— О, могущественный Кондор, муж этой женщины, Кондор Ретфорок Дайят, возможно, будет этим весьма недоволен, ибо он не давал своей жене разрешения ночевать здесь.
Другая поддержала ее:
— Ведь это же не внук, а всего лишь внучка!
Ну а третья, самая вредная ханжа, намекнула:
— Могущественный Кондор Тертер Абхао мог бы тоже оказать честь Дому Ретфороков, если бы когда-нибудь сам посетил его.
Никогда не смогли бы мужчины превратить женщин в рабынь, сделать их полностью от себя зависящими, если бы сами женщины этого не захотели. Я всегда ненавидела мужчин Дайяо за то, что они вечно повелевали своими женами; еще более ненавистны мне были их женщины за то, что подчинялись этим приказам и охотно их выполняли. Я вся вспыхнула, точно больше уже не в состоянии была удерживать накопленный за эти долгие годы жизни в Саи гнев; но тут, к счастью, вмешался мой отец — поистине великий и хитроумный военачальник:
— Ну хорошо, но ведь могущественный Кондор Ретфорок Дайят не станет так уж сердиться на свою жену, если она задержится здесь всего на несколько часов? Я сам отошлю ее домой сегодня же вечером, после обеда.
С этим они спорить не могли и удалились, оставив меня у отца, и Эзирью осталась со мной вместе. Стоило им уйти, как отец быстро послал одного слугу туда, другого сюда и велел нам приготовиться к бегству. У него было очень мало времени, и он мог дать нам в сопровождение только двух человек из своего дома, но сам поехать с нами или хотя бы послать с нами своих солдат, как он надеялся, уже был не в состоянии. Я сказала:
— Но они же пошлют за нами погоню?
— И он ответил:
— Ранним утром я тоже уеду из дому — отправлюсь с патрульным отрядом, и они, конечно, погонятся за мной, предполагая, что я взял тебя с собой, как и в тот раз, когда впервые привез тебя сюда.
Мы переоделись в одежду тьонов и стоя попрощались в вестибюле Дома Тертеров. Я спросила отца:
— А ты когда-нибудь приедешь ко мне?
Он прижимал к себе внучку, которую все время держал на руках. Она была сонная и уютно устроилась у него на плече, головкой прижавшись к шее. Он чуть отвернулся, склонившись щекой к головке ребенка, так что я даже не сразу поняла, с ней он говорит или со мной.
— Скажи своей матери, чтобы больше не ждала — не ждала меня, — проговорил он. Потом погладил Экверкве по волосам своей огромной ручищей и бережно передал ее мне.
— Но тебя ведь накажут... тебя ведь... — Я не могла выговорить это слово — столбы, веревки, кровь стояли перед глазами.
— Нет, нет, — сказал он. — Ты убежала, когда не входила больше в мою семью и жила в другом доме. Да и меня утром здесь уже не будет, так что наказывать будет некого. Мне дан приказ пройти с патрульным отрядом в западном направлении от Белой Горы; мы просто выйдем чуть раньше, вот и все. Ничего там, в горах, со мной не случится.
И тут до меня дошло, что он утром отправится в то самое ущелье, где тогда привиделся мне лежащим ничком. Но подобные знания невозможно высказать вслух, и ничего нельзя сделать, чтобы предотвратить неизбежное; так что я поцеловала его, и он на мгновение крепко прижал меня и девочку к себе, а потом мы ушли, оставив его в том доме.
Мы выбрались на улицу через заднюю калитку в сгущавшихся ранних сумерках.
Один из наших сопровождающих был мне знаком: он был в отряде отца, когда я приехала вместе с ними из Долины; это был умелый мрачноватый человек по имени Арда. Второго я не знала, имя его было Дорабадда, и он служил под началом моего отца во время похода в Страну Шести Рек. Они обладали той верностью своему хозяину, что так высоко ценилась Дайяо; они были похожи на пастушьих собак, надежных, всегда готовых действовать и безрассудно смелых; они подчинялись только приказам хозяина и его тайным желаниям, во всем ориентируясь лишь на него одного.
Ворота города всегда тщательно охранялись, и те, кто входил и выходил из него, подвергались порой настоящему допросу, но у нас никаких осложнений не возникло. Дорабадда сказал, что Эзирью и я — служанки одного из высокопоставленных лиц во Дворце, но теперь нас отсылают обратно в деревню: «обе уже никуда не годятся, обе беременны». Последовало множество шуток на тему Воинов Единственного, которые по Закону должны были бы оставаться девственниками в течение всей жизни и которых простые солдаты ненавидели и боялись. Дорабадда болтал с охранниками легко и свободно и вывел нас из Столицы без малейших подозрений и задержки. И вот мы оказались за пределами Саи. Огни города, оставшегося позади, сверкали и переливались среди черной равнины в вечерних сумерках, и это было дивное зрелище. Всю ночь, пока мы медленно пересекали залитую лавой равнину, Столица светилась у нас за спиной. Мы передавали спящую Экверкве друг другу; но порой она ненадолго просыпалась и внимательно вглядывалась во тьму: наша перепелочка стерегла стаю. Ей прежде редко доводилось видеть звезды.
Едва забрезжил рассвет, мы свернули с большой дороги и пошли по самому краю равнины, а с наступлением дня укрылись в какой-то пещере и весь день проспали там. А еще мы разговаривали в пути, и я узнала многое такое, о чем понятия не имела, живя в Доме Ретфороков. Арда сказал, что мы непременно должны держаться подальше от деревень и ферм тьонов, потому что те, весьма вероятно, нападут на нас, чтобы ограбить или убить мужчин и изнасиловать женщин. Я сказала:
— Но вы же Кондоры! Вы можете приказывать тьонам!
— Когда-то это действительно было так, — ответил он.
Вот я и выяснила, что за пределами городских стен все приказы Великого и подчинение им кончаются и начинается беззаконие и беспорядок. Мы шли через земли Дайяо по ночам, прячась, стараясь держаться подальше от человеческого жилья.
Потом началось то, что Дайяо называют «попасть из мясорубки в котел с кипящим супом», а мы — «из огня да в полымя»: покинув владения Великого Кондора, мы оказались на территории тех народов, что стали жертвами и врагами Дайяо.
Когда мы добрались наконец до Темной Реки, Арда сказал, что теперь мы можем идти и днем, и я предложила:
— В таком случае вам, Арда и Дорабадда, следует вернуться домой. Ступайте и скажите Тертеру Абхао, что с его дочерью все в порядке и вы расстались с ней уже на пути к дому.
— Но он приказал нам доставить тебя в Долину, — возразил Арда.
— Послушай, — сказала я, — вы стали мне добрыми друзьями, но если вы останетесь со мной до конца, то причините мне только зло. В вашем присутствии и я, и Эзирью, и Экверкве — люди Кондора. Без вас — мы всего лишь две слабые женщины с маленьким ребенком, которые, разумеется, ни с кем не воюют.
Но эти воины, желая непременно выполнить данный им приказ, возвращаться отказались. Я же решительно отказывалась продолжать путь с ними вместе. Я не хотела, чтобы их из-за нас убили, как не хотела, чтобы убили нас из-за того, что мы идем с людьми Кондора. Поскольку я не хотела даже покидать лагерь, который мы разбили на берегу Темной Реки, пришлось обсуждать все сначала, и мы проговорили несколько часов. Для этих мужчин оказалось чрезвычайно трудно как не послушаться своего командира, то есть моего отца, так и послушаться меня, женщины; однако они прекрасно понимали, что я права: путешествовать с ними нам было куда опаснее, чем без них. Наконец они решили, по предложению Дорабадды, следовать за нами примерно на расстоянии часа ходьбы и делать вид, будто они за нами гонятся. Это было хорошее разрешение нашего спора во всем, за исключением одного: они по-прежнему подвергались серьезной опасности. Но они упорно уверяли нас, что на это обращать внимание в данном случае не стоит; так что мы обняли их и оставили в лагере у реки, и втроем — Эзирью, Экверкве и я — пошли дальше на север по берегу Темной Реки к высоким холмам.
Вскоре мы попали в страну, жители которой называют себя Феннен. Теперь мы вели себя совершенно иначе, чем в начале пути: мы шли только днем и по самым открытым местам, а если подходили близко к какому-нибудь жилью, то нарочно шумели и громко разговаривали, чтобы люди непременно услышали нас и увидели. Мы объяснялись в этой стране в основном с помощью жестов и еще немножко на языке ТОК, которому я обучилась еще в Синшане; Экверкве болтала куда лучше нас обеих, поскольку малыши всюду говорят примерно на одном и том же языке и все их понимают. К концу четвертого дня после того как мы расстались с Ардой и Дорабаддой, нас приютила на ночь одна семья, жившая в деревянном доме близ Больших Ручьев. Вместе с ними мы поужинали подслащенным молоком и кашей из желудевой муки, и нас уложили в теплые и мягкие постели. Я спала крепко и сладко — впервые по-настоящему спала с тех пор, как мы начали свое путешествие, однако, проснувшись утром, услышала, как обитатели этого дома что-то обсуждают за окном, и по их интонациям догадалась: случилось что-то дурное. Используя жесты и язык ТОК, я выяснила, что произошло. Из засады им удалось убить одного из наших друзей; заслышав, как те говорят на дайяо, они сразу стали стрелять. В одного попали с первого выстрела, и он был мертв, а второму удалось бежать. Не знаю, кого из них, Арду или Дорабадду, они убили, как не знаю и того, добрался ли второй до Саи невредимым. С тех пор как я покинула Столицу Великого Кондора, до меня оттуда не долетало ни словечка, ни весточки.
Я расплакалась от горя и чувства собственной вины, и Эзирью все пыталась успокоить меня, опасаясь, что эти Феннен догадаются, откуда мы сами. Эзирью ни на один час во время нашего путешествия не оставлял страх. Но старшая женщина в том семействе, что приютило нас, увидев мои слезы, тоже заплакала и объяснила мне с помощью всяких знаков и отдельных слов, что слишком много кругом войны, слишком много убийств, что молодые мужчины в ее доме сошли с ума и не расстаются с ружьями ни днем ни ночью.
Мы продвигались вперед очень медленно, потому что ножки у моей Экверкве были еще очень коротенькие. Хотя уже наступила осень, но мне казалось, что день ото дня делается все светлее.
В лощине, у слияния Темной Реки и великой Болотной Реки, среди холмов под местным названием Локлатсо (так они и помечены на наших картах, хранящихся в хейимас), мы встретили несколько человек, которые шли на северо-восток. Увидев одного из них еще издали на склоне холма, я решила, что он мне снится или же это призрак, существо из Четырех Небесных Домов: я узнала его лицо. Это был отчим моих троюродных брата и сестры из Мадидину по имени Вечный Меняльщик, который позже взял себе имя Червь, вступив в Общество Воителей. Этого человека я знала с детства. Спутники его были мне незнакомы, хотя, судя по их сложению и одежде, они тоже пришли из Долины — невысокие, довольно полные, с короткими руками и ногами; и лица у них были круглыми, как у всех жителей Долины, и волосы были заплетены, как принято в Обществе Воителей, в косы. Вдруг один из них обратился к своим спутникам на моем родном языке, на том самом кеш, на котором в течение семи лет я разговаривала лишь во сне с собственной душой.
— Вон там какие-то женщины идут! — сказал он. И тогда я пошла им навстречу и тоже крикнула:
— Вечный Меняльщик! Так, значит, это все-таки ты, муж моей родной тетки! Как дела у вас в Мадидину? — Мне уже было все равно, духи они или настоящие люди, члены Общества Воителей или друзья — они были из Долины, из моего дома, и я бросилась к ним и обняла того, кто носил теперь имя Червь. Он был так изумлен, что, хоть и был Воителем, позволил мне, женщине, обнимать его, а потом, вглядываясь мне в лицо, изумленно спросил:
— Северная Сова? Неужели это ты?
— О нет! — воскликнула я. — Нет, теперь уже нет — я Женщина, Возвращающаяся Домой!
Вот оно и пришло ко мне само — мое среднее имя, имя взрослых лет моей жизни.
В ту ночь мы разбили лагерь вместе с мужчинами из Долины в ивовой роще на холмах Локлатсо и проговорили до поздней ночи. Я просила их рассказать мне все, что они могут вспомнить о Синшане и о Долине, а они спрашивали меня обо всем, что мне было известно насчет людей Кондора, ибо сами они направлялись в Саи. Рабская часть моей души, к которой я уже успела привыкнуть, еще оказывала на меня большое влияние, и мысли у меня были как у рабыни, так что уже через несколько минут я начала врать им. Я боялась, что они могут заставить нас пойти с ними в качестве проводников и переводчиков. Они уже один раз попросили меня об этом, еще в самом начале, и я отказалась, и это было совершенно нормально, но потом они снова попросили меня, и еще раз, и тогда уж я постаралась их запугать как следует — я никогда прежде не огорчала и не пугала так никого из мужчин Долины. Сперва я просто рассказала им то, что знала: пути, ведущие к Столице Кондора, стали куда более опасными и будут становиться все опаснее для каждого чужака, а сам народ Дайяо переживает сейчас времена великой смуты, насилия и голода.
