Детектив - Агата Кристи

Рассказы

Агата КРИСТИ
Рассказы

ЧЕРНАЯ СМОРОДИНА
ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ФАУЛКС РАСЕ
ПЕРСТ СВЯТОГО ПЕТРА
ПОХИЩЕНИЕ КОРОЛЕВСКОГО РУБИНА
ОЖЕРЕЛЬЕ ТАНЦОВЩИЦЫ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА БЕЗУМНОМ ЧАЕПИТИИ
ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС

                               Агата КРИСТИ

                             ЧЕРНАЯ СМОРОДИНА


     Эркюль Пуаро обедал со своим другом  Генри  Бонингтоном  в  ресторане
"Гэлант Эндивор" на шоссе Кингз Роуд в Челси.
     Мистер Бонингтон любил  этот  ресторан.  Ему  нравилась  царящая  там
атмосфера праздности, ему нравилось, что там подают  "простую  английскую"
пищу, а не "кучу непонятно как приготовленных блюд".
     Молли, симпатичная официантка, поздоровалась с  ним,  как  со  старым
другом. Она гордилась тем, что помнила, какую пищу любят  и  не  любят  ее
постоянные клиенты.
     - Добрый вечер, сэр, -  произнесла  она,  когда  мужчины  уселись  за
угловым столиком. - Вам повезло. У нас сегодня индюшка  с  орехами  -  это
ведь ваше любимое блюдо? К тому же  есть  прекрасный  сыр  "Стильтон".  Вы
начнете с супа или рыбы?
     Когда заказ был сделан, мистер  Бонингтон  со  вздохом  откинулся  на
стуле и развернул салфетку, посмотрев вслед удаляющейся Молли.
     - Она милая девушка, - с одобрением проговорил он. - В молодости  она
была красавица. Ее любили рисовать художники. Она понимает толк в пище,  а
это еще более важно. Как правило, женщины  равнодушны  к  еде.  Существует
множество женщин, которые, отправившись с приятелем, который  нравится,  в
ресторан, даже не заметят, что же она едят. Такая женщина закажет  первое,
что попадется.
     Эркюль Пуаро покачал головой:
     - Это ужасно.
     - Благодарение господу, мужчины не таковы!  -  самодовольно  произнес
мистер Бонингтон.
     - Все без исключения? - с подвохом спросил Пуаро.
     - Ну, разве что, когда они молоды,  -  уступил  мистер  Бонингтон.  -
Щенки. В наше время все молодые люди одинаковы никакой выдержки,  никакого
мужества.  Я  презираю  молодых,  а  они,   -   добавил   он   подчеркнуто
беспристрастно, - наверное, презирают меня. Возможно они  правы!  Но  если
послушать разговоры некоторых молодых,  так  можно  заключить,  что  после
шестидесяти никто не имеет права на жизнь. Послушаешь их, так задумаешься,
сколько же из них помогло своим престарелым  родственникам  покинуть  этот
мир.
     - Вполне возможно, - сказал Эркюль Пуаро, -  что  именно  так  они  и
поступают.
     - Хорошенькие же у вас мысли, Пуаро. Похоже,  эта  работа  в  полиции
лишила вас всяких идеалов.
     Эркюль Пуаро улыбнулся.
     - Тем не менее, - сказал он, - было  бы  интересно  составить  список
людей за шестьдесят лет, скончавшихся  в  результате  несчастного  случая.
Уверяю вас, это навело бы на весьма любопытные мысли. Но лучше, друг  мой,
расскажите о ваших проблемах. Как ваши дела?
     - Сплошные неприятности -  сказал  мистер  Бонингтон.  -  Именно  так
теперь все обстоит в мире. Слишком много неприятностей.  И  слишком  много
красивых слов. Красивые слова помогают скрывать грязь и неприятности.  Как
густой мучной соус  скрывает  тот  факт,  что  рыба  под  ним  не  лучшего
качества! Дайте мне просто филе и никакого дерьмового соуса. В этот момент
Молли принесла ему филе и он одобрительно заворчал.
     - Ты знаешь, что я люблю, моя девочка, - произнес он.
     - Ну, так ведь вы наш постоянный посетитель, не правда ли,  сэр?  Так
что я должна это знать.
     Эркюль Пуаро спросил:
     - Так что же, люди всегда заказывают одно и  то  же?  -  Неужели  они
никогда не хотят перемен?
     - Только не джентльмены, сэр. Леди  любят  разнообразие,  джентльмены
всегда хотят одно и то же.
     - Ну, что я вам говорил? - проворчал Бонингтон. - Там, где речь  идет
о еде, на женщин полагаться - нельзя!
     Он оглядел ресторан.
     - Наш мир - презабавное место. Видите бородатого чудака там  в  углу?
Молли скажет вам, что он всегда ужинает здесь по вторникам и четвергам. Он
ходит   сюда   уже   лет   десять   -    в    некотором    роде    местная
достопримечательность. Но до сих пор никто не знает ни его имени,  ни  где
он живет, ни чем он занимается. Довольно странно, если задуматься.
     Когда официантка принесла им порции индейки, мистер Бонингтон сказал:
     - Я вижу, что ваш Пунктуальный Старичок все еще, ходит суда.
     - Совершенно верно, сэр. Его дни вторник и  четверг.  Но  на  прошлой
неделе он вдруг неожиданно пришел в понедельник! Это выбило меня из колен!
Я решила, что, сама того не подозревая, перепутала числа  и  что  это  был
вторник.. Но на следующий вечер он пришел как положено, так что, если  так
можно выразиться в понедельник у него было внеплановое посещение.
     - Интересное отклонение от привычки, - забормотал, Пуаро. -  Что  его
побудило к этому, хотел бы я знать?
     - Сэр, если вас интересует мое мнение, то я думаю, что он был  чем-то
расстроен или обеспокоен.
     - Почему вы так решили? Он себя странно вел?
     - Нет, сэр, не то, чтобы странно. Он был такой же тихий, как  всегда.
Никогда слова не скажет, кроме  "Добрый  вечер".  Нет,  странным  был  его
заказ.
     - Его заказ?
     - Боюсь, что вы, джентльмены, будете  надо  мной  смеяться,  -  Молли
покраснела. - Но когда  джентльмен  ходит  сюда  больше  десяти  лет,  вы,
естественно, хорошо знаете, что он любит, а что - нет. Он терпеть  не  мог
пудинга с почками и черной смородины, и я не припомню, чтобы он  заказывал
густой суп. Но в тот понедельник он заказал густой томатный суп, бифштекс,
пудинг с почками и пирог с черной смородиной! Похоже,  что  он  просто  не
замечал, что заказывал!
     - Знаете ли, - произнес Эркюль Пуаро,  -  я  все  это  нахожу  весьма
интересным.
     Молли удовлетворенно взглянула на них и удалилась.
     - Ну, Пуаро, - посмеиваясь, произнес Генри Бонингтон. -  Хотелось  бы
услышать ваши выводы. В ваших лучших традициях.
     - Я бы предпочел сначала услышать ваши выводы.
     - Хотите сделать из меня Ватсона? Ладно, старик отправился к врачу, а
врач поменял ему диету.
     - На густой томатный суп, бифштекс, пудинг с почками и пирог с черной
смородиной? Не могу представить себе доктора, который мог  бы  дать  такое
предписание.
     - Напрасно не верите, старина.  Доктора  могут  предписать  все,  что
угодно.
     - Это единственное, что вам пришло в голову?
     Генри Бонингтон ответил:
     - Ну, если говорить серьезно, я  думаю,  что  существует  единственно
возможное объяснение. Наш неизвестный друг был во власти каких-то  сильных
эмоций. Он был так поглощен своими проблемами, что, фигурально  выражаясь,
не замечал. что заказывал я что ел.
     Он помолчал минуту, а затем добавил:
     - Вы мне, конечно, сейчас скажете,  что  знаете,  о  чем  думал  этот
человек. Вы, наверное, скажете, что он вынашивал план убийства.
     И он засмеялся над своим предположением.
     Эркюль Пуаро не смеялся.  Он  признавался  впоследствии,  что  в  тот
момент был серьезно обеспокоен. И он  клянет  себя  до  сих  пор,  что  не
осознал тогда, чем все это может кончиться. Но  друзья  уверяют  его,  что
предугадать развитие событий было невозможно.
     Недели через три Эркюль Пуаро и Бонингтон снова встретились  на  этот
раз в метро.
     Они кивнули друг другу, держась за  ремни  в  качающемся  вагоне.  На
остановке "Пикадили Сэкес" многие вышли, и друзья смогли  найти  свободные
места в углу вагона, где им никто не мешал.
     - Между прочим, - спросил  Бонингтон,  -  помните  того  старика,  на
которого мы обратили внимание в "Гэлант Эндивор"? Не удивлюсь, если он уже
ушел в мир иной. Он  не  был  в  ресторане  целую  неделю.  Молли  страшно
расстроена по этому поводу.
     Эркюль Пуаро приподнялся со своего места, глаза его сверкали..
     - Неужели? - произнес он. - Неужели?
     Бонингтон сказал:
     - Помните, я выдвигал гипотезу,  что  старик  ходил  к  врачу  и  тот
предписал ему диету? Насчет диеты - это, конечно, чушь, но я не  удивлюсь,
если он действительно обращался к врачу и его заключение было для  старика
ударом. И поэтому он заказывал блюда из меню, не замечая, что  заказывает.
Потрясение было столь сильным, что он раньше времени покинул  наш  бренный
мир. Врачи должны проявлять такт, когда сообщают диагноз пациентам.
     - Так они обычно и поступают, - заметил Пуаро.
     - Это моя остановка, - оказал мистер Бонингтон.  -  До  свидания.  Не
думаю, что мы когда-нибудь узнаем хотя бы имя этого старика. Чудной мир!
     И он поспешил на выход.
     Эркюль Пуаро сидел нахмурившись.  Похоже,  он  не  находил  этот  мир
чудным или забавным. Он пришел домой  и  дал  указания  своему  преданному
камердинеру Джорджу.


     Эркюль Пуаро водил пальцем по списку фамилий. Это был  список  людей,
умерших в последнее время.
     Палец Пуаро остановился на одной фамилии.
     - Генри Гаскон. Шестьдесят девять лет. Что ж, начнем с него..
     Через несколько часов Эркюль  Пуаро  уже  сидел  в  кабинете  доктора
Мак-Эндрю  на  Кингз  Роуд.  Доктор  Мак-Эндрю  был  высоким   рыжеволосым
шотландцем с интеллигентным лицом.
     - Гаскон? - проговорят он. -  Да,  припоминаю.  Старый  эксцентричный
чудак. Он жил один в одном из тех допотопных старых домов, которые  сейчас
сносят, чтобы очистить место для застройки новых кварталов. Он не был моим
пациентом, но я его встречал и  зная  его.  Первым  почувствовал  неладное
молочник. Молоко в бутылках  на  крылечке  скисло.  В  конце  концов  люди
послали за полицией. Она взломали дверь и обнаружили старика. Он  свалился
с лестницы и сломал себе шею. На нем был старый халат с  рваным  поясом  -
возможно, он в нем запутался и упал.
     - Понятно, - сказал Эркюль Пуаро. - Это был просто несчастный случай.
     - Совершенно верно.
     - У него были родственники?
     - Племянник. Он приезжал проведать дядюшку раз в месяц.  Его  фамилия
Рамзей, Джордж Рамзей. Он сам врач. Живет в Уимблдоне.
     - Сколько времени труп пролежал необнаруженным?
     - Ага! - сказал доктор Мак-Эндрю. - Вот мы и  перешли  к  официальным
вопросам. Не меньше сорока восьми часов и не больше семидесяти  двух.  Его
нашли шестого утром. Но, как выяснилось, время смерти  можно  уточнить.  В
кармане халата  покойного  было  найдено  письмо,  написанное  третьего  и
отправленное из Уимблдона в тот же день после обеда. Судя по штемпелю, оно
пришло в девять двадцать вечера. Это позволяет  предположить,  что  смерть
наступила третьего после девяти двадцати. Это соответствует состоянию  его
желудка и степени разложения трупа.  Он  ел  за  два  часа  до  смерти.  Я
проводил вскрытие шестого утром. По моему заключению смерть  произошла  за
шестьдесят часов до этого, что-нибудь около десяти часов вечера.
     - Похоже, все согласуется. Скажите, когда его последний раз видели  в
живых?
     - В тот же вечер третьего, то есть в четверг, его видели в семь часов
на Кингз Роуд и он ужинал в ресторане "Гэлант Эндивор"  в  семь  тридцать.
Похоже, он всегда там ужиная по четвергам.
     - У него были другие родственники? Или только этот племянник?
     - У него был брат-близнец. Вся их история довольно странная.  Они  не
встречались много лет. Видите ли, в юности  Генри  был  артистом,  правда,
весьма бездарным. Второй брат,  Энтони  Гаскон,  тоже  был  артистом,  но,
женившись на богачке,  покончил  с  искусством.  Братья  по  этому  поводу
поругались, и, насколько  я  понимаю,  больше  не  встречались.  Но  самое
странное, что они умерли в один день. Энтони Гаскон покинул  этот  бренный
мир третьего числа в час пополудни. Я и раньше слышал историю о близнецах,
умерших в один день в  разных  концах  света.  Возможно,  это  все  просто
совпадение, но таковы факты.
     - А жена второго брата жива?
     - Нет, она умерла несколько лет тому назад.
     - Где жил Энтони Гаскон?
     - У него был дом на Кингстон Хилл. По словам доктора  Рамзея  он  жил
затворником.
     Эркюль Пуаро задумчиво кивнул.
     Шотландец бросил на него проницательный взгляд.
     - Что у вас на уме, месье Пуаро? - грубовато спросил он. Я ответил на
ваши  вопросы.  Это  был  мой  долг,  поскольку  вы  показали   мне   свое
удостоверение. Но я нахожусь в неведении, что же случилось.
     Пуаро медленно проговорил:
     - Обычная смерть в результате несчастного случая, так вы сказали. Моя
мысль не менее проста - его просто столкнули.
     Доктор Мак-Эндрю озадаченно взглянул на Пуаро.
     - Другими словами - убийство! У вас есть какие-нибудь  основания  это
утверждать?
     - Нет, - ответил Пуаро, - только подозрения.
     - Но должно же быть что-нибудь... - настаивал его собеседник.
     Пуаро ничего не ответил.
     Мак-Эндрю сказал:
     -  Если  вы  подозреваете  племянника,  мистера  Рамзея,  то   должен
предупредить вас, что вы идете по ложному следу. Рамзей играл  в  бридж  в
Уимблдоне с восьми тридцати до двенадцати ночи. Это  выяснилось  во  время
дознания.
     Пуаро пробормотал:
     - И, конечно, это было проверено. Полиция работает весьма тщательно.
     Доктор спросил:
     - Может быть, у вас есть что-нибудь против него?
     - До разговора с  вами  я  вообще  не  знал  о  существовании  такого
человека.
     - Значит вы подозреваете кого-нибудь еще?
     - Нет-нет. Дело вовсе не в этом.  В  основе  человеческого  поведения
лежат привычки. Это очень важно. А смерть мистера Гаскона нарушает цельную
картину. Похоже, здесь что-то не так.
     - Я не совсем вас понимаю.
     Эркюль Пуаро улыбнулся. Он встала, и доктор тоже встал.
     - Видите ли, - произнес Мак-Эндрю, - оказать по правде, я  не  нахожу
ничего подозрительного в смерти мистера Гаскона.
     Маленький бельгиец развел руками.
     -  Я  настойчивый  человек.  У  меня  есть  идея  в   ничего   в   ее
подтверждение. Кстати, доктор Мак-Эндрю, у  Генри  Гаскона  были  вставные
зубы?
     - Нет, его зубы были в прекрасном состоянии. Весьма похвально  в  его
возрасте.
     - Он за ними хорошо следил? Они были белые и вычищенные?
     - Да, я это отметил.
     - И никоим образом не окрашенные?
     - Нет. Не думаю, чтобы он курил, если вы это имеете в виду.
     - Я имел в виду не  совсем  это.  Мой  вопрос  был  задан  с  дальним
прицелом, хотя,  возможно,  это  и  ложная  версия!  До  свидания,  доктор
Мак-Эндрю, спасибо нам за вашу доброту и терпение.
     Он пожал доктору руку и удалился.
     - А теперь, - проговорил Пуаро, - проверим эту версию.


     Пуаро вошел в ресторан "Гэлант Эндивор" и  уселся  за  тот  же  самый
столик, за которым они когда-то обедали с Бонингтоном. Но обслуживала  его
не Молли. Молли, как сказала ему официантка, уехала в отпуск.
     Было еще только семь часов, народу в ресторане было немного, и  Пуаро
не составило труда втянуть официантку в разговор о старом мистере Гасконе.
     - Да, - говорила она. - Он приходил сюда в  течение  многих  лет,  но
никто из официантов не знал, как его зовут. Мы прочли  о  расследовании  в
газете и там была фотография. "Посмотри-ка, - сказала я Молли,  -  похоже,
это наш Пунктуальный Старичок", - мы здесь его так называли между собой.
     - Он ужинал здесь в день своей смерти, не так ли?
     - Совершенно верно. Это было в четверг,  третьего  числа.  Он  всегда
ужинал здесь по четвергам. Его дни были вторник и четверг, и он был точен,
как часы.
     - Я полагаю, что вы уже не помните, что он ел на ужин?
     - Дайте-ка припомнить. Это был суп  с  пряностями,  да-да,  точно,  и
пирог с говядиной. А, может,  жареная  баранина?  Нет,  конечно,  это  был
пирог. И еще шарлотка с яблоками и черной  смородиной.  И,  конечно,  сыр.
Подумать только, что в тот же вечер он упал с лестницы и  погиб.  Говорят,
что он  запутался  в  халате.  Конечно,  его  одежда  была  жуткого  вида:
старомодная, местами разорванная, да и одевал ее он весьма небрежно. И все
же, что-то было в его облике. В нем чувствовалась  личность...  О,  у  нас
здесь бывает много интересных посетителей.
     Официантка удалилась.
     Эркюль Пуаро в одиночестве поглощал свою рыбу.


     Вооружившись рекомендациями от  влиятельных  лиц,  Эркюль  Пуаро  без
труда получил у районного следователя  материалы  дела  о  смерти  мистера
Гаскона.
     - Этот покойный Гаскон был забавной личностью, - заметил следователь,
- одинокий эксцентричный старик. Но, похоже, его смерть привлекла  к  себе
необычно большое внимание.
     Произнося все это, он с любопытством поглядывал на своего посетителя.
     Эркюль Пуаро тщательно подбирал слова.
     -  Видите  ли,  месье,  есть  некоторые   обстоятельства,   возможно,
связанные с этим делом, которые указывают на необходимость дополнительного
расследования.
     - Хорошо, чем я могу вам помочь?
     -  Насколько  я  понимаю,  в  вашей  компетенции  принимать  решение:
сохранять материалы по окончании следствия или нет. В кармане халата Генри
Гаскона было найдено некое письмо, не так ли?
     - Совершенно верно.
     - Письмо от его племянника Джорджа Рамзея?
     - Именно так. Письмо было включено в материалы дела, что бы  уточнить
время смерти.
     - Это письмо сохранилось?
     Пуаро с волнением ожидал  ответа  следователя.  Услышав,  что  письмо
можно получить,  он  с  облегчением  вздохнул.  Получив,  на  конец,  этот
документ, он внимательно изучил его. Письмо было написано перьевой  ручкой
весьма неразборчивым почерком. Оно гласило:
     "Дорогой дядя Генри!
     Я с сожалением должен сообщить вам, что я не добился  успеха  у  дяди
Энтони. Ваше предложение встретиться с ним  не  вызвало  у  него  никакого
энтузиазма. И он ничего мне не ответил на ваше  пожелание  забыть  прошлые
обиды. Конечно, он очень болен и постепенно теряет  рассудок.  Боюсь,  что
его конец близок. Похоже, он с трудом вспоминает, кто вы такой.
     Весьма сожалею, что я не справился с  вашим  поручением,  но,  уверяю
вас, я сделал все, что мог.
                       Ваш любящий племянник
                                                   Джордж Рамзей".
     Само  письмо  было  датировано  третьим  ноября.  Пуаро  взглянул  на
почтовый штемпель. Там было указано время шестнадцать тридцать.
     Он пробормотал:
     - Все идеально сходится.
     Теперь  он  отправился  на  Кингстон  Хилл.  После  непродолжительной
борьбы, в которой он использовал все свое добродушие и  настойчивость,  он
добился беседы с Амелией Хил -  кухаркой  и  домоправительницей  покойного
мистера Гаскона.
     Миссис Хил  поначалу  держала  себя  высокомерно  и  недоверчиво,  но
чарующая вежливость этого необычного иностранца дала плоды. Миссис  Амелия
Хил стала приветливой. Она обнаружила, как и многие женщины  до  нее,  что
рассказывают  о  своих  несчастиях   действительно   заинтересованному   и
доброжелательному слушателю.
     Четырнадцать лет она вела хозяйство в доме  мистера  Гаскона,  а  это
вовсе не легкая работа! Конечно, нет. Многие женщины  спасовали  бы  перед
той ношей, которую ей пришлось тащить на себе. Бедный  старик  был  весьма
эксцентричен и к тому же  очень  скуп  -  он  был  просто  охвачен  манией
экономии, а ведь был очень богат. Но миссис Хил  ему  преданно  служила  и
мирилась  со  всеми  его  чудачествами,   и,   вполне   естественно,   она
рассчитывала на благодарность. Но нет, ничего подобного! Старик не изменил
своего старого завещания, в котором оставлял все свои  деньги  жене,  а  в
случае, если умрет раньше брата, то своему брату Генри. Это завещание было
составлено много лет назад. Все это было не слишком-то красиво со  стороны
мистера Энтони.
     Постепенно  Пуаро  удалось  увести  разговор   от   неудовлетворенной
алчности миссис Хил и задать интересующие его вопросы.  Конечно,  поступок
мистера Энтони был бессердечен и несправедлив! Никто  не  может  упрекнуть
миссис Хил за ее негодование и обиду по этому поводу. Всем  известно,  что
мистер Гаскон был скуп. Говорят даже, что покойный  отверг  помощь  своего
единственного брата. Возможно, миссис Хил что-нибудь об этом известно.
     - Вы спрашиваете о разговоре,  ради  которого  сюда  приезжал  доктор
Рамзей?  -  уточнила  миссис  Хил.  -  Насколько  мне  известно,  разговор
действительно шел о его брате, но  я  полагаю,  что  брат  мистера  Энтони
просто хотел с ним помириться. Они поссорились много лет тому назад.
     - Я так понял, -  спросил  Пуаро,  -  что  мистер  Гаскон  решительно
отказался от примирения?
     - Совершенно верно, - кивнув, согласилась миссис  Хил,  -  "Генри?  -
довольно неуверенно проговорил он. - Так что там с  Генри?  Не  видел  его
целую вечность и не имею  ни  малейшего  желания  увидеть.  Этот  Генри  -
скандальный тип". Так оно все и было.
     И  миссис  Хил  снова  заговорила  о  своих  печалях  и  горестях   и
бесчувственности адвоката покойного мистера Гаскона.
     Пуаро стоило немалого труда закончить этот разговор, не прервав  его,
и удалиться.
     И вот, сразу после ужина, он появился в  резиденции  доктора  Джорджа
Рамзея по адресу Уимблдон, шоссе Дорсет, Элмкрест.
     Доктор был дома. Пуаро провели в приемную, куда  и  спустился  доктор
Джордж Рамзей. Было очевидно, что Пуаро оторвал док тора от ужина.
     - Видите ли, доктор, я вовсе не пациент, - сказал Эркюль Пуаро. -  И,
возможно, мой визит к вам можно посчитать наглостью, но во всяком  деле  я
предпочитаю решительность и прямоту. Не люблю юристов  и  их  многоречивые
окольные методы.
     Без сомнения, он  заинтересовал  доктора  Рамзея.  Доктор  был  чисто
выбритым мужчиной среднего  роста.  У  него  была  коричневая  шевелюра  и
практически белесые ресницы, что придавало его-взгляду что-то змеиное.  Он
производил впечатление человека живого и не без чувства юмора.
     - Юристы? - проговорил он, удивленно подняв брови. - Ненавижу их! Мой
дорогой сэр, вы меня заинтриговали. Прошу вас, садитесь.
     Пуаро не замедлил воспользоваться  приглашением.  Он  вручил  доктору
Рамзею свою визитную  карточку  с  указанием  профессии.  Повтор  заморгал
своими белесыми ресницами.
     Пуаро наклонился вперед и конфиденциально сообщил доктору:
     - Большинство моих клиентов - женщины.
     - Вполне естественно, - подмигнув, ответил Джордж Рамзей.
     - Как вы сами признали, это вполне естественно, - согласился Пуаро. -
Женщины  не  доверяют  официальной  полиции.  Они   предпочитают   частное
расследование.  Они  не  хотят,  чтобы  их  проблемы  были   обнародованы.
Несколько дней тому назад у меня консультировалась пожилая дама. Она  была
очень опечалена судьбой своего мужа, с которым поссорилась много лет  тому
назад. Ее муж - ваш дядя, покойный мистер Гаскон.
     Джордж Рамзей побагровел:
     - Мой дядя? Что за чушью Его жена умерла много лет тому назад.
     - Речь идет не об Энтони Гасконе,  но  о  другом  вашем  дяде,  Генри
Гасконе.
     - Дядя Генри? Но он не был женат!
     - Вы ошибаетесь, он был женат. - Пуаро лгал, не краснея. - В этом нет
никаких сомнений. Моя клиентка  даже  принесла  с  собой  свидетельство  о
браке.
     - Это ложь! - закричал Джордж Рамзей. Его лицо стало цвета сливы. - Я
не верю ни единому слову! Вы - наглый лжец!
     - Это ведь ужасно для вас, не правда ли? - сказал Пуаро. -  Вы  убили
напрасно.
     - Убил? - голос Рамзея задрожал. Его  прозрачные  глаза  смотрели  на
Пуаро с ужасом.
     - Кстати, - продолжал Пуаро. - Я вижу, вы снова ели  пирог  с  черной
смородиной. Это весьма неумная привычка.  Говорят,  что  в  ягодах  черной
смородины много витаминов, но иногда их употребление может быть смертельно
опасно. Я полагаю, что в настоящем случае они помогут  затянуть  петлю  на
шее человека - вашей шее, доктор Рамзей.


     - Видите ли, друг мой, вы допустили ошибку, строя свои рассуждения на
неверном предположении.
     Эркюль Пуаро лучезарно улыбнулся  через  стол  своему  другу  мистеру
Бонингтону, сопровождая свои объяснения жестикуляцией.
     - Находящийся в шоке человек никогда не будет делать того что  он  не
делал раньше. В таком состоянии люди действуют рефлекторно,  по  привычке.
Человек, который чем-то очень расстроен может прийти на ужин в пижаме,  но
это будет его пижама, а не чужая. Мужчина, который не  любит  густой  суп,
пудинг с почками и пирог с черной смородиной однажды вечером это все вдруг
заказывает. Вы утверждаете, что он так  поступает  потому,  что  думает  о
чем-то своем. Но я  утверждаю,  что  поглощенный  своими  мыслями  человек
автоматически закажет то, что заказывал всегда. Хорошо, какое  же  в  этом
случае возможно объяснение? Я не находил ответа и потому  был  обеспокоен.
Здесь что-то было не так. А потом вы сообщили мне, что этот человек исчез.
Впервые за долгие годы он пропустил свои традиционные вторник  и  четверг.
Это мне еще больше не понравилось. У меня возникли подозрения. Если я  был
прав, то он должен был быть мертв. Я навел справки. Он  действительно  был
мертв. Смерть его  была  весьма  ловко  и  аккуратно  обставлена.  Другими
словами, это была подпорченная рыба. прикрытая соусом!
     Его видели на Кингз Роуд в семь вечера. Он ужинал здесь, в  ресторане
в семь тридцать, за  два  часа  до  смерти.  Все  указывало  на  это  -  и
содержание кишечника, и письмо в кармане халата. Слишком много соуса! Рыбу
совсем не увидишь..
     Любящий племянник написал письмо,  у  любящего  племянника  алиби  на
время  смерти.  Смерть  произошла  очень  просто  -  падение  с  лестницы.
Несчастный случай? Или убийство? Все указывало на убийство.
     Любящий племянник - единственный родственник. Любящий племянник будет
наследником... но есть  ли,  что  наследовать?  Ведь  дядя  был  нищ,  как
церковная мышь.
     Но ведь есть еще второй брат. А он  в  свое  время  женился  на-очень
богатой женщине. И этот брат живет в  большом  богатом  доме  на  Кингстон
Хилл, следовательно, можно предположить, что эта богатая жена завещала все
свое состояние мужу.  Явно  наблюдается  цепочка:  жена-богачка  оставляет
деньги Энтони, от Энтони деньги переходят к Генри, а от него к Джорджу.
     - На словах все выглядит логично, - сказал  мистер  Бонингтон,  -  но
каковы же были ваши действия?
     - Если суть дела ясна, все остальное - дело техники. Генри умер через
два часа после  приема  пищи.  По  сути,  это  все,  что  смогло  выяснить
следствие. Но, вполне возможно, что этот "прием пищи" - обед, а  вовсе  не
ужин. Поставьте себя на место Джорджа. Ему  крайне  нужны  деньги.  Энтони
Гаскон умирает, но племянник. не извлекает из нее никакой  выгоды.  Деньги
Энтони переходят к Генри, а он может жить еще долгие годы.  Следовательно,
Генри тоже должен умереть, и чем скорее, тем лучше. Но умереть  он  должен
после Энтони и тогда, когда у Джорджа будет алиби. Привычка Генри  ужинать
в ресторане два раза в неделю  и  навела  Джорджа  на  мысль  о  том,  как
организовать себе алиби.  Джордж  -  человек  осторожный,  и,  прежде  чем
действовать, он проверил выполнимость своего плана. Как-то  в  понедельник
он посетил ресторан под видом своего дядюшки. Все  прошло  без  сучка  без
задоринки. Все приняли его  за  дядю.  Племянник  удовлетворен  проверкой.
Осталось дождаться, когда дядя Энтони отойдет в мир  иной.  И  вот  -  час
настал. Второго ноября пополудни Джордж отправляет дяде Генри  письмо,  но
датирует его третьим ноября. Он приезжает в город третьего  утром,  звонит
Генри, договаривается о встрече и приводит свой план  в  действие.  Резкий
толчок и бедный дядя Генри летит вниз с лестницы.
     Джордж находит свое письмо и засовывает его в карман  халата  мистера
Гаскона. В семь тридцать он уже  в  ресторане  "Гэлант  Эндивор".  Борода,
густые брови - полный маскарад.  Ни  у  кого  нет  сомнений,  что  в  семь
тридцать мистер Генри Гаскон еще жив. Затем следует поспешное переодевание
в туалете и племянник мчится в своей машине на полной скорости в  Уимблдон
на партию бриджа. Это идеальное алиби.
     Мистер Бонингтон взглянул на Пуаро.
     - А как же штемпель на письме?
     - Ну, это просто. Штемпель был запачкан. Почему? Потому что число  на
нем было переправлено со второго на третье черной краской. Вы  бы  никогда
не обратили на это внимание, если бы не подозревали  этого.  И  наконец  -
черные дрозды.
     - Черные дрозды?
     - Помните детскую загадку? Двадцать четыре черных  дрозда  занесли  в
пирог. Или, если вы  хотите  точности,  ягоды  черной  смородины.  Как  вы
понимаете, Джордж оказался не слишком хорошим актером.  Он  выглядел,  как
дядя, и ходил, как дядя, и разговаривал, как дядя, и у него были такие  же
борода и брови как у дяди, но он забыл,  что  надо  еще  есть,  как  дядя.
Племянник заказывал еду по своему вкусу.
     Черная смородина окрашивает зубы. Но, хотя  все  считали,  что  Генри
Гаскон ел в тот  вечер  пирог  из  черной  смородины,  его  зубы  не  были
окрашены. И среди содержимого его желудка не было черной смородины. Я  это
проверял сегодня утром. К тому же Джордж  был  столь  глуп,  что  сохранил
бороду и весь свой маскарадный костюм. О! Улик против него  предостаточно.
Я с ним сегодня встретился и напугал его. Это довершило дело.  Кстати,  он
снова ел черную  смородину.  Весьма  прожорливый  тип  -  уделяет  слишком
большое внимание еде. И, если я не ошибаюсь, из-за этой прожорливости  его
и повесят.
     Официантка  принесла  им  две  порции  пирога  с  яблоками  и  черной
смородиной.
     - Унесите это, - сказал мистер Бонингтон.  -  Надо  быть  осторожным.
Принесите мне маленькую порцию сагового пудинга.



ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ФАУЛКС РАСЕ 
 
Адриан КОНАН ДОЙЛ 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   - Удивительное дело! - воскликнул я,  роняя  на  пол  "Тайме".  -  Не
понимаю, почему до сих пор его семья не обратилась к вам за советом.
   Мой друг Шерлок Холмс опустился в кресло.
   - Если вы имеете в виду убийство в Фаулкс Расе, - сказал он медленно,
- то вот эта телеграмма может вас заинтересовать. Она была получена  еще
до завтрака.
   Он вытащил из  кармана  халата  темно-желтый  бланк  и  передал  мне.
Телеграмма гласила:
 
   "Имея отношение к делу Эддлтона, собираюсь приехать  к  вам  ровно  в
десять часов пятнадцать минут.
   Винсент".
 
   Я поднял "Тайме" и пробежал глазами газетные строки.
   - Здесь ни слова нет о человеке, носящем имя Винсент, - сказал я.
   - Это ничего не значит, - ответил Холмс. - Судя по стилю  телеграммы,
можно предположить, что ее автор - юрист старой закваски. Он,  вероятно,
обслуживает  семью  Эддлтон.  В  нашем  распоряжении,  Уотсон,  остается
несколько минут. Мне нужно освежить в памяти детали этого дела,  поэтому
прочтите, пожалуйста, вслух наиболее важное из  утреннего  выпуска.  Все
комментарии корреспондента пропускайте.
   Набив глиняную трубку табаком. Холмс откинулся  на  спинку  кресла  и
стал задумчиво разглядывать потолок сквозь облака едкого голубого дыма.
   - "Трагедия произошла в Фаулкс Расе, - читал я, старинном  сассекском
поместье около Форест Роу у Эшдонского леса. Когда-то на этом месте было
кладбище..." - Факты, давайте факты, Уотсон!
   - "Поместье принадлежало полковнику Матиасу Эддлтону, - продолжал  я,
не возражая Холмсу. - Как известно, сквайр Эддлтон занимал пост местного
мирового судьи и был самым богатым землевладельцем  в  округе.  В  число
обитателей Фаулкс Раса входили: сам сквайр, его племянник Перси Лонгтон,
дворецкий Морстед и четверо  служанок,  живущих  в  доме.  Обслуживающий
персонал,  не  живущий  в  поместье,  состоит  из  конюха  и  нескольких
лесников. Живут они в коттеджах на границах имения. Вчера вечером сквайр
Эддлтон и его племянник обедали, как  всегда,  в  восемь  часов  вечера.
После  обеда  сквайр  приказал  подать  верховую  лошадь  и  около  часа
отсутствовал. Вернулся к десяти часам.  Можно  предположить,  что  после
приезда дяди между ним и племянником произошел крупный разговор, так как
дворецкий, внося портвейн, видел сквайра красным и злым".
   - А племянник? - перебил Холмс. - Его, кажется, зовут Перси Лонгтон?
   - "Дворецкий утверждает, что он  не  видел  лица  Лонгтона,  так  как
молодой человек отошел к окну и все время, пока дворецкий был в комнате,
смотрел во двор. Но, уходя,  дворецкий  слышал  яростную  перебранку.  А
вскоре после полуночи весь дом был разбужен громким воплем, доносившимся
из холла. Полуодетые слуги бросились на крик и с ужасом увидели на  полу
сквайра Эддлтона с рассеченной головой в луже крови. Рядом стоял  мистер
Перси Лонтгон и сжимал в руках окровавленный средневековый топор палача.
Очевидно, орудие убийства было взято из коллекции оружия,  висевшего  на
стене над камином. Лонгтон был Тещ потрясен, что с  трудом  смог  помочь
поднять голову раненого и остановить кровотечение.  Но  когда  дворецкий
Морстед склонился  над  сквайром,  тот,  ловя  воздух  ртом,  прошептал:
"Это.., еде.., лал Лонг... Том! Это.., еде..,  дал  Лонг...  Том!"  -  и
замертво упал  на  руки  дворецкого.  Немедленно  была  вызвана  местная
полиция, которая на основании ряда неопровержимых  улик  -  ссоры  между
обоими, мужчинами, присутствия Лонгтона у тела  умирающего  и,  наконец,
слов самого сквайра - арестовала мистера Перси Лонгтона по  обвинению  в
убийстве сквайра Эддлтона". В разделе последних известий сообщается, что
обвиняемый отравлен в  Луис,  но  он  упорно  отрицает  свою  вину.  Вот
основные факты. Холмс.
   Некоторое время мой друг молча курил трубку.
   - Что говорит Лонгтон о причинах ссоры? - спросил он наконец.
   - Здесь сообщается, что Лонгтон сам заявил полиции о ссоре с дядей по
вопросу продажи фермы в  Чэдфорде.  Эту  продажу  Лонгтон  считал  новым
бессмысленным разбазариванием земельных владений.
   - Новым?
   - Оказывается, сквайр Эддлтон продал за последние два года еще  часть
имения, - ответил я, бросая газету на кушетку. - Должен сказать,  Холмс,
мне редко приходилось видеть дело, в котором вина  преступника  была  бы
столь очевидной.
   - Да,  -  сказал  Холмс.  -  Действительно,  если  факты,  сообщенные
газетой, изложены правильно, я не могу представить себе, для  чего  этот
мистер Винсент намеревается отнимать у  меня  время.  Но  вот,  если  не
ошибаюсь, наш клиент уж поднимается по лестнице.
   Послышался стук в дверь, и миссис Хадсон доложила о  приходе  мистера
Винсента, Наш посетитель оказался маленьким, пожилым, с длинным  бледным
лицом в бакенбардах. Некоторое время он  стоял  молча,  разглядывая  нас
близорукими глазами через пенсне.
   - Как это нехорошо с вашей стороны, мистер  Холмс!  -  воскликнул  он
резко. - Ведь моя телеграмма предполагала абсолютное  сохранение  тайны,
сэр. Дело моего клиента...
   - Это мой коллега, доктор Уотсон, - прервал Холмс,  жестом  приглашая
посетителя сесть. - Я заверяю вас, что присутствие доктора Уотсона может
оказаться неоценимым.
   Мистер Винсент повесил шляпу и, опустившись  на  стул,  обратился  ко
мне:
   - Прошу поверить, доктор Уотсон, что у  меня  не  было  ни  малейшего
намерения обидеть вас. Но это ужасное  утро,  смею  сказать,  совершенно
ужасное для тех, кто уважает семью Эддлтон из Фаулкс Раса...
   - Совершенно верно, - согласился Холмс. - Не я  думаю,  что  утренняя
прогулка пешком до железнодорожной станции могла немного успокоить  ваши
нервы. Физические упражнения действуют успокаивающе.
   Наш посетитель поднял брови.
   - Послушайте, сэр, я не могу понять, каким образом вы...
   - Ну-ну, - прервал его Холмс. - Ведь ясно, что  человек,  ехавший  до
станции в экипаже, не может появиться с брызгами свежей глины  на  левой
гетре и таким же пятном глины на наконечнике палки. Вы шли по каменистой
сельской тропинке, но вам, очевидно, пришлось пересечь вброд ручей.
   - Ваши выводы совершенно правильны, сэр, - ответил мистер Винсент,  с
удивлением рассматривая Холмса поверх пенсне. - Моя лошадь на  пастбище,
а в деревне не оказалось даже клячи. Так  я  смею  просить  вас,  мистер
Холмс, или, вернее, самым настоятельным образом требовать  помощи  моему
несчастному клиенту, мистеру Перси Лонгтону.
   Холмс откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   - Боюсь, что я ничем не смогу помочь, - заявил он.  -  Доктор  Уотсон
уже сообщил мне основные факты, и они,  пожалуй,  неоспоримо  доказывают
вину Лонгтона. Кто ведет дело?
   - Местная  полиция  связалась  со  Скотленд-Ярдом.  К  нам  направили
некоего инспектора Лестрейда... Боже мой! Мне кажется, мистер  Холмс,  у
вас мучительный приступ ревматизма... Может  быть,  мне  нужно  было  бы
пояснить вам, - продолжал  посетитель,  -  что  я  -  старший  компаньон
юридической конторы Винсент, Пиборн и Винсент, в Форест Роу, и  Эддлтоны
уже более пятидесяти лет доверяют нам ведение своих дел.
   Холмс взял газету и, отметив ногтем статью,  передал  ее  юристу,  не
говоря ни слова.
   - Сообщение достаточно  точное,  -  сказал  грустно  юрист,  пробежав
глазами газетный столбец. - Но  здесь  не  сказано,  что  входная  дверь
оказалась незапертой, хотя сквайр говорил дворецкому Морстеду, что он ее
закроет сам.
   Холмс насторожился.
   - Не заперта, говорите вы? Гм! Но это можно объяснить тем, что сквайр
Эддлтон просто забыл это сделать. И все же в  этом  деле  один  или  два
пункта мне еще не совсем ясны.
   - А именно, сэр?
   - Убитый был в ночном белье?
   - Нет, он был одет. В ночном белье был мистер Лонгтон.
   - После обеда сквайр уехал из дома примерно на час. Часто ли совершал
он такие ночные прогулки верхом?
   Мистер Винсент перестал приглаживать  бакенбарды  и  бросил  пытливый
взгляд на Холмса.
   - У сквайра не было такой привычки, - ответил он визгливо. - Но  ведь
он вернулся невредимым, и я не понимаю...
   -  Совершенно  верно,  -  подтвердил  Холмс.  -  Вы  считали  сквайра
человеком богатым? Прошу ответить точно.
   - Матиас Эддлтон был очень богатым. Около сорока лет  тому  назад  он
эмигрировал  в  Австралию.  В  семидесятых  годах  вернулся  с   большим
состоянием,  приобретенным  на  австралийских  золотых  приисках.  После
смерти своего старшего брата он  унаследовал  родовое  имение  в  Фаулкс
Расе. К сожалению, я не могу утверждать, что его любили соседи. Это  был
очень замкнутый человек. Его боялись как мирового судью. Словом, он  был
жестокий, резкий, тяжелый человек.
   - А мистер Перси Лонгтон был с дядей в хороших отношениях?
   Минуту юрист колебался.
   - Боюсь, что нет, - сказал он медленно. - Мистер Перси - сын покойной
сестры сквайра. В Фаулкс Расе  он  живет  с  детства.  Сейчас  управляет
имением дяди. Он, конечно, является наследником всего майората,  включая
дом и часть земли.  Лонгтон  негодовал,  когда  дядя  продавал  фермы  и
участки. Вот это-то и явилось причиной враждебных отношений между  ними.
Хуже всего то, что именно в эту ночь его жены не было дома.
   - Его жены?
   - Да. Миссис Лонгтон - милая,  очаровательная  молодая  женщина.  Она
осталась на ночь у  друзей  в  Ист-Гринстеде  и  должна  была  вернуться
сегодня утром. - Винсент помедлил. - Бедная маленькая Мэри,  -  закончил
он тихо. - Какой ужасный сюрприз для нее! Сквайр убит, а ее муж  обвинен
в убийстве!
   - Еще один, последний вопрос, -  сказал  Холмс.  -  Что  говорит  ваш
клиент о событиях этой ночи?
   - Его версия очень проста, мистер Холмс. Он утверждает, что за обедом
сквайр объявил о намерении продать ферму в  Чэдфорде,  а  когда  Лонгтон
стал говорить ему о нецелесообразности такой продажи и о большом ущербе,
который она принесет имению, сквайр  очень  грубо  ответил  ему.  Это  и
вызвало разговор на  повышенных  тонах.  Потом  сквайр  приказал  подать
верховую лошадь и, не говоря ни слова, уехал из дома. Возвратившись,  он
потребовал бутылку портвейна и пригласил племянника. Спор  возобновился.
Но мистер Перси вскоре пожелал дяде спокойной ночи и удалился к  себе  в
комнату. Он был очень возбужден и не  мог  уснуть.  По  его  словам,  он
дважды садился на постели, ему казалось, что он  слышит  голос  дяди  из
большого холла.
   - Почему же он не пошел проверить это? - резко прервал Холмс.
   - Я задал ему тот же вопрос. Он  ответил,  что  дядя  сильно  пил,  и
поэтому Лонгтон предположил,  что  сквайр  разговаривает  сам  с  собой.
Дворецкий Морстед показал, что это не раз случалось и прежде...
   - Продолжайте, пожалуйста.
   - Часы над конюшней  только  что  пробили  полночь,  и  Лонгтон  стал
понемногу засыпать. Вдруг раздался ужасный вопль.  Соскочив  с  кровати,
Лонгтон надел халат, схватил свечу и побежал в холл. Открыв дверь, он  в
ужасе отпрянул. Сквайр  Эддлтон  лежал  в  большой  луже  крови.  Мистер
Лонгтон бросился к дяде и увидел орудие убийства, топор палача.  Лонгтон
почувствовал слабость  и  тошноту.  Сам  не  сознавая,  что  делает,  он
наклонился и поднял с пола топор. В этот момент Морстед  и  перепуганные
горничные ворвались в холл. Такова версия моего несчастного клиента.
   - Так-так, - сказал Холмс.
   Некоторое время мы с мистером Винсентом  безмолвно  сидели,  устремив
взгляд на Холмса.
   Голова моего друга была откинута на  спинку  кресла,  глаза  закрыты.
Только тонкая ленточка дыма, поднимавшаяся из  глиняной  трубки  Холмса,
свидетельствовала, что за пассивной маской его орлиного лица  скрывается
напряженная работа мысли. Через минуту он вскочил на ноги.
   - Воздух Эшдона, наверно, не причинит вам вреда, Уотсон, - сказал  он
энергично. - Мистер Винсент! Мой друг и я в вашем распоряжении.
   Было уже за полдень, когда мы сошли с  поезда  на  полустанке  Форест
Роу.  Мистер  Винсент  телеграфом  заказал  нам  помещение  в  гостинице
"Зеленый человек" - старом, потрескавшемся каменном здании.  Воздух  был
пропитан ароматом  леса,  покрывавшего  Сассекские  холмы.  Лес  окружал
селение со всех сторон. Когда я  глядел  на  этот  зеленый  пейзаж,  мне
казалось, что на фоне  безмятежных  окрестностей  трагедия  Фаулкс  Раса
приобретает еще более зловещий оттенок.
   Почтенный юрист, очевидно, разделял мои чувства, в то же время  Холмс
был целиком погружен в раздумья.  Он  не  принимал  никакого  участия  в
разговоре, если не считать его краткого замечания о том,  что  начальник
станции, по-видимому, несчастлив  в  браке  и  что  он  недавно  изменил
положение своего зеркала для бритья.
   Наняв в гостинице одноконный экипаж, мы отправились в поместье Фаулкс
Рас, расположенное в трех милях  от  деревни.  Дорога  шла  по  лесистым
склонам Пиппинфордского холма.
   Мы поднялись на его вершину, и я залюбовался видом чудесной  торфяной
равнины, поросшей вереском. Мистер Винсент коснулся моей руки.
   - Фаулкс Рас, - сказал он.
   Это был длинный дом из серого камня. Поля, начинающиеся прямо от стен
старинного здания,  переходили  в  глубокую  лесистую  долину,  над  ней
вертикально поднимался столб дыма, и оттуда  слышалось  гудение  паровой
пилы.
   -  Эшдонская  лесопилка,  -  пояснил  мистер  Винсент.  -  Эти   леса
расположены за границами поместья. В радиусе трех миль здесь нет  других
строений.
   Когда мы ехали по подъездной аллее, в дверях  дома  появился  пожилой
слуга. Узнав Винсента, он бросился нам навстречу.
   - Слава Богу, вы приехали, сэр! - воскликнул он. - Миссис Лонгтон...
   - Она вернулась? - прервал его мистер Винсент. - Бедняжка! Я сейчас к
ней пройду.
   - Здесь сержант Клэр и инспектор из Лондона.
   - Прекрасно, Морстед.
   - Одну минутку! - сказал  Холмс.  -  Перенесли  ли  куда-нибудь  тело
вашего хозяина?
   - Его положили в оружейную комнату, сэр.
   - Надеюсь, больше ни к чему не притрагивались? - спросил Холмс резко.
   - Нет, сэр, - пробормотал Морстед. - Все осталось как было.
   Из небольшого вестибюля, где Морстед забрал наши материалы  и  палки,
мы попали  сразу  в  большую  комнату  с  каменными  стенами,  сводчатым
потолком и несколькими узкими, заостренными  кверху  окнами.  Их  стекла
были расписаны цветными гербами,  через  которые  еле  пробивались  лучи
вечернего солнца. Тощий мужчина, сидевший за  письменным  столом,  увидя
нас, вскочил и покраснел от негодования.
   - Почему вы здесь, мистер Холмс?! - воскликнул он. - В этом деле  нет
необходимости применения ваших талантов. - Не сомневаюсь, что вы  правы,
Лестрейд, - беззаботно ответил мой друг. - Тем не менее бывали случаи...
   - Когда счастье оказывалось на стороне теоретика, мистер  Холмс?  Кто
же вызвал вас сюда, если полицейскому инспектору будет разрешено  задать
такой вопрос?
   - Мистер Винсент, юридический консультант семьи Эддлтон, - ответил я.
- Это он обратился за помощью к мистеру Шерлоку Холмсу.
   - Ах, вот как! -  воскликнул  Лестрейд,  бросив  недобрый  взгляд  на
маленького человека. - Но  теперь  уже  слишком  поздно  применять  ваши
великолепные теории, мистер Холмс. Преступник арестован. Всего хорошего,
джентльмены!
   - Минуточку, Лестрейд, - сказал Холмс решительно.  -  В  прошлом  вам
случалось ошибаться, и нет гарантии, что вы и в дальнейшем не  наделаете
ошибок. Возможно, в данном случае вы действительно арестовали виновного,
и, должен признаться, пока я и  сам  так  думаю.  Однако  вы  ничего  не
потеряете,  если  мне  придется  подтвердить  вашу  правоту.  С   другой
стороны...
   - Ах, это постоянное "с другой стороны"! Впрочем, - неохотно  добавил
Лестрейд, - я не считаю, что ваши  расследования  могут  принести  вред.
Если желаете терять время, мистер Холмс, - дело ваше. Ах, доктор Уотсон,
какое невероятное преступление!
   Я последовал за Холмсом к камину в дальний угол комнаты и  отшатнулся
при виде ужасной картины. На дубовом полу - большое черное пятно.  Камин
и  даже  стенная  панель  вблизи  были  покрыты   брызгами   и   пятнами
темно-красного цвета.
   Мистер Винсент, бледный как смерть, отвернулся и упал на стул.
   - Остановитесь, Уотсон, - отрывисто  приказал  Холмс.  -  Я  полагаю,
Лестрейд, что здесь не было отпечатков ног? - Он указал на  забрызганный
кровью пол.
   - Здесь были  следы  только  одного  человека,  мистер  Холмс,  Перси
Лонгтона, - с кислой улыбкой ответил Лестрейд.
   - Вот как! Похоже, что вы кое-чему научились.  Между  прочим,  что  с
халатом обвиняемого?
   - Как что?
   - Посмотрите на стены, Лестрейд, на стены! Конечно, если грудь халата
Лонгтона также испачкана кровью, можно будет быстро согласиться с вашими
доводами.
   - Рукава халата пропитаны кровью, если вы именно это имели в виду.
   - Ну, это вполне естественно. Ведь  Лонгтон  помогал  поднять  голову
умирающего. Рукава мало что дают. Халат у вас?
   Инспектор Скотленд-Ярда пошарил в своем кожаном  саквояже  и  вытащил
серый шерстяной халат. - Вот он.
   - Гм! Пятна на рукавах и краях халата. А на груди  ни  одного  пятна.
Любопытно, но, к сожалению, неубедительно. А! Это орудие преступления!
   Лестрейд вытащил из саквояжа жуткий предмет. Это был топор с коротким
и узким топорищем и широким лезвием. Он был целиком из стали.
   - Это, очевидно, очень старинная вещь, - сказал  Холмс,  рассматривая
лезвие через лупу. - Между прочим, куда был нанесен удар?
   - Вся верхняя часть  черепа  сквайра  Эддлтона  была  рассечена,  как
гнилое яблоко, - ответил Лестрейд. - Поистине чудо, что к нему вернулось
сознание хотя бы на миг.  Чудо,  довольно-таки  неприятное  для  мистера
Лонгтона, - добавил он.
   - Говорят, сквайр произнес его имя.
   - Стройная молодая женщина, рыдая, вбежала в комнату. Ее темные глаза
лихорадочно горели, руки были крепко сжаты.
   - Спасите его! - дико кричала она. - Он  невиновен,  клянусь  вам!  О
мистер Холмс, спасите моего мужа!
   Не думаю, чтобы  кто-нибудь  из  нас,  не  исключая  даже  Лестрейда,
остался равнодушным в этот момент.
   - Я сделаю все, что в моих силах, - сказал Холмс мягко.  -  А  теперь
расскажите мне о своём муже.
   - Он самый добрый человек на свете!
   - Не сомневаюсь. Но я имею в виду его внешние данные. Например, могли
бы вы сказать, что он ростом выше сквайра Эддлтона?
   Миссис Лонгтон удивленно взглянула на Холмса.
   - Конечно, нет, - сказала она. - Ведь сквайр выше шести футов...
   - Так. Мистер Винсент, может быть, вы сможете уточнить, когда  сквайр
Эддлтон начал продавать свое имение по частям?
   - Первая продажа имела место два года  тому  назад,  вторая  примерно
полгода, - ответил юрист без колебания. - А теперь, мистер Холмс, если я
вам не нужен, я уведу миссис Лонгтон в гостиную.
   Мой друг поклонился.
   - Нам незачем больше беспокоить миссис Лонгтон, - сказал он. - Но мне
хотелось бы сказать несколько слов дворецкому.
   В ожидании последнего Холмс подошел к окну и, заложив руки за  спину,
глядел на пустынный ландшафт. Лестрейд, снова  усевшийся  за  письменный
стол, грыз кончик ручки и с любопытством глядел на Холмса.
   - А, Морстед! - сказал Холмс, когда вошел дворецкий. -  Вы,  конечно,
хотите сделать все, чтобы помочь мистеру Лонгтону. Мы  приехали  сюда  с
тем же намерением.
   Дворецкий беспокойно переводил взгляд с Лестрейда на Холмса.
   - Ну-с, - продолжал мой друг, - я уверен, что вы сможете оказать  эту
помощь. Например, постарайтесь вспомнить, не получал ли сквайр  писем  в
тот вечер.
   - Да, сэр. Он получил одно письмо.
   - Вот как! Не можете ли вы еще чего-нибудь добавить?
   - Боюсь, что нет, сэр. На конверте был местный штемпель, сам  конверт
был обычный, дешевый.  Такими  пользуются  все.  Но  меня  удивило...  -
Дворецкий на миг замялся.
   - Что же удивило вас? Может быть, поведение сквайра? -  тихо  спросил
Холмс.
   - Да, сэр, как раз это самое. Как только я подал ему письмо,  он  тут
же вскрыл его и начал читать. По мере того как он  читал,  на  его  лице
появилось такое выражение, что я был рад убраться из  комнаты.  Когда  я
вернулся, сквайр вышел, а на колосниках  камина  тлели  куски  сожженной
бумаги.
   Холмс потер руки.
   - Ваша помощь неоценима, Морстед, - сказал он. -  Теперь  вспоминайте
хорошенько. Полгода тому назад, как вы, может быть, знаете,  ваш  хозяин
продал участок земли. Вы, конечно, не сможете припомнить,  не  приходило
ли к вашему хозяину в то время письмо.
   - Нет, сэр, не помню.
   - Это естественно. Благодарю вас, Морстед, я думаю, это все.
   Что-то в голосе Холмса заставило меня поднять  на  него  глаза,  и  я
изумился  перемене,  происшедшей  в  нем.   Глаза   Холмса   горели   от
возбуждения, легкая краска появилась на щеках.
   - Садитесь, Уотсон, - пригласил он, - вон туда. - Он выхватил лупу из
кармана и начал тщательный осмотр.
   Я с увлечением  следил  за  ним.  Камин,  каминная  доска,  даже  пол
подверглись тщательному и методичному осмотру, Холмс ползал на коленях.
   В середине комнаты лежал персидский ковер. Добравшись до него.  Холмс
вдруг замер на месте.
   - Вам следовало бы заметить это, Лестрейд, - тихо сказал он. -  Здесь
видны слабые отпечатки ноги.
   - Что из этого, мистер Холмс? - ухмыльнулся Лестрейд, подмигивая мне.
- По этому ковру ходило много народу.
   - Но в последние дни не было дождя. Сапог, оставивший этот след,  был
слегка влажный. Мне незачем объяснять вам причины.
   Алло! А это еще что?
   Холмс соскоблил что-то с ковра и  тщательно  рассмотрел  через  лупу.
Лестрейд и я подошли к нему.
   - Ну, что же это?
   Не говоря ни слова, Холмс передал лупу инспектору и протянул руку,  в
которой что-то лежало.
   - Пыль, - объявил Лестрейд.
   - Сосновые опилки, - спокойно возразил Холмс. - Мелкие крупинки  ясно
видны. Заметьте, что я соскоблил их со следа сапога.
   - Правильно, Холмс! - воскликнул я. - Но мне  непонятно...  Мой  друг
взглянул на меня блестящими глазами.
   - Пойдемте, Уотсон, - сказал он, - разыщем конюшню.
   На мощеном дворе мы подошли к конюху, который насосом накачивал воду.
Я еще прежде говорил, что Холмс обладал  даром  заводить  непринужденные
беседы с трудовым людом. Обменявшись с конюхом несколькими  словами,  он
добился полного его доверия, и,  когда  мой  друг  высказал  мысль,  что
сейчас, наверно, трудно будет установить, на какой  лошади  ездил  в  ту
ночь его хозяин, конюх туг же ответил:
   - Это была Рейнджер, сэр. Вот ее стойло. Вы хотите посмотреть копыта?
Почему бы нет? Вот, пожалуйста, и можете скрести их своим ножом  сколько
душе угодно.
   Холмс внимательно осмотрел кусочки земли,  снятые  с  копыта  лошади,
осторожно спрятал их в конверт и,  вложив  в  руку  конюха  полсоверена,
снова вошел в дом.
   - Теперь, Уотсон, нам осталось только одно: забрать шляпы и  палки  и
вернуться в гостиницу, -  внезапно  объявил  Холмс.  -  А,  Лестрейд!  -
продолжал он, когда инспектор Скотленд-Ярда появился в дверях. - Я  хочу
обратить ваше внимание на стул возле камина.
   - Но ведь около камина нет стула!
   - Вот поэтому-то я и обращаю на него ваше внимание. Пойдемте, Уотсон,
нам здесь нечего больше делать.
   Вечер прошел довольно приятно, хотя я немного досадовал на Холмса. Он
отказался отвечать на мои расспросы под  предлогом,  что  завтра  сможет
дать более подробный ответ. Холмс вступил с хозяином гостиниц в разговор
на местные темы,  которые  для  нас,  посторонних,  не  представляли,  в
сущности, никакого интереса.
   Проснувшись на следующее утро, я с удивлением узнал, что мой друг уже
успел позавтракать и два  часа  тому  назад  куда-то  ушел.  Я  как  раз
заканчивал завтрак, когда Холмс вернулся, по-видимому, очень  освеженный
утренней прогулкой.
   - Где вы пропадали? - спросил я.
   - Я следовал примеру ранней пташки, Уотсон, - рассмеялся он.  -  Если
вы уже покончили с завтраком, едем в Фаулкс Рас за Лестрейдом.  Наступил
момент, когда он может оказаться полезным.
   Через полчаса мы снова были в старом поместье. Лестрейд приветствовал
нас довольно нелюбезно и, выслушав моего друга, с изумлением взглянул на
него.
   - Ну зачем нам бродить по торфяным полям? - сказал инспектор. - Какая
муха вас укусила, Холмс?
   Мой друг ответил сухо:
   - А я-то думал предоставить вам возможность самому арестовать  убийцу
сквайр" Эддлтона.
   Лестрейд схватил Холмса за руку.
   - Вы это серьезно?! - воскликнул он. - А как же с уликами?
   Ведь они ясно доказывают... Шерлок  Холмс  молча  указал  пальцем  на
длинные склоны вересковых полей, за которыми виднелась лесистая долина.
   - Там, - спокойно сказал он.
   Эту прогулку я долго буду помнить. Я знаю, что Лестрейд, как и я,  не
имел ни малейшего представления, куда мы идем. Мы следовали  за  высокой
худощавой фигурой Холмса  по  лугам,  каменистой  дороге,  по  пустынным
торфяникам. Пройдя свыше мили, мы добрались до поросшей лесом  долины  и
вошли в тень  сосен.  До  нас  доносилось  жужжание  паровой  лесопилки,
похожее  на  гудение  гигантского   насекомого.   Воздух   был   насыщен
характерным  запахом  обжигаемого  дерева.  Вскоре  мы  оказались  среди
штабелей строевого леса Эшдонской лесопилки.
   Не  колеблясь  ни  минуты.  Холмс  направился  к  хижине  с  надписью
"Управляющий"  и  решительно  постучал.   Миг   ожидания   -   и   дверь
распахнулась.
   Мне редко приходилось  видеть  более  внушительную  фигуру,  чем  та,
которая появилась перед нами на пороге. Хозяин  хижины  был  гигантского
роста, его широкие плечи закрывали всю  дверь,  спутанные  волосы  рыжей
бороды свисали на грудь наподобие львиной гривы.
   - Что вам нужно? - проворчал он.
   - Полагаю, что имею удовольствие говорить с мистером Томом Грирли?  -
вежливо спросил Холмс.
   Человек не отвечал. Он откусил кусок жевательного табака.  Его  глаза
холодно глядели на нас.
   - Ну и что же, если это так? - спросил он наконец.
   - Друзья называют вас Лонг Том - Длинный Том, не правда ли? -  сказал
спокойно Холмс. - Так вот, мистер Томас Грирли, думаю, что вы поступаете
неблагородно, заставляя ни в чем не повинного человека расплачиваться за
ваши злодеяния.
   Одно мгновение гигант стоял  неподвижно,  словно  каменный,  затем  с
диким ревом бросился на Холмса. Мне удалось обхватить его  за  талию,  а
руки Холмса ,были погружены в торчащую, спутанную бороду Грирли. Все  же
нам пришлось бы плохо, если бы Лестрейд не приставил револьвер  к  виску
этого  человека.  Только  прикосновение  холодной  стали  заставило  его
прекратить сопротивление. В ту же минуту Холмс  защелкнул  наручники  на
его огромных узловатых руках.
   По блеску глаз Грирли я предположил было,  что  он  снова  собирается
наброситься на нас, но он вдруг грустно рассмеялся и обратился к Холмсу.
   - Не знаю, кто вы, мистер, - сказал он, - но вы ловко это  проделали.
Если расскажете мне, как вам это удалось, я отвечу на все ваши вопросы.
   Он провел нас в небольшую контору и бросился на стул, предоставив нам
самим устраиваться как угодно.
   - Как вы меня  нашли,  мистер?  -  беззаботно  спросил  он,  поднимая
скованные руки, чтобы откусить еще кусок табака.
   - К счастью для невиновного, мне удалось обнаружить  кое-какие  следы
вашего присутствия, - сказал Холмс. - Признаюсь,  когда  мне  предложили
расследовать  это  дело,  я  был  убежден  в  виновности  мистера  Перси
Лонгтона. Эта уверенность сохранилась у меня  и  по  прибытии  на  место
преступления. Но вскоре я познакомился с  рядом  деталей,  которые  были
незначительны сами по себе, но бросали  новый  свет  на  все  это  дело.
Ужасный удар, убивший сквайра Эддлтона, испачкал  кровью  камин  и  даже
часть стены. Почему же не было пятен  на  груди  халата  того  человека,
который нанес этот удар?  В  этом  было  что-то  непонятное,  вызывающее
сомнение. Далее, я заметил, что у камина,  где  лежал  убитый,  не  было
стула. Значит, сквайра ударили, когда он стоял, а не сидел,  а  так  как
была рассечена верхняя часть черепа, значит, удар был нанесен с того  же
уровня, если не с большей высоты. Когда я узнал от миссис  Лонгтон,  что
сквайр имел свыше шести футов роста, у меня уже не было сомнений в  том,
что в ходе следствия возникла серьезная ошибка. Мне удалось  установить,
что в то утро сквайр получил  письмо,  которое  он,  по-видимому,  сжег.
Сейчас  же  вслед  за  этим  он  поссорился  с  племянником  по   поводу
предполагаемой  продажи  одной  из  ферм.  Сквайр  Эддлтон  был  богатым
человеком. Спрашивается, к чему же  было  тогда  периодически  продавать
свои земли, причем первая продажа была произведена два года тому  назад.
Ясно, что его жестоко шантажировали.
   - Ложь, клянусь Богом! - прервал яростно  Грирли.  -  Он  должен  был
только вернуть то, что ему не принадлежало. В этом заключается истина.
   - Осматривая комнату, - продолжал  мой  друг,  -  я  обнаружил  следы
сапог, на что и обратил ваше внимание, Лестрейд, а так как  погода  была
сухая, то я, разумеется, понял, что след был оставлен  после  совершения
преступления. Сапог этого  человека  оказался  влажным  потому,  что  он
ступил в лужу  крови.  Сквайр,  под  влиянием  резких  протестов  своего
племянника, после  обеда  куда-то  уехал  верхом.  Ясно,  что  он  хотел
переговорить с кем-то, быть может, умолять его. В полночь  этот  человек
пришел в дом. Он должен был обладать очень  высоким  ростом  и  огромной
силой, чтобы с  одного  удара  рассечь  череп.  На  подошвах  ног  этого
человека  были  сосновые  опилки.  Между  мужчинами   произошла   ссора,
возможно, из-за отказа платить, затем более высокий  человек  сорвал  со
стены оружие и, раздробив череп сквайру, скрылся. Где, спрашивал я себя,
можно  найти  землю,  смешанную  с  древесными  опилками?   Конечно,   в
лесопилке. А здесь в долине находится только  Эшдонская  лесопилка.  Мне
еще прежде приходила мысль,  что  ключ  к  этому  ужасному  преступлению
следует искать в прежней жизни сквайра. Поэтому  я  провел  поучительный
вечерок, болтая с хозяином нашей  гостиницы.  Задавая,  по  его  мнению,
праздные вопросы, я вытянул из него ценные сведения. Два года тому назад
какой-то австралиец был назначен  управляющим  Эшдонской  лесопилкой  по
личной рекомендации сквайра Эддлтона. А сегодня утром, когда вы вышли из
своей хижины, Грирли, чтобы дать рабочим дневное  задание,  я  стоял  за
этими  штабелями  строевого  леса.  Я  увидел  вас  и  понял,  что  дело
закончено.
   Австралиец напряженно, с горькой улыбкой слушал рассказ Холмса.
   - Моя беда заключается в том, что он пригласил именно вас, мистер,  -
сказал он дерзко. - Но я не хочу нарушать нашего уговора и расскажу  вам
сейчас то  немногое,  чего  вы  еще  не  знаете.  История  начинается  с
семидесятых годов, когда недалеко от Калгурли было открыто месторождение
золота.  У  меня  был  младший  брат,  который  вступил  в  компанию   с
англичанином, носящим имя Эддлтона. Оба, разумеется, разбогатели.
   В те времена дороги к золотым приискам были небезопасны, потому что в
зарослях орудовали беглые каторжники. Так вот, всего лишь  через  неделю
после того, как мой брат и Эддлтон напали на новую  жилу,  был  ограблен
транспорт с золотых приисков в Кялгурли, охранник и кучер застрелены. По
ложному доносу Эддлтона мой несчастный брат  был  схвачен  и  обвинен  в
нападении на транспорт с золотом. В те дни закон  действовал  быстро,  и
брата в ту же  ночь  повесили  на  дереве.  Золотоносная  жила  осталась
целиком во владении Эддлтона. Меня в  то  время  не  было  на  месте,  я
работал на рубке строевого леса в Голубых Горах. Лишь через два  года  я
узнал от одного золотоискателя правду, которую сообщил ему перед смертью
помощник повара.  Этот  помощник  повара  был  в  свое  время  подкуплен
Эддлтоном. Эддлтон нажился и вернулся в Старый Свет. У меня же  не  было
ни гроша, чтобы поехать за ним. С этого дня я начал откладывать  деньги,
чтобы поехать разыскивать убийцу моего  брата...  Да,  убийцу,  будь  он
проклят! Только через двадцать лет я нашел его, и этот  миг  вознаградил
меня за все годы лишения и ожидания.
   "Доброе утро, Эддлтон", - сказал я. Его лицо сделалось серым,  трубка
выпала изо рта.
   "Лонг Том Грирли!" - проговорил он и задохнулся. Я  подумал,  что  он
лишится сознания. Ну, мы с ним побеседовали, и я заставил его  дать  мне
эту работу. И начал я выкачивать из него  деньги.  Это  был  не  шантаж,
мистер, а восстановление моих прав на имущество погибшего брата. Два дня
тому назад я снова написал ему письмо, и ночью он приехал ко мне верхом,
ругаясь и клянясь, что я разоряю его. Я сказал,  что  даю  ему  срок  до
полуночи: будет он платить или нет? Я обещал приехать к нему за ответом.
   Он ждал меня в холле, обезумевший от спирта  и  злобы.  Он  бранился,
кричал, что не боится моего  доноса  в  полицию.  Неужели,  говорил  он,
поверят словам грязного австралийского лесоруба,  а  не  ему,  владельцу
поместья и мировому судье!
   "Я так же удружу тебе, как удружил в  свое  время  твоему  никчемному
брату", - кричал он. Эти слова и заставили  меня  совершить  то,  что  я
сделал. В моем мозгу что-то  защелкнулось,  я  сорвал  со  стены  первое
попавшееся под руку  оружие  и  ударил  по  рычащей,  оскаленной  голове
Эддлтона. Минуту я молча смотрел на него...  "Это  тебе  за  меня  и  за
Джима", - прошептал я, повернулся и  убежал.  Вот  и  вся  моя  история,
мистер. А теперь я хочу, чтобы вы увели меня, прежде  чем  вернутся  мои
рабочие.
   Лестрейд и его пленник уже дошли до двери, когда их  остановил  голос
Холмса.
   - Мне хотелось бы знать, - сказал он, - известно ли вам, каким именно
оружием вы убили сквайра Эддлтона?
   - Я уже сказал,  что  схватил  со  стены  первое  попавшееся  оружие.
Кажется, это был топор или дубинка...
   - Это был топор палача, - сказал Холмс.
   Австралиец ничего  не  ответил,  но,  когда  он  пошел  к  дверям  за
Лестрейдом, мне показалось, что  странная  улыбка  осветила  его  грубое
бородатое лицо.
   Мой друг и я медленно шли по лесу.
   - Странно, - сказал я, - что ненависть и  чувство  мести  могут  жить
двадцать лет.
   - Дорогой Уотсон, - возразил Холмс, - вспомните  старую  сицилианскую
поговорку: месть - это  единственное  блюдо,  которое  особенно  вкусно,
когда его едят в холодном состоянии. Но посмотрите-ка, -  продолжал  он,
прикрывая рукою глаза, - вон какая-то женщина бежит к нам  по  тропинке.
Это, видимо, миссис Лонгтон. Хотя  я  и  обладаю  некоторым  количеством
рыцарских  чувств,  я  не  в   настроении   слушать   излияния   женской
благодарности. Поэтому давайте пойдем боковой тропинкой за кустами. Если
мы прибавим шагу, мы поспеем к вечернему поезду в Лондон. 6
 
 
5 
 
 



ПЕРСТ СВЯТОГО ПЕТРА 
 
Агата КРИСТИ 
Перевод с английского Н. Дробышевой 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   - А теперь ваша очередь, тетя Джейн, - сказал Реймонд Уэст.
   - Да-да, тетушка Джейн, мы ждем от  вас  захватывающего  рассказа,  -
подала голос Джойс Ламприер. Чего-нибудь эдакого, с изюминкой.
   - Да вы надо мной смеетесь, мои дорогие. Думаете,  если  я  всю  свою
жизнь провела в  захолустье,  то  со  мной  не  могло  произойти  ничего
интересного?
   - Господь с вами, тетушка, я никогда не считал, что деревенская жизнь
течет так уж мирно и безмятежно, - с  жаром  возразил  Реймонд  Уэст.  -
Особенно после всех тех ужасов, о которых вы нам рассказывали.
   - Человеческая натура,  мой  дорогой,  повсюду  одинакова.  Просто  в
деревне все на виду.
   - Вы необыкновенный человек, тетушка Джейн, -  воскликнула  Джойс.  -
Это ничего, что я зову вас  "тетушкой"?  Сама  не  пойму,  как  оно  так
выходит.
   - Ой ли? - старая дама на миг подняла глаза, и  ее  чуть  насмешливый
взгляд заставил девушку залиться краской.
   Реймонд Уэст беспокойно заерзал в кресле и смущенно закашлялся.  Мисс
Марпл оглядела Реймонда и Джойс, улыбнулась  и  снова  взялась  за  свое
вязание.
   - Да, я прожила ничем не примечательную жизнь, но тем не менее у меня
есть кое-какой опыт  по  части  решения  всяких  житейских  головоломок.
Некоторые из них были проще пареной репы и  вряд  ли  заинтересуют  вас:
что-то вроде того, "кто украл сетку с продуктами у  миссис  Джонс",  или
"почему миссис Симс только однажды появилась на людях в своей шубке". Но
эти маленькие задачки на самом деле очень  интересны,  если  занимаешься
изучением человеческой природы.
   Единственное  происшествие,  которое  могло  бы  вас  заинтересовать,
случилось с моей бедной племянницей Мэйбл. С тех пор минуло уже десять с
лишним лет и, к счастью, все уже быльем поросло... - Мисс Марпл умолкла,
потом пробормотала себе под нос: - Так.., надо сосчитать  петли  в  этом
ряду. Кажется, я ошиблась... Одна, две, три, четыре,  пять,  теперь  три
вместе с накидом... Все правильно. Так, о чем это я говорила? Ах, да,  о
моей бедняжке Мэйбл. Она была  милая  девушка,  право  же  очень  милая,
только немного глуповатая. А кроме того - сентиментальная и  слишком  уж
несдержанная в растроенных чувствах. В двадцать два года она вышла замуж
за мистера Денмена. Я очень надеялась, что это ее увлечение пройдет  без
серьезных последствий: мистер Денмен был очень вспыльчивым человеком,  а
такой, как Мэйбл, нужен муж добрый и снисходительный к ее недостаткам. К
тому же, как я узнала, в роду у  Денменов  были  душевнобольные.  Однако
девушки во все времена отличались упрямством.  Словом,  Мэйбл  вышла  за
него. Мы почти не виделись после ее замужества, ну разве, что  она  пару
раз навещала меня. Правда, они неоднократно звали меня в гости,  но  мне
всегда бывает не по себе в чужом доме, и я всякий  раз  под  благовидным
предлогом отклоняла приглашения.
   Они  прожили  в  браке  десять  лет,  когда   мистер   Денмен   вдруг
скоропостижно скончался. Детей у них не было, и все его деньги перешли к
Мэйбл. Разумеется, я написала ей и предложила приехать, если  она  хочет
меня видеть, но  получила  в  ответ  очень  спокойное  и  рассудительное
письмо. Я поняла, что она  не  слишком  убивается,  и  это  было  вполне
естественно:  насколько  мне  было  известно,  последнее  время  они  не
очень-то ладили друг с другом.
   Но не прошло и трех месяцев, как  я  получила  от  Мэйбл  исполненное
отчаяния письмо с просьбой приехать. Она писала, что дела идут все  хуже
и хуже, что она не выдерживает такой жизни. Я  быстренько  уладила  свои
дела и отправилась к ней.
   Я застала ее в очень плачевном состоянии - сплошной комок нервов,  да
и только.  Дом,  в  котором  она  жила,  назывался  "Миртл-Дени"  и  был
просторным и удобным. В доме жили кухарка и горничная, а также  сиделка,
которая ухаживала за старым мистером Денменом, свекром  Мэйбл.  У  него,
как это говорится, не все в  порядке  с  головой.  В  общем  человек  он
спокойный, прекрасно воспитанный, но временами какой-то странный. Как  я
уже говорила, у них в роду были душевнобольные.
   Перемены, произошедшие в Мэйбл, потрясли меня до глубины души. Теперь
ее почти невозможно было вызвать на откровенность. Я не  стала  задавать
ей лобовых вопросов, а завела речь о ее друзьях,  Галахерах.  Она  часто
упоминала о них в своих письмах ко мне. Мэйбл ответила, что  теперь  она
почти не видится с ними. Как, впрочем и с другими знакомыми.  Я  сказала
ей на это, что неразумно отгораживаться от  всего  света  и  порывать  с
друзьями. Вот тут-то все и выплыло наружу. По словам Мэйбл,  в  этом  не
было ее вины. "Ни одна живая душа здесь не желает знаться со  мной,  все
шарахаются от меня, как от прокаженной! Это ужасно! Это  уже  совершенно
невыносимо. Я хочу продать дом и уехать за границу, но  почему,  скажите
на милость, я должна бежать из  собственного  дома?  А  ведь  ничего  не
поделаешь. Как же быть?" - Даже и передать не могу, как я  расстроилась,
- сказала мисс Марпл, обращаясь к своим слушателям.
   "Моя дорогая Мэйбл, - заявила я ей, - удивляюсь я тебе.  Ведь  должна
же быть какая-то причина всему этому...".
   Но Мэйбл всегда отличалась строптивым характером,  поэтому  оказалось
очень непросто добиться от нее правдивого ответа. Она твердила что-то  о
злобных  наговорах,  о  лодырях,  ничем  не  занятых  кроме  сплетен   и
забивающих людям голову своими бреднями.
   "Все ясно, - сказала я. Очевидно по городку о тебе ходят сплетни.  Но
с чем это  связано?  Выкладывай  все  как  есть."  "Это  так  жестоко  и
несправедливо", - простонала Мэйбл.
   "Конечно, жестоко, но ты не сообщила мне ничего такого, что стало  бы
для меня откровением. А теперь, Мэйбл, скажи как  на  духу,  что  именно
говорят о тебе люди"?
   И тут все вышло наружу. Оказалось, что Годфри умер в одночасье, и это
дало пищу разным домыслам и догадкам. Пошли разговоры о том,  что  Мэйбл
отравила своего мужа. Ничто так не ранит, как подобного рода пересуды, и
бороться с ними, оправдываться - чрезвычайно трудно. Когда люди  болтают
за глаза, вы не можете ни отрицать, ни возмущаться, а сплетня разносится
вдаль и вширь, обрастая новыми подробностями, и никто и ничто не в силах
положить этому конец. Я была совершенно уверена только  в  одном:  Мэйбл
никак не способна отравить кого бы то ни было. И я не понимала, с  какой
стати ее  жизнь  должна  быть  испорчена  только  из-за  того,  что  она
совершила какую-то глупость.
   "Но ведь дыма без огня  не  бывает,  -  сказала  я  ей.  -  А  теперь
признайся, Мэйбл, что могло дать пищу таким пересудам? Должно же  что-то
быть". И она стала мямлить, что-де  не  знает  никакой  другой  причины,
кроме внезапной смерти Годфри. За ужином он был как огурчик, а ночью ему
вдруг стало плохо. Послали за доктором, но бедняга умер через  несколько
минут после его прихода. По мнению врача, смерть наступила в  результате
отравления грибами.
   "Ну, - сказал я, - этого для сплетен недостаточно, должно быть что-то
еще". И Мэйбл ответила, что за завтраком между ними произошла ссора.
   "И слуги, надо думать, все слышали?" - предположила я "Их не  было  в
комнате".
   "Но, моя дорогая, они  могли  услышать  из-за  двери."  Я  знаю,  как
истошно может кричать Мэйбл, да и Годфри Денмен никогда  не  сдерживался
во гневе.
   "Из-за чего вы погрызлись?" "О, обычное дело. Всегда одно  и  то  же.
Сначала вспылишь из-за какой-нибудь мелочи, а уж потом Годфри становился
совершенно несносен, начинал говорить ужасные вещи.  Так  было  и  в  то
утро. Я не сдержалась и высказала ему все, что о нем думаю".
   "То есть вы крупно разругались?" "Это не моя вина." "Дорогая девочка,
- сказала я, - не имеет значения, кто был виноват. Сейчас мы говорим  не
об этом. В таком городке, как  ваш,  очень  трудно  что-либо  утаить  от
людей. Все мигом обо всем узнают.  Вы  часто  ссорились,  а  в  то  утро
особенно  рьяно,   а   ночью   твой   муж   умирает   при   таинственных
обстоятельствах. Это все, или было что-то еще?" "Я не понимаю, тетя, что
вы имеете в виду под "чем-то еще".
   "Только то, что я сказала, дорогая. Если ты сделала еще  какую-нибудь
глупость, ради Бога, ничего не скрывай. Я  хочу  только  одного,  помочь
тебе." "Никто и ничто не  поможет  мне,  кроме  смерти",  -  в  отчаянии
вскричала Мэйбл.
   "Ты должна верить в Провидение. Теперь я знаю, что ты рассказала  мне
еще не все." Я всегда, даже когда Мэйбл была ребенком,  знала,  скрывает
она что-нибудь или нет, и умела добиться правды.
   Оказалось, что в то утро Мэйбл отправилась к аптекарю, купила немного
мышьяка и, конечно, расписалась за покупку. Ну и  естественно,  аптекарь
начал болтать.
   "Кто ваш врач"? - спросила я.
   "Доктор Роулинсон".
   Я знала его в лицо, Мэйбл  как-то  раз  показала  его  мне.  Это  был
дряхлый старик, и у меня достаточно жизненного  опыта,  чтобы  верить  в
точность его диагнозов. Некоторые доктора -  умные  люди,  другие  -  не
очень, но в пятидесяти случаях из ста даже лучшие из них не  знают,  как
вас  лечить.  Я  одела  шляпку  и  отправилась  повидаться  с   доктором
Роулинсоном. Он оказался именно таким, каким  я  его  помнила  -  милым,
добродушным, рассеянным стариком, подслеповатым и тугим  на  ухо,  и,  к
тому же, раздражительным и обидчивым. Стоило мне  обмолвиться  о  смерти
Годфри,  как  он  пустился  в  пространные  рассуждения  о  съедобных  и
несъедобных грибах. Доктор сообщил мне, что расспрашивал кухарку, и  она
сказала ему, что один или два гриба показались  ей  подозрительными,  но
коль скоро их доставили из лавки, она решила, что все в порядке. Однако,
чем дольше она раздумывала о грибах, тем больше убеждалась, что они были
какие-то странные. Еще доктор рассказал, что когда он пришел к больному,
тот не  мог  глотать  и  умер  через  несколько  минут  после  появления
Роулинсона. Он выдал свидетельство о смерти об  отравлении  от  ядовитых
грибов,  но  в  какой   степени   этот   диагноз   диктовался   истинной
уверенностью, а в какой - упрямством, я сказать не могу.  От  доктора  я
отправилась домой и без обиняков  спросила  Мэйбл,  зачем  она  покупала
мышьяк. Должна же быть тому какая-то причина.
   "Ты сделала это с какой-то целью?" - спросила я, Мэйбл разрыдалась.
   "Я хотела умереть. Я была так несчастна, что подумывала свести  счеты
с жизнью." "Мышьяк все  еще  у  тебя?"  "Нет,  я  его  выбросила."  "Что
произошло, когда твоему мужу стало плохо? Он позвал тебя?
   "Нет, - покачала она головой, -  он  громко  позвонил.  Ему  пришлось
звонить несколько раз, пока  наконец,  услышала  Дороги,  горничная.  Та
разбудила служанку, и они спустились вниз. Когда Дороти увидела  Годфри,
она очень испугалась. Он бредил. Оставив с ним кухарку, она бросилась за
мной. Я сразу увидела, что он безнадежен. К сожалению, Брюстер,  которая
ухаживала за старым мистером Денменом,  была  в  отлучке  и  в  доме  не
оказалось никого, кто  бы  знал,  что  делать.  Я  отправила  Дороти  за
доктором, а кухарка и я остались с ним. Через несколько минут мне  стало
совсем невмоготу - это было так ужасно, - и я убежала в свою  комнату  и
заперлась.
   "Какое бездушие, - сказала я. - Такое  поведение,  несомненно,  очень
повредило тебе. Кухарка, конечно же,  рассказывала  об  этом  направо  и
налево. Какая жалость!" Затем я поговорила со слугами. Кухарка принялась
рассказывать мне о грибах,  но  я  не  могла  больше  о  них  слышать  и
попросила подробнее рассказать о той ночи. Обе показали, что  их  хозяин
был уже в агонии, не мог пить и пытался  что-то  сказать,  но  это  было
только бессвязное бормотание.
   "Что же он бормотал", - спросила я.
   "О какой-то рыбе, так ведь, Дороти?" Дороти кивнула.
   "Пакет рыбы, или какая-то чепуха в этом роде. Сразу было  видно,  что
он  не  в  себе."  Наконец,  исчерпав  все  возможности,  я  отправилась
поговорить с Брюстер. Это была изможденная женщина средних лет, пожалуй,
ближе к пятидесяти.
   "Какая жалость, что меня не было там в ту ночь, - сокрушалась она.  -
Пока не пришел доктор, никто, похоже,  и  не  пытался  ничего  сделать."
"Кажется, он бредил, - неуверенно сказала я. - Но ведь  это  не  симптом
отравления птомаином, не так ли?" "Это зависит от многих факторов." "Как
чувствует себя ваш подопечный?" "Он совсем плох."  "Слабость?"  "О  нет,
физически он чувствует себя совсем неплохо, а вот зрение...  Оно  быстро
слабеет. Может, он всех нас переживет, но он впал в полный маразм. Я уже
говорила и мистеру и миссис Денмен, что его надо поместить в  лечебницу,
но миссис Денмен не хочет и слышать об этом." Как я уже сказала, у Мэйбл
было очень доброе сердце.
   Вот так обстояли дела.
   Я  долго  ломала  голову  и  поняла,  что  в  таком  положении  можно
прекратить  сплетни  только  одним  способом  -  получив  разрешение  на
эксгумацию и исследование останков. Только тогда лживые языки  замолкнут
раз и навсегда.
   Мэйбл,  конечно,  разволновалась.  В  основном   по   сентиментальным
соображениям: грешно тревожить покой мертвых, и так далее. Но  я  твердо
стояла на своем.
   Не буду распространяться о том,  как  все  происходило.  Мы  получили
разрешение, и была сделана аутопсия, или  как  это  там  называется,  но
результат не оправдал ожиданий. Никаких следов мышьяка не  обнаружилось,
и это было хорошо, но само заключение гласило: не обнаружено ничего, что
могло бы послужить причиной заболевания или смерти. И  такое  заключение
не снимало всех подозрений: люди  продолжали  говорить  о  яде,  который
невозможно обнаружить и всякую чепуху такого же рода.
   Я повидалась с патологоанатомом,  который  проводил  исследование,  и
задала ему несколько вопросов. Он постарался в меру  своих  возможностей
ответить на них, но все, чего я добилась, - это утверждение: "очень мало
вероятно, что причиной смерти было отравление грибами." Тут мне  кое-что
пришло в голову, и я спросила, какой яд, если он был применен, мог стать
причиной смерти в данном случае.
   Из  пространных  объяснений  я  поняла  только,  что  смерть  вызвана
сильнодействующим алкалоидом растительного происхождения.
   Предположим, что Годфри, как и многие в его роду, был душевнобольным.
Разве не мог он совершить самоубийство? В молодости он изучал медицину и
вероятно многое узнал о ядах и их  действии.  Я  не  думала,  что  такое
возможно на самом деле, но больше ничего не приходило в голову. Я  зашла
в тупик.
   Вы, молодые люди, скорее всего, посмеетесь  надо  мной,  но  когда  я
попадаю в передрягу, я всегда читаю про себя одну и ту же молитву -  где
бы я ни была, на улице или на базаре. И я неизменно получала отклик. Это
мог быть какой-то маленький намек, никак даже не  связанный  с  причиной
затруднений. "Испроси и обрящешь" - это изречение  в  мои  детские  годы
висело у меня над кроваткой.
   В то утро я шла по Хай-стрит  и  упорно  молилась.  Шла  с  закрытыми
глазами, а когда открыла их, то увидела... Что, как вы думаете?
   Пять лиц повернулись к ней. На всех  читалась  та  или  иная  степень
заинтересованности, но никто из слушателей не мог бы угадать  правильный
ответ.
   - Я увидела, - выразительно сказала  мисс  Марпл,  -  витрину  рыбной
лавочки. В ней была выставлена свежая пикша.
   Она с торжеством оглядела присутствующих.
   - Бог ты мой! - сказал Реймонд Уэст. -  Ответ  на  милитву  -  свежая
пикша!
   - Да, Реймонд, - укоризненно сказала мисс Марпл. - И тут  ничего  нет
смешного: длань Господня вездесуща. И первое, что я  увидела,  -  черные
пятна, следы пальцев Святого Петра. Вы, наверное, знаете эту легенду?  И
тут я вспомнила все, что произошло с Мэйбл, и это вернуло  меня  к  моим
проблемам. Мне была необходима моя вера, истинная вера в Святого  Петра.
Мне было очень нужно его священное слово.
   Сэр Генри прыснул и поспешил закашляться.
   Джойс закусила губу.
   - И знаете, что мне пришло на ум? Кухарка и горничная упоминали  рыбу
как предмет, о котором говорил умирающий. Я  была  убеждена,  совершенно
убеждена  в  том,  что  решение  заключено  именно  в  этих  словах.   Я
отправилась домой, полная решимости докопаться до истины. - Она  немного
помолчала и продолжала: - Как правило, в любом разговоре  мы  улавливаем
общий смысл, но не обращаем внимания на собственные слова,  которыми  он
выражен. Поэтому, пересказывая разговор, мы  обычно  употребляем  не  те
слова, которые были сказаны, а совсем другие - такие, которые, по нашему
мнению, обозначают то же самое.
   И я снова поговорила с кухаркой и горничной, но  теперь  с  каждой  в
отдельности.  Я  спросила  кухарку,  уверена  ли  она,  что  ее   хозяин
действительно упоминал о пакете с рыбой. Она  ответила,  что  совершенно
уверена в этом. Были ли это точные слова, или же он упомянул о  какой-то
определенной рыбе?
   - Именно рыбы, что это может быть? Это ведь не та  рыба,  которую  вы
подавали к столу? Может быть это окунь или щука?
   Нет, ее название начиналось на другую букву. Дороти  тоже  вспомнила,
что ее хозяин говорил о какой-то определенной рыбе.  Какое-то  заморское
название.
   - Он говорил "пакет" или "кучка"? - спросила я.
   - По-моему, "кучка", но я не совсем  уверена  в  этом.  Очень  трудно
вспомнить реально сказанное слово, особенно, если оно не  совсем  внятно
произнесено.
   - Но теперь я была уверена, что им послышалось слово "брикет"  и  что
название рыбы начиналось с "к", но это не корюшка и не карась. А  затем,
чем я особенно горжусь, - сказала мисс Марпл, -  я  разыскала  несколько
медицинских книг. В одной из них был справочник по ядам. Понимаете,  моя
догадка состояла в том, что Годфри выпил какой-то особенный яд и пытался
выговорить его название.
   Я просмотрела все названия ядов на букву "п". Ничего, что звучало  бы
похоже. Затем перешла к букве "б" и почти сразу наткнулась на, что бы вы
думали? - Она оглянулась, оттягивая миг своего торжества. - Брикокарпин!
Разве можно понять человека, говорящего  с  трудом,  когда  он  пытается
произнести это слово? И на что оно  может  быть  похоже  для  кухарки  и
горничной, которые никогда не слыхали о таком яде? Разве это  не  похоже
на "брикет карпа"?
   - О, Юпитер! - воскликнул сэр Генри.
   - Я бы никогда не додумался до такого, - сказал доктор Пендер.
   - Очень интересно, право же очень, - сказал мистер Петерик.
   - Я быстро нашла нужную страничку и прочла все об этом  брикокарпине,
его действии на глаза, и еще много всего, что не имело прямого отношения
к случившемуся. Наконец, я дошла  до  очень  важной  фразы:  "С  успехом
применяется как противоядие при отравлении атропином". И я поняла все. Я
никогда не представляла себе, что Годфри может совершить самоубийство. И
новое решение головоломки было не только  возможным,  но  и  единственно
верным, поскольку все кусочки мозаики сложились в логическую картину.
   - Я даже не стану пытаться строить предположения,  -  сказал  Реймонд
Уэст. - Продолжайте, тетя Джейн.
   - Я ничего не понимаю в медицине, - сказала мисс Марпл, - но когда  у
меня стало плохо со зрением, доктор посоветовал мне закапывать  в  глаза
атропин-сульфат. И я без долгих раздумий  отправилась  прямо  к  старому
мистеру Денмену. Я не стала ходить вокруг да около.  "Мистер  Денмен,  -
сказала я, - мне все известно. Почему вы убили своего сына? Он посмотрел
на меня минуту или две - красивый это был старик, - а  потом  засмеялся.
Это был самый ужасный смех, который я когда-либо слышала. Только однажды
я слышала нечто подобное - когда бедная мисс Джонс сошла с ума.  "Да,  -
ответил он, - я добрался до Годфри. Я умнее его. Он собирался избавиться
от меня, не так ли? Запереть меня в сумасшедший дом. Я слышал,  как  они
обсуждали это. Мэйбл хорошая девочка, она защищала меня. Но я знаю,  что
ей не справиться с Годфри. В конце концов он настоял бы  на  своем,  как
всегда... Но я разделался с ним. Я убил  моего  доброго  любящего  сына.
Ха-ха!  Ночью  я  прокрался  вниз.  Это  было  очень   просто:   Брюстер
отлучилась. Мой дражайший сын спал. У его  кровати,  как  всегда,  стоял
стакан с водой. Обычно он просыпался среди ночи и выпивал его.  Я  отлил
из стакана немного воды и,  ха-ха!  -  опорожнил  туда  весь  пузырек  с
глазными каплями. Он проснулся и выпил его до дна,  прежде,  чем  понял,
что это такое. Всего одной столовой  ложки  оказалось  достаточно,  даже
больше, чем достаточно. Они  пришли  ко  мне  утром  и  очень  осторожно
сообщили о его кончине. Боялись меня расстроить, ха-ха!" - Вот  и  конец
всей истории, -  сказала  мисс  Марпл.  -  Разумеется,  бедного  старика
поместили в  сумасшедший  дом:  он  ведь  не  в  состоянии  отвечать  за
содеянное. А правда, правда стала известна. Все очень жалели  Мэйбл,  но
попробуйте-ка загладить вину за такое подозрение. А ведь если бы  Годфри
не понял, что он выпил, и не попытался бы попросить противоядие,  правду
никогда бы не узнали. При  отравлении  атропином,  конечно,  проявляются
свои характерные симптомы: расширение зрачков и все такое, но, как я уже
говорила, доктор Роуленсон был близорук и стар. В той  же  самой  книге,
где я прочитала про атропин, есть и симптомы отравления птомаином, и они
совершенно непохожи. Но я могу уверить вас, что никогда не установила бы
истину, не подумав о следах пальцев Святого Петра. Наступило молчание.
   -  Мой  дорогой  друг,  -  сказал  мистер  Петерик,   -   вы   просто
необыкновенный человек.
   - Я порекомендую Скотленд-Ярду обращаться к вам за советом, -  сказал
сэр Генри.
   - Но  все-таки  есть  что-то,  чего  вы  не  знаете,  тетя  Джейн,  -
проговорил Реймонд Уэст.
   - О, мои дорогие! Это произошло перед обедом, не  так  ли?  Когда  ты
повел Джойс любоваться закатом? Очень красивое место!  Цветущий  жасмин.
Очень похоже на то место, где молочник спросил Энни, может ли он сделать
оглашение в церкви.
   - Черт возьми, тетя Джейн, не разрушайте всю романтику. Джойс и  я  -
не Энни с ее молочником.
   - А вот тут ты ошибаешься дорогой. На самом-то деле все  люди  похожи
друг на друга. Но это мало кто понимает. Может, оно и к лучшему. 4
 
 
3 
 
 



ПОХИЩЕНИЕ КОРОЛЕВСКОГО РУБИНА 
 
Агата КРИСТИ 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   - Весьма сожалею... - сказал Эркюль  Пуаро.  Но  его  прервали...  Не
грубо, нет,  скорее  почтительно,  не  противореча,  а  искусно  пытаясь
переубедить.
   -  Пожалуйста,  не  отказывайтесь  сразу,  мсье   Пуаро.   Это   дело
затрагивает серьезные  государственные  интересы.  Ваша  помощь  получит
достойную оценку в высших сферах.
   - Вы чрезвычайно любезны, - Пуаро сделал рукой отстраняющий  жест,  -
но я действительно не могу принять ваше предложение. В это время года...
   И снова мистер Джесмонд прервал его.
   - Рождественские праздники, -  сказал  он  убедительно.  -  Подумайте
только. Рождество на старинный лад в английской деревне.
   Эркюль Пуаро содрогнулся. Мысль об английской деревне в зимнее  время
нисколько его не привлекала.
   - Доброе старое Рождество, - подчеркнул мистер Джесмонд.
   - Но я ведь не англичанин, - заметил Пуаро. - В моей стране Рождество
- это детский праздник. Мы празднуем Новый год.
   - В Англии, - сообщил мистер Джесмонд, - Рождеству придается  большое
значение, в Кингс Лейси вы увидите, как его у нас празднуют. Это, знаете
ли, чудесный старинный дом. Один из его  флигелей  был  построен  еще  в
четырнадцатом веке.
   Дрожь снова пробежала по спине Пуаро. При одной мысли  об  английской
усадьбе четырнадцатого века ему стало не  по  себе.  Он  уже  достаточно
натерпелся в таких старинных загородных домах. Пуаро одобрительно  обвел
глазами свое комфортабельное  жилище  с  многочисленными  радиаторами  и
новейшими приспособлениями, исключающими всякую возможность  сквозняков.
- Зимой, - твердо произнес он, - я не покидаю Лондон.
   - Мне кажется, мсье  Пуаро,  вы  недооцениваете  серьезность  данного
дела.
   Мистер Джссмонд бросил взгляд на своего спутника, потом  перевел  его
на Пуаро.
   Второй посетитель не произнес еще ничего, кроме  нескольких  вежливых
слов при знакомстве. Это был  молодой  человек  лет  двадцати  трех,  не
больше. Он сидел, уныло глядя на свои хорошо начищенные ботинки. Смуглое
лицо его выражало тревогу, он казался очень подавленным.
   - Да нет же, - возразил Пуаро, - я прекрасно понимаю, что дело  очень
серьезное и от всей души сочувствую его высочеству.
   - Ситуация чрезвычайно деликатная, - добавил мистер Джесмонд.
   Пуаро внимательно на него посмотрел.  Если  бы  кто-нибудь  попытался
одним словом описать мистера Джесмонда, то этим словом,  вероятно,  была
бы "сдержанность". Все в его облике было сдержанным. Хорошо  сшитый,  но
не броский костюм: приятный голос воспитанного человека,  который  редко
поднимался выше монотонного журчания; светло-каштановые  волосы,  слегка
редеющие на висках; бледное,  серьезное  лицо.  Пуаро  подумал,  что  он
знавал не менее десятка подобных мистеров Джесмондов и  каждый  из  них,
раньше пли позже, непременно произносил эту фразу: "Ситуация чрезвычайно
деликатная".
   - Полиция, - сказал Пуаро, - умеет, когда  это  требуется,  соблюдать
строжайшую секретность.
   Мистер Джесмонд решительно покачал головой.
   - Надо обойтись без полиции, - объявил он. - Возвращение того, о  чем
идет речь, почти неизбежно повлечет за собой судебное разбирательство, а
нам так мало известно. Пока у нас нет ничего, кроме подозрений.
   - Сочувствую от всей души, - повторил Пуаро. Если он  воображал,  что
его сочувствие произведет какое-то впечатление  на  посетителей,  то  он
ошибался. Они нуждались не в сочувствии, а в практической помощи. Мистер
Джссмонд снова заговорил о прелестях английского Рождества.
   - Старое английское Рождество вырождается, знаете ли, - сказал он.  -
В наши дни многие проводят его в ресторанах. Где  то  время,  когда  вся
семья собиралась вокруг праздничного стола, а дети вывешивали свои чулки
для подарков? Где  старое  английское  Рождество  с  елкой,  индейкой  и
пудингом, с хлопушками и снеговиком за окном?..
   Тут Пуаро прервал мистера Джесмонда, так как любил точность:
   -  Чтобы  слепить  снеговика  -  необходим   снег,   -   заметил   он
назидательно. - А снег не выпадает  по  заказу,  даже  ради  английского
Рождества.
   - Я только сегодня разговаривал  с  одним  приятелем-метеорологом,  -
сказал мистер Джесмонд, - и он сообщил мне, что на  Рождество  ожидается
снег. Ему не следовало этого говорить. Еще более сильная дрожь пробежала
по телу Пуаро.
   - Снег в деревне! - воскликнул он. - Что может быть ужаснее! Большой,
промозглый каменный дом.
   - Вот уж нет, - поправил его мистер Джесмонд. - Многое изменилось  за
последние десять лет. Там теперь центральное отопление.
   - В Кинге Лейси центральное отопление? - спросил Пуаро. Он, казалось,
в первый раз заколебался.
   Мистер Джесмонд не упустил представившейся возможности.
   - Именно так, - сказал он, - радиаторы в  каждой  спальне,  в  ванных
комнатах горячая вода. Поверьте, дорогой мсье Пуаро, и  в  зимнее  время
Кинге Лейси на редкость комфортабельный дом. Не исключено, что  вам  там
покажется даже слишком жарко.
   - Ну, это маловероятно,  -  возразил  Пуаро.  Мистер  Джесмонд  умело
перевел разговор.
   - Ведь вы понимаете, какая перед нами сложная дилемма? -  спросил  он
доверительным тоном.
   Эркюль  Пуаро  кивнул.  Вопрос  был,  действительно,  не  из  легких.
Сидевший перед ним юноша, единственный сын правителя  богатой  восточной
страны, в будущем сам должен был стать  монархом.  Он  прибыл  в  Лондон
несколько недель назад. В его стране в последнее время было  беспокойно.
Общественное мнение, лояльное по отношению  к  отцу,  который  неизменно
придерживался  традиционного  образа  жизни,  относилось   с   некоторым
недоверием к младшему поколению. Сын явно стремился копировать  западные
нравы, и это вызывало осуждение.
   Но недавно  было  объявлено  о  его  помолвке  с  кузиной,  девушкой,
принадлежащей к их  роду.  Образование  она  получила  в  Кембридже,  но
остерегалась проявлять  свою  приверженность  к  западным  тенденциям  в
собственной стране. День свадьбы был назначен.  Молодой  принц  совершил
поездку в Англию, захватив с собою  некоторые  фамильные  драгоценности,
для которых он должен был caeacaou соответвующую  современную  оправу  в
фирме Кортье. В числе украшений aue и всемирно известный рубин.
   Искусные ювелиры вынули его  из  громоздкого  старинного  ожерелья  и
оформили  совершенно  по-новому.  Все  шло  хорошо,  но  вот   случилось
непредвиденное. Никто не сомневался,  что  молодой  человек,  обладающий
большим состоянием и  склонный  к  веселому  времяпрепровождению,  имеет
право на некоторые безумства самого приятного свойства. Это  не  вызвало
бы порицания. Юные принцы должны развлекаться -  это  общеизвестно.  Наш
принц мог спокойно отправиться со своей дамой на Бонд Стрит  и  подарить
ей изумрудный браслет или бриллиантовую брошь в качестве награды  за  ее
благосклонность.  Такой  подарок  нашли  бы  совершенно  естественным  и
отвечающим его положению, точно так же, как те кадиллаки,  которыми  его
отец неизменно одаривал  танцовщиц,  пользующихся  его  расположением  в
данный момент.
   Но принц совершил непростительную нескромность. Польщенный  интересом
своей приятельницы, он показал ей знаменитый рубин в новой оправе и  был
настолько неосторожен, что позволил ей  надеть  это  украшение  на  один
вечер!
   Развязка была быстрой и прискорбной. Во время ужина леди удалилась на
минуту, заявив,  что  ей  необходимо  напудриться.  Время  шло.  Она  не
возвращалась. Выяснилось,  что  она  покинула  ресторан  через  запасной
выход, после чего растворилась в  пространстве.  К  несчастью,  рубин  в
новой оправе исчез вместе с ней.
   Таковы были факты. Их  невозможно  было  опубликовать,  не  вызвав  в
высшей степени неприятных последствий. Пропавший рубин  не  был  обычным
драгоценным камнем. Он наследственная собственность  королевской  семьи;
ему  придается  величайшее  значение.  К  тому  же  обстоятельства   его
исчезновения  были  таковы,  что   огласка   могла   вызвать   серьезные
политические осложнения.
   Мистер Джесмонд был не из тех, кто способен  изложить  факты  простым
языком. Напротив, он облек их  в  сложную,  многословную  форму.  Эркюль
Пуаро не знал точно, кто такой  мистер  Джесмонд.  Ему  уже  приходилось
встречаться с подобными людьми. Этот джентльмен не уточнил, связан ли он
с министерством внутренних дел, иностранных дел или  с  одним  из  более
скромных учреждений. Он действовал в интересах Британского Содружества -
вот и все. Рубин должен быть возвращен.
   И только Эркюль  Пуаро,  деликатно  настаивал  мистер  Джесмонд,  был
способен это сделать.
   - Может быть, может быть, - допустил Пуаро, -  но  вы  так  мало  мне
сообщили. Предположения, подозрения - этого недостаточно,  чтобы  начать
действовать.
   - Ну что вы, мсье Пуаро,  я  убежден,  что  это  не  превышает  ваших
возможностей.
   - Мне не всегда сопутствовала удача.
   Но  скромность  Эркюля   Пуаро   была   напускной.   Его   тон   ясно
свидетельствовал о том, что "взяться" за какое-нибудь дело  и  "добиться
успеха" были почти синонимами в его словаре.
   - Его высочество еще очень молод, - сказал мистер Джесмонд. - Было бы
грустно,  если  бы  простое  юношеское  легкомыслие  омрачило  всю   его
последующую жизнь.
   Пуаро доброжелательно взглянул на молодого человека, который  казался
чрезвычайно расстроенным.
   - Молодость - это время  безумств,  -  сказал  он  ободряюще.  -  Для
обыкновенных молодых людей все значительно проще. Добрый папа оплачивает
счета; адвокат семьи  помогает  уладить  все  затруднения;  сам  молодой
человек извлекает  полезный  урок  из  своего  опыта,  и  все  кончается
благополучно. В вашем положении это действительно сложно. Приближающаяся
женитьба...
   - В том-то и дело.  Это  именно  так.  -  Молодой  человек,  наконец,
заговорил, и слова полились потоком:
   - Видите ли, это очень,  очень  серьезная  девушка.  И  к  жизни  она
относится тоже в высшей степени серьезно. В Кембридже она усвоила  новые
идеи. В моей стране должно быть образование, школы и тому подобные вещи.
Все это во имя прогресса, во  имя  демократии.  Люди  больше  не  будут,
говорит она, жить, как во времена моего отца. Она знает, конечно, что  в
Лондоне я буду  развлекаться,  но  скандала  быть  не  должно.  Вот  что
по-настоящему важно: чтобы не было скандала. Этот рубин -  очень,  очень
знаменитый камень. За ним тянется  долгий  след,  многовековая  история.
Кровопролития, убийства!..
   - Убийства, - задумчиво  произнес  Пуаро.  Он  посмотрел  на  мистера
Джесмонда. - Надо надеяться, что до этого не дойдет.
   Мистер Джесмонд издал странный звук, слегка  напоминающий  кудахтанье
курицы, которая собралась было снести яйцо, но потом раздумала.
   - Нет, нет, что вы! - воскликнул он, поджимая губы. - Я  уверен,  что
ни о чем подобном не может быть и речи.
   - И все же полной уверенности  в  данном  случае  быть  не  может,  -
возразил Пуаро. - У кого бы ни находился рубин в  настоящий  момент,  не
исключено, что на него найдутся и другие охотники и они ни перед чем  не
остановятся, поверьте.
   -  Не  думаю,  однако,   что   нам   следует   заниматься   подобными
предположениями. Это совершенно бесцельно, - сказал мистер Джесмонд  еще
более сдержанно.
   - А я, - сказал Эркюль Пуаро, и иностранный акцент в  его  речи  стал
вдруг более заметен, - что касается меня, то я,  по  примеру  политиков,
принимаю во внимание все возможности.
   Мистер Джесмонд бросил на  него  нерешительный  взгляд.  Наконец,  он
спросил:
   - Так как же, мсье Пуаро, вы согласны? Поедете вы в Кинге Лейси?
   - А как я объясню там свой приезд? - спросил в свою очередь Пуаро.
   Мистер Джесмонд уверенно улыбнулся.
   - Ну, это очень легко  уладить,  -  заявил  он.  -  Не  сомневайтесь,
пожалуйста, - все будет выглядеть совершенно естественно. Я уверен,  что
семья Лейси вам понравится. Это очаровательные люди.
   -  Простите,  а  вы  не  ввели  меня   в   заблуждение   относительно
центрального отопления?
   - Нет, нет, как можно! - оскорбился мистер Джесмонд. - Вы найдете там
полнейший комфорт.
   - Tout confort moderne, - перевел для себя Пуаро. - Eh biеп  <Ну  что
же.> , - сказал он, - я согласен.
 
*** 
 
   Сидя у одного из высоких окон гостиной в Кинге  Лейси,  Эркюль  Пуаро
беседовал с хозяйкой дома. В комнате  было  очень  тепло.  Миссис  Лейси
занималась рукоделием. Не  вязаньем  кружев  или  вышиванием  цветов  по
шелку, но более прозаической работой: она подрубала кухонные  полотенца.
Не отрываясь от шитья,  она  говорила  мягким,  рассудительным  голосом,
который Пуаро назвал про себя "чарующим".
   - Надеюсь, мсье Пуаро, вам понравится у нас. Мы проводим Рождество  в
узком семейном кругу. Не будет никого, кроме моей внучки и внука  с  его
приятелем, а также моей внучатой  племянницы  Бриджит,  кузины  Дианы  и
старинного нашего друга Дэвида Велвина. Настоящий семейный праздник.  Но
Эдвипа Моркомб сказала, что это именно то, что вам хотелось бы видеть:
   Рождество на старомодный лад. А ведь ничего более  старомодного,  чем
мы сами, не найти! Мой муж, надо вам сказать, живет полностью в прошлом.
Ему хочется, чтобы все здесь оставалось точно таким,  как  в  то  время,
когда двенадцатилетним мальчиком он приезжал сюда  на  каникулы.  -  Она
улыбнулась своим мыслям. - Все те  же  старинные  обычаи:  елка,  чулки,
подвешенные для подарков, суп из дичи, индейка, собственно две индейки -
одна вареная, а другая жареная - и  рожден  венский  пудинг,  в  который
следует положить кольцо, пуговицу и все прочее. Мы теперь не  пользуемся
шестипенсовиками, потому что их больше не делают из чистого  серебра.  У
нас подают весь старинный десерт:  засахаренные  сливы,  миндаль,  изюм,
глазированные фрукты и имбирь.  Боже  мой,  я  будто  читаю  каталог  из
магазина "Фортнам и Мейзн"!
   - У меня уже текут слюнки, мадам.
   - Я думаю, что к завтрашнему вечеру у всех нас разболятся  животы,  -
сказала миссис Лейси. - Теперь ведь не привыкли так много есть, верно?
   Ее прервали громкие голоса и взрывы смеха  за  окном.  Она  выглянула
наружу.
   - Чем они там занимаются,  хотела  бы  я  знать?  Какая-нибудь  игра,
вероятно. Я все время опасалась, что наше Рождество  покажется  молодежи
скучным. Но оказалось как раз наоборот. А вот моим  собственным  сыну  и
дочери, так же как и их друзьям, было труднее угодить: они считали,  что
праздновать Рождество дома слишком  старомодно  и  предпочитали  идти  в
ресторан и танцевать там. Но, по-видимому, младшее поколение находит все
это удивительно привлекательным. Кроме того, - добавила практично миссис
Лейси, - школьники и школьницы вечно хотят есть,  вы  не  находите?  Их,
должно быть, просто морят голодом в этих учебных заведениях. Ведь ни для
кого не секрет, что в этом возрасте дети съедают  не  меньше,  чем  трое
взрослых мужчин.
   Пуаро рассмеялся и сказал:
   - С вашей стороны, мадам, и со стороны вашего мужа было очень любезно
пригласить меня на ваш семейный праздник.
   - О, мы оба просто в восторге, уверяю вас,  -  поторопилась  заверить
его миссис Лейси, - и если Гораций покажется вам несколько ворчливым,  -
добавила она, - не обращайте  на  это  внимания.  Просто  у  него  такая
манера.
   В действительности же се муж, полковник Лейси, сказал следующее:
   - Не понимаю, зачем  тебе  понадобилось  приглашать  одного  из  этих
проклятых иностранцев? Он  испортит  нам  Рождество!  Разве  он  не  мог
приехать в другое  время?  Терпеть  не  могу  иностранцев!  Ну,  хорошо,
хорошо, значит Эдгина Моркомб захотела, чтобы он провел праздники у нас.
А она тут при чем, пришивается? Почему она сама не пригласила его?
   - Ты ведь прекрасно знаешь, - ответила миссис  Лэиси,  -  что  Эдвина
всегда ходит на Рождество  в  ресторан  "Кларядж".  Муж  бросил  на  нее
проницательный взгляд и осведомился:
   - Ты что-то замышляешь, не так ли, Эм?
   - Я? Замышляю? - Эм широко раскрыла свои голубые глаза. - Конечно же,
нет, что это тебе пришло в голову?
   Старый полковник Лейси рассмеялся глубоким рокочущим смехом.
   - Я бы не сказал, что ты на это неспособна, Эм.  Когда  ты  выглядишь
особенно невинной, у  тебя  всегда  что-то  на  уме.  Вспомнив  об  этом
разговоре, миссис Лейси продолжала:
   -  Эдвина  сказала,  что  вы,  вероятно,  сумеете  нам  помочь...  Не
представляю себе, каким образом, но она меня уверяла,  что  вам  удалось
выручить ваших друзей в аналогичных обстоятельствах. Я ., но  вы,  может
быть, не знаете, о чем я говорю?
   Пуаро бросил на нее  одобрительный  взгляд.  Миссис  Лейси  было  лет
семьдесят. Она  держалась  совершенно  прямо,  у  нее  были  белоснежные
волосы,  розовые  щеки,  голубые  глаза,  забавный  нос  и   решительный
подбородок.
   - Если только это будет в моих  силах,  -  сказал  Пуаро,  -  я  буду
счастлив вам помочь. Насколько я понимаю, речь идет о неприятном для вас
увлечении молодой барышни?
   Миссис Лейси кивнула.
   - Да. Просто удивительно, что я решаюсь говорить с вами об этом. Ведь
вы для нас совершенно чужой человек...
   - И к тому же иностранец, - добавил Пуаро многозначительно.
   - Это верно, - подтвердила миссис Лейси.  -  Но  в  каком-то  смысле,
пожалуй, так даже проще. Во всяком случае, Эдвина думает, что вы кое-что
знаете об этом Десмонде Ли-Уортли, и нам это может пригодиться.
   Пуаро ответил не сразу. Он с восхищением подумал об изобретательности
мистера Джесмонда, о том,  как  тактично  тот  сумел  использовать  леди
Моркомб для исполнения своего замысла.
   - У этого молодого человека, как я  понимаю,  неважная  репутация?  -
спросил он деликатно.
   - Вы не ошибаетесь. Просто очень плохая! Но на Сару это не действует.
Ведь с молодыми девушками всегда так, вы не находите? Нет никакого толку
говорить им, что тот, кто их интересует, не  пользуется  доброй  славой.
Это только делает его более привлекательным в их глазах.
   - Вы совершенно правы! - сказал Пуаро.
   - Когда я была молода (Боже,  как  давно  это  было!),  -  продолжала
миссис Лейси, -  нам  не  позволяли  поддерживать  дружбу  с  некоторыми
молодыми людьми, что, конечно, только повышало наш интерес к ним; и если
нам  удавалось  потанцевать  с  ними  или  остаться  наедине  в   темной
оранжерее... - Она засмеялась. - Поэтому я не позволила Горацию  принять
решительные меры, хотя он и настаивал.
   - Скажите, пожалуйста, - попросил Пуаро, - что именно вас беспокоит?
   - Наш сын был убит на войне, - сказала миссис Лейси, - а моя невестка
умерла при рождении Сары. Поэтому внучка  всегда  была  с  нами,  мы  ее
вырастили. Может быть, мы воспитывали ее недостаточно разумно, не  знаю.
Но мы всегда считали, что нам нужно как  можно  меньше  ограничивать  ее
свободу.
   - По моему мнению, это разумно, - сказал Пуаро. - Нельзя  противиться
духу времени.
   - И я всегда так думала. А ведь с девушками очень сложно в наши дни.
   Пуаро посмотрел на нее вопросительно.
   - Как бы это получше сказать? - продолжала миссис Лейси.  -  Ну  вот:
Сара связалась с компанией завсегдатаев  баров  и  кафе.  Она  не  хочет
посещать балы и выезжать в свет,  как  это  принято.  Вместо  этого  она
снимает две довольно противные  комнаты  в  Челси,  у  реки,  носит  эту
смешную одежду, которая им всем нравится, и  черные  или  светло-зеленые
толстые чулки, должно быть, страшно колючие. К тому же она обходится без
мытья головы и без прически.
   - Са, c'est tout fait naturel <Это совершенно естественно.>, - сказал
Пуаро. - Это сейчас очень модно. Со временем они от этого отвыкают.
   - Я знаю. Это меня не очень беспокоит. Но она, видите ли, встречается
с этим Десмондом Ли-Уортли, а у него действительно весьма  неблаговидная
репутация. Говорят, он пользуется огромным успехом у женщин  и  живет  в
основном за счет состоятельных девушек. Ему почти  удалось  жениться  на
мисс Хоуп, но ее родители обратились в суд и учредили над ней опеку  или
что-то в этом роде. И, конечно,  Гораций  хочет  поступить  так  же.  Он
говорит, что это необходимо, чтобы ее защитить. Но  я  считаю,  что  это
неразумно. Они тогда просто убегут в Шотландию, Ирландию, Аргентину  или
еще куда-нибудь и вступят в брак, а может быть, будут жить просто так. И
хотя это было бы неуважением к суду и все такое, но разве проблема  была
бы разрешена? Особенно если бы ожидался ребенок. Ведь  в  таких  случаях
приходится сдаться и дать разрешение на брак.  Насколько  мне  известно,
через год или два молодые супруги разводятся, девушка возвращается домой
и, как правило, по прошествии еще года или двух выходит замуж за милого,
но беспредельно скучного молодого человека, и все приходит в  норму.  Но
это особенно печально, когда имеется ребенок, потому что отец  и,  отчим
далеко не одно и то же, даже если отчим хороший. Нет, я думаю, что в дни
моей юности поступали гораздо лучше. Как правило,  человек,  в  которого
влюблялась девушка, был нежелательной партией. Я помню,  как  я  безумно
влюбилась в одного юношу. Господи, как же  его  звали?  Как  странно,  я
никак не могу вспомнить его имени! Фамилия  его  была  Тиббитт.  Молодой
Тиббитт. Само собой разумеется, мой отец отказал ему  от  дома,  но  нас
приглашали в одни и те же компании, и  я  с  ним  танцевала.  Иногда  мы
незаметно уходили с вечеринки и усаживались где-нибудь вдвоем. Время  от
времени наши друзья устраивали пикники, и там мы тоже  встречались.  Все
это было запрещено и поэтому особенно весело и увлекательно.  Но  мы  не
переходили черты, как это делают современные девушки, и через  некоторое
время мистеры Тиббитты исчезали из нашей жизни. Можете себе представить,
когда я его встретила четыре года спустя, я никак не могла понять, что я
раньше в нем находила! Он мне  показался  таким  неинтересным,  пресным,
знаете ли. И собеседник он был никудышный.
   - Нам всегда кажется, что дни нашей юности самые  лучшие,  -  заметил
Пуаро назидательно.
   - Знаю. Это так утомительно для окружающих, не правда ли? Я  не  хочу
давить на Сару - она в самом деле славная девочка, но вместе с тем я  не
хочу, чтобы она вышла замуж за Десмонда Ли-Уортли. Она с детства дружила
с Дэвидом Велвином, который тоже гостит  у  нас;  они  всегда  были  так
привязаны друг к другу, и мы с Горацием надеялись,  что  они  поженятся,
когда вырастут. Но теперь, конечно, она  находит  его  малоинтересным  и
страшно увлечена Десмондом.
   - Я не совсем понимаю, мадам, - сказал Пуаро. - Он теперь тоже гостит
у вас, этот Десмонд Ли-Уортли?
   - Да, и это моих рук дело, - ответила миссис  Лейси.  -  Гораций  был
против, как вы понимаете. Конечно, в дни его молодости отец  или  опекун
девушки отправился бы на квартиру к молодому человеку, захватив с  собой
хлыст! Гораций решил было отказать Десмонду от  дома  и  запретить  Саре
встречаться с ним, но я решила, что это было бы ошибкой. "Нет, -  сказал
я, - лучше пригласим его сюда. Пусть он приедет отпраздновать  Рождество
в кругу нашей семьи". Мой муж само собой разумеется, нашел, что я  сошла
с ума. Но я сказала: "Во всяком  случае,  надо  попробовать.  Пусть  она
посмотрит на него в нашей атмосфере, в нашем доме.  Будем  с  ним  очень
приветливы, очень вежливы, может быть тогда он  перестанет  казаться  ей
таким интересным!" - Я думаю, мадам, в этом что-то есть, как  говорится,
- одобрил Пуаро. - Это разумная точка зрения, гораздо разумнее того, что
предлагает ваш муж.
   - Будем надеяться, что это так, - сказала миссис  Лейси  с  некоторым
сомнением. - Но результаты пока еще невелики. Хотя, с другой стороны, он
здесь всего два дня. -  Неожиданно  на  ее  морщинистой  щеке  появилась
ямочка. - Признаюсь вам, мсье Пуаро, что против моей воли он  мне  самой
начинает нравиться. Я не хочу сказать, что он мне в самом деле нравится,
но у него есть обаяние, это для меня ясно. О да, я вижу, что именно Сара
находит в нем. Но я достаточно стара и опытна, чтобы  понимать,  что  он
все равно никуда не годится.  Несмотря  на  то,  что  мне  его  общество
приятно. Впрочем, - задумчиво и чуть сожалеюще добавила миссис Лейси,  -
у  него  есть  некоторые  действительно  хорошие  черты.   Он   попросил
разрешение привезти с  собой  сестру,  которая  перенесла  хирургическую
операцию и только что выписалась из больницы. Было  бы  грустно,  сказал
он,  оставить  ее  там  на  время  рождественских  праздников.  Если  ее
пребывание не причинит вам слишком большого беспокойства, я бы взял ее с
собой. Он заявил, что сам будет относить ей еду и  вообще  ухаживать  за
ней. Ведь это хороший поступок, как вы считаете, мсье Пуаро?
   - Это свидетельствует о внимательном отношении к  сестре,  -  отметил
задумчиво Пуаро,  -  хотя  и  не  очень-то  вяжется  с  вашим  описанием
характера молодого человека.
   - Право, не знаю. Мне кажется, можно быть привязанным к своим близким
и в то же время охотиться за приданым молодых девушек. Вы  знаете,  Сара
ведь будет очень богата. Мы-то ей оставим немного,  потому  что  большая
часть нашего капитала вместе с поместьем перейдет Колину, нашему  внуку.
Но ее мать имела большое состояние, и Сара унаследует его целиком, когда
ей исполнится двадцать один год.  Ей  сейчас  только  двадцать.  Нет,  я
думаю, со стороны Десмонда было очень мило позаботиться о своей  сестре.
К тому же  он  не  пытался  представить  ее  лучше,  чем  она  есть.  По
специальности она  машинистка-стенографистка  и  работает  секретарем  в
Лондоне. Он сдержал слово и бегает вверх и вниз по лестнице,  относя  ей
подносы с едой. Не  всякий  раз,  конечно,  но  очень  часто.  Я  считаю
поэтому, что  он  не  лишен  положительных  качеств.  Тем  не  менее,  -
решительно заключила миссис Лейси, - я против того, чтобы Сара вышла  за
него замуж.
   - Все, что я услышал, - сказал Пуаро, - убеждает меня в том, что  это
действительно было бы большим несчастьем.
   - Как вы думаете, сможете вы нам помочь? - спросила миссис Лейси.
   - По всей вероятности, - ответил Пуаро, - но я не  хотел  бы  обещать
слишком много. Дело в том, что господа Десмонды Ли-Уортли  умны,  мадам.
Однако не надо отчаиваться. Может быть, мне кое-что и удастся. Во всяком
случае, я приложу все старания для этого, хотя бы  из  благодарности  за
ваше любезное приглашение. - Он огляделся. - А ведь в наши  дни,  должно
быть, совсем нелегко праздновать Рождество по-настоящему?
   -  В  самом  деле  нелегко,  -  миссис  Лейси  вздохнула  и   немного
наклонилась вперед. - Знаете, мсье Пуаро,  о  чем  я  мечтаю,  чего  мне
действительно хотелось бы?
   - Расскажите, пожалуйста, мадам.
   - Мне очень, очень хотелось бы жить в маленьком современном коттедже.
Ну, может быть, коттедж не совсем точное слово, а  скорее,  в  небольшом
современном доке, где нетрудно вести хозяйство. Такой дом можно было  бы
построить где-нибудь в нашем парке. Там была бы чудесная кухня со  всеми
новейшими приспособлениями и полностью отсутствовали бы длинные переходы
и коридоры. Все было бы легко и удобно.
   - В высшей степени практичная мысль, мадам.
   - Но для меня невыполнимая, - заметила миссис Лейси. - Мой муж просто
обожает этот дом. Ему ужасно нравится здесь жить.  Он  легко  мирится  с
некоторыми неудобствами и недостатком комфорта, но приходит  в  ужас  от
одной мысли о жизни в коттедже.
   - Значит, вы жертвуете собой ради него? Миссис Лейси выпрямилась.
   - Для меня это не жертва, мсье Пуаро, - сказала она. -  Выходя  замуж
за Горация, я мечтала сделать его счастливым. Он был для  меня  хорошим,
любящим мужем все эти годы, и я хочу, чтобы он был счастлив.  -  Так  вы
будете жить здесь и в дальнейшем? - спросил Пуаро.
   - Но ведь в самом деле здесь не так уж и неудобно, как вы находите?
   - Нет, нет, - поспешил заверить  ее  Пуаро,  -  Напротив,  это  очень
комфортабельный дом. Центральное отопление и горячая  вода  -  настоящее
совершенство.
   - Мы потратили массу  денег,  чтобы  в  доме  было  приятно  жить,  -
сообщила  миссис  Лейси.  -  Нам  удалось  продать  часть  нашей  земли.
"Пригодной к эксплуатации", - так это, кажется, называется?  К  счастью,
этот участок находится в другой стороне парка и его не  видно  из  дома.
Совсем некрасивый участок, по правде говоря, но  мы  продали  его  очень
выгодно. Это нам позволило переоборудовать дом с максимумом  удобств.  -
Ну, а как с прислугой, мадам?
   - С этим у нас, как ни странно, меньше затруднений, чем можно было бы
предположить. Нельзя рассчитывать, конечно, что слуги будут ухаживать за
вами и обслуживать вас так, как вы к этому привыкли. Из  деревни  к  нам
приходит несколько человек. Две женщины утром, две другие готовят обед и
моют посуду, а вечером их снова сменяют. Очень многие согласны  работать
несколько часов в день. Что  касается  Рождества,  то  все  складывается
особенно удачно. Моя дорогая миссис  Росс  обязательно  является  каждое
Рождество. Она замечательно  готовит,  это  действительно  первоклассная
кухарка. Она покинула нас лет десять назад, но  приходит  помочь  всякий
раз, когда бывает необходимо. Кроме того, есть милейший Пиверелл.
   - Ваш дворецкий?
   - Да, Он ушел на покой и живет в домике рядом с привратницкой. Но  он
так  нам  предан,  что  каждое  Рождество  настаивает  на   том,   чтобы
прислуживать за столом. Поверите ли, мсье Пуаро, он уже  такой  дряхлый,
так неуверенно двигается, что всякий  раз,  когда  он  несет  что-нибудь
тяжелое, мне кажется, что  он  вот-вот  это  уронит.  Смотреть  на  него
настоящее мучение. Сердце у него слабое, и мне все время страшно, что он
слишком много работает. Но если  бы  я  не  разрешила  ему  прийти,  это
страшно бы его оскорбило. Он начинает охать и причитать, когда видит,  в
какое состояние пришло наше столовое серебро. Через три  дня  после  его
прихода оно снова сверкает. Да, это дорогой  и  преданный  друг.  -  Она
улыбнулась Пуаро. - Так что, как видите, мы готовы к празднику.  К  тому
же это будет белое Рождество, - добавила она, выглянув в окно. - Видите?
Пошел снег. А вот и дети возвращаются. Я хотела бы познакомить вас, мсье
Пуаро.
   И миссис Лейси представила ему по всем правилам сначала своего  внука
Колина  и  его  друга  Майкла,  славных,   воспитанных   мальчиков   лет
пятнадцати, из которых один был шатеном, а второй  блондином;  потом  их
кузину Бриджит, на редкость живую девочку с темными волосами.
   - А вот моя внучка, Сара, - сказала миссис Лейси.
   Пуаро с интересом поглядел на привлекательную девушку с копной  рыжих
волос. Ее манера держать себя показалась ему слегка возбужденной и  даже
вызывающей,  но  в   ее   обращении   к   бабушке   сквозила   настоящая
привязанность.
   - А это мистер Ли-Уортли.
   На мистере Ли-Уортли была матросская фуфайка и узкие  черные  джинсы.
Волосы у  него  были  порядочной  длины,  и  трудно  было  утверждать  с
уверенностью, что утром он брился. Полной ему противоположностью казался
молодой человек, которого миссис Лейси представила как  Дэвида  Велвина.
Он был  плотный,  спокойный,  с  приятной  улыбкой,  и  весь  его  облик
свидетельствовал о его приверженности к  воде  и  мылу.  Среди  вошедшей
группы  была  и  красивая  молодая  девушка  с   несколько   напряженным
выражением лица. Ее звали Диана Миддлтон.
   Внесли чай  со  множеством  бутербродов,  булочек,  лепешек  и  тремя
сортами печенья. Молодежь отнеслась к еде с должным вниманием. Последним
в гостиную вошел полковник Лейси, пробормотав неопределенно:
   - Чай? Ах да, чай.
   Взяв чашку из рук жены, он  положил  себе  на  тарелку  две  лепешки,
взглянул с отвращением на Десмонда Ли-Уортли и сел как можно  дальше  от
него. Это был рослый мужчина с густыми  бровями  и  красным  обветренным
лицом. Его можно было  принять  скорее  за  фермера,  чем  за  владельца
барской усадьбы.
   - Пошел снег, - заметил он. - Будет настоящее белое Рождество.
   После чая общество разошлось в разные стороны.
   - Сейчас они, вероятно, включат свои магнитофоны,  -  сказала  миссис
Лейси, обращаясь к Пуаро.
   Она снисходительно посмотрела вслед внуку,  выходившему  из  комнаты.
Слова ее звучали так, будто она  говорит  о  детях,  которые  собираются
играть в солдатики.
   - Они, конечно, разбираются в технике, -  добавила  она,  -  и  очень
важничают по этому поводу.
   Однако мальчики и Бриджит решили пойти к озеру и посмотреть, будет ли
лед достаточно крепким, чтобы кататься на коньках.
   - Мне еще утром показалось, что можно кататься, но  старина  Ходжкинс
не разрешил. Он всегда так ужасно осторожен.
   - Пойдем погуляем, Дэвид, - тихо сказала Диана Миддлтон.
   Дэвид секунду поколебался. Глаза его были прикованы к  рыжей  головке
Сары. Она стояла рядом с Десмондом  Ли-Уортли  и  не  отрывала  от  него
взгляда.
   - Хорошо, - ответил Дэвид, - пойдем. Диана торопливо  взяла  его  под
руку и они направились к двери. Сара спросила:
   - Может быть и нам пойти, Десмонд? В доме ужасно душно.
   - Что за радость ходить пешком? - сказал Десмонд. - Я выведу  машину.
Поедем  в  "Пятнистый  кабан",  выпьем  чего-нибудь,   После   минутного
колебания Сара предложила:
   - Лучше в "Белый олень", в Маркет Ледбюри. Там гораздо веселее.
   Сара никогда бы не решилась пойти в местный бар с Десмондом, хотя она
ни за что бы в этом не призналась. Это было бы наперекор всем  традициям
Кинге Лейси. Женщины их семьи никогда не посещали "Пятнистый  кабан".  У
нее было смутное чувство, что, пойди она туда, она  бы  предала  старого
полковника Лейси и его жену. Почему? - вероятно спросил бы  ее  Десмонд.
Но он бы должен сам знать почему, подумала Сара с  легким  раздражением.
Разве можно без серьезной  причины  расстраивать  ее  дорогих  стариков,
дедушку и милую Эм? Их доброта просто удивительна! Они позволяют ей жить
в Челси, вести образ жизни, который ей нравится, совершенно не  понимая,
зачем ей это нужно, но принимая все как должное. Этим Сара  обязана  Эм,
разумеется. Если бы не она, дедушка непременно поднял бы страшный шум.
   У Сары не было иллюзий относительно мнения дедушки на  этот  счет.  И
то, что Десмонда  пригласили  погостить  в  Кинге  Лейси,  не  было  его
заслугой, конечно. Это все благодаря Эм. Эм прелесть.
   Когда Десмонд  пошел  за  машиной,  Сара  просунула  голову  в  дверь
гостиной.
   - Мы собираемся поехать в Маркет Ледбюри, - объявила она. - И  зайдем
в "Белого оленя".
   Ее тон был  чуть-чуть  вызывающим,  но  миссис  Лейси,  казалось,  не
обратила на это внимания.
   - Ну что ж, моя дорогая, - сказала  она,  -  не  сомневаюсь,  что  вы
приятно проведете время. А вот Диана и Дэвид пошли  прогуляться.  Я  так
рада. Как это хорошо, что  мне  пришла  мысль  пригласить  на  Рождество
Диану. Очень грустно остаться вдовой в таком  возрасте,  ведь  ей  всего
двадцать два. Я надеюсь, что она скоро опять выйдет замуж.
   Сара внимательно посмотрела на нее.
   - Ты что-то задумала, Эм? - спросила она.
   - У меня действительно есть небольшой план, - весело  заявила  миссис
Лейси. - По-моему, она как раз то, что нужно Дэвиду.  Я  знаю,  конечно,
что он был безумно влюблен в тебя, Сара, милочка моя, но тебе-то  он  не
нравится. Я и сама поняла,  что  это  не  твой  идеал  мужчины.  Мне  не
хочется, чтобы он продолжал страдать, и я думаю, что Диана ему подойдет.
   - Как ты любишь сватать, Эм, - заметила Сара.
   - Я знаю. Все старые женщины таковы. Мне кажется, Диана уже  влюблена
в него. А ты не думаешь, что она как раз то, что ему нужно?
   - Нет, пожалуй, - ответила Сара. - По-моему, Диана слишком -  как  бы
это сказать - слишком серьезная, слишком впечатлительная. Думаю,  Дэвиду
было бы с ней страшно скучно.
   - Ну что ж, посмотрим. Ты, во всяком случае, ведь не хочешь выйти  за
него, дорогая? - спросила миссис Лейси.
   - Нет, нет, - сразу ответила Сара и вдруг добавила напряженно: - Тебе
ведь нравится Десмонд, правда, Эм?
   - Да, он мне кажется очень милым.
   - Дедушке он не нравится.
   - Ты вряд ли могла рассчитывать на это,  как  ты  сама  понимаешь,  -
рассудительно заметила миссис Лейси, - но я думаю, что он  изменит  свое
отношение к нему, когда привыкнет к этой мысли. Ты  не  должна  торопить
его, милочка. Старые люди очень медленно  меняют  свои  мнения,  а  твой
дедушка к тому же довольно упрям.
   - Мне все равно, что дедушка говорит или думает, - сказала Сара. -  Я
выйду замуж за Десмонда, когда мне этого захочется.
   - Я знаю, дорогая, я знаю. Но постарайся посмотреть  на  это  трезво.
Ведь  дедушка  мог  бы  причинить  тебе  большие  неприятности.  Ты  еще
несовершеннолетняя. Через год ты сможешь поступать, как тебе вздумается.
Я полагаю, что дедушка гораздо раньше примирится с твоим решением.
   - Но ведь ты на моей стороне, правда, дорогая? - спросила  Сара.  Она
обняла бабушку и нежно ее поцеловала.
   - Я хочу, чтобы ты была счастлива, вот и все. Ах, твой друг уже вывел
машину. Знаешь, мне нравятся узкие брюки, которые носят  теперь  молодые
люди. Очень элегантно, только,  к  сожалению,  они  подчеркивают  острые
колени.
   Да, подумала Сара, у Десмонда в самом деле торчат  колени,  хотя  она
этого до сих пор не замечала...
   - Поезжай, дорогая, развлекитесь немного, - напутствовала  ее  миссис
Лейси.
   Она смотрела из окна до тех пор, пока ее внучка  не  села  в  машину,
потом вспомнила о своем иностранном госте и  направилась  в  библиотеку.
Однако, заглянув туда, она увидела, что  Эркюль  Пуаро  сладко  дремлет,
улыбнулась и пошла через холл на  кухню,  чтобы  посовещаться  с  миссис
Росс.
   - Поехали, детка, - сказал Десмонд. - Ну что, твои родные подняли шум
из-за того, что ты собираешься в бар? Они здесь отстали на много лет, ты
не находишь?
   - Они и не думали возражать, - резко ответила Сара, садясь в машину.
   - Скажи, пожалуйста, что это им пришло в голову пригласить сюда этого
иностранного типа? Ведь он, кажется, сыщик? Что здесь можно искать?
   - Он здесь не как сыщик, -  пояснила  Сара.  -  Моя  крестная  Эдвина
Моркомб попросила пригласить его. Насколько мне известно, он  давно  уже
не занимается профессиональной деятельностью.
   - Судя по твоему описанию, можно подумать, что это  старая,  разбитая
ломовая лошадь, - сказал Десмонд.
   - Я думаю, ему хотелось посмотреть на старое английское Рождество,  -
неопределенно проговорила Сара. Десмонд презрительно рассмеялся.
   - Какая чепуха все эти праздники. Не понимаю, как ты выдерживаешь.
   Сара  отбросила  назад  свои  рыжие  волосы,   воинственно   вскинула
подбородок.
   - Мне это нравится! - сказала она с вызовом.
   - Не верю. Давай-ка бросим все это завтра. Поедем в Скарборо или  еще
куда-нибудь.
   - Это совершенно невозможно.
   - Почему?
   - О, это оскорбило бы их чувства.
   - Ерунда какая! Ты сама знаешь, что  тебе  не  может  нравиться  этот
детский сентиментальный вздор.
   - Ну, может быть, не всерьез...
   Сара  остановилась  и  виновато  подумала,  что  ждет  с  нетерпением
наступления Рождества.  Ей  все  в  этом  празднике  нравилось,  но  она
стеснялась признаться в этом Десмонду. Теперь  было  не  принято  любить
Рождество и семейные радости. На мгновение она подумала,  что  лучше  бы
Десмонд не приезжал сюда  на  Рождество.  Собственно  говоря,  ей  почти
захотелось, чтобы Десмонд вообще не приезжал сюда. Встречаться с  ним  в
Лондоне было гораздо приятнее, чем в деревне.
   Тем временем  мальчики  и  Бриджит  возвращались  с  озера,  все  еще
серьезно обсуждая проблемы катания на коньках. Снежинки падали все  гуще
и гуще, и вид неба предвещал в ближайшем будущем сильный снегопад.
   - Снег будет идти всю ночь -  это  ясно,  -  сказал  Колин.  -  Готов
побиться об заклад, что к утру  Рождества  наметет  сугробы  высотой  не
меньше двух футов. Это была приятная перспектива.
   - Давайте сделаем снеговика, - предложил Майкл.
   - Боже мой, - сказал Колин, - я не занимался этим с тех пор, как  мне
было года четыре.
   - Не думаю, что это легко, - заметила Бриджит, -  ведь  нужно  знать,
как за это взяться.
   - Мы могли бы слепить фигуру мсье Пуаро, - сказал Колин, - и украсить
ее  большими  черными  усами.  Я  видел  пару  таких  усов  в  ящике   с
маскарадными костюмами.
   - Не понимаю, - задумчиво сказал Майкл, - как это мсье Пуаро мог быть
детективом, изменять свою наружность.
   - Да, - подтвердила Бриджит, - невозможно себе  представить,  что  он
бегает с микроскопом в руках в поисках улик или измеряет следы.
   - У меня идея! - воскликнул  Колин.  -  Давайте  разыграем  для  него
комедию.
   - Что ты имеешь в виду? - спросила Бриджит.
   - Устроим для него убийство.
   - Вот это мысль! - восхитилась Бриджит. - Ты хочешь сказать, тело  на
снегу и все такое?
   - Именно. Он тогда почувствует себя в своей стихии, правда?
   Бриджит захихикала.
   - Кто его знает!
   - Если снегопад не прекратится, - сказал Колин, -  наше  преступление
будет выглядеть особенно эффектно. Тело и следы на  снегу.  Нужно  будет
все внимательно продумать. Мы стащим  один  из  дедушкиных  кинжалов,  а
пятна крови сделаем краской.
   Они остановились и, не  обращая  внимания  на  усилившийся  снегопад,
стали возбужденно обсуждать детали будущего спектакля.
   - В старой классной есть коробка с красками. Можно ее взять.  Кармин,
наверное, подошел бы.
   - Мне кажется, кармин немного светлее, чем нужно, - сказала  Бриджит.
- Пятна должны быть бурыми.
   - А кто будет изображать мертвое тело? - спросил Майкл.
   - Я, - быстро ответила Бриджит.
   - Послушай-ка, - вмешался Колин, -  я  сам  собирался  исполнить  эту
роль.
   - Вот уж нет! - вскричала Бриджит. -  Я  и  никто  другой.  Эту  роль
должна сыграть девушка. Представляете себе волнующее зрелище: прекрасная
безжизненная девушка на снегу.
   - Прекрасная, ха-ха! - насмешливо вставил Майкл.
   - А кроме того, у меня черные волосы, - заявила Бриджит.
   - И что из этого?
   - Ну, они будут хорошо выделяться  на  снегу,  а  я  еще  надену  мою
красную пижаму.
   - Если ты будешь в красной пижаме, кровавые пятна  на  ней  не  будут
заметны, - заметил практичный Майкл.
   - Зато она  будет  так  эффектно  выглядеть  на  снегу,  -  возразила
Бриджит. - А потом, у нее белая отделка -  на  ней  кровь  будет  хорошо
видна. Ой, это будет потрясающе! Как вы думаете,  удастся  нам  провести
его?
   - Да, если мы все сделаем, как следует, - сказал Майкл.  -  На  снегу
будут только твои следы и следы еще одного человека,  мужчины,  конечно,
которые будут вести к телу и от него.  Пуаро  не  решится  приблизиться,
чтобы их не затоптать, поэтому он не заметит, что в действительности  ты
живая. А  что,  если...  -  Майкл  остановился,  пораженный  неожиданной
мыслью. Его друзья посмотрели на него. - Вы  не  думаете,  что  ему  это
будет неприятно?
   - Да нет, - ответила Бриджит уверенно. - Он, конечно, поймет, что  мы
хотели его развлечь, доставить ему удовольствие на Рождество.
   - Мне кажется, в самое Рождество этого не следует  делать,  -  сказал
Калин, поразмыслив. - Дедушке это вряд ли понравится.
   - Тогда на второй день, когда дарят подарки, - предложила Бриджит,  -
Да, тогда это будет в самый раз.
   - И у нас будет больше времени,  чтобы  подготовиться,  -  продолжала
Бриджит. - Ведь сделать надо немало. Пойдем поищем все, что нам нужно.
   И они поспешили в дом.
 
*** 
 
   В этот вечер у всех было много дела.  В  дом  принесли  целые  охапки
остролиста  и  омелы,  в  столовой  установили  елку.  Все  помогали  ее
украшать,  прикреплять  ветки  остролиста  за  картинами  и  подвешивать
гирлянды омелы в холле.
   - Мне  и  в  голову  не  приходило,  что  такой  архаизм  еще  где-то
существует, - тихо сказал Десмонд, наклонившись к уху Сары, и насмешливо
усмехнулся.
   - Мы всегда это делали, - ответила Сара, как бы оправдываясь.
   - Это не аргумент!
   - Ах, пожалуйста, перестань ворчать, Десмонд. Мне это нравится.
   - Сара, радость моя, быть этого не может!
   - Ну, не по-настоящему, пожалуй, но все же в какой-то мере.
   - Кто из вас решится пойти к полуночной мессе, несмотря  на  снег?  -
спросила миссис Лейси, когда часы показывали без двадцати двенадцать.
   - Только не я, - сказал Десмонд. - Пошли, Сара. Взяв ее за  руку,  он
направился в библиотеку и подошел к шкафчику с пластинками.
   - Всему есть предел, дорогая, -  сказал  он.  -  Ты  только  подумай,
полуночная месса!
   - Да, действительно, - ответила Сара.
   Но остальная молодежь согласилась пойти. Церковь находилась в  десяти
минутах ходьбы от дома. С шумом и смехом оба мальчика, Бриджит, Дэвид  и
Диана собрались и ушли. Постепенно их смех замер вдали.
   - Полуночная месса! - сказал полковник Лейси, презрительно фыркнув. -
Никогда не ходил к полуночной мессе в дни моей юности. Месса, скажите на
милость! Папистские штучки! О, простите, мсье Пуаро.
   Пуаро успокоительно махнул рукой.
   - Все в порядке. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста.
   - На мой взгляд, для любого человека вполне  достаточно  заутрени,  -
заявил полковник. -  Вот  это  настоящая  воскресная  служба.  "Внемлите
ангельскому пению..." и все добрые старые рождественские гимны. А  потом
домой, на праздничный обед. Ведь так, Эм?
   - Да, дорогой, -  сказала  миссис  Лейси.  -  Для  нас.  Но  молодежи
нравится полуночная служба, и мне очень приятно, что они  хотят  на  ней
присутствовать.
   - Кроме Сары и этого парня.
   - Видишь ли, милый, по-моему, ты ошибаешься. Саре этого хотелось,  но
она не решилась признаться.
   - Но почему ее интересует мнение этого субъекта? Нет, это выше  моего
разумения.
   - Просто она еще очень молода, - добродушно сказала миссис  Лейси.  -
Вы уже идете спать, мсье Пуаро? Доброй ночи,  приятных  снов.  -  А  вы,
мадам? Вы еще не ложитесь?
   - Пока нет. Я должна положить молодежи подарки в  чулки.  Все  они  в
общем уже не дети, и тем не менее, им приятно находить  эти  подарки.  Я
кладу разные мелочи, разные глупости  для  смеха.  Все  это  просто  для
веселья.
   - Вы тратите много сил, чтобы сделать этот дом счастливым, -  заметил
Пуаро. - Я восхищаюсь вами. И он почтительно поднес ее руку к губам.
   - Гм, -  проворчал  полковник  Лейси,  когда  Пуаро  вышел,  -  ну  и
цветистый язык у этого парня. Но он сумел тебя оценить.
   Миссис Лейси улыбнулась ему и на щеках ее появились ямочки.
   - Разве ты не видишь,. Гораций, что я стою под омелой <На  Рождество,
по английскому  обычаю,  дом  украшают  гирляндами  из  омелы,  и  когда
кто-нибудь оказывается под ними, его можно поцеловать.>?
   - спросила она застенчиво, как могла бы  спросить  девятнадцатилетняя
девушка.
   Эркюль  Пуаро  вошел  в  свою  спальню,  просторную  комнату,  хорошо
обогреваемую центральным отоплением. Приблизившись к  большой  старинной
кровати с пологом, он увидел на подушке какой-то конверт; открыв его, он
вынул оттуда листок бумаги, на котором было начертано кривыми  печатными
буквами следующее  послание:  +  НЕ  ЕШЬТЕ  НИ  КУСОЧКА  РОЖДЕСТВЕНСКОГО
ПУДИНГА.
   ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ.
   Пуаро вытаращил глаза. Поднял брови.
   - Загадочно, - пробормотал он, - ив высшей степени неожиданно.
   За рождественский обед уселись в два часа дня. Это был настоящий пир.
Огромные поленья весело потрескивали в широком камине, но еще громче был
шум множества голосов, говоривших одновременно.  Суп  из  дичи  был  уже
съеден, за ним две гигантские индейки, а оставшиеся от них кости убраны.
Наступил   торжественный   момент:   внесли    Рождественский    Пудинг!
Восьмидесятилетний Пиверелл, несмотря на дрожащие  от  слабости  руки  и
ноги, не захотел уступить  этой  чести  никому  другому.  Миссис  Лейси,
полная  опасений,  нервно  сжимала  руки.  Она   не   сомневалась,   что
когда-нибудь, во время такого  рождественского  обеда,  Пиверелл  упадет
замертво. Поставленная перед альтернативой:  способствовать  его  гибели
или оскорбить его чувства  до  такой  степени,  что  он  сам  предпочтет
умереть, - она до сих пор всякий  раз  выбирала  первое.  Рождественский
пудинг  красовался  на  серебряном  блюде  во  всем  своем  великолепии:
настоящий футбольный мяч, а не пудинг. В центре его, как победный  флаг,
возвышались веточки и ягоды остролиста, а вокруг плясали красные и синие
язычки пламени. Все дружно приветствовали появление  пудинга  радостными
криками.
   Миссис  Лейси  добилась  одного:  она  сумела  убедить  Пиверелла  не
обносить сидящих за столом, а поставить блюдо перед ней. Когда пудинг  в
целости и сохранности был  водружен  на  столе,  у  нее  вырвался  вздох
облегчения, и она стала быстро передавать  тарелки,  на  которых  язычки
пламени все еще лизали внушительные порции.
   - Загадайте желание, мсье Пуаро, - крикнула Бриджит, -  поторопитесь,
пока огонь не погас. Бабушка, дорогая, скорей, скорей!
   Миссис Лейси удовлетворенно откинулась на  стуле.  Пудинг  удался  на
славу. Перед каждым стояла все еще пламенеющая порция. На минуту  вокруг
стола воцарилось молчание: все торопились загадать желание.
   Никто  не  заметил  странного  выражения  на  лице  Пуаро,  когда  он
посмотрел на кусок пудинга, поставленный перед ним. "Не ешьте ни кусочка
рождественского пудинга". Что, ради всех святых,  означало  это  мрачное
предостережение? Его порция пудинга не могла ничем отличаться  от  любой
другой! Со вздохом признавшись себе, что он озадачен, - а  Эркюль  Пуаро
не любил делать подобных признаний - он взял в руки вилку и ложку.
   - Немного соуса к пудингу, мсье Пуаро?
   Пуаро с признательностью полил свой кусок соусом.
   - Опять позаимствовали мой лучший бренди, а, Эм? - добродушно спросил
полковник с другого конца стола. Глаза миссис Лейси блеснули.
   - Видишь ли, дорогой, - сказал она, - миссис Росс настаивает на этом.
Она говорит, что качество соуса зависит именно от сорта бренди.
   - Ничего, ничего, - успокоил ее полковник. - Рождество бывает  только
раз в году, а что касается  миссис  Росс,  то  это  прекрасная  женщина.
Прекрасная женщина и великолепная кухарка.
   - Вот это правда, - подтвердил Колин. - Потрясающий пудинг. - И он  с
удовольствием продолжал есть.
   Осторожно, почти с опаской, Пуаро принялся за свою  порцию.  Он  съел
одну ложку. Пудинг был восхитителен! Он съел вторую. Что-то звякнуло  на
его тарелке. Он проткнул пудинг вилкой. Бриджит, сидевшая слева от него,
пришла к нему на помощь.
   - Вам что-то досталось, мсье Пуаро, - сказала она, -  интересно,  что
это?
   Пуаро отделил маленький  серебряный  предмет  от  приставших  к  нему
изюминок.
   - О-о! - воскликнула Бриджит. - Это "пуговица холостяка"! Мсье  Пуаро
досталась "пуговица холостяка"!
   Пуаро положил серебряную пуговку в чашу  для  ополаскивания  пальцев,
которая стояла рядом с его прибором, и смыл с нее крошки.
   - Очень хорошенькая, - отметил он.
   - Это означает, что вы останетесь холостяком, мсье Пуаро, - услужливо
объяснил Колин.
   - Как  и  следовало  ожидать,  -  серьезно  сказал  Пуаро.  -  Я  был
холостяком  много  долгих  лет,  и  маловероятно,  чтобы  это  положение
изменилось теперь.
   - О, никогда нельзя зарекаться, - заметил Майкл, - я на  днях  только
читал в газете про одного мужчину девяноста пяти лет, который женился на
двадцатидвухлетней девушке.
   - Значит, я не должен терять надежды, - заключил Эркюль Пуаро.
   В этот миг полковник внезапно издал какое-то  восклицание.  Лицо  его
побагровело. Он поднес руку ко рту.
   - Проклятье, Эммелина, - прогремел он, - почему ты разрешила  кухарке
класть стекла в пудинг?
   - Стекла? - удивленно переспросила миссис Лейси. Полковник извлек изо
рта предмет, вызвавший его негодование.
   - Я мог сломать зуб, - проворчал он, - или проглотить  эту  проклятую
штуку и получить аппендицит.
   Он опустил кусок стекла в чашу с водой, ополоснул его и показал всем.
   - Господи, помилуй! - воскликнул он. - Это красный  камень  от  наших
щипцов для орехов. Пуаро проворно перегнулся через  свою  соседку,  взял
камень из рук полковника Лейси и внимательно его  осмотрел.  Камень  был
огромный и по  цвету  напоминал  рубин.  Когда  он  повернул  его,  свет
отразился на его гранях и они засверкали. Неожиданно  раздался  какой-то
стук.  Кто-то  из  сидевших  резко  отодвинул  свой  стул,  потом  снова
придвинул его.
   - Фью! - присвистнул Майкл.  -  Вот  было  бы  здорово,  если  бы  он
оказался настоящим.
   - А может быть, он в  самом  деле  настоящий,  -  сказала  Бриджит  с
надеждой в голосе.
   - О, не будь дурочкой, Бриджит. Рубин таких размеров стоил  бы  много
тысяч фунтов. Разве не так, мсье Пуаро?
   - Да, действительно.
   - Но для меня совершенно непонятно, - сказала миссис Лейси,  -  каким
образом он попал в пудинг. - О! - воскликнул Колин. Что-то  в  последнем
кусочке пудинга, который он ел, привлекло его внимание. - Мне  досталась
"свинья". Это нечестно.
   Бриджит тут же начала распевать:
   - Колин получил "свинью"! Колин получил  "свинью"!  Колин  -  жадная,
прожорливая свинья!
   - Мне досталось кольцо, - сказала Диана ясным, высоким голосом.
   - Это хорошо, Диана. Ты выйдешь замуж раньше всех.
   - А я нашла наперсток, - простонала Бриджит.
   - Бриджит останется старой девой, - забубнили мальчишки.  -  Вот  это
да! Бриджит останется старой девой.
   - А кому досталась монета? - спросил Дэвид.  -  Миссис  Росс  сказала
мне, что в пудинг положили настоящую золотую монету в десять  шиллингов.
- Я этот счастливец, -  сообщил  Десмонд  Ли-Уортли.  Сидевшие  рядом  с
полковником Лейси услыхали, как он пробормотал:
   - Как и следовало ожидать.
   - А у меня тоже кольцо, - объявил Дэвид. Он посмотрел через  стол  на
Диану. - Удивительное совпадение, вы не находите?
   Все продолжали смеяться и никто не заметил, что мсье  Пуаро,  как  бы
задумавшись, небрежным жестом опустил красный камень в карман.
   За  пудингом  последовали  пирожки  с  миндалем   и   изюмом,   потом
рождественский десерт. После чего хозяин и хозяйка пошли  прилечь  перед
вечерним чаем, во время которого  должны  были  зажечь  свечи  на  елке.
Эркюль Пуаро, однако, и не подумал отдыхать. Вместо этого он  направился
в огромную старинную кухню.
   - Будет ли мне позволено, -  спросил  он,  осматриваясь  и  лучезарно
улыбаясь, - поздравить повара с приготовлением чудеснейшего обеда, какой
мне когда-либо доводилось отведать?
   После минутной паузы миссис Росс торжественно  вышла  ему  навстречу.
Это была крупная женщина величественного телосложения, двигалась  она  с
достоинством театральной герцогини. В  буфетной,  примыкавшей  к  кухне,
были еще две женщины, худощавые и седоволосые, которые  мыли  посуду,  а
также девушка с волосами цвета пакли, сновавшая между кухней и буфетной.
Но все они были явно всего  лишь  на  положении  подручных.  Несомненной
королевой этого кухонного царства была миссис Росс.
   - Мне приятно слышать,  сэр,  что  вам  понравилось,  -  сказала  она
благосклонно.
   -  Понравилось!  -  воскликнул  Эркюль  Пуаро.  Нелепым,  совсем   не
английским жестом он поднес свою  руку  к  губам,  поцеловал  ее,  потом
легким взмахом как бы направил поцелуй  кверху.  -  Да  ведь  вы  гений,
миссис Росс! Настоящий гений!  Мне  никогда  не  случалось  есть  ничего
подобного. Суп из дичи... - и он выразительно  причмокнул  губами,  -  а
также  индейка,  фаршированная  каштанами,  были  для   меня   подлинным
откровением.
   - Любопытно, что вы это заметили, сэр,  -  все  так  же  благосклонно
ответила миссис Росс. - Эта начинка сделана по особому рецепту. Мне  его
сообщил австрийский повар, с которым я работала  много  лет  назад.  Все
остальное, - добавила она, - это добрая простая английская кухня.
   - А разве есть что-нибудь лучше ее? - спросил Пуаро.
   - Очень любезно с вашей стороны так говорить,  сэр.  Как  иностранный
джентльмен, вы могли бы, конечно,  предпочитать  континентальную  кухню.
Хотя нельзя сказать, что я неспособна готовить и континентальные блюда.
   - Я уверен, миссис Росс, что вы можете приготовить все,  что  угодно.
Но надо вам сказать, что английская  кухня  -  я  имею  в  виду  хорошую
английскую кухню, а не то,  что  подают  во  второразрядных  отелях  или
ресторанах, - очень высоко ценится гурманами на континенте.  Если  я  не
ошибаюсь,  в  начале  девятнадцатого  века  в  Лондон  была   направлена
специальная кулинарная экспедиция из Франции. В своем отчете  она  особо
писала о замечательных английских пудингах, в первую очередь, - с  жаром
продолжал Пуаро свои восхваления, - о рождественском пудинге, таком  как
мы ели сегодня. Ведь он был приготовлен дома, не правда ли, а не  куплен
в кондитерской?
   - Совершенно верно, сэр.  Я  сама  его  приготовила  по  собственному
рецепту, тому самому, которым я пользуюсь уже много, много  лет.  Миссис
Лейси, надо вам сказать,  предложила  купить  пудинг  в  Лондоне,  чтобы
облегчить мне работу. О, нет, - возразила я, - вы очень добры, мадам, но
покупной рождественский пудинг не может сравниться с домашним. Заметьте,
- продолжала миссис Росс, увлеченная этой темой, как и следовало ожидать
от истинного художника,  -  он  был  сделан  слишком  поздно.  Настоящий
рождественский пудинг должен быть приготовлен  за  несколько  недель  до
праздника и лежать на холоде; чем дольше он выдерживается -  в  разумных
пределах, конечно, - тем вкуснее он бывает. Я помню, что  когда  я  была
ребенком и мы ходили в церковь каждое воскресенье, то  мы  всегда  ждали
определенной  молитвы,  которая  служила  сигналом   для   того,   чтобы
приступить к изготовлению пудингов. В воскресенье произносилась молитва,
и не позже следующей недели моя мать обязательно готовила рождественский
пудинг. Так следовало бы сделать и здесь в этом году. Но вышло так,  что
пудинг был приготовлен всего три дня  назад,  накануне  вашего  приезда,
сэр. Как бы то ни было, я сделала все, как  полагается.  Все  живущие  в
доме должны были прийти на кухню размешивать пудинг и загадать  желание.
Таков старинный обычай, сэр, и я всегда придерживаюсь его.
   - В высшей степени интересно, - сказал Эркюль Пуаро.  -  И  что,  все
пришли сюда?
   - Да, сэр. Молодые джентльмены, мисс Бриджит, лондонский  джентльмен,
который гостит здесь, его сестра, мистер Дэвид и мисс Диана (я, конечно,
должна была бы сказать миссис Миддлтон)..,  и  каждый  из  них  размешал
немного, да, сэр.
   - А сколько пудингов вы сделали? Только один?
   - Нет, сэр, четыре. Два больших и два поменьше. Я  собиралась  подать
второй из больших на Новый год: меньшие предназначаются для полковника и
миссис Лейси, когда они останутся одни, а остальные уедут.
   - Понимаю, понимаю.
   - Собственно говоря, - сказала миссис Росс, сегодня  вы  ели  не  тот
пудинг, который следовало.
   - Не тот пудинг? - удивился Пуаро. - Как так?
   - Видите ли,  сэр,  у  нас  есть  большая  форма  для  рождественских
пудингов. Фарфоровая форма с выпуклым узором из остролиста  и  омелы  на
крышке. Рождественский  пудинг  мы  всегда  делали  в  ней.  Но  сегодня
случилась неприятность. Утром, когда Энни снимала ее с полки в кладовой,
она выскользнула у нее из рук и разбилась. Само собой, сэр, я  не  могла
подать этот пудинг, ведь в него, возможно, попали осколки. Так  что  нам
пришлось воспользоваться тем, который был во второй форме и  должен  был
подаваться на Новый год. Это тоже хорошая круглая форма, но пудинг в ней
получается не такой нарядный. Представления не  имею,  где  нам  удастся
достать другую такую форму, как разбитая. Теперь таких больше не делают.
Все какие-то мелкие модные штучки. Не купишь  даже  простого  блюда  для
завтрака, на котором поместилось бы восемь-десять яиц  с  ветчиной.  Ах,
теперь все не так, как прежде.
   - Это верно, - подтвердил Пуаро, - но  о  сегодняшнем  дне  этого  не
скажешь. Сегодня Рождество здесь праздновали, как в прежние времена.  Вы
согласны со мной?
   Миссис Росс вздохнула.
   - Мне приятно, что вы так говорите,  сэр,  но,  конечно  же,  у  меня
теперь нет таких помощников, как бывало раньше. Опытных помощников, хочу
я сказать. Девушки в наши дни... - и она слегка  понизила  голос.  -  Не
могу сказать о них ничего плохого, сэр, они очень усердны  и  услужливы,
но не вышколены, если вы знаете, что я имею в виду.
   - Да, времена меняются, - подтвердил Эркюль Пуаро. -  Я  тоже  иногда
нахожу, что это грустно.
   - Этот дом, сэр, - сказала миссис Росс, - слишком велик,  знаете  ли,
для хозяйки и полковника. Хозяйка понимает это.  Жить,  как  они  живут,
занимая только часть дома - в этом нет  ничего  хорошего.  Дом  оживает,
можно сказать, только на Рождество, когда собирается вся семья.
   - Насколько я знаю, мистер Ли-Уортли и  его  сестра  гостят  здесь  в
первый раз, не так ли?
   - Да, сэр, - тон миссис Росс стал более сдержанным. - Очень  приятный
молодой человек, но, по нашему разумению, это неподходящий друг для мисс
Сары. Впрочем, в Лондоне иначе смотрят на вещи.  Как  грустно,  что  его
сестра так плохо себя чувствует. Она ведь перенесла операцию.  В  первый
день их приезда она казалась вполне здоровой, но к вечеру,  после  того,
как мы размешивали пудинги, ей снова стало нехорошо и с тех пор она  все
время в постели. Я думаю, она поднялась слишком рано после операции. Ах,
эти современные доктора! Они выписывают людей из больницы, когда те едва
на ногах стоят. Да вот, жена моего собственного племянника...
   И миссис Росс пустилась в долгое  и  красочное  описание  больничного
лечения, которому подверглись многие ее родственники;  ничего  похожего,
по ее мнению, на то внимание,  которое  уделялось  пациентам  в  прежние
времена.
   Пуаро выразил свое сочувствие должным образом.
   - Мне  остается  только,  -  заключил  он,  -  поблагодарить  вас  за
великолепный, изысканный обед. Разрешите  предложить  вам  это  скромное
доказательство моего восхищения.
   И хрустящая бумажка в пять фунтов перешла из его руки в  руку  миссис
Росс, которая вскользь заметила:
   - Но, сэр, вы не должны этого делать.
   - Ах нет, я настаиваю.
   - Вы очень,  очень  добры,  сэр.  -  Миссис  Росс  приняла  дань  его
восхищения как должное, не более того. - А вам, сэр,  я  желаю  веселого
Рождества и счастливого Нового года.
   Этот рождественский день закончился, как большинство  подобных  дней.
Зажгли елку, к чаю был подан восхитительный  рождественский  пирог.  Его
приветствовали с восторгом, но ели весьма умеренно. Позже  был  холодный
ужин.
   Пуаро, как и его хозяева, рано удалился на покой.
   - Доброй ночи, мсье Пуаро, - сказала миссис Лейси. - Я  надеюсь,  что
вы хорошо провели время.
   - Это был чудесный день, мадам, просто чудесный.
   - Вы кажетесь очень задумчивым.
   - Я размышляю об английском пудинге.
   - Вы нашли его тяжеловатым? - деликатно спросила миссис Лейси.
   - Нет, нет, я говорю не с гастрономической точки зрения.
   Я размышляю о его значении.
   - Что ж, оно, безусловно,  связано  с  традицией,  -  сказала  миссис
Лейси. - Спокойной ночи, мсье  Пуаро,  и  пусть  вас  не  мучают  сны  о
рождественских пудингах и сладких пирогах.
   - Да, - сказал себе Пуаро, раздеваясь, - этот рождественский  пудинг,
действительно, проблема. Чего-то я здесь  не  понимаю.  -  Он  досадливо
покачал головой. - Ну что ж, посмотрим. После  некоторых  приготовлений,
Пуаро лег в постель, но, видимо, спать не собирался.
   Часа через два его терпение было  вознаграждено.  Дверь  его  спальни
тихо приоткрылась. Он улыбнулся про себя. Все шло так, как он предвидел.
Его мысли вернулись на мгновение к чашке кофе,  любезно  переданной  ему
Десмондом Ли-Уортли во время ужина. Когда Десмонд отвернулся от него, он
на минуту опустил чашку на стол, а потом снова поднял ее, и Десмонд  мог
с удовлетворением убедиться  (если  ему  это,  действительно,  доставило
удовлетворение), что Пуаро выпил кофе  до  последней  капли.  Но  сейчас
легкая усмешка приподняла усы Пуаро. Он подумал, что кто-то другой, а не
он, спит особенно крепко в эту  ночь.  "Этот  славный  молодой  человек,
Дэвид, - сказал себе Пуаро. -  Он  взволнован,  он  несчастлив.  Ему  не
повредит хорошо выспаться. А сейчас посмотрим, что произойдет".
   Он лежал совершенно тихо и ровно дышал, издавая время от  времени  не
храп, о нет, а лишь легчайший намек на храп.
   Кто-то  подошел  к  его  постели  и   склонился   над   ним.   Потом,
удостоверившись, что Пуаро  спит,  посетитель  повернулся  и  подошел  к
туалетному столику. При свете маленького карманного фонарика он осмотрел
вещи Пуаро, аккуратно разложенные на нем. Его пальцы  ощупали  бумажник,
открыли  без  малейшего  шума  один  за  другим  ящики  столика,   потом
продолжили поиски в карманах  одежды  Пуаро.  В  заключение,  посетитель
снова подошел к постели. Его  рука  осторожно  скользнула  под  подушку.
Вытащив руку, он постоял несколько секунд в нерешительности,  как  будто
сомневаясь, что делать дальше. Обошел всю комнату, заглядывая в вазочки,
отодвигая безделушки, зашел в ванную, вышел  оттуда.  Потом  раздраженно
пробормотав что-то себе под нос, покинул комнату.
   - Ах, вот как, - беззвучно произнес Пуаро. - Значит, вы разочарованы?
Да, да, вы очень разочарованы. Неужели вы  могли  всерьез  предположить,
что Эркюль Пуаро спрячет что-то там, где вы сумеете это разыскать?!
   Затем он повернулся на другой бок и мирно уснул.  На  следующее  утро
его разбудил легкий, но настойчивый стук в дверь.
   - Qui est la <Кто там> ? Входите, входите.
   Дверь отворилась.  На  пороге  стоял  запыхавшийся  Колин.  Лицо  его
покраснело от волнения. За ним показался Майкл.
   - Мсье Пуаро, мсье Пуаро!
   - Да? - Пуаро сел на постели. - Вы принесли мне чай? Ах нет, это  вы,
Колин. Что случилось?
   Колин помолчал с минуту. Он казался очень взволнованным. На самом  же
деле, его органы речи были временно парализованы зрелищем Эркюля Пуаро в
ночном колпаке. Наконец, сделав некоторое усилие, он заговорил:
   - О, мсье Пуаро, не могли бы вы нам помочь? Произошло нечто ужасное!
   - Что именно?
   - Это.., это Бриджит. Она лежит там, на снегу. Мне кажется.., она  не
двигается и не говорит... О, лучше выйдите и посмотрите на нее сами. Мне
так страшно... Боюсь, что она мертва.
   - Что? - Пуаро откинул одеяло. - Мадемуазель Бриджит мертва?!
   - Я думаю... Похоже на то, что ее убили.  Там  кровь.  Идите  скорее,
пожалуйста.
   - Ну, конечно, конечно. Одну минуту. С величайшей поспешностью  Пуаро
просунул ноги в уличные ботинки  и  набросил  прямо  на  пижаму  пальто,
подбитое мехом.
   - Я готов, - сказал он. - Вы разбудили всех в доме?
   - Нет. Мы никому пока не говорили, кроме вас. Мы думали,  так  лучше.
Дедушка и бабушка еще не встали. Внизу накрывают на стол, но  мы  ничего
не сказали Пивереллу. Она - Бриджит  -  лежит  с  другой  стороны  дома,
недалеко от террасы и библиотечного окна.
   - Понятно. Идите вперед,  я  следую  за  вами.,  Отвернувшись,  чтобы
скрыть торжествующую усмешку, Колин первым спустился по лестнице, и  они
вышли во двор через  боковую  дверь.  Было  ясное  утро.  Солнце  только
поднималось над горизонтом. Снег уже не шел, но все вокруг было  покрыто
нетронутым  белоснежным  покровом.  Мир  казался  чистым  и  удивительно
прекрасным.
   - Там! - сказал, задыхаясь, Колин. -  Это  -  там!  И  жестом  полным
драматизма он указал на что-то. Сцена, представившаяся их  взорам,  была
действительно драматична. Бриджит лежала на снегу в нескольких ярдах  от
них. На ней была алая пижама и белый шерстяной  платок,  наброшенный  на
плечи. На платке виднелись красные пятна. Голова ее была повернута вбок,
лицо скрывалось под массой черных  распущенных  волос.  Одна  рука  была
прижата к телу, вторая откинута в  сторону,  пальцы  ее  были  сжаты.  В
центре большого красного пятна  торчала  рукоятка  изогнутого  курдского
кинжала, который полковник Лейси только накануне вечером показывал своим
гостям.
   - Mon Dieu <Боже мой>! -  воскликнул  Пуаро.  -  Совершенно,  как  на
сцене.
   Майкл издал слабый звук, как будто он подавился. Колин  бросился  ему
на выручку, стараясь исправить положение.
   - Я знаю, - сказал он. - Все это выглядит нереально,  не  правда  ли?
Видите вы эти следы? Вероятно, их нельзя трогать?
   - Ах да, следы. Нет, мы должны быть  очень  осторожны,  чтобы  их  не
уничтожить.
   - Я так и думал, - сказал Колин.  -  Поэтому  я  и  не  хотел,  чтобы
кто-нибудь приблизился к ней до вас.  Я  подумал,  что  вы  знаете,  как
поступить.
   - Как бы то ни было, - возразил Пуаро,  -  первым  долгом  мы  должны
выяснить, жива она или нет. Разве не так?
   - Ну, разумеется, - растерянно подтвердил Майкл. - Но мы, видите  ли,
думали.., мы не хотели, хочу я сказать.
   - О, вы были очень  осторожны!  Вы  начитались  детективных  романов.
Очень важно ни к чему не прикасаться и оставить труп в том положении,  в
каком он был найден. Но ведь мы еще не уверены, что это  труп.  В  конце
концов,  хотя  осторожность  и  замечательное   качество,   обыкновенная
человечность должна быть на первом месте. Вы не считаете,  что  о  враче
следует подумать раньше, чем о полиции?
   - О да, конечно, - подтвердил Колин, захваченный врасплох.
   - Мы только подумали, - торопливо добавил Майкл, - мы  подумали,  что
лучше позвать вас прежде, чем что-то предпринять.
   - Хорошо. В таком случае, оставайтесь оба здесь, - решил Пуаро, - а я
обойду с другой стороны, чтобы не затоптать следы. Какие отличные следы,
правда? И такие четкие. Следы мужчины и девушки, ведущие к  тому  месту,
где она лежит. Потом мужские  следы  идут  в  обратном  направлении,  но
следов девушки больше нет.
   - Это следы убийцы, как  вы  думаете?  -  предположил  Колин,  затаив
дыхание.
   - Именно, - кивнул Пуаро, - следы убийцы. Узкая, длинная ступня и  не
совсем обычные ботинки. Очень интересные следы и,  как  я  думаю,  легко
узнаваемые. Да, эти следы сыграют важную роль.
   В этот момент Десмонд Ли-Уортли и Сара вышли из дома и присоединились
к ним.
   -  Что  это  вы  все  здесь  делаете?  -  спросил  Десмонд  несколько
театрально. - Я увидел вас из окна моей  спальни.  Что  случилось?  Боже
мой, что это? Это похоже на.., на...
   - Вот именно, - докончил Эркюль Пуаро. - Это похоже на  убийство,  не
так ли?
   Сара, не в силах произнести ни слова, бросила быстрый  подозрительный
взгляд на мальчиков. - Вы хотите сказать, что кто-то убил эту девочку  -
я забыл  ее  имя  -  эту  Бриджит?  -  спросил  Десмонд.  -  Кому  могло
понадобиться убивать ее? Это неправдоподобно!
   - Многие вещи  кажутся  нам  неправдоподобными,  -  сказал  Пуаро.  -
Особенно перед завтраком. Вы со мной несогласны? А ведь это слова одного
из ваших классиков: "шесть невозможных вещей перед завтраком".  -  Потом
Пуаро добавил: - Пожалуйста, подождите меня здесь.
   Осторожно обойдя вокруг, он приблизился  к  Бриджит  и  на  мгновение
нагнулся над телом. Колин и Майкл тряслись от подавленного  смеха.  Сара
подошла к ним и тихо спросила:
   - Что это вы затеяли?
   - Ну, Бриджит сильна! - прошептал Колин. - Ведь не шелохнется.
   - Никогда не  видел,  чтобы  кто-нибудь  выглядел  таким  мертвым,  -
пробормотал Майкл. Эркюль Пуаро выпрямился.
   - Это ужасно, - сказал он.
   В голосе его слышалось волнение, которого раньше в нем не было.
   Не в силах больше сдерживать  веселье,  Майкл  и  Колин  отвернулись.
Майкл спросил сдавленным голосом:
   - Что.., что теперь нужно делать?
   - Остается только одно, - ответил Пуаро. - Мы должны вызвать полицию.
Может кто-нибудь из вас это сделать, или вы предпочитаете, чтобы это был
я?
   - Я думаю, - сказал Колин, - я думаю... А ты, как полагаешь, Майкл?
   - Да, - кивнул ему Майкл, - я тоже считаю, что игра окончена.
   Он сделал шаг вперед. Сейчас он казался немного неуверенным.
   - Простите нас, пожалуйста, - сказал он, - я  надеюсь,  вы  не  очень
рассердитесь. Это была в  некотором  роде  рождественская  шутка  и  все
такое. Нам хотелось разыграть для вас убийство...
   - Вам хотелось разыграть для меня убийство? В  таком  случае,  это..,
это...
   - Это просто комедия, которую мы придумали, - пояснил  Колин,  -  для
того, чтобы вы себя почувствовали в своей стихии.
   - Ах, вот что! -  сказал  Пуаро.  -  Понимаю.  Вы  хотели  надо  мной
подшутить, как на первое апреля. Но сегодня не первое апреля, а двадцать
шестое декабря.
   - Вероятно, мы не должны были этого  делать,  -  продолжал  Колин.  -
Но.., но вы ведь не очень сердитесь, скажите,  мсье  Пуаро?  Бриджит!  -
позвал он. - Вставай. Ты уже, наверное, замерзла до полусмерти.
   Фигура на снегу, однако, не шевельнулась.
   - Странно, - сказал Пуаро, - она как будто вас  и  не  слышит.  -  Он
задумчиво посмотрел на них. - Вы говорите, что  это  шутка.  Вы  в  этом
уверены?
   - Ну, конечно, - в голосе Колина послышалась тревога. - Мы не думали,
что это может причинить ей вред.
   - Но почему же тогда мадемуазель Бриджит не встает?
   - Я и сам понять не могу, - сказал Колин.
   - Бриджит, Бриджит, - нетерпеливо позвала Сара, - перестань дурить  и
вставай.
   - Мы в самом деле очень  сожалеем,  мсье  Пуаро,  -  сказал  Колин  с
тревогой. - Извините нас, пожалуйста.
   - Вам не за что  извиняться,  -  произнес  Пуаро  каким-то  необычным
тоном.
   - Что вы хотите этим сказать? - Колин смотрел на него во  все  глаза.
Потом снова повернулся к девочке.  -  Бриджит!  Бриджит!  Что  с  тобой!
Почему она не встает? Почему она продолжает лежать?
   Пуаро сделал Десмонду знак, чтобы он подошел.
   -  Вы,  мистер  Ли-Уортли.  Подойдите  сюда,  пожалуйста...   Десмонд
подошел.
   - Пощупайте ее пульс, - сказал  Пуаро.  Десмонд  Ли-Уортли  нагнулся,
прикоснулся к руке Бриджит, к ее запястью.
   - Пульс не прослушивается... - он вытаращил глаза на Пуаро. - Ее рука
окоченела. Боже мой, она в самом деле мертва! Пуаро кивнул.
   - Да, она мертва, - сказал он. - Кто-то комедию превратил в трагедию.
   - Кто-то? Кого вы имеете в виду?
   - Здесь ряд следов, ведущих к телу мадемуазель и возвращающихся.  Эти
следы очень похожи на те, которые оставили вы, мистер Ли-Уортли,  пройдя
от дорожки к этому месту.
   Десмонд Ли-Уортли обернулся.
   - Что за черт?.. Вы обвиняете меня, что ли? МЕНЯ? Да вы с ума  сошли!
Зачем бы я стал ее убивать?
   - Зачем? В самом деле, зачем?.. Сейчас посмотрим...
   Он нагнулся и очень осторожно  разогнул  неподвижные,  сжатые  пальцы
Бриджит.
   Десмонд тяжело перевел  дыхание.  Он  смотрел  вниз,  не  веря  своим
глазам. На ладони умершей лежал большой камень,  по  цвету  напоминающий
рубин.
   - Это та проклятая штука из пудинга! - воскликнул он.
   - Правда? - спросил Пуаро. - Вы уверены?
   - Ну, конечно.
   Быстрым движением Десмонд наклонился над Бриджит  и  схватил  красный
камень.
   - Вы не должны были этого делать, - сказал Пуаро с упреком. -  Нельзя
было ни к чему прикасаться.
   - Но я не прикоснулся к телу, не правда ли? Что касается этой  штуки,
она могла затеряться в снегу, а ведь это улика.  Самое  главное,  нужно,
чтобы полиция приехала как можно скорее. Я пойду позвоню.
   Он повернулся и быстро побежал к дому. Сара подошла к Пуаро.
   - Я не понимаю, - прошептала она. Лицо ее было смертельно бледно. - Я
ничего не понимаю. - Она схватила Пуаро за руку. - Что вы имели в  виду,
когда говорили о следах?
   - Посмотрите сами, мадемуазель.
   Первоначальные следы, ведущие к телу и от него, ничем  не  отличались
от тех, которые Десмонд Ли-Уортли оставил, когда последовал за Пуаро.
   - Вы думаете, это был  Десмонд?  Совершенная  бессмыслица!  В  чистом
воздухе вдруг отчетливо раздался шум мотора. Все  обернулись  и  увидели
машину, которая с огромной скоростью мчалась  по  центральной  аллее  от
дома. Сара узнала ее.
   - Это Десмонд, - сказала она. - Это  его  машина.  Он..,  да,  должно
быть, он сам поехал за полицией, вместо того чтобы звонить.
   Диана Миддлтон вышла из дома и бросилась к ним.
   - Что случилось? - спросила  она  прерывающимся  голосом.  -  Десмонд
только что вбежал в дом, крикнул, что Бриджит убита,  попытался  куда-то
дозвониться, но телефон не работал. Он сказал,  что  провода,  вероятно,
перерезаны и что остается только самому поехать за полицией.  Почему  за
полицией?..
   Пуаро сделал неопределенный жест рукой.
   - Бриджит? - Диана посмотрела на него широко раскрытыми глазами. - Но
разве это была не шутка? Я что-то слышала вчера вечером. Они  как  будто
собирались подшутить над вами, мсье Пуаро.
   - Да, - сказал Пуаро, - вначале они  действительно  хотели  подшутить
надо мной. Но пойдем лучше в дом, здесь можно простудиться насмерть. Все
равно ничего  нельзя  сделать,  пока  мистер  Ли-Уортли  не  вернется  с
полицией.
   - Но позвольте, - запротестовал Колин,  -  не  можем  же  мы  бросить
Бриджит здесь одну.
   - Вы ничем ей не поможете, оставаясь здесь, - мягко сказал  Пуаро.  -
Увы, это страшная трагедия, но  мы  уже  ничего  не  можем  сделать  для
мадемуазель Бриджит. Войдем в дом, обогреемся немного  и  выпьем,  может
быть, по чашечке чая или кофе.
   Они послушно последовали за ним в дом.  Пиверелл  как  раз  собирался
звонить в гонг. Если он и нашел странным, что большая  часть  обитателей
дома выходила в такой ранний час и что Пуаро был в пижаме и  наброшенном
на плечи пальто, то он никак не проявил своего  удивления.  Несмотря  на
преклонный  возраст,  Пиверелл  оставался  идеальным  дворецким.  Он  не
замечал того, на что его не  просили  обратить  внимание.  Все  вошли  в
столовую и уселись вокруг стола.  Когда  перед  каждым  была  поставлена
чашка кофе и они начали его пить, Пуаро  заговорил,  -  Мне  хочется,  -
начал он, - рассказать вам небольшую историю. Я не имею  права  сообщить
вам все ее подробности и изложу поэтому основное.  Речь  идет  об  одном
молодом принце, приехавшем в эту страну. Он привез  с  собой  знаменитый
драгоценный камень, с тем чтобы оправить его заново и преподнести  даме,
на которой собирается  жениться.  К  сожалению,  до  своего  отъезда  из
Лондона, он завел дружбу с одной очень хорошенькой молодой  особой.  Эта
хорошенькая молодая дама не  очень  интересовалась  им  самим,  зато  ее
привлек его замечательный камень. Он ее привлек настолько,  что  в  один
прекрасный день она скрылась вместе с этой исторической  драгоценностью,
принадлежавшей  семейству  принца  в  течение  многих  поколений.  Таким
образом, бедный юноша оказался в чрезвычайно затруднительном  положении.
Для него самое главное было не допустить скандала,  поэтому  он  не  мог
обратиться в полицию. Тогда он пришел ко мне, Эркюлю Пуаро. "Прощу  вас,
- сказал он, - верните мне мой исторический рубин". Eh bien, выясняется,
что у этой молодой дамы есть  друг  и  этот  друг  осуществил  несколько
весьма сомнительных операций. Он  был  замешан  в  шантаже,  а  также  в
продаже драгоценностей заграницу. Совершая эти операции, он  всякий  раз
вел себя очень умно. Его подозревали, но ничего не могли  доказать.  Мне
стало известно, что этот весьма ловкий  молодой  джентльмен  должен  был
провести  праздник  Рождества  в  этом  доме.  Сразу   после   похищения
драгоценного камня хорошенькая молодая особа должна  была  на  некоторое
время исчезнуть с горизонта, чтобы на нее  не  могли  оказать  давления,
задавать ей вопросы и т.д. Поэтому ловкий молодой джентльмен  постарался
устроить так, чтобы она тоже  приехала  в  Кинге  Лейси  под  видом  его
сестры...
   Сара тяжело перевела дыхание:
   - Этого не может быть! Он не стал бы приводить ее в мой дом.
   - Но это было именно так, - возразил Пуаро.  -  При  помощи  довольно
несложной манипуляции мне  тоже  удается  приехать  сюда  на  Рождество.
Предполагается, что молодая дама только что вышла из  больницы.  Приехав
сюда, она чувствует себя гораздо  лучше.  Но  неожиданно  сообщают,  что
здесь будет гостить Эркюль Пуаро, широко известный сыщик.  Она  начинает
паниковать и прячет рубин в первое  попавшееся  место.  Сразу  же  после
этого ей снова делается нехорошо и она ложится в постель. Она не  хочет,
чтобы я ее видел, так как у меня несомненно имеется ее фотография,  и  я
могу ее узнать. Она ужасно  скучает,  но  сделать  ничего  нельзя  -  ей
приходится оставаться в своей комнате, а ее брат относит  ей  подносы  с
едой.
   - А рубин? - спросил Майкл.
   - Я думаю, - сказал Пуаро, - что в тот момент, когда был упомянут мой
приезд, молодая дама находилась на кухне со всеми вами, смеясь, болтая и
размешивая рождественские пудинги. Тесто  для  пудингов  раскладывают  в
особые чаши, и молодая дама опускает рубин в одну из них, вдавив  его  в
будущий пудинг. Не в тот, который предназначается для Рождества,  -  она
хорошо знает, что он находится в специальной форме.  Она  кладет  его  в
тот, который подадут на Новый  год.  А  она  собирается  покинуть  Кинге
Лейси, не дожидаясь Нового  года,  и,  без  всякого  сомнения,  надеется
захватить пудинг с собой. Но тут в дело  вмешивается  случай.  Утром,  в
первый день  Рождества,  происходит  нечто  неожиданное.  Рождественский
пудинг в его нарядной форме роняют на каменный пол, и форма  разлетается
вдребезги. Что делать?  Милейшая  миссис  Росс  берет  другой  пудинг  и
отправляет его в столовую.
   - О, Господи! - воскликнул Колин. - Не  хотите  ли  вы  сказать,  что
когда дедушка ел пудинг, ему попал в рот настоящий рубин?
   - Я именно это хочу сказать, - подтвердил Пуаро. - И вы  можете  себе
представить, что почувствовал мистер Десмонд Ли-Уортли увидев, что рубин
в этом пудинге. Eh bien, что же дальше?  Все  по  очереди  рассматривают
рубин, и мне удается незаметно  опустить  его  в  карман.  Я  это  делаю
небрежно, как бы случайно. Но по крайней мере один человек наблюдает  за
мной. Ночью, когда я лежу в  постели,  он  обыскивает  мою  комнату.  Он
обыскивает меня. Но ему не удается найти рубин. Почему?
   - Потому что, - сказал Майкл прерывающимся голосом, - вы передали его
Бриджит. Вы это имели в виду? И поэтому - но я не  совсем  понимаю  -  я
хочу сказать... Послушайте, что же в самом деле произошло?
   Пуаро улыбнулся ему.
   - Пройдем в библиотеку, - предложил он, - и выгляните в окно. То, что
я покажу вам, может быть, объяснит загадку. Он прошел вперед,  остальные
последовали за ним.
   - Посмотрите-ка еще раз, - сказал Пуаро, - на место преступления.
   Он указал за окно. Крик изумления сорвался одновременно со всех  уст.
Тела Бриджит больше не было видно. Не оставалось ни малейшего  следа  от
происшедшей трагедии, кроме заметного углубления в снегу.
   - Может быть, все это было сном? - спросил Колин  слабым  голосом.  -
Или кто-нибудь унес тело?
   Пуаро покачал головой. В глазах его зажглись веселые огоньки.
   - Эта история называется, - улыбаясь сказал он, - "Тайна исчезнувшего
тела".
   - Боже мой! - воскликнул Майкл. - Мсье Пуаро, вы... Послушайте,  ведь
он все время водил нас за нос. Огоньки в глазах Пуаро стали еще ярче.
   - Это правда, дети мои, я тоже сыграл с вами маленькую шутку. Дела  в
том, что я знал о вашем небольшом заговоре и в  противовес  ему  устроил
свой собственный. Ax, voil <Вот.> мадемуазель Бриджит. Надеюсь,  с  вами
ничего не случится от лежания на снегу. Я никогда бы  себе  не  простил,
если бы вы схватили une fluxion de poitrine <Воспаление легких.> Бриджит
как раз входила в комнату. На ней была теплая юбка и  шерстяной  свитер.
Она смеялась.
   - Я послал une tisane <Отвар из  трав.>  в  вашу  комнату,  -  сказал
строго Пуаро. - Выпили вы его?
   - Одного глотка было достаточно! - засмеялась Бриджит. - Со мной  все
в порядке. Но скажите, мсье  Пуаро,  хорошо  ли  я  провела  свою  роль?
Господи, у меня рука до сих пор болит от  жгута,  который  вы  заставили
меня наложить.
   - Вы были великолепны,  дитя  мое,  -  заверил  ее  Пуаро.  -  Просто
великолепны! Но, как видите, остальные еще не совсем в курсе дела. Вчера
вечером я зашел к мадемуазель Бриджит, сказал ей, что  я  знаю  о  вашем
маленьком complot <Заговор.> и спросил, сумеет ли она сыграть  для  меня
небольшую роль. Она проделала все  очень  толково.  Для  следов  мистера
Ли-Уортли она воспользовалась его ботинками.
   Сара сказала вдруг осипшим голосом:
   - А какой во  всем  этом  смысл,  мсье  Пуаро?  Зачем  было  посылать
Десмонда за полицией? Они  очень  рассердятся,  когда  узнают,  что  это
просто мистификация.
   Пуаро покачал головой.
   - Но я ни на  минуту  не  допускаю  мысли,  мадемуазель,  что  мистер
Ли-Уортли поехал за полицией, - сказал он. - Мистеру Ли-Уортли ни к чему
быть замешанным  в  таком  преступлении,  как  убийство.  Он  совершенно
потерял самообладание и думал только о том,  как  бы  заполучить  рубин.
Схватив его, он пошел в дом, разыграл комедию с телефоном, который будто
бы не в порядке, сел в машину  и  умчался  под  предлогом  необходимости
вызвать полицию. Думаю, что вы не  скоро  увидите  его  снова.  У  него,
насколько я знаю, есть  особые  возможности,  для  того  чтобы  покинуть
Англию. Ведь у него собственный самолет, не так ли, мадемуазель?
   Сара кивнула.
   - Да, - подтвердила она. - Мы собирались... И она остановилась.
   - Он хотел, чтобы вы бежали с ним, правда? Eh bien, это очень удобный
способ вывезти похищенный камень. Если  вы  бежите  с  девушкой,  и  это
становится известно, никто не заподозрит вас в том, что  вы  собираетесь
увезти еще и историческую драгоценность из страны.  О  да,  это  был  бы
великолепный камуфляж.
   - Я не верю этому, - сказала Сара. - Я не верю  ни  одному  слову  из
всего этого.
   - Тогда спросите у его сестры, - посоветовал ей Пуаро, кивнув головой
на кого-то за ее спиной.
   На пороге появилась платиновая блондинка в меховом  манто.  Глаза  ее
метали молнии. Было ясно, что она вне себя.
   - Его сестра? Как бы не так! - крикнула она.  -  Эта  свинья  мне  не
брат! Выходит, он смылся и оставил меня одну расхлебывать эту кашу?  Это
все он придумал! Он  заставил  меня  это  сделать!  Это  верные  деньги,
говорил он, и преследовать тебя не будут из страха  скандала.  Я  всегда
могла пригрозить, что скажу будто Али подарил мне эту  его  историческую
драгоценность. Мы должны были с  Десом  разделить  добычу  в  Париже,  а
теперь эта свинья сбежала! Я готова его убить! - Она резко  повернулась.
- Чем скорее я уеду отсюда.., может кто-нибудь из вас вызвать  для  меня
такси?
   - Машина уже ждет у ворот, мадемуазель, чтобы отвезти вас на станцию,
- сказал Пуаро.
   - Вы обо всем успеваете подумать, верно?
   - По большей части, - добродушно  подтвердил  Пуаро.  Но  он  еще  не
совсем отделался. Когда он вернулся  в  столовую,  посадив  мнимую  мисс
Ли-Уортли в машину, Колин  поджидал  его.  Мальчишеское  лицо  его  было
хмурым.
   - Послушайте, мсье Пуаро. А как же рубин? Не хотите  же  вы  сказать,
что позволили ему удрать с добычей?
   Пуаро помрачнел, затеребил свои усы. Казалось, ему не по себе.
   - Я еще верну его, - сказал  он  слабым  голосом.  -  Есть  и  другие
возможности. Я...
   - Ну еще бы! - воскликнул Майкл. - Допустить, чтобы этот мерзкий  тип
украл рубин!
   Бриджит оказалась более проницательной.
   - Да ведь он снова разыгрывает нас! - закричала  она.  -  Я  угадала,
мсье Пуаро?
   - Проделаем, если хотите, последний фокус, мадемуазель.  Пощупайте-ка
в моем левом кармане.
   Бриджит опустила туда руку и  тут  же  вытащила  ее  с  торжествующим
возгласом. Огромный рубин сверкал на ее ладони во всем  своем  пурпурном
великолепии.
   - Теперь понимаете? - спросил Пуаро. - Тот камень, который вы сжимали
в руке был поддельным. Я привез его из Лондона на случай, если  окажется
возможным подменить оригинал. Ясно? Мы не хотим скандала.  Мсье  Десмонд
постарается избавиться от рубина в Париже, Бельгии или другом месте, где
у него имеются контакты, и тогда выяснится, что камень ненастоящий!  Что
может быть забавнее? Все  заканчивается  в  высшей  степени  удачно:  мы
избегаем скандала, мой принц получает обратно свой  рубин,  возвращается
домой и заключает благоразумный и, будем надеяться, счастливый брак. Все
кончается хорошо.
   - Только не для меня, - прошептала Сара. Она произнесла это так тихо,
что ее никто не услышал, кроме Пуаро.
   - В этом вы  ошибаетесь,  мадемуазель  Сара,  -  возразил  он.  -  Вы
приобрели опыт, а опыт всегда полезен.  Я  предсказываю  вам  счастье  в
дальнейшем.
   - Спасибо на добром слове, - только и сказала Сара.
   - Но послушайте, мсье Пуаро,  -  обратился  к  нему  Колин,  нахмурив
брови. - Как вы узнали  о  спектакле,  который  мы  собирались  для  вас
разыграть?
   - Я обязан все знать: это моя  профессия,  -  ответил  Эркюль  Пуаро,
подкрутив усы.
   - Да, конечно, но я все равно не понимаю, как вам это удалось.  Может
быть, кто-нибудь из нас проговорился, рассказал вам об этом?
   - Нет, нет.
   - Тогда как же? Скажите. Все остальные подхватили:
   - Да, скажите, пожалуйста!
   - Не стоит, поверьте, - запротестовал Пуаро. - Если я  расскажу,  как
все  было,  вам  это  покажется  неинтересным.  Точно  так   же,   когда
иллюзионист рассказывает о том, как  он  проделывает  свои  фокусы.  Это
всегда скучно.
   - Расскажите, мсье Пуаро! Расскажите, пожалуйста.
   - Вы в самом деле хотите, чтобы я раскрыл вам эту последнюю тайну?
   - Да, пожалуйста. Продолжайте.
   - Ах, не думаю, что следует это делать. Вы будете разочарованы.
   - Ну, пожалуйста, мсье Пуаро. Как вы это узнали!
   - Ну, хорошо.  Позавчера,  видите  ли,  я  отдыхал,  сидя  у  окна  в
библиотеке. Я задремал, а когда проснулся, услышал,  как  вы  обсуждаете
ваши планы во дворе под окном.
   - И это все? - недовольно воскликнул Колин. - Как просто!
   - Не так ли? - сказал, улыбаясь, Пуаро. - Вот видите, вы в самом деле
разочарованы.
   - Ну, что ж, - заметил Майкл, -  во  всяком  случае,  теперь  мы  все
знаем.
   - Вы так думаете? - пробормотал Пуаро, обращаясь к самому себе. - Что
касается меня, то я не все знаю. И это я, чья  профессия  заключается  в
том, чтобы знать все.
   Он вышел в холл, покачивая головой. Уже в двадцатый раз, пожалуй,  он
вытащил из кармана грязноватый клочок бумаги:
   "НЕ ЕШЬТЕ НИ КУСОЧКА РОЖДЕСТВЕНСКОГО ПУДИНГА.
   ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ".
   Эркюль Пуаро продолжал задумчиво  качать  головой.  Он,  который  мог
объяснить все на свете, этого объяснить не мог.  Какое  унижение!  Зачем
это написали? Пока он этого не выяснит, у него не будет ни минуты покоя.
Внезапно его вывел из задумчивости какой-то  странный  звук.  Он  быстро
посмотрел вниз. На полу возилось, стоя на коленях, существо  с  волосами
цвета пакли, в цветастом балахоне,  вооруженное  совком  и  щеткой.  Оно
уставилось широко раскрытыми круглыми глазами на бумажку в руке Пуаро.
   - О, сэр, - вымолвило существо. - О, сэр. Прошу вас, сэр.
   - Кто вы, топ enfant <Дитя мое.> ? - добродушно спросил Пуаро.
   - Энни Бэйтс, сэр,  к  вашим  услугам,  сэр.  Я  бываю  здесь,  чтобы
помогать миссис Росс. Поверьте, сэр, я не хотела сделать ничего  такого,
чего я не должна была бы делать. У меня были хорошие намерения,  сэр.  Я
желала вам добра.
   И тут Пуаро осенило. Он указал на грязный клочок бумаги.
   - Это вы написали, Энни?
   - У меня ничего плохого не было на уме, сэр. В самом деле, ничего.  -
Ну, конечно, Энни, я знаю, - он ей улыбнулся. -  Но  расскажите  мне  об
этом. Почему вы так написали?
   - Так вот, сэр, это из-за тех двоих, сэр. Из-за мистера  Ли-Уортли  и
его сестры. Хотя она никакая ему не сестра, конечно. Никто из нас  этому
не верил. И ни чуточки она не была  больна.  Мы  все  это  понимали.  Мы
думали - мы все думали, - что тут творятся какие-то странные дела. Я вам
честно все расскажу, сэр. Я была в ее ванной, доставала чистые полотенца
и кое-что подслушала. Он был в ее комнате и они разговаривали. Я слышала
все яснее ясного. "Этот сыщик, - сказал он, - этот  тип  Пуаро,  который
собирается приехать сюда. Мы должны  что-то  сделать.  Нужно  как  можно
скорее убрать его с дороги". Потом он  понизил  голос  и  добавил  таким
противным, зловещим тоном: "Куда ты положила это?" - А она ответила:  "В
пудинг". О сэр, мое сердце так  и  подскочило.  Мне  казалось,  что  оно
вот-вот перестанет биться. Я  подумала,  что  они  хотят  отравить  вас,
подсыпать аду в рождественский пудинг. Я просто не  знала,  что  делать!
Миссис Росс не стала бы слушать такую, как я. Тогда мне пришло в  голову
вас предупредить. Я так и сделала и положила эту записку вам на подушку,
чтобы вы нашли ее, когда будете ложиться спать.
   Энни остановилась, перевести дыхание. Пуаро посмотрел на нее  долгим,
серьезным взглядом.
   - Я думаю, вы смотрите слишком много  детективных  фильмов,  Энни,  -
сказал он, наконец, - а может быть, это телевидение? Но главное,  у  вас
доброе сердце и вы славная девочка. Когда я вернусь в Лондон,  я  пришлю
вам подарок.
   - О, благодарю вас, сэр. Очень вам благодарна, сэр.
   - Какой подарок хотели бы вы получить, Энни?
   - Можно мне попросить все, что я захочу? Любой подарок, сэр?
   - Да, - ответил Пуаро осторожно, - в разумных пределах, конечно.
   - О сэр, могли бы вы мне  купить  сумочку  для  косметики?  Настоящую
модную косметичку, такую же шикарную, как у  сестры  мистера  Ли-Уортли,
которая, на самом деле, не его сестра?
   - Хорошо, - сказал Пуаро,  -  я  думаю,  это  можно  будет  устроить.
Удивительная вещь, - продолжал он задумчиво. - На днях я  был  в  музее,
видел  экспонаты  древнего  Вавилона  и  другие  предметы   тысячелетней
древности. Так вот, я увидел там сумочку  для  косметики.  Поразительная
стойкость. О женщины!
   - Простите, сэр?
   - Ничего, ничего, это я рассуждал  сам  с  собой.  Вы  получите  свою
сумочку, дитя мое.
   - О, благодарю вас, сэр. Я очень вам благодарна, сэр. Энни удалилась,
преисполненная восторга. Пуаро посмотрел ей вслед, удовлетворенно  кивая
головой.
   - Да, - сказал он себе. - А теперь пора уезжать, я  здесь  больше  не
нужен.
   Неожиданно, две нежные ручки обвились вокруг его шеи.
   - Не могли бы вы стать прямо под омелой? - спросила Бриджит.
 
*** 
 
   Эркюль Пуаро был очень доволен. Он  прекрасно  провел  рождественские
праздники в Кинге Лейси.
 
 
8 
 
 
7 
 
 



ОЖЕРЕЛЬЕ ТАНЦОВЩИЦЫ 
 
Агата КРИСТИ 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
    Жена  приходского  священника  вышла   из-за   угла   своего   дома,
примыкавшего к церкви, сжимая в руках  охапку  хризантем.  Комья  жирной
садовой земли пристали к подошвам  ее  грубых  башмаков;  на  носу  были
пятнышки такого же происхождения, но она этого не подозревала.
   Ей  пришлось  немного  повозиться,  открывая   заржавленные   ворота,
наполовину  сорванные  с  петель.  Налетевший  порыв  ветра  сдвинул  ее
потертую фетровую шляпу, придав ей еще более лихой излом, чем раньше.
   - Ах ты, пропасть! - сказала Банч.
   В порыве оптимизма, вызванного рождением малютки,  родители  поэтично
нарекли ее Дианой, но никто с самого  раннего  возраста  не  называл  ее
иначе, как Банч. Придерживая хризантемы, она пересекла церковный двор  и
подошла к дверям храма.
   Ноябрьский воздух был сырым и теплым.  По  небу  проносились  облака,
оставляя там и сям голубые просветы. В церкви было темно и холодно:  там
топили только во время службы.
   - Бррррр! - выразительно произнесла Банч.  -  Придется  поторопиться,
если я не хочу здесь окоченеть до смерти.
   С быстротой, приобретенной благодаря постоянной практике, она собрала
все необходимое: вазы, кувшин с водой, подставки для  цветов.  "Хотелось
бы мне, чтобы у нас были лилии, - подумала Банч. - Мне так  надоели  эти
чахлые хризантемы".
   Ее ловкие  пальцы  проворно  размещали  цветы,  и  в  скором  времени
убранство  церкви  было  завершено.  В  нем  не   было   и   намека   на
оригинальность или артистичность, но и  в  самой  Банч  Хармон  не  было
ничего оригинального и артистичного. Однако цветы придали  церкви  очень
уютный и приветливый вид. Осторожно неся вазы, Банч поднялась в  боковой
придел и направилась к алтарю. В этот момент выглянуло солнце.
   Его лучи пробивались сквозь сине-красную гамму  витражей,  украшавших
восточное  окно,  дар   богатого   прихожанина   викторианских   времен.
Впечатление было  неожиданным  и  удивительно  ярким.  "Как  драгоценные
камни", - подумала Банч.  Вдруг  она  остановилась,  глядя  прямо  перед
собой.  На  ступенях,  ведущих  к  алтарю,   лежала   какая-то   темная,
скорчившаяся фигура. Стараясь не помять цветы, Банч положила их на  пол,
подошла ближе и наклонилась. Это  был  мужчина,  лежавший  ничком.  Банч
опустилась рядом с ним  на  колени  и  медленно  перевернула  его  лицом
кверху. Ее пальцы нащупали пульс; он был такой слабый и неровный, что не
оставлял места для сомнения, так же как и  зеленоватая  бледность  лица:
Банч поняла, что человек при смерти.
   Ему можно было дать лет сорок пять; одет он был в темный  потрепанный
костюм. Опустив его безвольную руку, которую она подняла, чтобы пощупать
пульс, Банч посмотрела на вторую руку человека: он держал ее  на  груди,
сжав в кулак. Банч пригляделась  и  увидела  что-то  вроде  тампона  или
платка, который пальцы человека крепко прижимали  к  груди.  Вокруг  все
было покрыто  бурыми  пятнами:  засохшая  кровь,  догадалась  Банч.  Она
присела на корточки и нахмурилась.
   Глаза  человека,  до  сих  пор  закрытые,   внезапно   раскрылись   и
остановились   на   лице   Банч.   Взгляд   его   не   был   блуждающим,
бессознательным, он казался  живым  и  осмысленным.  Губы  шевельнулись;
наклонившись вперед, Банч услышала только одно слово:
   - Убежище.
   Ей показалось, что слабая улыбка осветила  лицо  человека,  когда  он
выдохнул это слово. Не было сомнения в  том,  что  именно  он  произнес,
потому что он повторил:
   - Святое.., убежище.
   Затем он тихо, протяжно вздохнул, и глаза его закрылись.  Банч  опять
нащупала  его  пульс.  Он  все  еще  бился,  но  стал  более  слабым   и
прерывистым. Она решительно встала.
   - Не двигайтесь, - сказала она, - и не пытайтесь  встать.  Я  иду  за
помощью.
   Человек снова открыл глаза; теперь  его  внимание  было  приковано  к
радужным лучам, пробивавшимся  сквозь  восточное  окно.  Он  пробормотал
что-то, но Банч не разобрала. Это напоминало, с удивлением подумала она,
имя ее мужа.
   - Джулиан? - переспросила она. - Вы пришли сюда, чтобы встретиться  с
Джулианом?
   Ответа не последовало, мужчина лежал  с  закрытыми  глазами;  дыхание
медленно, тяжело вырывалось из его груди.
   Банч повернулась и быстро вышла из  церкви.  Бросив  взгляд  на  свои
часы, она удовлетворенно кивнула; так рано доктор Гриффитс  не  мог  еще
уйти. Его дом был в двух шагах от церкви.
   Она не стала ни звонить, ни стучать; прошла через  приемную  и  вошла
прямо в кабинет.
   - Вам придется сразу пойти со мной, мистер Гриффитс, - сказала  Банч.
- В церкви умирает человек.
   Несколько минут спустя, бегло осмотрев умирающего, доктор поднялся  с
колен.
   - Можно перенести его в ваш дом? - спросил он. - Мне было бы  удобнее
наблюдать его там, хотя, по правде сказать, надежды все равно нет.
   - Конечно, - ответила Банч. - Я пойду вперед, чтобы все  подготовить,
и пришлю Харпера и Джонса. Они помогут вам отнести его.
   - Спасибо. Я позвоню от вас, чтобы  прислали  санитарную  машину,  но
боюсь, что пока она придет... Он не закончил.
   - Внутреннее кровоизлияние? - спросила Банч. Доктор кивнул.
   - А как он попал сюда? - поинтересовался он.
   - Скорее всего пробыл здесь всю ночь, -  подумав,  ответила  Банч.  -
Харпер открывает церковь по утрам, когда идет на работу, но обычно он не
входит туда.
   Минут пять спустя, когда доктор Гриффитс положил телефонную трубку  и
вернулся  в  комнату,  где  раненый  лежал  на  поспешно  приготовленной
кушетке, он застал там Банч, которая принесла  таз  с  водой  и  убирала
после осмотра.
   - Все в порядке, - сказал Гриффитс, - я вызвал  санитарную  машину  и
сообщил в полицию.
   Он стоял нахмурившись и смотрел на умирающего. Тот лежал с  закрытыми
глазами, левая рука его конвульсивно сжималась и разжималась.
   - В него стреляли, - сказал  Гриффитс,  -  причем  с  очень  близкого
расстояния. - Он скомкал свой платок и заткнул им рану, чтобы остановить
кровотечение.
   - Мог он далеко уйти после этого? - спросила Банч.
   - О да,  это  вполне  возможно.  Известны  случаи,  когда  смертельно
раненные люди поднимались и шли по улице, как будто ничего не случилось,
а  пять  или  десять  минут  спустя  внезапно  падали.  Поэтому   нельзя
утверждать, что в него стреляли в церкви. О нет, это могло  произойти  и
на некотором расстоянии от  нее.  Конечно,  не  исключено,  что  он  сам
выстрелил в себя, уронил револьвер, а потом, шатаясь, добрел до  церкви.
Но я не понимаю, почему он направился туда, а не к вашему дому.
   - На этот вопрос, - сказала Банч, - я могу ответить. Он сам  объяснил
свой поступок, произнеся: "Святое убежище".
   Доктор удивленно посмотрел на нее:
   - Святое убежище?
   - А вот и Джулиан, - сказала Банч,  услышав  шаги  мужа  в  холле.  -
Джулиан! Зайди сюда.
   Его преподобие Джулиан Хармон вошел в  комнату.  Он  казался  гораздо
старше своих лет из-за неуверенной  манеры  держать  себя,  свойственной
многим ученым-"книжникам".
   -  Господи  Боже  мой!  -  воскликнул  он,  с  изумлением  глядя   на
хирургические инструменты и фигуру, распростертую на кушетке.
   Банч объяснила, как всегда лаконично:
   - Я нашла его умирающим в церкви. В него  стреляли.  Ты  его  знаешь,
Джулиан? Мне показалось, что он назвал твое имя.
   Священник подошел к кушетке и внимательно посмотрел на умирающего.
   - Бедняга, - сказал он и покачал головой. - Нет, я  не  знаю  его.  Я
почти уверен, что никогда не видел его прежде.
   В это мгновение глаза умирающего снова  открылись.  Он  посмотрел  на
врача, на Джулиана Хармона, потом на его жену и остановил свой взгляд на
ней. Гриффитс сделал шаг вперед:
   - Не могли бы вы сказать нам... - настойчиво начал он. Но человек, не
отрывая глаз от Банч, произнес слабым голосом:
   - Прошу вас, прошу вас... - После этого дрожь пробежала по его телу и
он скончался...
   Сержант Хэйс лизнул карандаш и перевернул страницу своего блокнота.
   - Это все, что вы можете сказать мне, миссис Хармон?
   - Да, все, - ответила Банч. - А вот вещи из карманов его пальто.
   На столе, у локтя сержанта Хэйса, лежали:  бумажник,  старые  часы  с
полустертыми инициалами "У.С." и обратный билет до Лондона.
   - Выяснили вы, кто этот человек? - спросила Банч.
   - Некие мистер и миссис Экклс позвонили в участок. Умерший,  кажется,
был ее братом. Его фамилия Сэндбурн. По их словам, его здоровье и  нервы
уже давно не в порядке. В последние дни ему  стало  хуже.  Позавчера  он
ушел из дома и не вернулся. И взял с собой револьвер.
   - Он приехал сюда и здесь застрелился? - спросила Банч. - Но почему?
   - Видите ли, у него была депрессия...
   Банч прервала его:
   - Я не это имела в виду, я спросила, почему  именно  здесь.  На  этот
вопрос  сержант  Хэйс,  по-видимому,  не  мог  ответить.   Он   произнес
уклончиво:
   - Он приехал сюда пятичасовым автобусом.
   - Да, - снова сказала Банч. - Но почему?
   - Не знаю, миссис Хармон, - признался сержант. - Я  не  нахожу  этому
объяснения. Когда психическое равновесие нарушено...
   Банч закончила за него:
   - То люди способны сделать это в первом попавшемся месте. И все же  я
не вижу необходимости ехать для этого в такую даль. Ведь он никого здесь
не знал, не так ли?
   - Во всяком случае, нам пока не удалось установить, есть  ли  у  него
здесь знакомые, - сказал  сержант.  Он  виновато  кашлянул  и  произнес,
вставая: - Может случиться, что мистер и миссис  Экклс  приедут  сюда  и
зайдут к вам, мадам, если вы не против, конечно.
   - Разумеется,  я  не  против,  -  ответила  Банч.  -  Это  совершенно
естественно. Хотелось бы, конечно, знать побольше, ведь мне почти нечего
им сообщить.
   - Ну, я пошел, - сказал сержант.
   - Одно меня радует, - заключила Банч. - Я благодарю Бога за  то,  что
это не было убийством.
   К воротам у  дома  священника  подъехала  машина.  Поглядев  на  нее,
сержант заметил:
   - Похоже на то, что это приехали мистер и миссис Экклс, мадам,  чтобы
поговорить с вами.
   Банч  вся  напряглась  в  ожидании  тяжкого,  как   она   предвидела,
испытания.
   - Но ведь, если понадобится, - успокоила она себя, - я смогу  позвать
на помощь Джулиана. Никто  лучше  священника  не  может  утешить  людей,
понесших такую утрату.
   Банч трудно было бы сказать какими, собственно говоря, ей  рисовались
мистер и миссис Экклс, но, здороваясь с ними, она не  могла  подавить  в
себе чувства удивления. Мистер Экклс отличался внушительными размерами и
красным лицом. В обычных обстоятельствах он был,  вероятно,  шутливым  и
жизнерадостным человеком. Что касается миссис Экклс, то в ее облике было
что-то неуловимо вульгарное.  Рот  у  нее  был  маленький,  недобрый,  с
поджатыми губами, голос - тонкий и пронзительный.
   - Вы можете себе представить, миссис Хармон, - сказала она,  -  каким
это было страшным ударом.
   - О да, я понимаю, - ответила Банч. - Садитесь,  пожалуйста.  Могу  я
вам предложить?.. Для чая сейчас, кажется, рановато...
   Мистер Экклс сделал отрицательный жест своей пухлой рукой.
   - Нет, нет, благодарим вас, ничего не нужно, - сказал он. - Вы  очень
добры. Мы просто хотели.., как бы это сказать.., спросить,  что  говорил
бедный Уильям и все такое, вы понимаете:
   - Он долго путешествовал, - пояснила миссис Экклс,  -  боюсь,  что  у
него были какие-то тяжелые переживания.  С  тех  пор,  как  он  вернулся
домой, он все такой тихий  и  подавленный;  говорил,  что  в  этом  мире
невозможно жить, что впереди его ничего не ждет. Бедный Билл, он  всегда
легко впадал в уныние.
   Банч молча смотрела на обоих.
   - Он унес револьвер моего мужа, - продолжала миссис Экклс, - а  мы  и
не подозревали об этом. Потом, оказывается, он приехал сюда на автобусе.
Не хотел, значит, сделать это в нашем доме. По-моему, это  благородно  с
его стороны.
   - Бедный парень, - вздохнул мистер Экклс.  -  Никогда  нельзя  никого
осуждать.
   После короткой паузы мистер Экклс спросил:
   - Оставил он какую-нибудь записку? Последнее "прости" или  что-нибудь
в этом роде?
   Его блестящие, свиноподобные  глазки  внимательно  следили  за  Банч.
Миссис Экклс тоже  наклонилась  вперед,  с  видимым  нетерпением  ожидая
ответа.
   - Нет, - тихо произнесла Банч, -  умирая,  он  пришел  в  церковь,  в
святое убежище, как он сказал. Миссис Экклс изумленно переспросила:
   - В святое убежище? Я не совсем понимаю... Мистер  Экклс  нетерпеливо
перебил ее:
   - В святилище, моя дорогая, в святилище. Вот что имеет  в  виду  жена
его преподобия. Ведь самоубийство считается  грехом.  Он,  должно  быть,
хотел попросить прощение за свою вину.
   - Перед самой  смертью,  -  добавила  Банч,  -  он  попытался  что-то
сказать. Он только начал: "Прошу вас...",  но  больше  ничего  не  успел
вымолвить.
   Миссис Экклс поднесла платок к глазам и шмыгнула носом.
   - Боже мой! - простонала она, - как это тяжело.
   -  Ну,  ну,  возьми  себя  в  руки,  Пам,  -  сказал  ее  муж.  -  Не
расстраивайся так. Ничего не поделаешь. Бедный Билли. Во всяком  случае,
теперь он успокоился. Мы вам очень благодарны, миссис  Хармон.  Надеюсь,
мы вас не оторвали от дела. Мы ведь  понимаем,  что  у  жены  священника
много обязанностей.
   Они пожали ей руку на прощание. Потом Экклс  неожиданно  обернулся  и
спросил:
   - Ах, вот еще  что:  его  пальто,  вероятно,  осталось  у  вас?  Банч
нахмурилась:
   - Его пальто?
   Миссис Экклс объяснила:
   - Мы хотели бы забрать все его вещи, знаете ли. На память.
   - У него в карманах были часы, бумажник и  железнодорожный  билет,  -
сказала Банч. - Я все отдала сержанту Хэйсу.
   - Тогда все в порядке, - сказал мистер Экклс. -  Я  полагаю,  он  нам
передаст эти вещи. Его документы, должно быть, в бумажнике.
   - В бумажнике была только банкнота в один фунт,  -  сказала  Банч.  -
Больше ничего.
   - И писем не было? Ничего такого? Банч покачала головой.
   - Ну что ж, еще раз спасибо, миссис Хармон. А пальто, которое было на
нем, оно тоже, вероятно,  у  сержанта?  Банч  нахмурила  брови,  видимо,
напрягая память.
   - Нет, - сказала она. - Кажется...  Дайте-ка  припомнить.  Я  помогла
доктору снять с него пальто, чтобы ему было удобнее  осмотреть  рану.  -
Она обвела комнату рассеянным взглядом. - Должно  быть,  я  отнесла  его
наверх вместе с тазом и полотенцами.
   - Если вы не возражаете, миссис Хармон...  Мы  хотели  бы  взять  его
пальто, последнюю вещь, которую он носил. Моя жена очень сентиментальна,
для нее это важно.
   - Ну конечно, - сказала Банч. - Если хотите, я сначала отошлю  его  в
чистку. Оно.., оно в пятнах.
   - О нет, нет,  нет,  это  не  имеет  никакого  значения!  Банч  снова
задумалась.
   - Куда же я его положила?.. Извините,  я  на  минуту.  Она  поднялась
наверх; прошла не одна, а несколько минут  прежде,  чем  она  вернулась,
запыхавшись.
   -  Простите  меня,  пожалуйста,  это,  должно  быть,  моя  приходящая
служанка положила его с другими вещами, приготовленными  для  чистки,  и
мне пришлось долго искать. Вот оно. Я заверну его в бумагу.
   Не обращая внимания на их возражения, она упаковала  пальто.  Супруги
Экклс, рассыпаясь в благодарности, попрощались и, наконец, ушли.
   Банч медленно вернулась назад и через холл прошла в кабинет мужа. Его
преподобие Джулиан Хармон поднял на  нее  глаза,  и  лицо  его  выразило
облегчение. Он сочинял очередную проповедь и  опасался,  что  интерес  к
политическим отношениям между Иудеей и Персией в эпоху царствования Кира
завел его слишком далеко.
   - Да, дорогая? - сказал он с надеждой в голосе.
   - Джулиан, - спросила Банч, - как ты  думаешь,  почему  этот  человек
сказал "святое убежище"?
   Джулиан Хармон, благодарный  представившемуся  случаю,  отложил  свою
проповедь в сторону.
   - Ну вот, - начал он, - в римских и греческих храмах  было  помещение
cella, в котором стояло изваяние какого-нибудь божества. Туда  приходили
люди, хотевшие спастись от преследования. Латинское слово ага - алтарь -
имеет также значение защиты, покровительства. В 399 году  нашей  эры,  -
продолжал он, войдя во вкус, - право  на  убежище  было  окончательно  и
определенно признано в  христианских  церквях.  В  Англии  самое  раннее
упоминание права на убежище  мы  находим  в  Кодексе  законов,  изданном
Этельбертом в 600 году...
   Он объяснял еще некоторое время, но, как это уже часто случалось, был
приведен в замешательство реакцией жены на свои ученые высказывания.
   Нагнувшись,  она  поцеловала  его  в  кончик  носа.  Его   преподобие
почувствовал себя собакой, угодившей хозяйке  ловким  исполнением  особо
сложного трюка.
   - Приходили супруги Экклс, - сообщила Банч. Священник наморщил лоб:
   - Экклс? Я что-то не припоминаю...
   - Ты их не знаешь. Это сестра человека, которого я нашла в церкви,  и
ее муж.
   - Надо было позвать меня, милая.
   - В этом не было необходимости, - сказала Банч, - они не нуждались  в
утешении. Вот что я хочу у тебя спросить, Джулиан. Если завтра я оставлю
тебе еду в духовке, ты сможешь без меня обойтись?  Я  думаю  съездить  в
Лондон на распродажу.
   - На распродажу? Что ты имеешь в виду?
   - Видишь  ли,  милый,  в  магазине  Берроуз  и  Портман  организована
распродажа белья, ну, знаешь, простыней, скатертей,  полотенец.  Ума  не
приложу, что мы делаем с нашими посудными полотенцами,  но  они  страшно
быстро изнашиваются. Кроме того, - добавила она задумчиво, - мне хочется
повидать тетю Джейн.
 
*** 
 
   Славная старая дама, мисс  Джейн  Марпл,  о  которой  говорила  Банч,
наслаждалась  в  настоящее  время  прелестями  столичной  жизни,  удобно
расположившись  для  двухнедельного  пребывания  в  лондонской  квартире
своего племянника.
   - Как это любезно со стороны милого Реймонда, - заметила  она.  -  Он
улетел с Джоан на две недели в Америку, и они настояли, чтобы я пожила в
это время у  них.  А  теперь,  дорогая  Банч,  расскажи  мне,  что  тебя
беспокоит.
   Банч была любимой крестницей мисс Марпл. Старая дама с  удовольствием
оглядывала свою любимицу, а та, небрежно сдвинув на затылок свою  лучшую
шляпу, приступила к рассказу о вчерашних событиях.
   Излагала Банч коротко и предельно четко. Когда  она  закончила,  мисс
Марпл понимающе кивнула головой.
   - Ясно, - сказала она, - да, все ясно.
   - Вот поэтому я и хотела повидать вас, - пояснила Банч. - Дело в том,
что сама я не слишком умная...
   - Уверяю тебя, моя дорогая...
   - Нет, нет. Во всяком случае, не такая умная, как Джулиан.
   - Джулиан, конечно, обладает сильным интеллектом, - согласилась  мисс
Марпл.
   - Вот именно. Джулиан обладает интеллектом, но, с другой  стороны,  у
меня есть здравый смысл.
   - Да, Банч, у тебя много здравого смысла, и ты очень умная.
   - Видите ли, я действительно не знаю, как я  должна  была  поступить.
Посоветоваться  с  Джулианом?  Но  у  него  такие  твердые  нравственные
принципы-Мисс Марпл, казалось, прекрасно поняла смысл этих слов,  потому
что она подтвердила:
   - Я знаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Мы, женщины..,  в  общем,  у
нас это как-то по-другому. Ты мне рассказала, - продолжала  она,  -  как
все произошло, но я хочу сначала знать совершенно точно, что ты об  этом
думаешь.
   - Я все время чувствовала, что меня обманывают,  -  сказала  Банч.  -
Мужчина, который скрылся в храме, знал, как и Джулиан, о праве убежища в
церкви. Это, несомненно, начитанный, образованный человек.  Если  бы  он
сам стрелял в себя, то не пытался бы добраться до церкви и не говорил бы
об  убежище.  Ведь  в  церкви  вы  находитесь   в   безопасности.   Ваши
преследователи там бессильны. Было время, когда даже закон ничего не мог
сделать в таком случае.
   Она бросила вопросительный взгляд на мисс Марпл. Та кивнула,  и  Банч
продолжала:
   - Эти Экклс показались мне совсем непохожими на него, невежественными
и грубыми. И вот еще что. На задней крышке часов покойного есть инициалы
"У.С.".  Но  внутри  -  я  их  открывала  -   совсем   мелкими   буквами
выгравировано: "Уолтеру от отца" и дата. Уолтеру. А  супруги  Экклс  все
время говорили о нем, как о Уильяме или Билли.
   Мисс Марпл хотела  было  что-то  вставить,  но  Банч  потом  решилась
закончить:
   - Да, я прекрасно знаю, что людей не всегда зовут по  имени,  которое
им дали при крещении.  Бывает,  что  мальчика  прозовут  "Толстый",  или
"Рыжий", или еще как-нибудь - но это ведь прозвища. Но родная сестра  не
станет звать его Биллом, если его настоящее имя Уолтер.
   - Ты хочешь сказать, что она ему не сестра?
   - Я в этом убеждена. Они отвратительны, эти двое. Они  просто  пришли
за его вещами и для того, чтобы выяснить, не говорил ли  он  чего  перед
смертью. Когда я сказала, что нет, они явно почувствовали облегчение.  Я
думаю, - заключила Банч, - что это Экклс стрелял в него.
   - Убийство? - спросила мисс Марпл.
   - Да, убийство, - подтвердила Банч. -  Поэтому  я  и  пришла  к  вам,
дорогая.
   Неосведомленному   слушателю   слова   Банч   могли   бы   показаться
загадочными, но в определенных кругах известность мисс Марпл  в  области
расследования убийств была очень широка.
   - Он сказал мне: "прошу вас", прежде чем умереть, - добавила Банч.  -
Он хотел, чтобы я что-то сделала для него. Но я  не  имею  ни  малейшего
представления о том, что он хотел этим сказать, и это ужасно.
   Мисс Марпл подумала несколько минут,  потом  задала  вопрос,  который
волновал и Банч:
   - Но зачем он вообще приехал туда?
   - Вы хотите сказать, что если он нуждался в убежище, то любая церковь
могла сыграть ту же роль.  Незачем  было  приезжать  в  такое  пустынное
место, как наше.
   - Значит, у него была какая-то цель,  -  заявила  мисс  Марпл.  -  Он
должен  был  там  встретиться  с  кем-то.  Чиппинг  Клегхорн   небольшое
местечко, Банч. Тебе не приходило в голову, кто ему там мог быть нужен?
   Банч перебрала в памяти жителей  своей  деревни,  потом  нерешительно
покачала головой.
   - Собственно говоря, - сказала она, - любой.
   - Он не назвал никакого имени?
   - Он произнес что-то похожее на Джулиан,  но,  может  быть,  мне  это
только послышалось. С таким же успехом это можно было принять за Джулию.
А в Чиппинг Клегхорн, насколько мне известно, нет ни одной Джулии.
   Банч зажмурилась, пытаясь восстановить в памяти эту сцену. Мужчина на
ступенях, ведущих к алтарю, поток света из окна, синие и красные  стекла
витража, сверкающие как драгоценные камни.
   - Драгоценности <По-английски слово jewel - драгоценность -  созвучно
имени Джулиан.>! - неожиданно воскликнула Банч. -  Возможно,  он  сказал
"драгоценности". Свет, льющийся из  восточного  окна  напоминал  россыпи
драгоценных камней.
   - Драгоценности? - задумчиво повторила мисс Марпл.
   - А сейчас, - продолжала  Банч,  -  о  самом  главном,  о  том,  что,
собственно  говоря,  привело  меня  к  вам  сегодня.  Экклсы  уж   очень
настойчиво требовали его пальто. Мы с доктором сняли  его  с  умирающего
перед осмотром. Это было старое, потрепанное пальто,  не  представлявшее
никакой ценности. Они что-то сказали о сентиментальных  побуждениях,  но
это была пустая болтовня.
   Я все же пошла наверх, чтобы принести пальто, и пока я поднималась по
лестнице, вспомнила, что  умирающий  теребил  его,  как  будто  старался
что-то  там  нашарить.  Внимательно  осмотрев  пальто,  я  увидела,  что
подкладка в одном месте пришита другими нитками. Я ее подпорола и  нашла
внутри небольшую бумажку,  потом  снова  аккуратно  все  зашила  нитками
подходящего цвета. Я была очень осторожна и не думаю, что эти люди могли
что-то заподозрить. Да, я этого не думаю, но все же полной уверенности у
меня нет. Итак, я снова спустилась вниз, отдала им пальто  и  извинилась
за задержку, объяснив ее по-другому.
   - А бумажка? - спросила мисс Марпл. Банч открыла свою сумочку.
   - Я не показала ее Джулиану, - сказала она, - потому что он  стал  бы
меня уговаривать отдать ее Экклсам. Я подумала, что  лучше  привезти  ее
вам.
   -  Квитанция  из  камеры  хранения,  -  определила  мисс   Марпл,   -
Паддингтонский вокзал.
   - У него в кармане был обратный билет до Паддингтона, - сказала Банч.
   Взгляды обеих женщин встретились.
   - Необходимо действовать,  -  твердо  произнесла  мисс  Марпл,  -  но
следует соблюдать осторожность. Ты не заметила, Банч, никто за тобой  не
следовал, когда ты приехала сегодня в Лондон?
   - Следовал?! - воскликнула Банч. - Не думаете же вы...
   - Я думаю, что  это  возможно,  -  сказала  мисс  Марпл.  -  А  когда
существует    какая-то    возможность,    следует     принимать     меры
предосторожности. - Она быстро поднялась. - Ты приехала  сюда,  дорогая,
под  предлогом  посещения  бельевой  распродажи.  Так  вот,  чтобы  быть
последовательными, мы должны пойти на  эту  распродажу.  Но  прежде  чем
отправиться, нужно кое-что подготовить. Я думаю,  -  загадочно  добавила
мисс Марпл, - что в  ближайшее  время  мне  не  понадобится  мое  старое
твидовое пальто с бобровым воротником.
   Часа полтора спустя, обе леди, усталые и  разгоряченные,  прижимая  к
себе  громоздкие  пакеты  с  тяжело  доставшейся  добычей,   входили   в
небольшой,  мало  посещаемый   ресторанчик   с   поэтическим   названием
"Яблоневая ветка". Испытывая необходимость восстановить свои  силы,  они
заказали бифштекс,  пудинг  с  почками  и  яблочный  пирог  со  взбитыми
сливками.
   -  Эти  полотенца  отличаются  настоящим   довоенным   качеством,   -
воскликнула слегка запыхавшаяся мисс Марпл. -  Вдобавок,  на  них  метка
"Д". Так удачно, что жену Реймонда зовут Джоан.  Я  отложу  их,  а  если
перейду в лучший мир раньше, чем я предполагаю, то оставлю их ей.
   - А мне действительно были необходимы кухонные полотенца,  -  сказала
Банч. - Они в самом деле очень дешевые, хотя и дороже тех, которые  этой
рыжей удалось утащить у меня из-под носа.
   В этот момент в "Яблоневую  ветку"  вошла  аккуратно  одетая  молодая
женщина. Лицо ее было  подрумянено,  губы  ярко  накрашены.  Внимательно
оглядев зал, она поторопилась к их столику и положила  какой-то  конверт
около мисс Марпл.
   - Вот, возьмите, мисс, - живо сказала она.
   - О, благодарю вас, Глэдис,  -  ответила  мисс  Марпл.  -  Очень  вам
благодарна. Так любезно с вашей стороны.
   - Рада вам услужить, мисс, -  сказала  Глэдис.  -  Эрни  каждый  день
повторяет: "Всем, что ты знаешь, ты обязана этой твоей мисс Марпл", -  и
я всегда, всегда рада быть вам полезной, мисс.
   - Такая славная девушка, - заметила мисс Марпл, когда Глэдис ушла.  -
Удивительно милая и услужливая. Она заглянула в конверт, потом  передала
его Банч.
   - Ты должна быть очень осторожна, дорогая  моя,  -  заметила  она.  -
Скажи мне, кстати, работает ли по-прежнему в Мелчестере этот симпатичный
молодой инспектор?
   - Не знаю, - ответила Банч. - Вероятно.
   - Если он там уже не работает, - подумав, сказала  мисс  Марпл,  -  я
могу позвонить начальнику полиции. Надеюсь, он меня помнит.
   - Ну, конечно, он вас помнит, - сказала Банч. - Нет человека, который
мог бы вас забыть. Ведь вы уникум. - И она встала.
   Приехав на Паддингтонский вокзал, Банч зашла в багажное  отделение  и
предъявила квитанцию из камеры хранения. Через минуту ей выдали довольно
потрепанный старый чемодан, и она направилась с ним на платформу.
   На  обратном  пути  никаких  происшествий  не   было.   Когда   поезд
приблизился к Чиппинг Клегхорн, Банч встала и взяла  чемодан.  Едва  она
вышла из вагона, как какой-то мужчина подскочил к ней, выхватил  чемодан
у нее из рук и бросился бежать.
   - Остановите, остановите  его!  -  закричала  Банч.  -  Он  взял  мой
чемодан.
   Пожилой, медлительный контролер только начал было: "Э-э,  послушайте,
что вы делаете?" - как меткий удар  в  грудь  отбросил  его  в  сторону.
Похититель выбежал на улицу и  кинулся  к  поджидавшей  его  машине.  Он
швырнул в нее чемодан и собирался уже забраться туда сам, но в это время
тяжелая рука опустилась на его плечо, и голос начальника  полиции  Эбела
произнес:
   - Что это здесь происходит? Банч подбежала, задыхаясь.
   - Он стащил мой чемодан, - сказала она.
   - Чушь! - возразил мужчина.  -  Понятия  не  имею,  о  чем  эта  дама
говорит. Это мой чемодан. Я только что вынес его из поезда.
   - Что ж, нужно разобраться, - решил начальник полиции.
   Он посмотрел  на  Банч  неподвижным  бычьим  взглядом.  Никто  бы  не
заподозрил, что  в  свое  свободное  время  он  неоднократно  и  подолгу
обсуждал с миссис Хармон сравнительные достоинства навоза и костной муки
для подкормки розовых кустов. -  Вы  утверждаете,  мадам,  что  это  ваш
чемодан? - спросил он.
   - Да, - подтвердила Банч. - Без всякого сомнения.
   - А вы, сэр?
   - А я говорю, что он мой.
   Мужчина был высокого  роста,  смуглый,  хорошо  одетый.  Oh  говорил,
растягивая слова, держался высокомерно. В этот момент из машины  донесся
женский голос:
   - Ну, конечно, это твой чемодан, Эдвин. Не понимаю"  что  нужно  этой
женщине.
   - Надо в этом деле разобраться, - повторил начальник полиции. - Если,
как вы утверждаете, мадам, это ваш чемодан, скажите, что там лежит.
   - Одежда, - ответила Банч.  -  Длинное  твидовое  пальто  с  бобровым
воротником, два шерстяных джемпера и туфли.
   - Ну что ж, достаточно ясно, - сказал  мистер  Эбел  и  повернулся  к
смуглому мужчине.
   - Я театральный костюмер, - важно заявил тот. - В чемодане содержатся
вещи,  принадлежащие  театру.  Я  привез  их  сюда   для   любительского
спектакля.
   - Понятно, сэр. В таком случае,  мы  просто  заглянем  внутрь  и  все
выясним. Мы можем пойти в полицейский  участок  или,  если  вы  спешите,
вернуться на станцию и открыть чемодан там.
   - Этот вариант меня устраивает, - согласился смуглый мужчина. - Между
прочим, меня зовут Мосс, Эдвин Мосс. С  чемоданом  в  руке  мистер  Эбел
направился к станции.
   - Мы  только  пройдем  в  отделение  посылок,  Джордж,  -  сказал  он
контролеру.
   Там, положив чемодан на стол, он нажал на защелки -  чемодан  не  был
закрыт на ключ. Банч и  мистер  Эдвин  Мосс  стояли  с  двух  сторон,  с
ненавистью глядя друг на друга.
   - Ну вот! - сказал начальник полиции, откидывая крышку чемодана.
   Внутри лежало довольно потертое длинное твидовое  пальто  с  бобровым
воротником. Оно было аккуратно  сложено.  Там  были  еще  два  шерстяных
джемпера и пара простых башмаков, какие носят в деревне.
   - В точности, как вы сказали, мадам, - подтвердил начальник  полиции,
повернувшись к Банч.
   Никто не мог бы сказать, что  мистер  Эдвин  Мосс  делает  что-нибудь
наполовину. Его смятение, его раскаяние не знали границ.
   - Простите меня,  -  воскликнул  он,  -  пожалуйста,  простите  меня!
Поверьте, я ужасно, ужасно огорчен. Мое поведение  было  непростительно,
совершенно непростительно. - Он посмотрел на часы. - А сейчас  я  должен
торопиться. Может быть, мой чемодан остался  в  поезде.  -  Приподняв  в
последний раз шляпу, он умильным тоном произнес, обращаясь к Банч:
   - Простите меня, прошу вас, - и поспешно выбежал из отдела посылок.
   - Неужели  вы  дадите  ему  уйти?  -  спросила  Банч  заговорщическим
шепотом.
   Мистер Эбел подмигнул ей, прикрыв один из своих бычьих глаз.
   - Он далеко не уйдет, мадам. Я хочу сказать, что он далеко  не  уйдет
незаметно, если вы догадываетесь, о чем я говорю.
   - О! - с облегчением выдохнула Банч.
   - Старая леди  звонила  мне,  -  пояснил  мистер  Эбел,  -  она  ведь
приезжала сюда несколько лет назад. Ясная у нее голова, что и  говорить!
Но сегодня здесь затевалось  нечто  серьезное.  Не  удивлюсь,  если  наш
инспектор или сержант навестят вас завтра утром.
 
*** 
 
   Пришел инспектор, тот самый  инспектор  Крэддок,  который  запомнился
мисс Марпл. Улыбаясь, как старый знакомый, он приветствовал Банч.
   - Новое преступление в Чиппинг Клегхорн, - бодро  сказал  он.  -  Без
сенсаций не обходитесь, а, миссис Хармон?
   - С удовольствием обошлась бы, - ответила Банч. -  Вы  пришли,  чтобы
задавать  мне  вопросы,  или  сами  хотите  мне  что-то  рассказать  для
разнообразия?
   - Сперва кое-что расскажу. Начну с того, что  за  мистером  и  миссис
Экклс уже некоторое время установлено наблюдение. Есть основания думать,
что они принимали участие в  нескольких  грабежах,  совершенных  в  этих
краях. Второе, хотя у миссис Экклс действительно есть  брат  по  фамилии
Сэндбурн, и он недавно вернулся домой, - умирающий, которого вы нашли  в
церкви, был не он.
   - Я знала это, - сказала Банч. - Прежде всего  потому,  что  его  имя
было Уолтер, а не Уильям. Инспектор кивнул:
   - Его полное имя было Уолтер Сент-Джон, и три дня назад он  бежал  из
Чаррингтонской тюрьмы.
   - Ну, конечно, - тихо сказала себе Банч, - полиция охотилась за  ним,
и  он  нашел  убежище  в  церкви.  -  Потом  она  спросила:  -  А  какое
преступление он совершил?
   - Чтобы ответить вам,  мне  придется  начать  издалека.  Это  сложная
история. Несколько лет назад выступала в мюзик-холле довольно  известная
танцовщица, но вы о ней вряд ли слышали. Ее лучший  номер  был  взят  из
"Тысяча и одной ночи" и назывался "Аладдин в волшебной пещере". Ее более
чем откровенный костюм был усеян фальшивыми камнями.
   Насколько мне известно, она не отличалась большим талантом, но была -
скажем так - очень привлекательна.  Во  всяком  случае,  один  азиатский
принц сильно увлекся  ею.  Он  преподнес  ей  множество  подарков  и,  в
частности, великолепное изумрудное ожерелье.
   - Фамильные драгоценности раджи? - восторженно прошептала Банч.
   Инспектор Крэддок кашлянул.
   - Нет, нечто более современное,  пожалуй,  миссис  Хармон.  Их  роман
длился не очень долго, так как вскоре внимание его высочества  привлекла
одна кинозвезда. Кстати сказать, ее  запросы  обошлись  ему  значительно
дороже.
   Зюбейда - таким было ее сценическое имя - не  расставалась  со  своим
ожерельем,  и  кончилось  тем,  что  его  украли.  Оно  исчезло  из   ее
театральной уборной, и полиция долго считала, что она сама инсценировала
это похищение. Такое случается, знаете ли. Иногда побудительным  мотивом
бывает самореклама, а иногда и кое-что похуже.
   Ожерелье так и не нашлось, но во время расследования внимание полиции
привлек этот самый Уолтер Сент-Джон. Это был образованный и воспитанный,
но опустившийся человек, работавший ювелиром в одной сомнительной фирме,
которую подозревали в скупке краденых драгоценностей.
   Существовали доказательства, что исчезнувшее ожерелье побывало у него
в руках; но судили его и приговорили к тюремному заключению  в  связи  с
другим делом его фирмы. Он уже почти отбыл свой срок, поэтому его  побег
казался необъяснимым.
   - Но почему он приехал именно сюда? - спросила Банч.
   - Нам очень бы хотелось это понять, миссис Хармон.  Установленная  за
ним слежка показала, что он поехал сначала в Лондон, где не заходил ни к
одному из своих прежних приятелей,  но  посетил  одну  пожилую  женщину,
некую миссис Джекобс, которая раньше  служила  театральной  костюмершей.
Она отказалась что-либо рассказать о  причине  его  прихода,  но  другие
жильцы этого дома сообщили, что, уходя, он держал в руках чемодан.
   - Понимаю, - заметила Банч. - Он оставил его  в  камере  хранения  на
Паддингтонском вокзале, а затем приехал сюда.
   - К этому моменту, - продолжал инспектор Крэддок, - Экклс и  человек,
который называет себя Эдвином Моссом, шли уже по его следам. Несомненно,
они охотились за чемоданом. Они видели, как Сент-Джон сел в  автобус,  а
потом, вероятно обогнав его на машине, поджидали свою жертву здесь,  при
выходе из автобуса.
   - Его убили? - спросила Банч.
   - Да, - ответил Крэддок. - В  него  стреляли.  Револьвер  принадлежал
Экклсу, но стрелял, по-моему, Мосс. А вот, что мы хотим  узнать,  миссис
Хармон: где настоящий  чемодан,  который  Уолтер  Сент-Джон  оставил  на
вокзале Паддингтон?
   Банч усмехнулась:
   - Думаю, что в настоящее время тетя Джейн уже получила его.  Это  был
ее план. Она попросила свою бывшую горничную сдать в камеру хранения  на
Паддингтоне  чемодан  с  некоторыми   своими   вещами.   Мы   обменялись
квитанциями. Я получила ее чемодан и  привезла  его  сюда  поездом.  Она
предвидела, что будет сделана попытка отнять его у меня.
   На этот раз ухмыльнулся инспектор Крэддок.
   - Так она и сказала, когда позвонила нам.  Я  сейчас  еду  в  Лондон,
чтобы с ней встретиться. Хотите поехать со мной, миссис Хармон?
   - Что ж, - сказала Банч, поразмыслив. -  Что  ж,  это  очень  удачно.
Прошлой ночью у меня разболелся зуб, и мне в  самом  деле  следовало  бы
съездить в Лондон к зубному врачу, как по-вашему?
   - Безусловно, - одобрил инспектор...
 
*** 
 
   Мисс Марпл перевела взгляд с инспектора Крэддока на  полное  ожидания
лицо Банч Хармои. Чемодан лежал на столе.
   - Конечно, я его не открывала до прихода официальных лиц,  -  сказала
старая дама. - Мне бы и в голову это не пришло. Кроме того,  -  добавила
она с лукавой, чисто викторианской, полуулыбкой, - он заперт.
   - Можете угадать, что там внутри, мисс Марпл? - спросил инспектор.
   -  Я  бы  сказала,  -  ответила  мисс  Марпл,  -  что  там  находятся
театральные костюмы Зюбейды. Вам понадобится стамеска, инспектор?
   Стамеска быстро сделала свое дело. Крышка чемодана была  откинута,  и
обе женщины не смогли удержаться от восторженного восклицания. Солнечный
свет из окна заставил вспыхнуть тысячью огней красные, синие, зеленые  и
оранжевые драгоценные камни.
   - Пещера Аладдина, - напомнила мисс Марпл. - Сверкающие  разноцветные
камни, украшавшие костюм танцовщицы.
   - Да, - сказал инспектор, - но что в  них  было,  по-вашему,  такого,
из-за чего стоило убить человека?
   - Я думаю, что это была умная женщина, -  задумчиво  произнесла  мисс
Марпл. - Она умерла, не так ли, инспектор?
   - Да, три года назад.
   - Ей принадлежало дорогое  изумрудное  ожерелье,  -  продолжала  мисс
Марпл. - Она вынула из него камни и прикрепила их  в  разных  местах  на
свой театральный костюм. Зрители, безусловно, принимали  их  за  кусочки
цветного  хрусталя.  Кроме  того,  она  заказала   дубликат   настоящего
ожерелья, и его-то и украли. Ничего удивительного, что оно  уже  никогда
не выплыло. Вор быстро убедился, что камни фальшивые.
   - Здесь какой-то конверт, - сказала Банч, раздвигая блестящие камни.
   Инспектор Крэддок вынул из конверта два листка  бумаги,  выглядевшие,
как официальные документы. Он прочел вслух:
   - "Свидетельство о браке между Уолтером  Эдмундом  Сент-Джон  и  Мэри
Мосс". Это было настоящее имя Зюбейды.
   - Значит, они были женаты, - сказала мисс Марпл. - Понятно.
   - А вторая бумага? - спросила Банч.
   - Это свидетельство о рождении дочери, Джэул.
   - Джул? - воскликнула Банч. - Боже  мой,  ну  конечно  Джэул!  Джилл!
Теперь я понимаю, почему он приехал  в  Чиппинг  Клегхорн.  Вот  что  он
пытался мне сказать: Джэул. В нашей деревне живут супруги Мэнди;  на  их
попечении находится  маленькая  девочка.  Они  к  ней  очень  привязаны,
смотрят за ней, как за собственной внучкой. Да, теперь я  вспоминаю,  ее
имя Джэул, только они, само собой зовут ее Джилл.
   Около недели назад у миссис Мэнди случился удар, а  ее  муж  лежит  с
тяжелой формой пневмонии. Их обоих собираются отвезти в больницу. Я  как
раз стараюсь подыскать для Джилл хорошую семью, куда ее  можно  было  бы
поместить. Я не допущу, чтобы ее забрали в приют.
   Вероятно, это каким-то образом дошло до ее отца в тюрьме, и он бежал.
Ему удалось забрать этот чемодан  у  старой  костюмерши,  у  которой  он
хранился. Если драгоценности действительно принадлежали Зюбейде,  то  их
можно будет, по-видимому, потратить на содержание ребенка.
   - По всей вероятности, миссис Хармон. Если только они здесь.
   - О, в этом можете не сомневаться, - уверенно сказала мисс Марпл.
 
*** 
 
   - Слава Богу, ты вернулась, дорогая, - сказал его преподобие  Джулиан
Хармон, приветствуя жену с радостным вздохом. -  Когда  тебя  нет  дома,
миссис Бэрт всегда особенно старается, но  сегодня  она  подала  мне  на
завтрак очень странные рыбные котлеты. Я не хотел ее обидеть и отдал  их
коту, но даже он не стал их есть, и мне пришлось выбросить их в окно.
   - Наш кот, -  заметила  Банч,  поглаживая  своего  любимца,  -  очень
разборчив в отношении рыбы. Я часто говорю ему, что  нельзя  быть  таким
требовательным. - Кот согласно мурлыкал, прижавшись головой к ее колену.
   - А как твой зуб, дорогая? Ты показала его врачу?
   - Да, - ответила Банч, - было не очень больно. Я снова навестила тетю
Джейн...
   - Дорогая  наша  старушка,  -  сказал  Джулиан.  -  Надеюсь,  она  не
дряхлеет?
   - Вот уж нисколько, - с усмешкой ответила Банч.
 
*** 
 
   На следующее утро Банч пошла  в  церковь,  захватив  с  собой  свежие
хризантемы. Солнечные лучи снова вливались через восточное окно, и Банч,
освещенная радужными потоками света, остановилась  на  ступенях  алтаря.
Она тихо сказала:
   - С вашей девочкой все будет хорошо. Я сама за этим прослежу,  обещаю
вам.
   Она  привела  церковь  в  порядок,  потом  опустилась  на  колени   и
помолилась, перед тем, как вернуться в дом и приняться за скопившиеся за
два дня дела.
 
 
2 
 
 
1 
 
 



ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА БЕЗУМНОМ ЧАЕПИТИИ 
 
Эллери КУИН 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   Дождь  обрушился  с  черного  неба  ревущим  потоком,  который  слабо
поблескивал в тусклом свете станционных фонарей.  Только  что  отошедший
поезд  из  Ямайки  оставил  на  платформе  высокого  молодого  человека,
досадливо оглядывающегося по сторонам. Красные  хвостовые  огни  состава
потонули в пелене дождя. За  мутным  пятном  света,  в  центре  которого
ежилась  железнодорожная  станция,  начиналась  кромешная  тьма,  полная
невыносимой сырости. "Подобного ливня мне еще не приходилось видеть",  -
подумал   дрожащий   от   холода   приезжий.   Навес   над   платформой,
светло-коричневый демисезонный плащ не  спасали.  "Каким  же  надо  быть
дураком, чтобы поехать в глубь Лонг-Айленда в такую гнусную  погоду?!  -
досадовал незадачливый путешественник. -  И  куда,  будь  все  проклято,
подавался Оуэн? Почему не встречает?"
 
*** 
 
   Молодой человек стал было  снова  озираться  по  сторонам  в  надежде
увидеть  телефонную  будку,  поскольку  малодушно  решил   возвращаться,
предварительно позвонив необязательному Оуэну  со  станции.  Но  в  этот
момент из темноты, фыркая и  разбрызгивая  грязь,  к  станции  выкатился
приземистый лимузин. Из машины выскочил водитель в ливрее,  кинулся  под
навес.
   - Мистер Эллери Куин? - спросил он, задыхаясь и отряхивая кепку.  Это
был светловолосый молодой человек, румяный, с приятным прищуром.
   - Он самый, - ответил Эллери, вздохнув без особого облегчения.
   - Я Милан, шофер мистера Оуэна, сэр. Мистер  Оуэн  сожалеет,  что  не
смог сам вас встретить. У нас гости... Прошу в машину, мистер Куин.
   Шофер подхватил саквояж Эллери, и  они  побежали  к  автомобилю.  Там
Эллери обреченно откинулся на покрытое мохеровым покрывалом сиденье.
   "Черт бы подрал этого Оуэна с его приглашением, - подумал  он.  -  Ну
кто он мне? Если разобраться - просто знакомый.
   Вот так всегда. Меня  приглашают,  чтобы  показывать  гостям,  словно
дрессированного тюленя.  Провинциалов  медом  не  корми,  дай  послушать
детективную историю. Да не как-нибудь, а непременно из первых  уст.  Они
жаждут испытать острые ощущения, а  ты  чувствуешь  себя  клоуном  в  их
потехе. Да пусть меня утопят, а потом четвертуют, - распалял себя  Куин,
-  если  на  сей  раз  им  удастся  вытянуть  из  меня  хоть   слово   о
преступлениях. Хватит. Баста". Но через некоторое время  течение  мыслей
его слегка изменило направление,  потому  что  он  кое-что  вспомнил.  А
вспомнил он о том, ради чего и согласился ехать  в  этот  богом  забытый
Лонг-Айленд. "Оуэн говорил,  что  у  него  на  вечере  будет  сама  Эмми
Уиллоуз, с  которой  мне  давно  хотелось  познакомиться.  Поразительная
женщина - дочь дипломата, увлекшегося театром и  тем  самым  погубившего
свою карьеру. Что ж, поглядим, какова эта звезда сцены вблизи. Еще  Оуэн
обещал показать мне  свой  домик.  Извел  всех  рассказами  о  том,  как
приобрел его недавно. В самом ли деле он у него "классный",  как  он  не
устает утверждать. Ну и скотина  же  все-таки!  Пригласил,  а  встретить
самолично поленился".
   Между тем колымага, ведомая тщетно порывающимся поболтать  водителем,
продолжала шлепать по воде.
   Лучи фар буравили беспросветную  завесу  дождя,  изредка  упираясь  в
случайные  деревья,  заборы  и  дома  вдоль  дороги.  Милан   решительно
прочистил горло:
   - Гнилая погода, не так ли, сэр? Весна хуже не придумаешь. Я  имею  в
виду этот дождь...
   "Ох уж эти разговорчивые шоферы!" - простонал  про  себя  Эллери,  но
сказал смиренно:
   - Нужно молиться за тех, кто в море в такую ночь.
   - Xa-xa! - невпопад оживился Милан. Но тут  же  взял  соответствующий
тон: - Что  да,  то  да...  -  И  поскольку  дальше  не  знал,  как  ему
продолжить, заявил: - А вы немного припозднились, сэр.  Вы  ведь  должны
были быть здесь в 9.20, а приехали в 11.15...
   - Задержался, - выдавил Эллери неприязненно.
   - Было дело, а, мистер Куин? - с живостью  спросил  Милан,  понимающе
вращая слегка раскосыми глазами.
   "О господи! И этот туда же..."
   - Ничего  криминального.  Просто  у  отца,  дорогой  Милан,  случился
очередной приступ слоновой болезни. Бедный папа чуть не отдал богу душу.
   Шофер замер. Озадаченный, он снова  сосредоточился  на  разбухшей  от
дождя дороге. Эллери, облегченно вздохнув, прикрыл глаза. Однако  Милан,
видимо, отличался завидной настойчивостью. Не прошло и  минуты,  как  он
многозначительно ухмыльнулся:
   - Сегодня вечером у Оуэнов  много  хлопот.  Хозяин  Джонатан,  знаете
ли...
   - А? - вздрогнул Эллери. - Хозяин Джонатан?
   Эллери припомнил  хмурого  проказника  лет  семи-десяти,  обладавшего
дьявольской  способностью  выводить  взрослых  из   равновесия.   Хозяин
Джонатан...  Он  и  забыл  про  это  чудовище.  Эллери  передернулся  от
нехорошего предчувствия.
   - Да, сэр,  завтра  день  рождения  Джонатана.  Кажется,  девять  лет
исполняется. На сей раз хозяин и хозяйка приготовили нечто необычное,  -
Милан загадочно ухмыльнулся. - Вы уж поверьте, будет нечто действительно
из ряда вон... необычное. Но мы это держим в секрете. Малыш  еще  ничего
не знает. Вот будет рад!
   - Не сомневаюсь в этом, Милан, - пробормотал Эллери  и  погрузился  в
сумрачное безмолвие, из которого его больше не смогла вывести  несносная
болтовня шофера.
   "Классный"  домик  Ричарда  Оуэна  оказался   огромной,   бестолковой
постройкой с множеством  фронтонов  и  других  архитектурных  излишеств:
раскрашенных камней и ярких ставен. Помещался он  поодаль  от  петляющей
дороги, по сторонам которой стояли статные деревья.
   Дом сиял огнями, парадная дверь была распахнута.
   - Ну вот и приехали, сэр! - бодро воскликнул  Милан  и,  выскочив  из
машины, широко распахнул дверцу. -  Скорее  на  крыльцо,  сэр,  чтоб  не
промокнуть!
   Эллери выбрался из машины  и  с  покорной  торопливостью  взбежал  на
крыльцо. Милан подхватил его саквояж и гулко затопал по ступенькам.
   - Двери настежь, все понятно! Не иначе, идет представление.
   - Представление? - выдохнул Эллери, ощутив приступ тошноты.
   - Входите, входите, мистер Куин. Сейчас я позову мистера Оуэна.  Они,
понимаете, репетируют. Так поздно, потому что пришлось ждать, пока уснет
Джонатан, при  нем  же  нельзя.  Но  он,  кажется,  уже  и  так  кое-что
заподозрил.
   - И в это я охотно верю, - пробормотал Эллери.
   "Черт бы побрал этого Джонатана и все его племя!"
   Он прошел в  маленькое  фойе,  ведущее  в  большую,  яркую  и  уютную
гостиную.
   "Значит, они ставят пьесу... Ну и ну!"
   - Не беспокойтесь, Милан, теперь я  управлюсь  сам  и  подожду,  пока
закончится репетиция. Кто я  такой,  чтобы  из-за  меня  останавливалось
колесо драмы?
   - Слушаю, сэр, - с  оттенком  разочарования  сказал  Милан.  Поставив
саквояж, он прикоснулся рукой к фуражке и исчез в темноте за дверями.
   Эллери брезгливо стянул с себя мокрую шляпу и сырой  плащ,  аккуратно
повесил их в фойе, запихнул саквояж в  угол  и  проследовал  в  гостиную
погреть руки у камина. Там он замер у огня, купаясь в тепле и  почти  не
воспринимая доносящихся из соседней комнаты звуков.  Между  тем  женский
голос произнес капризным детским тоном:
   - Нет, пожалуйста, продолжайте, я больше не перебью вас.  -  Эмми!  -
очнулся  Эллери,  сразу  заинтересовавшись   происходящим   в   соседнем
помещении.
   Он подошел  к  двери  и  прислонился  к  косяку.  Увиденное  поначалу
озадачило его. Большая, уставленная  книгами  комната,  судя  по  всему,
служила библиотекой.  Дальнюю  ее  часть  отделял  самодельный  занавес.
Занавес был открыт,  на  импровизированной  сцене  стоял  длинный  стол,
покрытый белой скатертью, на столе чашки, блюдца - все для чаепития.  Во
главе стола в кресле  сидела  Эмми  Уиллоуз,  похожая  в  своем  детском
фартучке на капризную  девочку;  каштановые  волосы  с  золотым  отливом
вольно струились по спине, на стройных открытых ногах, обтянутых  белыми
чулочками, были черные туфли на низком каблуке. Рядом с  ней  помещалось
не иначе как привидение - кроликообразное существо величиной с человека,
огромные уши торчком, невероятных размеров галстук  на  шерстистой  шее.
Существо издавало членораздельные звуки, при этом  его  рот  карикатурно
распахивался и захлопывался. Следующий персонаж с дружелюбной  мордочкой
грызуна двигался  медленно  и  сонно.  Позади  Сони  располагался  самый
примечательный из всего квартета персонаж: забавное создание с косматыми
бровями, в  викторианском  сюртуке,  галстуке  в  горошек  и  немыслимой
высокой матерчатой шляпе с нелепой  аппликацией.  Зрительская  аудитория
состояла из двух человек:  седой  пожилой  леди  с  подчеркнуто  сладким
выражением лица и очаровательной молодой женщины, полногрудой,  рыжей  и
зеленоглазой.
   Еще две головы торчали из соседней двери: за представлением наблюдала
прислуга.
   "Безумное чаепитие, - подумал Эллери, улыбнувшись. -Зная,  что  здесь
Эмми, я мог бы  это  предположить.  Много  же  чести  для  обыкновенного
девятилетнего негодника".
   - А еще они рисовали... всякую всячину... Все, что начинается на "М",
- сказала Мышь-Соня.
   - Почему на "М"? - спросила Алиса.
   - Почему бы и нет? - возразил Мартовский Заяц.
   Соня закрыла глаза и  задремала.  Но  тут  Шляпник  ее  ущипнул,  она
взвизгнула и проснулась.
   - ... начинается на "М", - продолжала она. - Они рисовали  мышеловки,
мальчишек, математику, множество, знаете, иногда говорят: какое  большое
множество... Ты когда-нибудь видела, как рисуют множество?
   - Не знаю, - начала Алиса, - может...
   - А не знаешь, так молчи, - оборвал ее Шляпник.
   Такой грубости Алиса стерпеть не могла.  Она  молча  встала  и  пошла
прочь, посвечивая белыми ногами. Соня тут же заснула, а Заяц  и  Шляпник
схватили ее за голову и попытались  засунуть  в  чайник.  Алиса  топнула
хорошенькой ножкой и закричала:
   - Больше я туда ни за что не пойду! В жизни не видела такой  дурацкой
компании!
   С этими словами она скрылась за занавесом, который  спустя  мгновение
сомкнулся, ею же и задернутый.
   -  Великолепно,  -  протянул   Эллери,   хлопая   в   ладоши.   Браво
зоологическим персонажам - госпоже Соне и Зайцу, не говоря о моем добром
друге Шляпнике.
   Шляпник сорвал с себя шляпу и, вытаращив  глаза,  побежал  через  всю
комнату к Эллери. Это был плотный мужчина  в  расцвете  лет  с  сильным,
добродушным, несколько ястребиным лицом.
   - Куин? Когда ты приехал? Черт меня побери, я начисто о  тебе  забыл.
Что тебя задержало?
   - Семейные проблемы. Милан меня  встретил.  Оуэн,  да  ведь  это  ваш
природный костюм, готов поклясться! Не понимаю, что могло заставить  вас
пойти на Уоллстрит. Вы рождены играть Шляпника.
   - Думаешь? - засмеялся польщенный Оуэн. - Мне всегда казалось, что  у
меня сценический дар. Поэтому, видимо, я и поддержал идею Эмми Уиллоуз с
постановкой "Алисы". Ну, познакомься со всей компанией.
   - Позвольте представить вам Эллери Куина, - обратился он к седовласой
леди. - Куин, это миссис Мэнсфилд, мать  Лауры.  Почтенная  леди  сладко
улыбнулась, но Эллери заметил, как остры ее глаза.
   - Миссис Гарднер, - продолжал Оуэн, подойдя к миловидной  рыжеволосой
женщине с зелеными глазами. - Хочешь верь, хочешь нет, но она  жена  вон
того волосатого Зайца. Хо-хо-хо!
   В смехе Оуэна было что-то животное. Эллери поклонился красавице:
   - Гарднер? Вы жена архитектора Пола Гарднера?
   - Виновен! - глухим голосом отозвался Мартовский Заяц и стянул с себя
маску. Под ней оказалось худое лицо с  сияющими  глазами.  -  Как  дела,
Куин? Не видел вас с тех пор, как свидетельствовал в пользу вашего  отца
в суде по делу об убийстве Шульца.
   Они обменялись рукопожатием.
   - Вот это сюрприз, - сказал Эллери. - Как приятно.
   Миссис Гарднер, ваш муж - умнейший  человек.  Своим  профессиональным
свидетельством он обвел защиту вокруг пальца.
   - О, я всегда говорила,  что  Пол  -  гений,  -  рыжеволосая  женщина
улыбнулась. Голос ее оказался неожиданно грубым. -Но он  мне  не  верит.
Считает, что я - единственная, кто не способен его оценить.
   - Ну, Кэролайн, - со смехом запротестовал Гарднер, однако  огоньки  в
его глазах погасли, и по известной только ему причине он  бросил  взгляд
на Оуэна.
   - Разумеется, ты не забыл Лауру, - гудел между тем хозяин дома,  таща
Эллери за руку. - Это Соня. Симпатичная мышка, а?
   Всего  на  мгновение  лицо  миссис  Мэнсфилд  потеряло  свое  сладкое
выражение, всего лишь на короткое мгновение.  Как  отреагировала  на  то
Соня,  осталось  скрытым  под  мохнатой  маской.   Сняв   маску,   Лаура
улыбнулась. Это была маленькая, бледная женщина  с  усталыми  глазами  и
слегка обвислыми щеками.
   - А это, - продолжал Оуэн с гордостью  селекционера,  представляющего
призовую  корову,  -  единственная   и   неповторимая   Эмми.   Дорогая,
познакомься с мистером Куином. Этот парень просто напичкан криминальными
историями, я тебе о нем рассказывал.
   - Вы нас видите, мистер Куин, в качестве исполнителей ролей. Надеюсь,
вы здесь не по делу. Если это не так, мы немедленно переоденемся,  и  вы
приступите  к  своим  обязанностям.  У   меня,   например,   чрезвычайно
преступное сознание. Если меня приговорить за все преступления,  которые
я мысленно совершала, мне бы не хватило и девяти жизней Чеширского Кота.
   - Этот костюм вам к лицу, - сказал Эллери,  избегая  смотреть  на  ее
ноги, - идет вам, право же, лучше быть не может. По-моему, в роли  Алисы
вы мне понравитесь больше всего.
   Из Эмми действительно получилась  очаровательная  Алиса  полумальчик,
полудевочка, стройная, соблазнительная.
   - Мод! - заорал Оуэн. - Коктейль  мистеру  Куину!  И  принесите,  чем
разбавить.
   Одна из голов, торчавших в двери, испуганно скрылась.
   - У нас генеральная репетиция  к  завтрашнему  дню  рождения  Джонни.
Приглашены все дети по соседству. Блестящая идея принадлежит  Эмми,  она
же и привезла  из  театра  костюмы.  Кстати,  наш  театр  закрывается  в
субботу. Истек срок контракта с "Одеоном", так что сейчас мы -  бродячая
труппа. Лишь со среды играем в Бостоне.
   У служанки Мод оказались очень стройные ножки. Поставив перед  Эллери
коктейль, она удалилась. Гость медленно приступил к напитку, стараясь не
выказать отвращения.
   - Как жаль прерывать все это, - сказал Пол Гарднер,  освобождаясь  от
костюма, - но нам с Кэролайн еще предстоит  немалое  путешествие.  Да  и
дорога, думаю, сплошное месиво. - Очень жаль, - вежливо ответил  Эллери,
отставляя едва пригубленный бокал.
   - Ничего не желаю слышать, - вступила Лаура Оуэн.
   Накладной шерстистый животик Сони делал ее толстенькой и бесполой.  -
Ехать домой в такую бурю, Кэролайн! Вы с Полом должны остаться.
   - Всего четыре мили, Лаура, - неуверенно пробормотала миссис Гарднер.
   - Глупо, Кэролайн! В такую погоду четыре мили стоят сорока, - загудел
Оуэн.  Его  щеки,  освобожденные  от  грима,  оказались,  на  удивление,
бледными. - Все! Решено! У нас тут столько комнат, что мы не знаем,  что
с ними делать. Не мне об этом рассказывать Полу - ведь это он планировал
дом. - Вот одно из неудобств близкого знакомства с архитекторами, их  не
обманешь насчет количества свободных комнат.  -  Эмми  Уиллоуз  упала  в
кресло, подобрав под себя длинные ноги.
   - Не обращайте внимания на Эмми, - улыбнулся Оуэн. - Ей  больше  идут
роли скверных девчонок с ужасными манерами. Ну,  вот  и  прекрасно.  Как
насчет еще одного глоточка, Пол?
   - Нет, спасибо.
   - А вы, Кэролайн? Не откажетесь? Вы светлое пятно в этой ночи!
   Эллери с неудовольствием отметил, что хозяин дома безнадежно пьян.
   - Мне бы очень хотелось, Дик, - Кэролайн  подняла  на  Оуэна  зеленые
глаза; она и он жадно уставились друг на  друга.  Миссис  Оуэн  поспешно
улыбнулась и отошла, путаясь в своем неудобном  костюме.  Затем  так  же
неожиданно  спохватилась  миссис  Мэнсфилд.   Улыбнувшись   всем   своей
неизменно ласковой улыбкой, она проворковала медоточивым голосом:
   - Надеюсь, все извинят  меня.  Это  был  нелегкий  день  для  старого
человека... Лаура, дорогая, - она  подошла  к  дочери  и  поцеловала  ее
морщинистый лоб.
   Все вежливо забормотали об отдыхе, в том числе и Эллери,  у  которого
от всего увиденного начинала  раскалываться  голова.  Больше  всего  ему
хотелось оказаться где-нибудь подальше от этого места и в постели.
   Эллери дернулся и со стоном очнулся. Был час  ночи.  Поворочавшись  в
кровати, он почувствовал себя совершенно несчастным.  Отчаянные  попытки
уснуть ничего не дали. Шум дождя за окном не успокаивал. Наконец он сел.
На ночном  столике  громко  тикали  наручные  часы.  Светящиеся  стрелки
показывали пять минут третьего. Куин снова упал на кровать  и,  скрестив
за головой руки, уставился в темноту. Матрас был упруг и  мягок,  как  и
положено матрасу  аристократа,  но  усталое  тело  не  находило  на  нем
отдохновения. Дом был неплох, однако лишен уюта. Хозяйка  заботлива,  но
откровенно  чем-то  удручена.  Хозяин  обладает   разрушительной   силой
урагана... Гости... Джонатан,  сопящий  в  своей  кровати...  Эллери  ни
секунды не сомневался, что Джонатан  сопит  во  сне.  В  два  пятнадцать
Эллери махнул на сон рукой. Встал, включил свет, надел халат и  тапочки.
В том, что в комнате почитать нечего, он  убедился,  еще  когда  ложился
спать.  Потрясающее  гостеприимство!  Вздохнув,  он  подошел  к   двери,
приоткрыл ее и выглянул. Внизу в холле слабо светился  ночник.  Тихо.  И
вдруг  его  охватило  чувство  робости.  Куину  откровенно  не  хотелось
покидать комнату. Обозвав себя впечатлительным дураком, Эллери спустился
в холл. Обычно он не позволял нервам разгуливаться. И сейчас  отнес  все
на счет усталости и бессонницы.
   "Я провел хороший вечер с хорошими людьми, - он  показался  сам  себе
человеком, слащаво лепечущим про хорошую собачку перед  исходящим  пеной
псом. - А эта женщина с зелеными, как море,  глазами?  Зеленые  лодки  в
зеленом море. Или они зеленые, как горох? "Здесь очень много  места",  -
сказала бы Алиса. А от улыбки миссис Мэнсфилд мороз подирает по коже..."
   Проклиная разгулявшееся воображение, Эллери  спустился  по  устланной
ковром лестнице в гостиную. Там царила кромешная тьма. Эллери  попытался
сообразить, где выключатель. Запнувшись о порог, он лишь тихо выругался.
Библиотека должна быть наискосок от лестницы, сразу за  камином.  Эллери
Куин таращился в темноту, пытаясь определить, где  же  камин,  последние
угольки в котором давно догорели. Осторожно ступая, он наконец  добрался
до теплой стены у камина, а затем в нарушаемой  лишь  дождем  тишине  на
ощупь побрел в библиотеку. Его рука  натолкнулась  на  холодную  дверную
ручку. Он повернул ее с довольно громким звуком и открыл дверь.  К  тому
времени его глаза уже немного привыкли  к  темноте,  и  в  мутном  мраке
различались неясные контуры предметов.  Тем  не  менее  тьма  за  дверью
подействовала на него, как удар. Казалось, там тьма  кромешнее.  Он  уже
хотел переступить порог, когда понял, что это не библиотека. Как он  это
почувствовал, он не мог бы объяснить,  но  был  совершенно  уверен,  что
открыл не ту дверь. Должно быть, слишком отклонился вправо.
   Вперившись в абсолютную, беспросветную тьму, он вздохнул и так  же  с
шумом прикрыл дверь.
   Теперь он взял немного влево. Еще несколько футов...
   Вот она - следующая дверь. Вновь  прислушался  к  себе.  Нет,  все  в
порядке. Улыбнувшись, уверенно вошел, почти сразу  нащупал  выключатель.
Свет триумфально залил  библиотеку.  Занавес  был  задернут,  все  здесь
пребывало в том же беспорядке, какой оставался, когда хозяин уводил  его
наверх. Эллери подошел к стеллажам, просмотрел несколько полок,  немного
поколебался и наконец выбрал "Гекльберри  Финна"  хорошее  чтение  перед
сном. Затем выключил свет и отправился в обратный путь.
   Сунув книгу под мышку, он уже ступил на лестницу, когда вдруг услышал
шаги на верхней площадке.  Наверху  в  слабом  свете  бра  вырисовывался
силуэт человека.
   - Оуэн? - произнес неуверенный мужской голос.
   - Это Куин, - рассмеялся Эллери. - Тоже не спится, Гарднер?
   - Это ужасно,  не  могу  заснуть,  -  вздохнул  Гарднер.  Хочу  взять
почитать что-нибудь. Кэролайн спит в соседней комнате. Диву  даюсь,  как
она смогла уснуть! Сегодня в воздухе что-то такое...
   - Может, просто выпили лишнего? - спросил Эллери, поднимаясь. Гарднер
стоял в пижаме и халате, волосы растрепаны.
   - По правде говоря, я  вообще  не  пил.  Наверное,  из-за  проклятого
дождя. Он меня доконает.
   - Что-то в этом есть,  -  задумчиво  проговорил  Эллери...  -Если  не
спится, может, пойдем ко мне, покурим?
   - А я точно вам не... помешаю?
   - Помешаете? Глупости.  Единственное,  зачем  я  сюда  ходил,  -  это
книжка, чтобы хоть как-нибудь развлечься. Беседа, безусловно, лучше, чем
Гек Финн, хотя иногда и он здорово помогает. Пойдемте.
   В комнате Эллери достал сигареты, они уютно устроились  в  креслах  и
болтали, пока сквозь плотную завесу дождя за окном не  стал  пробиваться
серый рассвет. Когда  Гарднер,  зевая,  ушел,  Эллери  забылся  тяжелым,
нездоровым сном. В камере пыток  инквизиции  ему  вывернули  из  сустава
левую руку. Боль была почти приятна.
   Затем он пробудился. В свете дня над ним склонился Милан, его румяное
лицо и даже волосы выражали тревогу. Он изо всех сил  дергал  Эллери  за
руку.
   - Мистер Куин! Мистер Куин! Ради господа бога, проснитесь!
   Эллери резко поднялся:
   - В чем дело, Милан?
   - Мистер Оуэн, сэр! Он пропал!
   - Что вы имеете в виду, дружище?
   - Он исчез, мистер Куин. Мы нигде не можем его найти.
   Просто исчез. Что творится с миссис Оуэн...
   - Идите вниз, Милан, - сказал Эллери спокойно,  -  и  выпейте.  Пусть
миссис Оуэн ничего не предпринимает, пока я не спущусь. В дом никого  не
впускать, к телефону не подходить. Ясно?
   - Да, сэр, - ответил Милан и вывалился из комнаты.
   Эллери быстро оделся, привел себя в порядок, повязал галстук и сбежал
вниз.
   На  диване  в  измятом  неглиже  рыдала   Лаура.   Миссис   \Мэнсфилд
поглаживала дочь по плечу. Хозяин Джонатан  скалился  на  свою  бабушку,
Эмми Уиллоуз молча курила. У окна сидели бледные Гарднеры.
   - Мистер Куин, -  быстро  сказала  актриса,  -  Лаура  убеждена,  что
произошла  трагедия.  Попробуйте  убедить  ее,  что  все  это  игра   ее
воображения.
   - Не могу, - улыбнулся Эллери, - пока  не  узнаю  всех  фактов.  Оуэн
исчез? Как? Когда?
   - О, мистер Куин, -  Лаура  подняла  заплаканные  глаза.  -  Я  знаю,
случилось что-то ужасное. У  меня  было  предчувствие.  Помните,  вчера,
Ричард отвел вас в комнату?
   - Да.
   - Затем он вернулся и  сказал,  что  ему  надо  поработать.  Меня  он
отправил  спать.  Все  улеглись,  и  слуги  тоже.  Я  его  попросила  не
задерживаться и... Я была так измотана, что уснула мгновенно.
   - У вас общая спальня, миссис Оуэн?
   - Да, двуспальная кровать. Я проснулась полчаса назад.
   И увидела... - задрожав, она снова зарыдала. У  миссис  Мэнсфилд  был
беспомощный и в то же время злой вид.
   - Его сторона  кровати  была  нетронута.  Одежда,  которую  он  снял,
переодеваясь в Шляпника, осталась на стуле у кровати. Я была  потрясена,
побежала вниз, но нигде не нашла его...
   - Значит, - спросил Эллери заинтересованно, - вы полагаете, что он до
сих пор в костюме Шляпника? Вы просмотрели его гардероб? Чего-нибудь  не
хватает из обычной одежды?
   - Нет, нет! Все на месте. Он мертв, говорю вам, мертв!
   Я знаю.
   - Лаура, дорогая, ну пожалуйста, - сказала миссис Мэнсфилд натянутым,
дрожащим голосом.
   - О, мама, это так ужасно!
   -  Ну-ну,  -  сказал  Эллери.  -  Постарайтесь  взять  себя  в  руки.
Что-нибудь тревожило его? Может быть, деловые неприятности?
   - Нет, уверена, что нет. Только вчера он говорил, все идет как нельзя
лучше. Кроме того, он не из тех, кто волнуется о чем-либо.
   - Может быть, потеря памяти?  Не  было  ли  у  него  последнее  время
приступов?.. Возможно ли, что он, несмотря на свой костюм, отправился  в
офис?
   - Нет. Он никогда не выезжает по воскресеньям.
   Хозяин Джонатан запихнул кулачки в карманы пиджака:
   - Спорим, он опять пьяный! Хочет, чтобы мама поплакала.
   Не хочу, чтобы он возвращался.
   - Джонатан! - завопила миссис Мэнсфилд. - Сию же минуту отправляйся в
свою комнату, слышишь, мерзкий мальчишка! Сию же минуту!
   Больше никто не проронил ни слова. Миссис Оуэн продолжала рыдать, так
что Хозяину Джонатану, как он  ни  косился  и  ни  дул  губы  на  миссис
Мэнсфилд, пришлось топать наверх.
   - Где, - нахмурился Эллери, - вы в последний раз видели мужа,  миссис
Оуэн? В этой комнате?
   - У его кабинета, -  ответила  она  с  трудом.  -  Я  поднималась  по
лестнице, а он туда вошел. Я видела, как он вошел.
   Она показала на дверь справа от  библиотеки.  Эллери  вздрогнул:  это
была дверь в ту самую комнату, куда он чуть было  не  вломился  ночью  в
поисках книги.
   - Вы думаете... - начала Кэролайн Гарднер, но не договорила. Голос ее
был по-прежнему хриплым, губы пересохли, и вообще в утреннем  свете  она
казалась несколько поблекшей. Даже волосы не были такими рыжими, а глаза
такими зелеными.
   - Не встревай в это дело, Кэролайн! - резко оборвал ее муж. Глаза его
покраснели от недосыпания.
   - Ну-ну, - пробормотал Эллери. - Может быть, миссис Уиллоуз права,  и
мы из ничего раздуваем панику.  Надеюсь,  вы  меня  простите,  мне  надо
осмотреть кабинет.
   Эллери  вошел  в  комнату,  прикрыл  за  собой   дверь   и   постоял,
прислонившись к ней спиной. Это была небольшая комната, настолько узкая,
что даже казалась длинной. Мебели было  немного,  во  всем  чувствовался
порядок, суровость и полное отсутствие излишеств. Очевидно, это отражало
прямой и грубый характер Оуэна. Комната  сияла,  как  с  иголочки.  Сама
мысль о преступлении казалась  здесь  нелепой.  Эллери  долго  задумчиво
смотрел перед собой. Ничто не нарушало порядка,  во  всяком  случае,  на
первый взгляд. Затем он взглянул на противоположную стену:  на  миг  ему
стало страшно. Перед ним находилось большое зеркало; встроенное в стену,
оно занимало все ее пространство от пола до потолка. Неожиданный нюанс в
спартанской обстановке комнаты.
   В зеркале он прекрасно видел свою худощавую фигуру и дверь позади.  А
сверху...  Прямо   над   дверью   в   зеркале   отражались   современные
электрические часы. В  тусклом  сером  свете  циферблат  излучал  слабое
свечение. Эллери отошел  от  двери,  чтобы  получше  разглядеть  часы  -
обычные, хромированные, настенные, около фута в диаметре. Куин распахнул
дверь и поманил Милана, околачивающегося в гостиной.
   - Нет ли в доме складной лестницы?
   Милан притащил лестницу. Эллери взял ее и тут  же  запер  за  шофером
дверь. Взобравшись на перекладину повыше, он внимательно осмотрел  часы.
Электронная начинка скрыта, вилка в розетке. Часы шли и показывали -  он
сверился со своими наручными - точное время. Затем  он  руками  заслонил
часы от света. Цифры и стрелки, как он и предполагал,  покрытые  радием,
слабо светились. Эллери спустился, вернул Милану лестницу и  проследовал
в гостиную. Все смотрели на него с надеждой.
   - Ну, - слегка поежилась Эмми Уиллоуз, - справился ли  Великий  ум  с
загадкой? Только не говорите нам,  что  Дики  Оуэн  играет  в  гольф  на
лужайках Мидоубрука в костюме Шляпника.
   - Ну же, мистер Куин, - нетерпеливо спросила миссис Оуэн.
   Эллери погрузился в кресло и закурил.
   - Во всем этом есть нечто странное. Скажите, миссис Оуэн,  вы  купили
дом с обстановкой?
   - С обстановкой? - Миссис Оуэн была явно озадачена. О, нет. Мы купили
дом и привезли сюда все наши вещи.
   - Значит, часы над дверью в кабинете принадлежат вам?
   - Часы? - Все уставились на Эллери. - Ну конечно. При чем здесь...
   - Дело в том, что эти часы обладают свойством исчезать.
   Как Чеширский Кот, если придерживаться стиля Кэрролла...
   - Какое отношение могут иметь эти  часы  к  исчезновению  Ричарда?  -
резко вмешалась миссис Мэнсфилд.
   Эллери пожал плечами:
   - Не знаю. Но дело в том, что сегодня ночью, в третьем часу, я  искал
библиотеку, так как не мог уснуть и хотел почитать. В темноте сунулся  в
дверь кабинета, приняв ее за библиотечную. Я  открыл  дверь  и  заглянул
внутрь. Но ничего не увидел.
   - Вы и не могли ничего увидеть. - Миссис Гарднер  говорила  тихо,  но
грудь ее вздымалась. - Было темно.
   - В том-то и секрет, - промолвил Эллери. - Именно  потому,  что  было
темно, я и должен был кое-что увидеть.
   - Но... что?
   - Часы над дверью.
   - Вы вошли в кабинет? - нахмурилась  Эмми  Уиллоуз.  -  Я  что-то  не
понимаю. Часы ведь над дверью, правильно?
   - Прямо против двери в кабинете зеркало, - произнес Эллери задумчиво.
- И то, что я ничего не увидел в темноте, весьма  примечательно.  Потому
что стрелки и цифры на часах светятся. Следовательно, в кромешной тьме я
должен был отчетливо увидеть их отраженное свечение. Но я его не увидел.
Я не видел буквально ничего.
   Все замолчали, подавленные услышанным. Затем Гарднер пробормотал:
   - Я тоже не понимаю. Вы хотите сказать, что-то или  кто-то  находился
перед зеркалом, загораживая отражение часов?
   - Нет, нет. Часы над дверью. Это добрых семь футов от  пола.  Зеркало
же достигает потолка. В комнате нет мебели  выше  семи  футов,  поэтому,
полагаю, мы можем с уверенностью исключить возможность присутствия там в
тот час человека такого роста. Нет, Гарднер. Мне сдается, что,  когда  я
заглядывал в комнату, часов на месте не было.
   - Вы отдает себе отчет, молодой  человек,  в  том,  что  говорите?  -
неприязненно сказала миссис Мэнсфилд. - Я думала, что вас,  как  и  всех
нас, тревожит отсутствие моего зятя. Но каким образом, по-вашему,  часов
не оказалось на месте?
   Эллери прикрыл глаза.
   - Элементарно. Их просто убрали оттуда. Их не было над дверью,  когда
я заглядывал в кабинет. А когда я ушел, их вернули на место.
   - Но кому бы пришло в голову снимать часы со стены, мистер Куин?
   - Этот вопрос я и задаю себе. По правде говоря, ответа пока не  знаю.
- Он открыл глаза. - Между прочим, видел ли кто-нибудь шляпу Шляпника?
   Миссис Оуэн задрожала:
   - Нет, ее тоже нет на месте. - Вы искали ее?
   - Да, но, если вы не верите, можете...
   - Нет, нет. Верю вам на слово. У вашего мужа  были  враги?  -  Эллери
улыбнулся в сторону мисс Уиллоуз. - Это обязательный вопрос. Боюсь,  что
в техническом плане не смогу предложить ничего потрясающего.
   - Враги? Вряд ли, - затрепетала миссис Оуэн. - Ричард сильный, иногда
довольно  резкий  человек,  позволяющий  себе  презрительный  тон,   но,
полагаю, никто не может ненавидеть его настолько, чтобы убить.
   - Не говори таких вещей, Лаура, - резко сказала миссис Мэнсфилд. - Вы
все тут ведете себя как дети - вот что я вам  скажу.  А  все,  возможно,
объясняется очень просто.
   - Вполне может быть! - бодро заявил Эллери. - Все это из-за тягостной
погоды. Кстати, дождь кончился.
   Все тупо уставились в окно. Дождь  и  в  самом  деле  перестал,  небо
прояснялось.
   - Разумеется, - продолжал Эллери, - всякое возможно. Предположительно
- повторяю, предположительно, - миссис Оуэн, вашего мужа  похитили.  Ну,
ну, не стоит так пугаться. Это только мои догадки. Но тот факт,  что  он
исчез  в  театральном  костюме,  указывает  на   весьма   поспешный   и,
следовательно,  возможно,  насильственный   отъезд.   Вы   не   находили
каких-нибудь записок? В почтовом ящике? С утренней почтой?
   - Похищен... - слабо отозвалась миссис Оуэн.
   - Похищен, - выдохнула миссис Гарднер и прикусила губу.
   - Никаких записок, никакой почты, - отрезала миссис Мэнсфилд. - Лично
мне все это кажется смешным. Это твой дом, Лаура, но я  обязана...  Одно
из двух. Или относиться к этому серьезно и  вызвать  настоящую  полицию,
или вообще забыть обо всем. Скорее всего, Ричард опьянел, он ведь  вчера
вечером много пил; пьяный, он забрел куда-нибудь и сейчас отсыпается  на
природе, так что самое худшее, что ему грозит, это простуда.
   - Превосходная мысль, -  протянул  Эллери.  -  Все  правильно,  кроме
вызова полиции, миссис Мэнсфилд. Уверяю вас, я обладаю  вполне  надежной
квалификацией. Считайте, что полиция уже здесь. Предлагаю взять  себя  в
руки, отвлечься от неприятных предположений и просто подождать.  Если  к
темноте мистер Оуэн не вернется, мы  соберемся  и  обсудим,  что  делать
дальше. Согласны?
   - Звучит разумно, - рассеянно сказал Гарднер. -Позволительно  мне,  -
он улыбнулся и пожал плечами (ну и ситуация!), - позвонить в свой офис?
   - Господи, конечно.
   Неожиданно миссис Оуэн пискнула, вскочила и засеменила к лестнице.
   - День рождения Джонатана! Я совсем забыла! Приглашены  дети.  Что  я
скажу?
   - Полагаю, - голос Эллери был печален, - о дне рождения не может быть
и речи. Вам придется обзвонить всех приглашенных на безумное чаепитие  и
принести им извинения.
   С этими словами он поднялся и прошел в библиотеку.
   Несмотря на сияющее солнце и ясное небо, день  выдался  безрадостным.
Прошло утро, а новостей не поступило. Миссис  Мэнсфилд  буквально  силой
уложила дочь в постель, заставив принять люминал, и не отходила от  нее,
пока та не уснула. Затем старуха  села  за  телефон  и  стала  приносить
извинения по  поводу  внезапной  отмены  празднования  дня  рождения:  у
Джонатана, кажется, простуда.
   Извещенный об отмене праздника. Хозяин Джонатан поднял  такой  рев  и
продемонстрировал столь неожиданную ярость, что  у  Эллери,  возившегося
внизу в  библиотеке,  по  спине  побежали  мурашки.  Лишь  объединенными
усилиями миссис Мэнсфилд, Милана, горничной и  кухарки  кое-как  удалось
утихомирить отпрыска Оуэнов. Если бы не 5-долларовый  банкнот,  вряд  ли
удалось установить это чреватое всякими неожиданностями затишье.
   Эмми Уилдоуз прилежно читала. Гарднеры играли в бридж. Завтрак прошел
уныло. Все были немногословны, атмосфера в доме  становилась  все  более
напряженной.  Весь  день  его  обитатели  бесцельно,  как  неприкаянные,
бродили по комнатам. Даже Эмми не удавалось  скрыть  нервозность.  После
бесчисленных  сигарет  и  коктейлей  она  тоже  погрузилась  в   мрачное
молчание. Новостей по-прежнему не поступало. Телефон зазвонил только раз
- это оказался  лавочник,  возмущенный  отказом  от  мороженого.  Эллери
провел день в таинственных занятиях в библиотеке и кабинете  Оуэна.  Что
он там искал или делал, для остальных осталось загадкой. Примерно в пять
вечера он вышел из кабинета Оуэна с посеревшим лицом, глубокая  морщинка
пролегла  между  бровями.  Выйдя  на  крыльцо,   он   долго   размышлял,
прислонившись к колонне.
   Земля подсохла, солнце быстро уничтожило следы ливня.  В  дом  Эллери
вернулся  с  наступлением  сумерек.  Темнело,  как  бывает  в   сельской
местности, быстро. В округе, казалось все вымерло. В доме было спокойно,
его печальные обитатели  разбрелись  по  своим  комнатам.  Эллери  нашел
кресло и снова надолго погрузился в невеселые мысли. Но вот в  его  лице
произошла неуловимая перемена; он подошел к лестнице и  прислушался.  Ни
звука. На цыпочках он вернулся к  телефону  и  с  четверть  часа  тихим,
доверительным голосом говорил с Нью-Йорком. После чего поднялся к себе.
   Спустя час, когда все общество собралось на обед,  Эллери,  никем  не
замеченный, даже кухаркой, выбрался из дома через  черный  ход.  Там,  в
густой  тьме  на  задворках,  он  и  пробыл  некоторое  время,  а  затем
присоединился к обедающим.  Обед  подали  остывший  и  с  опозданием.  С
исчезновением Оуэна весь порядок  в  доме  был  нарушен.  Горничная  (та
самая, с хорошенькими ножками) принесла кофе только в половине девятого.
Спустя полчаса на  Эллери  напала  страшная  сонливость.  Все  сидели  в
гостиной, перебрасываясь  ничего  не  значащими  фразами.  Миссис  Оуэн,
бледная, молчаливая, с жадностью осушила чашечку кофе и  попросила  еще.
Миссис Мэнсфилд по-прежнему настаивала на вызове полиции.  Пожилая  леди
питала твердую веру в констеблей Лонг-Айленда. В некомпетентности Эллери
она не сомневалась, чего, впрочем, и не скрывала.
   У  Гарднера  был  обеспокоенный  вид,   но   он   с   демонстративной
независимостью бренчал на пианино. Эмми Уиллоуз, казалось, отрешилась от
всего  мира,  успокоилась  и  ничему  не  удивлялась.   Миссис   Гарднер
нервничала. Джонатан опять разорался у себя в комнате...
   И вдруг словно мягкое  снежное  покрывало  окутало  присутствовавших.
Все, как по команде, стали погружаться в сон. В комнате  было  тепло,  и
Эллери ощутил легкую испарину на лбу. Он  уже  почти  отключился,  когда
оглушенный мозг подал сигнал тревоги. Какое-то мгновенье детектив  делал
попытки встать, напрячь мускулы, но  ощутил,  как  его  тело,  наливаясь
свинцовой  тяжестью,  перестает  ему  повиноваться.   Последняя   мысль,
промелькнувшая в сознании, прежде чем комната закружилась перед глазами,
была о том, что их всех отравили.
   Неожиданная сонливость улетучилась так же быстро, как  и  навалилась.
Казалось даже, что никакого забытья не  было.  Перед  закрытыми  глазами
плясали искры, кто-то безжалостно колотил молоточками по вискам.  Эллери
с трудом открыл глаза. Комната была залита солнцем. Боже правый,  прошла
целая ночь!..
   Он поднялся, со  стоном  ощупал  голову.  Огляделся.  Обитатели  дома
лежали в самых разных позах. Все без исключения. Кто-то (раскалывающаяся
голова  с  трудом  воспринимала  происходящее),  кажется  Эмми  Уиллоуз,
пошевелился и вздохнул. Эллери нетвердым шагом направился к бару,  налил
крепкого,  отвратительного  на  вкус  виски.  Затем  деликатно  разбудил
актрису. Очнувшись, та уставилась на него больным, растерянным взглядом.
   - Что? Когда?..
   - Усыпили, - отрезал Эллери. - Всех. Попытайтесь их  разбудить,  мисс
Уиллоуз, а я гляну, как обстоят дела. Эллери нетвердым шагом  направился
в служебные помещения.
   В кухне горничная со стройными  ногами,  Милан  и  кухарка  спали  на
стульях  вокруг  стада.  Перед  ними  стояли  недопитые  чашки  с  кофе.
Вернувшись в гостиную, Куин кивнул мисс Уиллоуз, бившейся над  Гарднером
у пианино, и поднялся наверх. После недолгих поисков  он  нашел  спальню
Джонатана; мальчик спал глубоким, естественным сном. И сопел! Со  стоном
Эллери обследовал  прилегающий  к  спальне  туалет.  Затем  спустился  в
кабинет Оуэна. Оттуда вышел почти сразу, измученный, с  дикими  глазами.
Прихватив в фойе шляпу, он выбежал на улицу под теплые  лучи  солнца.  С
четверть часа обследовал задворки и прилегающий  к  дому  лес  -  жилище
Оуэна было окружено природой, на манер западного ранчо.
   Когда, хмурый и разочарованный, он вернулся в дом, все уже  пришли  в
себя, но стонали и охали, держась за головы,  как  перепуганные  дети  -
Куин, ради всего святого, что произошло? - воскликнул Гарднер.
   - Тот, кто это сделал, прибегнул к помощи  люминала,  сказал  Эллери,
срывая шляпу и морщась от головной боли. -Того  самого,  который  миссис
Мэнсфилд давала миссис Оуэн. Весь флакон пуст! Сильное снотворное.  Пока
оставайтесь здесь, а я проведу небольшое расследование  на  кухне.  Мне,
кажется, ясно, чьих это рук дело.
   Но по возвращении из кухни у него был менее оптимистический вид.
   - Не везет. Похоже, был момент, когда  госпоже  кухарке  понадобилась
ванная,  Милан  возился  с  машинами  в  гараже,  горничная  тоже   была
неизвестно где, но, по-моему, крутилась  перед  зеркалом.  В  результате
нашему другу представилась превосходная возможность  вылить  в  кофейник
весь флакон снотворного. Проклятье!
   - Я вызываю полицию! - истерически закричала миссис Мэнсфилд, пытаясь
подняться. - Нас просто поубивают в кроватях - вот что нас ждет!  Лаура,
я решительно настаиваю...
   - Ну, ну, миссис Мэнсфилд, - устало сказал Эллери, - к чему весь этот
героизм. Будет лучше, если  вы  успокоите  прислугу.  Готов  поклясться,
служанки уже собирают чемоданы.
   Миссис Мэнсфилд, закусив губу, кинулась  к  двери.  Спустя  мгновение
можно было слышать ее негодующий, напрочь лишенный приятности голос.
   - Но, Куин, - с нотками протеста заметил Гарднер, - мы  действительно
нуждаемся в защите.
   - Что бы я хотела понять своим слабым  умом,  -  прошептала  бледными
губами Эмми Уиллоуз, - так это одно: кто и зачем так  с  нами  поступил.
Флакон наверху... разве не ясно, что это один из нас?
   Миссис Гарднер слабо вскрикнула, миссис Оуэн рухнула в кресло.
   - Один из  нас,  -  шепотом  повторила  рыжеволосая  женщина.  Эллери
невесело  улыбнулся.  Но  улыбка  почти  сразу  сошла  с  его  лица,  он
насторожился и повернулся к фойе.
   - Что это? - резко спросил он.
   Все в ужасе повернулись к входной двери.
   - О господи, что еще? - выдохнула миссис Оуэн.
   - Мне послышался какой-то  звук.  -  Эллери  резко  распахнул  дверь.
Комнату залили лучи раннего солнца. Эллери спустился,  поднял  что-то  с
крыльца и огляделся. Покачав головой, вернулся в дом.
   - Посылка, - сказал он, нахмурясь.
   Все уставились на завернутый в коричневую бумагу сверток в его руках.
   - Посылка? - переспросила миссис Оуэн. Лицо ее просветлело.  -  Может
быть, от Ричарда?
   Но тут же она вновь потемнела и с ужасом пролепетала:
   - Или вы думаете...
   - Она адресована вам, миссис Оуэн, - медленно проговорил Эллери.
   На свертке не было ни марки,  ни  штемпеля,  надпись  была  выполнена
карандашом, корявыми печатными буквами.
   - Я позволю себе вскрыть пакет, миссис Оуэн.
   Разорвав  бечевку  и  развернув  грубо  сделанный   сверток,   Эллери
нахмурился  еще  больше,  ибо  в  посылке  находились  светло-коричневые
мужские туфли, весьма изношенные, со стоптанными каблуками  и  подошвами
внушительного размера. Глаза миссис Оуэн округлились, ноздри  задрожали,
как при обмороке.
   - Туфли Ричарда! - с трудом выдохнула она и повалилась в кресло.
   - В самом деле, - пробормотал Эллери. -  Как  интересно.  Но  не  те,
конечно, что были на нем в пятницу вечером. А вы уверены,  что  это  его
обувь, миссис Оуэн?
   - Его все-таки похитили! - Миссис Мэнсфилд била дрожь.
   - Нет ли там записки, к-крови?
   - Только туфли.  Теперь  я  сомневаюсь  в  версии  похищения,  миссис
Мэнсфилд. Это не те туфли, в которых  он  был  в  пятницу.  А  когда  вы
последний раз видели эти, миссис Оуэн? - Только вчера,  в  его  платяном
шкафу. О...
   - Ну вот! Вы видите? - бодро сказал Эллери. Наверняка их  утащили  из
шкафа, пока мы были без сознания. А  сейчас  демонстративно  возвращают.
Пока что особого вреда нет.
   - Очень странно,  -  удивленно  проговорила  мисс  Уиллоуз.  -Это  же
безумие, мистер Куин, не вижу в этом ни малейшего смысла.
   - Я тоже, в данный момент. Или это чья-то чудовищная  шутка,  или  за
всем этим скрывается дьявольски изощренный ум. Эллери снова надел  шляпу
и двинулся к выходу.
   - Куда вы? - задыхаясь, спросила миссис Гарднер.
   - О, просто прогуляться и поразмыслить на природе.
   Но учтите, эта  привилегия  распространяется  только  на  детективов.
Никому из дома ни шагу!
   Спустя час он вернулся, ничего не объясняя. К полудню  был  обнаружен
еще один пакет. Им оказался квадратный сверток, завернутый  в  такую  же
коричневую бумагу. Внутри была картонная коробка, а в ней  завернутые  в
оберточную бумагу два чудесных игрушечных кораблика, какие дети  пускают
летом по водоемам. Посылка была адресована мисс Уиллоуз.
   - Мне становится страшно. - Полные губы  миссис  Гарднер  дрожали.  -
Просто мурашки по коже!
   - Я бы еще поняла, будь это окровавленный кинжал или  что-то  в  этом
роде. Но кораблики! - Глаза мисс Уиллоуз  вдруг  сузились.  -  А  теперь
слушайте внимательно, дорогие мои! Я не трусливее других,  но  шутка  не
должна переходить границы, а это мне уже начинает надоедать!  Кто  стоит
за всем этим идиотством?
   - Шутка?! - вскричал бледный,  как  смерть,  Гарднер.  Это  дело  рук
сумасшедшего, говорю вам!
   - Ну, ну, -  негромко  произнес  Эллери,  разглядывая  светло-зеленые
кораблики. - Так мы ни к чему не придем. Миссис Оуэн, вы  прежде  видели
эти штучки?
   - Боже милосердный! - Миссис Оуэн была на грани  обморока.  -  Мистер
Куин... Я не... Но это... Это Джонатана!
   Эллери прищурился, затем быстро подошел к лестнице и крикнул:
   - Джонни! А ну-ка спускайся сюда, быстро!
   Хозяин Джонатан, не торопясь, спустился и недовольно спросил:
   - Чего вам?
   - Подойди сюда, сынок!
   Мальчик подошел, волоча ноги.
   - Когда ты видел эти кораблики последний раз?
   - Кораблики! - завопил Джонатан, оживившись. - Мои  кораблики!  Ну  и
дела! Мои кораблики. Вы их утащили!
   - Потише, потише, - вспыхнул Эллери. - Будь хорошим мальчиком.  Когда
ты видел их последний раз?
   - Вчера! В ящике для игрушек. Мои кораблики! прошипел Хозяин Джонатан
и кинулся наверх, прижимая кораблики к груди.
   - Украдены, - беспомощно сказал Эллери. - Черт возьми, мисс  Уиллоуз,
я начинаю  соглашаться  с  вами.  А  кстати,  кто  купил  Джонатану  эти
кораблики?
   - Отец, - заикаясь, вымолвила миссис Оуэн.
   - Черт подери! - второй раз за это  воскресенье  выругался  Эллери  и
разослал всех по дому смотреть, не пропало ли  что  еще.  Однако  больше
пропаж не обнаружили. Когда  все  вновь  собрались  в  гостиной,  Эллери
внимательно рассматривал маленький белый конверт.
   - Что еще? - испуганно спросил Гарднер.
   - Был засунут под дверь, - задумчиво отозвался Эллери.
   Конверт,  представлявший  собой   роскошный   образец   писчебумажных
изделий, с обратной стороны был опечатан голубым сургучом. Уже  знакомый
корявый почерк адресовал его миссис Мэнсфилд. Почтенная леди  рухнула  в
ближайшее кресло. Казалось, она лишилась дара речи, сидела, прижав  руки
к груди.
   - Ну, - хрипло сказала миссис Гарднер, - вскройте его.
   Эллери разорвал конверт и нахмурился.
   - В чем дело? - растерянно пробормотал он. - Внутри ничего нет!
   Гарднер отвернулся, грызя пальцы и бессвязно говоря сам с собой.
   Миссис Гарднер потрясла головой,  словно  боксер  после  пропущенного
удара, и в который уже раз за этот день  двинулась  к  бару.  Лицо  Эмми
Уиллоуз почернело, как грозовая ночь.
   - А знаете, - почти спокойно сказала  миссис  Оуэн,  -  этот  конверт
принадлежит моей матери.
   Воцарилось молчание.
   - Как говорила Алиса, становится все страннее и страннее.
   - Эллери задумался. - Мне необходимо  привести  все  это  в  систему.
Туфли - загадка. Кораблики можно рассматривать как  подарок;  вчера  был
день рождения Джонатана, кораблики его... Глупая  шутка?  -  Он  покачал
головой. - Не проходит.
   А теперь пустой конверт. Может быть,  важен  сам  конверт?  Но  он  -
собственность миссис Мэнсфилд. Что  остается?  Ну,  конечно,  сургуч!  -
Эллери внимательно осмотрел сургучную нашлепку без оттиска.
   - Это, - снова  неестественно  спокойным  голосом  произнесла  миссис
Оуэн, - кажется, наш сургуч, из библиотеки.
   Эллери  бросился  в  библиотеку,  за  ним  устремилась  взволнованная
компания. Миссис Оуэн  подошла  к  библиотечному  шкафчику  и  выдвинула
верхний ящик.
   - Он находился здесь? - быстро спросил Эллери.
   - Да. - Голос несчастной женщины прерывался от волнения.
   - В пятницу я им пользовалась, когда писала письмо. О боже!..
   Ящик был пуст.
   В то время пока они, потрясенные, тупо глядели на  ящик,  в  передней
раздался звонок.
   На сей раз прислали рыночную корзину. Она мирно стояла на крыльце,  а
в ней уютно курчавились две  зеленые  головки  капусты.  Эллери  кликнул
Гарднера и Милана и кинулся вниз.  Они  обшарили  все  кусты  и  заросли
вокруг  дома,  но  ничего  не  нашли.  Ни  следа  звонившего,  ни   тени
привидения, осчастливившего всех своим очередным подарком. Как будто это
и в самом деле был дух, материализующийся лишь  на  короткое  мгновенье,
необходимое для того, чтобы нажать на кнопку звонка.
   Женщины забились  в  угол,  бледные,  трепещущие  от  страха.  Миссис
Мэнсфилд, захлебываясь эмоциями, звонила в полицию.  Эллери  хотел  было
воспротивиться этому, но только пожал плечами, закусил губу и  склонился
над корзиной. На ее ручке белел  клочок  бумаги.  Тем  же  карандашом  и
почерком корзина была адресована мистеру Полу Гарднеру.
   - Похоже, на сей раз выбрали вас, старина, - произнес Эллери.
   Гарднер уставился на корзину, не веря своим глазам:
   - Капуста!
   - Простите, - оборвал его Эллери и быстро вышел. Вернувшись, он пожал
плечами: - Капуста, как сказала кухарка, из овощехранилища.
   Между тем миссис Мэнсфилд продолжала сводить с ума дежурного офицера.
Видно было, что происходящее ее допекло.  К  концу  разговора  она  была
красной, как морковь.
   -  Довольно  с  нас  этого  идиотизма,  Куин,  -  прохрипела  она  и,
истерически захохотав, упала в кресло. -  Я  знала,  Лаура,  ты  делаешь
самую большую ошибку в жизни, выходя за эту скотину! - Старая леди снова
зашлась в приступе сумасшедшего смеха.
   Через  пятнадцать  минут,  сопровождаемые   ревом   сирены,   прибыли
представители закона. Олицетворял закон плотный  краснолицый  человек  в
форме констебля, его сопровождал молодой долговязый полицейский.
   - Ногтон, - коротко представился констебль. - Что за чертовщина у вас
тут происходит?
   - Здравствуйте, Ногтон. Я - Куин, сын инспектора Куина с  Центральной
улицы.
   - О! - Ногтон строго повернулся  к  миссис  Мэнсфилд.  Почему  вы  не
сказали,  что  здесь  мистер  Куин?  Вам  следовало  бы  знать,   миссис
Мэнсфилд...
   - Меня тошнит от вас всех! - завизжала старуха.  Дурость,  дурость  и
дурость с самого начала этого дурацкого уик-энда.  Вначале  эта  ужасная
актриса в короткой юбке - с ее-то ногами и бедрами, потом этот... эта...
   Ногтон потер подбородок:
   - Отойдемте в сторонку, мистер Куин, чтобы  поговорить  толком.  Что,
черт побери, здесь все-таки происходит?  Вздохнув,  Эллери  приступил  к
рассказу. По мере того как  он  говорил,  лицо  полицейского  наливалось
краской. Наконец он не выдержал:
   - Вы что, серьезно?  Мне  все  это  кажется  бредом.  Оуэн  спятил  и
откалывает свои шуточки. Этого нельзя принимать всерьез!
   - Боюсь, что мы должны... - начал Эллери.  -  Но  что  это?!  Клянусь
небом, еще одно послание от нашего неугомонного привидения!  -  С  этими
словами он бросился к двери.
   Стоящий ближе к выходу, Ногтон рванул дверь, и всех  обдало  пылью  с
улицы. На пороге лежало пятое по счету послание.  Полицейские  бросились
на улицу разыскивать невидимку. Эллери нетерпеливо поднял сверток.
   Все тем же почерком пакет был адресован миссис Гарднер.
   Внутри находились две шахматные фигуры - черный и белый короли.
   - Кто играет в шахматы в этом доме? - спросил Эллери.
   - Ричард! - взвизгнула миссис Оуэн. - О господи, я схожу с ума...
   Расследование  показало,  что  из  шахматной  коробки  Ричарда  Оуэна
исчезли две фигуры. Вернулись запыхавшиеся офицеры местной  полиции.  Их
поиски ни к чему не привели. Эллери молча изучал шахматные фигуры.
   - Ну? - набычился Ногтон.
   - Хорошо, - спокойно произнес Эллери. - У меня есть блестящая версия,
Ногтон. Послушайте.
   Он отвел Ногтона в  сторону  и  начал  что-то  говорить  ему  быстрым
шепотом. Остальные топтались поодаль, изнывая от волнения.  Никто  более
не стремился показать,  что  владеет  собой.  На  фоне  ужасных  событий
сумрачно маячила фигура Ричарда Оуэна. Наконец полицейский прищурился  и
кивнул.
   - Вы все, - скомандовал  он,  обращаясь  к  собравшимся,  пройдите  в
библиотеку.
   Все остолбенели.
   - Повторяю. Все до единого. Хватит валять дурака.
   - Но, Ногтон, - ошарашенно произнесла миссис Мэнсфилд, уж не  думаете
ли вы, что кто-то из нас посылал эти вещи? Мистер Куин  подтвердит  вам,
мы все время были у него на виду.
   - Делайте, что я сказал, миссис Мэнсфилд! - рявкнул офицер.
   Озадаченные люди потянулись в библиотеку. Второй полицейский привел в
библиотеку Милана, кухарку и горничную и тоже остался там. Куин и Ногтон
вышли.
   Все молчали, не глядя друг на друга. Потекли минуты. Прошло  полчаса,
час.  В  соседней  гостиной  царило  гробовое  молчание.  Люди  невольно
напрягали слух.
   В половине восьмого дверь распахнулась. В комнату заглянули Эллери  и
констебль.
   - Всем выйти, - приказал Ногтон. - Быстрее, быстрее!
   - Выйти, - прошептала миссис Оуэн. - Но куда? Где Ричард?
   Полицейский вывел всех из библиотеки. Эллери вошел в  кабинет  Оуэна,
включил свет и отступил от двери.
   - Попрошу, всех войти сюда и сесть, - сказал он глухо.
   Лицо его было напряжено, и вообще во всем его облике сквозила сильная
усталость. Не сразу все повиновались.  Полицейский  принес  из  гостиной
недостающие стулья. Ногтон задернул  шторы.  Второй  полицейский  закрыл
дверь и встал у нее.
   Бесстрастным голосом Эллери произнес:
   - В своем роде  это  один  из  самых  замечательных  случаев  в  моей
практике. С любой точки зрения, дело необычно. По-моему,  мисс  Уиллоуз,
сбывается ваше желание. Помните, в  пятницу  вечером  вы  говорили,  что
хотели бы стать свидетельницей  расследования  уголовного  преступления,
изощренного и гениального до безумия.
   - Уголов... - губы миссис Гарднер задрожали. - Вы  хотите  сказать...
что совершено преступление?
   - Именно, - резко подтвердил Ногтон.
   - Да, - мягко сказал Эллери. - Было совершено преступление. И  должен
сказать,  к  моему  чрезвычайному  прискорбию,  миссис  Оуэн,  -  тяжкое
преступление.
   - Ричард мертв? - прошептала хозяйка дома.
   - Мне очень жаль, - ответил Куин.
   Наступило молчание.
   Миссис Оуэн не зарыдала. Казалось, она выплакала все слезы.
   - Вообще-то дело выглядит фантастично.  -  Эллери  прервал  тягостное
молчание.  -   Ну,   слушайте.   Вся   соль   в   часах.   В   часах   -
которых-не-было-на-месте-там-где-онидолжны-были-быть.                  В
часах-невидимках. Помните, я говорил, что если я не увидел их  отражения
в зеркале, значит, их не было на месте? То была обоснованная версия.  Но
не единственная.
   -  Ричард  мертв?  -  повторила  миссис  Оуэн  слабым,  прерывающимся
голосом.
   - Мистер Гарднер, - быстро продолжал Эллери,  предположил,  что  часы
могли быть на месте, но  что-то  или  кто-то  закрывал  зеркало.  Я  уже
объяснял вам, почему это невозможно. Однако, - Эллери внезапно подошел к
высокому зеркалу, - существует еще одно объяснение, почему я  не  увидел
отражения светящегося циферблата. Вот оно: когда я по ошибке открыл  эту
дверь и уставился в темноту, часы были на месте, а вот зеркала не было!
   - Но ведь это тоже невозможно, мистер  Куин!  -  Голос  мисс  Уиллоуз
дрожал от волнения.
   - Ничто не глупо, дорогая моя, пока ничего не доказано.
   Я спросил себя: как могло случиться,  что  зеркала  не  оказалось  на
месте? А что, если оно  представляет  собой  часть  стены,  если  оно  -
встроенная панель в современной комнате?
   Догадка блеснула в  глазах  мисс  Уиллоуз.  Миссис  Мэнсфилд  сидела,
уставясь перед собой, скрестив на животе руки. Миссис Оуэн  смотрела  на
Эллери застывшими глазами, казалось, она не видит и не слышит.
   - Затем,  -  вздохнул  Эллери,  -  эти  загадочные  посылки,  которые
сыпались на нас весь день. Конечно, вы, как и я, догадались, что  кто-то
отчаянно пытается подсказать нам ключ к разгадке преступления.
   - Подсказать ключ... - начал Гарднер, нахмурившись.
   - Именно. А теперь, миссис Оуэн,  -  голос  Эллери  мягко  журчал,  -
первая посылка была адресована вам. Что в ней было?
   Миссис Оуэн тупо уставилась на него. Миссис Мэнсфилд  встряхнула  ее,
как ребенка. Хозяйка дома вздохнула и слабо улыбнулась. Эллери  повторил
вопрос. Тогда женщина ответила, почти радостно:
   - Спортивные туфли Ричарда.
   - Одним словом - туфли. Мисс Уиллоуз, - продолжал детектив  (несмотря
на самообладание, актрисе стало не по себе), - вам был адресован  второй
пакет. Что в нем было?
   - Игрушечные кораблики Джонатана.
   - И снова, одним словом - корабли.
   - Миссис Мэнсфилд, третий пакет был вам. Что именно в нем было?
   - Ну,  конверт,  -  раздраженно  сказала  миссис  Мэнсфилд.  Дурацкий
конверт, пустой, запечатанный сургучом.
   - И снова, одним словом - сургуч, - протянул Эллери. Теперь  Гарднер.
Вам пришла поистине необычная посылка. Что это было?
   - Капуста, - попытался улыбнуться Гарднер.
   - Два кочана капусты,  дружище,  их  было  два.  И,  наконец,  миссис
Гарднер, что получили вы?
   - Две шахматные фигуры, - прошептала женщина.
   - Нет, нет. Не просто две фигуры, миссис Гарднер, - двух  королей!  -
Глаза Эллери засверкали.  -  Иными  словами,  нас  бомбили  подарками  в
следующем порядке:
   Вначале туфли, корабли, Сургуч, капуста, короли!
   Воцарилось напряженное молчание. Затем мисс Эмми Уиллоуз выдохнула:
   - Морж и Плотник! "Алиса в Стране чудес"!
   - Мне стыдно за вас, мисс Уиллоуз. Где именно  произносит  свою  речь
Тру-ля-ля в дилогии Кэрролла? Казалось, все черты Эмми засветились: -  В
"Зазеркалье"!
   - В "Зазеркалье", - повторил Эллери. -  А  какой  подзаголовок  имеет
"Зазеркалье"?
   Полным священного ужаса голосом Эмми ответила:
   - "И что там увидела Алиса".
   - У вас превосходная память на тексты, мисс Уиллоуз.  Таким  образом,
нам  подсказывали,  что  надо  пройти  сквозь  зеркало  и,  естественно,
посмотреть, что же там, по ту сторону, связано с  исчезновением  мистера
Оуэна. Фантастично, не так  ли?  -  Эллери  наклонился  вперед  и  резко
сказал:  -  Позвольте,  однако,  вернуться  к   первоначальной   цепочке
рассуждений. Согласно одной  из  версий  я  не  увидел  отражения  часов
потому, что на месте не  было  зеркала.  Но  стена-то  по  крайней  мере
неподвижна, следовательно, подвижным должно быть зеркало. Каким образом?
Вчера я два часа потратил на поиски этого секрета.
   Все в ужасе воззрились на высокое, вставленное в стену  зеркало.  Оно
мерцало в ответ, отражая свет лампочек.
   - А когда мне удалось разгадать секрет, то я и заглянул за зеркало. И
что, по-вашему, я - неосторожная Алиса, там увидел?
   Ответом было молчание.
   Эллери неторопливо подошел к зеркалу, встал  на  цыпочки,  на  что-то
нажал, и произошла странная вещь: зеркало  выдвинулось  вперед,  как  на
шарнирах. Он просунул пальцы в образовавшуюся щель  и  потянул.  Зеркало
повернулось наподобие двери, открыв ход  в  маленький,  узкий  чуланчик.
Женщины вскрикнули в один голос и закрыли лица руками.
   Окостеневшая  фигура  Шляпника-Оуэна  таращилась  на  них  из  чулана
страшным, мертвым, остекленевшим взглядом.
   Пол Гарднер вскочил на ноги, задыхаясь, рванул воротник: -  О-О-Оуэн!
- Ему не хватало дыхания. - НЕ МОЖЕТ этого быть! Я же с-сам закопал  его
под камнем в лесу, за домом!
   О боже!
   Он улыбнулся дикой улыбкой и замертво рухнул на пол.
   Эллери вздохнул:
   - Отлично, Де Верр.
   Шляпник зашевелился и сразу же перестал походить на Ричарда Оуэна.
   - Можете вылезать. Мастерски сыграно, но роль, согласитесь, несколько
статична. Главное, трюк сработал, как я и предполагал. Так работают  мои
люди, Ногтон. А теперь можете допросить миссис Гарднер. Полагаю, она  не
станет отрицать, что была любовницей Оуэна. Гарднер об этом узнал и убил
его. Осторожно, ей тоже плохо!
   - Чего я не могу  понять,  -  после  долгого  молчания  сказала  Эмми
Уиллоуз, сидя рядом с Куином в ночном  поезде  на  Пенсильванию,  -  так
это... Впрочем, я многого не поняла.
   - Все было довольно просто, - устало ответил Эллери, глядя в  темноту
за окном.
   - Кто это - Де Верр?
   - А, Де Верр! Мой знакомый "по прежним делам. Актер.
   Играет характерные роли. Вряд ли вы о нем слышали. Видите  ли,  когда
дедукция подвела меня к зеркалу и я догадался, как его открыть,  я  ведь
нашел там труп Оуэна в костюме Шляпника. Она вздрогнула:
   - Для меня это слишком реалистичная драма. Почему вы сразу об этом не
рассказали?
   - И что тогда? Против убийцы не было и тени доказательств, мне  нужно
было время, чтобы продумать способ, как заставить его выдать себя. Я  не
стал трогать тело.
   - Уж не хотите ли вы сказать, что все это время сидели там  и  знали,
что убийца - Гарднер? - с откровенным недоверием спросила Эмми.
   - Конечно, - Эллери пожал плечами.  -  Оуэны  прожили  в  доме  около
месяца. Секрет чуланчика настолько хорошо запрятан, что, не зная  о  его
существовании,  его  невозможно  обнаружить.  В  пятницу  вечером   Оуэн
обронил, что дом проектировал Гарднер. Я вспомнил об этом. Кому, как  не
архитектору, знать о секретном чуланчике? С какой  целью  он  задумал  и
сделал эту потайную комнатушку,  теперь  нетрудно  догадаться.  Так  что
совершить это мог только Гарднер, понимаете?
   Он задумчиво посмотрел на пыльный потолок вагона.
   - Я довольно легко восстановил все преступление. В пятницу, когда все
улеглись, Гарднер спустился к Оуэну, чтобы выяснить отношения между  ним
и своей женой, этой похотливой  девкой  Кэролайн.  Между  ними  возникла
ссора, и архитектор убил Оуэна. Первым порывом  Гарднера  было  спрятать
тело. Вытащить его из дома в пятницу ночью  он  не  мог  из-за  сильного
дождя, он бы весь вымазался в грязи. Вот тут-то  и  пригодился  потайной
чуланчик за зеркалом. Туда он и засунул труп, чтобы спокойно подготовить
место захоронения,  когда  земля  подсохнет.  Так  вот,  когда  я  ночью
открывал дверь в кабинет, Гарднер как раз  запихивал  тело  в  чуланчик,
поэтому-то часы и не отражались в  зеркале.  Потом,  когда  я  прошел  в
библиотеку, он закончил свое мерзкое дело и  метнулся  наверх.  Я  вышел
довольно быстро, и он решил сыграть в наглую,  даже  сделал  вид,  будто
принял меня за Оуэна. Во всяком случае, это он усыпил нас всех в субботу
вечером, чтобы без помех вынести тело и закопать его. Вернувшись,  он  и
сам принял снотворное, чтобы все выглядело естественно.
   Мне удалось созвониться с Де Верром, проинструктировать его, что надо
сделать. Тот раздобыл где-то костюм Шляпника, достал в театре фотографию
Оуэна и приехал. Пока  человек  Ногтона  держал  вас  в  библиотеке,  мы
устраивали его в  чуланчике.  Я  хотел  накалить  обстановку,  заставить
убийцу проговориться, сломать его  морально.  Мне  нужно  было  добиться
одного - чтобы он выдал место захоронения. И мой план сработал.
   Актриса скосила  на  Эллери  глаза.  Детектив  вздохнул,  старательно
отводя взгляд от ее стройных ног, вытянутых к противоположному сиденью.
   - Но самое непонятное, - она попыталась нахмуриться, эти дьявольские,
фантастические посылки. Кто все-таки их отправитель, скажите, ради бога!
   Эллери долго не отвечал, потом сказал сонным, едва слышным из-за шума
дождя и стука колес голосом:
   - Вообще-то вы.
   - Я? - От изумления у нее широко открылся рот.
   - Да, в некотором  смысле.  -  Эллери  прикрыл  глаза.  Ваша  идея  -
поставить "Безумное чаепитие" из "Алисы" на радость  Хозяину  Джонатану.
Царивший накануне убийства дух преподобного Доджсона спровоцировал  цепь
фантазий и в моей голове.
   Просто открыть чулан и объявить, что здесь лежал труп Оуэна,  -  даже
заставить Де Верра изобразить мертвого Оуэна было недостаточно. Гарднера
надо было озадачить, дать ему понять, пусть не сразу, куда ведут посылки
с подтекстом. Его надо было помучить. Мне не  составило  большого  труда
созвониться с моим  отцом  -  инспектором,  он  прислал  мне  на  помощь
сержанта Вели. Я тайком передавал ему взятые из  дома  вещи;  оставалось
лишь упаковать их, ну, и все  остальное.  Актриса  резко  выпрямилась  и
сердито посмотрела  на  Куина.  -  Это  что  же,  так  принято  в  ваших
детективных кругах?
   Он сонно улыбнулся:
   - Ничего другого не придумаешь.  Драма,  мисс  Уиллоуз,  есть  драма.
Попытайтесь  понять.  Убийцу  надо  было  окружить  непонятными  вещами,
смутить, если хотите, окончательно задурить ему голову, а потом  нанести
нокаутирующий  удар,  чтобы  сокрушить  его...  Без  лишней   скромности
признаюсь, с моей стороны это было дьявольски тонко задумано.
   Эмми наградила собеседника долгим взглядом. При этом ее  мальчишеская
фигурка так грациозно изогнулась, что Эллери услышал биение собственного
сердца.
   - Что вас, - спросил он шутливо, - заставляет смотреть на  меня  так,
дорогая? Разве не все в порядке? Как вы себя чувствуете?
   - Как сказала бы Алиса, - нежно ответила девушка, слегка наклоняясь в
его сторону, - все страннее и страннее. 12
 
 
1 
 
 



ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС 
 
Агата КРИСТИ 
Перевод с английского А. Шарова 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   Рауль Добрюль перешел по мосту через Сену, насвистывая себе под  нос.
Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом
и тонкими темными усиками. Вскоре он добрался до  Кардоне  и  свернул  к
двери дома под номером  17.  Консьержка  высунулась  из  своего  логова,
сердито  обронив  "доброе  утро",  и  Рауль  ответил  ей  жизнерадостным
приветствием. Затем он поднялся по лестнице на  третий  этаж.  Стоя  под
дверью  в  ожидании  ответа  на  свой  звонок,  он  еще  раз  просвистел
полюбившуюся мелодию. Нынче утром  Рауль  Добрюль  пребывал  в  особенно
приподнятом настроении.
   Дверь открыла пожилая француженка.  Ее  испещренное  сеточкой  морщин
лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.
   - Доброе утро, месье!
   - С добрым утром, Элиза, - поздоровался Рауль,  входя  в  переднюю  и
стягивая перчатки. - Госпожа ждет меня, не правда ли? - бросил он  через
плечо.
   - О, да, разумеется, месье, - Элиза прикрыла дверь  и  повернулась  к
гостю. - Если месье пройдет в малую гостиную,  госпожа  через  несколько
минут выйдет к нему. Она прилегла.
   - Ей нехорошо? - Рауль поднял глаза.
   - "Нехорошо"?! -  Элиза  негодующе  фыркнула.  Она  распахнула  перед
Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка  вошла  следом
за ним. - "Нехорошо"? - повторила она. - Как  же  она,  бедняжка,  может
чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда  не  годится,  это
противоестественно! Разве такое предназначение уготовил  нам  милостивый
Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: все это - общение с лукавым!
   Рауль успокаивающе похлопал ее по плечу.
   - Полноте, Элиза, - увещевающим тоном проговорил он. - Не заводитесь.
Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всем, чего  не  в  силах
постичь умом.
   - Ладно уж, - Элиза с сомнением покачала головой. -  Что  бы  там  ни
говорил месье, а не по нутру мне все это. Взгляните на госпожу! День ото
дня она все больше бледнеет и худеет. А эти ее головные  боли!  -  Элиза
взмахнула руками, - Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи - поди ж ты!
Все добрые духи  давно  уже  пребывают  на  небесах,  а  остальные  -  в
преисподней!
   - Ваш взгляд на загробную жизнь прост  до  безмятежности,  -  заметил
Рауль, опускаясь на стул.
   - Я добрая католичка, месье, только и  всего.  -  Женщина  расправила
плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись
за ручку, Элиза остановилась. - Месье, -  с  мольбой  обратилась  она  к
Раулю, - ведь все это прекратится после вашей свадьбы?
   Рауль слабо улыбнулся в ответ.
   - Вы - славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей  хозяйке.
Не опасайтесь: после того, как госпожа  станет  моей  женой,  всем  этим
"спиритическим делишкам", как вы их называете,  придет  конец.  У  мадам
Добрюль не будет никаких сеансов. Элиза просияла.
   - Честное слово?
   Ее собеседник кивнул с серьезным видом.
   - Да, - отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к  ней,  -
да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным  даром,  которым  вольна
пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла  свою  роль!
Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням,
а по часам. Самое трудное и  мучительное  в  жизни  медиума  -  страшное
нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка - лучший медиум  в
Париже, если не во всей Франции. К  Симонэ  стремятся  попасть  люди  со
всего света, ибо  знают,  что  с  ней  можно  не  опасаться  ни  ловкого
надувательства, ни шарлатанства.
   - "Надувательства"! - презрительно процедила Элиза. - Еще чего! Мадам
не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!
   - Она - сущий ангел! - пылко воскликнул молодой  француз.  И  я..,  я
сделаю все, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье.  Вы  мне
верите?
   Элиза  расправила  плечи  и  заговорила  просто,   но   с   некоторым
достоинством:
   - Я служу у госпожи не первый год,  месье,  и  не  кривя  душой  могу
сказать, что люблю ее. Если б я не верила, что вы обожаете ее,  как  она
того достойна, я бы разорвала вас в клочья!
   - Браво, Элиза! - Рауль рассмеялся. - Вы - настоящий друг  и,  должно
быть, одобрите мое решение настоять, чтобы  ваша  хозяйка  бросила  всех
этих духов и прочий спиритизм.
   Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но
ее лицо почему-то сохранило мрачно-серьезное выражение,  и  это  удивило
Рауля.
   - А что, если... - нерешительно молвила Элиза, - что, если духи так и
не оставят ее, месье?
   - О! Что вы хотите этим сказать? - Рауль вытаращил на нее глаза.
   - Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и  не  отвяжутся  от
нее? - повторила служанка.
   - Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю.  -  В
голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. - Какой дурак в них  поверит!
И все-таки...
   - Так-так.
   - Мне трудно объяснить вам это, месье.  Понимаете,  я..,  мне  всегда
казалось, что эти медиумы,  как  они  себя  величают,  -  просто  хитрые
прохиндеи, которые надувают несчастных,  лишившихся  своих  близких.  Но
госпожа совсем не такая. Госпожа  хорошая.  Она  честная  и...  -  Элиза
понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: - Ведь
все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно  этого  я  боюсь.
Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и
всемилостивейшему  Господу   нашему.   И   кому-то   придется   за   это
расплачиваться.
   Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.
   - Успокойтесь, милая Элиза, - с улыбкой сказал он. - У меня есть  для
вас добрая весть: сегодня - последний сеанс. С завтрашнего дня их больше
не будет.
   - Выходит, один сеанс  назначен  на  сегодня?  -  В  вопросе  пожилой
женщины сквозила подозрительность.
   - Последний, Элиза, последний.
   - Госпожа не готова, ей нездоровится... - Элиза  сокрушенно  покачала
головой.
   Договорить ей  не  удалось:  распахнулась  дверь,  и  вошла  высокая,
красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало  лик
мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько
вышла, оставив их одних.
   - Симонэ! - Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся  целовать
их.
   Женщина нежно произнесла его имя:
   - Рауль, милый!
   Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом  пытливо  вгляделся  в  лицо
хозяйки.
   - Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла.  Уж  не
захворала ли ты, любовь моя?
   - Нет.., не захворала. - Она замялась. Рауль подвел ее  к  кушетке  и
усадил рядом с собой. - Тогда в чем дело?
   Девушка-медиум тускло улыбнулась.
   - Ты будешь думать, что все это глупости, - пробормотала она.
   - Я? Буду думать, что это глупости? Никогда! Симонэ высвободила руки,
замерла  и  минуту-другую  молча  смотрела  на   ковер.   Потом   глухой
скороговоркой проговорила:
   - Я боюсь, Рауль.
   Он молча ждал  продолжения,  но  девушка  безмолвствовала.  Тогда  он
ободряюще сказал:
   - Ну, и чего же ты боишься?
   - Просто боюсь... Боюсь, и все.  Он  изумленно  взглянул  на  нее,  и
девушка поспешила ответить на этот его взгляд:
   - Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую  себя  именно  так.  Боюсь,
просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет
мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.
   Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.
   - Нельзя поддаваться смятению, милая, - сказал он. - Я  знаю,  в  чем
тут дело, Симонэ. Это все  напряжение,  нервное  напряжение,  в  котором
живет медиум. Все, что тебе нужно, - это отдых, отдых и покой.
   - Да, Рауль, ты прав. - Она благодарно взглянула на него. - Все,  что
мне нужно, - это отдых и покой.
   Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.
   - И счастье, - шепнул Рауль ей на ухо. Он  крепче  обнял  Симонэ;  та
глубоко вздохнула, не открывая глаз.
   - Да, -  пробормотала  она,  -  да...  Когда  ты  обнимаешь  меня,  я
испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь  медиума.
Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомек, каково это!
   Он  почувствовал,  как  напряглось  ее  тело.  Глаза   Симонэ   вновь
раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.
   - Человек сидит в темной комнате  и  чего-то  ждет.  А  тьма  пугает,
Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно  отдается
ей, чтобы затеряться в ее  глубинах.  Он  ничего  не  знает,  ничего  не
чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото
сна, медленное, мучительное возвращение. И  оно  так  изнурительно,  так
изматывающе!
   - Я знаю, - промямлил Рауль, - я знаю.
   - Так изнурительно...  -  шепотом  повторила  Симонэ,  и  тело  ее  в
изнеможении обмякло.
   - Но ты великолепна, Симонэ. - Он взял ее за руки, стараясь  ободрить
и заразить своим воодушевлением. - Ты  неповторима.  Величайший  медиум,
какого только видел свет.
   Она слабо улыбнулась и покачала головой.
   - Да уж поверь! - стоял на своем Рауль. Он  вытащил  из  кармана  два
письма. - Видишь, это от профессора Роше и от доктора Женера  из  Нанси.
Оба умоляют тебя не отказывать  им  и  в  дальнейших  услугах,  хотя  бы
иногда.
   - Нет! - вскричала Симонэ, вдруг резко поднимаясь на  ноги.  -  Я  не
смогу, не смогу! С этим должно быть покончено, ты мне обещал, Рауль!
   Молодой человек в изумлении смотрел на Симонэ. Та повернулась к  нему
и дрожала, словно загнанный зверек. Он встал и взял ее за руку.
   - Да, конечно, - сказал он, - с этим будет покончено, ясное  дело.  Я
упомянул об этих двух письмах единственно  потому,  что  горжусь  тобой,
Симонэ.
   Она метнула не него косой настороженный взгляд.
   - А  не  потому,  что  когда-нибудь  снова  захочешь  заставить  меня
работать?
   - Нет, что ты! - горячо заверил ее Рауль.  -  Разве  что  тебе  самой
захочется помочь старым друзьям.
   - Нет, никогда. - Голос ее зазвучал взволнованно. - Это  небезопасно.
Поверь мне, я чувствую. Опасность очень большая.
   Она сжала ладонями виски, постояла немного, потом подошла к окну.
   - Обещай, что мне больше  никогда  не  придется  заниматься  этим,  -
попросила она чуть более спокойным тоном.
   Рауль подошел и обнял ее за плечи.
   - Милая, - с нежностью проговорил он, -  даю  слово,  что  начиная  с
завтрашнего дня ты больше никогда не будешь этим заниматься.
   Он почувствовал, как она вдруг вздрогнула.
   - Сегодня... - прошептала Симонэ. - Да, я  совсем  забыла  про  мадам
Икс.
   - Она может прийти с минуты на минуту. - Рауль взглянул  на  часы.  -
Но, быть может, Симонэ... Если тебе нездоровится...
   Симонэ почти не слушала его, думая о своем.
   - Она странная женщина, Рауль, очень странная.  В  ее  присутствии  я
испытываю какое-то отвращение и едва ли не ужас.
   - Симонэ!  -  Голос  его  звучал  укоризненно,  и  девушка  сразу  же
почувствовала это.
   - Да, Рауль, я знаю: ты - истый француз, и мать для тебя  -  святыня.
Бесчеловечно  с  моей  стороны  испытывать  такие  чувства  к   женщине,
потерявшей родное дитя и так убивающейся по умершей малютке. Но.., я  не
могу этого объяснить.., она.., она такая огромная и черная... А ее руки?
Ты обращал внимание  на  ее  руки,  Рауль?  Громадные,  сильные  ручищи,
сильные, как у мужчины. О!
   Она поежилась и закрыла глаза. Рауль снял руку с ее плеча и заговорил
почти холодно:
   - Я и впрямь не понимаю тебя, Симонэ. Ведь ты - женщина  и  наверняка
испытываешь сочувствие к другой женщине матери, лишившейся единственного
ребенка.
   - О, тебе этого не понять, друг мой! - Симонэ  раздраженно  взмахнула
рукой. - Тут невозможно ничем помочь. В тот миг, когда я впервые увидела
ее, я почувствовала.., страх! - Девушка резким движением простерла руку.
- Ты помнишь, как долго я не соглашалась проводить  с  ней  сеансы.  Она
принесет мне несчастье, я предчувствую это. Рауль пожал плечами.
   -  Между  тем  на  деле,  как  оказалось,  она  принесла  тебе  нечто
совершенно противоположное, - сухо заметил он. - Все сеансы проходили  с
несомненным успехом. Дух маленькой  Амелии  начал  повиноваться  тебе  с
первого же раза, а материализация была просто поразительной.  Жаль,  что
профессора Роше не было на последнем сеансе.
   - "Материализация"... - упавшим голосом  повторила  Симонэ.  -  Скажи
мне, Рауль, это и правда такое чудо? Ты же знаешь, что я  и  понятия  не
имею о происходящем, пока пребываю в трансе.
   - На первых  сеансах  контур  детской  фигурки  был  окутан  какой-то
дымкой, -  с  воодушевлением  пустился  в  объяснения  Рауль.  -  Но  на
последнем... Да?
   - Симонэ, - вкрадчиво сказал Рауль, - на последнем сеансе это был уже
настоящий, живой ребенок,  из  плоти  и  крови.  Я  даже  дотронулся  до
девочки, но, увидев, что  прикосновение  причиняет  тебе  боль,  помешал
мадам Икс тоже сделать это. Я боялся, что она потеряет  самообладание  и
нанесет тебе увечье.
   Симонэ опять отвернулась к окну.
   - Когда я очнулась, то почувствовала страшную усталость, - прошептала
она. -  Рауль,  ты  уверен..,  ты  действительно  уверен,  что  все  это
безвредно? Ты знаешь, что думает  старая  Элиза.  Она  полагает,  что  я
якшаюсь с дьяволом! - Девушка рассмеялась, но как-то уж очень робко.
   - Тебе известно мое мнение, - мрачно  и  серьезно  ответил  Рауль.  -
Общение с неведомым всегда таит в себе  опасность,  но  это  благородное
дело, поскольку оно служит науке. В мире  всегда  были  мученики  науки,
первооткрыватели, дорого заплатившие за то, чтобы другие могли пойти  по
их стопам. Вот уже десять лет ты работаешь ради науки,  работаешь  ценой
ужасного  нервного  напряжения.  Но  теперь   твоя   роль   сыграна.   С
сегодняшнего дня ты вольна заниматься только собой и наслаждаться  своим
счастьем.
   Симонэ благодарно улыбнулась ему. К ней вновь вернулось  спокойствие.
Девушка бросила взгляд на часы.
   - Что-то мадам Икс запаздывает. Может, она и вовсе не придет?
   - Придет, я думаю. Твои часы немного спешат, Симонэ.
   Она  прошлась  по  комнате,  переставляя  с  места  на  место  разные
безделушки.
   - Любопытно, кто она такая, эта мадам Икс, - размышляла она вслух.  -
Откуда она родом, кто ее друзья и родные? Странно, что мы о  ней  ничего
не знаем.
   - Большинство людей по  возможности  стараются  сохранить  инкогнито,
обращаясь  к  медиуму.  -   Рауль   пожал   плечами.   -   Это   простая
предосторожность.
   - Вероятно, - равнодушно  согласилась  Симонэ.  Маленькая  фарфоровая
вазочка,  которую  она  держала  в  руках,  выскользнула  из  пальцев  и
разлетелась на черепки, ударившись об изразцовую каминную полку.
   - Вот видишь! - Симонэ резко повернулась к Раулю. - Я не в  себе.  Ты
не сочтешь меня трусихой, если я скажу мадам Икс, что не смогу  работать
сегодня?
   Под его удивленным взглядом она залилась краской.
   - Ты обещала, Симонэ... - осторожно начал он.
   - Я не могу, Рауль. - Она оперлась о стену. - Я не могу работать.
   И  вновь  его  исполненный  нежной  укоризны   взгляд   заставил   ее
вздрогнуть.
   - Я не думаю о деньгах, Симонэ, хотя ты должна понимать,  что  сумма,
предложенная  этой  женщиной  за  последний   сеанс,   огромна,   просто
колоссальна.
   - На свете есть вещи важнее денег, - оборвала его девушка.  В  голосе
ее зазвучал вызов. - Разумеется, есть, - охотно согласился  Рауль.  -  Я
как раз об  этом  и  говорю.  Ну  подумай  сама:  эта  женщина  -  мать,
потерявшая  своего  единственного   ребенка.   Если   ты   здорова,   но
капризничаешь, то можешь отказать богатой даме в прихоти. Но  можешь  ли
ты отказать матери, которая хочет в  последний  раз  взглянуть  на  свое
дитя?
   Симонэ простерла руки исполненным отчаяния жестом.
   - Твои слова мучительны, но ты прав, - прошептала она. - Я сделаю то,
что ты хочешь. Но теперь я поняла, чего  я  боюсь.  Меня  страшит  слово
"мать".
   - Симонэ!
   - Существуют некие первобытные, изначальные силы, Рауль.  Цивилизация
подавила большинство из них, но материнство неизменно и  неистребимо  от
сотворения мира. Это  чувство  в  равной  мере  присуще  и  животным,  и
человеческим существам. Нет на свете ничего похожего на любовь матери  к
своему детенышу. Эта любовь не считается ни с законами, ни  с  жалостью;
она не ведает страха и беспощадно сметает  все  на  своем  пути.  -  Она
умолкла, чтобы перевести дух, потом повернулась к Раулю, и  по  лицу  ее
скользнула  мимолетная  обезоруживающая  улыбка.  -  Я  сегодня   говорю
какие-то глупости, Рауль. Я и сама это знаю.
   - Приляг ненадолго, - он взял ее за руку, - отдохни до ее прихода.
   - Хорошо... - Она снова улыбнулась ему и вышла из комнаты.
   Рауль некоторое время стоял в  глубоком  раздумье,  потом  подошел  к
двери, пересек тесный холл и вошел  к  комнату,  примыкавшую  к  нему  с
противоположной стороны. Это была гостиная, очень похожая на ту, которую
он только что покинул, но в одной из ее стен была ниша, в которой стояло
массивное  кресло.  Ниша  была  скрыта   тяжелыми   черными   бархатными
портьерами. Элиза занималась приготовлениями  к  сеансу.  Она  поставила
рядом с нишей два стула и маленький круглый столик,  на  котором  лежали
бубен, рожок, карандаши и бумага.
   - "Последний раз"! - злорадно твердила Элиза. - О, месье, как бы  мне
хотелось, чтобы с этим  было  покончено.  Пронзительно  звякнул  дверной
звонок. - Это она, жандарм в женском  обличье,  -  продолжала  почтенная
служанка. - И чего бы ей не сходить в  церковь  смиренно  помолиться  за
упокой души малышки и поставить свечку Богоматери?  Разве  Всевышний  не
ведает, где наше благо?
   - Откройте, звонят! - повелительным тоном сказал Рауль.
   Служанка косо взглянула не него, но повиновалась. Не прошло и минуты,
как она ввела в комнату посетительницу.
   - Я сообщу хозяйке о вашем приходе, мадам. Рауль сделал  шаг  вперед,
чтобы приветствовать мадам Икс. "...Огромная и черная..."  -  всплыли  в
его памяти слова Симонэ. Посетительница была крупной женщиной, а  черное
траурное одеяние делало ее фигуру еще более грузной.
   - Боюсь, я немного запоздала, месье, - пробасила она.
   - Всего на несколько минут, - с  улыбкой  отвечал  Рауль.  -  Госпожа
Симонэ  прилегла.  Простите,  но   вынужден   сообщить   вам,   что   ей
нездоровится: перенервничала и переутомилась.
   Ладонь  посетительницы,  протянутая   для   рукопожатия,   неожиданно
сжалась, будто тиски.
   - Но она проведет сеанс? - требовательно спросила мадам Икс.
   - О да, мадам.
   Посетительница облегченно вздохнула и опустилась  на  стул,  отбросив
одну из окутывавших ее черных накидок.
   - О, месье, вы не в состоянии представить себе то ощущение чуда и  ту
радость, которые приносят мне эти сеансы!  -  затараторила  она.  -  Моя
малютка! Моя  Амелия!  Видеть  ее,  слышать  ее.  -  Даже,  быть  может,
протянуть руку и дотронуться до нее! Да, да! А почему бы и нет!
   - Мадам Икс... Как бы вам объяснить? - поспешно  и  твердо  заговорил
Рауль. - Вы ни в коем случае не должны ничего  предпринимать  иначе  как
под  моим  непосредственным  руководством.  В  противном  случае   может
возникнуть серьезная опасность.
   - Опасность для меня?
   - Нет, мадам, для медиума. Вы должны понимать, что происходящее здесь
имеет   определенное   научное    толкование.    Постараюсь    объяснить
подоходчивее, не прибегая к специальной  терминологии.  Для  того  чтобы
явить себя, духу необходимо  воспользоваться  материальной  субстанцией,
веществом медиума. Вы видели пар, истекающий из  уст  медиума?  В  конце
концов он сгущается и создает подобие телесной оболочки умершего. Как мы
считаем, эта видимая плазма в действительности представляет собой  самое
существо медиума.  Когда-нибудь  мы,  надеюсь,  докажем  это,  тщательно
взвесив медиума и взяв различные пробы. Но этому  очень  мешают  болевые
ощущения  и  опасность,  которой  подвергается  медиум,  так  или  иначе
общающийся  с  привидениями.  При  слишком  поспешной   и   неосторожной
материализации медиум может даже умереть.
   Мадам Икс внимательнейшим образом слушала его.
   -  Это  очень  любопытно,  месье.  Скажите,  а   может   ли   техника
материализации духа достигнуть таких высот,  что  станет  возможным  его
отделение от источника - медиума?
   - Это совершенно фантастическое предположение, мадам.
   - Но так ли уж это невозможно в свете известных нам фактов? -  стояла
на своем посетительница.
   - Пока это совершенно невозможно.
   - А в будущем?
   Появление Симонэ избавило его от  необходимости  отвечать.  Она  была
бледна и казалась слабой, но ей явно удалось полностью  прийти  в  себя.
Она обменялась рукопожатием с мадам Икс, но Рауль заметил,  что  ее  при
этом охватил трепет.
   - Известие о вашем неважном самочувствии  огорчило  меня,  -  сказала
посетительница.
   - Пустое! - резковато ответила Симонэ. - Что же, начнем? - Она  вошла
в нишу и уселась в кресло. Внезапно Рауля охватил страх.
   - Ты еще не совсем окрепла! - воскликнул он. -  Лучше  отмени  сеанс.
Мадам Икс тебя поймет и не осудит.
   - Месье! - Возмущенная мадам Икс поднялась со стула.
   - Да, да, я убежден, что лучше было бы не проводить сеанс.
   - Но этот последний сеанс был обещан мне госпожой Симонэ!
   - Это так, - тихо подтвердила Симонэ. - И  я  готова  исполнить  свое
обещание. - Я настаиваю на этом.
   - Я не нарушу верности слову, - холодно произнесла Симонэ  и  ласково
добавила: -  В  конце  концов,  это  ведь  в  последний  раз,  Рауль.  В
последний, благодарение Богу!
   По ее знаку Рауль задернул тяжелые черные  портьеры,  закрывая  нишу,
опустил занавески на окнах, и комната погрузилась в полумрак. Он  жестом
пригласил  мадам  Икс  занять  один  из  стульев,  а  сам   приготовился
опуститься на другой. Мадам Икс, однако, заколебалась.
   - Простите, месье, но.., как вы понимаете, я всецело убеждена в вашей
честности и в честности мадемуазель Симонэ. В то  же  время,  чтобы  мое
свидетельство  имело  больший  вес,  я  осмелилась  принести  кое-что  с
собой... - С  этими  словами  она  извлекла  из  сумочки  клубок  тонкой
бечевки.
   - Мадам! - выпалил Рауль. - Это оскорбительно!
   - Просто мера предосторожности.
   - Повторяю: это оскорбительно!
   - Не понимаю вашего возмущения, месье, - холодно ответила мадам  Икс.
- Чего же вам опасаться, если сеансы проводятся без обмана?
   - Могу заверить  вас,  что  мне  нечего  опасаться,  мадам.  -  Рауль
презрительно усмехнулся. - Если угодно, можете связать меня по  рукам  и
ногам.
   Эта тирада не возымела ожидаемого  действия.  Мадам  Икс  невозмутимо
сказала:
   - Благодарю вас. - И двинулась к нему с мотком бечевки.
   - Нет, Рауль! Не давай ей сделать этого! - вдруг воскликнула  скрытая
портьерами Симонэ. Посетительница глумливо рассмеялась.
   - Мадемуазель боится, - довольно язвительно заметила она.
   - Да, я боюсь.
   - Подумай, что ты говоришь, Симонэ. - Рауль повысил  голос.  -  Мадам
Икс явно считает нас шарлатанами.
   - Мне нужна полная уверенность,  -  угрюмо  произнесла  мадам  Икс  и
начала  неторопливо,  тщательно,  крепко-накрепко  привязывать  Рауля  к
стулу.
   - Узлы у вас получились на славу,  мадам.  Поздравляю,  -  проговорил
Рауль, когда дело было сделано. - Теперь вы довольны?
   Мадам  Икс  не  ответила.  Она  покружила  по  комнате,   внимательно
осмотрела стенные панели, потом заперла ведущую в прихожую дверь,  взяла
себе ключ и вернулась на свое место.
   - Ну, - произнесла она ничего не выражающим тоном, - теперь я готова.
   Шли минуты. Дыхание Симонэ за портьерой становилось все тяжелее,  все
сдавленнее. Потом звук дыхания стих и послышались стоны. Опять  недолгая
тишина, вдруг прерванная звоном  бубна.  Рожок  подпрыгнул  на  столе  и
свалился на пол, послышался смех.  Кажется,  закрывавшие  нишу  портьеры
чуть раздвинулись, и в образовавшуюся щель стала заметна фигура  медиума
с опущенной на грудь головой. Мадам Икс внезапно ахнула. С  уст  медиума
сорвалась тонкая  струйка  пара.  Она  начала  сгущаться  и  приобретать
очертания маленькой детской фигурки.
   - Амелия, малышка моя! - севшим голосом выдавала мадам Икс.
   Облачко пара все сгущалось. Рауль  не  верил  своим  глазам:  никогда
прежде материализация не проходила так удачно. Перед ним стоял ребенок -
настоящий ребенок, из плоти и крови.
   - Мама! - послышался тонкий детский голосок.
   - Девочка моя! - вскричала мадам  Икс.  -  Девочка  моя!  Она  начала
подниматься со стула.
   - Осторожнее, мадам! - предостерег ее  Рауль.  Привидение  потихоньку
выходило из-за портьер. Это был  ребенок.  Перед  ними,  протянув  руки,
стояла девочка.
   - Мама!
   - О! - Мадам Икс привстала.
   - Мадам! - заволновался Рауль. - Медиум...
   - Я должна прикоснуться к ней! - сдавленно  выпалила  посетительница,
делая шаг вперед.
   - Ради Бога, мадам, не теряйте  голову!  -  Рауль  был  не  на  шутку
встревожен. - Немедленно сядьте на место!
   - Моя малютка! Я должна прикоснуться к ней!
   - Мадам, я настоятельно требую, чтобы вы сели! - Он отчаянно старался
освободиться от пут, но мадам Икс  потрудилась  на  совесть:  Рауль  был
беспомощен. Его охватило ужасное ощущение надвигающейся беды.  -  Именем
Господа Бога нашего, мадам, сядьте! - вскричал  Рауль.  -  Вы  забыли  о
медиуме!
   Мадам Икс не обращала  на  него  никакого  внимания.  Она  совершенно
преобразилась.  Лицо  ее  исказила  гримаса  нездорового   восторженного
экстаза; простертая рука коснулась стоявшего у портьеры ребенка.  Медиум
издала исполненный муки стон.
   - Господи! - неистовствовал Рауль. - Господи! Это ужасно! Медиум...
   -  Почему  я  должна  тревожиться  о  вашем  медиуме?  -  мадам   Икс
повернулась к нему и грубо расхохоталась. - Мне нужен мой ребенок!
   - Вы сошли с ума!
   - Повторяю - это мой ребенок! Мой! Плоть от плоти и  кровь  от  крови
моей! Моя малютка возвращается ко мне из царства смерти! Она вновь жива,
она дышит...
   Рауль открыл было рот, но нужные слова не шли ему на ум. Эта  женщина
была просто ужасна.  Страсти  настолько  захватили  ее,  что  она  стала
жестокой и беспощадной. Губы ребенка дрогнули, и слово "мама"  в  третий
раз эхом прошелестело по комнате.
   - Иди ко мне, моя  крошка!  -  воскликнула  мадам  Икс  и  порывистым
движением заключила ребенка в объятия.
   Из-за портьеры раздался полукрик-полустон, полный невыносимой боли.
   - Симонэ! - взывал Рауль. - Симонэ!
   Взор  его  помутился.  Он  только  успел  заметить,  как  перед   ним
промчалась мадам Икс. Распахнув дверь, она выбежала на лестницу.
   Крик за портьерой не стихал. Это  был  жуткий,  пронзительный  вопль,
какого Раулю еще никогда не доводилось слышать. Он оборвался, перейдя  в
какое-то страшное бульканье. Потом раздался глухой стук падающего тела.
   Рауль,  словно  безумец,  пытался  освободиться  от  спутывающей  его
веревки. Неистовым усилием он сумел сделать невозможное и разорвал узлы.
Едва веревка упала на  пол,  в  комнату  влетела  заплаканная,  кричащая
Элиза.
   - Госпожа! Госпожа...
   - Симонэ! - позвал Рауль.
   Они отбросили портьеры. Рауль отпрянул.
   - Господи! - прошептал он. - Кровь!.. Все залито кровью...
   - Ну вот, госпожа умерла, - послышался рядом срывающийся голос Элизы.
- Все кончено. Но почему, месье?  Скажите,  что  случилось?  Почему  она
стала вполовину меньше, чем была? Что здесь произошло?
   - Не знаю,  -  слабым,  измученным  голосом  ответил  Рауль  и  вдруг
сорвался на крик: - Не знаю! Но, наверное... Нет, я схожу с ума! Симонэ!
Симонэ! 2
 
 
1 
 
 

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт:

Комментарии (4)