умерших к трону бога Аида, окруженный душами, слетевшимися на
звуки его кифары.
Играя на кифаре, приблизился к трону Аида Орфей и склонился
пред ним. Сильнее ударил он по струнам кифары и запел; он пел
о своей любви к Эвридике и о том, как счастлива была его жизнь
с ней в светлые, ясные дни весны. Но быстро миновали дни
счастья. Погибла Эвридика. О своем горе, о муках разбитой
любви, о своей тоске по умершей пел Орфей. Все царство Аида
внимало пению Орфея, всех очаровала его песня. Склонив на
грудь голову, слушал Орфея бог Аид. Припав головой к плечу
мужа, внимала песне Персефона; слезы печали дрожали на ее
ресницах. Очарованный звуками песни, Тантал забыл терзающие
его голод и жажду. Сизиф прекратил свою тяжкую, бесплодную
работу. сел на тот камень, который вкатывал на гору, и
глубоко, глубоко задумался. Очарованные пением, стояли
Данаиды, забыли они о своем бездонном сосуде. Сама грозная
трехликая богиня Геката закрылась руками, чтобы не видно было
слез на ее глазах. Слезы блестели и на глазах не знающих
жалости Эриний, даже их тронул своей песней Орфей. Но вот все
тише звучат струны золотой кифары, все тише песнь Орфея, и
замерла она, подобно чуть слышному вздоху печали.
Глубокое молчание царило кругом. Прервал это молчание бог Аид
и спросил Орфея, зачем пришел он в его царство, о чем он хочет
просить его. Поклялся Аид нерушимой клятвой богов - водами реки
Стикса, что исполнит он просьбу дивного певца. Так ответил
Орфей Аиду:
- О, могучий владыка Аид, всех нас, смертных, принимаешь ты в
свое царство, когда кончаются дни нашей жизни. Не затем пришел
я сюда, чтобы смотреть на те ужасы, которые наполняют твое
царство, не затем, чтобы увести, подобно Гераклу, стража
твоего царства - трехголового Кербера. Я пришел сюда молить
тебя отпустить назад на землю мою Эвридику. Верни ее назад к
жизни; ты видишь, как я страдаю по ней! Подумай, владыка, если
бы отняли у тебя жену твою Персефону, ведь и ты страдал бы. Не
навсегда же возвращаешь ты Эвридику. Вернется опять она в твое
царство. Кратка жизнь наша владыка Аид. О, дай Эвридике
испытать радости жизни, ведь она сошла в твое царство такой
юной!
Задумался бог Аид и, наконец, ответил Орфею:
- Хорошо, Орфей! Я верну тебе Эвридику. Веди ее назад к жизни,
к свету солнца. Но ты должен исполнить одно условие: ты
пойдешь вперед следом за богом Гермесом, он поведет тебя, а за
тобой будет идти Эвридика. Но во время пути по подземному
царству ты не должен оглядываться. Помни! Оглянешься, и тотчас
покинет тебя Эвридика и вернется навсегда в мое царство.
На все был согласен Орфей. Спешит он скорее идти в обратный
путь. Привел быстрый, как мысль, Гермес тень Эвридики. С
восторгом смотрит на нее Орфей. Хочет Орфей обнять тень
Эвридики, но остановил его бог Гермес, сказав:
- Орфей, ведь ты обнимаешь лишь тень. Пойдем скорее; труден
наш путь.
Отправились в путь. Впереди идет Гермес, за ним Орфей, а за
ним тень Эвридики. Быстро миновали они царство Аида.
Переправил их через Стикс в своей ладье Харон. Вот и тропинка,
которая ведет на поверхность земли. Труден путь. Тропинка
круто подымается вверх, и вся она загромождена камнями. Кругом
глубокие сумерки. Чуть вырисовывается в них фигура идущего
впереди Гермеса. Но вот далеко впереди забрезжил свет. Это
выход. Вот и кругом стало как будто светлее. Если бы Орфей
обернулся, он увидал бы Эвридику. А идет ли она за ним? Не
осталась ли она в полном мрака царства душ умерших? Может
быть, она отстала, ведь путь так труден! Отстала Эвридика и
будет обречена вечно скитаться во мраке. Орфей замедляет шаг,
прислушивается. Ничего не слышно. Да разве могут быть слышны
шаги бесплотной тени? Все сильнее и сильнее охватывает Орфея
тревога за Эвридику. Все чаще он останавливается. Кругом же
все светлее. Теперь ясно рассмотрел бы Орфей тень жены.
Наконец, забыв все, он остановился и обернулся. Почти рядом с
собой увидал он тень Эвридики. Протянул к ней руки Орфей, но
дальше, дальше тень - и потонула во мраке. Словно окаменев, стоял
Орфей, охваченный отчаянием. Ему пришлось пережить вторичную
смерть Эвридики, а виновником этой второй смерти был он сам.
Долго стоял Орфей. Казалось, жизнь покинула его; казалось, что
это стоит мраморная статуя. Наконец, пошевельнулся Орфей,
сделал шаг, другой и пошел назад, к берегам мрачного Стикса.
Он решил снова вернуться к трону Аида, снова молить его
вернуть Эвридику. Но не повез его старый Харон через Стикс в
своей утлой ладье, напрасно молил его Орфей, - не тронули
мольбы певца неумолимого Харона, Семь дней и ночей сидел
печальный Орфей на берегу Стикса, проливая слезы скорби, забыв
о пище, обо всем, сетуя на богов мрачного царства душ умерших.
Только на восьмой день решил он покинуть берега Стикса и
вернуться во Фракию.
СМЕРТЬ ОРФЕЯ
Четыре года прошло со смерти Эвридики, но остался по-прежнему
верен ей Орфей. Он не желал брака ни с одной женщиной Фракии.
Однажды ранней весной, когда на деревьях пробивалась первая
зелень, сидел великий певец на невысоком холме. У ног его
лежала его золотая кифара. Поднял ее певец, тихо ударил по
струнам и запел. Вся природа заслушалась дивного пения. Такая
сила звучала в песне Орфея, так покоряла она и влекла к певцу,
что вокруг него, как зачарованные, столпились дикие звери,
покинувшие окрестные леса и горы. Птицы слетелись слушать
певца. Даже деревья двинулись с места и окружили Орфея; дуб и
тополь, стройные кипарисы и широколистые платаны, сосны и ели
толпились кругом и слушали певца; ни одна ветка, ни один лист
не дрожал на них. Вся природа казалась очарованной дивным
пением и звуками кифары Орфея. Вдруг раздались вдали громкие
возгласы, звон тимпанов и смех. Это киконские женщины
справляли веселый праздник шумящего Вакха. Все ближе вакханки,
вот увидали они Орфея, и одна из них громко воскликнула:
- Вот он, ненавистник женщин!
Взмахнула вакханка тирсом и бросила им в Орфея. Но плющ,
обвивавший тирс, защитил певца. Бросила другая вакханка камнем
в Орфея, но камень, побежденный чарующим пением, упал к ногам
Орфея, словно моля о прощении. Все громче раздавались вокруг
певца крики вакханок, громче звучали песни, и сильнее гремели
тимпаны. Шум праздника Вакха заглушил певца. Окружили Орфея
вакханки, налетев на него, словно стая хищных птиц. Градом
полетели в певца тирсы и камни. Напрасно молит о пощаде Орфей,
но ему, голосу которого повиновались деревья и скалы, не
внемлют неистовые вакханки. Обагренный кровью, упал Орфей на
землю, отлетела его душа, а вакханки своими окровавленными
руками разорвали его тело. Голову Орфея и его кифару бросили
вакханки в быстрые воды реки Гебра*1. И - о, чудо! - струны
кифары, уносимые волнами реки, тихо звучат, словно сетуют ка
гибель певца, а им отвечает печально берег. Вся природа
оплакивала Орфея: плакали деревья и цветы, плакали звери и
птицы, и даже немые скалы плакали, а реки стали многоводней от
слез, которые проливали они. Нимфы и дриады в знак печали
распустили свои волосы и надели темные одежды. Все дальше и
дальше уносил Гебр голову и кифару певца к широкому морю, а
морские волны принесли кифару к берегам Лесбоса*2. С тех пор
звучат звуки дивных песен на Лесбосе. Золотую же кифару Орфея
боги поместили потом на небе среди созвездий*3.
*1 Река во Фракии (современная Марица).
*2 Остров на Эгейском море у берегов Малой Азии (современная
Митилена). Родом с Лесбоса был знаменитый впоследствии поэт
древней Греции Алкей и поэтесса Сапфо.
*3 Созвездие Лиры, со звездой первой величины Вегой.
Душа Орфея сошла в царство теней и вновь увидала те места, где
искал Орфей свою Эвридику. Снова встретил великий певец тень
Эвридики и заключил ее с любовью в свои объятия. С этих пор
они могли быть неразлучны. Блуждают тени Орфея и Эвридики по
сумрачным полям, заросшим асфоделами. Теперь Орфей без боязни
может обернуться, чтобы посмотреть, следует ли за ним
Эвридика.
ГИАЦИНТ
Изложено по поэме Овидия "Метаморфозы"
Прекрасный, равный самим богам-олимпийцам своей красотой, юный
сын царя Спарты, Гиацинт, был другом бога стреловержца
Аполлона. Часто являлся Аполлон на берега Эврота в Спарту к
своему другу и там проводил с ним время, охотясь по склонам
гор в густо разросшихся лесах или развлекаясь гимнастикой, в
которой были так искусны спартанцы.
Однажды, когда близился уже жаркий полдень, Аполлон и Гиацинт
состязались в метании тяжелого диска. Все выше и выше взлетал
к небу бронзовый диск. Вот, напрягши силы, бросил диск могучий
бог Аполлон. Высоко к самым облакам взлетел диск и, сверкая,
как звезда, падал на землю. Побежал Гиацинт к тому месту, где
должен был упасть диск. Он хотел скорее поднять его и бросить,
чтобы показать Аполлону, что он, юный атлет не уступит ему,
богу, в умении бросать диск. Упал диск на землю, отскочил от
удара и со страшной силой попал в голову подбежавшему
Гиацинту. Со стоном упал Гиацинт на землю. Потоком хлынула
алая кровь из раны и окрасила темные кудри прекрасного юноши.
Подбежал испуганный Аполлон. Склонился он над своим другом,
приподнял его, положил окровавленную голову себе на колени и
старался остановить льющуюся из раны кровь. Но все напрасно.
Бледнеет Гиацинт. Тускнеют всегда такие ясные глаза Гиацинта,
бессильно склоняется его голова, подобно венчику вянущего на
палящем полуденном солнце полевого цветка. В отчаянии
воскликнул Аполлон:
- Ты умираешь, мой милый друг! О, горе, горе! Ты погиб от
моей руки! Зачем бросил я диск! О, если бы мог я искупить мою
вину и вместе с тобой сойти в безрадостное царство душ
умерших! Зачем я бессмертен, зачем не могу последовать за
тобой!
Крепко держит Аполлон в своих объятиях умирающего друга и
падают его слезы на окровавленные кудри Гиацинта. Умер
Гиацинт, отлетела душа его в царство Аида. Стоит над телом
умершего Аполлон и тихо шепчет:
- Всегда будешь ты жить в моем сердце, прекрасный Гиацинт.
Пусть же память о тебе вечно живет и среди людей.
И вот по слову Аполлона, из крови Гиацинта вырос алый,
ароматный цветок - гиацинт, а на лепестках его запечатлелся стон
скорби бога Аполлона. Жива память о Гиацинте и среди людей,
они чтут его празднествами во дни гиацинтий*1.
*1 Греки считали, что на лепестках дикого гиацинта можно
прочесть слово "ай-ай", что значит "горе, горе!". Празднества в
честь Гиацинта, бывшего раньше божеством пастухов, так
называемые гиацинтии, справлялись в июле, главным образом
дворянами, на Пелопоннесе, в Малой Азии, на юге Италии, в
Сицилии, в Сиракузах.
ПОЛИФЕМ, АКИД И ГАЛАТЕЯ
Прекрасная нереида Галатея любила сына Симефиды, юного Акида,
и Акид любил нереиду. Не один Акид пленился Галатеей.
Громадный циклоп Полифем увидел однажды прекрасную Галатею,
когда выплывала она из волн лазурного моря, сияя своей
красотой, и воспылал он к ней неистовой любовью. О, как велико
могущество твое, златая Афродита! Суровому циклопу, к которому
никто не смел приблизиться безнаказанно, который презирал
богов-олимпийцев, и ему вдохнула ты любовь! Сгорает от пламени
любви Полифем. Он забыл своих овец и свои пещеры. Дикий циклоп
начал даже заботиться о своей красоте. Он расчесывает свои
косматые волосы киркой, а всклокоченную бороду подрезает
серпом. Он даже стал не таким диким и кровожадным.
Как раз в это время приплыл к берегам Сицилии прорицатель
Телем. Он предсказал Полифему:
- Твой единственный глаз, который у тебя во лбу, вырвет герой
Одиссей.
Грубо засмеялся в ответ прорицателю Полифем и воскликнул :
- Глупейший из прорицателей, ты солгал! Уже другая завладела
моим глазом!
Далеко в море вдавался скалистый холм, он круто обрывался к
вечно шумящим волнам. Полифем часто приходил со своим стадом
на этот холм. Там он садился, положив у ног дубину, которая
величиной была с корабельную мачту, доставал свою сделанную из
ста тростинок свирель и начинал изо всех сил дуть в нее. Дикие
звуки свирели Полифема далеко разносились по морю, по горам и
