Сергей ЛУКЬЯНЕНКО
Ласковые мечты полуночи
Я от того проснулся, что Рюг во сне тихонько завизжал. Вначале я
вспотел, страх высыпал по коже ознобистыми пупырышками, потом раскрыл
глаза и присел на кровати -- спиной прижимаясь к стене, а руки
выставив перед собой. Сна как в помине не было.
Но это был всего лишь Рюг. И визжал он так, понарошку, то ли
приснилось ему что-то противное, то ли вспомнилось. В свете от окна
его бритая макушка слегка поблескивала, и до меня сразу дошло, что мы
не в моей комнате, и даже не у Рюга, а у русского Ивана.
Верите, не верите, а мне как-то сразу легче стало. Я сидел,
смотрел на блестящую голову Рюга, и раздумывал, не намазать ли ее
зубной пастой, или фломастером написать какое-нибудь слово. Но тут Рюг
дрыгнул ногой, сбрасывая одеяло, и тихонечко сказал "ой!" Не
просыпаясь, конечно.
И мне сразу расхотелось над ним издеваться. Я встал, подошел к
двум составленным вместе креслам, на которых Иван постелил Рюгу,
наклонился над ним и тихонечко подул в ухо. Это всегда помогает, я
знаю, мне так Вузи делала, а я однажды проснулся, и увидел.
Рюг замер и задышал чаще.
-- Дрыхни, -- сказал я ему погрубее, но тихо. Чтобы Иван не
услышал, что кто-то не спит, и чтобы Рюг во сне мою грубость
почувствовал. Когда говорят ласково -- это плохо. Это почти всегда
опасность.
Рюг теперь нормально спал, наверное, я ему все плохие сны выдул.
Я подошел к окну, и посмотрел в сад. Было тихо, мамаша с Пети небось
уже спали. Где-то далеко кричали про дрожку, привычно и скучно.
Вот только что-то было неправильно. Совсем-совсем неправильно, я
это чувствовал, и мучался, но никак не мог понять в чем дело. На
всякий случай решил подойти к двери в спальню Ивана, и послушать.
Тут-то до меня и дошло.
За дверью тарахтело, шипело, булькало. Негромко и совсем
нестрашно. Я облизнул губы, и покосился назад. Но Рюг сладко спал.
Стало так завидно, что я пожалел, что не разбудил его.
-- Иван... -- зачем-то сказал я.
Обидно было -- до слез! Ну как же так! Почему?
Дверь к нам он запер, только все это ерунда была. Объяснял же я
ему, что двери нигде не запираются, а он... "на полчаса работы"... И
забыл. Вот так всегда, стараешься, а тебе не верят!
Я немножко подергал дверь, чтобы на той стороне с задвижки
соскочил стопор. А потом повернул ручку, и дверь легко открылась. Мне
все-таки хотелось верить, что это полная ерунда, что мне
примерещилось, и сейчас Иван от шума проснется, вскинется на постели,
и громко спросит: "Лэн, что, не спится? Слушай, по ночам детям надо
спать, а не пугать мирных постояльцев!"
Но Ивана в спальни не было, конечно же. Потому что звук мне не
померещился, шел он из ванной, а еще там шумела вода.
У меня еще немножко оставалась надежда, что Иван не успел. Что он
только раздевается, или сыплет в воду "Девон", или размышляет, стоит
ли... Он же умный мужик, не какой-нибудь дрянь-человечек!
И я сиганул через всю комнату, чуть не налетев на кресло, которое
Иван зачем-то оттащил к окну. Само окно было зашторено, и света в
комнате было чуть-чуть -- из холла, да из щелки плохо прикрытой двери
в ванную.
Глупо это было, конечно. Как Вузи говорит иногда, приходя с
вечеринки: "Ах, как хотелось обманываться!"
Лежал Иван в ванне, в горячей зеленой воде, от которой воняло
"Девоном", голый, красный, с глупой блаженной улыбочкой на лице. Из
полуоткрытого рта стекала слюна, тоже густо-зеленая, значит все по
правилам сделал, закусил "Девончиком". А приемник стоял на полочке и
радостно шипел.
Дело конечно не в том, что он шипит и булькает, про это каждый
пацан знает. Это просто побочный эффект, а все дело в волнах, которые
слег излучает. Мне-то ничего, на детей, говорят, он почти не
действует, даже если в ванну забраться.
А вот Ивану нравилось. Он то улыбался, то хмурился, то что-то
бормотал неразборчиво.
-- Иван, -- сказал я зачем-то. Словно он мог меня сейчас
услышать...
-- Где Буба? Он мне срочно нужен... -- тихо, но разборчиво
прошептал Иван. Ему было сейчас хорошо и интересно.
А я смотрел на него, и мне было так паршиво! Словно со мной эта
беда случилась!
Ну почему, почему именно Иван?
Надо было мне к нему пораньше подойти, до того как Рюг пришел,
ну, вместо того, например, чтобы в саду играть в спасателей из сериала
"Марсианские пустыни", рассказать все еще раз, про то что слег -- эта
такая гадость, которую даже один раз нельзя пробовать, а то хуже
мертвого станешь, может он и понял бы, но не мог же я все
растолковывать, когда взрослому пытаешься что-то рассказать, они
никогда не верят, они же все -- взрослые, они себя самыми умными
считают, и попробуй переспорь, когда тебе только одиннадцать лет, и ты
ходишь в коротких штанишках и ешь кашу на завтрак, ничего бы я не
смог, не поверил бы мне Иван и все равно забрался бы в эту вонючую
зеленую воду, а теперь стой, хлюпай носом, только Ивану уже все равно,
слишком много в нем любопытства и слишком мало терпения, любопытным
быть просто, и лезть куда не надо -- тоже, а быть терпеливым --
трудно, почему-то все думают, что если человек все на свете хочет
узнать, и немедленно, то это здорово, а если он просто живет себе
спокойно, занимается своими делами, а в чужие не суется, то он дурак,
все равно десять ему лет, или целых сорок, и не с Иваном первым так
случилось, только он ведь и впрямь хороший, его жалко, он же не
виноват, что хотел все узнать и сразу, лучше бы он просто отдыхать
приехал, а не разнюхивать, тоже мне, Джеймс Бонд фигов, он бы может
был не таким хорошим, но был бы, а теперь его просто нет, мутная
зеленая вода и мускулистое тело, вот и все...
Я вздрогнул, потому что увидел: Иван чуть приоткрыл глаза. Только
он смотрел не на меня, а сквозь, куда-то далеко-далеко, куда его
утащил слег.
-- Пеблбридж... -- прошептал Иван. Помолчал немного, и добавил:
-- Оскар...
Я даже всхлипнул, таким он был сейчас глупым и несчастным, со
своим придуманным Оскаром Пеблбриджем, а еще у него на груди были
шрамы, значит он воевал, а у меня отец тоже был военным, мама думает,
что я его совсем не помню, только это неправда.
Конечно, мало ли как было, может даже Иван и папа друг в друга
стреляли, только на самом деле это не важно, война это война, а дружба
это дружба, Иван ведь и впрямь старался быть моим другом, значит не
мог я его оставить гнить в зеленой воде...
Привстав на цыпочки я потянулся к полочке, хотел выключить
приемник, потом вспомнил, что это вредно, и просто закрыл подтекающий
кран горячей воды. Когда ванна остынет, Иван сам очнется. Только я не
хотел после этого с ним разговаривать, ничего уже нельзя было бы
сделать, кончилось бы тем, что я разревелся...
На самом деле я и заплакал, выскочив в спальню, и долго стоял у
окна, чуть раздвинув штору и глядя на луну, потом мне почудилось, что
Иван уже очнулся, и стоит за спиной, голый, страшный, с безумными
глазами... Я повернулся, и взвизгнул на всякий случай, но его там не
было, конечно, слег так быстро не отпускает.
Тогда я подошел к телефону, и быстро, чтобы не передумать, нажал
кнопочку повтора. Номер набрался, и мне ответил скучный заспанный
голос:
-- Алло, отель "Олимпик"...
Такого я совсем не ожидал. И от растерянности бухнул первое, что
в голову пришло:
-- Соедините с Оскаром Пеблбриджем... пожалуйста...
В трубке помолчали немного, потом раздраженно сказали:
-- Какой номер, мальчик?
Номера я не знал, и поэтому только всхлипнул и повторил:
-- Пожалуйста... я один дома... пожалуйста.
Конечно, женщина разжалобилась, и через полминуты переспросила:
-- Оскар Пеблбридж? А ты не шалишь, мальчик?
-- Нет, -- сказал я.
-- Соединяю, -- сказали мне, и в трубке раздались долгие гудки. Я
обрадовался тому, что угадал, и что друг Ивана Оскар и впрямь жил в
отеле, только еще неизвестно было, в номере ли он...
-- Да! -- сказали громко и раздраженно.
Голос был неприятный, совсем не сонный, но раздраженный, и я
заколебался.
-- Опять... -- произнес человек куда-то в сторону, и я понял, что
сейчас трубку бросят.
-- Извините пожалуйста, -- громко крикнул я в телефон, --
извините, вы знаете Ивана?
Наступила тишина, потом незнакомец вкрадчиво спросил:
-- Знаю, а ты кто, мальчик?
Тут я сообразил, что может быть это вовсе не Оскар, и ответил
вопросом на вопрос, хоть это и очень некультурно, меня мама всегда
ругает за такое:
-- А вас как зовут?
На той стороне провода приглушенно советовались, потом мужчина
сказал:
-- Я Оскар Пеблбридж. Кто ты? Откуда знаешь Ивана?
-- Вы его друг? -- поинтересовался я, и решил, что если он скажет
"да", то я нажму на рычаг.
-- Как оказалось -- да, -- задумчиво ответил Оскар. -- Честное
слово.
У него вдруг в голосе прорезалось что-то от Ивана, и тогда я
решился. Назвал адрес, объяснил как войти, чтобы никого не разбудить,
попросил приехать быстрее. Даже пятки у меня вспотели от страха, когда
я это делал. Только что еще оставалось, не врачей же вызывать?
Оскар помолчал, потом спросил:
-- Можно я приеду с другом? Он хороший человек.
Я представил Ивана, какой он здоровый и сильный, и сказал:
-- Ладно.
В ванную заглядывать я больше не стал, вместо того пошел и
разбудил Рюга. Он никак не хотел просыпаться, видно, ему снилось
что-то хорошее, а когда проснулся и выслушал, то чуть меня не убил.
-- Ты же говорил, он не такой! -- возмущенно шипел Рюг, одеваясь.
-- Ты же... ты...
Понятно все, конечно, у него отец слегач, но разве я виноват?
Может Рюг это и поймет к утру, но сейчас он завелся.
-- Я сматываюсь, -- открывая окно сказал он. Подумал, и
предложил: -- Пошли, я знаю где доспим...
Значит, не до конца на меня обиделся, раз с собой зовет!
Но я помотал головой. Больше всего мне хотелось, чтобы Рюг
остался, но просить его толку не было.
Пока Рюг спускался по водосточной трубе я смотрел в окно, а потом
пошел и снова заглянул в ванную. Я боялся, что Иван захлебнется, но
ванна для него оказалась слишком мала, и голова торчала наружу. От
воды уже пар не шел, и видно было, что слег его отпускает.
-- "Девон" на туалетной полочке -- таблетку в рот, четыре в воду,
-- прошептал Иван. Я пулей вылетел в спальню, словно Иван и впрямь
предложил слега мне, а не своим глюкам. Уселся на подоконник -- если
что, то можно попробовать выскочить, и стал ждать.
Видел бы меня сейчас Иван! Насмехался, крысой мускусной
обзывал... Ну и что теперь? Он, взрослый и смелый, лежит с открытым
ртом, а я пытаюсь ему помочь, хоть и маленький... и трусливый,
наверное...
Оскар со своим другом пришли минут через десять. Хоть я и знал,
откуда они в дом войдут, но не смог их заметить. Только когда в дверь
заскреблись понял, что уже в доме.
Ох, и попало бы мне от мамы! А Вузи вообще бы шкуру спустила!
-- Это кто? -- спросил я через дверь.
-- Оскар, -- послушно ответили мне. Как в шпионском фильме, и я
немножко успокоился.
С виду Оскар был мужик неприятный, лупоглазый, костлявый,
светловолосый. Но вроде не слегач. С ним пришел какой-то толстый
старик с тростью и в темных очках, хотя была ночь. Они остановились на
пороге и уставились на меня, Оскар держал одну руку в кармане, я
понял, что там пистолет, и попятился.
-- Ну-ну, -- дружелюбно сказал старик. -- Не бойся, Лэн. Ты
храбрый мальчик. И очень помог Ивану.
-- Ему уже не поможешь, -- ляпнул я. Старик и Оскар
переглянулись.
-- Мария... -- негромко сказал Оскар старику, -- я полагаю...
-- А тебе не надо полагать, -- отрезал Мария. -- Лэн, дружок,
если хочешь, то можешь позвать маму или сестру.
Я понял, что они уже все про меня знают.
-- Не надо, -- сказал я. -- Мне попадет.
Мария понимающе кивнул:
-- Где Иван?
-- В ванной, -- я даже удивился такому вопросу. Мария кивнул
Оскару, и тот, не вынимая руки из кармана, пошел к Ивану. А старик
вздохнул, сел в кресло, задумчиво посмотрел на меня.
-- Мальчик, скажи, Иван -- хороший человек?
Я кивнул не раздумывая.
-- Вот и я так думаю... -- вздохнул старик и уставился в окно. В
ванной пару раз звонко хлопнуло, словно кого-то били по щекам, потом
послышалась невнятная ругань на незнакомом языке.
-- Это же ничего не значит, -- попытался объяснить я, косясь на
дверь в ванную. -- Хороший, плохой, а когда слег попробуют, то все...
-- Думаешь? -- заинтересовался Мария.
Я промолчал.
-- Неверное было решение, -- грустно сказал Мария. -- Неверное...
а как найдешь правильное, не ошибаясь...
Из ванной показались Оскар и Иван.
Оскар был весь в брызгах зеленой воды, злой и сосредоточенный.
Иван, в одних брюках, мокрый и взъерошенный, казался пьяным. Он
посмотрел на меня, потом на Марию, без всякого интереса. Оскар уронил
Ивана на кровать, тот присел, тяжело, словно куль с мусором, уперся
руками и тихонько хихикнул. Потом еще раз. Старик молча смотрел на
него сквозь черные очки, Оскар брезгливо отряхивал руки, но далеко не
отходил.
-- Это слег, товарищи! -- торжественно сказал Иван, словно
кому-то еще не было ясно. -- Это машинка, которая будит фантазию и
направляет ее куда придется, а в особенности туда, куда вы сами
бессознательно -- я подчеркиваю: бессознательно -- не прочь ее
направить.
-- Понятно, -- сказал Мария.
-- Чем дальше вы от животного, тем слег безобиднее, но чем ближе
вы к животному... -- Иван уронил голову на грудь и замолчал. Потом
уставился на старика с легким удивлением. Видно, отходить начал. -- Я
для вас не авторитет, -- вяло продолжил Иван, -- но найдутся те, кто
поверит...
-- Кто-то будет пытать людей в темных подвалах, -- мрачно сказал
Мария. -- Кто-то обнимать гурий в садах... -- он покосился на меня, и
не закончил. -- Да. А кто-то -- спасать мир, побеждать слег, и
объяснять глупому начальству страшные тайны... которые начальство
давно знает.
Иван ничего не понимал. В его фантазиях, наверное, тоже были
Оскар, Мария, я, и сейчас его мечты так спутались с реальностью, что
разделить их он не мог. Смотрел на нас, тер переносицу, хватался за
лоб, и молчал.
-- Я виноват, -- тоскливо сказал Мария. -- Нельзя было тебя
посылать, Иван. У тебя с Амальтеи остался этот комплекс... работать
под самим Быковым -- не шутка. И ведь знал же, что тебе захочется
самому все раскопать, но...
-- Вы не виноваты, Мария, -- сказал Оскар.
-- Виноват! -- рявкнул Мария. -- Виноват! Иван всегда, всегда
старался быть первым! А рядом оказывались такие титаны, что свободно
было лишь последнее место! И в космосе, потому-то он и ушел, и на
войне, и в интернате, и в управлении. Вот и зрела мечта... оказаться
лучшим.
-- Я ничего не понимаю... -- прошептал вдруг Иван. -- Мария... вы
же... Оскар... я вас чуть не убил, Оскар!
Старик покосился на меня:
-- Ты иди спать, мальчик, -- ласково сказал он. -- Иди.
Я замотал головой.
Мария вздохнул. Достал из кармана слег, покрутил в руках.
-- Вакуумный тубусоид, -- быстро сказал Иван. -- Он очень похож
на супергетеродин. Понимаете? Случайно поменяли их местами, и все!
Надо же было так получиться, что они одинаковые! Роковая случайность!
Мария молчал. Оскар вдруг решительно двинулся в ванную, где
продолжал трещать и булькать приемник. Раздался грохот, и наступила
тишина.
-- Роковая случайность... -- снова сказал Иван севшим голосом,
глядя на слег в руках Марии. -- Перевоспитывать. Внедрять человеческое
мировоззрение...
Старик поднялся. Подошел ко мне, положил на плечо руку, и я
напрягся.
-- Лэн, дружок, скажи, ты стал бы пробовать слег? -- спросил он.
Очень серьезно.
-- Нет, -- я замотал головой.
-- Ты же слышал, что это очень здорово, -- сказал Мария.
-- Вот еще, -- я фыркнул, покосившись на Ивана. И тут мне в
голову пришла мысль, что меня сейчас накормят "Девоном", сунут в
ванну, и включат слег, чтобы я тоже стал проклятым, как Иван...
Вывернувшись из под руки Марии я отбежал, но только он ни о чем таком
не думал, он опять смотрел в окно и задумчиво говорил вслух:
-- Строятся заводы по производству антивещества, космические
корабли бороздят просторы галактики, раскапывают древние города, а в
то же время... да какое мировоззрение им можно внедрить, Иван! Разве ж
это поможет? Старое не уходит само, Иван. Оно цепляется за жизнь,
фашистскими путчами, гангстерскими бандами, наркоманами... тянется в
будущее, в двадцать первый век. Поздно их перевоспитывать. Вот, --
Мария указал на меня, -- вот это наша надежда! Они слега не попробуют.
И на дрожку не пойдут. Верно, малыш?
На всякий случай я кивнул.
-- А Страна Дураков... может захлебываться в горячей воде,
истреблять друг друга, прыгать через высоковольтные провода, раз
нравится. Эволюция, Иван. Жестоко, но справедливо. Прошлое уходит
само, без насилия... -- он покрутил в руках слег, и с отвращением
швырнул о стену. Слэг хрустнул и разлетелся. -- Надо только...
Он замолчал.
Оскар, который вышел из ванной, взял Ивана за плечо и сказал:
-- Но страдают и наши люди. Пек, Римайер, Жилин...
-- Мы тебя увезем, Иван, -- строго произнес Мария. -- Все будет в
порядке. Поверь.
Иван дернулся, как от удара.
-- Никуда я не поеду! -- зло сказал он. -- Пока закон об
иммиграции позволит -- никуда не уеду! А потом нарушу закон! Не может
быть, чтобы здесь не оказалось тех, кто ненавидит этот сытый мир! Я
помогу им не растрачивать ненависть по мелочам!
Мария вздохнул:
-- Пойдем, Иван. Еще поговорим. Пойдем.
Иван встал, зябко поежился, обхватывая плечи. Глянул на меня, и
его взгляд прояснился:
-- Знаешь, Лэн, я видел чудесный мираж! Ты и Рюг стояли передо
мной почти взрослые, вы решили поехать в Гоби, на Магистраль...
Я ничего не сказал, не очень-то мне хотелось ехать в пустыню, где
уже лет двадцать строили какую-то магистраль, и видно собираются
строить еще столько же. Мария взял Ивана за руку, и как ребенка повел
из спальни. Иван замолчал и обмяк.
Так он больше ничего и не сказал. Я подождал, пока они вышли, и в
окно проследил, что точно ушли. Потом пошел в ванную, открыл сток, и
стал убирать разбитый приемник. На полу валялись вывалившийся слег и
супергетеродин, который Иван вынул. Эти супергетеродины почему-то
всегда ломаются. И они во всех приемниках стоят. А слег, который Иван
называл вакуумным тубусоидом, по виду точно такой же, и везде
продается за пятьдесят центов. Дальше же все просто, правда?
Обязательно кто-то слег вместо гетеродина вставит, и в ванну
заберется.
Может я и маленький -- пока, и трусливый -- пусть даже навсегда,
только не дурак. Все я понимаю, но кричать об этом не буду. И слег не
стану пробовать, лучше уж в пустыне в песке возиться, магистраль эту
дурацкую строить...
-- Лэн, -- сказали из-за спины. Я повернулся -- это был Рюг. -- Я
в саду ждал, -- пояснил он. -- Думал, вдруг чего...
Он засопел.
-- Помоги убраться, -- попросил я. -- Не хочу, чтобы Вузи это
увидела, она расстроится очень.
-- А так, думаешь, не узнает? -- удивился Рюг. -- Иван теперь
никуда не уедет... -- Взял тряпку, сыпанул на нее порошка, и принялся
с сопением оттирать ванну от "Девона". Делал он это умело.
-- Ну, узнает, только позже...
Мы убрали в ванной, умылись, и не сговариваясь вернулись в холл.
Конечно, спать уже не хотелось, да и рассвет наступал.
-- Рюг, хочешь, когда вырастем, поедем в Гоби строить железную
дорогу? -- спросил я.
Рюг очень удивился:
-- А что, надо?
Я подумал и кивнул:
-- Да, наверное. Придется.
За окном светлело, и мы стояли рядом, держась за руки. Какая
предстоит работа, подумал я. Какая работа...
Только что уж делать, раз мы все прокляты.
Апрель 1997 г.
Алма-Ата.
