Станислав Лем
КАК МИКРОМИЛ И ГИГАЦИАН РАЗБЕГАНИЮ ТУМАННОСТЕЙ НАЧАЛО ПОЛОЖИЛИ
Астрономы учат, что все на свете - туманности, галактики, звезды - бежит
друг от друга во все стороны и от этого непрерывного убегания вселенная уже
миллионы лет расширяется.
Многих весьма изумляет это повальное бегство, и, обращаясь мыслью вспять,
приходят они к выводу, что когда-то, давнымдавно, весь космос сосредоточен
был в одной точке, вроде звездной капли, и по неведомым причинам произошел
в ней взрыв, который продолжается поныне.
И когда они так рассуждают, охватывает их любопытство. что же могло быть
до взрыва, и не могут они разгадать эту тайну.
А дело было так.
В предшествующей вселенной жили два конструктора, мастера несравненные в
космогоническом ремесле, и не было вещи, которой они не могли бы сделать.
Но ведь что бы там ни строить, сперва надо иметь план этой вещи, а план
следует вымыслить, иначе откуда же его взять? И потому оба эти
конструктора, Микромил и Гигациан, все совещались, каким бы образом
дознаться, что еще можно сконструировать, кроме тех чудес, которые им
приходят в голову.
- Изготовить я могу все, что придет мне в голову,- сказал Микромил,- но
ведь не все в нее приходит. Это ограничивает меня, как и тебя, ибо не можем
мы подумать обо всем о чем возможно подумать, и может случиться так, что
именно другая вещь, а не та, о которой мы подумали и которую делаем,
окажется более достойной осуществления! Что ты скажешь об этом?
- Вероятно, ты прав,- ответил Гигациан,- но какой же тут выход?
- Что бы мы ни делали, мы делаем из материи,- сказал Микромил,- и в ней
заложены все возможности; если задумаем дом, возведем дом, если хрустальный
дворец - создадим дворец; если мыслящую звезду, пламенеющий разум вымыслим
- и это сможем сконструировать. Однако больше есть возможностей в материи,
нежели в головах наших; и следовало бы приделать материи уста, дабы сама
она сказала нам, что еще можно создать из нее, что нам и в голову не
приходило!
- Уста нужны,- согласился Гигациан,- но их недостаточно, ибо они то
выражают, что разум в себе содержит. Итак, не только уста надлежит материи
приделать, но и к мышлению ее приучить, и тогда уж наверное откроет нам она
все свои тайны!
- Хорошо ты сказал,- одобрил Микромил.- Дело это достойно трудов. Понимаю
я его так: поскольку все сущее является энергией, из нее-то и надо мышление
строить, начиная с мельчайшего, то есть с кванта; заключить следует
квантовое мышление в наименьшей клеточке, из атомов построенной,- значит,
мы, как инженеры атомов, должны пустить дело в ход, не прекращая притом
забот об уменьшении. Когда я смогу сто миллионов гениев насыпать себе в
карман и они там легко поместятся, цель будет достигнута: размножатся эти
гении, и тогда любая горстка мыслящего песка объяснит тебе не хуже, чем
совет, из неисчислимого количества членов состоящий, что и как делать!
- Нет, не так,- возразил на это Гигациан.- Наоборот надлежит поступать,
ибо все сущее является массой. Изо всей массы вселенной следует посему один
мозг построить, необычайной величины, мыслью полный; когда спрашивать его
буду, все секреты мироздания он мне откроет, он один. Твой гениальный
порошок - это урод бесполезный, ибо если каждое мыслящее зернышко будет
свое говорить, ты потеряешься в этом и знаниями не обогатишься.
Слово за слово, жестоко поссорились конструкторы, и нечего уж было
говорить о том, чтобы вместе им работать над этим заданием. Разошлись они,
друг над другом насмехаясь, и каждый принялся за дело по-своему.
Микромил принялся кванты ловить, в атомные клеточки их запирать, а
поскольку тесней всего было им в кристаллах, приучал он к мышлению алмазы,
халцедоны, рубины - и с рубинами лучше всего получалось: столько он в них
проворной энергии заключил, прямо искры сыпались. Но было у него немало и
другой самомыслящей минеральной мелочи - зелено-расторопных изумрудов,
желто-шустрых топазов; и все же красная мысль рубинов больше всего ему
нравилась.
Пока Микромил трудился так в хоре пискливых малюток, Гигациан великанам
посвящал свое время: величайшими усилиями подтягивал друг к другу солнца и
целые галактики, расправлял их, смешивал, паял, соединял и, работая до
упаду, создал космотитана, массой своей такого всеобъемлющего, что, кроме
него, почти ничего уж и не осталось, только щелка, а в ней - Микромил со
своими драгоценностями.
Когда оба они труд свой закончили, речь шла уж не о том, кто больше
узнает тайн материи от созданного им существа, а лишь о том, кто из них был
прав и лучше выбрал путь. И решили они устроить турнир соревновательный.
Гигациан ждал Микромила бок о бок с космотитаном своим, который на веки
веков световых растянулся вдоль, ввысь и вширь, и тело у него состояло из
темных пылевых облаков, дышал он излучением солнц, ноги и руки его были
составлены из галактик, скрепленных гравитацией, голова - из ста триллионов
железных метеоритов, а на ней - шапка косматая, пылающая, из шерсти
солнечной. Когда настраивал Гигациан космотитана своего, пришлось ему
бегать от ушей его к губам, и каждое такое путешествие продолжалось шесть
месяцев.
Микромил же прибыл на поле боя один-одинешенек, с пустыми руками; был у
него в кармане маленький рубин, который собирался он противопоставить
колоссу.
Рассмеялся Гигациан, увидев это.
- Да что же скажет такая крошка? - спросил он.- Чем может быть ее знание
против этой бездны мышления галактического, рассуждения туманностного, где
солнца с солнцами мыслями обмениваются, гравитация мощная их подкрепляет,
взрывающиеся звезды замыслам блеск придают, а межпланетная тьма усиливает
рассуждения?
- Вместо того чтоб свое хвалить да хвастаться, приступай лучше к делу,-
ответил на это Микромил.- Или знаешь что? Зачем же нам эти свои создания
спрашивать? Пускай они сами с собой поведут беседу соревновательную! Пускай
мой гений микроскопический сразится с твоим звездотитаном на ристалище
этого турнира, где щитом будет мудрость, мечом же - мысль проворная!
- Пусть будет так.- согласился Гигациан.
И отошли они от созданий своих, чтобы те одни на поле боя остались.
Покружил-покружил во тьме рубин красный над океанами пустоты, в которых
горы звезд плавали, над телом светящимся, неизмеримым и запищал:
- Эй ты, не в меру большой, нескладеха огненный, черт те что
несоразмерное, да можешь ли ты вообще хоть что-нибудь подумать?!
Лишь через год дошли эти слова до мозга колосса, в котором небосводы,
соединенные искусной гармонией, вращаться начали, и удивился он тогда
словам дерзким и захотел увидеть, кто же это смеет к нему так обращаться. И
начал он поворачиваться в ту сторону, с которой задали ему вопрос, однако
прежде, чем повернулся он, два года минули. Глянул он глазами-галактиками
светлыми во тьму и ничего в ней не увидел, ибо рубина там давно уже не было
- он из-за спины его попискивал:
- Ну, и увалень же ты, звезднооблачный мой, солнцеволосый, ну и лентяй же
ты, раэлентяй! Чем головой крутить солнцекосмой, скажи лучше, сможешь ли ты
два к двум прибавить, прежде чем половина голубых гигантов в твоей тупой
башке выгорит и от старости погаснет?
Разгневали эти насмешки бесстыдные космотитана, и начал он поворачиваться
как только мог быстрей, ибо из-за спины вопрос ему задали; и вращался он
все резвей, и кружились вокруг оси его тела млечные пути, и с разгона
свертывались в спирали дотоле прямые ветви галактик, и закручивались
звездные скопления, становясь шаровидными массами, и все солнца и планеты
от этой спешки закрутились, как волчки подстегнутые; но прежде чем он на
противника глазищами засверкал, тот уже подтрунивал над ним с другой
стороны.
Мчался смельчак-кристаллик все быстрей да быстрей, а космотитан тоже
принялся кружиться да кружиться, но никак не мог за ним угнаться, хоть
вертелся уже, как юла, и в конце концов так разогнался, с такой страшной
быстротой начал вращаться, что ослабились путы гравитации, разошлись
натянутые до предела швы тяготения, Гигацианом наложенные, полопались
стежки электронного притяжения, и треснул вдруг и во все стороны разлетелся
космотитан, спиральными галактиками-факелами круги описывая, млечные пути
рассевая, и эта центробежная сила породила разбегание галактик.
Микромил потом говорил, что победил он, ибо космотитан Гигациана
рассыпался, не успев ровно ничего произнести. Однако Гигациан возражает,
что целью соперничества было измерение не скрепляющей силы, а разума, и
надлежало выяснить, кто из их созданий умнее, а не кто лучше в целости
удерживается.
И что, поскольку это не имело ничего общего с предметом спора, Микромил
обошел его и обманул позорно.
С той поры распря их еще усилилась. Микромил свой рубин ищет, который
средь катастрофы куда-то запропастился, и все найти его не может, ибо куда
ни посмотрит, увидит красный свет и сейчас же мчится туда, но это лишь свет
убегающих галактик краснеет от старости, так что он снова ищет, и все
напрасно. Гигациан же старается гравитациями-канатами, лучами-нитями
лопнувшего своего космотитана сшить, вместо иглы применяя самое жесткое
излучение. Но что он ни сошьет, все сразу у него лопается, ибо такова
страшная сила раз начавшегося разбегания туманностей. И ни тот, ни другой
не смогли у материи ее тайн выведать, хоть и разуму ее научили и уста ей
приделали, ибо, прежде чем дошло до решающего разговора, случилось то
несчастье, что неразумные, в неведении своем, сотворением мира именуют.
Ибо в действительности это лишь космотитан гигациановский лопнул
вдребезги из-за рубинчика микромиловского и так разлетелся, что поныне
летит, во все стороны. А если кто этому не верит, так пускай ученых
спросит,- разве это не правда, что все, что ни на есть в космосе, неустанно
кружится, как волчок, ибо от этого вихревого кружения все и началось.
