, и они спешат к тому месту русла, где вода поднимается выше
всего.
Спет вдруг понял, что они хотят, чтобы он тоже утонул. Он не сможет
стать духом, пока не умер.
Он вспоминал, как при первой же встрече с ними подумал, что они кажутся
мокрыми, ибо утонули когда-то. И чтобы стать похожим на молодого, веселого,
бурого, блестящего от воды духа, он должен утонуть, как утонули они,-
молодым и веселым, пока Повешение не превратило его в печального старшего.
Он не хотел показывать, что отгадал их намерения. Спеша вместе с ними
туда, где разлив должен был стать всего сильнее, он попытался вспомнить
слова, на которых прервал песнь смерти, и запел с этих самых слов, чтобы
пением прогнать страшные мысли и страх. Холодный дождь хлестал по его лицу
и груди.
*
Каждый из них был охвачен своими страхами.
Когда они выбежали на опушку, инженеры с облегчением увидели, что
звездолет стоит на месте, как светлая башня среди воды. На месте луга
теперь было длинное озеро, отражавшее слабый свет и рябое от дождя.
- Как мы доберемся до корабля? - обернулся Чарли.
- Высоко ли стоит вода? Покрыла ли трап? - деловито спросил Гендерсон,
щурясь от дождя.
- Еще нет. Я вижу, из воды торчит трава. Тут неглубоко.
Чарли осторожно шагнул в серебристую воду. Ноги его ушли в упругую
губчатую траву, вода запенилась у щиколоток.
- Тут мелко.
Они двинулись к кораблю. Несильное вначале течение с каждым шагом
становилось сильнее, уровень воды повышался.
- Гендерсон, постойте!
Тропинка, ведущая в селение, была теперь близко. Она шла из леса к
берегу далекой реки серебристой водяной лентой среди темных кустов. По
тропе, спотыкаясь, бежала темная фигура, окруженная серебряным блеском
поднимающейся воды.
Уинтон подбежал к опушке, где кусты оканчивались и начинался луг; он
увидел озеро, в которое превратился луг, и остановился.
- Гендерсон! Чарли!
- Идите, тут пока еще неглубоко! Скорее! - Чарли настойчиво махнул
рукой. Они стояли в тридцати футах от него, среди ровного серебра
поднимающейся воды. Она доходила им уже до колен.
Уинтон не шевельнулся. Он взглянул на блестящую воду, и голос его
перешел в пронзительный крик:
- Это озеро, нужна лодка!
- Здесь мелко! - крикнул Чарли. Оба инженера остановились.
Голос Уинтона упал, но его хриплость выдавала такое отчаяние, словно он
продолжал кричать.
- О, прошу вас!.. Я не умею плавать...
- Ступай за ним,- обратился Гендерсон к Чарли.- Я отведу Спета к кораблю
и вернусь помочь тебе.
Чарли побежал к неподвижной фигуре у опушки.
- Почему вы не предупредили, что ушли? - Он подошел и пригнулся перед
ошеломленным проповедником.- Ну, садитесь. Вот вам такси.
- Что такое? - спросил Уинтон тихим, слабым голосом.
Вода поднималась выше.
- Лезьте мне на спину! - нетерпеливо сказал Чарли.- Я вас повезу.
- Дома скрылись под водой, а они уплыли в лодках и бросили меня одного.
Сказали, что я злой дух. По-моему, они все-таки совершили повешение, хотя я
говорил им, что это грех.- Голос Уинтона звучал невнятно. Он взобрался к
Чарли на спину.
- Говори громче, не лопочи,- пробормотал Чарли.
Дверь звездолета была открыта, нижняя часть трапа покрыта водой.
- Кажется, здесь течение,- проговорил Уинтон, пытаясь говорить спокойно.
Чарли промолчал. Уинтон был прав, но человеку, болезненно боявшемуся
утонуть, незачем было знать, что они пересекают русло, в которое вернулась
река.
- Почему вы бежите? - спросил Уинтон.
- Хочу догнать Гендерсона.
Как только они очутятся в звездолете и закроют люк, на воду можно будет
не обращать внимания. Там, внутри, можно не говорить Уинтону о том, что
было снаружи. Звездолет превратится в хорошую подводную лодку.
Вода доходила Чарли до колен, он бежал, тяжело покачиваясь. Уинтон
нервно подбирал ноги, стараясь не касаться воды.
- Кто это с Гендерсоном?
- Спет - юноша туземец.
- Как вы уговорили его уклониться от обряда?
- Мы нашли его повешенным и сняли.
- О! - Уинтон помолчал, пытаясь осмыслить тот факт, что инженерам
удалось спасти кого-то.- Это совсем другой метод. Я говорил, но они не
захотели слушать.- Тон у него был извиняющийся, а голос прыгал и обрывался,
когда Чарли спотыкался на ходу.- Они даже не отвечали, даже не посмотрели
на меня. Когда вода поднялась, они уплыли в лодках, а мне не оставили ни
одной.
Чарли снова споткнулся и упал на одно колено. Оба забарахтались по грудь
в воде, но Чарли поднялся, крепко держа своего пассажира за лодыжки.
Когда Уинтон заговорил снова, голос у него звучал спокойно, хотя и
слишком высоко.
- Я просил у них лодку, но они даже не взглянули на меня.
Чарли не ответил. Он уважал старания Уинтона скрыть страх. Прикосновение
воды может вызвать ужас у человека, одержимого боязнью утонуть.
Он не мог придумать, как отвлечь внимание Уинтона от опасности, и
отчаянно надеялся, что тот не заметит, как повышается уровень воды. Он уже
не мог бежать, вода была выше колен. Сквозь сплошную стену дождя почти
ничего нельзя было разглядеть, но Чарли показалось, что он видит как
далекие фигурки Гендерсона и Спета приближаются к лестнице звездолета.
- Мы движемся медленнее...- Голос Уинтона был хрипом ужаса.
- Незачем спешить...- Чарли с трудом набрал дыхание, чтобы говорить
обычным голосом. Завеса дождя приподнялась на мгновение, и они увидели
звездолет, черный на фоне неба, и трап, ведущий к открытому люку. Трап был
наполовину под водой. До него, казалось, было еще далеко.
Пока они смотрели, в звездолете зажегся свет.
Добравшись до входа в корабль, Гендерсон повернул выключатель, и
вспыхнули лампы.
Спет был поражен. Из хижины духов вдруг брызнуло солнце, и его лучи
заиграли на падающих дождевых каплях.
Капли сверкали белыми искрами.
- Солнечный свет,- сказал Спет духу своего родича, словно оправдываясь.
Бурый дух кивнул и повел его вверх по трапу, сквозь странный, сверкающий
солнечный луч, и эта лестница была жесткою и непривычной.
- Не входи, пока я не вернусь,- сказал дух, с трудом произнося слова.-
Держись и жди меня,- крикнул бурый дух кому-то из остальных духов и
спустился в воду.
Спет пошел вниз за ним вслед, пока его болевшие ноги не очутились в
мягкой, холодной грязи, и тогда он послушно схватился за поручни и стал
ждать. Вода охватывала его тело плещущим объятием, а ветер пел над ним
смертную песнь.
Яркий блеск странного солнечного света на пляшущей воде был красив, но
глаза у Спета начали болеть от него. Он закрыл их и тогда услышал еще один
звук, кроме ветра. Два звука.
В одном звуке он узнал первую волну разлива, рвущуюся сквозь деревья на
севере, приближающуюся к ним; и он знал, что должен поспешить и утонуть
раньше, чем она придет сюда, потому что эта волна причиняет сильную боль.
Другим звуком был голос черного духа, того, что всегда бормотал, сидя на
Говорящем Ящике. Спет открыл глаза и увидел, что черный дух едет на плечах
у бурого, а тот и его друг, второй бурый дух, приближаются по пояс в воде к
Спету и к лестнице.
Черный дух все время бормотал, и Спет слегка встревожился при мысли, что
он принесет несчастье своими заклинаниями, ибо у этого духа могут быть
другие помыслы, чем у дружественных бурых духов.
- Спет, поднимайся по трапу! - крикнул бурый дух.- Там, внутри, сухо. Не
смотри так, бояться больше нечего. Мы войдем туда и закроем двери, и вода
не попадет к нам. Идем, Спет!
Уинтон в ужасе закричал:
- Он превращается в водоросль! Скорее тащите его из воды! На помощь!
Дух с черной кожей и белым лицом, должно быть, хотел утащить его к себе
в темную страну. Крича, он сбегал по лестнице к Спету. Слишком поздно: Спет
знал, что теперь он легко попадет в туманную страну утонувших вместе с
пришедшими за ним дружественными духами. Он почувствовал, как его ноги
врастают в грязь и пускают корни и эти корни уходят все глубже, и его
охватила радость, когда он понял, что это так и нужно, что это нужнее и
естественнее, чем превращение в высокого, унылого старшего.
Ему не хватало воздуха, и он задыхался. Но как раз в тот миг, когда
крючковатые пальцы черного духа вцепились ему в шею, Спет набрал полные
легкие воздуха и наклонился, погрузившись в темную ласковую воду, уходя
прочь от болезненной красоты яркого света и движущихся форм. Вода
сомкнулась над ним, и звуки исчезли.
Он еще чувствовал, как костлявая рука черного духа тянет его за шею, он
успел увидеть и бегущих к нему бурых духов и знал, что они не позволят
причинить ему вред... а потому оставил всякие страхи и, нагнувшись глубже в
темноту, погрузил руки с растопыренными пальцами глубоко в грязь и охватил
лодыжки, словно всегда знал, как это делается. Пальцы сомкнулись, и
разомкнуть их было уже нельзя. Они никогда не разомкнутся больше. Он
почувствовал мягкий толчок, когда первая волна разлива прошла над ним, но
не обратил внимания на нее. Со смешанным чувством ужаса и уверенности в
том. что поступает правильно, он открыл рот и всей грудью вобрал в себя
холодную воду.
Мысли оборвались. Как только вода ворвалась ему в легкие, окоренившееся
водяное существо - давно забытая взрослая форма Спетова вида - начало
новую, лишенную мыслей, псевдорастительную жизнь.
Первая волна разлива почти достигла люка. Она захлестнула инженеров,
которые тащили кричавшего человека; а когда она прошла, трое людей еще были
на трапе. Один из них ударил кричавшего, и они внесли его внутрь.
*
У Гендерсона некоторое время была истерика. Но потом он успокоился,
составил короткий отчет для Комитета по исследованию планет, когда вода
спала, он руководил очисткой дюз от грязи и техническим осмотром камер
сгорания.
Он не хотел говорить ни с кем из туземцев и уходил в корабль, если они
появлялись.
При отлете Уинтон был еще сильно возбужден, но потом тоже успокоился и
пришел в себя. Он не хотел говорить о случившемся. Гендерсон же казался
вполне спокойным, но Чарли не заговаривал о том, что старший инженер держит
за стеклянной загородкой в машинном отделении большой куст.
*
После этого полета Гендерсона стали считать немного чудаком. На большие
лайнеры его все же берут - там ведь есть и другие инженеры. У него всегда
есть работа, но куда бы он ни летел, он всегда берет с собою огромный куст
в горшке и ставит его в машинном отделении, ухаживает за ним и поливает
водой.
Товарищи никогда не шутят с ним на эту тему, так как это небезопасно.
Когда Гендерсон остается один, он разговаривает со своим кустом.
Разговаривает ласково и убедительно. Но куст никогда ему не отвечает.
Они с Чарли встречаются иногда, когда их корабли оказываются в доке
одного и того же космопорта, на одной и той же планете. Они пьют и шутят.
Но Чарли никогда не летает на одном корабле с Гендерсоном. Когда он видит
Гендерсона вместе с его кустом, ему становится не по себе.
Это не тот куст, но он никогда не скажет Гендерсону об этом.
_________
(1) Морская уточка принадлежит к семейству ракообразных.
