ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Данное художественное произведение распространяется в є
є электронной форме с ведома и согласия писателя на некоммер- є
є ческой основе при условии сохранения целостности и неизмен- є
є ности текста, включая сохранение настоящего уведомления. є
є Любое коммерческое использование настоящего текста без є
є ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУС- є
є КАЕТСЯ. є
є Настоящий текст был получен с официальной страницы пи- є
є сателя в сети Internet на сервере "Русская фантастика": є
є є
є http://www.sf.amc.ru/lukian є
є http://kulichki.rambler.ru/sf/lukian є
є http://sf.convex.ru/lukian є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
(С) Сергей Лукьяненко, 1997 г.
--------------------------------------------------------------------
Сергей ЛУКЬЯНЕНКО
ЧУЖАЯ БОЛЬ
Она спускалась по горному склону. Легче ветра, быстрее
стрелы... Казалось, что девушка летит, так стремительны были ее
движения по едва заметной тропинке.
Он видел ее всю: густой, темный мед волос, разлитый по плечам,
хрупкость тоненькой фигурки под красно-сине-белой блузкой,
раздувающейся невиданным флагом, загорелые, исцарапанные ноги,
уверенно находящие опору... И серый металл в пистолетной кобуре.
Он еще раз порадовался тому, как удачно выбрал место для
засады: в тени густых, старых деревьев, на противоположном склоне,
невидимый для нее, спокойный, уверенный, ж д у щ и й...
Один раз девушка остановилась, держась за бугристый,
высунувшийся из песка корень. Оглянулась, вбирая в себя весь этот
жаркий день, колышущимся солнечный диск, лес, горы, медленные
речушки и крошечные озера до самого горизонта... Потом она взяла
поудобнее ждущий металл и стала спускаться дальше.
У него затекла рука. Тощий суетливый муравей недоуменно
посмотрел на него с верхушки травинки. Дурак... Девушка на горном
склоне легла в полукруг прицела, палец осторожно нащупал курок.
Стоит лишь нажать... Игра длилась три дня, и сейчас он получит
заслуженную победу...
Ему вдруг представилось то, что сейчас случится. Огненный
факел, летящий вниз, тяжело натыкающийся на камни... Мед волос, и
разноцветные одежды, и дерзкий уверенный взгляд - и все это
исчезает, превращается в крик. гаснущий в небесной голубизне, в
облачко дыма, запутавшееся в ветвях деревьев...
Он вскочил, отбрасывая то, ждущее, что дремало в его руках. Он
закричал, долго, изо всех сил:
- Ка-а-а-атя!
Девушка на склоне прыгнула за камни. И как не сорвалась...
Мелькнули в воздухе сбитые подошвы кроссовок, она прокатилась по
земле, замерла за камнями...
- Стой!!!
Камень дернулся, раскололся на куски, разлетелся неторопливым,
увесистым градом. А из центра этого града ударила молния - точный,
неотвратимый выстрел. Он еще не успел осознать случившегося, а
каждая клеточка тела уже взвыла, выплеснула по нервам переполнявшую
ее боль.
"Я горю..."
Он прокатился по траве, словно пытаясь сбить с себя липкую,
пылающую, жадно ползущую внутрь смерть.
"Проиграл".
Рот сам раскрылся в крике. И мгновенно, отзываясь на этот крик,
вспыхнули, вывернулись наизнанку легкие.
"Боль... Выключить боль..."
Пока глаза еще могли видеть, он силился повернуться в сторону
девушки. Но это длилось недолго.
"Почему я не убираю боль?"
Огненный факел на порыжевшей траве...
* * *
Сознание вернулось к вечеру. В небе проклевывались звезды, дул
прохладный ветер, и после пережитого это было чертовски приятно. Он
поднялся, брезгливо морщась, смахнул с тела жирный, вонючий пепел.
Зачем-то посмотрел на давно опустевший склон. И пошел к дому по
колкой сухой траве.
...Она пила чай на веранде. Грубый дощатый стол искрился от
десятка хрустальных вазочек с вареньем. Давняя Катина слабость.
Взглянув на него, она лишь покачала головой.
- Иди мойся.
Он долго мылся, прямо в саду, под самодельным душем. Над
верандой покачивалась лампа, в бестолковом восторге звенели
комары... Несколько раз он выглядывал за дверь. Но Катя все еще пила
чай. Обмотавшись полотенцем, он вышел из деревянной кабинки.
прошлепал по дорожке, намереваясь скрыться в доме...
- Дэн!
Он остановился.
- Давай поговорим.
Ну разумеется... Он молча уселся рядом.
- Зачем ты это сделал!
- Что?
Они с любопытством смотрели друг другу в глаза.
- Ты понимаешь сам.
- Абсолютно не понимаю.
- Ты не убрал боль.
Он надеялся, что Катя скажет это по-другому. С раздумьем,
например: "Ты не убрал боль..." Или с удивлением: "Ты не убрал
боль?" Или, хотя бы, с возмущением: "Ты не убрал боль!" А это было
просто сообщение.
- Ты не убрал боль.
- Ну и что?- он спросил с внезапным ожесточением.- Испортил
тебе радость победы?
Катя передернула плечами:
- Это было мерзко! Такой крик...
Глупый комар подкрался к ней сзади. Осторожно вытянул хоботок,
целясь проткнуть нежную кожу... Дернулся, отчаянно зазвенел
крылышками - мгновенно сработала система регенерации. Хоботок,
крохотная пустая голова, такое же пустое брюшко исчезли.
- Это действительно мерзко.
Он проговорил подчеркнуто вслух, а не про себя. Закрыл глаза.
Бесполезная привычка, из тех полузабытых детских лет, когда люди еще
не умели видеть сквозь веки...
- Мы с тобой вместе два месяца, Дэн.
Два месяца. Шестьдесят четыре дня, если точнее. "Девушка, мы с
вами нигде не встречались?" Любопытный, оценивающий взгляд. "Пока
нет!"
- Ты какой-то странный, Дэн.
Угу. Неоригинально. Не ты первая заметила. В этот раз я еще
долго продержался. Шестьдесят четыре дня...
- Помнишь, что ты натворил в Майданеке?
Помню. Сорвался, вышел из роли. Бросился на эсэсовцев с голыми
руками. А игра-то называлась "Вооруженное восстание". Все аж
ошалели...
- Ну чего ты молчишь! Может быть, ты не любишь Игру!
Интересно, как это можно - не любить Игру. Не любить, всю свою
жизнь, не любить весь мир... Как это можно...
- Да, не люблю!
Он удивился своим словам. А она - нет.
- Дэн, почему ты не выстрелил в меня?
Он пошевелил пальцами, словно нащупывал чью-то невидимую руку.
- Я представил, как ты... как ты умрешь. И мне стало страшно.
- Но это же Игра! Ты боишься, что не сработает регенерационная
система!
- Да нет, это невозможно... А зачем мы вообще играем?
Она прищурилась, разглядывая его лицо.
- А что еще делать?
Действительно. Делать вид, что управляешь машинами, которые
давно не нуждаются в управлении? Сидеть в лаборатории, пытаясь
научить человека видеть не только в инфракрасных, но и в
ультрафиолетовых лучах? Или ждать очереди на колонизацию очередной
планеты? Там Игра станет реальностью...
- Я не знаю. Но с чего она началась, Игра?
Она пожала плечами. С тех пор, как люди обрели бессмертие,
наверное. Игра - это жизнь. Что является основной чертой жизни?
Стремление убить. Что является основной чертой Игры? Стремление
убить. В инсценировке - на Перл-Харборе, где кипит вода и в который
раз тонут корабли, и падают ведомые смертниками бомбардировщики на
Курской дуге, где танки спекаются с землей И кровью в один сплошной
черный ком; в Хиросиме, где снова и снова вспыхивает пламя атомного
взрыва...
Но ведь когда-то в первый раз это не было игрой! Они не могли
играть, умирая по-настоящему! Их вело в бой что-то другое! Они
бросались на колючую проволоку концлагерей не потому, что это очень
интересно! И ведь Дэн почувствовал, почти ощутил это неведомое,
непонятное, когда в прекрасной инсценировке "Майданек" смотрел на
сытых, откормленных эсэсовцев, избивающих детей... Он бросился
вперед не потому, что хотел испортить игру, соригинальничать. Он
просто не мог иначе. Он почти понял! А они не хотят или уже не могут
понять. Слишком долго длилась Игра.
Дэн посмотрел на нее. И прочел в глазах то, что совсем не
обязательно говорить словами.
"Игра - это жизнь. Играя, живи, живи, играя. Это не больно -
боль в твоей власти. Это не страшно - ты умирал сотню раз и столько
же раз воскресал. Убивай! Это только игра! Это весело! Машины,
которые умнее тебя, воскресят бренное тело, поставят на прежнее
место, вложат в руки новое оружие. Играй! Не повезло сейчас -
повезет в следующий раз! Кто хочет сыграть в Чингисхана? Кандидатуру
на роль Гитлера, побыстрее! Экипаж "Энолы Гай"? Играем! Майданек,
Освенцим, Хатынь, Сонгми? Играем!"
Она встала из-за стола. Волосы цвета густого меда упали на
плечи, белое платье - флаг несостоявшейся капитуляции - обрисовало
фигуру.
- Я улетаю утром, Дэн. Вызови машину в семь, будь добр.
Добр. Будь добр... Она пошла в глубь сада, обернулась.
- Я посплю в шезлонге. А ты дурак, Дэн. Игра - это
единственное, что придает жизни смысл. Она в нашей крови...
Холодный металл, забытый ею на стуле, обжег руку. Он поймал
белое платье в полукруг прицепа. Затаил дыхание. И нажал на спуск.
Факел вспыхнул в ночи, осветил сад, и бревенчатый дом, и
посыпанные песком дорожки... Он остался сидеть в кресле, пока земля
возле черной горстки пепла не зашевелилась. Вынырнуло тупое рыло
реанимационного робота. Приполз... Миг - и машина превратилась в
полтонны оплавленного железа. Он прошелся по саду, захохотал:
- Игра? Верно! Будем же играть!
Второй робот прилетел через шесть минут. Спланировал из-за
деревьев... Он прицелился, выстрелил, произнес, как аксиому:
- Ни один робот не причинит вреда человеку. Будем же играть!
На стенах его дома висел богатый арсенал. Он выбрал несколько
штуковин поувесистее и повнушительнее. Перекусил, поглядывая на
пепел. Третий робот пытался прикрыться защитным полем. Но нейтринный
луч пробил поле...
Его убили к вечеру второго дня. Дом штурмовали морские
пехотинцы, зеленые береты, самураи династии Тан и бригада СС из
дивизии "Мертвая голова". Они умирали, воскресали, шли в бой снова.
А он стрелял, зная, что уже выведен из памяти регенерирующей
системы...
Дюжий десантник пнул носком ноги его жалкое, искромсанное
ранами тело. Выругался, спросил:
- А как та девушка, из-за которой все началось?
- Откачали,- ответил кто-то.- Еще поиграет.
Она стояла совсем рядом. Смотрела на молчаливую толпу,
поблескивающую самым разным оружием. И читала во всех глазах один и
тот же вопрос, его вопрос... "Зачем мы играем! Что такое Игра!" Шаг.
Еще шаг. Она склонилась над Дэном, коснулась его лица:
- Ты победил...
