Автор: Ярость из Синшана
О, хлопья облаков голубоватых, плывущих в небе
к северо-востоку,
медлительных, недостижимых,
душе той помогите!
О, ветер юго-западного направленья, сезон
дождей с собою приносящий,
душе той помоги найти спасенье.
Сосна упала. Под корою черви построили
изящный лабиринт
из круглых своих норок. Строители искусные,
прошу вас,
душе той помогите умереть.
Рисунок тонкий — переплелись прожилки
голубые на синеватом валуне в том месте,
где долгие дожди скалу подмыли.
О, ветер, приносивший дождь не раз за эту зиму,
помоги
душе той завершить свой круг.
Мелькание теней засохших веток
и трав; лучи полуденного солнца...
О, дикий край! Одна лишь птица где-то
поет одну и ту же ноту
на крыльях ветра в солнечном пространстве.
Скала та оказалась капель дождевых слабее.
Могучая сосна — слабей червя. Ничем им не
поможешь.
Так будь и ты, душа, слабее жизни, смирись с ее
победой,
плыви, кочуй на крыльях ветра вместе с солнцем,
пройди сквозь сеть прожилок голубых на валуне
упавшем
и пой — одну и ту же ноту
на крыльях ветра в солнечном пространстве!
СМЕРТЬ
Не подписано. Подарок хейимас Красного Кирпича от частного лица
Смерть лишь одна,
себе забрать ее не можешь ты.
Я тоже не могу ее забрать себе.
Мы все умрем однажды, смерть разделив.
Ты умираешь, и я тоже;
я умираю, и ты тоже.
От смерти ты спасти не можешь
меня. А я тебя? Нет, тоже
не могу. Но плачем мы с тобою вместе,
когда придет твой час — ты встретишься со смертью.
ВОСХОЖДЕНИЕ
Подарено Обществу Черного Кирпича в Ваквахе автором, Агатом
Порой душа, как пузырек легчайший взлетает
и летит на крыльях ветра, что разумом рожден,
вверх по Реке, вдоль всей Долины,
к Горе, чтоб там родиться и погибнуть сразу.
С юго-востока дует нынче ветер.
В мужской и смертной плоти та душа
то съежится, то встанет дыбом, борется и плачет,
и дом, что из костей, ей стал тюрьмою — пленница
она,
из тела своего спасенья ищет, уйти на волю хочет.
А ветер продолжает дуть с юго-востока.
О, матери, дом стерегущие, отцы, растящие лозу,
вы отпустите сына вашего с душою легкой, точно
пена,
пусть станет он воителем, скитальцем иль изгоем,
иначе он сожжет ваш дом и виноградник!
Восточный ветер пахнет дымом и пожаром.
Он — разрушение само, ведь он, рожденный
трижды, —
зола в воде бегущей. И поле черное простерлось
за спиной его. Пусть он уходит!
Пусть он стремится в горы своей мечте навстречу.
При ветре южном на землю искры опадают.
НЕ ТАК УЖ ОН И ОТЛИЧАЛСЯ ОТ НАШЕГО
Подарено хейимас Красного Кирпича в Ваквахе автором по имени Девять Целых из Чумо
Не так уж он и отличался от нашего, тот мир.
Возможно, чуть-чуть порядка требовалось или
его начало лежало в той поре,
когда вещей нам нужно было больше.
Давно когда-то, у Ворот Начала —
кто знает? — может, женщина одна
согнала надоевшую ей муху,
что из личинки вылупилась
в селезенке мыши, не съеденной лисой,
на берегу ручья, у зарослей?
Как можешь ты сказать: такого не случилось?
Как можешь ты сказать: такого не случится?
Взглянув на волны моря, усомнишься,
что их природа стала вдруг иною.
Когда тихонько выбиваешь дробь на барабане,
то кажется, что звук тот родился задолго
до начала всех начал и всех различий,
и все слилось когда-то, чтоб родиться в этом звуке,
а уж потом возникли все различья.
СОЛНЦЕ КЛОНИТСЯ К ЮГУ
Подарено хейимас Красного Кирпича в Чукулмасе автором по имени Успокоенный
Под поздними закатными лучами брожу я со встревоженной душою.
Не ведая покоя, я скитаюсь под бледным солнцем месяцев осенних.
Перемен слишком много, расставаний, смертей в моей жизни.
И закрылись те двери, что прежде для меня были вечно открыты.
Деревья, державшие небо, все срубили зачем-то под корень.
Слишком много всего, что один лишь я в этом мире и помню!
И ручей этот боле не бежит каменистой своею дорожкой.
Души мертвых! Придите испить той водицы иссохшей!
Может быть, мы отправимся вместе в соседнюю с этой долину,
старая женщина, что так же в волненье ступает
здесь по травам сухим, по руслу ручья неживого?
ПЕРЕД ВОСХОДОМ ЛУНЫ
Подарено хейимас Обсидиана в Чумо автором по имени Сомик
Под землею,
под луною
ветер дует.
Тени пляшут
над землею,
пляшут тени эвкалиптов.
Листья ветер раздувает
под ветвями эвкалиптов,
ветер тени заставляет
поплясать перед восходом
в небесах луны огромной.
МОТЫЛЬКИ И БАБОЧКИ
«Одна старая-престарая песня», исполненная Бараном из Мадидину в Обществе Земляничного Дерева
Бабочка, чудом явившись на свет,
вновь превращается в чудо.
Ах, танцовщица!
Душа, любуясь тобой, порхает
Во всех Домах сразу ты обитаешь,
лишь на мгновенье там задержавшись.
Мотылек, чудом явившись на свет,
вновь превращается в чудо.
Ах, фокусник, меняющий обличья!
У вас обоих поучиться бы Медведю.
«СТАРЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ»
Стихи, которые прочитал Кемел (что значит Марс) из Унмалина в Обществе Земляничного Дерева
Наши души стали стары,
ими пользовались часто.
Этот нож переживет
руку, что его держала.
В долины горы превратятся,
родник же будет бить, как прежде.
Я старею, зато
моя душа молодеет.
Я к морю иду;
она же вверх по реке стремится.
Послушай, река:
я—не душа моя, нет!
ЗАКЛИНАНИЕ
«Я создала эту песню, чтобы петь ее, если сухой сезон слишком затягивается или же если душа жаждет дождя».
Олениха из Дома Синей Глины, Вакваха
Ветры дуют пустые,
северный ветер, восточный,
небеса опустели.
То, что мы ищем,
о чем мы мечтаем,
скрыто на дне, в глубине,
под волнами морскими.
О, светящиеся чужеземцы,
что глаз никогда не смыкают!
О, дивные жители океанской
далекой пучины!
Нельзя ль выпустить их,
дать им свободу?
Пусть в Долину они
с южным ветром вернутся,
пусть с западным ветром
скорее сюда принесутся —
в родную Долину
и в свой Дом Небесный
облака дождевые,
грозою налитые тучи.
Пошли их, о Море!
Подари, подари им свободу,
как камни в горах
родники выпускают на волю,
как вольно течет к Тебе
наша Река по Долине,
как дарим Тебе мы танцы
свои, посылая их с песней,
как возвращаем мы снова
Тебе Твои воды
с Рекой и дождями,
чтоб Ты, Море, вновь смогло
само с собой слиться.
СТАРАЯ ЖЕНЩИНА ПОЕТ
Подарок Цветущей из Синшана ее хейимас
Цвела, как слива,
да стала черносливом.
Ах, черносливом стала
на косточке сухой.
Съешь меня, съешь меня!
Косточку выплюнешь —
она вскоре станет
деревом, деревом,
сливой цветущей станет она.
У ИЗЛУЧИНЫ РЕКИ
Написано Яростью под рисунком, украшающим стену хейимас Синей Глины в Синшане
Как медленно течет вода
по илистому руслу,
меж низких и неясных берегов
в тумане. Вдруг — хлопанье
широких сильных крыльев.
Но цаплю не могу я рассмотреть.
ЭКВЕРКВЕ: ПЕРЕПЕЛКА, ВЗЛЕТАЮЩАЯ В КУСТАХ
Подарено хейимас Синей Глины автором по имени Кулкунна из Чукулмаса
Хлопаешь, хлопаешь крыльями ты,
с земли поднимая мирную стаю,
опасность заметив. О, чуткая!
Громом звучат твои мягкие крылья
в зарослях чапараля.
Но тайные знаки глазам чужим незаметны.
Они лишь для тонкого слуха
и острого зрения чуткого стража.
О, чудо пернатое в платье
землистого цвета!
ЭТОТ КАМЕНЬ
Из хейимас Змеевика в Телине; автор: Словоплет
Ушел он путь искать,
что к смерти не приводит.
Ушел он путь искать
да и нашел его.
Каменистым тот путь оказался.
Пошел он по пути,
что к смерти не приводит.
Пошел он по нему,
да вдруг остановился.
И тут же превратился в камень.
Стоит он на пути,
что к смерти не приводит.
Стоит он недвижим,
он танцевать не может
и камешками плачет вместо слез.
Вот мимо люди Радуги прошли,
легко ступая, длинноногие такие,
они на танцы шли из Четырех Домов
в Дома Земные, в гости,
и подобрали слезы-камешки его.
Вот этот камешек — слеза его.
Мне подарили его те, кто умер
задолго до рожденья моего.
Мне на Горе был камень тот подарен.
Ах, этот камешек-слеза!
ЧЕТЫРЕ ИСТОРИИ
НЕНАВИСТЬ СТАРУХ
Рассказано Тёрн из Дома Высокое Крыльцо (Синшан)
Там, где сейчас в Синшане дом Высокое Крыльцо, давным-давно был дом, который назывался Переживший Землетрясение. Он простоял там очень, очень долго, наверное, слишком долго. Каменные порожки, а кое-где и плитки пола отесались буквально до дыр. Двери висели вкривь и вкось. Доски подгнили и едва держались. В стенах гнездились мыши; под крышей, на чердаке — полно птичьих и осиных гнезд и толстый слой засохшего помета летучих мышей. Этот дом был так стар, что никто и не помнил, какая семья построила его. Никому не хотелось его ремонтировать и поддерживать в нем чистоту. Этот дом был похож на старую-престарую собаку, которой все на свете надоело, на которую всем наплевать, вот она и живет сама по себе, грязная и молчаливая, и только чешется, когда ее блохи особенно донимают. Жители Синшана в те времена, наверно, были чересчур беспечны, раз позволили тому дому превратиться в грязную развалюху; безусловно куда лучше было бы просто повалить его, разобрать и использовать хорошие еще доски и камни для постройки нового дома. Но люди почему-то часто не делают того, что было бы лучше, или того, что просто хорошо. Жизнь течет, они остаются такими, какими были, и кто их изменит? Колесо все вращается и вращается... Трудно быть разумным во всем. И трудно вмешиваться в то, что делают твои соседи.
Итак, жили там две семьи: одна из Дома Красного Кирпича, а вторая из Дома Обсидиана. В каждом семействе была бабушка. И эти две старые женщины всю свою жизнь, прожили рядом, ненавидя друг друга. Не уживались они и все. Они даже не желали разговаривать друг с другом. Как все началось? Чего они хотели? Не знаю. И никто из тех, кто мне о них рассказывал, этого не знал. Ненависть ведь не имеет ни начала, ни конца, она как бы движется по кругу, и чем больше времени проходит, чем старше и упрямей человек, тем туже объятья его ненависти, и в итоге человек оказывается зажатым в ней, как палка в стиснутом кулаке. Вот так они и жили — старая женщина из Дома Красного Кирпича на втором этаже, а старая женщина из Дома Обсидиана на первом, над, кладовыми; и обе друг друга ненавидели. Женщина ею второго этажа обычно говорила своим домочадцам::
— Вы только понюхайте! Какая вонь ползет сюда снизу, когда она готовит! Скажите этой особе, чтоб перестала травить всех своими запахами!
И зять шел вниз и передавал ее слова старухе из Дома Обсидиана. Та ему ничего не отвечала, но говорила своему зятю:
— Что это за шум? Вроде бы собака где-то растявкалась? Или вода бежит в туалете? Что за неприятные звуки в этом доме! И что за люди там, наверху! Все ходят, топают, бормочут что-то, бормочут... Поди, скажи им, чтоб перестали так шуметь.
У старухи! из Дома Красного Кирпича были две замужние дочери; у одной из дочерей уже тоже были две замужние дочери, так что там жило целых четыре зятя и несколько маленьких детей — большая семья жила в этих старых, грязных комнатах под самой крышей. Крышу они не чинили. Когда шел дождь, крыша протекала; старухино семейство сделало в полу у стены дыру, и вода стекала в комнаты тех, кто жил внизу. Старуха из Дома Красного Кирпича тогда говорила:
— Вода всегда стекает вниз по склону холма.
А внизу проживала старуха из Дома Обсидиана со своими двумя дочерьми; одна из дочерей незамужняя, а у второй муже и дочка. Так что в этой семье народу было не так много, но щедростью они не отличались; больше помалкивали и держались замкнуто, на праздниках не танцевали. Никто никогда не заходил к ним в гости, и люди говорили:
— У них там, должно быть, сокровища несметные, не иначе. Небось, все добро свое прячут, а его у них, конечно же, немало накопилось.
Другие им возражали:
— С чего это вы решили? Они никогда ничего для других не делали. У них и есть-то всего пара овец, да и те пасутся с городским стадом; а корова у них давно умерла. Они, конечно, возделывают клочок земли внизу у Поляны Гремучей Змеи, но ничего, кроме кукурузы, на нем не выращивают; и собирательством они не занимаются, разве что за грибами ходят. И никогда они не делали ничего, что можно было бы отдать в обмен. Одежда у них старая, горшки и корзины тоже старые и грязные — с чего ж вы решили, что они так уж богаты?
