И еще на один вид животных можно было охотиться без зазрения совести: на диких быков и коров. Такие стада порой сбегали в Долину по заросшим травой склонам западных холмов, со стороны Внутреннего Моря, и охотники дружно брались за дело — главным образом, правда, в поисках приключений и ради спортивного интереса, ибо у жителей Долины мясо диких быков особой любовью не пользовалось. Его обычно заготавливали впрок, как оленину — главным образом, вялили, нарезав длинными ломтями.
Стаи диких собак представляли собой исключительную опасность как для людей, так и для домашних животных, и, когда такая стая появлялась в ближних отрогах гор, ее старательно выслеживали и истребляли. Обычно для этого высылалась специальная группа из Общества Охотников. Но вообще одичавшие собаки животными, на которых ведется охота, не считались. Как и медведи. Медведь, Танцовщик Дождя, Брат Смерти, считался Хранителем своего Дома, Шестого. Однако же если вдруг один какой-то медведь начинал проявлять признаки «безумия» или же считался «заблудившимся», слоняясь вблизи пастбищ и возделанных полей, рядом с жилищами людей, мешая им жить и воруя у них пищу, особенно когда они переселялись в летние хижины, тогда прилюдно сообщалось, что возникла необходимость «войти в Дом Синей Глины», начать на этого конкретного медведя охоту, убить его и съесть его мясо.
Что же касается птиц, то перепелка всегда считалась законной дичью и на нее охота была разрешена. Перепелка была излюбленным персонажем в легендах, преданиях и песнях Дома Синей Глины, но в действительности лишь малые дети порой охотились на перепелок, хотя в некоторых семьях перепелок держали в клетках, как кур, и специально откармливали, а потом забивали, или ели перепелиные яйца. Куропатка и фазан особенно ценились из-за своего оперения. Дикая утка, дикий гусь и некоторые разновидности голубей постоянно гнездились в Долине Реки На и мигрировали вдоль Реки огромными стаями, особенно в болотистых районах ее устья. На них охотились, ставили силки, а также успешно их одомашнивали (см. «Животные Дома Обсидиана»).
Пресноводная рыба в Реке На и в ручьях была мелкой и не слишком вкусной, но все же ценилась, как и всякая пища, как и речные раки, как и лягушки, и все эти животные считались обитателями Второго Дома. Морскую же рыбу чаще выменивали или покупали, а не ловили сами, ибо мало кто из жителей Долины решался отправиться за рыбой на лодке да еще по морю. Члены Общества Рыболовов из нижней части Долины иногда собирали съедобные ракушки на океанских пляжах, однако «красные приливы» Тихого Океана и остаточная не совсем понятная зараженность самих океанских вод делала употребление в пищу этих моллюсков весьма рискованным занятием.
Считалось, что рыбы относятся к мужчинам с предубеждением. Существовала даже поговорка: «Для нее я поднимаюсь на поверхность, от него я прячусь». Так что рыбная ловля в самой Великой Реке и ее притоках по большей части велась старухами с помощью лески, рыболовного крючка и ручной сетки.
Правила, касавшиеся охотничьего оружия, в Обществе Охотников были строги: ружья можно было использовать при охоте на медведей, диких собак и кабанов; в остальных случаях использовались луки и стрелы, силки, различные ловушки, а также рогатки и пращи. Охота называлась «тихим искусством».
Охота, которая велась ради добычи мяса и шкур, изначально считалась занятием детским. Всем ребятишкам и подросткам из Общества Благородного Лавра разрешалось охотиться на кроликов, опоссумов, белок, диких химпи и прочую мелкую дичь, а также на оленей, и за успехи на этом поприще их весьма хвалили. Однако им было запрещено охотиться на бурундука (разносчика бубонной чумы), и только самые старшие из подростков получали ружья и разрешение присоединиться к охоте на истребление, которую взрослые вели на диких собак или диких свиней. Когда девочки становились взрослыми и вступали в Общество Крови, они охотиться переставали совсем. Женщинам, жившим в удаленных летних хижинах, или отшельницам, которых называли «лесными жительницами», можно было порой подстрелить или поймать в ловушку кролика или оленя — пропитания ради, но то были крайне редкие исключения. Мужчина, который слишком много времени уделял охоте после выхода из Общества Благородного Лавра и достижения брачного возраста, воспринимался как человек инфантильный и неумелый. И вообще, охота считалась не совсем достойным взрослого человека занятием.
Все охотники были в ответе перед Обществом Охотников и находились под его неусыпным и строгим надзором. Если какой-то охотник — мальчишка или взрослый мужчина — не обмывал и не освежевывал как следует свою добычу, не распределял мясо по правилам, не передавал шкуру тем, кому следует, и т. д., ему непременно читалась строгая нотация или его могли даже высмеять, поставить в крайне неловкое положение, как незнайку. Если охотник убивал чересчур много или без достаточных оснований — например, не имея особой надобности в пище, в шкуре или шерсти — ему грозила репутация «ненормального», «психованного», «сумасшедшего» или «пропащего» человека, подобная той, какую приобретает опасный для людей медведь. Общество Охотников применяло серьезные меры воздействия к тем, кто преступал перечисленные этические ограничения.
В то же время, поскольку определенная доля позора из-за такого занятия, как охота, все же ложилась на каждого взрослого мужчину, охотники находили утешение, вознаграждение за свои подвиги и полное понимание только в Обществе Охотников, а также, если охотник был из Дома Синей Глины, в своей хейимас. Ибо там связь, определяемая Домом для охотника и его жертвы, не считалась позорной, но, напротив, воспринималась как священная.
Перепелка и Олень прославлялись неоднократно как в поэзии, так и в песнях и танцах, а также в скульптурных произведениях, создаваемых мастерами из Дома Синея Глины, и воспринимались людьми как гораздо более близкие существа, чем любые другие животные; их любили даже больше домашних и прирученных животных. То были совсем иные, более интимные отношения. Животные, являвшие собой объект для охоты, служили как бы соединительным звеном между Дикой Природой и человеческой душой; и охотник — а именно в этом он был как бы чуть менее человеком, чем все остальные люди, — был вместе с тем животным, которое он убил, одновременно и виновником, и жертвой в некоем поистине таинственном действе соединения и согласия. Понимание священного как опасного, святого как проступка или греха отражено в Танце Зверей, исполняемом представителями Дома Синей Глины, а также в некоторых охотничьих песнях.
Стены этого Дома
из синей глины,
глины, смешанной с водой,
глины, смешанной с кровью,
с кровью кролика,
с кровью оленя.
Бьется, бьется
этот родник,
красен, красен
этот родник.
Красен он, красен,
и бьется он, бьется.
Выпей из него,
с него начни,
Женщина этого Дома,
с него начни, о, Олениха!
Я дам тебе свою стрелу, свой нож, свой разум, свои руки,
Ты дашь мне плоть свою, и кровь, и шкуру, и свои копыта.
Ты жизнь моя. Я твоя смерть.
Мы вместе пьем из родника, что красен.
(Другие примеры охотничьих и рыболовных песен можно найти в главе «Как умирают в Долине».)
СИСТЕМА РОДСТВА
В Долине существовало четыре вида родства:
Обитатели одного Дома: пять больших групп, объединявших все живые существа Долины в Дома Обсидиана, Синей Глины, Змеевика, Красного Кирпича и Желтого Кирпича. Родственники по Дому обозначались словом маан.
Кровные родственники, носившие название чан.
Люди, связанные родством по браку (свойственники), гийямо-удан.
Люди, считающие себя родственниками по собственному выбору (побратимы), гоестун.
Взаимосвязь всех четырех видов родства могла быть чрезвычайно сложна; однако жители Долины никуда не торопились и при желании всегда могли расставить всех своих родственников по порядку.
РОДСТВО ПО ДОМУ
В число родственников по Дому входили не только люди, но и все иные существа, обитавшие в нем: так, основными обитателями Дома Обсидиана считались домашние животные и Луна; обитателями Дома Синей Глины — те животные, на которых разрешалось охотиться, а также все источники пресной воды; обитателями Дома Змеевика — камни и большая часть диких растений; обитателями Домов Красного и Желтого Кирпичей — земля и все культурные растения. Если человек способен назвать оливу своей «прародительницей» или овцу — «сестрой», если он может обратиться к полю в пол-акра величиной, распаханному под кукурузу, как к своему «брату», то его мировосприятие легче всего классифицировать как «примитивное» или «символическое». У народа Кеш, напротив, человек, не способный понять и принять подобную систему родства, считался неспособным понять природу истинного родства, пребывающим на крайне низком уровне умственного развития и страдающим суевериями и предрассудками.
Семейные группы людей в каждом из Пяти Домов строились, если пользоваться терминами антропологического жаргона, по принципу матрилинейности и экзогамности: происхождение считалось по материнской линии, а браки между представителями одного Дома были запрещены.
Мать вашей матери всегда принадлежала к тому же Дому, что и вы сами; к нему мог принадлежать и отец вашего отца; тогда как ваш отец, его мать и отец вашей матери не могли принадлежать к одному Дому с вами. Мужчина не мог иметь детей из своего Дома. Дети женщины принадлежали к одному с нею Дому, но дети мужчины — нет, как не были бы в одном Доме с ним и его внуки от родной дочери, хотя внуки от его родного сына могли оказаться с ним в одном Доме. Эти два типа родства переплетались, не столько противореча друг другу, сколько усложняя и обогащая друг Друга.
КРОВНОЕ РОДСТВО
Дом, семья, марай — это прежде всего мать и ее дочери, затем их мужья и дети, а также неженатые сыновья или другие родственники матери, живущие с ней в одном доме и выполняющие в большой семье функции неких экономических единиц.
Когда такая семья становилась слишком большой, одна из дочерей могла выделиться из нее вместе со своим мужем и детьми и занять совершенно отдельный дом или часть дома, создав отдельную семью; после этого отношения между двумя семьями покоились главным образом на их принадлежности к одному и тому же Дому. Однако и привязанность к кровным родственникам тоже сохранялась, а различные обязательства, связанные с кровными узами, исполнялись и воспринимались весьма серьезно. Со стороны матери это обеспечивало как бы двойную связь; со стороны отца легко могло превратиться в двойные кандалы.
Кровное родство описывалось с помощью нескольких уточняющих терминов. Вот наиболее распространенные из них:
мать: мамоу
отец: бата, та, тат
бабушка: хома
мать матери: ома
мать отца: татвама
дедушка: хотат
отец матери: маета
отец отца: тавта
дочь: соу
сын: дуча
внук или внучка: шепин
брат или сестра: кош
сестра: кекош (дочь моей матери или дочь обоих моим родителей)
брат: такош (сын моей матери или сын обоих моих родителей)
сводная сестра: хвиккош (дочь моего отца, но не моей матери)
сводный брат: хвиккоша (сын моего отца, но не моей матери)
тетя (сестра моей матери): мади или амасоу
тетя (сестра моего отца): такекош
дядя (брат моей матери): матаи
дядя (брат моего отца): татакош
(Для двоюродной бабушки и т. п. используется корневое слово хо со значением «старый», в этом случае выполняющее функции префикса к исходным словам.)
